ПУТЕВОДНЫЕ ЗВЁЗДЫ
Альманах Миражистов
Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ
Николай ЕРЁМИН
Александр БАЛТИН Лия ВЛАДИМИРОВА
2024
Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ
Николай ЕРЁМИН
Александр БАЛТИН Лия ВЛАДИМИРОВА
ПУТЕВОДНЫЕ ЗВЁЗДЫ
Альманах Миражистов
Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ
Николай ЕРЁМИН
Александр БАЛТИН Лия ВЛАДИМИРОВА
2024
Автор бренда МИРАЖИСТЫ, составитель
и издатель Николай Ерёмин
Кошек нарисовала Кристина Зейтунян-Белоус
© Коллектив авторов 2024г
Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ
Альманах Миражистов
ВЫ ЗДЕСЬ
КОНСТАНТИН КЕДРОВ: «ПОЭЗИЯ ТВОРИТ НОВЫЙ СМЫСЛ ЖИЗНИ: ВСЕГДА, ВО ВСЁМ И ДЛЯ ВСЕХ»
ТЕКСТ
ФОТОГРАФИЯ
LGZ.RU
ИСТОЧНИК
Мар 17 2021
В «Литературной газете» вышло интервью с профессором Литинститута, литературоведом и поэтом Константином Александровичем Кедровым.
21 марта отмечается Всемирный день поэзии. Мы беседуем с человеком, стоявшим у истоков этого праздника, – поэтом и философом Константином Кедровым.
– Как литературная общественность восприняла учреждение ЮНЕСКО Всемирного дня поэзии?
– Прямо скажу, общественность это событие проглядела и не заметила: в ноябре 1999 года ей было не до того. Но поэтическое содружество ДООС восприняло это как свою победу. Мы обращались в ЮНЕСКО с проектом такого праздника. Начиналось это обращение такими словами: «Поэзия есть высшее проявление человеческой свободы». Девиз ДООСа «Ты всё пела – это дело!» полностью гармонировал с решением ЮНЕСКО, и засучив рукава мы тотчас взялись за подготовку праздника впервые в России и в мире.
– Согласно резолюции цель учреждения праздника – «придать новый импульс и новое признание национальным, региональным и международным поэтическим движениям». Изменилось ли что-нибудь за те два десятилетия, что существует День поэзии?
– В России праздник стал ежегодным, а в Москве, я бы даже сказал, всенародным. Так будет и в этом году. Десятки сценических площадок заполнят поэты и поклонники поэзии. Праздник практически не умещается в один день. Обычно празднуют вплоть до апреля. По крайней мере, в России. Интерес к поэзии огромен. Миллионы людей не только читают, но и пишут стихи. Другое дело, чудовищная неосведомлённость аудитории о ныне живущих и действующих поэтах. Но так было всегда. Почему-то считалось и считается, что все гении и таланты в прошлом. Это не так. Вознесенский, Евтушенко, Бродский при жизни тоже замалчивались, а сейчас их поэзия нарасхват. Сегодня более популярны сверходарённые рокеры Борис Гребенщиков и Цой, к примеру. Но это ведь всё равно поэзия, хоть и под музыку. Никуда не делась популярность Окуджавы, Городницкого, Визбора. В России был упадок в экономике, но никогда не было упадка в поэзии. Сегодня миллионные аудитории у Оксимирона и его команды. Оценивать это явление можно по-разному. Но опять же никакого упадка интереса к рифме и верлибру не наблюдается.
– В марте 2000 года впервые прошёл организованный вами праздник в Театре на Таганке. Расскажите об этом вечере. Что запомнилось больше всего?
– Я счастлив, что Юрий Любимов сразу принял моё предложение провести праздник на Большой сцене Таганки. Под звуки марша «Прощание славянки» мы вышли навстречу переполненному залу, который так истосковался по стихам. Запомнилось, как Андрей Вознесенский, только что приехавший из Парижа, читал почти шёпотом: «Голос теряю…» Зал, ничего не ведавший о болезни поэта, призывал читать громче. Однако главное поэт произнёс отчетливо, и это сохранилось в записи. Он сказал: «Если бы Хлебников жил сегодня, он писал бы как Елена Кацюба».
А Елена бросала в зал: «Красивые всегда правы!»
Это было свежее дыхание и торжество поэзии.
Алина Витухновская изумляла и шокировала словесной игрой: «Ты сказал: «Умри, лиса, умри»… Или сам умри, и сам умри, и сам умри».
Любимов читал Пастернака и Маяковского. Золотухин – Бродского. Стипендиат премии Рембо Михаил Бузник читал свои озарения, восходящие к исихазму Паламы, получившие благословения Солженицына и Никиты Струве.
Меня Андрей Вознесенский представил залу так ярко и проникновенно, что после этого едва ли не каждая строка прерывалась аплодисментами.
В целом это был настоящий триумф поэзии. В благодарственном послании ЮНЕСКО, переданном мне после вечера, выражалась надежда, что этот праздник никогда не умрёт в России. Так оно и случилось. «Двадцать лет спустя», а вернее, уже 22 года спустя День поэзии жив.
– Со временем поэтические встречи на Таганке стали традицией… Как они менялись от года к году?
– Прежде всего расширился круг поэтов. Уже на Втором всемирном выступали с нами: Пригов, полиглот Вилли Мельников, Вячеслав Куприянов и даже Найк Борзов. Позднее зазвучала звучарная поэзия Сергея Бирюкова, живущего в Германии, а из Киева прибыл Александр Чернов. 11-й Всемирный по требованию Юрия Любимова был целиком отдан мне. Это была большая ответственность: весь вечер со стихами один на сцене «Таганки».
Были у нас и другие не менее знаменитые площадки. Легендарная Гнесинка, Музей-квартира Мейерхольда и Галерея А-3 на Арбате, опять же с Андреем Вознесенским. И незабываемые с ним же вечера поэзии в Музее Пастернака в Переделкине. Всё шло только по нарастающей. Но, разумеется, уход в вечность Андрея Вознесенского значительно обеднил праздники. Не хватало гения и гениального друга. Да и сейчас не хватает…
– Сегодня мероприятия, приуроченные ко Всемирному дню поэзии, проходят по всей стране. И в то же время ощущение глобальности, масштаба праздника почему-то ушло. Как вы считаете, с чем это связано?
– К хорошему тоже легко привыкают. Уже никого не удивляет, что есть такой праздник. К тому же появилось множество поэтических фестивалей международного масштаба и многомиллионная аудитория интернета. По сравнению с такими масштабами меркнут и стадионы 1960-х, и знаменитый Политехнический, и поэтическая «Таганка».
Но я абсолютно уверен: Всемирный день поэзии ЮНЕСКО – это навсегда и те же Лужники, и Политехнический, а теперь ещё и любимовская «Таганка».
Это навсегда в ноосфере.
– Можно ли настроить современного человека на чтение стихов? Или миру высоких технологий с поэзией не по пути?
– Миру всегда с поэзией не по пути. Как говорится: «Не любите мира, ни того, что в мире». Царство поэзии не от мира сего. Ещё в 1960-м я написал:
На обнажённый нерв нанизывая звуки,
Всё глубже чувствую великий диссонанс,
И радость возвышения над миром
Поэзия – вершина бытия.
На вершине трудно толпиться. Туда приходится карабкаться, и нужны усилия, чтобы удержаться. Но уберите вершины гор, и жизнь у подножия станет невыносимой. Поэзия творит новый смысл жизни: всегда во всём и для всех.
Высокие технологии – это прекрасно. Есть они и в поэзии у того же Хлебникова, или Введенского, или Вознесенского, Кацюбы, Авалиани, Сергея Бирюкова, Александра Бубнова, Евгения Харитонова, Светы Литвак, Маргариты Аль, Татьяны Зоммер, Алексея Чуланского. Кто-то скажет, что это не столбовая дорога поэзии. Но сплошь и рядом непроходимые тропы ведут к вершинам.
– Как вы оцениваете сегодняшнее состояние поэзии в России?
– Начиная с ХХ века и по сей день Россия здесь впереди. Мир об этом не знает из-за трудностей перевода. Где-то «прорвался» Пастернак, где-то Бродский, но Бродский переведён без рифмы а Пастернак известен как автор романа и даже отнюдь не в стихах – дьявольская разница.
Но мы-то знаем и творчество трёх поэтесс: Ахмадулиной, Искренко, Кацюбы. И вряд ли кто отважится сбросить со счетов метаметафорическую троицу: Парщиков, Ерёменко, Жданов.
Другие уже, взахлёб перебивая меня, назовут десятки имён и будут абсолютно правы. Мы так богаты, что порой возникает смешнючая вражда между рубином и изумрудом. В Оптиной пустыни скитоначальник с восторгом говорил мне о поэзии Веры Полозковой. А кто-то помнит и Веру Павлову. А я в ответ про Свету Литвак.
Повторяю, мы очень богаты. А потому казны не считаем, но всё не скудеет добро.
– Вы автор философской теории метакода. Как она соотносится с вашим творчеством?
– Наверное, вы догадываетесь, что не творчество от метакода, а метакод открыт как толкование моего творчества. Да, я отчётливо различаю те или иные космические структуры. В своих стихах. Отсюда же родом и метаметафора, к которой некоторые литловкачи прицепили ползучий реализм. Получилось уродливое чудовище под названием метареализм. Я это и произнести-то не могу. Язык не поворачивается. Ужас.
Я однажды даже басню написал:
Метаметафора и метареализм
Метареализм:
От рыл отрыл
Метаметафора:
От крыл открыл
И ещё:
Метаметафора – амфора нового смысла…
В метаметафоре главное – новое метафизическое пространство, обретаемое через «выворачивание», или инсайдаут. Например: «Бутоны прозревают розами», «Прозрение – роз зрение».
Моя книга «Инсайдаут» теперь в Нобелевской научной Стокгольмской библиотеке. Там стихи и эссе. В том числе «Зеркальный паровоз». Как-то я стал читать этот стих Вознесенскому:
Зеркальный паровоз шёл с четырёх сторон…
«Слушай, да в одной этой строке вся твоя поэзия сфокусирована!» – сказал он.
Но я всё-таки считаю, что всё сфокусировано в «Компьютере любви»:
Небо – это высота взгляда
Взгляд – это глубина неба
…Расстояние между людьми заполняют звёзды
Расстояние между звёздами заполняют люди…
– «Добровольное общество охраны стрекоз» существует уже более 35 лет… Кто входит в группу сейчас? Основные идеи «Общества» остались неизменными?
