Внезапно из уст молодого человечка лет тринадцати, а то и меньше, раздалось страшное ругательство, которое прорезало и без того шумную атмосферу пыльного, захолустного бара, однако не привлекло к себе почти никакого внимания. Лишь кто-то мельком обернулся посмотреть на дерзкого мальца, но потом всё равно вернулись к своим делам. Только непонятно откуда взявшийся старик, сидящий за соседним столиком у окна решился задать вопрос:
— Подумать только?! И этими губами ты целуешь свою маму? Ах, да ты ещё и пьёшь! В таком-то возрасте!
— Нет. Не целую, — мигом ответил ему уже порядком пьяный малец. — Моя мать седьмой год в могиле валяется! А ты старик… — раздалось ещё одно страшное ругательство, за которое мама мальчика, будь она жива, наверняка отбила бы сыну все губы, — держи свои замечания при себе.
Ошарашенный дедушка, хотевший как лучше отвернулся к своему столику и начал оживлённо шептаться с соседями. Те периодически оборачивались и укоряюще смотрели на паренька.
“Я всегда ненавидел тех, кто лезет не в своё дело! Разве ему не наплевать на то, что я тут пью и о чём говорю. Как будто он такого никогда не слышал! А ведь самое противное, что вот сегодня он не хочет, чтоб я пил, потому что это вредно и при этом если завтра меня собьёт машина ему не будет до меня абсолютно никакого дела!
Время всего девять часов. Настроения здесь сидеть вообще нет. Я подозвал официанта.
Подошёл такой типичный пижончик. В хороших заведениях они все в форме: либо в пиджачке, либо хотя бы в жилеточке. А этот нацепил на рубашку ещё какую-то полушубу, полукуртку противного коричнево-жёлтого цвета. Он улыбнулся мне, широко раскрыв рот, в котором, клянусь вам, не было ни одного здорового зуба! Все почерневшие! Чёрт побери, да чтоб я там на месте и помер бы, если б он их за всю жизнь хоть раз чистил!
— Вы картой или кэшем? — спросил он, продолжая широко улыбаться.
Видимо надеялся на чаевые. А ведь если бы он не сказал это “кэш”, я бы несмотря ни на что дал бы ему наличными рублей пятьдесят на чай. Немного, но хоть что-то. Но теперь. Какой дурак придумал говорить кэш? Выводят из себя такие люди, которые не могут нормально по-русски слово сказать. Обязательно надо что-нибудь им иностранное выкинуть. Хер ему теперь собачий, а не чаевые.
— Картой, — говорю я ему.
Он перестаёт улыбаться и начинает медленно проталкиваться сквозь толпу людей, пытаясь руками отодвигать их от себя, чтобы они до него, не дай бог, не докоснулись. И вот смотрю я на то, как он удаляется, а сам вспоминаю, что карты-то у меня нет. Во-первых, я её дома забыл, а во-вторых, на неё ровным счёт ноль рублей. Нет, я, конечно, не дурак, но иногда, когда я увлекусь, бывает обо всём забуду и сделаю глупость какую-нибудь. Вроде и не хотел говорить, а всё равно сказал.
Пришлось, пока он ходил за терминалом для оплаты картой, сбегать из бара. Деньги за виски я, разумеется, оставил на столе. Ровно столько, сколько он стоил. Эту цену я хорошо помнил. Конечно, в разных местах одинаковый виски продают по-разному, но в среднем рублей двести за порцию. За две я оставил четыреста. Надеюсь, здесь он не дешевле. Не хочу этому пижону оставлять чаевые.
Протолкнувшись сквозь толпу, сидевшую, где только можно, будто бы других баров в этом городе больше нет, я выбрался на улицу.
Было прохладно. Всё-таки жаль, что я так рано ушёл. Хотел напиться, но этот старикан мне всё настроение испортил. Можно было бы пойти в другой бар. Деньги у меня есть. Но я уже и этого не хочу. Поэтому я просто вызвал такси в приложении. Заказ взял какой-то бородатый мужик по имени Иона. Кому сейчас вообще дают такие имена? Написало, что он будет через пять минут. Есть время закурить.
