“Все мы смертны. Придет время, и мы уйдем. До нас были великие и будут после нас. Если же кто возгордится, вознесется над другими и потревожит прах предков, пусть постигнет его самая страшная кара”.
Бешагач
1.
Свежим мартовским утром группа иностранных туристов выходила из здания аэропорта «Ташкент-Южный». Восток отличался яркими красками, но одна часть гостей солнечного Узбекистана даже на этом фоне выделялась пестротой и элегантностью. Человек тридцать. Чопорные англичане. Щеголеватые итальянцы. Голландцы. Испанцы. Отдельно держались американцы. Управляла все группой женщина средних лет. Она была похожа на профессора западного университета, в своем деловом жакете и юбкой чуть ниже колен. Звали ее Вивьен.
Особенно, среди всех туристов выделялась пара. Она стройная невысокая брюнетка с эффектной модной прической «химия», в темных очках на пол лица и бордовом брючном костюме модного покроя. Белоснежная рубашка контрастировала на фоне кроваво-малиновой ткани пышным жабо и такими же воздушными манжетами. Эти манжеты воланами опускались на ухоженные кисти рук уже не молодой дамы из высшего общества. Ее сопровождал мужчина, лет тридцати. Высокий. В меру симпатичен. В стильных, почти не видимых очках с диоптриями. Аккуратен в одежде и движениях. Он был театрально услужлив к свой спутнице, чем привлекал внимание окружающих. В руках всегда были блокнот с авторучкой, а на плече большой портфель, из-под клапана которого торчала ручка зонта. Это были известная в Европе ясновидящая Маджина Аткинс и ее секретарь Пьер Дюваль.
Иностранные туристы следили за погрузкой своих чемоданов в багажное отделение автобуса и постепенно рассаживалась в салоне. Старшая группы Вивьен раздавала советы и согласно навигационным табличкам указывала на свободные места. Она прекрасно разговаривала на нескольких европейских языках. Вивьен уже продемонстрировала свое знание русского. Этот язык явно не был ее сильной стороной, но уровня подготовки вполне хватало для бытового применения.
Когда вся группа расселась по местам, автобус тронулся в сторону города. Вивьен сидела в кресле первого ряда салона глядя на дорогу через лобовое стекло. В ее руке появилась карта города и микрофон внутренней системы громкого вещания. Она начала экскурсионный обзор маршрута. Сперва на французском, но услышав нелицеприятные возгласы со стороны американских туристов, тут же извинилась на разных языках, и продолжила говорить на английском:
– Леди и джентльмены. Мы покинули территорию аэропорта «Ташкент» и едем в гостиницу «Интурист». Сейчас мы едем по улице Бабура и вскоре повернем на улицу Фурката. Впереди мы увидим мемориал «Дружбы народов». – девушка склонилась над картой и добавила – а также справа мы проедем район «Пять деревьев». По карте вижу, будет театр Мукими и …. Улица Арпая. Точнее Арпапая. – Вивьен поправила сама себя и решив окончательно показать свою способность к языкам добавила – Арпа. На местном наречии это означает пшеница. Получается улица производителей хлебного зерна.
Мадам Порше сидела в середине салона и неподвижно смотрела в окно. Не поворачивая головы, она едва слышно произнесла фразу, скорее сама себе:
– Какую глупость она говорит.
– Мадам? – секретарь, сидя в соседнем кресле в пол оборота повернулся к женщине: – Вас что-то заинтересовало? Я попрошу Вивьен повторить для Вас?
– Не стоит Пьер. Она совершенно не понимает, что говорит. А примитивно пытается переводить узбекские слова.
– А что вас смутило? Мне кажется, она неплохо говорит на английском языке. – Пьер пытался уловить смысл недовольства мадам.
– Я не про ее английский. Это район Беш-Агач. Хотелось бы, чтобы она так и говорила. А еще лучше, чтоб она помолчала… Пьер. Мы на востоке.