– Основную идею я бы выразил так:
Земля летела
По законам тела
А бабочка летела
Как хотела
Хотя изначально речь шла о стрекозах и о праве поэта быть поэтом. Пение – это дело! «Добровольное общество охраны стрекоз» (ДООС) возникло в суровом для поэзии 1983-м. Туда вошли кроме меня и Елены Кацюбы: Андрей Вознесенский, Генрих Сапгир, Милорад Павич.
Вознесенский и Сапгир даже поспорили друг с другом за звание Стрекозавра. Павич пожелал быть Сербозавром. Я – Стихозавр, а Елена Кацюба – Стрекоза. Конечно, с уходом гениев стало всем пустовато. Но в нашей стае и Огнезавр Герман Виноградов, и Кира Сапгир, и Кристина Зейтунян-Белоус – обе в Париже. Там же: Лидия Григорьева – Лондон, Хаада Сендо – Монголия, Сергей Бирюков и Алла Кессельман – Германия, Николай Ерёмин – Красноярск, Владимир Монахов – Братск, Сергей Бубнов – Курск, Александр Вепрев – Киров, Александр Чернов – Севастополь.
Все активно действующие, своеобразные и ни на кого не похожие.
Инициативу по изданию «Журнала Поэтов» и проведению фестивалей взяла на себя Маргарита Аль-Стрекозаль. И справляется с этой задачей блестяще.
– 22-й Всемирный день поэзии ЮНЕСКО пройдёт 21 марта в Большом зале Библиотеки искусств им. А.П. Боголюбова. Что ждёт гостей в этом году?
– Прежде всего проведение 5-го Международного фестиваля ДООС. Определим очередного лауреата. Пройдёт конкурс на манифест-лаудацио в честь поэзии Елены Кацюбы.
Состоится презентация очередного «Журнала ПОэтов». Две начальные буквы ПО пишутся заглавными по инициативе Андрея Вознесенского. Журнал уже много лет цветной и даже глянцевый.
Завершится празднование двумя давними нашими гимнами:
Весь мир бездарности разрушим
ДООСнованья а затем
Наш гениальный мир построим
Прекрасных песен и поэм
(Слова Кирилла Ковальджи)
«ЛГ»-ДОСЬЕ
Константин Александрович Кедров родился в 1942 году в Рыбинске. Окончил КГУ им. В.И. Ульянова-Ленина и аспирантуру Литературного института имени А.М. Горького. Доктор философских наук. Автор термина метаметафоры и философской теории метакода. Литературовед, критик, профессор Литинститута. Создатель литературной группы ДООС («Добровольное общество охраны стрекоз»). В начале XXI века вошёл в список и рейтинг наиболее значимых и известных российских и советских поэтов, в частности «100+ великих русских поэтов по литературным периодам». В 2003-2005 годах выдвигался на соискание Нобелевской премии в области литературы. Лауреат южнокорейской премии Манхэ, Пушкинской премии и других престижных наград.
После премьеры 1-го дня поэзии юнеско
В кабинете Юрия Любимова гости и участники вечера.
Уже отыграна игра
и умерли давно актеры
А сцена все еще гола
И ждет другого режиссера
И может быть умрет Михоэлс
Надев корону из кремля
И в горностаевых сугробах
Утонет тело короля
И может быть из-за кулисы
Я выйду как выходит тень
И все актеры и актрисы
Уйдут за мной в глухую сень
И может быть над Мейерхольдом
оденется в последний траур
И это траурное небо
И этот черный тротуар
И может быть опять Таиров
В слезах над Коонен замрет
Все замерло все затаиллось
Все умерло все не умрет
Любыми средствами любыми
Вы выиграете игрой
На сцену вырвется Любимов
И проиграет Вашу роль
Бог из машины
Как греческий бог из машины
По правилам все расставляет
Не я покоряю вершины
Вершины меня покоряют
Спаситель без помощи НАСА
Вознесся пока ни исчез
Я был у вершины Парнаса
Но я на Парнас не полез
Возносятся к небу вершины
Спросите -А кто их вознес
Я вышел как бог из машины
И бог меня в небо унес
Махиною Деус екс махина
Мир движим с античных времен
А Гойя терзаемый Махаю
Стоит нагатою пленен
Как изверг он свет извергает
В палитре цвета как в горниле
Художник богам помогает
Понять что они натворили
Поэзии Деус екс махина
Дымится в ней двигатель вечный
Работает метаметафора
На солнечной тяге сердечной
24 июля 2023
Все мысли о Лене
Все мысли о Лене о ней лишь мыслединой
Не можешь проститься с любимой Ундиной
Пожалуй и незачем с нею прощаться
Но буду по прежнему к ней обращаться
Прервись на мгновение жалобный вой
С живой я общаюсь общаюсь с живой
18 июля 2023
Ты всех кудрявей всех голубоглазей
Ах Леночка мой Ангел дорогой
Ты всех кудрявей всех голубоглазей
Одна фантазия сменяется другой
Среди других сияющих фантазий
Слов нежная воровка на доверию
Я даже не успел все осознать
Что так внезапно прервалась мистерия
Все прервалось чтоб вечно вспоминать
Все забывается но в каждой фразе
Ты всех кудрявей всех голубоглазей
В душе обида нежная таится
Что в снах невечных Леночка не снится
12 июля 2023
Между
Места святые
Стоят пустые
Стоят пустые
Среди пустыни
Но к ним приходят на поклонение
За поколением поколение
Святые сфинксы и пирамиды
Стоят пустые у врат Аида
Аид откройся или не надо
Не надо Рая не надо ада
Наш мир хотя и незавершен
Стоит песками не запушен
Мы не рабы и не фараоны
У нас неправедные законы
Не фараоны и не рабы
Не золотые у нас гробы
Днем оживаем а ночью станем
Между оазисом и пустыней
Между Озирисом и Христом
На опустевшем месте святом
17 февраля
© Copyright: Кедров-Челищев, 2023
Жизнь становится всё таинственней
Я стремился к любви и к истине
И уже звучит как пословица
Жизнь становится все таинственный
Все таинственный жизнь становится
Стих похожий на щебетание
К слуху нежится и ласкается
Нам дано прикоснуться к тайне
И всю жизнь мы к ней прикасаемся
Словно вновь впервые смотрю кино
Где все истинное не истинно
Все таинственное единственно
Все единственное таинственно
12 сентября 2023
© Copyright: Кедров-Челищев, 2023
Свидетельство о публикации №123091200790
Г Москва
Николай ЕРЁМИН
Альманах Миражистов
БЛАГОРОДНЫЙ НАПИТОК
***
Я не имею права
На ВЛЕВО шаг и ВПРАВО
На «СМЕРТЬЮ СМЕРТЬ ПОПРАВ»
Я не имею прав
На В ШУТКУ и ВСЕРЬЁЗ
Задать любой вопрос,
Чтоб получить ПРИВЕТ!
СТО БЕД – ОДИН ОТВЕТ.
***
Жена – литературоведка
Сестра – литературоводка
Ввели – Где солнце? – Вот те на!
Меня в иные времена…
Где я теперь совсем один
Без них – не раб, не господин…
Шепчу с утра и до темна:
– Моя вина, моя вина…
СОНЕТ ПРО КИТАЙ
Владимиру МОНАХОВУ
Как жаль, что я не жил в Китае
И никогда не буду жить…
А буду, про Китай мечтая,
Себе лишь, грешному, служить…
Где – в бухте Памяти – Харон
Со мною делит самогон…
За то, что с ним за так дружу
И ночью лодки сторожу…
А иногда – для куражу –
Вместо него перевожу
Тех, кто желает сквозь года
В Китай отчалить навсегда,
Чтоб не вернуться – вот так да! –
Сюда…Где горе – не беда…
ПОЛУСОНЕТ ПРО ЖЕЛЕЗНУЮ ДОРОГУ
15 лет прошло – как не бывало.
15 лет, не много и не мало.
Железная дорога от вокзала
И до вокзала – недоступной стала.
Увы и ах – на фоне драгметалла…
Всё громче в тихом сердце у меня
Чугунными колёсами звеня…
ИЗ НОВОЙ КНИГИ ЧЕТВЕРОСТИШИЙ
ЛОЖЬ на ТВ
На фоне преступлений и разврата,
Проходит жизнь, которой нет возврата…
И ты, за правду принимая ложь,
В сплошной рекламной паузе живёшь
ВИЙ
– Поднимите мне веко
На третьем глазу!
Я ищу человека
В безлюдном лесу…
О МОИХ СТИХАХ
Пишут редко, но метко, например
Александр Балтин из Москвы:
Крепость иного напитка зависит от годов выдержки;
поэзия, порою пьянящая,
как благородный напиток алкоголя,
рассчитана именно на долгие годы…
Поэтому Николай Ерёмин и назвал новый альманах
«Время – крепкий напиток»…
Нежный, отчасти грустный романс,
исполненный Николаем Ерёминым,
свидетельствует, сколь муза – естественная необычность для поэта – живущего,
как правило,
вне рамок обаяния обыденности:
Вчера метель мела в моё окно…
А дома было пусто и темно…
И я просил у музы до утра,
Молил, что вновь нам встретиться пора…
Спасибо, что услышала, пришла!
Что позабыли с ней про все дела…
Что вновь зарифмовала нам метель
И хмель, и белоснежную постель…
Круговращение рифмы своеобразно обновляет привычные смыслы слов.
Флейта – философический,
драматургический инструмент,
поскольку ассоциируется с вечным, ветхим принцем,
и вот у Ерёмина оживает своеобычно «Флейта Гамлета»,
суля сад и лад собственных ощущений,
переведённых в строки:
Давненько я не игрывал на флейте…
Друзья мои, подайте инструмент!
Для вдохновенья вермута налейте…
Я чувствую – вот истины момент!
Рождённых вместе музыки и слов, –
Мотив и удивителен, и нов…
И тут же наплывает на глаза
Старинная, желанная слеза…
Феномен, какой не исследовать методами никакой науки: превращение поэта в стих…
Жизнелюбие Николая Ерёмина распространяется на все феномены действительности:
в том числе: и на смерть, дорога к которой и носит название жизнь; стоит ли унывать?
