Преданные

Преданные

 

 

Глава первая

«Как же красиво! Поезд, нескончаемое количество вагонов, звук и скрип колес, металлический запах рельс, запах угля, томившегося в печи. Бесконечные поля, немного правда сожжённые, но все такие же прекрасные, поредевшие леса с смесью пней, оставшихся от их великих собратьев. Река, которая как будто осталась девственна нетронута вокруг происходившим хаусом. И эти, …»

 

Был июль 1945 год. Уже второй день я со своими сослуживцами – военными медсестрами – Тоней и Тамарой Васильевной, ехали на поезде в небольшом купе в сторону Урала с Ленинграда.

В нашем распоряжении было окно, полочка для вещей, четыре лежака по обеим сторонам пола и на стене, по середине стены на против входа было окно и под ним столик. Для трех девушек места хватало, но был июль и в маленькое окно попадало достаточно жарких солнечных лучей, что нам пришлось переодеться в парадные легкие летние платья, в которых было хоть не так жарко. Пытались охладиться, махая газетами себе в лицо, но это мало чем нам помогло Я заняла место у окна, меня немного подташнивало, и я смотрела в окно вдыхая горячий воздух, пытаясь обмануть свой организм и отвлечься, смотрела на менявшиеся пейзажи.

 

– Надя! Надя! Надя, да что с тобой? Что ты так уставилась в это окно? Сколько можно тебя звать?!

Встрепенувшись от неожиданности от крика и удара по ноге, у меня аж слетел платок с головы я повернулась на Тоню. Она сидела на против меня и гневно смотрела, пытаясь вызвать муки совести. Мои недавние мысли и любование природой исчезли так жебыстро, как мой слетевший платок с головы.

 

– Чего тебе? Зачем кричать?Зачем ты меня ударила так сильно?!

– Зачем не слышать меня? Я с тобой разговариваю, а ты в окно пялишься и не отвечаешь мне.

– Полно тебе Тоня, задумалась наша голубушка. – прозвучал приятный музыкальный голос, сроднись который бывает только в воспоминаниях, как мама на ночь гладя голову перед нос поет колыбель. – На что так засмотрелась, голубушка?

– Тамара Васильевна, я так волнуюсь, неужели уже завтра дома буду, – сказав это я опять повернулась к окну. Был порыв выбить это окно и полететь, взлететь над редеющим лесом и обогнуть реку. – Как меня в моей деревне примут, они поди думают, что убили меня, а я живая, правда пакоцана немного, но жива…

– Ты чего дорогая, твои родители будут рада, что ты жива! И ты моя девочка – военная медсестра! Ты – героиня без медали! Тебя должны принят с распростёртыми объятиями и почестями!

– Конечно примут, а то, как же, зачем им лишний рот в глуши?! – Тонины слова пронзили воздух и так душного нашего купе. Моя доброжелательница сидела на лежаке и отдирала корочку зажившей раны, при этом кривясь и пища своим противным голосом. – Вот мне не к кому возвращаться, я рад. Меня ждет пустой дом и мой любимый лес. Не будет соплей, пламенных речей и всей этой сентиментальной дряни.

– Какая же ты черствая, как сухарь, про который забыли в буфете! – чуть ли не крича выпалила я, уже была на грани чтобы не разреветься.

– Кто я!? А ну повтори!

– Тебе не к кому возвращаться, вот ты и черствая, как сухарь. Забытая и никому не нужная!

– Малолетка бестолковая! Я тебе сейчас покажу сухарь! – Она мгновенно подскочила со своего места, забыв о недавнем занятии и двинулась в мою сторону словно хочет убить.

По дороге она подняла руку чтобы лучше размахнуться и нанести удар. Но она лишь ели дотронуласьдо висевшей прядки волос на моем лице. Я заранее сморщилась и закрыла глаза руками, боясь, что эта кошка мне глаза выцарапает. Ожидала сильной оплеухи от нее, но ничего не получив, даже немного растерялась.

Я открыла глаза и увидела, что Тамара Васильевна стоит около нее и держит ее плечо. Можно было бы подумать, что она просто положила на плечо Тони свою руку, если бы не ее исказившее лицо. Она вскрикнула и начала извиваться, чтобы выпутаться из оков сильной женской руки Тамары, но у нее ничего не вышло. Тогда она решила начать бой с ней. Пыталась другой больной, но свободной рукой ударить в грудь, но у нее ничего не вышло и тогда она начала кричать чтобы та ее отпустила.

