На пожарах весело и жутко
пляшут искры на костях домов.
Геростратов поминутно в сутках
мы считали, веруя в богов…
Вдохновляет добрый Вечный город
арками, ведущими в Тартар.
Он ещё не стар, но и не молод,
он актёр, великий Кочегар.
Мизансцена – гордый Капитолий,
и орхестра – пышный Палатин.
Он – герой, соперник страшной воли
христиан-чудовищ. Он. Один.
Римляне внимали восхищённо
из-за кромки праздничных столов,
как людей сжигали упоённо
в череде крестов и факелов.
Всё в дыму, и арки, и порталы.
И в огне пространства и века…
Из-за стен Кремля он зрит устало,
и терзает воротник рука.
Покорив Европу, как Юпитер,
и себя Нероном возомнив,
наблюдает, как сжигает ветер
им не покорённый Третий Рим.
И на пепелище древних флагов
не дотлевши, жгучая искра
стала очевидицей рейхстагов.
И в огне продолжилась игра.
Песню божеству огня пропели
Хиросима, Дрезден, Сталинград
в пепле, как в пылающей метели,
Треблинка, Освенцим и Багдад…
Память – словно дым от пепелища,
а забвенье – жалкое ворьё.
И душа в лакунах молча ищет
сердце отгоревшее своё.