Я достал отцовскую зажигалку. Газа в ней совсем чуть-чуть оставалось. Думал уже не загорится. Но нет, загорелась. Я медленно закурил.
Сигареты, конечно, были дрянные, но других не было. Остальные слишком дорогие. Мне и так почти не платят за работу. Если б я ещё в школу не ходил, то, может быть, где-нибудь в место получше устроился и нормально бы зарабатывал. Но нет. Отец тогда уверенно говорил — надо учиться. Сам-то бы устроился на работу нормальную. Почему он плитку кладёт и ему нормально, а с меня требует высшее образование?
Да на кой хрен мне нужно было тогда ваше высшее образование. Я, может быть, плотником быть хотел, а не юристом или кем-либо ещё! В тот момент я так задумался, что не заметил, как скурил всю сигарету. Огонёк начал обжигать, а на языке появился едкий вкус гари и фильтра.
По правде говоря, мне домой-то тоже не хотелось. Отца, конечно, скорее всего там нет. Но я бы лучше посидел ещё где-нибудь. Да боюсь встретить его в кабаках у дома. Не хочу его видеть. Он пил, может, и не часто, но, когда напивался, то прям с концами. Сначала пытался убедить меня, что он не хотел, что всё само как-то так получилось. Потом начинал убеждать. Говорил, что я не должен быть таким, как он. Должен быть лучше. Должен быть сильнее. Почему я должен был быть, а он мог спокойно гулять и пить?
Я уже думал отменить вызов, но он уже подъехал. Ещё и встал, как назло, на другой стороне улицы. Пришлось по морозу идти до перехода. А навстречу мне шли такая до тошноты сладкая парочка. Меня, честно, чуть не вырвало. Идут они и целуются прямо в губы. А между делом парень ей что-то нашёптывает фальшиво брутальным голосом. А она только и делает, что похихикивает и гладит его ручкой по щеке. Отвратительно. Ненавижу, когда свои чувство так напоказ выставляют. Хорошо ещё, что руки он при себе держал. Если бы при этом к ней ещё приставал, ей-богу, врезал бы ему. Я часто дрался. Ситуация вынуждала. Удар у меня был хорошо поставлен. Он бы надолго запомнил, как себя посреди улицы вести.
Пока я об этом думал, уже дошёл до машины. Открыл дверь, сел на заднее сиденье. Я всегда сажусь назад, если еду один. Мне не нравится быть слишком близко к незнакомцу. К тому же этот водитель мне сразу не понравился. Хмурый очень сидел. Страшный. Бородатый такой мужик лет под сорок. Даже не заметил, как я зашёл. Просто смотрел куда-то себе в ноги. Я, конечно, не сильно люблю, когда таксисты болтают, не затыкаясь. Но сейчас мне хотелось о чём-то поговорить, а он сидит надутый и молчит.
— Здравствуйте, — говорю ему.
— Здравствуйте, — отвечает, не подняв головы. И продолжает смотреть чёрт знает куда.
— Мы поедем? — спрашиваю его, немного погодя.
Он будто бы не услышал. Я ещё раз повторил.
— Да, да, — пробубнил себе под нос и начал наощупь искать ручку от коробки передач.
Он начинал меня раздражать. Я бы подумал, что он пьян, но алкогольного запаха не было. Если бы он был пьян, я бы вышел сразу же. Не доверяю пьяницам и не люблю с ними общаться, особенно, когда они за рулём. Вы, конечно, скажите, что я и сам пью. Но именно, потому что сам пью, пьяных плохо переношу. Если б не знал, чего у них в голове творится, относился бы лучше. А то на трезвую голову ты вроде как человек нормальный, а как пропустишь стаканчик другой, так сразу мысли странные лезут. На утро потом сидишь и стыдишься их.
