Вторую неделю небольшой обоз из двух повозок и нескольких вьючных верблюдов медленно двигался к землям Великого Танаиса. Весенняя распутица 1333 года превратила узенькую дорогу в сплошную непроходимую преграду, пройти через которую можно было, приложив особые усилия и терпение. Благо, что дорога эта была известна Малану, опытному проводнику из ордена дервишей, входящих в состав религиозно-ремесленного братства Ахи, и сопровождавшему этот обоз из Малой Азии в Азак.
Малану за свою жизнь не раз доводилось пробираться самыми различными путями, сопровождая знатных турок, татар и монголов, венецианских и генуэзских купцов из Азака в азиатские страны или проводить их караваны до стен родного Азака.
– Ну, что там видно, друг любезный? – раздался слабый голос из одной кибитки.
– Нас догоняет какой-то караван. Прикажете остановиться?
– Да, наверное, лучше пропустить чужестранцев. Мы не торопимся, а им, по воле Аллаха, небось спешить надо. Дай распоряжения, дорогой Малан, привал устроить, а то мы и так всю ночь из повозок не выходили.
Проводник что-то крикнул погонщикам верблюдов, помахал рукой наемным конным воинам, сопровождающим обоз и вся эта процессия со скрипом и ржанием лошадей начала замедлять ход и, наконец, остановилась. Спустя несколько минут Малан показал рукой на невысокий холм и обоз медленно повернул в сторону, освобождая дорогу.
Обустроившись у подножия холма, погонщики верблюдов и лошадей стали распрягать повозки. Из одной из них важно вышел стройный и загорелый молодой человек, лет тридцати от роду, в расшитом халате с небольшой бородкой и усами.
– Хвала Аллаху, есть местечко, где можно и ноги размять, – потягиваясь и расправляя плечи, произнес он и оглядел внимательно окружающую местность.
Это был хозяин обоза, знаменитый арабский путешественник и странствующий купец, просвещенный мудрец и дипломат, объехавший почти все страны исламского мира, лично знакомый с великим ханом Узбеком и теперь направляющийся к стенам турецкого Азака, Баттута Абу Абдаллах Мухаммед ибн Абдаллах аль-Лавати ат-Танджи. Да, да, именно так и величали арабского философа и путешественника Ибн Баттуту. Это он, один из первых иноземцев, сумел наладить связи с местной турецкой, монгольской и нагайской знатью, сдружиться с правителем низовья Таны, как до сих пор называли великую реку иноземцы и некоторые местные жители, богатым и влиятельным Кутлуг – Тимуром, родственником самого Узбека по женской линии. Именно эти связи и позволяли Ибн Баттуту чувствовать себя в безопасности в этих глухих нагайских степях, заселенных турками и калмыками, монголами и русичами. Образованный философ Баттута прекрасно знал, что он вступил на земли Дона и его ждет загадочный Азак, который иноземные торговцы почему-то именовали Таной. Опытный арабский путешественник много слышал самых невероятных историй об этом сказочном городе у берега Азовского озера, которое именовалось на старинных картах не иначе, как Меотское или Меотийское море. В забытье молодой человек не заметил, как к обозу приблизилась небольшая торговая миссия из нескольких кибиток и повозок, окруженных десятком вооруженных конников.
– Встречай путников, Малан, да пригласи к нашему костру, – важно распорядился молодой человек и попросил людей из своего окружения расстелить ковры и развести костер.
Обоз из трех повозок с конницей приблизился к холму и остановился. Как сам Ибн Баттут, так и большинство его людей, хорошо владели несколькими языками и свободно понимали многие наречия жителей этого края. Но, как не странно, из одной повозки вышел богатый торговец в европейских одеяниях.
– Просим к нашему костру, дорогие гости, – вежливо обратился Баттута к знатному господину.
– Приветствую тебя, великий Ибн Баттута. Для меня великая честь разделить трапезу с таким знаменитым путешественником, – кланяясь в пояс, приветствовал его чужестранец.
– Действительно, неисповедима воля Аллаха, если ты знаешь меня, – удивленно отвечал молодой человек.
– Да нечему здесь удивляться. Я спешу в свой Азак из ставки Узбека с важным донесением, которому суждено сыграть несравненную пользу для нас, венецианцев. Немудрено, что слава твоя, Ибн Баттут, несется по всей земле нашей, опережая тебя и нашего Кутлуг – Тимура.
