Безмолвие будущего

I

 

Шум дорог разбивает барабанная дробь мелкого дождя. На углу центральной улицы города стоит винный бар, покинутый весельем в этот вечер. 

Снаружи безлюдно и сыро, но даже при этом случайный прохожий вряд ли захочет заглянуть внутрь. 

Но если бы он решился, возможно нашёл – вместо небесных слез – случайное, редкое вдохновение. 

Здесь несколько заядлых пьяниц с грустными глазами и кривыми улыбками, бармены, вечно протирающие бокалы за неимением другой работы, тишина и еле-слышно играющий джаз, немощный перед глубокой печалью и скорбью по прошлым годам. 

Среди обыденной грусти, привычной грубости разговоров, заплывших тупой отрешенностью взглядов, любопытный случайный посетитель разглядит танцующую пару, окутанную мягкой полутьмой, безразличием и тишиной. Их движения бесшумны и скромны, они лишь движутся в такт тихой мелодии, которую заглушают пьяные возгласы. Они словно не замечают их. Вокруг них — мир музыки и любви, мягкого света, молчания и прозрачной глубины в глазах напротив. 

Это живая картина контраста. Двое влюблённых, не замечающих жестокость внешнего мира, нашедшие спасение друг в друге. 

От них невозможно оторвать взгляд. Словно живая инсталляция, перформанс для никого. 

Сколько времени они провели в этом бессловесном разговоре одиноких душ? Каждый человек в баре чувствует, как им хочется остаться ещё на несколько часов просто танцующей парой то ли навеки расстающихся, то ли впервые встретившихся людей…

 

 

 

 

II

 

В город пришла зима и хладнокровно подчинила его своей власти. Люди, все без исключения, беспрекословно выполняли её поручения: надевали нелепые куртки, убирали дороги от снега, хмурили брови, танцевали утренние танцы на остановках, припевая вечное «как же холодно».  

По особенным вечерам, освещенным редкими фонарями, падают хлопья снега. Они умиротворяют каждого, кто посмотрит на них снизу-вверх, стоя под одним из фонарных столбов. В тот миг человеку кажется, словно он возвышается над землей и летит в космос сквозь пение белых карликовых планет. Вдыхает полной грудью морозный воздух, направляет взгляд ввысь, и его окутывает целая вселенная плотным темно-синим пледом. 

Наутро небеса рассыпают магический порошок на снежном ледяном ковре. Он переливается на солнце, сверкает тысячей ледяных крупиц, оседает на вычищенный асфальт. Если выехать сильно загород и ни во что не вслушиваться, можно ощутить на всем своём теле звон серебра. 

Таков зимний замысел. 

А я все также сопротивляюсь ей и мечтаю снова ощутить сладкое прикосновение красного заката на своей коже, слышать тихое пение птиц, звучащее вопреки тишине, наблюдать, как ветер придаёт движение моему длинному синему платью, призванному летать и казаться волнами. Хочу вскидывать руки вверх, ощущая доверие ко Вселенной. 

Вместо этого я иду по заснеженным улицам, окутываю себя в мысли и музыку. Смотрю на падающие снежинки, силясь узнать у них ответы. Они сверкают, звенят морозностью, но их язык недоступен мне. На этом языке говорит Вселенная. 

И я стою в растерянности, округлив печальные, непонимающие глаза, старающиеся отыскать смысл существования. 

Красный свет от лампы на стеллаже – заменитель летнего солнца. Я не знаю, смогу ли дойти до лета с тяжёлым рюкзаком, полным проблем со здоровьем. Прихожу в дом, скрываясь от снега и холода, чтобы подключить к жизни искусственное освещение – ощущение тепла. 

Вместо напрасных грез о лете мне нужно учиться ничего не ждать от завтрашнего дня. Тяжёлое безмолвие будущего осело на моей душе грубым песком, острые камни которого врезаются в мою сущность во всех направлениях. Я живу с этим день ото дня. Его тёмная густота намного сильнее и больше, чем яркий крик надежды, просвет случайных планов, мерцание силы настоящего, которой я так и не научилась управлять. От него никуда не деться, потому что оно живет не в мыслях, не в чувствах, а в самом глубинном подсознании. 

Я просто хочу быть снова здоровой.

 

III 

 

Успокаиваться и радоваться мелочам вопреки усталости и бессоннице — моя новая реальность. Как будто ты цепляешься за настоящее, как за единственный спасательный круг, в этом холодном синем море отчаяния. С каждой волной я все ближе ко дну, пытаюсь шевелить руками, задираю подбородок выше, и вижу вдали плавающую красную точку. Лишь бы не закрыть глаза и не упустить её из виду — все так хрупко в этом хаосе тёмной воды. Я стараюсь не моргать и плыть в одном направлении, но вдруг понимаю, что круг отдаляется с каждым рывком. 

Ничего другого не остаётся, как просто плыть и верить, что в намерении – спасение. 

 

IV

 

«Любовь спасёт мир» — я слышу это в песнях, рекламных роликах; читаю в описаниях под пафосными фото и даже на форумах о бессоннице. 

В попытках зацепиться за настоящее я похожа больше на одинокого утопающего, потерявшего спасательный жилет, чем на орла, стремительно летящего за зайцем. 

Однако иногда мне удаётся всплыть на поверхность и всмотреться в горящий закат, ощутить на своём лице его величественную красоту и пролить несколько слез по безмятежной жизни. 

Именно в такие моменты я слышу нервный сердечный шёпот, стремящийся вырваться наружу и остаться словом, выверенным старательным почерком на белой бумаге очередного искомканного блокнота. 

И этот шёпот всегда о любви. 

