— Что вы хотите вернуть?
Администратор даже не поднял головы. Он сидел за своей стойкой и выводил ручкой какие-то абсолютно непонятные буквы. У него было худощавое лицо, уставшие глаза, которые казались огромными из-за больших очков. Его макушка едва выглядывала из-за стойки.
— Э-э, рукопись, — ответил я.
— Давно утратили? — также безразлично спросил администратор.
— В классе восьмом. Сжег.
— Гм. Маловероятно, — пробурчал он себе под нос.
— Простите, что маловероятно? — поинтересовался я.
— Видите ли, в нашем бюро хранятся именно ценные материалы, — он наконец посмотрел на меня своими большими глазами, — которые есть смысл хранить и беречь, а также добывать таким трудом. Ваша… хм, с позволения сказать, рукопись была ценной?
— Для меня — да.
— Так почему же вы ее сожгли?
“Почему? Я писал и терял реальность. Меня затягивало туда, вглубь, и я боялся остаться там навсегда. А мне было всего пятнадцать”.
— Не знаю — ответил я.
— Ладно, вам придется заполнить бланк, — сказал большеглазый и протянул мне синий лист. — Ручку найдете на столике.
Я взял лист и направился к столику с диваном для посетителей, который находился справа от входа в бюро. Расположившись на уютном диванчике, я нашел обещанную ручку и положил перед собой лист.
Итак, пункт первый — ФИО. Я написал, стараясь аккуратно выводить буквы, а не так как обычно пишу в своих черновиках, что потом еле сам разбираю.
Следующие пункты: что, когда и как утратилось.
Звякнул колокольчик над входной дверью. Я отвлекся и поднял голову. Мимо меня к стойке протопал тучный мужчина. Именно что есть тучный: необъятный и хмурый, с густыми бровями и вытянутыми в прямую линию губами.
— Я хотел бы вернуть свою рукопись, — пробасил он, нависнув над большеглазым.
— Когда и как утратили? — привычным тоном спросил администратор.
— Вчера. Жена порвала и выкинула в окно.
— Так, так, так. Ценность, утраченная не автором! Такие в первую очередь к нам и попадают! — воскликнул большеглазый и мне даже показалось, что он подпрыгнул на месте. — Жене не понравилось произведение?
— Не понравилось, что начал писать, — с грустью ответил тучный.
— Ага. Заполните, пожалуйста, срочный бланк, а я пока схожу за вашей утратой. Думаю, за вчерашний день такая будет одна.
Большеглазый сунул тучному красный лист и скрылся за дверью, которая находилась за его спиной. Не было его всего пару минут. Он распахнул дверь с толстой помятой тетрадкой в руках, быстренько забрал заполненный лист и сунул тетрадь владельцу. Тучный, прижимая к груди рукопись, проплыл мимо меня и, звякнув колокольчиком, скрылся из виду.
Так, на чем я остановился? Ага.
“Есть ли вероятность, что вы снова утратите культурную ценность?” — гласил следующий пункт.
Вероятность то есть, но об этом писать не стоит.
Тут раздался телефонный звонок, и администратор поспешил ответить.
— Бюро утраченных культурных ценностей. Чем могу помочь? — в своей манере безразличия продекламировал он. Я навострил уши. — Да, если она была на каком – либо носителе… Как каком? Ноты или запись… Ну сотрудники розыска не могут же следить за вашей памятью… Нет… Извините, но ничем не могу вам помочь.
Большеглазый положил трубку и опять начал что-то выписывать. А я наконец прочитал пункт, на который глазел во время разговора. Он гласил: “Что вы собираетесь делать с культурной ценностью”. Тут предлагались варианты: “издать/выставить/озвучить”, “хранить” или “подарить другому автору”.
Снова звякнул колокольчик. На этот раз мимо меня прошел мужчина на длинных худых ногах как на ходулях и со смешной прической дракончиком. Через плечо у него висела огромная прямоугольная сумка, которая чуть тянула его в сторону. “Художник” — догадался я.
— Простите, вы можете мне п-помочь? — пропищал он.
— Слушаю, — донеслось из-за очков.
— Тут такое д-дело, — затараторил художник. — Я своему соседу очень д-давно обещал картину на день рождения. Но когда время приблизилось, у меня не осталось ни одного с-свободного холста и денег тоже не осталось. В-в общем, я нарисовал ему картину поверх другой и благополучно п-подарил. Но тут я вспомнил, что та картина, на которой я нарисовал, была обещана д-другому моему знакомому и… не могли бы вы мне ее вернуть!
— Нет, к сожалению — глухо ответил большеглазый.