Ерёмин констатирует бодро, спокойно и звонко – не стоит:
По воле Генетической программы
Лишился папы я… Лишился мамы…
И сам теперь с годами понемногу
По генпрограмме приближаюсь к Богу…
Который без меня, увы и ах,
Давно уже скучает в небесах…
…слишком за века окаменевшая форма сонета
требует экспериментов:
и по перестановке строк, и по вибрации их –
в количественном плане,
поэтому Ерёмин предлагает свои результаты, повышающие выразительность сонетной игры:
Боже, если ты помнишь,
Я был нежнейшим романтиком, всего лишь…
И когда-то,
Подражая Бодлеру, Вийону или Рембо,
Не опускался в разговоре с дамами до компромата,
Нащупывая у них Адамово ребро…
Прости мне, Господи! Я понял, что уже по уши в прозаическом реноме,
Как все вокруг, возражающие романтику Малларме…
***
А вот что пишет Николь Воскресная (Анастасия Николенко). доцент кафедры международных отношений и права Владивостокского государственного университета.
– Меня поразили гениальные противоречия в некоторых строках.
«Пляшут, бешено-строги…»
Бешенная строгость — это прекрасная и новая метафора, дополняется еще и местом, в котором происходит действие:
«На пороге у вечности…»
Бешеная строгость на пороге вечности,
это вообще про всех «серьезных» людей на земле,
где жизнь – краткий миг.
Люди, становящиеся облаками, –
духовный образ картин эпохи возрождения:
«Мы с тобою стали облаками –
Облака имеют форму женщин
И мужчин
Которым сон обещан»
Форма женщин и мужчин, звучит довольно иронично и тем свежее, но «сон обещан» придает этому полету иную интонацию, делает строки серьезным философским размышлением на тему вечности, и тут уже не до иронии.
Лирический герой оказывается в храме,
«И встал, повинно голову склоня…»,
но в чем он виноват? То, самое чувство греховности от рождения или нечто более глубокое, как осознание собственной человеческой неправоты.
«Иконы, опалённые свечами»,
сильная трока придают контрастов,
визуальная составляющая потрясающе точная.
«В душе – то сумрачно, то чисто»
очень точное определение психологического состояния каждого человека, сумрак и чистота, покой и мрачные оттенки чувств.
И наконец
«От звёзд до храмовых свечей…»
масштаб храма, где вся вселенная – храм.
Февраль 2024 г Красноярск
ЧИТАЙТЕ «ДИН» НОМЕР ОДИН!
Друзья мои! Читайте «ДИН»
Журнал зело необходим.
Благословила каждый стих
Главред Марина Саввиных…
***
Сонет предвечный
Прости меня, что новый год встречаю,
А старый провожаю, — без тебя…
Нет, не прощай! Без водки и без чаю
И без меня — минуты торопя,
Чтобы избавиться, от плена отрешиться
И откреститься… Сохранить себя
Попробуй — для грядущего веселья,
У ёлки новогоднего спасенья,
В мерцании бегущих огоньков…
Прощай… Пойми забвение веков…
И сказочный, волшебный бег на месте
На фоне всепрощения и мести…
О, навсегда, в двенадцать без пяти,
Прости меня! Как я тебя, прости…
Троянская война
Парис влюблённо сморит на Елену —
Как яблочко, румяная она…
И вновь вина вине идёт на смену…
Троянский конь… Троянская война…
Сонет про мираж из детства
В край детства песен форс-мажорных
Вернулся, чтоб остаться, я…
…Вокзал… Приют умалишённых…
ДК… Ад-министрация…
И рядышком с Дворцом культуры,
Где был райком КПСС, —
Большой приют прокуратуры,
Пять этажей — на интерес…
А поглядеть за огороды —
Места лишения свободы…
Где форс-мажорно, без забот,
Как прежде, радио орёт,
Зовёт в далёкие края…
Откуда возвратился я.
Псевдо
Певец, хранимый псевдонимом,
Себя украсил псевдонимбом…
И песенки из года в год
Псевдонародные поёт…
И подпевает без забот
Ему крутой псевдонарод…
Я ж — снова слов не различаю
И телевизор выключаю…
Сонет про шампанское и шоколад
Камлая у костра шаманского,
Я так давно не пил шампанского…
И не дарил во всей красе
Шампунь поэткам-шимпанзе…
А жил, увы, слеза к слезе,
Глаза в глаза — гроза к грозе…
Один, как мог, — слуга небес,
То полубог, то полубес…
Здесь, где кричат — в словах отрада —
Мои детишки из детсада:
— Ша! Нам шампанского не надо!
А надо только шоколада…
Невольное воспоминанье —
Камланье… Будь оно неладно…
===
Я спорил, помнится, с поэтом,
Который, обожая смерть,
Хотел, падение с полётом
Сравнив, — разбиться, умереть…
Он выиграл безумный спор.
А я летаю до сих пор
«Про» или «по»?
Против или по ветру
Вертится наша земля?
Сергей Прохоров
Крутится, вертится шар голубой…
Ох, как мне верится в это, друг мой!
Если б не верилось, то на заре
Я бы давно бы сгорел на костре…
Было — и я против ветра ходил…
Против течения реками плыл…
Хватит! Я против уже не могу…
Время согнуло поэта в дугу…
Пусть под дугой мой любимый Пегас
Путь продолжает вперёд без прикрас…
Но возражает, везёт наугад
Он — против ветра — не зная преград…
Шустрая, вертится наша Земля…
Быстрая, катит коляска моя…
Глядь, а навстречу, весёлый вполне,
Прохоров скачет на белом коне!
Ветер в его голове и вокруг…
— Стой, ты куда?
— Я? К Ульяне, мой друг!
Набело
Жили — набело!
Бог не осудит.
Лучше не было,
Хуже не будет.
В мире злобы,
Где чёрные лужи,
Всё могло быть
Значительно хуже…
Небо плачет…
И вдруг — за дождём —
Солнце!.. Значит,
Ещё поживём…
Сонет про семиструнную гитару
Бард-менестрель семидесятых лет,
Я был тогда не меньше, чем поэт.
О, как моя в эпоху «Солнцедара»
Звучала семиструнная гитара!
Все ехали куда-то за туманом,
Любовным очарованы обманом…
И Юрий Кукин, ах, таков-сяков,
Мне подпевал, и Юра Бендюков…
…Где юности поющая эпоха?
Всё было хорошо, что стало плохо…
Любовь прошла… Рассеялся туман…
Все поняли, где правда, где обман…
И все гитары — Муза, мон ами! —
Вдруг стали дружно — шестиструнными…
Летающий принц
Антуан Жан–Батист Мари Роже де Сент–Экзюпери
Был Антуан де Сент-Экзюпери
Большим поэтом, что ни говори…
Но, будучи Большим, когда летел,
Всегда стать принцем Маленьким хотел…
Недаром в нас, кто и бескрыл, и мал,
Пропев, его пропеллер не пропал…
Памяти Нострадамуса
Поэт, сбежавший от лоботомии,
Провидящий на сотни лет вперёд,
Какие бы кошмары ни томили,
Нигде от ностальгии не умрёт…
А может быть, и вовсе никогда,
Ведь умереть — не стоило труда…
Николай Ерёмин Сонеты про… . . . . . . . . . . . . . Литературное Красноярье ∴ ДиН СТИХИ
………………………………………………………………………………………………………………………………………….
.
№ 1 за 2024 год
ПОМНИШЬ? ПОМНЮ!
ЗОЛОТАЯ МОСКВА
Ночь. В округе – карр-карр да ква-ква –
Под весенней волшебной луною…
Неспроста Золотая Москва
Расставаться не хочет со мною…
И, вручив золотое перо,
Дарит лунное мне серебро…
***
Помнишь?
Как поэты разной масти
Убегали от советской власти…
Говоря, мол,
Если ты поэт, –
Должен жить хотя бы до ста лет!
Чтобы никакому тигру в пасть
Или льву
Случайно не попасть…
– Как же, как же…
Помню, как сейчас…
Слава Богу, сказка не про нас,
Кто в краю без тигров и без львов
Жить,
Хотя б до тысячи, готов!
***
Помню…
Господи, прости…
Ты – красива…Ты – в чести…
Ай, да пара! –
Ты да я,
Муза милая моя…
До сих пор:
– За красоту! –
Пью настойку на спирту…
Как в романе
«Идиот»
Пусть она меня спасёт!
***
Где тот Волшебный карандаш,
Который сам стихи писал?
И вызывал ажиотаж…
И от беды меня спасал…
Он – так в быту заведено –
Под бритвой кончился давно…
Пропал… Ну, что за времена?
Исчез…А бритва – вот она!
***
Жизнь всегда зависит от талантов…
У актёров больше вариантов,
Новых фантастических ролей…
У меня ж одна есть роль: – Налей! –
И тогда я проявлю талант,
Как певец, танцор и музыкант…
Отведу лишь душеньку свою…
Ну ж, налей! А-то я сам налью!
СОНЕТ НАВСТРЕЧУ 21 марта,
ВСЕМИРНОМУ ДНЮ ПОЭЗИИ
Пегас, крылатый мой малыш,
Верни меня в Москву, в Париж!
Хоть по прямой, хоть по кривой –
На День Поэзии, друг мой…
Пока всех пеших – В даль, и в ширь –
Рифмует с прозою Сибирь…
Всемирный праздник – он по мне!
И я недаром на коне,
С весенней Музой заодно…
И нам совсем не всё равно –
И где, и с кем в стихах звучать –
И день Поэзии встречать!
Пока привыкшая молчать
Молчит Казённая печать.
ПОЛУСОНЕТ ПРО ЭВОЛЮЦИЮ
Я, увы, пережил революцию
И остался в живых как поэт,
Чтоб восславить в стихах эволюцию,
Перед тем, как попасть на Тот свет…
Кто бы мне подарил инвестицию,
Чтобы я воплотил свой проект?
Есть проект, а инвесторов нет…
ИЗ НОВОЙ КНИГИ ЧЕТВЕРОСТИШИЙ
СУДЬБА
И в небе, и в тайге медведица –
Метаметафора моя,
Судьба – ни разойтись, ни встретиться,
Ни слова тайны не тая…
НАД ОМУТОМ
Сгинуть в омуте жарком…
Вскрикнув:- Боже, спаси! –
Превратиться в русалку
Так легко на Руси…
КОГДА УМРЁМ
Когда умрём – в мороз ли, в зной –
Воскресни, милая, со мной!
