Александр Балтин: ПОЭТИЧЕСКИЕ РУБЕЖИ
СЛОВО ОБ АЛЬМАНАХЕ «НИГДЕ КРОМЕ НИКТО КРОМЕ»
…ушедшие остаются: в сознание и памяти, остаются настолько, что затмевают реальность: или она делается более сложной, насыщенной таинственными пульсациями: через боль, через сон и конкретику жизни:
Ерехонские рушатся стены
Дьявол курит свою анашу
Я пишу для себя и для Лены
Для себя и для Лены пишу
Я пишу для себя и для Лены
А вернее пишу для себя
Я в себя прихожу постепенно
Прихожу постепенно в себя
Этот мир без меня и без Лены
Метафизически перебирая различные формы горя, создаёт мир заново К. Кедров-Челищев: мир, где отсутствует Е. Кацюба, но он – насыщен ею, облучён её стихами…
«Нигде кроме Никто кроме» называется новый альманах, снаряжённый, как корабль, в плаванье Н. Ерёминым; и в пёстрой действительности Кедрова-Челищева многое происходит: странные метаморфозы, таинственные превращения:
Птица исчезла
А крылья её летят
Верблюд двугорбый пролез в ушко
Там за холмами горбы остались
Солнце взошло над собой
И умерло за горизонтом
Ничего от нас не останется
Но ничто это тоже мы
Человек сошёл с ума и стал Ангелом
Будто запредельный опыт выплёскивается в поэзию, насыщенную мыслью и метафизикой.
…в пределы запределья встраиваются и стихи Н. Ерёмина, играя классическими аллюзиями, и предлагая проверить реальность на…реальность:
Рукопись Божественного дара
Чудом уцелела от пожара.
Дом сгорел…
А рукопись цела.
Господи, благи твои дела!
Покидая жертвенный пожар,
Уношу
Твой вечный экземпляр…
Может, имеется в виду не зримый вселенский пожар, который, бушуя, сожигает считавшееся лучшим в человеке: поэтический талант, например: меняет отношение к ценностной шкале?
Не должно быть так, чтобы поэзия уходила в никуда: чтобы не слышали её, лишь сами поэты читали друг друга…
Четверостишия Ерёмина густо концентрируют растворы жизни и смерти: будто проживаемая вечность уже открывается – через поэтические коды:
И, починяясь биоритму,
Я вновь по Солнцу: – день + ночь –
Живу опять – за рифмой рифму
Ищу, чтоб вечность превозмочь…
…зачарованные краткостишия В. Монахова – словно японский сад, перенесённый на русскую метафизическую почву:
Всё лето Земля
Напитывается
Цветами…
Красивая чаша картины.
Сияющие цветы.
Всё одушевлено:
Лодки греются
От закатного солнца.
Ночи холодны.
…чудо вспыхивает в строках С. Прохорова: чтобы преобразовывать простор словесными вибрациями:
Мне не чудится, чую,
Как звучит, так пою,
Веря песне, как чуду,
И в удачу свою.
Ляжет на душу нота –
Слов и звуков полёт,
И отыщется кто-то,
Тот, кто мне подпоёт.
Лёгкая песня поэта нагружена разными смыслами: сочетаются нежность и грусть, облако надежды и космос кармы…
Опыт поэта склоняет к рубежу: тому, который сулит безвестные пределы, пугая, однако, – но стихотворение Прохорова звучит стоически:
Я понемножку ухожу,
Мы все уходим понемножку.
Присядем, что ли на дорожку,
Я на закат свой погляжу.
«Нигде кроме Никто кроме» – название, звучащее таинственно, и собранные под обложкой альманаха стихи лучатся высокой тайной бытия и искусства.
Александр Балтин