Маленькие кривые шурупы
скребут половицу.
Их никак не достать,
если только – сверлить.
Мы долго копили тепло,
сохраняя уют, как теплицу:
ничего не осталось,
как только сидеть и коптить.
Эти стены и крыша,
подборка дверей, гарнитура –
небывалая роскошь
для эха прошедших времен.
Только вещи честней человека.
О, божья халтура.
На которую смотришь исправно,
а чувство, как будто бы рвет.
Стены тащат обратно!
И не выйти, не плюнуть за стену.
Здесь придел дележу:
или пан, или к черту пропал.
Здесь сидишь на измене,
вскрывая отверткою вену.
О тебе не сужу…
Видно, слаб ты. А попросту – мал.
И смертельная кара морщинами ляжет на горло.
Без обиды и слов! Вечный путь!
Только сны
упадут и придавят, как мокрые черные бревна
от разбитой тобою еще в малолетстве сосны.
Я тебя не виню. Ты мой раб, мое детище, древо,
мой костел, моя чаша немого суда.
Я к тебе привыкаю, когда подхожу неумело.
И опять ухожу,
не допотчив ее до конца.
Так приди в полутьме,
в безрассудстве скупого зарока,
наготой без гримас и повадок кошачьих затей.
Верный мой Одиссей,
ты скажи, как живется у Бога.
А то больно не стало
от него мало-мальски вестей.
08.06.15.