А лучше – нет, не умирай
И жди меня…У входа в Рай…
ПОЭТ В РОССИИ
О, Господи! В любом дому
Дай славу слову моему,
В котором – солнце бытия
И воля вечная Твоя…
СВЯТАЯ ВОДА
Святой водою окропив углы,
Я стал весёлым, как Бюль-Бюль-Оглы…
И вновь запел, поскольку вспыхнул свет
В душе моей, грустившей много лет…
фе-враль, однако
СО-СТРАДАНЬЕ СУДЬБЕ
СОНЕТ ПРО ОДНО И ТО ЖЕ
Россия – старая больница,
Где всем одно и то же снится:
Увы, царизм, социализм,
И неизбежный коммунизм…
Скрипит больничная кровать,
С которой можно убежать…
Но – только в вечность, вот беда,
И в неизвестность, навсегда –
Читатель ты или поэт…
Откуда, ах, возврата нет…
А на дворе – капитализм
В расцвете перепроизводства,
И развитой алкоголизм:
Чем меньше ешь, тем больше пьётся…
Февраль 2024
***
Воспринимать себя в посмертном свете
Я не хочу позволить никому…
Вот и живу, за ночи-дни в ответе, –
Подаренные мне лишь одному…
Как хорошо, прогнав ночную тень,
Открыть окно – и встретить новый день!
ПОЛУСОНЕТ ПРО УВЫ И АХ
Во всём – следы несовершенства:
В моих словах…В моих делах…
А мне так хочется блаженства,
Гармонии, увы и ах, –
Здесь, а не там, на небесах,
Где от звезды и до звезды
Твои, о Господи, следы…
ЛЮБОВЬ
1.
Любовь – это нежный и тихий
Процесс состраданья судьбе…
Так слон прислонился к слонихе…
А я прислонился к тебе…
2.
Любовь глупа. И всё-таки прекрасна.
Любовь умна. И всё-таки груба…
Как будто бритва острая – опасна
Она для господина и раба…
А для рабыни, ах, и госпожи
Ещё опасней: слова не скажи!
И всё же Купидон или Амур
Им снова шепчет ласково: – Мурр-мурр…
***
Увы, я – Лев по гороскопу –
Всегда
Прав
ДОБРО и ЗЛО
Всё, что со мною происходит, –
Соединив добро и зло,
Увы, при всём честном народе
Уже не раз произошло…
Чтобы при помощи чернил
В себе я их разъединил…
АРХИВНАЯ ПЛОЩАДЬ
«роясь в сегодняшнем окаменевшем»
Вл. Маяковский 1929г
Текущий век окаменел.
Молчат секретные архивы.
Скрывают правды беспредел
Охранники…
Они – не хилы.
Им всё равно, о чём молчать.
Замок. Сургучная печать.
Лишь бы не рылась в онемевшем
И на века окаменевшем
Толпа – на площади с утра
Поющая – Гип-гип, ура! –
Что «завтра будет лучше, чем вчера»
ИЗ НОВОЙ КНИГИ ЧЕТВЕРОСТИШИЙ
***
Помню: древнеримские рабы
Нас из школы на галеры звали…
Эх, увы и ах! Да если бы!
Я бы стал таким, как есть, едва ли…
***
– Ты мне надоел! – Она сказала.
И пошёл я прочь с ЖД вокзала
В церковь, чтоб читать Благую весть
Тем, кто мне не может надоесть…
***
– Чаша всё ближе!
Раша в Париже!
Радости фейк –
Радиобрейк…
СМЕНА ПОКОЛЕНИЙ
Три поколения ушли
Вперёд… Попробуй их догнать!
Не может быть! И унесли
Покой, увы, и благодать.
***
– Не лезь в бутылку! Видишь – пробка
И впереди, и за тобой…
Но есть спасительная тропка…
Она – в душе твоей, друг мой!
Николай ЕРЁМИН Февраль 2024
Александр БАЛТИН
Альманах Миражистов
МОЙ КОСМОС
Мой космос – лабиринты, бездны,
Прозрачный ветер в тишине,
Мои прозрения и беды,
Всё данное до смерти мне.
Мой космос – смерти откровенье,
Кристаллов зреющая гроздь.
Отчаянья в сознанье гвоздь
Вколоченный, как вдохновенье.
Мой космос – карликов печаль
Белеющих, как бездны, страшно.
Планет неистовая башня,
Движение – её печать.
И взмывы лестниц, и дворцы,
Растущие из мрака к свету.
И тополиные дворы
Простой реальности – я эту
По граням изучаю дней.
Мой космос – фейерверк во мраке.
Когда в бессоннице ночей
Откроются благие знаки.
* * *
Спас яблочный, медовый Спас…
Торгуют яблоками возле
Дорог, и осени рассказ
Уж начат – цветовой и вольный.
Медовый спас позолотит
Струёю мёда ваши будни.
А так – поверить очень трудно,
Что небо – сад, и храм, и скит.
* * *
Затопит солнце – дважды два –
Обыкновенную реальность.
Такая летняя банальность,
Которой не нужны слова.
А вдруг без солнца стали б жить?
Его у нас бы отобрали…
Сию фантазию едва ли
Кому-нибудь осуществить.
Не говори, что дважды два
Такое золотое солнце.
Порадуйся – оно смеётся,
Скажи хорошие слова.
* * *
Внутри эпохи – в капле янтаря,
Что сохранится в золотистой капле?
Бессчётно данных в воду, знаешь, канет,
Ничтожности своей благодаря.
Трамвай проехал, искры разроняв,
Деревья проржавели, время сумерек.
В эпоху, равно в жизнь, меня засунули,
Не объяснивши той и той состав.
Мост дребезжит. Движения полно.
Витрины сок соблазна проливают.
Иду в кино. Везде идёт кино,
И к вильмам интерес не убывает…
* * *
Себя любить неистово… Провал.
А ненавидеть ежели? Как страшно.
И мир течёт вокруг, настолько ал,
Что рушатся дома, дворцы и башни.
Дома иллюзий и дворцы мечты.
Себя любить – о, всем необходимо.
И падаешь в пределы пустоты,
Что для тебя страшней паденья Рима.
* * *
Жертва жеста может быть, иль нет?
Ежели тиран, то оных много.
Себялюбца жест порочит свет,
И чернеет линия итога.
Жертва жеста собственного я –
Переломан внутренне, растерян.
И в наплывах многих бытия
Сам не знаю – а чему же верен…
* * *
Лесопарк густой, как лес,
Не ожидан чёрный кот.
Вздёрнув сосны до небес,
Лесопарк его не ждёт.
Кот охотится в кустах,
Лёгких веток слышен хруст.
И коту не ведом страх,
Что в твоём сознанье густ.
СТОПОЛИНСКИЙ
Мальчишка, толстый и нелепый,
Романом грезил, как больной.
Роман вставал – могучий, крепкий,
Сверкал притом, как золотой.
И Стополинским звал героя,
Который в том романе жил.
И башни действия, как Троя,
Росли, а Стополинский пил.
Фамилия его красива,
Её мальчишка повторял.
Она – как будто перспектива
Судьбы, которой ожидал.
Под пятьдесят. Седой, истрёпан,
Никто на свете и ничто –
Вдруг вспомнил – Стополинский! Вот он:
Крив, гнилозуб, в худом пальто.
Роман рассыпался, как щебень,
И гном уродливый – герой,
Как сей не-автор – столь ущербен,
Что утверждать нельзя – живой.
* * *
Неделя или две назад…
А дней и не было как будто,
И оттого немного жутко,
Не знаешь, как растить свой сад.
Дней нет, и времени… Летят,
Пестрея, ленты, ты за ними.
И смерть заходит в каждый сад,
Ничьё не спрашивая имя.
* * *
Ты знаешь, что я есть – так почему
Живёшь ты так, меня, как будто, нету?
Что я отвечу Богу самому,
Сияющему сверх-любовью свету?
Что слишком слаб, чтоб жить, как он велит?
Гнетёт физиология чрезмерно.
В себя смотрю. Не радующий вид,
Он и не должен радовать, наверно…
Александр Балтин ПРАВО НАДЕЖДЫ
«Ещё не вечер» – поговорка, символизирующая надежду…
Впрочем,
литературность оной, вроде бы выпорхнувшей из пьесы Бабеля, и ставшей щедро известной после песни Высоцкого,
камертоном настраивает на литературность мира…
Константин Кедров-Челищев
производит исследование истории,
используя тот тончайший инструментарий,
который предлагает поэзия:
20-й век ещё не начался
Россия топчется в его начале
Ещё и футуристы не звучали
И не было Ивана Ильича
Убиты все кто жил в 20-ом веке
Убиты все или почти что все
Кто правду говорил о человеке
А те, кто лгали – те во всей красе…
…палиндром развернётся, раскручиваясь тугой пружиной, демонстрирующей смысловые возможности слов…
Ад Арго ограда
Мора паром
Зевс вез
Ясона нося…
Альманах, выпущенный Николаем Ерёминым,
и наименованный «Ещё не вечер» набирает ход.
…социальные парадоксы причудливо играют,
переливаясь на противоречивом солнце реальности,
прихотливо исполненные Николаем Ерёминым,
парадоксально исследующим явь:
Я иду по Москве, в стельку трезвый, опять
Очарованный капитализмом…
А навстречу идут – побузить, поорать –
Очарованные коммунизмом…
Сколько лет? Сколько зим? – не считая, спешим,
Кто куда, между правдой и ложью…
Все – мечтая достичь Олимпийских вершин,
Чтоб потом возвратиться к подножью…
Чёрный юмор бликует:
бытово и ресторанно, завораживая, и…
не оставляя сомнений в своей уместности:
Если бомбе водородной
Дать взорваться
Невзначай, –
Все красавцы
И уроды
В ресторане вечерком,
Выпив кофе с коньяком,
Не успеют дать
«на чай»…
Так что,
Случай,
Выручай!
***
Размашисто, дерзко,
с чёткой артикуляций мощи существительных и глаголов
звучат стихи Ольги Ермолаевой:
Радужный круг – у солнца, а жизнь – дотла;
воздух у насыпей от креозота пьян.
Что тебе нравится – мадера иль марсала?
Имя твоё выговаривают колокола:
особенно чётко они произносят: “…ан-н-н…”.
…”АН”, Сихотэ-Алинь, вертолётов рой,
и при отдаче толкающий карабин,
лыжи, бинокли, лошади – детской игрой
всё пред тобой представляется, господин…
***
Изысканные,
своеобразным эстетическим мрамором мерцающие созвучия Алнксея Пурина связаны с культурологическим космосом,
величие и пространство которого столь насыщено параллелями и ассоциациями,
что материала для размышлений хватит на века:
Морозный Рыбинск не разбудит
Евтерпу в кварцевом гробу —
и только даром горло студит
Архангельск, дующий в трубу.
