– Крещендо, Илья! Форте! – визжал срывающимся голосом Станислав Львович. – Что ты такой заторможенный, а?
Пальцы Ильи обожгло ударом небольшого хлыста, который учитель музыки всегда держал при себе.
«Я тебе не лошадь!» – со слезами на глазах хотел выкрикнуть Илья, но он только встряхнул пальцами, опустил их на клавиши и заиграл снова самый сложный пассаж.
Станислав Львович при этом закрыл глаза и стал раскачиваться из стороны в сторону, подражая музыкальным переливам.
– Крещендо! Еще! – вырывалось у него, когда корпус наклонялся вперед.
Илья изо всех сил давил на клавиши, чтобы добавить звука. Но этого всегда было мало.
Уже шесть лет он ходил в «музыкальную школу», которую открыл у себя дома бывший мамин сокурсник Станислав Львович. Илья презирал эти занятия всем своим нутром.
– Илюшенька, музыка – это прекрасно! Ты почувствуешь это, когда увидишь, как много в твоём сердце богатства от нее. А Слава – лучший педагог, да еще с альтовым сопрано.
Так говорила мама Ильи – известный в Киеве концертмейстер.
– А Сашка на робототехнику пошел, – бубнил Илья, надеясь, что мама его когда-нибудь услышит.
– Ты уже знаком с триолями? Как красиво они обогащают музыкальное произведение – продолжала мама, качая головой в такт очередного классического произведения.
У Ильи дома всегда звучала музыка. Всегда классика.
Прячась в своей комнате, он надевал плотнее наушники и спасался тишиной. Как это было прекрасно – не слышать адажио, пэзанте, меццо-пиано. Можно было слушать себя и мечтать. Обо всем.
В феврале, после очередного урока со Станиславом Львовичем Илья шел домой, не одевая перчаток. Он хотел отморозить пальцы и услышать вердикт врачей: «Его руки больше не смогут играть на фортепиано». Вот тогда началась бы жизнь. Прийдя домой, Илья увидел в коридоре рассерженную маму:
– Ты что вытворяешь? Мне звонил твой учитель и сказал, что ты был сегодня так плох, как никогда. Не смог сыграть Баха – самого Баха! Это возмутительно!
У мамы на лице появились красные пятна. Так было, когда она выходила из себя, и Илья уже знал, чем это кончится.
– В комнату, к стене! – приказала мама и открыла дверцу шкафа, доставая длинный ремень с тяжелой бляшкой.
– Мама, но Станислав Львович бьет меня по пальцам – я уже не раз говорил тебе об этом. В нормальных школах так не делают. Я не могу после этого играть. – всхлипывал Илья, понуро идя в комнату.
– Значит мало бьет. Я добавлю. Чтобы ты наконец-то понял, что музыка – это твоё будущее. Я родила тебя, чтобы ты стал известным исполнителем. Каким не смог стать твой неудачник – папаша.
– Зато он вовремя освободился от тебя и живет счастливо, – огрызнулся Илья.
– Как ты смеешь? Счастливо? При его то данных (длинные пальцы, осанка, скорость) работать грузчиком?
На лице мамы читалось искреннее непонимание.
– Мам, – сказал Илья мягче, – я не хочу быть музыкантом. Пойми. Мне нравятся компьютеры, формулы, программирование.
Мама сжала ремень крепче:
– Эти железки? Бездушные роботы. Никогда!
И мама размахнулась и ударила Илью по спине. Бляшка попала прямо в лопатку, которая от удара вжалась, пытаясь спрятаться в худом теле Ильи. Потом последовал еще удар и еще. Ровно девять – за каждый прожитый год.
Потом мама вышла. Илья упал на кровать, лицом вниз, и, завывая, плакал.
Ему хотелось исчезнуть, уйти, скрыться в мире, где нет ни одной ноты, ни одного музыкального звука.
С опухшим лицом и горящей спиной, как будто кто-то раскалил ее на углах, Илья с трудом поднялся с кровати. Компьютер был включён. Быстро открыв Google, он написал вопрос: «Как перестать слышать?». Посыпались ответы и рекомендации как не слышать громких соседей, как уметь сосредотачиваться в шумной обстановке.
– Нет, не то.
Илья снова застучал по клавиатуре: «Как оглохнуть? Совсем».
Открыв первый выпавший сайт, он увидел предупреждение: «Есть риск потерять слух при акустических травмах: фейерверк, взрыв, выстрел…»
– Не подходит, дальше – дрожа от собственной решимости, говорил Илья.
«Если засунуть ватную палочку для чистки уха сильно глубоко, то можно повредить барабанную перепонку, что может привести к потере слуха».
– Вот оно.
Илья прокрался в ванную, запер за собой дверь и порылся в маминой косметичке. Там лежала целая упаковка с ушными палочками. Пальцы не слушались.
– Я буду слышать тишину, давай – уговаривал Илья сам себя, пытаясь вытянуть палочки из пакета.
Наконец, встав перед зеркалом, он глубоко вздохнул. Из маминой комнаты доносились звуки фортепианного концерта Бетховена. «Аллегро» – проговорил Илья неосознанно. Потом встряхнул головой и с широким оскалом, вдавил палочки глубоко в уши.
Голова взорвалась нестерпимой болью и Илья упал без сознания.
Очнулся он от раздражающего звона в ушах. Илье захотелось разодрать их, чтобы вытащить заглушки, которые не давали слышать. Он не сразу вспомнил, что произошло. Возле больничной кровати стояла медсестра. Она взяла руку Ильи и сжала. Ее рот открывался и закрывался, но звук не выходил.
Вдруг Илья увидел, что в палату заходит мама – губы сжаты, а в глазах разочарование и презрение. Никакого сочувствия. Она наклонилась к самому уху Ильи. Стало щекотно от ее прерывистого жесткого дыхания.
Илья хотел сказать ей, что все кончено, но, открыв рот и выдыхая звуки, испугался вибрации в груди. Весь мир передавал только один сигнал – невнятный гул – одночастотный, плоский.
Решимость Ильи исчезла и по щекам покатились слезы. Мама фыркнула, поправила прическу и выплыла в коридор.
Медсестра протянула Илье блокнот с ручкой.
Трясущейся рукой он написал: «Это навсегда?»
Ответом ему были грустные глаза медсестры.
В груди защемило и Илья с силой зажмурился.
Через месяц он сидел в гостиной у себя дома и смотрел в одну точку. В полной тишине. Мир стал немым, исчезли мамины упреки, притихли птицы, даже дождь стучал молчаливо. Музыкальная колонка вибрировала, а значит мама снова слушала что-то из классики. Илья закрыл глаза. Подушечки пальцев касались динамика и подслушивали разговор музыки, в котором стон перетекал в апатию, нарастал и агрессией срывался с обрыва. Илья так мечтал не слышать арпеджио, трезвучий и стакатто, а теперь именно музыка стала его единственным собеседником.
Автор публикации