 

V

 

Густая тьма, белый цвет свечи, меланхоличный плэйлист, красный чай — и я превращаю кухню в храм собственных слов. Прислушиваюсь к любовному шёпоту, сажусь в космический корабль внутри себя и отдаляюсь от земного шара, размыливая реальность. 

 

Письмо 1

 

«Твоим голосом звучат колыбельные, до сих пор витающие призрачными тенями на стенах детской, оставленной недоумевающим ребёнком. 

Знаешь, я смогла их расслышать лишь сейчас. 

Лишь сейчас, когда мне так невыносимо легко смотреть в твои глаза, ведь они так похожи на мои. Сияют таким же цветом, выражением и блеском. Удивляются, смеются и плачут одинаково. 

От этого сходства каждую нашу встречу кружится голова. Словно сознание мечется по кругу, не зная, где оно настоящее». 

Оставляю текст, опираюсь руками на стол, закрываю глаза. Как сложно, будто впервые, писать о любви и делать вид, словно это — единственное, что заботит сейчас. Как сложно отыскивать алмазные крошки посреди пустыни, наполненной физической слабостью. Как сложно казаться томной и изысканной посреди нагромождения бытовых задач, на которые едва-едва хватает сил…

 

Разрешаю музыке очистить мысли на несколько минут. Поднимаю глаза на люстру, всматриваюсь в её форму, и понимаю, что музыка не в наушниках – она превратилась в звон лампочек, их свет, окутанный голосом теней на потолке. Я рассматриваю причудливую форму люстры в виде железных цветов, вогнутых по направлению круга. Движение глаз закручивается в магический цикл, и теперь мое внимание полностью в его власти.

Мне уже точно не остановить гипнотическое шествие век вокруг света, музыки и почерневших стеблей люстры.

 

VI

 

Магия сладкого кофе и одиночества оттеняет реальность, и я вновь погружаюсь в сумрачное царство мысли. 

 

Письмо 2

«Уверенная нежность зелёных глаз – спасение в ожидании весны. Возможность всматриваться в твои глаза и расцветать в них — отнятая у меня, кому-то данная просто так.

Осознав неразборчивость Вселенной, истерично рассмеюсь над собой и небрежностью судьбы. 

Только в этот озлобленный смех не проскользнёт тихая мечтательность и мягкость твоего голоса. 

Только мои глаза – всегда цвета травы после дождя. Зелень твоего взгляда – от лепестков колокольчиков, на которых падает солнце». 

 

Февраль поражает своей неустанной строгостью. Ему наплевать на мои вздыхания по весне, слабости и зависимости от сладкого. Он остаётся неизменно черствым. Я говорю, что мечтаю о лете, не хочу его видеть, но он все равно остаётся, и мне приходится смириться. В этом он напорист: требует от меня принятия, к которому я и прихожу, в конце концов. Каждый чертов раз. 

Остаётся вдохновляться ожиданием весны, тёплым домом, бесконечным чаем и запретным сладким. 

Остаётся жить. 

 

Письмо 3

«Вспоминаю твоё: «ты удивительная» и самые восторженные глаза, сопровождающие эту фразу. То тепло, что ты подарил мне тогда, осталось в моем сердце навсегда, словно цветочек в стеклышке, закопанный под землей. Я храню его также, как лес хранит эти невинные тайны. 

В лесу может быть темно и страшно, но, если помнить о том, что в почве спрятаны украшения, созданные детской рукой, вместе со смехом и радостью, придёт чувство тёплой безопасности. И эту безопасность подарил мне ты. 

Почему тогда все попытки вернуть тебе любовь разбиваются о стену твоего безразличия? Что это за стена такая и почему она всплывает в каждом лиричном произведении? А может, это и не стена вовсе. Возможно, ты просто стоишь спиной». 

 

VII

 

Поразительно, но сегодня я вновь почувствовала неизбежность нарастающей густоты ночной меланхолии. 

До осложнений я чувствовала ее всегда, пила с ней чай по вечерам, прогуливалось, включая любимую романтичную музыку, рассказывала о себе и слушала её странные сказки. 

Ночной романтизм наступает на всех нас, переносит на темный перекрёсток. Ты можешь поддаться ему или убежать, утопив чувства в алкоголе или чужих глазах. 

Из принятия нежной грусти может родиться новое произведение искусства. 

Из бегства от неё рождается все большая растерянность. 

А сейчас я просто смотрю вдаль пустыми глазами. Жду, пока ночь их наполнит.

 

Письмо 4

«Хрустальная заснеженная дорога отдаляет нас друг от друга. Она – вся в движении и огнях. А мы – сидим неподвижно по своим домам, уткнувшись в экран. Что ты сейчас смотришь? Давай смотреть это вместе. И пусть мы все также далеки, нас сблизит культура. Один фильм на двоих, словно целый мир, в который мы смотрим одинаково». 

 

Прозрачность штор и золотистый закат над соседним домом украшают мой вечер в жемчужные тона. Проникаюсь внезапным пейзажем – и сразу чувствую свою лёгкость, изысканность, красоту. Хорошо думать, что в этот момент какой -нибудь из соседей также смотрит в окно, чувствуя преисполненность. Ещё лучше – отдать чувства тексту, чтобы они разлетелись чёрными воронами по случайным сердцам виртуальных странников. 

Поэтому снова сажусь за письмо, стараясь придать буквам новое направление. 

 

Письмо 5

«Иду по дороге и представляю, как ты меня обнимаешь. Солнце светит прямо в глаза, и я стараюсь радоваться сбывшейся мечте. Ведь я так давно скучаю по весеннему теплу, нагло врезающемуся в мое лицо. 

