Я нажимаю кнопку, и снова здравствуй.
Твои глаза нежно смотрят на меня.
Пожалуйста, не целуй так страстно.
Я знаю, всё закончится, чувства — брехня.
И всё равно память вновь оживает,
К тебе прижимаюсь покрепче.
И тут твои руки с меня ускользают.
Вот чёрт, закончилось действие.
Я снова один, я опять в пустоте.
В тёмной комнате, залитой солнцем, лежу.
С семейною парой друзей бы квартет.
Но не подхожу. Я не подхожу.
Потому что они — счастливая пара.
Их двое, не нужен им больше никто.
А я без тебя — не канал, а канава.
Ах да, за клише — Exuse me, Pardone.
Но надо куда-то мне вылить все яды,
Что внутрь меня ты сама залила.
Слова твои тихие, влюбленные взгляды,
И то, как ты томно по залам брела.
В тиши у канав наблюдал я так страстно,
Вдыхая твой шлейф, когда ты ускользала.
И пусть от меня исходила опасность,
Ты знала, готовя на кухне фазана,
Что я за окном чрез стекло наблюдаю.
Молчала. Тебе, может, нравилась эта игра.
Сначала я молвил — ты дева из рая!
А ты отрицала; была ты права.
Однажды во мраке безлунном и страшном
В покоях своих ты, готовясь ко сну,
Заметила мой силуэт под опавшей
Под ивою старой во мрачном лесу.
“Опять он здесь, рядом. Стоит, наблюдает”.
Хотела уж лечь на кровать и забыться,
Но видишь ты вдруг, что зима наступает.
Во небо ночное поднялися листья,
Метель приняла в свои снежны объятия
Мой силуэт без плаща, без пальто.
Тогда, вздрогнув, ты прямо в халате
Дверь отворила, встав на крыльцо.
“Довольно! Тебя каждый день я здесь вижу!
Войди уж, не мерзни”. И я был таков.
К тебе подошёл я скорее поближе,
И мы зашли в дом, дверь закрыв на засов.
Ничуть не смущаясь, тебе улыбался,
А ты, затянувши сильнее халат,
Дала кружку чая, чтоб я согревался.
Из душ наших медленно вытек весь хлад.
Горячая кровь твоя мне была сладкой,
Мой дьявольский голос тебя же пленил.
Уже на меня не глядела украдкой —
Смотрела открыто, не охладел пыл.
Мы оба решили, что старые рамки
Пора поменять, время двигать границы.
Пора переклеить почтовые марки,
Пора бы Эрасту теперь утопиться.
К тебя я прижался. О, милая Ева!
Ты яблока вкус вновь на кухне познала.
Ведь кухня твоя — есть твой рай, моя дева.
Сама создала ты канал из канавы.
Я думал тогда, что дала ты мне руку.
Ту руку, что я смогу взять во свою.
И жизнь провести с тобою, как с другом,
Надеждою быть вечно рядом горю.
Наутро же ты мне с улыбкой бесстрастной
Спасибо сказала за сладость минут.
Вчерашней себя ты вдруг стала контрастом.
Себя я почувствовал грязным, как грунт.
Ни кофе, ни чаю мне не предложила,
Участливо лишь проводила к двери.
Глаза твои больше не бегали живо.
“Ты больше сюда не ходи”.
Тут вскрылась Надежда, повесилась Вера,
Осталась Любовь с онкологией.
И всё же не райским теплом ты согрета,
Ожог, символ блуда — убогий след.
Я думал, что ты в мире — лань беззащитная,
А ты в роли жрицы любви.
Исполнив свой долг, позабыла все принципы.
Ах, кто же тебя породил?!
Отвергла ты душу мою, но при этом
Мою не отвергла ты плоть.
Теперь ненавижу умом тебя трепетно,
Но сердце… Подбито крыло.
Не боле; он лишь изрезано в кровь,
Но бьётся еще и тебя еще любит.
За что? Ох, отвечать не могу — уж уволь.
Неясно, что вызвало нежности бурю.
Теперь я лежу, задыхаясь от боли,
Влюблён до безумия в грешницу я.
Я демон, не жаждущий более крови,
Ты — дьявол, проникнута ложью ты вся.
И всё равно я нажимаю на кнопку,
На атомы время с пространством разрезал.
И вновь возвращаюсь в момент, где ты робко
Сидела в одном из стариннейших кресел.
2020