“Не выжить всякому, кто смел,
не рвать цепей хваленой силой,
лежать под градом ржавых стрел
тому, кто в гору тянет вилы”.
Гласила надпись в камне скорби,
что двести лет не сбросил крошки,
что все стоит и держит корни,
подпертый тонкой крепкой ножкой.
А там, за ним, обнялись кроны,
фантом дорог пугает взгляды,
там тихой ночью слышат совы
шаги в траве худой дриады.
За синим лесом, тьмы щетины,
стоял, зевая, дивный город,
вокруг него болота тиной
хранили от впаденья в голод.
И жили там, не просто люди,
там Бог-орёл явил созданья,
и были все уклоном судеб,
забыв про смерть для созиданья.
Но мир не долго тайну теплил,
вздохнул, открыв пошире двери –
вгоняя все, что видят в пепел,
ворвались внутрь шальные звери.
То были люди с маской боли,
с огнем в руках и шпагой в ножнах,
пришли они по царской воле.
Приказ понять вполне не сложно.
И крылья тех, кто Смерть не видел,
срубили всем, чтоб небо чтили,
народ же стал стеною в тире,
бежал туда, где ад бессилен.
Захватчик грабил дивный город,
захватчик мазал краской стены.
А живший здесь давно заколот,
и Бог-орёл лишился веры.
Но крылья тех, кто лесом скрылся,
увидеть небо вряд ли смогут,
бессмертный бог водой умылся,
увел народ в бездонный омут.
“Не выжить всякому, кто смел,
не рвать цепей хваленой силой…”
Сгорел тот мир, но камень цел,
вростая в землю над могилой.