Но через секунду вновь переключаюсь на грезы о твоих прикосновениях. Не будет иллюзий – не будет стихов. Поэтому, вместо ярких лучей солнца, я выбираю тебя в мечтах». 

 

Письма, написанные в момент путешествия из магазина домой – самые ценные. Ведь как приятно осознавать, что ты собственноручно придаёшь даже самому скучному действию ярких оттенков. Творчество – это и есть опора на себя. 

Новое утро растекается внутри меня свежестью чувств. Каждый такой миг – радость и надежда на здоровое и безопасное будущее. Я смотрю на туманное белое небо, накрывающее верхушки домов нежной пеленой. Мое сердце иногда принимает такой же пустотный цвет. И я верю, что мысли любого живущего на здешней земле могут очиститься, если просто оттолкнуть взгляд от чёрного экрана к сверкающему туманной белизной небу. 

 

Письмо 6

«Я знаю, чем закончится моя любовь к тебе.

Обратив мечты в реальность, я сожгу на ведьмовском костре твой идеальный образ. Ты станешь обыденным и прозаичным, в тебе вырастут недостатки. И тогда я попрощаюсь со своим вдохновением, буду махать ему грустно-счастливыми глазами, выглядывая из угла кухни в розовом фартуке. 

Но знаешь, я смогу отдать в жертву несколько вымученных стихотворений взамен на звук твоего мечтательного голоса по утрам. И каждое нежно-розовое утро радоваться ему так, как в первый раз. 

Я смогу отдать тебе всю себя, со всеми своими неровными строчками, длинными стихами и обрывочной прозой. 

И в этом будет моя магия». 

 

VIII

 

Тьма укрывает густотой словно плотный темно-синий плед, и мне правда становится теплее. Я чувствую себя в безопасности. Ночь приглашает послушать собственный шум мыслей, постараться настроить правильные частоты, поговорить с собой. Она служит проводником от тебя к тебе, а значит – никуда и в бесконечность. 

Я просто пройду сквозь лунный свет, ощущая его холодное серебро на коже как единственное украшение. 

Луна смотрит зрачком Вселенной. 

Она меня видит, а значит, я существую. 

Только в её тусклом свете я чувствую себя особенной. Луна наблюдает за мной, ловит каждое моё движение. Лишь ей не всё равно. 

Она отражается в твоем окне и осторожно ложится блеклым лучом на волосы, словно блуждая по темному выцветшему полю. Ты, не заметив ничего необычного, продолжишь смотреть в монитор. Тебя волнуют знаки и символы, ты погружен в них. И даже не знаешь, как со светом луны проскальзывает моя любовь. 

Я выйду на перекресток ровно в полночь, чтобы передать Луне то, как много ты значишь. 

Теперь она чувствует это вместе со мной. 

Мерцающий диск внемлет заклинающим словам, записывает информацию словно виниловая пластинка.

Теперь Луна придёт к тебе во сне, и будет приходить каждый вечер, навещая тебя. 

Через несколько лет ты удивишься, как смог пережить такие темные времена. 

Об этом буду знать только я.

 

Сказка 

 

Она помнила, что его глаза — цвета деревьев на детских рисунках, волосы на руках напоминали пшеничное поле ночью, а низкий хриплый голос — ветер, летающий над ним. 

Когда-то она отдала ему 

очередной кусок своей души, отломив от себя, словно последнее печенье, которое стыдно съедать самому.

И мальчик стал больше. Жил с дополнительным куском сердца, словно с защитной броней. Благодаря её твердости и отчаянности мальчик смог оставаться нежным и наивным.  

 

Девочка неистово искала спасения: зашивала открытую рану, безустанно останавливая кровь. Обрабатывала от налетов песка из чужих осуждений, надеясь, что душа заживет во имя добра. 

И только после тысячной попытки полюбить саму себя, внутри сердца проросли дикие имбирные розы, прорезающие кожу, привлекающие внимание каждого встречного. Девочка не стала больше. Девочка осталась собой.

 

IX

 

С каждым днём – все лучше. Бывают осечки в виде невроза и бессонницы, но всегда выручает спокойствие. Каждый день кажется магическим спектаклем для одной меня. Словно я сижу в просторном театре со стенами цвета морской волны, золотистые листья падают с потолка на сцену, танцуя под фортепианную импровизацию, исполняемую тёплым ветром. 

И все это волшебство не проявилось, если бы не глубокая благодарность за каждый наступающий холодный рассвет, которую подарил мне опыт танцев со смертью. 

 

Письмо 7

 

«Забыть тебя — обязательный глагол    совершенного вида, будущего времени. 

Страшно от него. Вдруг вместе с забвением сотрется моя последняя тонкая острая грань? И все станет тупым, грубым, реальным. Безэмоционально-серым. 

Я снова хочу, чтобы ты спас меня, но не уверена, что не захочу убежать.

Я выбираю нас в моих мечтах, чем в реальности. От них я точно никуда не денусь». 

 

Заканчиваю писать, надеваю наушники, возвращаюсь в реальность. Музыка — мой главный портал от внешнего мира в царство слов, и обратно. 

Правильная песня способна загипнотизировать и не отпустить в нужный момент. Впоследствии понимаешь, как тебе это было необходимо: остановиться и просто смотреть. 

Не отрываясь наблюдаю за пейзажем в окне. Вдруг вижу, как среди серости выходного дня, дождя и тумана, сидит одинокая птица на согнутой ветке, а ветер раскачивает её пристанище, словно пытаясь поднять ей настроение в такой тусклый миг. Я знаю, цикл запустится: ветер развеселит птичку, она запоёт свою весеннюю мелодию, и солнце проснётся. 