– Как, всемогущий Тумуктумур тоже направляется в Азак?
– Конечно же, и будет здесь через день или два.
– На все воля Аллаха, знать суждено нам еще раз встретиться.
Ибн Баттута пригласил гостя на ковер и стал расспрашивать его, мол, кто он и с какой радостной новостью направляется в город у устья Дона. Теплое весенне солнце, языки костра с кипящей похлебкой, доброжелательность свиты арабского путешественника расположили незнакомца к разговору.
Оказывается, это был никто иной, как известный венецианский посол из Азака (Таны) Андреа Дзено, занимавший этот пост по милости знатного венецианца – дожа Францеско Дандола, курирующего торговлю венецианцев по всему Причерноморью. В долгом разговоре Андреа рассказал, что им, венецианцам, уже больше десяти лет назад удалось наладить торговлю в Тане, пройдя через препоны и всевозможные препятствия, возникающие, как ни странно, не по вине местных правителей и горожан, а их главных соперников – генуэзцев, обосновавшихся в городе раньше венецианцев. Еще в 1322 году первый венецианский консул Таны сумел договориться и с местной властью, и с генуэзцами, и наладить первые регулярные торговые маршруты из Венеции в низовье Дона. Преодолев трудности, искусному дипломату и торговцу Жиакомо Корнаро удалось, наконец, совсем недавно получить временное разрешение на торговлю и тем самым подготовить благоприятную почву для подписания главного документа, который он, Андреа Дзено, и везет сейчас в Тану.
– А что же это за документ? – не совладав с любопытством, перебил рассказ собеседника Ибн Баттут.
– О, любезный Ибн Батут, это великий Ярлык всемогущего Узбека, дающий право официально вести торговлю нам, венецианцам. Такого Ярлыка еще не видели торговцы Таны, это первый документ, который увидят не только итальянцы, но и все жители этого славного города.
– А можно ли мне его увидеть, уважаемый Андреа?
– Пока нет, я спешу первым из всей нашей миссии, которую возглавляет сам Кутлуг-Тимур, правитель низовья Дона. А мне поручено первому передать эту весть и подготовить встречу ханского наместника главному дарусу и баскаку Азака Мухаммеду – хаджи аль – Хорезми.
– О, да, я слышал о славном эмире Азакском почтеннейшем Мугаммеде, – со знанием дела произнес Ибн Баттут.
– Мухаммед-ходжа действительно всемогущ в Тане. По-вашему, может быть, его и можно назвать эмиром, но мы почитаем его как наместника Таны и прилегающих земель, управляющего городом и осуществляющего достойный надзор за взиманием всевозможных налогов и сборов в пользу городской казны. Кому, как ни нам, торговцам, знакомо его справедливое, но грозное слово.
– А что, действительно ли Тана такой красивый город, о славе которого я уже не раз слышал в разных краях света? – облокотившись на одну из подложенных подушек и усаживаясь поудобней, с любопытством переспросил Ибн Баттут.
– Он не просто красив, он великолепен! Местные его называют Азаком, но два города – Азак и Тана стоят почти вместе и теперь уже трудно различить некогда два города, теперь это одно целое чудо света с тридцатитысячным населением, узкими улочками и причудливыми мечетями, небольшими каменными постройками и шумным торговым портом. Кто никогда не бывал в Тане, тот и не видел моря Меотийского.
Увлеченные беседой собеседники не заметили, как в большом котле сварилась вкусная походная похлебка. Пока они беседовали, на ковре собрались все приближенные из свиты и венецианского посла, и арабского путешественника.
– Отведай нашу похлебку, достопочтенный Дзено, – предложил Ибн Батута и потянулся за кинжалом, чтобы достать на блюдо большой кусок мяса.
– О, нет, уважаемый Баттута, разве ты не знаешь, что у костра нет места кинжалу? – остановил его Андреа.
– Почему? Объясни мне, в чем причина этого странного запрета?
