Альбрехт (триптих)

Часть первая

АЛЬБРЕХТ

Действующие лица:

Дюрер Альбрехт-живописец

Катрин,

Зуззи,

Гретхен

Лукас-подмастерье, 15 лет

Епископ

Бургомистр

солдаты

Святая Дева Мария

СЦЕНА 1

Мастерская Дюрера в Нюрнберге. День. Дюрер, в запачканном красками халате,

занят работой над очередным шедевром. На полотне изображена Дева Мария,

кормящая грудью младенца Иисуса. У окна, на подиуме,- Катрин, позирующая для фигуры Марии. Младенца заменяет тряпичный сверток. В углу Лукас растирает краски.

ДЮРЕР (быстро переводит взгляд с картины на натурщицу и обратно) – Диспропорция, явная диспропорция… Дисперсия, дисфункция… Дифракция, так сказать…

КАТРИН – Маэстро Альбрехт…Я хочу пи-пи.

ДЮРЕР(не слышит) – Дизъюнкция, дистинкция, если угодно… Груди великоваты. Да,

С грудью я переборщил… Слишком большая грудь. Поди сюда, Лукас.

Дукас, продолжая тереть в фарфоровой мисочке краску, приближается к учителю

ДЮРЕР – Что ты думаешь об этой картине, Лукас?

ЛУКАС (подобострастно) – Она прекрасна, как и все, что Вы делаете, маэстро. Кажется, что ангелы водят Вашей рукой.

КАТРИН (сучит ногами) – Пи-пи!.. Пи-пи!..

ДЮРЕР – А груди, Дукас, груди Пресвятой Девы? Не велики? Говори правду, не бойся, ложь-большой грех.

Лукас тупо таращится на полотно. Груди, действительно, чудовищны. Они занимают едва ли не половину всей композиции.

ЛУКАС – Эээ-э-э-э…

ДЮРЕР (нервно) – Не считаешь ли ты, что грудь стоит слегка уменьшить?..

ЛУКАС – Ээээ…

ДЮРЕР – Идиот!..Эти груди- лучшее, что я написал в своей жизни. Велики? Ничуть! Ведь это – груди Пресвятой Девы. Она выкармливала ими Господа Нашего! Господа Нашего!

Избивает ученика до полусмерти. Лукас, чуть живой, отползает в свой угол и продолжает кое-как тереть краску. Дюрер пристально смотрит на полотно.

ДЮРЕР – Впрочем… Мальчишка, может быть, и не совсем неправ…

(Обмакивает кисть в краску, подходит к картине, пытается уменьшить грудь).

• Вот, кажется, лучше…
• (Груди уменьшены чуть ли не до размеров грецкого ореха)

– Проверим.

(Направляется к натурщице, срывает с нее драпировку).

– Натура – великий учитель, она никогда не обманывает. Нужно только уметь смотреть…

Груди Катрин отличаются весьма внушительными размерами. Дюрер растерянно переводит взгляд с груди Катрин на картину и обратно. При этом он вертит головой столь рьяно, что зритель начинает беспокоиться- как бы она не отвалилась.

ДЮРЕР – Почему у тебя такая большая грудь?

КАТРИН – Ткой создал меня Господь… Я хочу пи-пи.

ДЮРЕР – Неблагодарная! (Продолжает вертеть головой). Я плачу тебе два штюбера. Я дал тебе штюбер на чай. Ты ленива и неблагодарна, как, впрочем, все южане.

КАТРИН (капризно)– Пи-пи, пи-пи!…

Лукас, который уже пришел в себя, хихикает в своем углу.

ДЮРЕР (в ярости) – Так вы заодно?! Я должен закончить картину сегодня, во что бы то ни стало.Вот-вот явятся заказчики- бургомистр и эта свинья-епископ, принимать работу.

Сегодня истекают все сроки. Возьми это. (Протягивает Катрин первую попавшуюся посудину). Бог тебе судья, несчастная.

Возвращается к полотну, что-то энергично малюет. Катрин мочится в посудину, не сходя с подиума.

ДЮРЕР – (привлеченный звуком льющейся мочи, смотрит на Катрин). – Чудно, право, как подумаешь! Ужель и Пресвятая мочилась, как простая женщина?..