Бросить, конечно, не помешало бы, но позже, время ещё будет. К тому же пью я не так уж и много, напиваюсь редко. В тот день вот хотел, впервые за год. Да и то не получилось. Хотя повод-то был. Семь лет, как мамку схоронили. В остальное время я так, одну порцию или две, не больше. Это не страшно.
— Ту-ту-ту, — просопел водитель. И немного побарабанил пальцами по рулю
— Так мы едем или как? — уже начинал злиться я.
— Да,да, да… — начал бубнить себе под нос водитель, смотря на свои пальцы, но тут же встрепенулся, обернулся, глянул на меня и спросил, кивнув в сторону, откуда я пришёл. — А ты из этого бара?
Вопрос меня смутил, но я всё же ответил да. Тон мне его всё также не нравился. Он, конечно, пытался говорить весело, но не получалось у него это как-то. Вот есть люди, которые настроение меняют по щелчку пальцев. Сидел, плакал, а вдруг раз и смеяться начал. Он, наверное, тоже хотел сойти за такого человека, но у него не выходило. Взгляд его выдавал. И голос. Говорил он, будто вот-вот сорвётся. У меня такое бывает после шуточной драки. Особенно, когда я проигрываю.
Наконец-то машина поехала. Дорога обещала быть долгой. В обычный день, чтобы из этой части города добраться до дома нужно было минут 30, а теперь, вечером пятницы, повезёт, если в пробке простоишь меньше часа. Но ничего. Меня клонило в сон, на улице начинался мелкий дождик. Я удобно облокотился на стекло, подложив руку себе под голову, и закрыл глаза.
— Эх-х-х-х… — протяжно вздохнул водитель.
Я тоже вздохнул, потому что понимал, что сейчас он начнёт разговор.
— Сын у меня раньше в этот бар ходить любил… — сказал он, когда мы были уже в кварталах трёх от него.
Я промолчал.
— Я, как узнал, что он пить начал, так его отодрал… Думал, всю дурь выбил…
Ну вот и начались нравоучения… Я и знакомых людей, когда они начинают меня учить с трудом переносил. Особенно тогда. А чужих за такое начинаю просто ненавидеть. Я попросту не понимал, да, по правде сказать, до сих плохо понимаю, какое вообще право имеет кто-то меня учить. Кто сказал, что они умнее? Разве то, что они старше делает их умнее? Ведь вот обычно видишь старика и сразу думаешь, какой мудрый, наверное, дедушка. А на деле, может, он десять человек по молодости зарезал или семью свою бросил, испугавшись ответственности. Разве такие люди могут кого-то чему-то полезному научить?
— Зря я его так бил, конечно, — спустя ещё пару минут сказал таксист. — Да, что уж теперь…
— А, что с ним стало? — спрашиваю, больше из вежливости, чем из интереса.
Он молчит. Ну, раз молчит, значит и говорить с ним не надо. И можно не слушать. Я поглубже зарылся в сиденье и снова закрыл глаза.
— Музыку какую-нибудь любишь? — спрашивает меня.
— Не особо. Слушаю иногда, но не люблю.
— Ничего против не имеешь, если я включу?
Я пожал плечами. Он меня может и не увидел, но, кажется понял. Через полминуты в машине уже раздавался томный голос какого-то мужика. Он пел что-то про солнце, про порох. Знакомая песня, точно где-то слышал, но имя вспомнить не мог.
— Умер сын мой… — внезапно сказал он. Я резко поднял голову и, клянусь, кажется, увидел слезу у него на щеке.
Знаю, что многие осуждают, если мужчина плачет, но я нет. Я и сам бывает плачу и этого иногда даже не скрываю. Меня за это одно время одноклассники нюней дразнили… Будто бы они не плачут.
— Отчего? — спустя минуту в полной тишине спросил я.
— Передоз… Утром сегодня нашли, в больницу положили, а недавно позвонили… — голос у него надорвался и замер.
