Голо-голодно, сыто,
Не на миг – на века
Наше сущее скрыто
Под коростой греха,
Под наростом печали,
Под рубцами обид,
Под паршой изначальной,
Пересыпавшей быт.
Мир грехами пронизан,
Что мицелием грунт.
Отмеряет провизор:
В пару Цезарю – Брут,
В пару светлому – тёмный,
В пару свежести – гниль,
В пару чистому – тёртый,
В пару парусу – киль.
Всякой твари по паре.
Словно вечный Кощей
Древний грех проникает
Даже к Ною в ковчег.
Гложет Хамову душу,
Умервщляет её,
Выползает на сушу
Неубитой змеёй.
И в начале, в конце ли,
А в аду – без конца
Пресмыкание к цели
Обжигает сердца.
Столько лет от Потопа
Протекло-пронеслось.
Растворилась в потомках
Допотопная злость,
Исказила нам лица –
Словно лица в тюрьме;
Даром модные шлицы
Нам кроят кутюрье.
Умножаются люди,
Всё культурнее стать,
Но греха не убудет
В просвещённых местах.
Нам и души – что хворост,
Нам и кровь – что вода.
Мы – сплочённая свора,
И повсюду, всегда
Здесь в судилище низком,
Осуждающем грех,
Мы находим блудницу
Виноватее всех.
По суду, по закону
Уничтожить – наказ!
И её, что влекома
На законную казнь,
Мир вознёю мышиной
Ударяет под дых.
Сотрясает вершины
Всех сообществ земных
Фарисейскою речью
Спор от самых корней:
Кто кого безупречней,
Кто кого не скромней,
Кто кого безутешней,
Кто кого не святей?
В греховодности здешней,
В круговерти страстей
Равны Авель и Каин,
Земледелец и царь.
В нашем кривозеркалье
Не увидишь лица.
Липнут нежити комья –
Всё щедрее размах! –
На сюртук с котелком ли,
На мундир ли в чинах.
Только чуешь: раскормлен
Человек, и не стар.
От взаимных укоров,
От судилищ и свар
Стала Вечность седою,
Хороша ли, плоха.
Бог придёт не Судьёю,
Спросит: “Кто без греха?”
Прянет облаком дыма
Наше племя без лиц.
И от той, что судима
Хуже прочих блудниц,
Мы уйдём , очевидцы,
Утаившие стыд.
Нам антоновка лица
Спелым соком кислит.