 

Письмо 8 

«Я слышала глубинный шёпот нашего родства каждое утро, видела его розовым отцветом на голубом рассвете, чувствовала мелким покалыванием на коже, приходящим вместе с прохладой, тайно вздыхала и нервно пыталась придумать повод для новой встречи. 

Я была опустившимся цветком в горшке у окна, ждущим твоего появления. Ты никогда не проходил по тем тропам, что разрезали пространство возле моего дома. Твоя жизнь — сплетения алых роз и жемчужных пионов, и незачем отыскивать одинокую фиалку, высыхающую в окне третьего этажа.

Когда я ждала твоего прихода, сердце сходило с ума, а руки отбивали нервную дрожь. Отказавшись от суеты внешнего мира, полностью ушедшая в муки ожидания, я вздрагивала при появлении любого прохожего. Глаза искали тебя в чужих и, не обнаруживая, покрывались черствым холодом. Нервы превращались в тонкие натянутые струны. А потом ты приходил – и я рассыпалась, растворяясь в тебе. Я полностью концентрировалось на твоих глазах, запахе, голосу.  Было приятно просто ощущать в воздухе твой нежный, словно отрепетированный, голос, разбирать выверенные интонации, внимать сложносочинённым предложениям, так изящно формируемым тобой.

Наши встречи длились недолго, осуществлялись довольно редко. Я жила ими, вдохновлялась и наполнялась красотой ради тебя.

А потом ты уехал, ничего не сказав, оставив одну со всем этим цветущим садом, разрастающимся в моей грудной клетке и уже не помещающийся во мне одной. Каждый лишний цветок попадал под безжалостные колёса на мокром асфальте. 

Я не могла больше так поступать с живыми цветами, и прикрепляла их скотчем к каждому письму, отправленному тебе, а ты срывал и раздаривал их каждой привлекательной девушке. 

 

В конце концов во мне ничего не осталось. 

И на этот раз я навсегда перестала верить в волшебство».

Пишу о тебе, но моя единственная настоящая мечта — бесконечно мчаться в далекую ночь, включив на приемлемую громкость Grace Mitchel – Runaway, смотреть на фонарные столбы, стремительно убегающие от моего взгляда. 

Открою окно и вдохну прохладный воздух перемен и предстоящего тёплого лета. Оно будет в кругу свободных людей и красивых мест, любимой музыки и еды, пленочных неидеальных фотографий, громких сменяющихся чувств. 

 

Письмо 9 

 

«Я влюбилась в тебя потому что ты никогда не бываешь равнодушным. Тебя заботит история, литература и политика. Ты обязательно заметишь, если рядом с тобой кто-то грустит, и с легкостью поймёшь радость в другом.

Твои глаза не просто отражают мир, они привносят в него чистый внутренний свет. Пока ты вмещаешь в своё сердце новые города и страны, они преобразуются благодаря твоей красоте души. Эта планета не больна, пока в ней жив ты. Этот мир не потерян, пока ты ещё в силах открыть скрипящую деревянную дверь ему навстречу». 

 

Вечер – время наслаждаться крепкими объятиями тёплого ветра. Весной любовь Вселенной чувствуется сильнее. Даже если я стою одна посреди узкой тропы, растерянно смотрю на синий горизонт, судорожно поправляя волосы – я все равно чувствую любовь, парящую возле меня и надо мной. Иногда мне кажется, что ещё чуть-чуть – и я точно взлечу, стоит только разбежаться и с силой оттолкнуться. Но не делаю этого. Просто не делаю. Возможно, именно поэтому и не летаю.

Но сердце точно уже не здесь — гуляет с облаками, наслаждаясь их мудрой мягкостью и красотой, оценить которую способен только ребёнок. 

 

Письмо 10 

«Весна всегда будет ассоциироваться с первой настоящей влюблённостью. Все же, я благодарна тебе хотя бы за то, что ты поступил со мною так литературно: повстречался в начале марта и растворился вместе с завершительным днём весны. 

Ты – виновник того, что я прикасаюсь к стволам деревьев и чувствую присутствие Бога. 

Спасибо».

 

Музыка не во мне и даже не в наушниках – она во всем нашем городе, в его горящих глазах-окнах, разбросанных по чёрному пространству цветками одуванчика. Деревья перед твоим домом танцуют в такт моему плейлисту. Шёпот листвы долетает текстом песни, и ты невольно осознаёшь интонацию, улавливаешь настроение. Теперь ты чувствуешь эту песню вместе со мной. Не ухом, но сердцем, всем своим нутром. 

И однажды, услышав ее впервые, ты удивишься знакомой щемящей боли, расползающейся по наколенному сердцу. Выйдешь из наполненной комнаты, вслушаешься. И больше никогда не сможешь ее разлюбить. 

 

X

 

Надоело растрачивать свой потенциал в пустоту, общаясь с выдуманными призраками, сидящими напротив за кухонным столом, выслушивающие за чашкой кофе мои безмолвные выкрики и слезные письма. Водясь с ними, тоже становлюсь призраком. А так ты меня никогда не увидишь. 

За окном бушует природа, и я, словно один из её индикаторов, загорелась желанием безумного празднования великого мгновения, окутывающего целую планету. 

Я — слишком мала, просто молекула перед целым огромным мигом, моментом здесь и сейчас, который живет в каждом цветке, в каждой новостройке, царит под острыми льдинами, беседует с китами. А я – его очередное воплощение. 

