Обгорели яблони и груши,
Октября прохлада над рекой.
И стоит на берегу Кирюша,
И глядит с надеждой пред собой.
В этом взгляде – боли только сила,
Правды, горькой что всегда была:
Ведь Кирюшу мама не растила,
Рядом с ним ведь мама не была.
Он не помнит девушку простую,
Он не знал, и как она поёт.
Он все эти годы так тоскует,
Что не каждый взрослый и поймёт.
Эта боль летит, как песня птичья,
Вдаль летит за ясным солнцем вслед,
Но бойцу на дальнем пограничье
Не дойдёт рыдающий привет.
Да, он помнил девушку простую;
За неё сражался наш боец,
Но в минуту смерти роковую
Пал, не зная: он теперь – отец…
А в садах, где яблони и груши,
Раздавался орудийный вой;
Плача, мама прятала Кирюшу,
Закрывая от врагов собой;
И спасла, и жизнью расплатилась,
Ничего не зная наперёд!
Мгла туманом над рекой клубилась,
Но ведь мгла – не мать: не сбережёт…
И теперь трехлетним был Кирюша;
Был рождён самою он войной.
Обгорели яблони и груши.
И застыло время над рекой.
Автор публикации
