Поговаривали, якобы тот молодец явился с запада, последовав точно за последними солнечными лучами догорающего дня, и явился местному люду он багрянистым, словно одетым в красную верхнюю рубаху, подпоясанную на два раза не иначе как самим огонь-поясом, однако утром, стоило селянам ближе рассмотреть того человека, как оказался он вполне обыкновенным. Но всё же отнеслись к нему с подозрением, ибо никогда не ведаешь, что утворят пришлецы-чудаки с настолько горящими глазами, как у медной ящерицы.
Остановился он на дворе Любомилы Щуки, радушной вдовы с целым выводком дитят от одного, но умершего недавно мужа, какая не убоялась людских перетолков и пересудов, ибо всякий да знавал, насколько порядочна эта женщина, а потому не посмел бы заподозрить неладное. Утром накормила Любомила смурного странника репой да хлебами и принялась расспрашивать, куда тот путь держит и зачем явился в их края. Долго пришлец молчал, толком не называя своего имени, но после стал ответ держать, и вскорости стало ясно, отчего же он так молчалив.
Бывший однажды сельчанским ремесленником-кузнецом, да столь талантливым, что сами князья повадились брать его работы и хвастаться гудящим в битве булатом, выкованным в трех пламенях, Житомир вынужденно покинул родной край после встречи с Белой Бабой. Лишь услышав это имя, затаили Любомила и гости ее дыхание — обратились во слух, и никто не посмел бы сейчас перебить Житомира. Да и побоялись нюрчаничи его, как всякого огненно-железного кудесника-кузнеца.
Говаривал он следующее.
Как заходило увядающее солнце, в последние мгновенья поджигая кроны вековечных древ, увешанными седыми лишайниками, точно старческими бородами, так откладывал кузнец свой инструмент, вытирал пот, выходил в холодающий вечер, перетекающий в звездную ночь, и вдыхал по-осеннему морозный воздух. В злосчастный вечер увидел он вдруг женский силуэт, укутанный в белое, точно в похоронный саван, и приближалась она, опустив голову. Житомир окликнул ее — и остановилась та женщина в поле у изгороди; подошел он к ней ближе и вдруг заметил, что подпоясана она на мертвячий манер — только одним узлом, да постарался не показать великого ужаса, вселившегося тотчас в его сердце.
Поглядела на него Белая Баба и вдруг улыбнулась, попросила она белой ткани, предложив взамен ответить на самый важный вопрос в жизни кузнеца — тот самый, какой не давал ему покою долгий годы, ведь знала Белая Баба, что исчезли давным-давно в ночи его жена и единственная дочь, оставив кузнеца горевать и оплакивать потерю до самого конца жизни. Житомир точно помнил, что нет доверия таким, но слишком отчаялся он — и принес из дому, из сундука пропавшей жены, белой ткани, какую пряла она и какую шила в наряды для деревенских женщин. Золотые руки у нее были — и иначе о ней не говорили.
Когда вернулся кузнец, она до сих пор ждала и с благодарностью приняла дар. Рассказала она, что ушли жена и дочь на далекий восток, к рыжим горам, из коих выходят руды, цветом словно болотные, и если хочет он найти их и соединиться с ними, то пускай же идет, следуя наитию. В тот же момент в сердце Житомира вселилась необычайная уверенность, как будто кто-то нашептывал ему настойчиво, куда следовать за пропавшими. Не ожидая утра и оставив кузницу брату, ушел он в путь, по лесам и по рекам, терпя нужду и смыкая почти глаз, потому что стояли пред его очами жена и дочь, будто живые и наяву.
Замолчал Житомир и бросил взгляд на улицу, раскрытую ставнями — именно там таились рыжие горы, куда лежал его путь. Он попросил у нюрчаничей хлеба-соли в путь и был таков.
Убоявшись, жители зарыли под крыльцами своими кобыльи головы, повесили косы над воротами, приколотили подковы к порогам, однако никакой Белой Бабы не появилось — и не появилось ни Житомира, ни жены его, ни дщери. Не видели их и те, кто хаживал к горам из любопытства ли, из нужды ли, и долгие семь дней и семь ночей не происходило в деревне ничего необычного. Жизнь текла своим чередом: со всеми горестями и счастьями, с работами и полуденным отдыхом; но вскоре случилось нечто, что премного расстроило Любомилу Щуку.
Никому больше она не рассказывала о том, что видела — только вздохнула разок соседке, что видывала троицу минувшим полнолунием. Шли они по полю — мужчина, и женщина, и девица. Сделался голос ее горьким — и сказала она, что мужчина — в точности Житомир их; погубила его Белая Баба, заманила в подземный мир под видом рыжих пещер. Да не обманула же: воссоединился он с семьей, пусть и в посмертии.
Чтобы не забывали люди Житомира и семью его, оставила Любомила Щука у рыжих пещер хлеба с солью да ушла, не оглядываясь, и больше не возвращалась туда.
Хорошая проза.
Спасибо! Я очень старалась, особенно передать фольклорность этой истории с:
Пожалуйста, дорогая Алиса, творите еще!