Начало войны.
Мы в кафе сидели, пили пиво,
убежать бы нам не расплатившись,
чтобы повод был, мы чтобы живы
по делам вернулись. Пфенниг лишний
кинем – бряк! – на чай: за жизнь не много,
в самый раз – достаток наш солдатский.
Нам война объявлена, тревога.
Лучше, чем вернуться, здесь остаться,
разменять судьбу, прожить помалу,
по-мещански. Ангел наш немецкий
Августина слушает, по залу
носят кружки, никуда не деться
от немецкой скуки – дар бессмертный
Мефистофеля. Остановилось
славное мгновение, усердный
длился труд, богатство дней копилось.
В дверях солдатского борделя…
В дверях солдатского борделя
столкнулись лоб в лоб, всё по тем же
делам – дешевое веселье
поделим, как делили прежде
имевшиеся шнапс, горбушку,
затяжку дымом, край шинели;
по кругу с горьким чаем кружку
пускали, пальцы коченели.
Делили вымыслы поэта,
отчизну, к ней любовь, делили
сомнительную ту же Гретхен,
от ней чего не долечили.
Разделим землю – край далекий
и тот кусок земли последний,
где закопают на востоке
нас, рядом с трупом труп соседний.
***
И мы становимся народом,
не просто так вожди шутили:
с вором и с гением, с уродом
огни спаяли, пули сшили.
В самом аду не одиноки,
суровым строем двинем в бездну,
как обещали лжепророки
пространства брать – поток железный.
Хоть бы смерть.
Война равняла – не сравняла:
еще есть гордость – хоть бы смерти,
еще пехотной правды мало,
еще есть смысл в неверном свете.
В большой беде чуть слышный голос,
отдельный голос – хоть бы смерти,
фальшивый звук – что раскололось? –
слова и музыка не вместе.
Господни мельницы неспешно
ведут работу – хоть бы смерти,
крылами месят мрак кромешный –
что в жерновах безвредно вертят?
Дрожит, скорбя и негодуя,
моя тень, ждет – ну, хоть бы смерти:
безглазая вдруг расколдует,
отпустит, лжи раздернет сети.
Душа есть соль в крови горячей,
не льется в землю – хоть бы смерти,
и что война, беда ей, зрячей,
и сколько их еще потерпит?
Молодой герой.
Гладко было на бумаге,
так не все ж листы марать:
рьяной, молодой отваге
хочется повоевать,
хочется геройским скоком
поле ровно пролететь,
в грудь отмеченную роком
получить шальную смерть
или золото, награду,
крест, рубин звезды, чего
еще в трепетную надо –
полюби, война, его…
***
Высота твоя не взЯта,
флаг упал, окончен бой,
зря погублены солдаты,
кто бежали за тобой.
Жизнь твоя не получилась –
а чего ждать от войны?
Чтобы смелость, чтобы хилость
вознесли – в какие сны
выспренние? Чудо славы
не случилось, смерть прими,
в час последний – всхлип неправый,
просто так, между людьми.
Было время трудов.
Было время трудов – с малым толком, но так уж завещано,
было время, любила, лелеяла тучная женщина –
земля русская, милая всем нам, зияла могилами,
прибирала несчастненьких и наделяла нас силами.
Было время любви, кровь кричала, болела изменами,
я склонялся, бедняк, над широким твоим – над коленами –
полем теплым, бескрайним и ждал, когда будут тяжелые
мне приплоды – уроды родятся шальные, веселые…
И меняется время, и как защищать тебя, общую
с теми, кто на тебя, жечь тебя, убивать, делать тощею?..
Я в бессильные руки беру, подбираю оружие,
я хожу воевать, я устал от убийства и ужаса.
Примири же нас всех, раз нельзя вне, вверху, так зарой меня,
вместе с братьями, людом тяжелой природы, укрой меня…
Но и лечь не пускаешь – жестка стала, как не родимая,
ломом бей – лом отскочит, ты будешь лежать невредимая.
Я уйду жив-здоров в дали дальние, светом обильные,
жить на две стороны, две земли, терпеть муки двужильные.
Две нечаянных радости тоже мне, сытый обидами,
проживаю вдали тебя в памяти ласки постыдные.
Зазвучит песня древняя, на языке сна прошедшего,
сна текучего, русского, нас растолкали – и нет его…
Жанна.
Слушай, Жанна, высшего стратега,
строй засады, проводи маневры,
каждый взмах меча повалит трупы –
тысячи и груды, стань хитрее
самой рыжей бестии лисицы,
кровожадней алчущей волчицы,
девой смерти стань для Джона Буля.
Тень измена бросит на четыре
стороны времен: час настоящий,
будущее, прошлое и вечность
опорочены; богоотступный
остров есть, осиною поросший,
дерево иудино ветвями
пометет по ветру, ссыплет семя
в землю – так родятся англичане,
злые люди с деревянным сердцем.
***
Жанна, встань, иди спасай блудницу
Францию: прибрали англичане
полстраны, свои собаки делят,
что осталось, а несчастный вьюнош,
Карл-полукороль, угоден Богу
и смешон придворной черни, Жанна,
ты к нему приди, надень корону,
стань подпорой трону гибкой, тонкой.