– Отпусти я сказала! Мне больно! Отпусти же!

– Я просто держу твое плечо, боль, которая появляется, потому что ты пытаешься вырваться. Не вырывайся и не будет больно. Как успокоишься, так и отпущу. – невозмутимым тихим голосом говорила Тамара. – Взрослая женщина, а кидаешься на маленькую девочку! Вздумала драку устраивать? Чем же ты не сухарь, если уж не можешь девочку поддержать.

– Отпусти я сказала! – ее слова были скорее рыком, чем речью человека.

– Успокоишься и отпущу.

– Все успокоилась, отпусти же!

– Ты ничего не забыла добавить?

– Отпусти, пожалуйста… – в ее голосе слышалось нотка несогласия и задетой гордости.

— Вот, так бы сразу, – легким движением руки убрала ее с плеча и села на свое место.

– С чего это я должна ее жалеть и вообще с каких это пор ты на стороне этой грубиянки бестолковой? Если ты не помнишь, то со мной ты больше знакома.

– Причем тут это, Тоня?

– А при том. Могла бы меня поддержать или хотя бы не делать больно.

– У тебя соли в плечах, поэтому тебе и было больно.

– Ты знаешь это и давишь на больное.

– А как мне еще тебя надо было успокоить?

– Как-нибудь по-другому… И вообще, почему ты ведешь себя с ней, как с маленьким ребенком? Девка уже взрослая, ей уже двадцать один!

– Я не пойму ты меня ревнуешь к Наденьке что ли? – сказав это Тамара на меня посмотрела и улыбнулась, и повернулась обратно посмотрела на реакцию Тони.

– Еще чего! Нет!

– Надя, младше тебя почти на десять лет. Девочке пришлось рано повзрослеть. Сбежала из дома и отправилась на фронт, помогать солдатам своей страны.

– Эту бедную и несчастную никто не заставлял это делать! Если ты не в курсе, то я тоже военная медсестра.

– Неее, моя дорогая, это другое, ты училась в училище на медсестру и тебя призвали, а она сама вопреки всему и всем отправилась в бой.

– Тоже мне Героиня… Сбежала из дома, была на фронте, а сейчас ревет, как девка с моих слов.

– У нее уже сдали нервы, как и у тебя. Встреча после побега, ужас, которые Мы с вами вместе перенесли или просто хандра перед встречей с семьей. Я не хочу с тобой ругаться, мы вместе многое пережили, нам уже просто сносит крышу от спокойной и невоенной жизни. – Сказав это она взяла руку Тони сделав жест рукой чтобы она встала и сели на мою кушетку. Тамара была по середине и обняла нас за плечи, как взрослые птицы обнимают своих птенцов. – Девочки, не ссорьтесь, мы почти дома… Скоро наша жизнь измениться, будут опять родные просторы, родной двор и родная семья. Все позади…

Она говорила это так тихо, спокойно и монотонно, что было заметно, как напряжение в воздухе пропадает. Взяла наши руки и положила одну на другую. Мы с Тоней посмотрели друг на друга, немного сдержав тишину она прошептала ели слышно:

– Прости меня… – я лишь улыбнулась ей в ответ и положила голову на плечо Тамары и впала в легкую дремоту.

 

Глава вторая

 

– Медсестра! Медсестра! Господи моя нога…

 

Рев о помощи не прекращался, я металась из стороны в сторону, уворачиваясь то от пуль, то от взлетавших земляных и кирпичных камней. Металась, спотыкалась об лежавшие тела, пытаясь найти источник звука, которому нужна была моя помощь.

Пыль со смесью пороха и крови уже давно не вымывается из моих глаз, волос и ушей. Кому-то это предоставляет дискомфорт, а мне на оборот. Грязь в глазах, это мои солнечные очки, только не от солнца, они от – смерти. Бежав по городу, я пыталась не замечать лежавших на земле трупов, которых уже успели испробовать крысы.

 

– Я не вижу вас. Крикните еще, если можете! Где вы в какой стороне?! – я так сильно кричала одни и те же слова, что они как ножи успели порезать мое горло изнутри. Мне было больно дышать и говорить, найти раненого я не оставляла надежды.

– Я здесь, не далеко от склада мебели за телегой, – прокричал голос угасающего человека.