Дождь очищает сердце. В этой природной гавани хочется просто тянуться к свежести, идти вслед за ветром. Кажется, будто вода поместила тебя в клетку, и нужно немедленно выбраться из неё, полностью освободиться. Вдохнуть полной грудью жизнь, словно старый заключённый, очень долго прибывающий где-то между мирами и наконец спустившийся на родную землю. 

С каждым новым вдохом, я все больше влюбляюсь в планету. Хочется выбежать и обнять ее всю, расставив руки и наслаждаясь проливным дождём, свежим потоком ветра, серым небом, идеально вписывающимся в мое чистое намерение. 

Сквозь хаос свитеров, зонтов и ключей от квартиры, я пробираюсь на безлюдную улицу, вздыхаю свободно и глубоко вместе с ней. Она отдыхает от тяжелой работы вмещать в себя суетность и гул прохожих. 

Ощущаю опьяняющее счастье понимать пустоту улиц, настраиваться на ее частоты, растворяться в воде и серости. Быть единым, а не обособленным. 

И тут я обнаруживаю себя посылающей сигналы твоей галактике. 

 

XI

 

На вечерней веранде оседает шум толпы. 

Я переключаю внимание на дыхание и звук, чтобы избавиться от волнения: мы так давно не виделись. В голову сразу влетает твой холодный образ. Ты наверняка надменно-успешен, смотришь на меня сверху вниз, а я за секунду соглашусь с этой ролью, данной мне тобою. 

Мне становится страшно. Я не хочу быть такой для тебя. Я – тоже чего-то стою.

 

Пребывая в этих раздумьях, не замечаю, как ты появляешься. То ли света слишком мало, то ли ты снова не изменил своей привычке одеваться в чёрный, но я обращаю внимание на тебя только тогда, когда ты дотрагиваешься до моего напряжённого плеча тонкими холодными пальцами. 

Твоё мягкое выражение лица выправляет мою скомканную тревожность, и я вновь ощущаю вкус счастья на кончике языка.

 

          ⁃         Привет, – мелодичный голос, красота анфаса, лёгкость манер забирают меня под толщу твоего океана, и я совсем забываю о собственных комплексах и выдуманных драмах.

          ⁃         Долго ждала меня?

Мне хочется ответить, что невыразимо долго. Но я отвечаю лишь: 

          ⁃         Нет, сама недавно пришла,- непринуждённо улыбаюсь.       

Изображать учтивое равнодушие — мастерство, которым владеет каждый в совершенстве. 

Весь вечер мы, под полотном отвлеченных разговоров, оба пытались разглядеть, что чувствует другой на самом деле. 

 

И ни одного чёртового душеизъявления. 

 

XII

 

Мягкая музыка определяла рождение ночи и убаюкивала тяжелый уставший день. 

Для всех одинаково. Мы едины для лунного блеска софитов и музыки. 

Твой смех выводит из раздумий. Улыбка окрашивает твоё лицо в мягкий розовый цвет. Смотрю на мерцающие глаза, словно утопая в полотне звёзд. 

Музыка, твой взгляд и приемлемое расстояние между нами — все, что нужно для нового стихотворения. Не подходи ближе – так магия исчезнет.

Мне не нужно твоё участие. Я возьму тебя за основу, дорисую любимые черты, раскрашу приглушенными тонами. Этот образ будет совершенен. 

Ты растворяешься в оттенках клуба. Но мне, поверь, уже все равно. Я стою, облокотившись о барную стойку, и судорожно стучу ногтями об экран телефона, преображая пришедшее вдохновение в реки виртуальных слов. 

Закончив, я нахожу себя в полном одиночестве. Холодный синий отсвет на чужих лицах врезается в сердце сломанной ледышкой. 

 

                                 ***

Я влюблена, и этого достаточно 

Глухим вселенным, что приносят дождь 

Он заставляет чувства разворачивать, 

Пусть ты их никогда и не прочтешь. 

 

Прохладный космос станет моей вечностью  

И я уйду, в твоих руках оставив тёплый свет.

Теперь тебе весна рассказывает песнями 

О шепоте деревьев из чужих планет. 

 

                                  ***

 

Но я знаю, это снова не о тебе. Это целая планета поворачивается ко мне разными ракурсами. Сейчас я смотрю на неё через твои солнечные очки. Но люблю не тебя, а саму жизнь, что развернулась передо мной в приглушенном свете стёкол.

Кажется, теперь я понимаю, почему творческие люди тщеславны. 

Вот вдохновение навестило тебя – как всегда без предупреждения – и ты почувствовал себя полным. В твоей грудной клетке прорастают цветы, сердце кажется уютным отелем, в котором живут влюблённые. Но через короткое время заполненных этажей становится слишком много — тебе уже слишком трудно носить их в себе. Приходится выселить вдохновение из своего сердца-гостиницы, 

и чувство обретает слово, краску, мелодию. Но, вырвавшийся импульс непременно зацепит часть тебя, оставив пустое место.

Оно начинает исступленно болеть, а в открытую дверь проскальзывает холодный ветер, свистит и ноет о потерянном доме. 

Получая одобрение, пытаешься умерить сквозняк — экзистенциальное ощущение одиночества. 

 

XIII

 

Впервые хочется писать о хорошем, светлом, приятном и легком. Говорят, что счастливые люди не пишут, ведь в таком состоянии нет времени на словесный вздор. 

Но что поделать, если мое главное желание – оставить эту радость здесь, раскрасить белизну виртуальных букв в нежно-розовые оттенки. 

А моё бледно-серое сердце снова обретает кроваво-красные трещины. 

 

Пастельная синева апрельского неба завлекает мое внимание, пробираясь через надоедливо – зелёные тона тусклой комнаты. Через многоконтурность и хаотичность мебели, через навязанную разноцветность стен, я всматриваюсь в окно и вижу то яркие, то едва-заметные полосы. Словно некий голубоглазый подросток впервые купил акварель и не рассчитал пропорции. 

