Третьего мая пошёл снег, мокрыми хлопьями осыпаясь на землю, тая, оставлял на ней лужицы химикатов с предприятий.
В городе было прохладно, воздух влажный, в переулках зажатый и спертый, словно жители этих пятиэтажек никак не могут надышаться, мешая друг другу вдыхать кислород, выращивая в квартирах споры плесени. Здесь готовили постоянно самую смердящую рыбу, обязательно с какой-нибудь дешёвой, душистой приправой.
Овцы никогда свободно не гуляли по городу. Не было в городе и не одной дикой овцы без имени, клички, порядкового номера на бирке. С детства не видел я ни одной овцы, свободно гулявшей без пастуха и его старой, замученной, полуслепой овчарки.У всех овечек судьба с самого рождения предораспределена.Чья-то шерсть пойдёт на мягчайшие подушки, барашки пойдут на убой, чтобы стать в дальнейшем блюдом на чьём-то празднике. Или, если человек побогаче, каких в этом городе нещадно маленькое количество, просто стать обедом, ужином или в случае здорового мужика из домика на окраине – перекусом.
Маленькие, бедные овечки.
В начале июня мы с другом оба освободившись от рабочих дел, и, устав от сетей переулков и связей с людьми этого города договорились пойти в поход, и условились на три дня ночевой в лесу.
И вот собрав рюкзаки, одолжив палатку у знойного соседа мы отправились в ближайший от нашего городка лес. Уж хвойный он был или какие ещё есть леса я уже не вспомню, не сильно мне отложилась в голове эта информация. Поставив палатку мы разложились под старым деревом, оно не было сухим или каким-то дряхлым, но видно было по нему, что ему не один и не два десятка лет, такие деревья обычно рисуют на иллюстрациях к каким-нибудь рассказам про старую Землю, где и звери были большими и лопухи огромными. Проведя час или два сидя под этим самым деревом, готовя на костре собранные нами грибы и чего уж греха таить, привыкшие к комфорту мы жарили на костре и дешёвые сосиски. Темнело и мы с товарищем думали уже лечь спать, застегнув палатку изнутри оба залезли в спальные мешки и минут десять проговорив на разные темы: Как его замучила контора в которой он работает и его вздорная, истеричная начальница, которая всегда красит губы помадой, как она сама говорит – “цвета фукси”, которая на деле выглядит как будто у неё на губах искусственная пластиковая орхидея. Как меня удручает рост цен в местном магазине и повышение аренды на мою квартиру. И многое разное, не хотели мы прибедняться, но друг перед другом можно было и пожаловаться на бытие несчастного клерка.
Друг уже отходил в сон, я чувствуя приятную усталость после насыщенного дня уже тоже сонно прикрывал глаза, расслабленный мозг уже ни о чем не думал и я уже было стал засыпать… Но тут услышал треск и шорох, за пределами палатки кто-то ходил осторожными шагами, которые слышались уже совсем близко к нам. Опешив и рассмотрев всевозможные варианты развития событий, что это маньяк или медведь, а может быть и безобидный старый лесничий в потрёпанной рабочей одежде я всё не спешил выглядывать. И не выглянул бы, но прозвучало тихое блеяние.. Овечка… Я всё же сжигаемый интересом выглянул из своего убежища,это действительно была овечка, обросшая шерстью, вся в репеньях, но с горящими глазами, в которых даже из темноты был виден блеск какой-то неземной радости- овечка…
Не было на ней ни бирки на ухе, ни уродливого клейма фермерской жизни, смешно это говорить, но передо мной стояла дикая овца. Овца, которая не знала стадной жизни, неведомо как выжившая одна в этом лесу, может она сбежала совсем недавно, а может уже давно, бродит по здешним тропам мне не было известно. Смотрел я на неё чуть больше минуты, всё заглядывал в её блестящие ,непонятно каким образом глаза, не могут у обычного животного так гореть глаза.. Видимо ей наскучила моя компания и она развернувшись ушла обратно в чащу, а я закрыл палатку и ещё час всё думал о её глазах, о том как она тут оказалась, куда она пошла и может ли овца выжить в лесу..
Мы коротали оставшиеся двое суток нашего самопровозглашённого отпуска игрой в карты, приготовлением мяса и оставшихся сосисок, мой друг всё высматривал насекомых и объяснял мне что-то про них заумными, профессорскими словами, я не сильно вслушивался. Мы набрали веток, насушили их и связали банных веников. На вопрос моего друга зачем мы этим занимаемся я ответил: -“Мало ли мы захотим сходить в баню, или я или ты разбогатеем, обзаведёмся собственным домом с сауной, а богатеи денег на ветер не бросают, что же мы будем покупать веники с этой огромной наценкой.” Он посмеялся и назвал меня придумщиком, мол двадцать лет не богатели, а на старость лет манна небесная на нас так и упадёт. Отдых приходил к концу, мы сложили палатку, потушили костёр, собрали свои вещи и мусор, который накопился за это время, и пошли к машине.
Мы шли не спеша и нерасторопно, но друг, видимо его большие уши как-то да и влияли на его слух , заприметил какой-то шум в кустах и велел мне поторапливаться. Мы быстро забили багажник вещами и сели в машину. Отъехав метров на пять я заметил багровую лужицу, а в сантиметрах тридцати лежала холодная голова, глаза которой уже не горели, они жалобно закатились, а сама овца по гримасе на её морде в предсмертии чуть ли не плакала, не знаю чьих клыков или рук это было дело, но таких горящих глаз позже я не увидел ни у одного животного.
Бедные, бедные овечки.
Супер класс