Остывший город, пьяный
в стельку,
Дикие людишки. Я уеду, не волнуйся, мама:
только на недельку.
Я сбегу, сбегу туда, где ветер
сильный
Гонит на юга мою печаль
и боль немую.
Я сбегу, прости, здесь оставаться
больше нет причины —
Я ТАМ свою священную надежду
сберегу, её взволную.
Сбегу я в город вечной,
резвой
И безумною за счастием
погони.
Побегу за сумасшедшим,
шальным летом.
Побегу вслед за своей
ушедшей болью.
И вот, опять, мои напрасные
(подумалось) мучения
По стеклу бренчат дождём
Восьмого марта.
Ты была моей весной, надеждой,
вдохновением,
Тем самым, нужным чем-то,
в целом — всем.
Моим, увы, как оказалось,
незаслуженным подарком.
Но я сбегу, сбегу, ты будь уверена,
отсюда —
Из города беспечной тяги
к детству,
Сбегу я в город вечной я своей мечты,
где греет хрупкая надежда мне на чудо,
Где мыслям предстоит пристанище найти
и дать среди мороза им согреться.
Сбегу, пока на то есть силы,
обещаю:
Хотя бы самому себе… А впрочем,
больше некому теперь.
Я попытаюсь убежать, я силы
просто так не растеряю.
Ведь я не для того так бережно копил,
чтоб разом импульсивно потерять.
И я сбегу, сбегу навеки,
не прощаясь,
Из города беспечной тяги
к детству.
Но только забываю, чёрт возьми, я
забываю постоянно,
Что, всё же, не затмить мою любовь к тебе
попыткой безуспешной к бегству.
И жизнь моя, как прежде,
сломится однажды:
Сойду с пути я в городе своих
упрямых мечт.
Ведь я, как только хоть немного
забываю,
Опять назад я принимаю этот
свой священный крест.
В моих мечтах была ты здесь,
со мною:
В огромном городе, где только
небоскрёбы, дождь и чувства.
И одного я не учёл, когда
с огромною, пускай, любовью,
Тебе я в руки этот крест
передавал собственноручно.