Я слышала, что ему становилось все хуже и нужно было торопится. «Как же тяжело быть военной медсестрой, не зная местности воевавшего города…». Продолжая идти, я увидела на небольшом здании почти разбитую деревянную вывеску «Мебельный склад», у меня внутри все перевернулось и я рванула, как ненормальная, не смотря под ноги и по сторонам.

А во круг был хаус, все бежали кто – куда, военные, дети, женщины мужчины – все они смешались и было не понятно куда они направляются и что хотят делать. Пробегав мимо, я увидела плачущую мать, ее дети тоже плакали, склонившись над трупом младшего ребенка. Этот мальчик успел сверкнуть своими глазами на меня и разразившись в волчьем оскале упал, от его взгляда у меня побежали мурашки по спине. Пробегавшая мимо толпа чуть не наступили на упавшего и моментально умершего мальчика. (Он умер от голода). От этого мать впала в еще большую истерику и превратилась в бешенного зверя.

Она начала кидаться на проходивших рядом людей. Боявшись за умершего и за живых детей. Какой-то мужчина, которого она успела схватить тощей рукой за брюки ударил ее коленом в лицо, и она упала навзничь на землю. Двое ее детей упали ей на грудь и стали кричать, захлебываясь слезами чтобы она встала. Но мама не отвечала. Мама не собиралась больше вставать… На улицах Ленинграда опять появились новые сироты…

«Вот телега, а за ней раненный, надо спешить, если смогу помогу детям» – тверда про себя решила я.

Забежав за телегу, я впала в дикий шоке. Там лежал мужчина, у него не было ног… Остались лишь ошметки мясо до колен, коленная чашечка уже собиралась выскочить из своего привычного места. Он был весь в крови. Снаряд разорвал ему ноги, но вроде бы больше не было повреждений.

– Морфий, у вас есть морфий, я сейчас умру от боли…  – от его голоса наполненным отчаянием у меня по всему телу пошли мурашки.

– Да, сейчас.

Я отвернулась от него чтобы достать морфий из сумки, а когда повернулась около моего лица оказалась рука, рука без кожи и ногтей. Через мгновение передо мной появился облик недавно умершего мальчика, я посмотрела ему в глаза и передо мной появилась страшная картина судьбы моей… Я закричала и почувствовала, как кто-то мен теребит за плечи и даже достаточно больно.

 

– Надя, что с тобой?! Надя, проснись!!! – это Тамара кричала и держа меня за плечи. Она и Тоня делали все чтобы я очнулась. Они держали меня за руки и за ноги, я кричала билась будто в эпилептическом ударе.

– Господи, ей же врач прописал лекарства! Ты не видела она пьет их или нет? – Тоня как могла держала мои ноги и в моем узелке пыталась найти таблетки. – Боже мой, я сейчас сума сойду от ее криков… Что ей снится!?

– Ей снится фронт…

Я открыла глаза и еще громче вскрикнула, было такое состояние как будто меня топили в реке. Мое лицо исказилось в страшную гримасу, а мне казалось, что мне пытались снять кожу с лица. Я не могла дышать, слышать или просто сфокусировать свое зрение. Попыталась встать чтобы куда-то сбежать. Сбежать подальше от сюда, своего сна и прошлого ракового решения.

– Наденька! Наденька, все хорошо, голубушка. Это я Тамара Васильевна. Надя, ты меня слышишь? – У нее самой начали сдавать нервы, спокойное состояние пропадало все быстрее с каждой минутой.

– Сейчас проснется, – сказав это Тоня налила в стакан воды и брызнула мне в лицо.

И вправду, мне это помогло, у меня как будто открылось второе дыхание и глаза. Начала слышать, что меня пытаются растормошить и услышать хоть одно словечко. Я с их помощью смогла сесть на край кушетки. С моих передних прядей текла вода на пол, а меня трусило, как загнанного в угол собаками котенка. Тамара Васильевна меня обняла и гладила по голове, как своего родного ребенка.

– Опять снился фронт?

Я не в силах рассказать, что было на этот раз, просто кивнула и смотрела в пол.

– Ничего, ничего, скоро все пройдет. Скоро ты позабудешь обо всем, что видела…

– Нет.

– Что, моя дорогая?