Андреа важно устроился на ковре, обвел взглядом окружающих и, удовлетворенный тем, что и его знания пригодились великому арабскому путешественнику, начал свой рассказ:
– Давным давно, когда в эти дикие земли не смела ступать нога человека, появился на берегах Таны не весть откуда взявшийся нагайский мастер – умелец. Разбил он свой шатер и развел костер. Увидел издалека огонек всесильный Шайтан и налетел вихрем на незнакомца: «Как ты смеешь в моих степях разводить костры без моего ведома?». «А почему я должен спрашивать именно тебя, ведь когда я пришел, в этих краях никого не было?», – невозмутимо ответил мастер. «Да ты еще и грубиян – невежа, – закричал взбешённый Шайтан, – убирайся отсюда, пока я тебя не стер с лица земли!». Но мастер умелец даже не обратил внимания на угрозы Шайтана, и продолжил свою работу над металлическим мечом, положив его в костер для закалки. «Да ты еще и колдовать собрался, – возмутился еще больше Шайтан, – никто не смеет мериться со мной силами, а кто посмеет, того ждет вечная кара и месть невиданная». И опять не испугался мастер, взял закалившийся в огне кинжал и встал на пути Шайтана. «Давай силами мериться, кто победит, тот и останется на этих землях», – гордо заявил нагайский мастер-батыр. Долго длился бой, никто не смог победить, устали оба от ран кровавых. «Ладно, наглец нагайский, посмотрим, что дальше с тобой будет. Не закончилась наша битва», – злостно произнес Шайтан и исчез во мгле ночной.
Вот с тех пор и стали появляться на землях Донских нагайские племена, но боятся они возле костра обнажать мечи свои, чтобы не навлечь кары Шайтана злого. Со временем эта легенда стала поверьем местных жителей, считается у нас, что не дело мечом махать у огня, не для нас это.
– Как складно ты рассказываешь, любезный Андреа, но все равно слишком странные ваши обычаи, не понятны они нам. Как это правомерный мусульманин может бояться Шайтана поганого?
– Да не удивляйся, добрый путник, в наших краях переплелись языческие обычаи с мусульманскими, вот многое и не понятно в делах и поступках местных жителей. Уж слишком велик закон предков — Чингисова Яса, которому подчиняются многие коренные кочевники и скотоводы. Однако, благодарствуем за гостеприимный костер и ужин, пора нам продолжить наш путь, – произнес, поднимаясь с ковра венецианский посол и увлекая за собой всю свою свиту.
– Да благословит твой путь до Азака всемогущий Аллах, – учтиво кланяясь гостю, произнес Ибн Баттута, – до скорой встречи в вашем прекрасном городе.
Приближенные Андреа Дзено поспешили за своим хозяином и вскоре их обоз медленно двинулся по дороге, утопающей в грязи, к стенам Азака.
– Чудные здесь законы. Помнится, великий Тумуктумур убеждал меня, что ислам поглотил эти земли, а оно совсем по-другому. Многие мусульмане до сих пор придерживаются не законам Аллаха, а законам предков, – провожая взглядом исчезающий обоз, почти вслух рассуждал Ибн Баттута.
Это действительно было так. Могущественный хан Берке, предшественник нынешнего хана, принял мусульманство еще около пятидесяти лет назад, а с 1312 года, когда ханской ставкой силой овладев молодой и энергичный Узбек, ислам стал насаждаться в качестве официальной религии всех улусов Золотой Орды. Ибн Баттут знал даже и то, что в 1314 году Узбек-хан сообщил египетскому султану аль-Малику ан-Насиру, что в Золотой Орде почти не осталось неверных, но в реальности дела обстояли совсем по-другому.
Образованному арабскому путешественнику было известно и то, что земли низовья Дона давно уже знакомы русскому царю и здесь живет немало великороссов. Побывав в ставке хана, он знал и о том, что молодой московский князь Иван Данилович Калита год назад тоже побывал у Узбека и вел переговоры о торговле и дипломатических отношениях Руси с Золотой Ордой. Но, будучи фанатично приверженным исламу, Ибн Баттута не одобрял связей мусульман с христианами, поэтому и не интересовался жизнью славянского населения на Дону. Вот к католикам он был более снисходителен, поэтому – то его и заинтересовало содержание первого ханского Ярлыка, пожалованного венецианским купцам Азака.
В свои двадцать девять лет Баттута интересовался не только жизнью и бытом жителей посещенных стран, но и тонкостями торговли разных народов, а, судя по словам Дзено, он смог бы почерпнуть много полезного из Ярлыка Узбека.
– Надо во что бы то ни стало ознакомиться с текстом этого Ярлыка, – думал молодой араб, готовясь к дальнейшей дороге.
