Деревья не помнят,
как ветви срезают ножом
и бросают в костёр.
Как часто мы ржём.
Без причины
сажаем червя на иглу.
Мотаем на ус мишуру.
И льдины
уносятся вдаль за черту
навстречу Титанику.
Сплином
болеет хондра.
И той же иглой, что червя,
латаем сюртук для двора.
А лес весь облез в обрез.
Зачем я в него залез.
Ведь было и так хорошо.
Да тут ещё дождь пошёл.
Ах, лето, оно, как есть.
Не выпить, не пересесть.
Не выйти, не переспать.
Смотри-ка, ну, вот, опять.
Дождь, без сомненья, дождь.
Мокрые стены вкось.
В печень и прямо в кость.
Утром ведь изморось.
Дождь льёт из крыш в лицо.
Скажешь ему словцо.
А он тебе будь горазд
громом, грозой поддаст.
Скоро ведь ночь.
Луна будет спать.
А звёзды ей будут мешать.
И утром опять
мешки под глазами туч.
А воздух вновь свеж, колюч.
Мохнатой строкой поля.
И вдалеке она
зовёт, но никак идти.
Над крышами аисты.
Под крышами ласточки.
Но нет здесь ни места, ни весточки.
Гром. Я думал, что танки грызут асфальт.
И язык триммера косит траву.
Гроза кидает небо вспять,
как будто лошади переправу
проходят опять и опять.
Но потом их не будут считать.
Потому что река была Стинкс.
И на небе всегда по уставу.
Дождь капает вверх и вниз,
как будто хочет дать знак,
что жить можно здесь никак.