– Нет, это никогда не пройдет. Яумру во сне…

– Нет, нет моя милая голубушка, этого никогда не случится. Чего ты это же просто сон, – она осторожно взяла мое лицо в руки и аккуратно его подняла так, что наши глаза были на одном уровне.

Её словам я не верила, ибо потому что в глазах её я видела страх за меня, она сама-то не верила словам своим, но пыталась себя и меня заверить в истине их.

– Я умру во сне, через шесть лет, как только настанет двадцать седьмой день рождения…

– Что почему в двадцать семь? Почему именно во сне и через шесть лет?

– В глазах мальчишки увидела, когда тот упал и умер на глазах моих…

– Не может быть это просто сон.

– На выпей лекарство, если пить его не будешь, тогда точно умрешь, – протянув пузырек пробормотала Тоня. Она все время молчала и не смотрела на меня и Тамару. Было чувство, что она понимает меня и тоже знает, что смерть ее настигнет не в глубокой старости.

Я взяла его в руки и постаралась заглянуть ей в глаза, но она отвернулась от меня и вообще вышла с купе. «Ты чувствуешь свою смерть, как и я свою…Может поэтому ты и одинока, не хочешь, чтобы кто-то волновался и скорбел по тебе?..». Суть души человека не может быть постигнута кем-то другим.

 

Глава три

 

Была уже глубокая ночь, когда в купе вернулась Тоня. Она как будто боялась возвращаться. После случившегося она так и не зашла в купе и выходила на паром на всех станциях. Было полнолуние купе освещал лунный свет, когда вернулась Тоня, Тамара спала, я нет. Я спала на нижней полке, это было место Тамары, она мне его уступила, боясь, что я ночью могу свалиться с верхней полки.

Тоня тихо приготовилась ко сну, она не замечала, что я не спала. Она легла на свое место и ко своему несчастью повернулась в мою сторону, и мы оказались лицом к лицу. Увидев мои глаза в свете луны, она подпрыгнула.

– Господи, разве можно так людей пугать? Ведьма голубоглазая.

Я тихо начала хихикать, каждый раз вспоминая ее лицо и слова.

– Полно тебе, хватит смеяться, ты сейчас Тому разбудишь…

Мой смех не унимался, Тоня гневно на меня посмотрела и отвернулась к стене. Я перестала смеяться и и начала звать Тоня чтобы она повернулась ко мне.

– Отстань, я спать хочу.

– Кто тебе не дает?

-Ты!

– Я тебя прошу всего лишь повернуться.

– Если я повернусь, то ты тогда отстанешь от меня?

– Да!

– Ладно, но учти, я не намерена разговаривать, я хочу спать, я устала, – пробубнив это Тоня начала тих поворачиваться. Мы встретились взглядом и её как будто передернуло, она уже хотела опять отвернуться, но остановилась и просто отвела взгляд на дверь.

Тишина длилась минут пятнадцать, именно на столько меня хватило. Я начала ее расспрашивать, о ее прошлой жизни, до войны. Я смогла ее разговорить и при этом она даже не начала ругаться и словно забыла, что хотела спать.

– Деревня небольшая, домов двадцать, жители деревни занимаются рыбной ловлей, охотой. Мой дом находится на окраине деревни N, за домом лес, а справа степное поле. Если пройти лес можно увидеть вдали горы, я часто гуляю по лесу.

– По рассказу, там очень красиво, – впадая в дремоту сказала, я представляла эту, деревню лес.

– Ты даже не представляешь на сколько…

– Как ты живешь одна? Это же скучно и домашние дела все на тебе. Вот у нас большая семья у каждого свои обязанности. Я самая старшая из детей, Леше девять лет, Анюте тринадцать. О… Боже, им уже больше… Это я назвала их года до войны… Четыре года – целая жизнь. Я не знаю живы ли они вообще… А если и живы, вдруг они уже забыли меня и не узнают…

– Эй, ты чего? Я уверена они помнят такую прекрасную сестру, как ты…

– Правда? Но ведь, ведь я их и обидеть иногда могла…- я повернулась га Тоню и посмотрела на нее ожидая какого-то ответа.

– Все мы друг друга обещаем, милая… – При ее слове «милая» я аж подскочила и оперлась на локти, ласковое обращение от нее было услышать большая редкость, я повернула голову на нее чтобы посмотреть глаза и услышать, что она скажет дальше. – Но это не значит, что ты плохая и они тебя не любят.

