Бродский

Михаилу Козакову

Из окаянства!
Написать не хуже, чем Бродский —
Лучше. И тем вытравить из себя скотство
Нежелания жить.

Постоянство
Поэтических впечатлений
Выгравировало бороздки
Новой нервной системы. Из поколений
Выходят, как из реки, — стряхивая воду.
(Бродский, иронически усмехаясь, посматривает изнутри книжки).

Поэт, даже мертвый, всегда подвижен,
Изменчив, абсолютно свободен.
И может продолжать свое бормотание.
«Ни страны, ни погоста…»
Ни родства, ни сиротства.
Не случилось братания,
Братания — не случилось.

Бродский бросил учиться,
Боясь, что его — научат.

Не было чистого неба, висели — тучи.
Которые было необходимо
Превратить в поэтический образ.
Поэтическое говорение — ДО рождения.
Или просто — мимо.
Образ — формула Бога.
«Я» формулирую,
Оттачивая концевые строки.

Меня научили: поэтическое говорение
Не может состояться стихотворением.
«А значит, остались только / иллюзия и дороги…»
Бродский, исследуя свои инстинкты,
Которые автоматом возводятся в ранг интеллекта,
Наблюдал пыль, венецианское лето
И не думал о том, как быть поэтом.
Просто бубнил, картавил, пачкал бумагу,
Рвал предложения, слова, слóги,
Тут же вынимал из мозгов «эклоги»,
Из сухого зноя извлекал влагу.

Бубнение, шептание, говорение
Состоялось Нобелевской премией.
06.05.2006

КОНЕЦ ПРЕКРАСНОЙ ЭПОХИ

Я в конфликте с эпохой, она мне не в пору:
Маскарадный костюм из мешка и железа.
Где-то в пыльном подвале читается Тора,
Оголтелые рынки на мувинги лезут.

Эпоха, на знамени которой написано «Трахни!»

Кто-то думает: Апокалипсис, пир во время чумы,
Применяет различные литературные аналогии
Для определения навалившейся тьмы,
Но голову сохраняют немногие.

Эпоха, на знамени которой написано «Трахни!»,
Ищет сама себя, дергая за полу Эйнштейна.
Кукла, повешенная на кронштейне,
Вглядится в лужу и от собственной красоты — ахнет.

Конфликт разрывает душу.

Как бывает разодран истлевший театральный задник —
С пыльным треском.
Всадник
В лиловом блеске
С достоинством пересекает море — зеркальную сушу.

Под башнями ВТО погребены 5000 жизней.
Срежиссировано Голливудом за миллион лет до нашей эры.

Черное знамя эпохи выткано подсознанием.

Виват Фрейду!
Перечеркнуто слово «отчизна»,
Обведено кружочком слово «пещера».

Виват Юнгу и его коллективному бессознательному.
Крышу снесло не только тем, кто скрылся в дурдоме.
Ничего не осталось, кроме
Тактильных ощущений, слуха, движения наугад —
к чему-нибудь питательному.

Черное знамя эпохи выткано подсознанием
В эстетике хаоса и высокой моды

Мобильников с тамагочи.
(Как писал Бродский, и прочее).

Непреложным осталось одно — роды
Бога-человека или просто сына,
Обреченного на страдание.
07.05.2006

ПИСЬМО АМЕРИКАНСКОМУ ДРУГУ

Б.Р.Д.

Доллар падает стремительной кометой.
Ты мне пишешь о моей несчастной пьесе.
Ты живешь, наследьем Бродского согретый,
Но тебе он, как и мне, неинтересен.

Бродский хаживал по Мойке рядом с нами
И вершилась с ним трагическая тупость,
А теперь он развевается, как знамя,
Той эпохи, где погибла наша юность.

И тебе в стране, где доллары, несладко.
Три рубля всегда хватало на неделю.
Но не надо приезжать и для порядка
Обходить дворы-колодцы и аллеи.

Незнакомы стали улицы и лица,
А весна вершится в пору листопада.
«Если выпало в империи родиться»,
Лучше знать о неизбежности распада.

Форекс мой, как мир, жесток и безыдеен —
Ледяной волной стремительно окатит…
Депозит то подрастает, то скудеет.
«Там немного, но на похороны хватит…»
22-23.05.2006

ПИСЬМО

Я готова писать
На деревню — тебе — наугад.
Через пять океанов
В чужие безмолвные Штаты,
Где у сердца родного
И уши заложены ватой.
Видно так наступает
Мой самый последний парад.

Сколько писем ушло,
Улетело, осыпалось пеплом,
Не найдя адресата
В пустыне по имени век.
Мой библейский скиталец,
Последний живой человек,
Я не вижу тебя!
Неужели я просто ослепла?

У надежды моей
Не хватает ни сил, ни терпенья
Сквозь пространства и годы
Кому-то навстречу лететь.
Я пою,
Потому что мне хочется петь.
Мне хотелось бы сладить
С волной и с душевным волненьем.

Чтоб не выдать себя,
Никому ничего не открыть.
Угадай,
если сможешь…
Угадывать — это искусство.
Говорила Авдотья,
Что быть в этом городе — пусту.
В этом городе хмуром
Давно уже некому быть.

Я готова писать,
Оплатить небольшое письмо
И доверить судьбе
Отгоревшие юности свечи.
Только адреса нет –
Только майский серебряный вечер
У Лебяжьей канавки
Стоит с иностранной сумой.
24.05.1994