Часть 6. Бунт.
Кнутом и просто уговором,
Москву Василий усмирил.
Все разошлись к домам со спором
Как суд он честно сотворил.
До времени Москва утихла,
Но часть страны опять дымит.
Народ ослеп, в умах всё рыхло
И ждёт, кто душу совратит.
Уж сгинул первый Самозванец,
Но те, кто рядом, близок был,
На пульсе власти держат палец,
Василий многих их простил.
Забыть их, лучшая награда,
Была б, за лож и за обман.
Но сохранилось имя гада,
Попал он в памяти капкан.
Шаховский, именем Григорий,
В Путивль послан был служить.
Тот воевода много горя
Принёс, нормально с тем не жить…
ПредАл он Шуйского прощенье,
Созвал на площадь граждан сход.
И объявил, что ждёт их мщенье,
С мечом Василий к ним придёт.
Сказал, что жив ещё Димитрий
И не был он в Москве убит.
Что, ждёт он помощь их для битвы
И с ними трон свой возвратит.
Народ в словах не усомнился,
Боясь за жизнь свою, восстал.
Димитриев лишь дух явился,
А бунт Украйну всю объял.
Народа реки побежали,
Впадая в шумные моря.
Вокруг Шаховского собрали,
Большую силу на Царя.
Кто честен был и не предатель,
Тех били, вешали и жгли.
Прости опять меня, читатель,
Мы в том не далеко ушли.
Доказывал народ злодейством,
Любовь к Природному Царю.
И свил венец злой фарисейством
И вёл, в крови весь, к алтарю.
Шаховский распускал и слухи:
“Ушёл Димитрий, жив здоров.
И видели его старухи,
К Литве скакал и был таков!”
Спрос, как известно, предложенье,
Рождает быстро, помню я.
Он не замедлил с появленьем,
Но где? Да, Мнишкова семья!
Литва и Польша говорили,
Что въехал жить он в тёщин дом.
Его, до времени, там скрыли,
Храня секрет в чертоге том.
И Самозванец новый свету,
Был явлен, там же, где в первОй.
Разведка донесла секреты,
Василию, кем был злодей второй.
Высок был ростом, смугл, кудрявый,
Покляпый нос, ещё глазаст,
Брадой и усом был чернявый,
В латинском, польском был горазд.
Имел особую примету
Он, бородавку на щеке.
И по Шаховского совету,
Писал лишь письма, вдалеке.
Был сей обманщик дворянином,
Молчанов, имя Михаил.
За колдовство он был судимым
И Фёдора Царя убил.
И потому, явить боялся,
Свою личину пред толпой.
Знаваем быть не собирался,
Хотел отдать он жребий свой.
Москва безмерно волновалась,
Готова вновь менять Царей.
Над нею туча собиралась,
Письмом подмётным, у дверей.
Царя Василия укоры
Презрев, в Украйне бунт кипел.
Шаховский сеял там раздоры
И скоро, рать собрать сумел.
Писал от “Дмитрия” указы,
В них ставил Царскую печать.
В Россию нёс он ту заразу
И призывал там бунт начать.
Холоп Болотников возглавил,
Шаховским собранную рать.
Он в первом же бою ославил
Себя позором и бежать.
Но так угодно провиденью,
Видать уж было, одному.
Гоним по Царскому веленью,
Чиновник в плен попал к нему.
Он вёз победные медали,
С охраной, царским войскам.
На них, бежавшие, напали,
Таившись прежде по лесам.
Бежала царская охрана,
И в панике, за ней, войска.
Не зря, что радоваться рано,
Твердит пословица, века…
Катился бунт и снежным комом,
В себя вбирая города,
С разбоем, воровством, погромом,
На Русь с Украйны шла беда.
К Москве с боями продвигаясь,
Его роптали войска.
Лжедмитрий, там не появляясь,
Лишил их барского полка.
Молва звала их “перелёты”,
Они метались взад вперёд.
Вот именно за их “полёты”,
Пятнадцать лет платил народ!
Без них Болотников остался,
С отборным сбродом под Москвой.
Разбит опять, бежал, спасался
В Калуге, в банде воровской.
Собрал остатки банд разбитых,
Валы и рвы копать велел.
Похожи на собак побитых,
А он, как волк, со стен глядел.
Парад безумный самозванства,
Границ не знает никогда.
Болезнь, такая же, как пьянство
И популярная всегда.
Родив десятки самозванцев,
Пьянела ими вся страна.
И возвышая лишь мерзавцев,
К распаду близилась она.
Лжепётр, сын Царя ФедОра,
Пришёл с Казанской стороны.
Илейкой звали того вора,
КазАки шли, ему верны.
Но как Лжедмитрия казнили,
Бежали волгою на юг.
И там с Шаховским уж дружили
Ведь враг Москвы любой, им друг.
Решил идти спасать Калугу,
Где уж Болотников сидел.
КазАков вёл на помощь “другу”,
Но дальше Тулы не сумел.
Неся огромные потери,
Сойдясь, злодеи заперлись
За стены Тулы и сидели,
Со стен с отчаяньем дрались.
Писали уж в Литву и Польшу,
Чтоб те, “Димитрия” везли.
И что не верят им уж больше
И чтоб любого уж нашли.
Нашли другого Мнишка слуги,
Матвей Верёвкин, был он жид.
Был груб, свиреп и взгляд хапуги,
Хитёр, умом был знаменит.
Знал языки, читал еврейский,
С собой таскаемый Толмуд.
В раввинов книгах иудейских,
Взял мудрость злую этот плут.
И у предателей набрался,
Дворцовых тайн он полон воз.
Смущать и лгать тренировался,
Ответ был прежде, чем вопрос.
А польский говорит историк,
Что ненависть вела к нему.
Все русский помнили топорик
И казнь, ушедших на Москву.
Опять собрались под знамёна,
Те, кто скучал и крови ждал.
Дала на то добро корона
И каждый лях их поддержал.
Явился смелый Самозванец,
Известный людям кличкой “Вор”.
И пил ту славу, как скиталец,
Вступила рать в Руси простор.
Продолжение следует…
Автор публикации
И мы пройдём, забудут нас,
Но есть лазейка для поэта,
Останется его рассказ...
Дмитрий Кобзев