 

 

Глава четыре

 

– Надя, Надюш, просыпайся солнце, пора вставать. Мы с Тоней через две станции выходим.

– Ммм не, Тамара Васильевна дайте еще поспать, потом выйдете, – я перевернулась на другой бок и засунула руки под подушку и задремала, потом меня словно током ударило, и я подскочила, зацепилась за край одеяла и упала на пол. – Тамара Васильевна, я встала все я встала!

Я встала с пола и осмотрелась, каюта была уже пуста: «Не уже ли сошли с поезда, не попрощавшись… надо их поискать, вдруг еще не поздно». Я выбежала в чем была за дверку и побежала в сторону центрального выхода. Я пробегала вдоль прохода стояли люди, я не смотрела на них и бежала в перед и тут резко кто-то схватил меня за локоть, и я чуть ли не упала и повернулась в сторону того, кто меня дернул от моей цели:

– Дорогая, ты куда в таком виде путь держишь? — это была Тамар Васильевна, она все так же красиво и по-старчески свежо улыбалась

– О. Господи, я уже думала, что сошли…- Я прыгнула ей на шею и повисла, крепко обняв за шею, на глазах появились слезы.

– Милая ты чего плачешь то? Опять сон страшный приснился? – Она немного меня отодвинула и подняло лицо, чтобы посмотреть в глаза и с первого мига понять, что случилось.

– Нет, нет не снился. Я уже боялась, что не смогла попрощаться с вами…

– Я тебя будила, но ты так сладко спала, что мы решили прогуляться с Тоней по вагонам и дать тебе выспаться. Милая, мы выходим на следующей…

– Как уже? Зря вы меня не разбудили!

– Смотри те ка на неё! Будят – не нравится, не будят тоже не нравится, вы мадам определитесь уже что ли! – раздался громкий и напоминая свист голос Тони, она была в нескольких шагах от нас, я мгновенно отпустила шею Тамары и бросилась на неё, я весела на ней, как ребенок, а она стояла прямо, как солдат, хотя, она настоящий солдат. – Что это за нежности с самого утра? Слазь с меня!

– Неа, не отпущу. Я не знаю, когда мне доведется еще с вами увидится, так что не мешай мне обнимать тебя.

– Ладно, только не долго, – сказав то она наконец тоже обняла меня.

– Хорошо.

 

— Вот и все кончился наш совместный путь, к твоей станции поезд приедет уже следующим утром, не скучай без нас. Приезжай как ни будь в гости, – мы обнялись с Тамарой Васильевной она уже ступила на паром станции, как я подошла к Тоне.

Она меня первая меня крепко обняла и прошептала на ухо: «Если твои дома тебя не примут, приезжай ко мне, у меня места хватит в доме на двоих»

– Что почему мои не примут меня?

– Потом поймешь и вспомнишь мои слова…- она грустно посмотрела на меня и быстро вышла с вагона.

– Стой! Тоня, что ты имеешь в виду?!

Но она не ответила и скрылась в толпе. Её слова потом еще долго крутились у меня в голове. «Почему меня не примут мои дома? Неужели мама с бабушкой на меня обиделись, что я убежала из дома и не писала. Ну я же не по своей прихоти не писал, а просто возможности не было. Интересно, отец узнал ли, что я убежала из дома.»

 

 

Глава пятая

 

– Девушка, девушка вставайте, мы подъезжаем. – проводница уже устала меня будить и уже начала злится.

Я ели открыла глаза и сказала девушке, что встаю и поблагодарила, что она разбудила меня. Пробежав глазами по всей каюте мне стало очень грустно, потому что я была одна в пустой каюте, ни тебе добрых слов Тамары «голубушка», «милая», ни подколов Тони.

Но грустить не было нужды, ведь я скоро буду дома и увижу родителей, бабушку и младшего брата и сестру, родную деревню и родные просторы.

Я начала собирать свои вещи в свой верный узелок и тут прогремел предупреждение граммофона о том, что через десять минут мы прибудем на станцию, сборы ускорились и я вышла в вагон. Проходила мимо окон голова была повернута влево, в сторону окон. Прекрасные пейзажи, на которые я любовалась все так называемое путешествие, сменялись сначала на одиночные дома, а уже потом целыми деревнями и городами.

