Возвращаясь из магазина с булкой хлеба, я встретил своего давнего знакомого. Мы дружили с ним в детстве но по взрослению, мы стали немного другими. Мы изменились, кто-то в меньшей мере, а кто-то в большей. Он мало чем изменился. Такой же по-детски простодушный и по доброму глупый человек. Он легко уверял себя в заговоры государств, или в порчи. Ему это даже в некотором смысле нравилось. Легко жить думая о том, что во всех бедах виновата какая-то порча, но не ваши поступки и решения. Несмотря на всё это мне даже была приятна наша встреча.
Он позвал меня в гости, и я согласился. Потому что последние месяцы я никуда не выходил.
*
Войдя в коридор, я мало что видел. Солнечные лучи рано покинули зимний вечер. Но и днем они видимо не касались стен этого сырого коридора. Резкий запах дешевого табака исходил из одной едва различимых дверей. Всего их было две. Из второй же доносились женские отголоски. Это была сестра моего знакомого, как после мне он рассказал, его сестра часто пела по вечерам. Хоть и пела она “от души”, слушать её было невозможно. Она пела исключительно о прошедшей любви. Жалкие и жалеющие сноты, утешающие саму себя, были буквальными выкриками души, и поэтому она в большинстве случаев пела лишь высокими нотами. Всё это и без того неприятной картине, придавало большую мрачность и печаль. Ориентируясь на плотные клубы дыма, войдя в освещенную комнату, блекло жёлтой лампочкой, я встретил своего приятеля лежа на диване, никак не отреагировавшего на меня. Он жадно докуривал остатки газетной скрутки, всматриваясь в потолок. У дивана находился маленький пошарпанный темно-коричневый столик, на котором были давно остывшие кружки чая, хлеб и половина банки с вишневым вареньем. Откликнув его по имени, очнувшись от дум, вытаращив на меня глаза, спустя некоторое время он встретил меня всё той же детской улыбкой. Встав, и быстрыми небрежными движениями закипетив чайник по новому, и налив в чашки горячий чай. Мы сели у столика, и начали вести однобокую беседу. В начале после около минутного молчания, мы одновременно начинали говорить перебивая друг-друга. В такие моменты я замолкал, а он говорил. Он рассказывал мне бытовые истории, а я лишь только проговаривал “ага” и “хм…” По окончании его истории, нам обоим было неловко от томного молчания до тех пор, пока он не вспоминал и начинал новую. Попробовав варенье один раз, я тут же заел его большим куском хлеба, и запил глотком горького чая, варенья я больше не кушал. Но хозяин дома только и налегал на него, создав рядом у себя, небольшую кучку из вишневых косточек. Иногда я шутил пытаясь избавится от неловкости. А он в свою очередь рассказывал приземленные анекдоты, и улыбаясь издавал сопровождающие звуки “эгхее”. От которых неловкость только возврастала. Я улыбался ему в качестве поддержки. Так проведя около двух часов беседы, я сказал что мне пора. Он проводил меня со словами, что нам надо заходить друг-другу в гости по чаще, как это было раньше. Я лишь улыбнулся ему, уже зная, что хоть и от части беседа была немного приятной, в силу ностальгии.
Я больше не желаю с ним встречи.