Тряска, и самолет благополучно приземлился. Пассажиры начали зачем-то аплодировать, после тепло одеваться и выходить на улицу.
Декабрьский мороз сразу принялся бить по лицам мужчин, женщин, детей. Светило солнце и было голубое небо, что было не характерно для Красноярска.
Пройдя определенные этапы получения багажа и сев в такси, можно увидеть, как массивы хвойных деревьев сменяются на городской ландшафт. Глаза, подобно фотопленке, пытаются запечатлеть каждую хвоинку, но не успевают ничего хорошо рассмотреть, т.к. таксист мчит, как только желает и может. Ваши легкие же сразу наполняются ядом; вам мгновенно будет тяжело дышать и станет невозможно и неприятно.
Город был уже готов к зиме. На стенах домов, где были небольшие выступы, балконы, на арках во внутренние дворы, на фонарях и оголенных ветвях деревьев лежал белый пушистый снег. На тротуарах и дорогах же все стабильно: снег либо чёрный, либо коричневый. Третьего не дано!
Город был уже готов к зиме. Каждый город, находясь в зимней спячке, по-своему красив и запоминающийся. И Красноярск такой же. Зима будто передает его районам какую-то свою сибирскую атмосферу и романтику, и через много лет душа будет проматывать воспоминания, как хороший и добрый фильм.
Довольно сильно выделяются улицы Карла Маркса и Мира. Куча хороших кафешек, множество красивых и старых построек, созданные еще в дореволюционный период города. Сама история в каждом контуре зданий дышит, будто ничего с тех пор и не изменилось и до сих пор живет. Это по-своему настоящий Арбат, только этот не в Москве, а в Сибири.
А вот и вечер, и проезжая как раз проспект Мира, можно увидеть в новогодний месяц множество огней, самых разных и чудесных. Вон, на деревьях висят лампочки, светящиеся ярко-голубым, даже бледноватым цветом; над ними же растянулась триколор гирлянда, а над проезжей частью – сфера, окруженная «акульими плавниками», внутри которых расположились четыре или пять треугольников. И так долго, и ради этого стоит всем – и туристам, и местным – взглянуть на это чудо.
А так, как говорится, улицы – они и в Африке улицы. Вон машины. Вон магазины. Сквер. Фонтаны. Скамейки и подъезды. Рекламный щит. Памятник. Дома. Еще одна реклама. Еще фонтаны. Машины. Ночь, и тишина, и нету на небе звёзд.
На районах же, где-то во дворах, свои истории.
Где-то собрались старые и добрые друзья, не видящиеся очень долго. Они обсуждают, что у кого натворилось в жизни, у кого сколько проблем и заморочек, смеются искренне и громко, время от времени плюются восьмиэтажными матами, а слово «шутка» или «прикол» заменяют от чего-то на «коза» (только, честно сказать, возможно, мало где услышишь это). И ведь так хочется растянуть время, чтобы наслаждаться встречей и не отпускать друг друга, пока вдоволь не наговориться, хотя и после нет такого желания.
А вот в другом дворе, в другом районе (где-то на улице Шахтеров сорок один или сорок три) стоит парнишка возле подъезда. Черное небо отволокло все улицы своей тьмой, и лишь длинные столбы, на концах которых уселись частички света, не давали этой ночи совершить свои намерения. Падали красавицы снежинки, которые в вакууме городской жизни как-то вдруг объявились. Паренек, радостный, оживленный, стоит под ее окном, которое он сразу же запомнил при первой встречи, и ждет ее. Все сложно. Настолько сложно, что и не понятно: почему он до сих пор с ней? Обида за обидой, которые она ему дарила; тут не ответила на сообщение и тут проигнорировала его, забыла о нем. А чувства остаются, и когда она ему все-таки отвечает, то парень, точно дурак, точно ненормальный, отличный от всех остальных людей, прощает ей и прощает, и сразу же счастье, когда получает от неё сообщение. Пар из рта клубился вдоль кирпичей свечки и пропадал во тьме. И тут он с ней встретился, и радости, как света от солнца. Воодушевлен он, а завтра начнётся грусть, желание вновь ее видеть и говорить с ней, и слушать ее без конца и края. А ведь эта любовь, как игра в казино, где игроку выпало не то число. Все как всегда, собственно, как в старом, всеми тысячу раз пересмотренном кино.
Но ночь прекрасна, как не крути. Взлетев на определенную высоту, ты видишь город в другой парадигме. Он пестрит красотой своих огней: где от фонарей, где от прямоугольных окон, где от украшений на улицах Красноярска. Даже сам Енисей отражает свет от коммунального моста. Да, увидеть одно, а описать все это – совсем другое! Не поддается эта картина ни какому слову, ни какой фразы. Это нужно лицезреть! И ведь кто-то это же все придумал, кто-то все-таки смог выразить красоту сибирского города и материализовать ее.
Пролетев мимо великого и живописного Заповедника «Столбы», мимо заснеженного села Овсянка, где родился и жил когда-то Астафьев, описавший всю красоту и строгость Тайги, уйдя куда-то в глубь и просто ткнув палец в неизвестном месте, ты встречаешь утро.
Солнце выглянуло из горного горба, укрывшегося снегом, соснами и кедрами, но из-за тени кажется, что деревьев и вовсе нет.
Над рекой, у которой мы очутились, поднимается метель, и почему-то вдруг появляется желание верить, что это не снег, а с неба спустившиеся облака. И тут ты слушаешь, слушаешь внимательно, я бы даже сказал, и слышишь – так тихо? Ни одной души. Ты не чувствуешь ветра, и тебе хорошо. Повернешься чуть влево, и уже видны силуэты елей. И небо не голубого, явно представляющегося всем цвета, а еле, еле-еле заметного, чуть ли не сильно размытого бирюзового оттенка.
И где-то, совсем неподалеку, обязательно будет деревня, где живет обычная семья с видом как раз таки на реку. И каково же чувство, выйти из деревянного дома прямо к солнышку, уловить тишину и, возможно, лёгкий морозец, посмотреть на свою двусоточку, на чистый, блестящий снег, и даже в какой-то момент расплыться в мыслях, что жизнь у тебя уже удалась.
Автор публикации