Переночевав в степи, обоз Баттуты продолжил свой путь. Но к полудню погонщики верблюдов заметили, что их догоняет еще один караван. Баттута распорядился уступить дорогу и следовать вдоль проложенной колеи. Спустя два часа обоз догнали несколько конных воинов, которые и сообщили, что сопровождают караван Кутлуг – Тимура, следующего из ставки Узбека, после подписания торгового Ярлыка, в Азак для торжественного его вручения дарусу Азака Мухаммеду аль- Хорезми.
– О, великий Аллах, благодарю тебя, что ты вновь свел меня с великим Тумуктумуром! – обращая свой взор к небесам, воскликнул Баттут, – Посмешите сообщить своему правителю мою просьбу о встречи с ним.
Конные воины повернули обратно и через пятнадцать минут возвратились с приглашением Кутлуг – Тимура посетить известного араба его стоянку. Молодой человек быстро собрался, захватил с собой несколько приближенных, дорогую шкатулку с драгоценностями в качестве подарка и отправился в сопровождении воинов Кутлуга к его стоянке.
– Приветствую тебя, мой арабский друг, – улыбаясь и выходя из богатого шатра, встретил старого знакомого повелитель улуса. – Аллах повелевает вновь встретиться нам. Что привело тебя на сей раз в наши края?
– Слава Аллаху, что позволил вновь моим очам созерцать великого Тумуктумура. Я держу путь в земли Причерноморья, а по пути не мог не посетить жемчужину твоего улуса знатный город Азак.
– О, ты сделал правильный выбор. Красивее этого оазиса ты не сыщешь в этих землях. Вот и мне поручено моим повелителем принести городу добрую весть, да за одно и посетить своего друга Мухаммеда – хаджу. Проходи в шатер, поведай новости, что степные орлы донесли до твоего слуха.
– Рад буду разделить хоть на часок твое ложе и провести благословенные минуты в общении с несравненным владыкой.
Батутта прошел за Кутлуг – Тимуром в шатер, дождался, когда он сядет и лишь потом присел на коврах у его ложа.
– Так что ты говоришь так привлекло тебя в стенах Азака? – продолжил разговор правитель Южного улуса.
– Не гневайся, мой повелитель, но я не смею сказать тебе истинную причину моего путешествия в Азак, – склоняя голову произнес хитрец.
– Да будет тебе, говори и ничего не бойся.
– Прослышал я, что везешь ты славному Мугаммеду азакскому некий Ярлык на право ведения венецианскими купцами законной торговли. Так ли это, мой повелитель?
– Да, степи наши полны слухами, но здесь ты прав. Это действительно первый ханский Ярлык, регулирующий торговлю иноземцев в землях ханских. А что именно тебя интересует.
– Если ты позволишь, то я хотел бы взглянуть на него. Пойми меня правильно, я не только путешественник, но еще и торговец. Мне приходится предлагать свои товары в разных странах, а не знание местных законов могут подвергнуть меня многим опасностям.
– И опять ты прав, Ибн Баттута. Недаром молва ходит о твоем бескрайнем уме и верности Аллаху. Что ж, если тебе знакома наша письменность, то смотри, я не против.
Правитель жестом показал слуге на богато украшенный сундучок и велел подать его. Достав из него свиток, Кутлуг протянул его арабу. От торжественности происходящего руки Ибн Баттута задрожали и он осторожно принял из рук самого великого Кутлуг – Тимура Ярлык Узбека.
Молодой человек развернул свиток. Глаза слезились, в голове проносились всевозможные мысли, память сосредоточилась на иероглифах, вспоминая каждое его значение. Баттута стал быстро читать текст и машинально переводит полузнакомые иероглифы: «Предвечного бога силою, пламени великого благоденствия покровительством, мой, Узбека, указ Монгольского государства правого и левого крыла огланам, тем под началом с Кутлуг-Тимуром, тысяч, сотен, и десятков князьям, даругам-князьям Азова под началом с Мухаммед-ходжой, таможникам и весовщикам, заставщикам и караульщикам, многим людям, идущим по какому-нибудь делу, всем…».