Лукас хихикает. Дюрер в гневе запускает в него кисточкой.

СЦЕНА 2

Пивная в Нюрнберге. Несколько местных художников пьют пиво и перемывают кости

своему собрату по цеху.

1-й – Старик совсем деградировал.

2-й – Он лишился рассудка. Он устраивает оргии с натурщицами.

3-й – Он попал в сети дьявола.

4-й – Беда в том, что ему отказал глазомер.Случилось самое страшное, что может случиться с художником:ему изменил глаз. Взгляните на его последние работы: пропорции нарушены, крохотные торсы, громадные головы. А его «Евангелисты»?! Это какие-то порждения Ехидны, а не Евангелисты. Взять хотя бы Матфея: одна рука короче другой, нос провалился,глаза косят,губы вывернуты наизнанку.

5-й – Куда смотрит наш бургомистр? Бог поразил его слепотой, как, впрочем и нашего епископа. За новый алтарь они отвалили нашему старику двадать гульденов. За что, спрашивается?! Задница Девы таких размеров, что впору и слонихе. Задница, в сущности,

занимает всю центральную часть алтаря. И такая, с позволения сказать, «картина» красуется в центре города, в обители Бога!..

6-й – Надо что-то делать!

В пивную входит Лукас. Спросив кружку пива, садится за соседний столик. Он мрачен и подавлен.

Один из живописцев – Это его подмастерье.

Другой живописец – Эй, малый! Поди – ка сюда!

Лукас нехотя поднимается и подходит к столику художников.

1-й – Как поживает твой учитель – маэстро Альбрехт?

ЛУКАС – Сказать по правде, он совсем взбесился. Сегодня, из-за сущего пустяка чуть кости мне не переломал.

Художники переглядываются.

2-й – (сует парню мелкую монету) – А не богохульствует ли твой учитель, не блудодействует ли?

ЛУКАС (морщит лобик, лицо его светлеет) – Богохульствует.

Все художники (нестройным хором) –Как же он богохульсвует?!..

ЛУКАС – Сегодня он сказал, что Дева Мария мочилась как простая женщина.

3-й – Я же говорил! Он одержим, одержим дьяволом! Пора действовать!

ВСЕ- Пора!..(встают, быстро расходятся)

Лукас медленно допивает пиво.

СЦЕНА 3

Мастерская Дюрера. Дюрер, Катрин, Зуззи, Гретхен. Грудь у всех девушек обнажена. У одной-маленькая девичья грудь, у другой-средних размеров. У Катрин-самая большая грудь. Картина несет следы многочисленных переделок. Видно, как многократно менялись размеры груди Марии. В последнем варианте груди уже отделились от своей хозяйки и парят в небесах, подобно розовым воздушным шарам. Измученный живописец то измеряет груди девушек с помощью различных инструментов, то вновь кидается к холсту.

ДЮРЕР (подносит кронциркуль к груди одной из девушек) – Прильнем к сосцам природы… Природа никогда не обманывает.

ГРЕТХЕН – Ой!.. Больно!

ДЮРЕР – Молчи, маленькая потаскушка. Я плачу тебе два штюбера. Я дам тебе еще штюбер на чай.

Бросается к холсту, стремительно пририсовывает Марии несколько новых грудей. В общей сложности их становится шесть. Мастер бессильно падает в кресло, вперившись

в злополучный холст. Кажется, он хочет прожечь его взглядом.

ДЮРЕР – Что-то не так. Я перестаю что-либо понимать. Казалось бы, все соблюдено…

Перспектива безукоризненна. Светотень… Светотень идеальна. Мои глаза… (прикрывает глаза рукой). Я слишком много работаю. (смотрит на часы). Совсем не осталось времени… Вот-вот явятся заказчики. Кретин бургомистр. Свинья епископ. Где взять былое вдохновенье, прежний глазомер?! Прильнуть к сосцам… природы… природы… прильнуть к сосцам… Катрин, подойди ко мне. (Катрин приближается, ее необъятная грудь находится как раз на уровне лица маэстро). –Ближе, ближе… И ты, Гретхен, и ты, Зуззи. Я прильну к вашим сосцам. Я жажду млека, коим мать-природа поит своих, обреченных мукам, детей…

Подражая младенцам, поочередно приникает к грудям девушек, жадно, причмокивая, сосет их, в надежде заполучить хоть каплю молока. Девушки хихикают. Постепенно сие странное занятие довольно естественно переходит в любовные ласки. Входят Бургомистр, Епископ, солдаты.