У чукчей нет Анакреона,
зырянам хватит и Айги.
Но кто метрического звона
придаст стенаниям пурги?
…поэтическая ретроспекция Светланы Василенко играет живой спелостью красок и тем солнцем,
которое позволяет видеть только подлинность поэтической одарённости:
Пришла проказница-весна,
И ночью снова не до сна,
А мое сердце закипает от любви,
И впереди шальной рассвет,
А мне опять семнадцать лет,
И целой жизни словно не было и нет.
***
Великолепная, нескончаемая детскость переливается нежностью красок в лёгких, как упомянутый воздушный шарик, созвучиях Виталия Молчанова:
Если тебе захотелось летать,
А вместо крыльев – обычные руки,
Ты не горюй, нужно шарик достать
Красный, прекрасный, огромный, упругий.
Чтоб наполнял его солнечный газ
И чтоб завязан был крепкой тесёмкой.
Смело хватайся, подпрыгни и – раз! –
В небо лети – громко айкай и ойкай.
«Ещё не вечер»…
А ежели – уже ночь?
…для гуманитарной культуры вообще – и поэзии в частности?
В мире избыточного проклятого прагматизма и эпохального эгоизма?
Всё-таки хочется надеяться, что Николай Ерёмин, назвав альманах так, как назвал – «Ещё не вечер»
прав.
Александр Балтин город Москва
Лия ВЛАДИМИРОВА
Альманах Миражистов
Урожд. Дубровкина, в замужестве Хромченко Юлия Владимировна. (18 августа 1938, Москва — 22 августа 2015, Нетания). Русская поэтесса, прозаик, сценарист
Источник https://45parallel.net/liya_vladimirova/stihi/index.html
Ударение на И
* * *
Жизнь моя, черновик беспечный,
Над которым мне слёзы лить,
Так светла, что и первый встречный
Может строчки перебелить.
И кружу я, кружу по кругу
Тех же памятных, юных дат,
И твержу я, твержу с испугом:
Не оглядывайся назад.
В той же шапочке старогодней,
Среди стужи и пустырей…
Возврати ты меня в сегодня
И живым упреком согрей!
1979
Золотой Иерусалим
Вина прозрачней воздух горный,
Под вечер даль светла,
В сосновом ветре так просторно
Плывут колокола.
Кусты и камни спят глубоко,
И, весь в плену у сна,
Стоит мой город одиноко,
И в сердце спит Стена.
Мой город светлый и святой
Иерушалаим золотой,
Я лишь струна в твоём кинноре,
Я отзвук твой.
Безлюдна площадь у базара,
В колодцах нет воды,
На гору Храма в город Старый
Затеряны следы.
В пещерах горных ветры спорят,
Их свист – как плач, как стон,
Давно мертва дорога к морю,
Дорога в Иерихон.
Мой город светлый и святой,
Иерушалаим золотой,
Я лишь струна в твоём кинноре,
Я отзвук твой.
К тебе приду – других смиренней –
Твой сын и твой певец,
Сложу псалом, склоню колени
И протяну венец.
Мой город света, город чуда,
Ты жжёшь мне сердце вновь,
Я это имя не забуду,
Как первую любовь.
Мой город светлый и святой,
Иерушалаим золотой,
Я лишь струна в твоём кинноре,
Я отзвук твой.
Вернулись мы к колодцам старым,
Вот площадь, вот базар,
С горы святой – вослед фанфарам –
Уже трубит шофар.
Сто тысяч солнц над Мёртвым морем,
В пещерах ветра звон…
И мы спускались, ветру вторя,
Дорогой в Иерихон.
* * *
И даты вспять бежали, как солдаты,
И падали, вмерзая в чёрный снег…
И встанет век на век, как брат на брата,
И в Боге усомнится человек.
Огонь погас, но дух самосожженья,
Как душный хмель, ещё гуляет в нас,
И как полки в слепом дыму сраженья,
Сошлись века невидимо для глаз.
* * *
И ропот робких одобрений,
И шёпот дружной клеветы,
Умрут в твоём стихотворенье,
Которого не стоишь ты.
А всё же долго или мало
Идти – дана нам благодать
Как бы в предчувствии начала
Всю жизнь, всю службу простоять.
Душа моя, мой хлебец чёрный,
Травинка, утренница, дочь
Неужто может мир упорный
Твою кислинку перемочь?
1982
* * *
Как будто поздняя весна,
Сиял последний месяц лета,
И всё же рядом, рядом где-то
Уже сквозила желтизна,
И словно в смутном ожиданьи
Томился этот долгий день,
А по лесам носилась тень
Неслышного похолоданья.
* * *
Ко мне вплотную подошло
Всё одиночество людское.
Пока я билась над строкою,
Оно живительной тоскою
Во мне меня перемогло.
Так солнцем напоённый час,
Вблизи пустыни безотрадной,
Таится в лозах виноградных,
Спокойно зреющий – без нас!
20.10.1979
* * *
Когда подступит вдруг удушье,
И тёмный страх, и злая боль,
Ты прояви великодушье,
Ты выплакаться мне позволь.
Но если, скрытого движенья
Стыдясь, я губ не разомкну,
Тогда, взамен опустошенья,
Ты дай мне, Господи, вину:
Пускай мой гнев оледенелый
Стоит морозною стеной
Меж мной, то дерзкой, то несмелой,
И прочной косностью земной.
Но нет! он чист, мой день просторный,
Так чист, что вера по плечу.
Я подозрительностью чёрной
Её высот не омрачу.
* * *
Люблю в свои стихотворенья
Одна забраться вечерком,
Забыв случайные прозренья,
Отдаться строчек повтореньям
И быть от звуков под хмельком.
А там сыскать глаза такие,
В которых огоньки живые
От неудавшихся вполне
Моих растрёпанных созвучий, –
Тех, что могли бы быть и лучше,
А всё же чем-то милы мне.
Смешав напиток впопыхах,
Тянуть соломинкой из строчек,
Чтоб горький вкус апрельских почек
И мокрых яблок холодочек
Ломотой лёгкой на губах.
1983
* * *
Могу ль я память излечить,
Чтобы вчерашним не горела,
Чтобы, устав кровоточить,
Спокойно тлела и старела?
Какой по счёту адский круг?
В который раз встаёт из праха
Всеусмиряющий недуг
Благополучия и страха!
* * *
Может, привыкнуть пора…
Как рассказать вам про это?
В сердце такая пора,
Будто окончилось лето.
Капает с крыши вода.
Кажется, в тот понедельник
Дождь зарядил навсегда,
Серый и хмурый отшельник.
Снятся дождливые сны.
Милые, крепко ли вам спится?
Мне бы дожить до весны
Или до новой страницы.
* * *
Над нами поздняя листва
Темнеет старой позолотой,
С медлительною неохотой
Шумит морская синева.
Ежевечерняя тоска,
Ежевечерняя дремота,
А там, за молом, грустный кто-то
Закатом тронул облака.
* * *
Обманчивы, смутны и тяжелы
Моей души тревожные прозренья.
Уйми, Господь, мои стихотворенья
И обрати их в горсточку золы.
Дай мне понять, что это тёмный жар –
Всего твоя божественная шутка,
Яви, Господь, великодушья дар:
Верни мне ясность воли и рассудка.
Утешь мою измученную плоть,
Смири в груди навязанное жженье,
Незваных сил внезапному вторженью
Не дай меня, живую, измолоть.
О, укажи, всевидящий Господь,
Пути души от тьмы к преображенью!
1969
* * *
Осень! Высвечены лица,
Календарь летит назад –
Перепутались страницы –
Изобилье медуницы
И прозрачный виноград.
Жарко, солнечно и сухо,
Терпкий привкус на губах,
И пчелой взлетает муха,
Золотея на глазах.
Переспелые букеты
Пахнут мёдом и жнивьём.
И опять, по всем приметам,
Бабье лето, бабье лето
В тёмном тереме моём.
* * *
Покуда мысли медлят в стороне,
А руки черной заняты работой,
С природой косной борется во мне
Неясное, тревожащее что-то.
И память чем-то давнишним полна,
Сторонится случайного прозренья…
Не так ли плоть явлений нам видна,
А суть недосягаема для зренья?
Вот если бы словам – свободно течь!
Дышать – при каждом выдохе и вдохе,
Прерывистую, сбивчивую речь
Доверить непридирчивой эпохе!
Я смолкну, повернусь лицом к стене.
Я вновь – к столу, к перу, забыв о слоге…
День гаснет, возвращая в новом дне
Прошедших лет грядущие тревоги.
Май, 1979
* * *
Валентине Синкевич
С калиткой зелёной
Я долго вожусь,
Девчонкой влюблённой
Кому-то кажусь.
Ни скуки, ни лени,
Ни взгляда назад.
Крутые ступени
Спускаются в сад.
Нам за руки взяться,
И горечи нет.
Мне снова шестнадцать
Ликующих лет.
Лишь гравий шуршащий
И день голубой.
Мне б шагом летящим
Поспеть за тобой.
По зелени тени
За нами летят.
Ни скуки, ни лени,
Ни взгляда назад.
1984
* * *
С оглядкою замру у двери я,
Как будто не было пути.
Моё последнее неверие,
Моё безумие – прости!
О, эта ветреность тревожная!
Бурливость, нежность, слепота.
А строчка, строго-осторожная,
Белее белого листа.
1979
* * *
Хочу узнать, как делают слова,
Как лепят воздух, облака и травы.
Какому мы обязаны составу,
Что так неизгладима синева?
Холмы, зазеленевшие едва,
И берег оперившийся листвою,
И хлопоты стрекоз над головою…
О, тут не обошлось без колдовства.
Настой готов и крепок. Над котлом
Немного бормотаний, заклинаний,
Щепотка тайны и щепотка знаний –
И вот уже иной и пруд, и дом.
И мы идём как будто бы вдвоём,
И ощущаю привкус винограда,
И ветви наклонились над оградой,
Роняют листья в тёмный водоём.
Ну а потом – вино, миндаль, халва,
И пряность чужеземного веселья,
И то благословенное безделье,
И те благословенные слова.
1980
* * *
Эти дни! Сорокалетие!
Моложавый август мой.
В вазах ржавые соцветия
Пахнут скорою зимой.
Будто в травах, в подорожнике
Пятна красок там и тут –
След и память о художнике,
Не окончившем этюд.