— Как?! Почему?
— У нас хранятся только утраченные (!) ценности, а ваша картина просто зарисована. Вот если бы вы ее смыли перед тем как рисовать новую, то она бы попала к нам.
— Вот как, — художник поджал губу. — Беда.
— Сожалею, — безразлично бросил администратор и вновь углубился в свои дела.
Художник же не спешил уходить. Он немного помялся, а потом спросил:
— Скажите, а если, гм… повредится картина, которую я подарил, то какое и-изображение попадет в бюро?
— Оба. Это же две разные картины, просто нарисованы на одном холсте.
— Замечательно! То есть, спасибо.
Художник вновь прошелся на своих ходулях мимо меня и скрылся за звонкой дверью.
“Если подарок был сделан соседу снизу, то у кого-то сегодня будет потоп” — подумал я и тут же тряхнул головой — не о том я думаю.
Так, что там еще осталось. Да вроде бы всё.
Я поднялся и вновь подошел к большеглазому. Он выхватил у меня лист и углубился изучать его. Тут он подпрыгнул и поднял на меня свои, ставшими еще больше, глаза и воскликнул:
— Вы — Андрей Деминг?! Тот самый!
— Да, тот самый.
— Да я ваш поклонник! Ваша последняя книга — просто восторг!
— Польщен, — засмущался я. — Так что там с моей рукописью?
— Да, да, сейчас!
Большеглазый вскочил с места и поставил на стойку табличку “перерыв 15 минут”.
— Прошу за мной, — сказал радостно он и распахнул дверь, из которой вынес рукопись тучного.
Я последовал за ним. Дверь за моей спиной захлопнулась, и мы оказались в святая святых бюро. Здесь всё и хранилось. Вперед тянулся, образовавшиеся между стеллажами, коридор, которому, казалось, не было конца. Помещение было тускло освещено и в воздухе витала пыльная серость.
Большеглазый шел впереди и что-то радостно тараторил, но я его не слушал. Я рассматривал содержимое стеллажей. Вот полки с картинами: где-то они стоят рядами в красивых рамах, где-то, свернутые в тубусы, груздились друг на друге, а рядом с ними стопкой лежали альбомные листы. Дальше хранилась музыка: диски, бобины, пластинки и даже флешки были разбросаны по стеллажам, и было удивительно, что в таком бардаке еще что-то находят.
А вот и литература. Видимо, самый большой раздел. Стеллажи ломились от куч исписанных бумаг и коробок. Все эти рукописи были когда-то кем-то написаны, а после порваны, выкинуты или сожжены, и их никто и никогда не прочитает. Кроме наверно самих работников бюро.
Большеглазый свернул к одному из стеллажей и остановился. На полке перед ним красовалась картонная коробка с моим именем.
Я практически ничего не выкидываю, всегда стараюсь оставить, доделать или переделать. И что же там интересно хранится?
Я бросил взгляд на соседний стеллаж. На всех коробках было наклеено одно имя: Захар Дудиков.
— Этот парень много рукописей повыкидывал, — высказался я вслух.
Большеглазый, готовый уже нырнуть с головой в мою коробку, застыл на месте и бросил в мою сторону беглый взгляд.
— А! Это наша знаменитость!
— Серьезно? Никогда не слышал этого имени.
— Конечно не слышали. Всё, что он пишет, почти сразу выкидывается. Причем самим автором. А пишет он недурно! Всем бюро зачитываемся.
Странный тип. Это же надо так не ценить свой труд и потраченное время.
— Вам повезло, — окликнул меня администратор.
Он вытащил из коробки небольшой блокнот с черной обложкой на кольцах и нежно на него подул, сдувая остатки пепла.
Я глазам своим не верил, столько лет прошло.
— Так все-таки, почему вы про него вдруг вспомнили? — спросил большеглазый, протягивая мне блокнот.
Я немного помедлил с ответом, подбирая слова.
— Знаете, — наконец сказал я, — в жизни писателя иногда наступает момент (хотя наверно не только писателя, а любого человека), когда все, что ты делаешь кажется бессмысленным, неправильным и совершенно опускаются руки. Ты перестаешь заниматься любимым делом и в сердце появляется пустота, от которой не знаешь, как избавиться. Я решил, что в такие моменты человеку нужно вспомнить с чего все началось: свой первый шаг и что им тогда двигало.
— И вы думаете, что блокнот, который вы исписали в восьмом классе, вам в этом поможет?
— Знаю, что поможет, — ответил я.
Такой неординарный рассказ. Очень понравился. Жаль, что в жизни нет таких бюро.