ЕПИСКОП (приходя в себя после минутного замешательства) – Именем Господа нашего!.. За богохульство,.. развратные деяния,.. осквернение святынь… Схватить сего блудодея и пепроводить в узилище!.. Костер- вот последнее средство, дабы помочь сей заблудшей душе обресть хоть какое-то успокоение…

Солдаты хватают художника и уволакивают. Все, кроме девушек, удаляются. Они одеваются, что-то тараторя на одном из верхненемецких диалектов.

СЦЕНА 4

Та же мастерская. Полный разгром, следы оргии. Пустые винные бутылки, остатки пиршества, множество дорогой посуды, опрокинутые банки с краской. Лукас в халате и берете своего учителя, с палитрой и кистью в руках. Катрин, Зуззи и Гретхен без признаков какой-либо одежды, их тела вымазаны краской. Все пьяны. Лукас гоняется за девушками, норовя мазнуть их краской. Девушки с визгом уворачиваются.

ЛУКАС (запыхавшись, останавливается у незаконченного холста. Изображает Дюрера, карикатурно подражая манерам учителя).- Я-великий художник, Альбрехт Дюрер, светоч германской нации.

Кривляясь, пририсовывает Деве Марии усики.Девушки корчатся от смеха. Вот общее внимание привлекает шум за окном. Все трое высовываются в окно, расположенное в глубине сцены. Высокое стрельчатое окно не позволяет зрителям видеть происходящее на площади. Видно только голубое небо, покрытое живописными облаками. Три женских зада и зад Лукаса, скрытый полами хозяйского халата, выражают живейшее любопытство.

Слышен голос глашатая, наполовину заглушаемый рокотом толпы. Слышны только отдельные фразы.

ГОЛОС ГЛАШАТАЯ – За богохульство…. Разврат… Отпадение от Господа нашего… Еретик… Гражданин города Нюрнберга… Дюрер Альбрехт… К сожжению на костре… Во славу Господа Нашего…

ЛУКАС – Славно сейчас вас поджарят, маэстро Альбрехт! Вы больше никогда не будете давать мне подзатыльники! Никогда, никогда, никогда!..

ДЕВУШКИ (подхватывают хором) – Никогда, Альбрехт, никогда!..

Слышен треск костра, торжествующий рев толпы. В окне становятся видны дым и языки пламени. Спустя минуту-две мы видим, как душа Дюрера, вместе с клубами дыма, возносится на небеса. В облаках,окруженная ореолом, является Дева Мария. Она берет душу Дюрера на руки, как младенца. Душа Альбрехта Дюрера припадает г груди Девы. Мария поворачивается спиной к зрителям и, с душой Дюрера на руках, исчезает в облаках. Звучит помпезная церковная музыка.

занавес

Часть вторая

АЛЬБРЕХТ-2

Действующие лица:

Дюрер Альбрехт

Его Альтер эго

Жена Дюрера

Ее Альтер эго

Лакей

СЦЕНА 1

Спальня Дюрера в его Нюрнбергском доме. Раннее утро. На бескрайнем супружеском ложе с резными дубовыми спинками спят Дюрер и его жена. Там же возлежат их алтер эго

Из под одеяла видны только головы.-числом четыре.

АЛЬТЕР ЭГО ЖЕНЫ – Выспался?

ДЮРЕР – Спал ли я?

АЛЬТЕР ЭГО ДЮРЕРА – Спал, спал.

ДЮРЕР – А вы спали?

ЖЕНА- С трех.

ДЮРЕР – С трех?

АЛЬТЕР ЭГО ЖЕНЫ – С трех.

ДЮРЕР – Адотрех?

АЛЬТЕР ЭГО ДЮРЕРА –В два?

ДЮРЕР –Да, в два? С двух?

ЖЕНА –Вы ворочались.

АЛЬТЕР ЭГО ЖЕНЫ – В два вы начали криком кричать.

АЛЬТЕР ЭГО ДЮРЕРА – Между двумя и тремя.

ДЮРЕР – Тремя? Тремя ли?