«Ага, вот он этот Ярлык. Именно мне первому суждено прочесть его», – проносилось в голове Баттута. Перескакивая с одной строчки на другую, он пытался скорее понять общий смысл текста. «…Объявляем болотистое место в Азаке, что позади церкви госпитальеров, на берегу реки Дон, отданным нами в его пользование с тем, чтобы его приезжающие купцы проживали там и возводили дома, а при совершении торговых сделок платили бы в нашу казну по закону ханский налог…», – машинально переводил текст Баттут, сбиваясь и перепрыгивая с одного места на другое. «…Отныне и впредь венецианские купцы, приезжающие к нам на кораблях и совершающие торговые сделки в Азаке и других городах, пусть платят в нашу казну торговый налог в размере трех процентов. А если купля-продажа ими не производится, пусть никто не требует с них торгового налога. Также, у нас не принято брать торговый налог с торговли драгоценными камнями, жемчугом, золотом, серебром, золотой канителью; и ныне пусть не берут». «Это хорошо, что в Азаке на драгоценные камни не будет наложен налог», – переводя текст, думал Баттута. «…Также, если какой-либо товар продается на вес, то от ханского таможника и консула выделяются по одному уполномоченному, которые вместе следят за точностью взвешивания и уплаты продавцом и покупателем в казну по закону торгового налога и весового сбора. Стороны, совершающие между собой куплю или продажу, дают посреднику или принимают одна от другой задаток. Этот задаток считается действительным и входит в стоимость покупки. Если поссорится наш человек с венецианцем и один на другого подаст жалобу, то пусть наш правитель края и соответственно венецианский консул тщательно расследуют конфликт и определят меру ответственности каждого; и пусть не хватают невинного взамен виновного. Также, мы повелели, чтобы венецианцы платили с двухмачтовых и одномачтовых кораблей по прежнему обычаю; все их прибывающие и отбывающие суда обязаны в полной мере соблюдать это…».
«Вот почему так обхаживала при мне свита венецианского посла. У него теперь права в Азаке почти такие же, как и у главного азакского даруса и ханского баскака», – пронеслось в голове молодого араба. Баттута кинул взгляд на последние строчки свитка: «Выдан для постоянного хранения пайцза и алотамговый ярлык. Написан в год обезьяны восьмого месяца в четвертый день убывающей Луны, когда мы находились на Красном берегу у реки Кубань».
– Да ему цены нет этому Ярлыку, – выдохнул, наконец, Баттута, сворачивая свиток и отдавая его правителю.
– А кто может сомневаться во славе хана Узбека? Если уж писан Ярлык, то повеление на века останется. Знать, важен Азак всем землям Золотой Орды, если иноверцам такое право на торговлю дано.
– Истину гласят уста твои, великий Тумуктумур, – поклонившись, ответил Баттута.
– А теперь, друг мой, раздели со мной пир обеденный, – произнес Кутлуг – Тимур, поднимаясь с мягких подушек. – Знаю я, что тебе обычаи наши в диковину, так смотри и запоминай.
Кутлуг вместе с Баттутой вышли из шатра, и подошли к лужайке, укрытой персидскими коврами.
– Присаживайся, любезный арабский гость, прими дары Аллаха в степи нашей бескрайней, да помни, что еду берут руками, а не так, как в землях ваших.
– Уж это я твердо усвоил, а вот меня интересует еще один ваш обычай – почему играться плетью не положено?
– Плетью? Это ты имеешь ввиду камчу – наш символ власти и мужского достоинства? Да, это так. Камча – это власть над народом тебе подчиненным. А если ты играешься ею, то и властью сможешь играть. Значит неверный ты, подвластен подкупу и корысти. Вот почему камча только знатному дана, и он хранит её как зеницу ока.
– Понял теперь, мой повелитель, – улыбаясь, ответил собеседник. – А вот еще я обратил внимание, что после дождя или очередной стирки ваши люди никогда не вывешивают свое бельё на солнце. Чего бы это значило?
– И это просто объясняется. Обычай предков гласит: «Не выветри славу свою на ветру и солнце». В наших краях с ранней весны и до поздней осени грозы Аллаха очень часты. От любой искринки степи воспламеняются в одно мгновение. Аллах милостив, но неверных и непослушных карает он своей рукой всесильной. Истинный мусульманин не должен бояться дождя небесного и не к лицу ему выставлять на солнце свои одеяния, подчеркивая тем самым свою слабость и бессилие. Вот почему не принято у нас сушить бельё на солнце, а вот по ночам жены наши могут проветривать свои жилища и ковры богатые.