Безмятежность и невинность, сопутствующая птицам, окутавшая деревья намного ближе моему сердцу, чем грубые излишества интерьера. 

На бледном небесном полотне можно разглядеть так много: улыбку пришельца, величие корабля, спокойствие синих китов. 

 

XIV 

 

Моя печаль ведёт в новый рассвет, где мягкое солнце будет согревать розовое небо, а я — просто смотреть на это волшебными длинными морозными минутами.

Я проезжаю мимо высотного дома, стоявшего на углу, а рядом с ним, словно преломленное отражение первого, разместилась хрущевская пятиэтажка. 

Вспоминаю, как ехала к тебе по этой же дороге, но не замечала красоту вокруг из-за скачущих мыслей, количество которых настолько велико, что они вытекают пеленой перед глазами. 

Не могла видеть перед собой ничего. И с трудом добралась к тебе, знаешь. Сквозь стену своих же мысленных сценариев. Сквозь шум в голове. 

 

А сейчас все, что от меня нужно — это плыть по улицам Минска, смотря бесчувственными глазами на светло-зелёные равнины и холмы. Мимолетность желто-красной листвы на деревьях – самый пленяющий выбор наряда для города. 

Словно тонкая золотая цепочка рассылалась, легла на город мерцающими фрагментами, и никто не стал её собирать. 

Невозможно насладиться этим сентябрьским излишеством, этой увядающей красотой, пришедшей напоследок и застывшей в преддверии зимней суровости. 

 

Тем временем, нас с городом связывает лишь равнодушие и серая грусть на бледном лице. Невозможно представить, как он выносит холода в этом медленном скучающем ритме? Даже осенью, даже в красках он спокоен и молчалив. Видна ли я, абсолютно такая же, в его отражении? 

Я стараюсь выделиться на его фоне, чтобы ты меня рассмотрел. Раскрашиваю губы и подчеркиваю ресницы, выбираю неоднозначные цвета для пальто. Все для того, чтобы ты видел меня, чтобы не оставлять нашу прошлую встречу в рамочке на письменном столе, а преобразовать в поворот к новой жизни для нас двоих.   

 

Но прямо сейчас дорога открывает мне путь к себе. Именно в ней таится расслабление, простор и уют. Легко абстрагироваться и падать в бездну неизведанных эмоций, когда весь внешний мир – нечёткая, быстро сменяющаяся картинка. 

И начинаешь чаще размышлять о том, где начинается чувство полной гармонии с миром. 

Оно поджидает нас рядом с желанием прожить каждый миг с пользой для себя, других и планеты.

Выходя на улицу вечером, мы вдыхаем свежий тёплый воздух. Почему-то он сладкой ватой обволакивает нутро, обнимает сердце и хочется только одного – чтобы этот момент задержался подольше. Останавливаемся, забываем о времени… и просто смотрим вперед, наблюдаем за прохожими, не останавливая свой взгляд ни на одном конкретном объекте. 

Как хорошо иногда посуществовать самому с собой, без голосов внутри головы, без страхов и судорожных планов, записанных нервным почерком в блокноте. Кто-то может назвать это пустотой, но, возможно, это начало пути к гармонии.

 

Внезапно осознать себя живой — взглянуть на отражение в зеркале заднего вида. Удивиться своей статичности в окружении движущегося хаоса, испугаться мерцанию глаз, отражающих морозный солнечный свет. 

Все мое лицо, искажённое разводами на стекле – отражение осени. Волосы сияют каштаном, поспевающим в конце сентября. Солнце рисует на них красными мазками – осыпает плодами рябины. Цвет глаз – пойманный фрагмент травы, напитанной благословенным дождём. Бледностью кожи гремит дождливое небо. 

Осень мерцает моим силуэтом. Поэтому в эти сказочные три месяца я спокойна: даже если мы далеки, ты можешь прочесть меня по пейзажу, раскидывающемуся перед твоим высоким балконом. Ближайшее дерево над твоим окном — моя протянутая рука. Я здесь. 

 

XV 

 

Меня принес сюда щемящий ветер неполученной любви. Внушительный особняк, полный гостей, обещал вместить все мое одиночество. Возможно, оно наконец выйдет из заточения моего сердца и поселится здесь. 

Незнакомцы в глянцевых костюмах, с ледяными взглядами и самодовольными улыбками проплывали мимо моего внимания – я искала что-то настоящее и своё. 

От этого приходилось ежеминутно судорожными руками доставать зеркало. Только посмотрев на своё отражение, я могла удостовериться, что вся мрачность грустного праздника – моя настоящая вселенная, а не заколдованное королевство по ту сторону стекла. 

Шум светских бесед настигал в момент развивающихся размышлений в голове, и я вздрагивала каждый раз при спонтанном смехе или оклике. 

Гуляя по небольшому саду перед особняком, я остановилась перед глухим заброшенным фонтаном, центром которого служила женская скульптура. Темное небо и посветлевшая от сухости трава придавали свежести величественному виду, оставленному людьми в этот холодный вечер. Осенние листья, подхватываемые ветром, бесцеремонно падали на произведение искусства, оставляя мокрую грязь на высеченном лице мраморного божества.

Мне захотелось запечатлеть это место – этакий символ пустых надежд, возрождаемых летним солнцем и убиваемых ноябрьским ветром. 

– Осень украшает город получше архитектуры, не так ли? 

Меня изумила томная высокопарность обращения, но через секунду правила новой игры были приняты, и я чинно улыбнулась в ответ. 