АЛЬТЕР ЭГО ЖЕНЫ – Меня примяли.

ДЮРЕР – Я-мял?..

ЖЕНА –И мнете, мнете, мнете.

АЛЬТЕР ЭГО ДЮРЕРА (иронически) – Умял.

ДЮРЕР (раздраженно) – И умну, умну.

ЖЕНА – Умни меня.

ДЮРЕР – Попозже.

Встает, отдергивает штору. В спальню врываются лучи ясного Нюрнбергского утра.

Дюрер закуривает, нервно расхаживает из угла в угол. Он, естественно, в костюме Адама.

ЖЕНА – Умните, умятой стать, стать, стать! Смятатой!!!

АЛЬТЕР ЭГО ДЮРЕРА – Сметанки бы, сметанки-анки, анки!…

АЛЬТЕР ЭГО ЖЕНЫ –Пора завтракать.

ЖЕНА – В кровати позавтракаем.

ДЮРЕР – Вы проказавтракайте, а я поработаю, а-я, а-я.

Хватает бумагу, акварельные краски, что-то малюет.

Входит лакей с подносом.

ЛАКЕЙ – Пулярка, пюре.

АЛЬТЕР ЭГО ЖЕНЫ – Прежарко!(Откидывает одеяло, принимает поднос) Пожру!.(ест).

Лакей уходит, возвоащается с новым подносом.

ЛАКЕЙ – Репа паровая!

АЛЬТЕР ЭГО ДЮРЕРА – Парко, парко!.. (откидывает одело, принимает поднос, ест).

Лакей уходит, возвращается с новым подносом.

ЛАКЕЙ – Крыжовник!

ЖЕНА- А шо в них?

ЛАКЕЙ – Семена, без сомненья.

ЖЕНА – Бес сомненья: есть, не есть?

ЛАКЕЙ – Ешь!

ЖЕНА – Ишь!

Лакей ласкает жену Дюрера под одеялом. Жена жует крыжовник.

ДЮРЕР (рисует) – Мне снилось сновиденье.

ЖЕНА – Свинья и деньги?

ДЮРЕР – Апокалипсис.

ВСЕ – Коллапс вселенной?

ДЮРЕР (показывает рисунок) – Примерно вот что.

Рисунок превращается в его руках в щит Персея с прикрепленной к нему головой Горгоны, которая испепеляет своим взглядом всю компанию.

Занавес

Часть третья

КАТРИН

Действующие лица:

Дюрер Альбрехт

Катрин-

По ходу спектакля постоянно меняет свой облик. Трудно сказать, как это требование выполнить сценически. Возможно, придется время от времени подменять актрису

Эразм Роттердамский

Мартин Лютер

Мартина- жена Лютера

СЦЕНА 1

Мастерская Дюрера в Нюрнберге. Дюрер с палитрой и кистями в руках. На холсте-начатая картина, изображающая некую экстатирующую святую. Катрин – натурщица – устраивается на подиуме, принимает соответствующую позу.

ДЮРЕР – Неподвижность, прежде всего неподвижность – вот что от тебя требуется, Катрин. Не шевелись. Я плачу тебе полтора штюбера. Вообрази себя… ну, скажем, яблоком. Или, еще лучше, камнем.

Катрин презрительно фыркает

ДЮРЕР – Сатана меня побери, ни с одной из картин у меня не было таких трудностей, как с этой. Каждый раз приходится все переделывать. Вот уже пятнадцатый сеанс, а работа практически не движется. (пристально вглядывается в натурщицу). Послушай, милашка, у тебя нет сестры?

КАТРИН (поет)-

Легко, мой милый, говорить,

Что любишь, мол, меня

Любить, дружок, не воду пить.

Любовь- страшней огня.

ДЮРЕР – Я потому спрашиваю, что… Сатана меня побери… Твой нос… Он совершенно другой… Я отчетливо помню-месяц тому назад, когда я начинал работу, твой нос был совсем другой формы –вздернутый, с чувственными, как у породистой скаковой лошади, ноздрями. А теперь? У тебя тонкий, узенький нос, с изящной горбинкой.

КАТРИН (поет) –

Что мы видим?

Что мы слышим?

В чем критерий?

Где ответ?