Я не знал, что сказать. Дождь продолжал биться о стекло. Со всех сторон периодически раздавались автомобильные гудки, скрип шин при торможении, звук работы двигателей. Не сказать, что я особенно интересуюсь машинами, мне всё равно никогда на собственную не накопить, но в такую погоду я и в пробке согласен постоят. Эти звуки успокаивают. Кажется, даже моему Ионе они немного помогали. Однако прошло уже десять минут, за которые мы не проехали и километра из-за пробки, а он продолжал молчать. Это начинало на меня давить. Я всё больше и больше задумывался о его сыне.
Передоз… Передоз… А ведь у меня одноклассник пару лет назад от того же и умер. Хах, я ещё помню, как он говорил, что это не вредно, ни опасно, мне предлагал… Я тогда даже согласился. Мы договорились встретиться в какой-то подворотне, но отец меня не пустил. Сказал, что ему надо идти по работе. Тогда он ещё подрядчиком был и у него порой бывали такие поздние выезды на объект, если что-то экстренное. А мне он сказал присмотреть за сестрой. Ей тогда было лет семь. Не то чтобы совсем маленькая, но одна дома она оставаться не любила. Поэтому я тогда не пошёл. А через неделю того одноклассника нашли захлебнувшемся в собственной блевоте. Такие дела…
Интересно, сыну таксиста тоже это кто-нибудь посоветовал или он сам решился. Наверное, кто-то… Тому однокласснику вроде старший брат дал попробовать сначала. Хотя зависит от возраста. Если он был ещё маленький, то, скорее всего, старшие.
— А сколько ему было? — решил спросить я.
— Шестнадцать. Месяц назад исполнилось, — немного погодя ответил он.
Хм… И мне шестнадцать. Умирать пока не собираюсь. А он умер. Интересно, он знал, что он может умереть? Тот одноклассник был дураком, он даже об этом не думал. Да и отец у него был пьяницей. Помню, как я шёл по улице и увидел его отца лежавшего лицом в грязи. Мой, конечно, тоже пьёт, но таким я его никогда не видел. А вот таксист вроде хороший. Наверное, и сын у него был неплохой парень. Может, мы бы смогли подружиться. Но он умер. Такие дела…
— Я помню, как я в первый раз заметил, что он употреблял… — начал Иона. — Он пришёл домой с расширенными зрачками, шатаясь из стороны в сторону, еле говорил. Я уложил его спать, а не следующий день попытался убедить его бросить. Хотя бы ради неё. Он сказал, что её больше нет, а я никогда не был рядом. Так, с какой стати ему слушать меня теперь?
Не знаю почему, но я подумал про сестрёнку. Она у меня хорошая. Даже отец её любит. По крайней мере, больше, чем меня. Жаль, что маму она совсем не знала. Она родилась, а мама в тот же день умерла. Не повезло ей. Особенно из-за дня рождения. Каждый раз перед тем, как поздравить её мы вспоминаем маму. Я и отец. И она тоже, хотя её ни разу и не видела.
Резко, машина затормозила и подъехала к обочине. Я посмотрел по сторонам и убедился, что мы ещё не приехали. Тогда я взглянул на Иону. Он закрывал лицо руками. Его большие плечи, я до этого почему-то не обращал внимания на то, какие большие у него плечи, сейчас они содрогались.
Я хотел что-нибудь сказать, но не знал, что именно. Поэтому я и молчал…
Может, мне стоило ещё написать о том, как мы поговорили обо мне, о нём, о будущем. Может быть, мне стоило рассказать о том, как я приехал домой, как застал там отца, как мы с ним говорили. Возможно, стоило упомянуть то, как я сам решил идти в университет. Как окончил психологический факультет. Как научился говорить “такие дела…” когда всё было плохо. Но я не хочу. За свою жизнь, хоть и не очень долгую, я пережил много всего. А сейчас я сижу и пишу это на сеансе у психиатра. Мне уже 27 лет, и я ещё ни разу не встретил человека, лучше, чем этот таксист, которого я больше ни разу не видел. Не знаю… Может, он и повесился. А, может, и нет. Такие дела…”
Автор публикации