Август, 1978
* * *
Я простилась – и возвратилась,
Встрепенулась и обмерла.
Это – молодость разгрустилась,
Растревожила и ушла.
Это – севером вдруг дохнуло.
Ты ссутулился за столом.
Только долго в окно тянуло
Еле слышным зябким теплом.
Усмехнулся ты: мол, не ждите,
Чтоб в песках расцвела сирень.
Я молчала. Стоял в зените
Резкий, ясный, предзимний день.
1988
* * *
Я стою с протянутой рукой
Будто на пороге новой эры…
Отврати, Господь, мои химеры,
Возврати мне будущий покой!
1970
Лия ВЛАДИМИРОВА СВЯЗЬ ВРЕМЁН
РОГОЖА
Пусть дни идут корявой чередой
В поту, в жару или в простудной дрожи —
Я допьяна больна тобой,
Россия… родина… рогожа…
Всё начинается с горба. Пригнувшись, улицей идёшь горбатой, И ветер, неподвластный, как судьба, Толкает в спину. Ты идёшь к Арбату… Там дом стоит, назначенный на слом, А прежде — особняк. А рядом — груды Камней и щебня. Смотрит ниоткуда И в никуда горбатый этот дом. А ты идёшь изогнутым мостом, И — началось. И стены, и ворота — Всё дыбится одним сплошным горбом В кружащейся степи снеговорота. На бывшей Моховой горбится ночь, И вслед глядит горбун чуть виновато, А ты идёшь… И как тебе помочь? Сегодня ночь, и ты, и все горбаты! Носы и спины, храмы и мосты, И кладбища с истлевшими гробами, И купола, где сорваны кресты, И острый край луны за куполами. Всё начинается с горба, О, предвкушение юродства! Здесь горький дух ущерба и уродства, Здесь начинается судьба. А ты идёшь… А город уж не тот — Рассветный город в колокольном звоне!.. Снежинку ловит пересохший рот, И невская вода бежит в ладони. Так не бывает? Не было ещё? Не может быть? Но, верьте иль не верьте, — Тишайший снег коснулся этих щёк, Иссеченных бичами круговерти. О, сдвиг времён! О, волн встающих горб! Не горб, а гребень… Невская погодка, А вдоль воды, медлителен и горд, Идёт горбун смущённою походкой…
* * *
Россия, нищая Россия…
Ал. Блок
И вниз глядит она с мученьем, И вверх глядит она темно… Каким лихим предназначеньем Её лицо омрачено? Каким униженным химерам В дыму она теряет счёт, Когда расстриженную веру К ногам насильников кладет! Стоит, глаза уставив в землю, Отмщения не зная срок… Ей в небе — человек не внемлет, А на земле — не слышит Бог.
* * *
И диктует нам законы Наша маленькая жизнь: На работу, пахарь сонный, Отработал — в гроб ложись. Друг за другом, круг за кругом По родной земле ползём, Допотопным милым плугом Ковыряя краснозём.
* * *
Могу ль я память излечить, Чтобы вчерашним не горела, Чтобы, устав кровоточить, Спокойно тлела и старела! Какой по счету адский круг? В который раз встаёт из праха Всеусмиряющий недуг Благополучия и страха!..
* * *
Забытый перезвон колоколов, Исакия светящиеся очи… Плывут века, события и ночи Над гордой славой русских городов, — Над тишиной Михайловского сада, Над зеркалом лицейского пруда… И там, за серой дымкой Ленинграда — Бессмертных строф воздушная прохлада И та же, петербургская вода.
* * *
В тихом, тихом, индевелом Встали ели вдоль земли, Словно в доме опустелом Свечи белые зажгли. На подсвечнике смолистом — Звонче воска, тише слёз — Так с потрескиваньем чистым Тает в вечере мороз. Ночь, декабрь, новолунье, Тень мигает на столе, Как зелёная колдунья На зелёном помеле. Разлукавая сторонка! Снег по пояс, снег в окне… Диковатую девчонку Я припомнила во сне.
Марине Цветаевой
- ЕЛАБУГА
А там, над чернокрылой Камой, Свежа, открыта и страшна, Лежит Елабуга, как яма, И пахнет смертью бузина. Сползают слухи, словно мухи За жёлтой склизкостъю окон, И полумёртвые старухи, Икая, смаргивают сон. За бесноватою рекою, Где чёрный ветер след размыл, Они горбатою клюкою Ткнут в безымянный ряд могил.
- День Иоанна Богослова, А на террасе поздний гость Под диким виноградным кровом Пил чай с её сестрой суровой И уходил, оставив трость, И приходил прощаться снова… День Иоанна Богослова. И полночь, полная, как горсть, Избыток звёздного улова На землю высыпала… Кость Подносит гостю пёс дворовый. День Иоанна Богослова. Светлей, чем взгляд, острей, чем слово, Горит рябиновая гроздь.
* * *
Без вина пьяна я, без вина, Оттого ль, что нынче жизнь темна. Оттого ль, что надо мне пролиться Тою, ненаписанной страницей. Оттого ль, что ты так далеко. Оттого ль, что нынче так легко Всё понять, и слушать, и уметь Справить ту невиданную тризну… О, моя спокойная отчизна, Помоги мне жить и умереть.
* * *
С платком в зубах, дразня улыбкой, окая, Опять — в который раз! — явилась тень Размётанных по ветру, синеоких, Великорусских нищих деревень.
Старух лампадных смирные поклоны
И яростная русская тоска,
Среди погостов — горечь самогона, Чечёточная удаль каблука…
* * *
А сегодня, а сегодня
Пахло синею водой,
И травою новогодней
Дышит север молодой.
Дров подкинуть, дождик кликнуть
И, слегка навеселе,
Всею памятью приникнуть
К холодеющей земле.
***
Ты знаешь, мне земля повсюду
Напоминает те холмы…
О. Мандельштам
И мы с тобой вдали от дома
Вдвоём бродили тут и там,
Как бы чему-то неземному,
Не доверяя тем словам.
Неловко вымытая чашка
С заваркою до черноты…
Была ль тогда я той монашкой,
Которую боялся ты?
Питаться воздухом и мёдом —
И в этом не было вреда;
Что ж делать, от такой свободы Развеселилась я тогда.
И в нашей жизни непутёвой,
С самим собой наедине,
Прими несказанное слово,
Как тень, мелькнувшую в окне.
* * *
Помедли, миг! Душа полна
Таких причудливых видений!..
Плетусь по улочке весенней,
Слегка собой опьянена.
Что за чудак иль добрый гений
Поднёс мне этого вина?..
* * *
И надо становиться строже,
И знать про этот поворот,
Где будет всё наоборот,
Непоправимо, непохоже.
А возле дома, у ворот,
Травинка, день от дня моложе,
Всё зеленеет и растёт.
* * *
Ты, женщина ночная, часто снилась Тяжелому медведю. Толстолапый, Он шёл к тебе, тревожно оступаясь, В бору душистом он тебя придумал, Там, в ворохе своих берложьих снов… Тебя нашёл — в толпе, на трезвом солнце Среди чужих. Тебе он подал руку И не отпустит, если не прогонишь. … Он медлил уходить, ночь медлила светлеть, Сидели рядом, и медвежьи пальцы Твоей руки касались осторожно И вздрагивали, словно от ожога, — Так много было легкости, свободы И нестерпимой ясности в тебе. Сказала ты, зевая дружелюбно: «Скорей бы утро!» — мысленно прибавив: Зачем он, зверь смешной и бестолковый, На мой огонь, не для него зажжённый, Пришёл, нарушил чуткость ожиданья? Не для него моё ночное небо, Не для него мои ночные звёзды…
… Он медлил уходить, ночь медлила светлеть, Он ждал тебя, а ты ждала рассвета.
* * *
Задевая оконную нишу, устремясь в глубину синевы, Словно солнце, всё жарче, всё выше Поднимается пламя листвы. И, отстав от стремительной стаи, Так на свежем ветру золотист, У меня по балкону плутает Одинокий и огненный лист. В светлый день, в беспокойстве природы, Как мне странно себя отыскать… А прозрачные эти погоды Говорят, будут долго стоять.
* * *
Переулок. Тихо. Поздно.
Осторожный час.
Чей-то шаг скрипит морозно,
Подгоняя нас.
Кто-то взглядывает грозно
И спешит вослед…
А на сердце звонко, звёздно,
Как в шестнадцать лет.
* * *
Прельщая зрение и слух, День блещет, движется, смеётся… Но я люблю замшелый дух Дворов, глубоких, как колодцы, И лёгкие, как лепестки, Тишайшие особнячки Все в розовых воспоминаньях, И улиц старые названья; Так обособленно-чиста Стоит церквушка без креста… Как будто островки свободы, Там, за фасадами домов, Вскипают буйно огороды И прячутся в тени дворов, И осыпается извёстка На улочке, что вдруг — тиха, И в двух шагах от перекрёстка — Гортанный голос петуха.
* * *
Опять дождя благоуханье,
И серой яблони дыханье,
И эта зябкая любовь
С её пугливыми стихами, —
Все, всё как встарь —
или как вновь…
* * *
Ты мне душу не неволь, Коль не можешь ей помочь. Вот она, какая боль, Вот она, какая ночь! Мне бессонница была Не предвестницей тепла, А предчувствием разлук, А мольбой сведенных рук, Простыней, остывшей вдруг. И прошу — не навещай Изголовья моего, Ничего мне не прощай, Мне не нужно ничего. Мою волю не смутишь, Я вольна себе помочь. Вот она, какая тишь, Вот она, какая ночь!
* * *
Там, у низкого моста,
У Замоскворечья,
Была улица пуста,
Только ты — навстречу.
Не с добра и неспроста
Была улица пуста,
И мело весь вечер —
Мглистый, зимний вечер.
Исколол меня февраль,
Исколола встреча —
Там, у низкого моста,
У Замоскворечья.
* * *
А кукушка куковала, куковала,
Малых деток отдавала, отдавала,
Над чужим гнездом летала, куковала,
Всё бездомней, всё бездонней тосковала.
Этот зов её понёсся над лесами,
Этот зов её и вы слыхали сами.
Мерили непрожитые годы
Бременем непрошенной свободы.
* * *
Вся горишь, ко мне ревнуя,
Ворожишь иглою;
Ничего не отниму я
И не буду злою.
Чем могу тебя занять я?
Чем могу отвлечь я?
Ты меня научишь платья
Шить — на целый вечер.
