Скитания не ведают дорог:
Дома уносят ветры бездорожий.
Что правит, бес иль перст десницы Божьей? –
Шаги минут не остаются впрок.
Под всхлип ручья, под плач берез и ив
Напутствует на перекрестке камень,
Лишь колокол забытый скажет: “Амен”, –
Неслышную молитву завершив.
На землю опустившись раньше срока,
Небесный Ангел слово обронил,
Нарушив заповедное молчанье.
Не с губ слетело слово, а из ока,
И ветер стих, когда он говорил
Молитву о бездомных и скитанье.
1
Скитания не ведают дорог,
Под Солнцем не отыщется приюта:
Подкидыш, опрокинутый в поток, –
Поток времен, где растворилась смута.
Скитания проходят колизей
Дворцов и улиц тенью неприметной,
Иль упадет на зеркало камней
Рукой холодной, медною ль монетой.
Надежды нет – опала как листва,
Лишь память почему-то все жива
Уставших от ходьбы, терпенья, дрожи.
В убежище из преющих стогов
Согреет жар пропавших очагов…
Дома уносят ветры бездорожий.
2
Дома уносят ветры бездорожий,
Что развевают языки костров
Под горами из книг и у подножий
Поставленных на площади столбов,
А после обжигающего вальса
Тяжелым гулом непрерывных месс,
О тех стеная, с ними кто поднялся,
Покроют поле, обнажая лес.
Тысячелетие ветра не устают:
Рвут паруса, вериги, вея, вьют;
И снова век наступит непогожий.
Уже идет он – перекошен, дран,
Все небо собирая в ураган,
Что правит, – бес иль перст десницы Божьей?!
3
Что правит, бес иль перст десницы Божьей,
В Заморье устремленным кораблем,
На свет желанных звезд или на ложный
Маяк, светящий призрачным огнем?
Один корабль в ладони великана,
Трещат пучиною зажатые борта.
Там, впереди ему земля сверкала,
Или манили пеною шторма…
Пробиться через море, через небо,
Чтоб вырваться из колыбели склепа,
Родство он со Вселенною расторг!
А шторм пройдет, и ровным тоном глянца
Растает след Летучего Голландца:
Шаги минут не остаются впрок.
4
Шаги минут не остаются впрок,
А исчезают, будто тает иней.
Их оживить еще никто не смог,
Но след шагов не пропадает с ними.
Вот у дороги путники сидят.
Вглядитесь: за туманной поволокой
Они идут десятки лет назад
За тридевять земель страны далекой.
Протяжнее, чем стон ночной в бараке,
Печальней взгляда брошенной собаки
Шаги скитаний создают мотив.
И тот мотив – без голоса поющих –
Плывет сейчас, когда уж нет идущих,
Под всхлип ручья, под плач берез и ив.
5
Под всхлип ручья, под плач берез и ив
Обнимет лес тяжелою рукою,
И сразу двери тихо затворив,
Он никого не пустит за тобою.
Здесь не догонят, больше не найдут:
Закончились дороги и мытарства.
Как будто раньше ты всегда был тут –
В объятьях зачарованного царства.
Отца и матери послышатся слова,
Когда качнется мягкая трава,
Почудится поскрипыванье ставень.
У ног склонится одинокий мак,
Пророчество припомнится и, как
Напутствует на перекрестке камень.
6
Напутствует на перекрестке камень,
В печальной твердости уверенность храня
О том, что в безвременье также канет
Стон непогоды завтрашнего дня,
Что сон Земли, – окутанной туманом,
Или под снегом, – долго не пройдет,
Что дремлет луг, склонившийся тюльпаном,
И ветер дальше этот сон несет…
А вечером – на сиром пустыре
Заметишь в уплывающей заре
До горизонта даль покрывший саван.
Здесь звуки прижимаются к земле,
Как будто и они уже во сне,
Лишь колокол забытый скажет: “Амен”.
7
Лишь колокол забытый скажет: “Амен”, –
И ветви голые на этот звон кивнут,
Где жизни путь приюту смерти равен…
Дожди бесцветные косою здесь пройдут…
Тяжелый воздух, холодно и топко.
Невдалеке, к траве наклонены,
Стоят кресты, и заросла к ним тропка,
Пронизанная корнями сосны.