– Мне нравятся осенние безлюдные фонтаны, в них есть особенность тёмной романтики. 

Мужчина подошёл ближе и закурил коричневую трубку, умиротворённо смотря на грязно-голубое небо.

«Да, это обязательно должна быть винтажные трубка» — подумала я, удивляясь тому, как жизнь может вмиг превратиться в слащавую киноленту. 

Мне это, разве, не нравится?! 

 

Несколько секунд я наблюдала прекрасный тусклый пейзаж, во главе которого — спина мужчины. Драпировкой служили тянущиеся плавные движения полупрозрачного дыма, гипнотизирующие мой беспокойный ум. 

– Надо сказать, я приехал сюда спонтанно. Не думал, что найду здесь хоть что-то, кроме фальшивых улыбок и алчных глаз. 

– И что же Вы, в итоге, нашли? 

– Вас. 

 

XVI

 

Спустя несколько минут блужданий по аллее, я оказалась перед каменной золотистой лестницей. Мои чёрные туфли придавали ситуации ещё большего лоска, а я, ступень за ступенью, чувствовала себя новой, шуршащей лоском, личностью. 

Новая я ни о чем не думала: она просто двигалась вверх и вслушивалась в уверенный стук каблуков. Каждая новая секунда – звонкий удар по холодному мрамору. В пространстве витает величие символизма: мысли и чувства остались зрителями, наблюдают, как я плавно вливаюсь в интригующий вечер, уравновешиваюсь мантрой постукивающих туфель, поднимаю прячущийся подбородок и заостряю растерянный взгляд. 

 

Преодолев последнюю ступеньку, твёрдо встаю на обе ноги. Вдыхаю полной грудью свежий вечерний воздух — теперь моя новая личность обрела истинную уверенность. 

 

XVII 

 

Золото от свечи, фортепьянная мягкость и надрывность флейты окружают мой вечер. Сердце наполняется, и в нем больше нет места для тебя, боли и печали. 

Все занято спокойным праздником, и мои слёзы только от любви к прекрасному в людях.

Проникновенность гитары окутывает мое сердце розовой пеленой, и ему уютно от мягких голосов. 

Странно, но я больше ни о чем не хочу писать. 

Не хочу о том, как мне не хватает тебя. Вместо боли по тебе – натянутые струны, вместо одиночества — звук разливающегося вина и хаос голосов. 

Странно испытывать глубокое успокоение. 

Как будто какая-то часть меня спрятана, стоит за дверью в клетке холодного дождя и плачет, ожидая, чтобы о ней вспомнили и позвали внутрь. 

Я хочу взять из комнаты самый тёплый плед, налить в огромную разноцветную кружку чай с облепихой и спуститься к ней, открыв дверь в шумный праздник и свет. Я скажу ей: «весь окружающий мир — за тебя», и её суть преобразуется в теплоту и участие. 

Теперь у меня есть на это силы. 

 

XVIII

 

Жизнь прекрасного молодого человека была бы так далека от моей, вместе с этой его роскошью галстука, блеском в глазах и уголками губ, приподнятыми вверх независимо от ситуации. Но сейчас наши точки разделены несколькими метрами. 

Wide Eyed Fool, сопровождаемая струнным оркестром, мерцает роскошью главного зала, а мы с ним – одни из редких пар в центре, танцующих вопреки застенчиво-осуждающим взглядам. 

 

Я всматриваюсь в его блестящие глаза и оказываюсь в хвойном лесу, где повсюду тень от объемных деревьев и выпирающие над землей корни, напоминающие цепкие щупальца подводного монстра. Но вот засиял нежно-зелёный луч дневного солнца – и все страшные метафоры растворяются, остаются лишь тепло и надежда, окутывающие целиком сердце. 

Но вот танец заканчивается, и мы расходимся, легонько помахав друг другу на прощание. 

– Как ты была очаровательна, – восторженно произносит подруга. Я смотрю на неё и думаю то же самое: она прекрасна в своей элегантной простоте, с аккуратным пучком и тугим чёрным платьем, подчеркивающим белый жемчуг на острых ключицах. Ее кожа блестит от выгодного освещения, а нежная улыбка успокаивает. 

– Я думаю, ты — верх женственности, – только и могу ответить ей. 

– Что за обворожительный молодой человек был твоим партнером? 

– Мой прекрасный незнакомец. Мы встретились в саду полчаса назад, – как можно тише рассказываю я, наклонившись к Кэтрин. 

– Прекрасная история. Что же будет дальше? 

– Возможно, ничего, – пожимаю плечами я. 

Кэтрин явно раздражает моя смиренность. 

– Неужели эта поэтическая история не может оказаться романом? Давай, я знаю, как тебе было непросто последний год. 

Заключительная фраза действует на меня стремительно. Улыбающаяся беспечность тут же сменяется серьёзной решимостью, и, немного обдумав дальнейшие действия, я направляюсь в его сторону, чокнувшись бокалами, полными серебристого льда, с Кэтрин. 

Он окружён компанией громких, раскованных молодых мужчин. К горлу начинает подступать ком, волна паники сменяется отмелью смущения. 

Но – впервые в жизни — стойкость и решительность оказались сильнее детских травм, и я не свернула с назначенного маршрута. Уверенной – на сколько это возможно в моей ситуации – походкой я подошла к компании и учтиво поздоровалась, очаровательно улыбнувшись. 

Мужчины синхронно посмотрели на меня – в их глазах читались праздность и интерес. 

– Я хотела бы украсть у вас одного экстравагантного блондина, – протянув к нему руку, я увела его в сторону. 