А на утро позабуду
Хитрые уменья,
И иглы твоей причуды,
И моё терпенье,
И мгновенные уколы,
И противоборство —
Опыты нелегкой школы
Женского упорства.
* * *
Так чинно шествовали зимы,
На расстоянъи холодя,
И вёсны — мимо. мимо, мимо
Звенели стрелами дождя…
Лишь осени огонь прощальный —
В чужой судьбе, в чужом окне —
Ещё томит, как обещанье,
И вспыхивает, как во сне.
** *
Ты подошёл.
Я медленно молчала.
И рук не отнимала от лица…
Так иногда рождается начало
Из смутного предчувствия конца.
* * *
Опьянев от стихов,
От вина отрезвею. И понятна без слов Осторожная ревность твоя. И в улыбках друзей. От которых впотьмах розовею, И в огарке свечи — Благородная примесь вранья. Опьянев от стихов, От вина отрезвею. И не жившая жизнь Слишком тесной предстанет сперва, Как поверхность стола, За которым, к утру соловея, Собираются в круг Промотавшие цену слова. А часа через три Стеариновый свет тяжелеет, И больницы больней, Я белей белизны — кривизна: Как чужая сестра, К тебе брошусь, жалея, на шею. Начинается день, Чтобы за ночь ответить сполна. А потом, как в войну, Керосиновый вечер повеет, И мигает стена, И дымит за окном желтизна… Как родная жена, я в сенях к тебе брошусь на шею. Начинается ночь, Чтобы за день ответить сполна.
* * *
Прилипли листья к отсыревшей раме,
И всё труднее шевельнуть рукой,
Всё чаще разливается утрами
Спокойный и торжественный покой.
И по столу рассеянная хвоя,
И белая безгрешная кровать…
Нездешнее, не смятое, живое
Я, здешняя, не смела убивать.
Как тонки краски в гаснущей природе!
Как говорят в народе — сентябрит…
И грядка в почерневшем огороде
Последним августом горит.
* * *
Б. Пастернаку
И кладбище огибая, И сосен торжественный ряд, От редкого снега рябая Тропинка скользит наугад. Какая же нынче охота Месить жидковатый ледок? Там где-то за поворотом Писательский городок. Гола опустелая местность. Дорога так круто светла, Как будто успех и известность В архив посдавали дела Стоит в Переделкине осень — В заборах, в особняках… Под шум пастернаковских сосен Ворота молчат на замках. Пространства холодного вдосталь. Покой нежилого жилья. Но там, в стороне от погоста, Мне поступь послышалась чья? Но там, в стороне от погоста, Как в прошлые годы журча, Кого выкликает под мостом Простуженный клекот ручья?
***
Мы рвём цветы, вдыхаем лето.
Скорбим в свой час и пьём вино,
И на вопросы не дано
Нам абсолютного ответа.
И хоть неведенье — темно,
Но веденье — ещё темнее,
И я заглядывать не смею
За тот порог, где всё равно…
И может, до конца не верю
Я в мире, где ответов нет,
В тот окончательный ответ,
В ту абсолютную потерю.
* * *
Памяти Мандельштама
И опять приближаются чёрные дни.
С нами память, а в памяти мы и они.
Это нам задыхаться последней тоской — Тою, хлынувшей горлом, смертельной строкой.
Это им пировать, на допрос вызывать, Спогами стучать, на ладони плевать.
Это мы в присмиревшем и нищем углу,
И каблук пропечатал листки на полу: Дескать, будет, не плачь, всё — как я захочу: Человеку — палач, и калач — стукачу.
И опять распахнулось ночное окно. Безнадежность? Безумие? Страх ли – равно… Как подбитое, тело рванулось во мрак,
И в руках у жены опустелый пиджак,
И опять беспокойная движется тень
По холодной реке, в немигающий день.
* * *
И вы, мундиры голубые…
М. Ю. Лермонтов
Который век несёшь покорно
Двойной судьбы нелёгкий крест:
Днём — пишешь ордер на арест
И ждешь ареста ночью чёрной.
Не гору двигаешь плечом —
Колотишься плечами в стены,
И быть умеешь палачом,
И казни ждёшь одновременно.
* * *
А я спокойно — славное уменье! —
Гляжу, как оплывают фонари,
Как снова в ночь слепое безвременье
Слепые повели поводыри.
Я спать ложусь. Мне тихий сон приснится: Как облако, театр, и в нём опять
Живая метерлинковская птица,
Слетевшая на жёлтую кровать.
* * *
А кому подоходный налог,
А кому подоходный пирог.
Полюбовный чиновный делёж:
Где галдёж, где кутёж, где — падёж.
Вроде, руки не коротки,
Да малы по карманам куски.
И крадёт, и кухарит кустарь…
Всё – как встарь на Руси,
Всё, как встарь.
* * *
Ни плакать вслух, ни думать я не буду.
Ни спрашивать — «Что делать мне, скажи? По капельке пригубливая чудо,
Как увести себя — за рубежи?»
Когда тугие зубья пятилетки
Прихватят семь садов в моём саду.
На исповедь я не пойду — к соседке,
На проповедь к соседу — не пойду.
* * *
Дочери
Последний луч за кровлями исчез,
Погасли блики грозового дня…
Тех ангелов, спустившихся с небес,
Ты нынче краше, душенька моя.
Умчатся птицы в дальние края…
Так быстро память лета отошла!
Простишь ли, раскрасавица моя,
Я слишком мало матерью была.
И до сих пор предчувствую, порой,
Что не могу быть взрослою в любви.
Не матерью, а младшею сестрой
Меня, моя забавница, зови.
О милая, потом когда-нибудь,
В грядущий полдень грозового дня
Поймёшь меня, прильнёшь ко мне на грудь. Ну что ж!.. Ведь ты похожа на меня.
* * *
Опять в дали туманной
Живая встала Русь.
Дай, в день пресветлой Анны
С тобою помолюсь.
И, сам того не зная,
Ты властен над судьбой:
Нездешняя, сквозная,
С тобой, всегда с тобой,
И голос отзовётся,
И на сердце светло,
Я рук твоих коснётся
ех легких губ тепло.
Ни скорби непрестанной,
Ни чёрных похорон —
Лишь Анна, Анна, Анна,
Как благовест сквозь сон.
А сон — как отраженье
Любимого лица…
И трепет, и движенье…
И жизни нет конца!..
***
Окна темные усадьбы,
Липы, липы, липы в ряд…
Я с тобой могла гулять бы
Полстолетия назад.
И под лиственным покровом
Твои губы целовать,
И предгрозовым, медовым
Душным воздухом дышать.
Чтоб мятеж междоусобий,
Чтобы пепельная мгла
Двух эпох и двух надгробий
Между нами не легла.
МОНОЛОГ СУМАСШЕДШЕГО
Я пробыл здесь двенадцать лет.
Теперь прошу у вас немного:
Не правосудия, не Бога,
А только, чтобы верхний свет
Вы погасили. Верхний свет!
Вот эту лампу над кроватью!
При свете разучился спать я…
Да, это правда, а не бред.
Вы слышите меня, иль нет?
Хочу закрыть глаза спокойно…
О, человека недостойно
Гореть оставить верхний свет.
И для чего? Хочу ответ
Я получить. Не бесполезно
Узнать, зачем к замкам железным
Ещё железный этот свет?
Кто дал вам дьявольский совет
Меня пытать вот этим шаром?
Огонь… Сдавило мозг кошмаром,
Сознанье застит мне… О нет,
Теперь хочу Господний след
В анналах вечности сыскать я,
Чтобы молить предать проклятью
Тех, кто не гасит верхний свет!
Я кончил университет,
Я в прошлой жизни был учёный,
Глупец, глупцами помрачённый,
Я полагал — возмездья нет!..
Но отдалённейших планет
Достигнет слух о совершённом.
Гори же, мир умалишённый:
Я сам включаю верхний свет.
* * *
Есть три эпохи у воспоминаний.
Анна Ахматова
(из стихов, записанных ею на пластинку)
Был поздний час. Был Новый год.
Хозяин, красный, как с мороза, Покачиваясь, пил за прозу,
Которая в стихах живет,
В кувшине старилась мимоза,
Подтаивал в стаканах лёд.
Был поздний час. Был Новый год.
Хозяйка, тонкая блондинка,
Учтиво, как на фотоснимке.
Улыбкой напрягала рот,
И, привалясь к диванной спинке,
Дышал в чужие шубы кот.
Был поздний час. Был Новый год.
Ещё тянулись разговоры,
Мешались шутки, толки, споры,
Но надоел такой компот,
И кое-кто подался в шторы —
Глядеть, не скоро ль рассветёт.
Был поздний час. Был Новый год.
Но медленно пошла пластинка
И робко, будто бы с запинкой…
Я узнавала голос тот.
Вот так на ледяной тропинке
Весны предчувствуешь подход.
Плыл голос тот. Был Новый год.
И там, под снеговым покровом,
В предверьи таинства иного,
Судьбы свершался поворот.
Колокола звучали снова…
Был ранний час. Шёл новый год.
* * *
Ну что ж, берите, Бога ради,
О чём бы кто ни попросил…
И лишь со строчкой из тетради
Расстаться не хватает сил.
Кружу под тем же снегопадом,
Как кто-то до меня кружил.
Дружу я с тем же, с кем не надо,
Как кто-то до меня дружил.
И тот же край зову в молитвах,
И тот же край зову тюрьмой,
И участь, узкая, как бритва,
Вог гак же срежет голос мой.
Иль мы в огне не ищем брода?
Но вновь плывут, как облака,
Всё те же воды, те же годы,
Кресты, и версты, и века.
* * *
Все бьётся человечий гений.
В. Ходасевич
И вдовий стон, и горький дух гонений,
И лязг, и скрежет волчьих поселений —
Не зря слезам не верила Москва!
А всё же бьётся человечий гений,
И остаётся без поминовений
В сырой земле, не помнящей родства.
И та же пляска обгорелых душ — Юродивых, насильников, кликуш,
Святых чертей, пророков бесноватых, Пустых колоссов, странников горбатых, Уставивших глазницы в никуда…
Россия, долго ль будешь виновата?
Иль впрямь, многоповинная, права ты
До лучших дней — до Страшного Суда?
Ещё не все отстроены остроги,
Ещё не все раздроблены пороги,
Не все ещё размыты берега…
К ненастью дело. Месяц, вновь пологий, Глядит на потемневшие дороги,
Нацелив заострённые рога.