– Я знаю это, мадам. И тоже думаю, что нашему гиду лучше быть аккуратнее с местными понятиями и названиями.
– Мой мальчик. Поверьте, тут многое не так как в Европе. Просто поверьте. – мадам на секунду задумалась. – И еще. Дайте мне мой кисет.
Секретарь достал из портфеля яркий расшитый бисером мешочек, затянутый на шнурок и передал его женщине. Мадам развязала не сложный узел и достала из кисета шелковый сложенный в треугольник платок. Слегка отклонившись от спинки кресла, она быстрым движением повязала платок себе на голове, сжав в ком пышную прическу и завязав концы платка на затылке. Следом из кисета она достала старые четки. Ее украшенные дорогими кольцами пальцы привычно начали перебирать костяшки, нанизанные бусами на нить. По сложившейся традиции она открыла плоский кожаный портмоне размером чуть более стандартного паспорта, несколько секунд посмотрела на его содержимое, и закрыв убрала обратно. Сам кисет передала Пьеру. Он всегда носил вещи мадам.
За окном плыли пейзажи современного поселения. После землетрясения 1966-го года новостройки преобразили Ташкент. На смену старым узким улочкам с хаотичной глинобитной или саманной застройкой были отстроены широкие проспекты с высотными зданиями. Впереди уже виднелся мемориал «Дружбе народов». Значит справа рынок «Беш-Агач». Мадам вспомнила, как была здесь несколько десятков лет назад. Она вспомнила запахи свежеиспеченных лепешек. Этот аромат ее детства не спутать ни с чем. Тонкие лепешки с тмином, зирой и луком были пределом мечтаний голодной детворы. Торговцы украшали свои изделия узорами персональных печатей и иногда дорисовывали по краю орнамент вручную. Она помнила парк отдыха и «Комсомольское» озеро. Как все строилось и после завершения привлекало много людей со всего Ташкента. Сейчас все изменилось с тех давних времен. Женщина не узнавала город. Но названия ей были знакомы и навевали ностальгию.
При виде арки рынка в голове мадам прозвучали слова: «Мадина… Мадинааа… Мадинааа-а…». Словно голос мальчика звал ее на помощь.
– Пьер. Попроси остановить автобус.
– Вам плохо, мадам?
– Просто останови автобус. Именно здесь. У той арки.
Пьер быстро прошел к водителю. Был небольшой разговор и автобус свернул с потока машин на край дороги.
– Леди и джентльмены. Маленький организационный момент. Пит-Стоп. Техническая остановка. Буквально пять минут. – объявила Вивьен.
Пьер помог мадам выйти из автобуса. Приложив правую руку с четками к своему виску, она пошла в сторону арки.
«Мадина… Мадина…» в ее голове звучало и звучало это имя. Так бывало. Если кому-то неожиданно требовалась помощь. И в этот раз ей оставалось только найти источник призыва.
Мадам шла через проход торгового ряда. Лотки с сувенирами и всякой едой стояли по обеим сторонам тротуара до самого входа в рынок. Вход представлял собой трех арочные ворота с большим куполом в центре. В проход под куполом двигалась вереница людей. Торговцев, покупателей и просто бездельников. На восточных базарах всегда было многолюдно, и все из совершенно разных слоев и с разными целями.
Ее вело именно к арке. Она что-то искала глазами. Вереница столов с узбекскими лепешками, горками фруктов и специй была похожа на людской муравейник. Все кричали, расхваливая свой товар или требуя освободить дорогу для нагруженных тележек.
Неожиданно, она почувствовала, как на ходу что-то дернуло ее. Обернувшись, мадам увидела сидевшего на обрывке картонной коробки юношу. Он ухватился за штанину брюк женщины, но не удержав, его рука соскользнула и уперлась в грязный асфальт. Он так и сидел. Скрюченные ноги не естественно сложены, на бок. Они были худы, словно у больного дистрофией или параличом. Сам худой. Грязный клетчатый пиджак, из которого парень вырос, имел штопаные лоскуты и новые места, требующие ремонта. На бритой голове старая черная тюбетейка с незатейливым национальным орнаментом.