– Да, напомнил ты мне, любезный Тумуктумур, о женах ваших. В ваших краях, как и в наших, жена – первая послушница своего повелителя. А я вот почти не вижу в твоем окружении жен твоих и женщин красивых.
– Жена не смотрелище. Ей по Корану положено прислуживать только своему господину и лицо только ему показывать. Не положено женам в дороге быть, они всегда дома остаются. В сопровождении могут быть только наложницы. Вот ты в Азаке сам увидишь, какие там красавицы – наложницы со всего света собраны.
– Благодарю тебя, мой повелитель, но мне поспешить надо, дорога не терпит медлительных и ленивых.
– И то верно. Ступай с благословлением Аллаха, а тремя днями позже и я прибуду в город.
Баттута низко поклонился повелителю низового улуса и поспешил к своему обозу. Предстояло еще несколько дней пути, а Ибн Баттуту за последние два дня так охватило желание поскорее увидеть сказочный Азак, что мешкать он не собирался ни минуты.
Яркое весенне солнце успело за эти дни высушить бескрайние степи Придонья и двигаться стало куда легче и быстрее. По словам своего проводника Малана Батутта знал, что через богатый торговый Азак пролегали три пути в разные стороны света, по которым двигались караваны итальянских и греческих купцов по великому шёлковому пути в Китай. Один из них шел с севера по берегам Дона, по которому можно было попасть в столицу Золотой Орды Сарай ал-Джедид, а также на Русь и в Прикамье. Второй путь вел через степи на восток, к находившемуся в дельте Волги еще одному богатому городу, к Хаджитархану, из которого по прямой дороге рукой подать до Хорезма. С юга же к Азаку подходила дорога из крупного северокавказского города Маджара. Этот путь был менее известен иноземным купцам, но зато хорошо охранялся воинами Золотой Орды. Вот на эту дорогу и решил свернуть Баттута, пользуясь покровительством всех правителей золотоордынского ханства.
Спустя два дня обоз достиг стен Азака. У южных деревянных ворот его уже дожидались посланники Мухаммеда – хаджи. У невысоких стен города путешественника поразило обилие зелени и массы народа, снующего по узким улочкам города. После сотен километров пустынной степи, где изредка встречались небольшие селения и многотысячные стада пасущихся лошадей да небольшие отряды конных монголов или татар, Баттуту город действительно предстал как изумительный восточный оазис с золотыми куполами мечетей и странными одно-двух этажными глиняными постройками. Еще не видя берега Дона, арабский путешественник уже влюбился в эту жемчужину Золотой Орды.
Знатного гостя поселили в приемном доме богатого иракца Баджаба, специально приобретенного им для гостей или знатных приезжих. Устланный коврами дом напоминал маленькую мечеть, где все напоминало об исламе. Видно владелец дома, дабы угодить правителю Азака Мухаммеду – хаджи, таким образом подчеркивал свое особое почитание ислама. На следующий день Ибн Баттута в сопровождении местной знати обошел все достопримечательности города, побывал в шумном порту и обратил внимание, что в Азаке ходят свои монеты, отлитые местными мастерами – чеканщиками. Правда, в ходу были монеты разного достоинства, размеров и формы, но это не мешало торговцам вести бойкую торговлю.
Путешественник обратил внимание, как торговцы часто показывали своим покупателям пальцы и повторяли:
– Бирь – эта штука, а ваза – ушь. Та ваза – еке…
Проходя мимо небольшого рынка рабов, Баттута услышал:
– За эта красавица – алты давай.
«Если считать, что «бирь» – одна монета, «еке» – две монеты, «ушь» – три, а «алты» – шесть, согласно древне-нагайскому и тюрскому счету, то в Азаке за шесть местных монет можно купить красавицу рабыню, равную по стоимости двум венецианским вазам, – подумал про себя арабский путешественник. – Не мудрено, что этот город такой красивый, а его жители такие богатые». Два дня пролетели в постоянных встречах и походах по городу, но встретиться с венецианским послом Андреа Дзено молодому человеку так и не довелось.