ГАМЛЕТ
Распалась связь времён. Не верь часам — Они без стрелок. Остаётся средство —
Пить допьяна или отдаться снам…
Нависла ночь над Датским королевством. Который час? Скажу — второй, четвертый — Какая разница? Весь город спит, как мертвый…
И дай Господь ему проспать Многострадальную эпоху
И так столетий через пять восстать…
— Я был там, принц… Уснуть и там неплохо На тот же срок…
— Там хуже, там ужасней во сто раз!
— Там, милый принц, пылает преисподня… — Там сатана, заняв престол Господний…
Довольно. Призраки, невидимо для глаз, Пророчат череду грядущих бедствий,
Что сбудутся… О, чёрный век и час!
Нависла ночь над Датским королевством.
На башенных пробило ровно три —
То трижды ухнул филин. Ну, так что же?.. Зловещий крик, на бой часов похожий…
Но как ушей, не видеть нам зари.
— Во поле берёзонька стояла,
Во поле кудрявая стояла,
Люли, люли, стояла,
Люли, люли, стояла…
О, что за песня тихая? Мне слов
Не разобрать… Мелодия приятна,
А голос, голос… кажется, готов
Я поручиться… Нет, невероятно!
— Я пойду, пойду погуляю,
Белую берёзу заломаю,
Люли, люли, заломаю,
Люли, люли, заломаю…
Она?.. На чужеземном языке?..
Зачем? Что значит этот выбор странный?
О милая, ведь в Дании туманной
Так не поют. Опомнись… Что в руке
Ты держишь? Крест?.. Нет, веточку всего! Что это, ива? Мокрая осока?
Венок твой затонувший тот?..
Жестоко.
Умолкнула. Исчезла. Никого!..
Один. Ну, так. Времён распалась связь.
Идти — куда? В кабак или в могилу?
Иль в Англию тайком? Иль в эту грязь
Вот так, лицом, как спившийся кутила? Забить в набат? Поверить в ворожбу?
Сойти с ума, иль впасть, хирея, в детство? Смущён и тот, кто нынче спит в гробу. Нависла ночь. Нет больше королевства!
— Я пойду, пойду, погуляю,
Белую берёзу заломаю,
Люли, люли, заломаю,
Люли, люли, заломаю…
Опять она!.. Иль это вправду сон?
Иль я схожу с ума, и наважденье —
Мне свыше знак, что кончилось движенье?
Но песня, песня, песня,
связь времён!..
Или — распад?.. Пробило ровно три.
То трижды ухал филин… Боже, Боже!
Знакомый звук, на бой часов похожий…
И как ушей, не видеть нам зари.
1969—1973. Москва
* * *
В один из московских зимних вечеров 1972 года мне позвонил по телефону мой друг. — Я приеду сейчас, — сказал он мне. — Я привез вам пластинку, симфонию № 40, Соль-минорную симфонию Моцарта. Он не приехал: в тот вечер его арестовали. Были арестованы и многие другие — схвачены на улицах, вырваны из развороченных обыском квартир. Им я посвящаю эти стихи.
СОЛЬ-МИНОРНАЯ СИМФОНИЯ
Там тюремный тополь качается,
И ни звука — а сколько там
Неповинных жизней кончается…
Анна Ахматова
1.
«Я вам Моцарта привёз,
Я приеду через час».
Полночь. Улица. Мороз.
В мутных окнах свет погас.
Не пришёл он через час,
Не пришёл он через день,
Не пришёл он через год.
Не пришёл он никогда.
Там, в пути, на полпути,
Кто-то чёрный поджидал,
День мой белый, отпусти
Во Владимирский централ!
Тут, на праздничном столе,
Душно веточкам могильным.
Тут, на утренней земле,
Скучно жизням пересыльным.
Утром заперт лучший друг,
Прочих — бездна поглотила…
Ты заплакала не вдруг.
Раньше — шторы опустила.
Приближается закон,
Совершается совет…
От раздавленных икон
С пола льётся слабый свет.
«Я приеду через час,
Не тревожься обо мне», —
Сколько раз звучало в нас,
Обрываясь в тишине!..
Будто с чьих-то похорон —
Время, время, звук пустой! —
Я вернулась. Я сквозь сон
Воевала с пустотой…
А над городом — снега…
Полночь, женщина впотьмах.
След тяжёлый сапога
На разорванных листах.
Уйди. Уйдите. Дай забыть,
Не знать, не чувствовать, не видеть…
Ты слишишь? Дайте отлюбить.
Вы слышите? Отненавидеть.
О Русь моя, мой бедный дом,
Прости меня, как мать простила,
За то, что скорбью и стыдом
Одну себя перекрестила.
5
«Я вам Моцарта…» Темно.
«Я приеду…» Ранний стук.
Занесённое окно;
Кто там, недруг или друг?
Так и есть, и будет впредь.
Так и было. Почему
Надо прежде — умереть,
Чтобы жить в пустом дому?..
«Через час…» — который день,
Через день — который год!
Полустертая ступень,
Подконвойный поворот.
Там от сосенки к сосне
Ветру весело кружить,
Мне ж от стеночки к стене
Эту ночь не пережить.
Чтоб тоска меня скрутила
В этих запертых дверях —
Не о том судьбу молила
На московских пустырях: —
Дай мне жара, дай озноба,
Прохвати, не пожалей,
Чтобы радостная злоба
По задворкам, по трущобам
Разгорелась веселей.
Дай мне воли хоть на пробу,
Дай мне верности до гроба —
Снега белого белей,
Зорьки утренней светлей.
Утро. Серые сугробы.
Мы с тобою пьяны оба.
Ладно, что уж там… Налей.
Чтоб не жить?.. А может, чтобы?..
Я задам себе самой
Эти поздние вопросы,
Если с позднего допроса
Не дождусь тебя домой.
Из опечатанных дверей
Как будто Моцарт!.. Ближе, ближе…
Хоть эту радость отогрей:
Ведь я тебя уже не вижу…
Послушай, если ночь душна,
И всё вчера, и всё бесцельно,
Пошли мне Бог немного сна
Для тихой песни колыбельной.
Немного сна, и снегопаду…
И верность памяти суровой
Где ряд кладбищенских оград,
И воздух стылый и еловый.
Там руки стынут на ветру,
И шёпот слышится оттуда:
«Что ж… Может, завтра я умру —
Сегодня я с тобой побуду».
О, стонати Руской земли…
«Слово о полку Игореве»
То не скорбная страна
Пробуждается на час,
То последняя вина
Надвигается на нас.
И цветёт чертополох
По раздольям вековым,
И не верит светлый Бог
Тёмным свечкам восковым.
И кадит, кадит, кадит
Над пожарищами дым…
Слышишь, колокол гудит
Не по мёртвым, по живым…
Так за потерей потеря
Под завыванье пурги.
Верю я или не верю —
Боже ты мой, помоги!
Что нам до шумного света —
Шёпот любви и вражды —
Было бы горе согрето
Памятью общей беды.
То же, всё то же и то же,
Вечные те же шаги…
Если я верую, Боже,
Боже, сейчас помоги!
И метут, метут снега
За полярный, светлый круг.
Не видать за полшага
Кто там — недруг или друг…
А над пламенем берёз
В бестревожной тишине —
«Я вам Моцарта привез.
Не тревожьтесь обо мне».
Сентябрь 1974. Израиль
Источник: Москва Издательство «Прометей» МГПИ им.В.И.Ленина 1990 LATERNA MAGICA
ССЫЛКИ НА АЛЬМАНАХИ ДООСОВ И МИРАЖИСТОВ
Читайте в цвете на ЛИТСОВЕТЕ!
Пощёчина Общественной Безвкусице 182 Kb Сборник Быль http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=488479
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=496996
ПОЩЁЧИНА ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗВКУСИЦЕ ЛИТЕРАТУРНАЯ СЕНСАЦИЯ из Красноярска! Вышла в свет «ПОЩЁЧИНА ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗВКУСИЦЕ» Сто лет спустя после «Пощёчины общественному вкусу»! Группа «ДООС» и «МИРАЖИСТЫ» под одной обложкой. Константин КЕДРОВ, Николай ЕРЁМИН, Марина САВВИНЫХ, Евгений МАМОНТОВ,Елена КАЦЮБА, Маргарита АЛЬ, Ольга ГУЛЯЕВА. Читайте в библиотеках Москвы, Санкт-Петербурга, Красноярска! Спрашивайте у авторов!
06.09.15 07:07
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=580691:
КАЙФ new
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=580520
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=576833
КАЙФ в русском ПЕН центре https://penrus.ru/2020/01/17/literaturnoe-sobytie/
СОЛО на РОЯЛЕ
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=576833
СОЛО НА РОЯЛЕhttp://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=576833
РЕИНКАРНАЦИЯ
Форма: http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=575083
КОЛОБОК-ВАМ
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=573921
Внуки Ра
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=573474
Любящие Ерёмина, ВАМ
Форма: Очерк http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=572148
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=571826
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=570593
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=569224
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=567900
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=567900 http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=565809
ЗЕЛО БОРЗОhttp://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=564307
РОГ ИЗОБИЛИЯ http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=561103
| БОМОНД
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=553372 |
| ВНЕ КОНКУРСОВ И КОНКУРЕНЦИЙ
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=549135 |
| КаТаВаСиЯ
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=536480 |
| КАСТРЮЛЯ и ЗВЕЗДА, или АМФОРА НОВОГО СМЫСЛА http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=534005 |
| ЛАУРЕАТЫ ЕРЁМИНСКОЙ ПРЕМИИ http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=531424 |
| ФОРС-МАЖОРhttp://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=527798 |
| СИБИРСКАЯ ССЫЛКАhttp://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=520612 |
| СЧАСТЛИВАЯ СТАРОСТЬhttp://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=520121 |
| АЛЬМАНАХ ЕБЖ “Если Буду Жив”
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=510444 |
| 5-й УГОЛ 4-го ИЗМЕРЕНИЯhttp://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=507564 |
2024
ПУТЕВОДНЫЕ ЗВЁЗДЫ
Альманах Миражистов
Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ
Николай ЕРЁМИН
Александр БАЛТИН Лия ВЛАДИМИРОВА
фото со страницы Джуман Джи «Ледяная ёлка Байкала»
ПУТЕВОДНЫЕ ЗВЁЗДЫ
Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ
Николай ЕРЁМИН
Александр БАЛТИН Лия ВЛАДИМИРОВА
2024
Автор публикации