Юноша взглянул на мадам. Их глаза встретились.
– Госпожа-хонум, подайте калеке. – он говорил на Узбекском языке.
Мадам смотрела на сидящего парня, словно пыталась прочитать в его глазах послание. Ее рука с четками уже не касалась виска. Она протянула руки в сторону калеки ладонями вверх.
– Госпожа-хонум, подайте калеке на одну лепешку. Я буду молить Аллаха о вашем здоровье.
Женщина нашла глазами бежавшего за ней помощника.
– Пьер. Дайте мне кошелек. У тебя есть советские деньги?
Помощник чуть замешкался, ощупывая свои карманы в поисках бумажника. Через пару секунд он протянул мадам купюру достоинством в три рубля.
– Мадам. У меня нет русских монет. Только это.
Женщина взяла деньги и положила их на картон близ сложенных колен парня.
– Хонум. Этого очень много.
Мадам неожиданно для Пьера начала говорить на восточном диалекте. Он понял только, что они оба говорили на одном языке.
– Бери. Это тебе.
– Хонум. Для одной лепешки, это очень много.
– Бери.
– Тогда позвольте мне купить на эти деньги себе новую рубашку?
Мадам пронизывала глазами юношу. Словно сканировала. Она не останавливала взор на каких-то деталях, но устремляла его глубже, смотря сквозь ткани хлопчатой материи и человеческой кожи. Особенно пристально она смотрела в его глаза. Больные, с желтыми белками яблок. Немого заплывшими слезой и сонными сгустками.
– Как твое имя?
– Талгат.
– Зачем ты звал меня?
Юноша словно знал, о чем спрашивает его эта богатая женщина.
– Я не звал вас. Хонум. Простите меня, что я остановил вас.
– Но почему ты остановил именно меня?
– О, хонум. Сегодня мне снился сон. И я знал, что Аллах пошлет мне Мадину.
– Ты во сне узнал мое имя?
– Нет. Но я знаю, что может быть в будущем. Мне иногда это снится.
– Талгат. А что ты знаешь еще?
Юноша едва дышал от волнения. Он боялся спугнуть своего благодетеля. Ему хотелось встать и казаться стройнее и достойнее, но ноги не слушались и все что он мог, это сидеть на грязном обрывке старой коробки.
Парень посмотрел чуть в сторону, и указал на Пьера:
– Только что у него украли деньги.
Мадам обратилась к своему спутнику:
– Пьер, проверьте ваш бумажник.
Секретарь начал бить себя по всем карманам. Затем он машинально проверил портфель. Бумажника не было.
– О мадам, его нет. Он должен быть. Я только что из него доставал деньги.
За всем происходящим уже следили зеваки. Народ стал смеяться над незадачливым иностранцем. Парень-инвалид вновь привлек внимание Маджины.
– Возле него только что стоял Салават. Это местный карманник. Он самый лучший.
– Не ищите. Вы уже все пропустили, Пьер.
– Что пропустил?
– Вас обокрали. Что было в бумажнике?
– Русские деньги. Визитки.
– Где мой кисет? Там портмоне. Пьер, скажите, что он у вас.
Секретарь еще раз проверил внутренние карманы пиджака.
– Мадам. Простите. Кисет я держал вместе с бумажником в портфеле. Я совсем не думал, что…
Маджина знаком остановила Пьера. Было понятно, что кисет являлся самой важной потерей. Она взяла за руку инвалида.
– Талгат. Я вернусь. Я еще вернусь сюда.
Она встала и пошла сквозь толпу к автобусу. Секретарь, озираясь и скрестив руки на груди, посеменил за ней.
Автор публикации