Меньше-больше,

Ниже-выше,

Ближе-дальше,

Да и нет.

ДЮРЕР – Кто ты, сирена?

КАТРИН – Я-Катерина. Переставь

Два слога- будет: тринк иль тринкен

Напиток я. Девичий стан,

Краса лица и все ужимки –

Лишь видимость. Я-тот коктейль,

Что в мир приносит измененья,

Непостоянство, тень сомненья.

Так пей!-Ты этого хотел.

СЦЕНА 2

Та же мастерская немного позже.

Дюрер, Эразм, Лютер, его жена, Катрин.

Все, кроме Дюрера, сидят. Художник расхаживает по мастерской и говорит, размахивая руками.

ДЮРЕР – В общем-то я не жалуюсь. Когда я был беден…

ЭРАЗМ (заходится в приступе чахоточного кашля) – Сатана… Кажется, сам Сатана раздирает мне легкие…

Отхаркивает кровь в носовой платок. Пропитанный кровью носовой платок швыряет в оркестровую яму. Так несколько раз. Платков у него много.

ДЮРЕР – Когда я был беден и не имел денег на натурщиц, единственной моей моделью была моя собственная жена.

Лютер, до этого момента спавший в своем кресле, при слове «жена» просыпается и начинает вяло тискать грудь своей Мартины. Та остается невозмутимой и даже не меняет позы.

ДЮРЕР – Вы не можете себе представить, о ученейшие мужи, как она мне надоела. В терпении, впрочем, ей не откажешь: ведь ей часами приходилось пребывать в самых неудобных, подчас мучительных, позах. Вскоре я, однако, так хорошо изучил свою женушку, знал ее, так сказать, назубок, что мог легко изобразить ее в любом ракурсе, даже не имея оригинала перед глазами. Это была трагедия: ведь мы, художники, рабы видимостей, пленники оболочек , верноподданные поверхностей, коими Господь, а, может быть, Сатана…

Эразм заходится в приступе чахоточного кашля.

ДЮРЕР – … или Сатана… (Эразм бросает в оркестровую яму кровавые платки. Дюрер машинально прослеживает глазами их траектории)) –

… или Сатана одели незримую сущность вещей. Таланту необходим постоянный приток новых впечатлений, разнообразие. В противном случае он увядает, чахнет, погибает.

Лютер снова погружается в дремоту.

ДЮРЕР – Я радовался малейшим изменениям в женином облике: прыщику, ячменю, новой прическе. Когда ей разнесло щеку флюсом, я был прямо-таки счастлив, сделал множество этюдов и использовал их в картине, изображающей Страшный Суд.

Мартина ухмыляется, меняет положние скрещенных ног.

ДЮРЕР (бросая быстрый взгляд на Мартину) – Тогда мне было не до смеха… Но перейдем к тому, ради чего я и пригласил вас сегодня сюда, достойнейшие: взгляните на эту девушку (делает широкий нервный жест в сторону Катрин). Катрин, выйди на середину, пусть эти ученые мужи рассмотрят тебя хорошенько.

Эразм приподнимается в кресле. Лютер продолжает спать. Мартина встает и демонстративно оглядывает Катрин с о всех сторон.

ДЮРЕР (нервно) – Казалось бы, ничего особенного, господа, не правда ли? Девушка как девушка, скажете вы. Сотни таких ходят по улицам славного города Нюрнберга.

Эразм издает неясные звуки, отхаркивает еще немного крови.

ДЮРЕР – А между тем… Вы, конечно, не поверите, решите, что я свихнулся, что Сатана… Но… Небо свидетель… (берет лютню, поет)

Когда я нанял эту кралю,

Плененный пламенной ноздрей,

Предполагал тогда едва ли,

Сколь необычен жребий мой.

Тогда Катрин была блондинкой,

Теперь-брюнетка. Парадокс!

Нос был курнос. Теперь-с горбинкой.

Другая стать. Походка.Рост.

Откладывает лютню, вытирает пот со лба.

ДЮРЕР-Короче говоря, почтеннейшие, Катрин постоянно меняет свой облик. Метаморфозы постепенны, не сразу и заметишь. Но проходит неделя-другая и – Сатана меня побери – перед вами – другая женщина…

Делает паузу, окидывает взглядом слушателей. Гуманисты безучастны. Лютер вообще спит. Мартина чистит зубы зубочистской. Катрин стоит потупившись.