Наконец, мулла с мечети возвестил о прибытии каравана Кутлуг – Тимура. К южным воротам поспешили сотни горожан и купцов, торговцев и мастеровых. Видно здесь так было заведено, что почтенных гостей сходилась встречать вся городская богема. Баттута обратил внимание, что на центральной площади около главной мечети и гарема Мухаммеда аль – Хорезми расстелены дорогие ковры, на которых возвышаются три шелковых шатра. От входа самого большого шатра и почти до южных ворот Азака расстелена расшитая разноцветными нитями ярко красная дорожка. Под звуки зурны (небольшой свирели), грохот бубен и звонкое песнопение долгожданного и уважаемого гостя встречала местная знать, затем провела его в шатер и предложила самые удобные места среди десятков подушек и невысоких столиков.
У самого входа Кутлуг увидел Ибн Баттуту и кивком головы предложил ему первому войти в шатер, подчеркнув тем самым перед десятками присутствующих важность иноземной особы. Далеко не каждый во всем нижнем улусе удостаивался такой почести.
После молитвы главного муллы гостей приветствовал сам Мухаммед – хаджи аль Хорезми – главный дарус и баскак Азака. Он обратился к присутствующим на трех языках, что тоже было абсолютной редкостью при приеме важных гостей. Баттута это сразу понял, потому что речь правителя Азака на других языках изобиловала массой ошибок и временных заминок, но важность момента была сохранена. После этого начался пир, сопровождаемый песнопениями на разных языках и чарующими танцами изумительной красоты красавицами – танцовщицами.
Побывав во многих городах самых различных стран, присутствуя на торжественных приемах у многих знатных вельмож, арабский путешественник ловил себя на мысли, что такого приема ему еще не доводилось видеть. Но больше всего его поразило окончание меджлиса, когда только пяти знатным гостям, включая Мухаммеда – хаджи, богослова Музаффар ад-дина и Ибн Баттуту, преподнесли богатые подарки – шкатулки с золотыми украшениями и драгоценными камнями, вышитые золотой ниткой праздничные халаты и к тому же еще по знатному степному скакуну. Вот где подтвердились все легенды об этом сказочном городе.
Через несколько дней после торжественного меджлиса в честь знатного гостя молодой араб поинтересовался судьбой Ярлыка Узбека. Оказывается, для перевода на латынь Ярлык надо было отправить вначале в Венецию, что и должна была сделать в ближайшие дни официальная торговая миссия венецианцев Азака. Время летит быстро. За несколько месяцев Баттута изучил все секреты торгового мастерства, сделал множество черновых записей для своей будущей книги, которую он задумал написать под впечатлениями быта и нравов азакских жителей и местной духовной власти.
В начале августа 1333 года Ибн Баттута узнает, что известным знатоком восточных языков и мудрецом Домиником в Венеции пишется латинский перевод Ярлыка Узбека, а уже 26 августа постановлением венецианского сената назначается специальная комиссия из «пяти мудрейших», в состав которой вошел и венецианский посол в Тане Дзено, для рассмотрения текста Ярлыка и составления предложений, послуживших окончательным решением сената об учреждении венецианского квартала в Азаке.
К началу 1334 года Азак получил первый официальный документ из Венеции. Это важное событие совпало с тридцатилетним юбилеем Ибн Баттуты, собиравшегося уже продолжить свое дальнейшее путешествие по свету. Арабский путешественник особо гордился тем, что ему одному из первых довелось узнать, что венецианским консулам с 1334 года было разрешено начать застройку предоставленной венецианцам низменных и болотистых земель на берегу Дона. Для первых застроек решено было подсыпать донские берега, засыпать камнями и песчаником всю земную поверхность и начать ставить на ней каменные дома. Денежные средства для этого, согласно Ярлыку Узбека и решению венецианского сената, предписывалось брать из взносов приезжавших в Тану купцов. Землю запрещалось продавать, дарить или сдавать внаем генуэзцам и местным ремесленникам.
Ибн Баттута, покидая город в начале 1334 года, успел узнать, что венецианцы разработали подробную инструкцию, определяющую порядок и условия доставки венецианских товаров в Азак и восточных товаров — в Венецию. Теперь он был убежден, что первый Ярлык Узбека стал важнейшим документом не только для средневекового Азака – Таны, но и всего Южного Причерноморья, положив начало официальному разрешению ханов Золотой Орды вести торговлю по всему побережью Азовского моря. Но самое главное, что уяснил для себя арабский путешественник, что именно ему довелось быть непосредственным свидетелем этого исторического события.
***
Автор публикации