– Так бесцеремонно увести меня от друзей? Да все подумают, что Вы — моя жена, скрываемая ото всех. 

Я все ещё находилась под впечатлением от высокопарных реплик, роскоши и интеллигентности, заполняющих каждую клетку сверкающего пространства. Я, правда, не знала, как вести себя. Моя новая личность жила всего пару часов и ещё не успела выучиться говорить. 

– Да бросьте, я же извинилась. На самом деле, я хотела поблагодарить Вас за несколько прекрасных мгновений и попрощаться. 

– Уже уходите? Словно Золушка, очаровавшая всю округу и стремительно убежавшая в никуда? 

– Просто хочу уйти «на пике». Не хочу, чтобы магия начала рассеиваться, а сквозь неё — просачиваться тени той несчастной жизни, которую мы все оставили за забором у входа. Буду хранить воспоминания об этом вечере как золотое кольцо. И на нем будут выгравированы ваши инициалы. 

 

XIX 

 

Отдаляющийся свет фар гуляет по мраморной лестнице. Той самой, по которой я поднималась несколько часов назад без надежд встретить что-то настоящее. Но я встретила твой расцветающий взгляд. 

Я стою посреди нашего прощания. Это финальная сцена. Ты сидишь в машине, растворяешься во мраке. Твои помыслы доступны одному лишь темному небу, которое укрыло нашу маленькую сказку в мягких облаках. Теперь ты уедешь, и я уйду, а наше зарождающееся чувство останется здесь — витать вокруг старого рассыпающегося фонтана в укромном месте запущенного парка. 

По мне катятся слёзы оттого, что утраченное вдохновение снова встало на путь к моему сердцу. Пусть оно сделало первый неуверенный шаг, боясь утонуть в чёрной нефти моего умственного безумия, посмотрело на меня с подозрением, из-за спины, не разворачиваясь. 

Но ведь посмотрело.

Я вдруг ощутила прилив такого же устрашающего одиночества, какой испытывала в ночном клубе. 

Но на этот раз все должно быть иначе. Мягкий вечер, добродушная осень, теплота в глазах новых знакомых благоволили становлению новой личности – меня, уверенной в завтрашнем дне. 

Я позвонила вслед уезжающей машине.

– Ну Вы без меня и секунды прожить не можете,- вместо приветствия произносит он, и я улыбаюсь его очаровательной предсказуемости. 

– Получается, что так. Не хочешь прогуляться по ночному центру? 

– Конечно. Минутку. 

Через несколько меланхоличных мгновений, я увидела знакомый свет фар. 

 

XX

 

Ночь тиха и светла. Мы с тобой были так легки, словно парили в невесомости, перепрыгивая с одного живописного моста на другой, оставляя за собой цветущее эхо кричащего смеха. Насыщенная мелодия моего сказочного вечера стремительно затихала. Наши глаза безжалостно закрывались, и мы приняли решение неторопливо плыть по холодному асфальту в сторону дома. 

 

XXI

 

Это было первое счастливое утро за долгое время. Я снова могла заметить блеск солнца, пронизывающий белые шторы; уловить запах кофе, доносящийся из кухни, наконец почувствовать мягкость и уют белых простыней. Долгие месяцы перед этой встречей я мучилась от непреходящего вовремя сна, крутилась в постели без особого дела, а вместе со мной крутились мысли в моей голове, пропитанные раздражением и злостью. Злостью на свою жизнь, никак не соглашающуюся быть как у всех, на врачей, которые ничем не могут помочь, кроме выписки ещё одной горсти таблеток. Утро начиналось с головной боли или странной напряженности всех нервных клеток, и тяжёлая голова продолжала не понимать, за что ей все эти испытания. Я носила ее с собой, старалась не замечать, принимать, любить. И вот, спустя почти год, вселенная сжалилась надо мной, и я наконец-то выспалась. 

Твои громкие шорохи на кухне оказались для меня лучшей мантрой. Я любовалась тёплым светом, навестившем твою спальню для того, чтобы настроить на новый день и подогреть оттаявшую надежду. 

Мысленный анализ отступил. Впервые я не строила срочных планов, не брала дрожащими руками телефон, чтобы вписать в заметки кучу навешанных на себя обязательств. Я просто растворилась в течении настоящего момента, где ты —наконец -то со мной и подарил мне в первую же ночь лучший подарок на свете – крепкий сон. 

 

P.S. Пройдёт время, и ты снова почувствуешь тепло мягких огней, лежащих на замёрзшей бледной коже; твое сердце оттает вместе с приветливым пением птиц, истосковавшихся по голубому небу; замедлишь взгляд на сверкающих гранях серебряной посуды, лежащей в случайной витрине грязного магазина; вдохнёшь, наконец, свежесть воздуха, отпустив мысленный шум блуждать вместе с ним. Остановишься и станешь наблюдать, как тёплый слой ветра овладевает твоими эмоциями, нашептывает новые правила легкой игры, в которой нет проигравших.

Тяжёлая усталость и странный ком в горле, преследующий долгие годы, больше не будут мешать наслаждаться музыкой, замечать чудесные мелочи, дорисовывая к ним сказочные сюжеты, отвечать на улыбки прохожих. 

Ты снова почувствуешь: душа легка, ее даже практически нет. Часть ее растворилась в голубом небосводе, другая — поселилась между листвой пожелтевших деревьев старого парка. 

По вечерам луна станет пропускать через неё свои лучи, безболезненно украшая сверкающими светло-синими узорами. По утрам солнце начнёт согревать легкостью, пробуждая надежды. 

А ты будешь жить, с каждым мигом все больше удивляясь, как помещается в тебе эта невыносимая лёгкость бытия.