Он долго стоял под окнами,
он долго плакал без слёз,
и волосы рвал он копнами,
и бился как раненый пёс.
Улыбку тянул канатами,
но смех походил на крик.
Рубаха смеялась заплатами,
а ноги вели в тупик.
В квартире стены из пыли,
диван-командир поник,
а номер на двери забыли,
как старый его дождевик.
А серый дым его мыслей
о тлеющий образ от скал
разбился. Остался лишь кислый
и слабый грязный оскал.