Все неприветливо, но будто бы родное:
Шум непогоды, а душа в покое,
Принявшая безмолвия призыв.
И, чтобы дух поднялся над холмами,
Тот колокол ударил под дождями,
Неслышную молитву завершив.
8
Неслышную молитву завершив,
Потупит взор завсегдатай обочин,
За пазуху запрячет теплый миф,
Что в кабаке цыганкой напророчен,
Достанет хлеб, набьет им полный рот
И будет хохотать, припомнив ночку;
Пригреется, коленки подожмет
И сверху уподобится комочку.
Во сне же он увидит море звезд,
Себя во весь необычайный рост…
Но будет ему в этом мало прока.
Стряхнет на утро пыль, а что до сна –
Забудет, кружку осушив до дна,
На землю опустившись раньше срока.
9
На землю опустившись раньше срока,
Я повстречал: бродячего певца,
Кочующих врачей и одиноко
Игравших лицедеев у крыльца,
Солдата, пеленавшего култышку,
И из гнезда упавшего птенца,
Под ливнем коченевшего мальчишку…
Я повстречал бездомного отца.
Ложбиной огибая спуск отлогий,
Калекой спотыкаясь о пороги,
Текла вода и наносила ил.
Одетая в сукно от старой торбы
Земля мечтала, как и ныне, чтобы
Небесный Ангел слово обронил.
10
“Небесный Ангел слово обронил”, –
Не шутка ль это злая скомороха?
Он дырки на коленях накопил,
На корку чтоб сменять иль горсть гороха.
– На площадь, на поляну созывай,
Кружи ногами, головою бейся…
– Ему ведь, где накормят – там и Рай,
Где можно посидеть – там Поднебесье.
Но говорил ли он, когда шумел,
Размазывал под глазом уголь, мел,
И плавилось когда лицо в кривлянье?
Он лишь потом – под ночь, когда устал,
Об Ангеле кому-то прошептал,
Нарушив заповедное молчанье.
11
Нарушив заповедное молчанье,
Чтобы развеять грусть?.. да, нет – не то:
Ступая взглядом к улетевшей тайне,
Певец в ночлежке тесной начал с “до”…
О том, как видел он бутон Восхода,
Как, расправляясь, лепестков шелка
Раскачивают небо год от года –
Сильнее, неотступнее, пока
Могучий звон плотины не прорвет,
И мир весь половодьем не зальет
От недр земных, от самого истока!
Все поняли тогда певца в избе,
Когда последнее – о вере… о себе… –
Не с губ слетело слово, а из ока.
12
Не с губ слетело слово, а из ока –
Опять дурные капли влаги той,
Не нужной нам, ей богу, до Потопа, –
На путь не жалуйся, о будущем не ной!
Что еще больше может потревожить
И душу придавить плитой свинца,
Жгутом крученым на сто лет стреножить,
Когда в бездомном ты узнал отца.
Он говорил: “Мой маленький сынишка…”, –
Про старый дом и рваное пальтишко…
Про то, что в кружке чай уже остыл…
Он рассказал о сне своем последнем,
Где видел белы крылья в небе летнем;
И ветер стих, когда он говорил.
13
И ветер стих, когда он говорил, –
Бродяга сказок, грез, стихотворений:
О святости ступенек и перил,
О сырости камней и песнопений,
О том, что наша жизнь не будет зря,
О скрытом облаками отчем доме,
О том, что поднимается Заря,
Но мы храпим, и вся планета в дреме!
Он обращался к серым пятнам шляп,
Зонтов и лиц в плененье толстых лап
Толпы, дрожащей в суетном метанье.
Отчаявшись, он грязью в них швырял
И, наземь опускаясь, повторял
Молитву о бездомных и скитанье.
14
Молитву о бездомных и скитанье
Ношу в себе осколком “Отче мой”.
Она не дар мне и не испытанье –
Подобрана под снегом и листвой.
Она о тех, кто Будущим Заветом
Услышал крыл спускавшихся напев
И потому теперь несомый ветром
Во все концы как семена дерев.
Земля и Небо – перепад давлений.
От слепоты с клюкой, до озарений
Ведет нужда, а поднимает рог.
Пусть ночь темна, зато пространство звездно,
Не нужно ставить знаков – бесполезно:
Скитания не ведают дорог.
20.1. – 1.5.1996
Автор публикации
