Банановое облако
плыло над вишневым туманом
будто бы из преисподней.
На языке картавом
говорил город.
Обручем ожерелье
третьего ввалилось в гавань
Нагатинского затона.
Похолодало.
Пробка уткнулась в реку.
Не суждено представить
обычному человеку
пустырь посредине Мекки.
А я вот представил. Так просто.
Ничего не осталось
от совести и от роста,
от ненависти
к ближнему, к самому себе,
к серой гранитной пристани,
приникшей к Москве-реке.