Паганини играл для себя, не для всех.
И в руках его чутких звенел горький смех.
Он был вечно один. Только в небе луна
разделяла с ним горечь кромешного дна.
Он играл и мечтал о костре над рекой.
О полях и лугах. Что вернётся домой.
О больших водопадах, что сорвались во тьму.
Он играл, и слеза поднималась ко рту.
Он сжимал тонкий гриф. И скрипела струна.
Это был только миф. И в глазах пелена.
Он порвал три струны. И четвёртой мотив
в диком крике крещендо разлетелся на миг.
Он закончил. И тени стояли в углу.
Будто не понимая его глубину.
Этих связок созвучие в вихре времён…
Лишь глухой херувим прошептал: “Что за вздор!”