Эпиграф.
“Поражение может превратиться в победу, если вынести из него урок, если потерпеть и покаяться. А величие может стать прелюдией великого краха и неисцельного сокрушения, если, ослепнув от блеска успехов и побед, не замечать за каждым событием жизни Недреманное Око, зорко наблюдающее за каждым шагом человеческим.”
Протоиерей Андрей Ткачев.
СМУТА. Поэма.
Пролог.
Тем Божий промысел услышен и понятен,
Свою гордыню кто безумную смирил.
Средь светлых мыслей им греховный путь уж неприятен,
Не победим лишь тот, себя кто прежде победил.
Часть 1. Престол.
О русском бунте сказано не мало,
Ленивый только не сложил о том словцо.
Но забывать об этом тоже не престало,
Ни приведи Господь взглянуть ему в лицо.
И что бы до конца ты понял, мой читатель,
Язык тех лет нашёл свои слова.
Дух мудрости вложил в него Создатель,
“Поруха” называлась та пора…
Фундаментом печальных тех событий,
Была интриг боярских тяжкая цена,
Потомков не оставивший правитель,
Зима средь лета и Ливонская война.
Политика “закручиванья гаек”
Длиной в полвека, принесла свои плоды.
Под новгородцев плач, опричных свист ногаек,
К закону, к власти, уваженья стёр следы.
Ивана Грозного эпоха завершилась,
Трон принял Фёдор, слабый духом Царь.
На нём судьба династии решилась,
Потомков не оставил Государь.
Семь сотен лет державного правленья
Под скипетром варяжских сыновей,
К концу пришли и без тени смущенья,
Заспорили бояре, кто древней.
При Фёдоре фактический правитель,
Царёвый шурин, родом был он мал.
Мурзы татарского потомок, дум властитель,
Был Годунов Борис и “серый кардинал”.
Исход борьбы Царица разрешила
И дань свою семейственность взяла.
На Мономахов трон Бориса посадила
И мир оставив, в монастырь ушла.
То время воцаренья Годунова,
Всё отдано невиданным пирам.
В дороге встречному обещанное слово,
Собрало всю Москву к его столам.
В нём хитрый ум повелевал над сердцем,
Сказав, что крымский Хан идёт войной,
Пять сотен тысяч в битву с иноверцем,
Собрал он, став уж без войны герой.
История не даст на то ответа,
Сбирался ль на Москву Кызы-Гирей.
Когда послы его явились для совета,
Узрев ту силу, мир просили лишь скорей.
Двенадцать дней всё войско пировало,
Даря Борису добрые слова.
И мудрым, ласковым, счастливым называло,
Столами за Окой заставив все луга.
Бывал я там и видел град Касимов,
Луга топтал в окрестностях его
И щук ловил среди Оки разливов
И дичь стрелял у брата моего.
На тот момент судьба благоволила
Борису и окончательно была взята Сибирь.
Дружина царская Кучума стан разбила,
Бежал и сгинул он, как без зимы снегирь.
Настало время рассказать тебе, читатель,
О сыне младшем Грозного Царя.
Недолгий жизни путь отвёл ему Создатель,
В народной памяти как символ сохраня.
Рождён был в “блудном”, незаконном браке,
Седьмой женой и церковью гоним,
“Падучей” болен был, не чтим в наследной драке
И в Углич сослан, мать осталась с ним.
С Димитрием уж там беда случилась,
Погиб, но непонятно, правда, как.
Молва вдруг на Бориса ополчилась,
Но я не убежден, совсем, что это так.
Как сказано чуть выше, незаконный
Наследник был Димитрий, это факт.
Несчастный случай, а не случай уголовный,
Причиной был, гласит дознанья акт.
На суд истории оставив те сужденья,
Вернёмся мы к Борису, наконец.
Напоминает, на мой взгляд, его правленье,
Петра Великого политики конец.
Сближенье с Западом, советники, науки,
Наполнили Борисову Москву.
Попытки первые брить бороды и вместо платья брюки,
Пока что не пришлися ко двору.
Но чем уж был похож он на Ивана,
Так это подозрительности крест.
Донос любил, стукачества отрава
Цвела по всей стране, до дальних мест.
Читая на невинных те “изветы”,
Он в ярости решенья принимал.
Сейчас живущим то знакомые сюжеты,
Он уж тогда своих врагов в Сибирь ссылал.
Народ Московский люто озлобился,
На ссылки и изъятие добра.
В ответ на зло, мятежный дух родился,
То была смуты первая пора.
Часть 2. Голод.
На третий год от царства Годунова,
Весной пришла “египетская казнь”,
Закрыло солнце тьмой, оно не вышло снова,
Всё лето шли дожди, земных работ боязнь.
А в августе ударили морозы,
Погибло всё, что было накорню.
Потоком горя лилИсь голодных слёзы,
Взлетели цены от гроша к рублю.
Три Солнца, три Луны всходило в небе,
Огонь ночами небо застилал.
Но думал люд лишь о насущном хлебе,
В молитвах руки к небу простирал.
Рожали женщины, животные мутантов,
А зверь и рыба сгинули тот час.
Признаться надо, не хватает уж талантов,
Весь ужас описать, немеет глас.
Неведомые звери появились,
Орлы парили жутко над Москвой.
От бурь и вихрей башни вдруг валились,
И волки с псами бились меж собой.
Средь бела дня комета появилась
И старцы молвили, уж правду не тая,
Что то, звезда Бориса закатилась,
Грядёт опасность Царству, жаля как змея.
Борис велел начать раздачу хлеба
И деньги кучами он сыпал из казны.
Но цены тем он лишь поднял до неба,
Корыстолюбцев хитрых тоже не отнять вины.
Во зло оборотив благодеянье,
Из дальних мест стремились все в Москву.
Тем самым лишь усилив прозибанье,
Как скот народ уже жевал траву.
Пошло под нож реально всё живое,
Собаки, кошки, лошади давно.
Бросали семьи, словно не родное,
И ели то, о чём сказать срамно.
Боялся путешественник хозяев,
В дворах гостинных режут, хоть беги.
Ужасной пищи добывали страх не чая,
На рынке с “страшным мясом” продавали пироги.
В одной Москве тогда погибло полмильёна,
А по Руси так не считал потерь никто.
Кто прятал хлеб, объявлен вовсе вне закона,
Царь продотряды снарядил в ответ на то.
Беда, известно, не одна приходит,
Не дав опомниться, кто голод пережил.
ТолпЫ разбойников с Украйны ветер гонит,
Их под Москвой разбив, Басманов жизнь сложил.
Так пошатнув Бориса государство,
Закончился великий этот глад.
Русь ждали новые и бОльшие мытарства,
Войны гражданской боль, почти распад.
Продолжение следует…
Автор публикации
И мы пройдём, забудут нас,
Но есть лазейка для поэта,
Останется его рассказ...
Дмитрий Кобзев