ДЮРЕР – Я не стал бы вас беспокоить, господа, не отрывал бы вас от ваших ученых занятий, ценность которых ясна каждому истинному немцу. Тем более, как я уже говорил, мне, вообще говоря, не на что жаловаться… В лице этой потаскушки, я, как никак, приобрел Идеальную Натурщицу. За какие-то полтолра штюбера я располагаю всем разнообразием, которым природа ли, Сатана ли, – наделили женщину. За полтора штюбера. Но я – истинный немец. И почел своим долгом пригласить вас, ученейших из ученых, дабы вы имели возможность ознакомиться со столь необычным феноменом. И вынесли свой вердикт…

ЭРАЗМ (после долгой паузы) – В «Молоте ведьм» отца Шпрингера и… и… и другого достойного немца… сказано, что инкубы…

Заходится кашлем, швыряет в яму платок за платком. Их уже так много, что груда платков, перепачканных запекшейся кровью, заполняет всю яму. Они даже частично закрывают сцену. Эта помеха особенно чувсвительна для зрителей, сидящих в первых рядах. Кровь уже невозможно остановить, она хлещет изо рта, ушей и ноздрей. Кажется удивительным, что в столь хилом теле заключено так много красной жидкости. Судороги переходят в агонию, спустя минуту Великий Эразм испускает дух.

МАРТИНА (наклоняется над трупом) – Мертв.Мертв. Он мертвый.

Нюхает кровь. Ее лицо выражает сладострастие. Кажется, еще немного – и она начнет лакать из кровавой лужи.

ДЮРЕР (в ужасе) – О, Иисус! Эразм, великий Эразм, умер у меня в доме! Мне не миновать суда… Но… есть свидетели… Я не виновен… (Лютеру) Отче, отче, достопочтенный Мартин, проснитесь, свидетельствуйте, умоляю, .. да проснитесь же!..

(трясет тушу Лютера, но тот и не думает просыпаться). Да что с ним, Господи?!..

МАРТИНА – (с трудом отрываясь от зрелища Эразмовой крови, спокойно) – Что с ним, Вы спрашиваете? (берет мужа за запястье, ищет пульс). То же, что и с тем: окачурился. Что делать, все мы смертны. Когда-нибудь это должно было произойти. Смерть слепа, она не ждет удобного момента. Косит направо и налево, без разбора. (вынимает карманное зеркальце, подкрашивает и без того кроваво-алые губы).

ДЮРЕР (в отчаяньи ломает руки, падает в кресло без сил) – Чудовищно. Сразу двое. Цвет германской нации. О, бедная Германия! Ты лишилась своих лучших сынов! Горе, горе, горе!

Катрин и Мартина быстро переглядываются. Кажется, что они ждали этого момента.

КАТРИН (приближается к Дюреру) – Не плачьте, маэстро, все бренно в этом мире. Никто не знает, когда придет его час. Употребим же наш краткий век, как подсказывает нам природа: предадимся радостям любви.

Ласкает Дюрера, к ней присоединяется Мартина. Дюрер не в силах противостоять столь энергичной атаке. Начинается оргия. В самом ее разгаре пыл художника начинает ослабевать, ритм любовных ласк становится прерывистым, конвульсивным, потом сосем замирает.

МАРТИНА – В чем дело, старина, почто прекратил ты труды свои,столь сладостные? Катрин, помоги мне…(с помощью Катрин не без труда освобождается из объятий трупа, приводит себя в порядок, поплотнее затягивает на талии алый кушак).

(к Катрин)-

Урожайный денек. Они как будто сговорились. Ну-с, приступим, милочка?.. (заостренным носком туфли пинает трупы). Пока они не окоченели.

Зубами и ногтями рвут трупы на части и начинают их пожирать. В этот момент груда окровавленных носовых платков, возвышающаяся над оркестровой ямой, приходит в движение, начинает самопроизвольно расти и увеличиваться. Нужно, чтобы этот процесс происходил достаточно быстро и в течение минуты-двух полностью скрыл от взора зрителей сценическую коробку, и, т.о.. сыграл роль занавеса.

Москва, декабрь 1995 г., Крылатское.