Какой гример меня обезобразил?
Но глаз не сметь! Не трогать! Цыц! Нельзя!
И не касаться говорка ни в коем разе.
Я буду ждать хоть восемь тысяч лет,
Пока не воплотят мой детский бред.
Александр Образцов
Мой детский бред — печатью на судьбу.
И жаль семью — такого натерпелись!
С собой веду я сызмальства борьбу,
но до сих пор мальцом мочусь в постели.
Однажды утром в зеркало взглянул
и осознал, что жизнь — гримёр хреновый,
но внешний вид не ставлю ей в вину,
хотя и тяжки старости оковы.
И воскурил вновь старенький кальян,
насыпав горсть афганской конопельки.
Вдохнул дымку и понял — в сыновья
гожусь себе я с самой колыбельки.
Ползут морщины сеткой по лицу,
болит простата, брюхо семь на восемь,
но сыном прихожусь себе, отцу,
хоть головой не ударялся оземь.
Я двуедин как Бог — отец и сын.
Лишь не хватает нимба над макушкой.
Вот только на двоих одни трусы,
и дом один, как у морской ракушки.
Бежит по мозгу кайфа ветерок,
стихи ложатся цепью, как солдаты.
Я на сносях. Уже подходит срок:
ведь внука жду к …тысячелетней дате!

Самокритика удалась! Спасибо.
Да уж…