«Я вернулась к жизнь, я жива. Много людей, кого-то встречают, кого-то провожают, кто-то на кого-то кричит. Гудок поезда, скрип колес и легкая дымка, которая их под них появляется. Маленький мальчик продает газеты за пару копеек, смеются дети, жены ругаются на своих мужей, потом обнимаются и целуются. Как прекрасно, надеюсь, когда ни будь у меня тоже будет такая жизнь».

От города до небольшого села за городом, где я жила идти почти два часа. Я решила прогуляться, добавив себе километры и пойти через лес.

Там были деревья, с которыми я росла бок о бок. Они за годы войны как будто постарели на десять лет. Не было уже той свежей, ароматной и эластичной кары. Осталась грубая и потрескавшаяся. А ветки не тянулись выше к солнышку, чтобы поймать все самые теплые лучи. Теперь они были опущены, но как будто держались за другие ветви деревьев. Они будто семья, которая пережила войну вместе держась за руки. Но были те, у которых не было ветвей, их просто на просто обрубили, как ворам обрубают кисти, так и деревьям. Но почему было вынесено такое наказание и за что. Никто не мог сказать…

Трава на маленьких полях не росла и как будто чего-то или кого-то боялась. Может она боялась наказания, как у деревьев? Зато бесстрашный сорняк рос, как не в себя и были на одной третью деревьев.

Первые дома деревни были тоже «постаревшими», сгорбленными и покосившимися. Я шла по своей родной улице, не узнавая ни дома, ни людей, ни они не я не узнавали друг друга. Как-то мне на встречу выбежали мальчишка и девчонка, но испугались меня и побежали в свой двор. Я их не могла вспомнить, жили ли они здесь раньше или приезжие.

По всему моему телу пробежал холодок, и я стала, как истукан. Стоял небольшой дом, вокруг забор, бегали гуси около маленького самодельного прудика. Какая-то девушка сидит на скамейке у ворот. Женщина уже не мало пожившая, но еще молода чтобы называться старенькой, вешала на веревку белье. Ветер подул в их сторону, гуси закричали еще громче. С голову девушки слетел платок и полетел в сторону женщины с бельем. Девушка кинулась в погоню за платочком и громко хихикала. Из-за стены повешенного белья выглянула. Та самая женщина и тоже начала смеяться.

— Вот, я и дома.

 

 

Глава шестая

 

– Мам, там какая-то женщина стоит, – девчушка смотрела в мою сторону. Она все ж догнала свой платок и чуть не врезалась в свою матушку.

– Стой здесь, – женщина сразу поменялась в лице и двинулась в мою сторону.

У меня все перевернулось внутри, ноги начали подгибаться, я бросилась на встречу, я никогда так быстро не бегала, я бежала быстро, боясь, что сил не хватит. С разбега я обняла ее, я думала мы упадем, но каким-то образом мы остались стоять на ногах. Я начала реветь, захлебываясь слезами начала бормотать:

– Мамочка, мама, как я рада тебя видеть, ч так скучала.

– Уходи.

-Что? Мам, ты что такое говоришь?

– Уходи, ты мне больше не дочь…

-Что? Почему? Что я сделала? – Я не чувствовала под ногами землю и захлебывалась слезами. – Если ты это из-за того, что я убежала. Так я же пыталась нашим солдатам помочь.

– Знаю я такую помощь. Гитлеровская подстилка! Уходи!

– Мам как ты можешь!? Я пошла на фронт служить медсестрой я помогала своей Родине.

– Я все сказала, Людка тоже, её все немцы хвалили и продукты взамен на помощь приносили. А ты я вижу, даже и не чуть не схуднула, тоже работала на немцев. Убирайся я сказала, твои брат и сестра думают, что тебя похитили и убили в лагере, пусть так и думают.

– Но как же, почему ты мне не веришь?!

Она не стала дальше меня слушать и просто ушла, грубо толкнула мою сестру, оставив меня опустошенную внутри и со слезами. Я как можно быстрее пошла от места, которое я раньше называла своим «дом». Было желание закончить жизнь… Мне снятся кошмары, родная мать меня отвергла, что с бабушкой и отцом я вообще не знала, родная сестра меня не узнала. У меня не осталось ровным счетом никого…

«Если твои дома тебя не примут, приезжай ко мне, у меня места хватит в доме на двоих» – эхом в моей голове раздался, теперь уже родной голос Тони. Я решила попробовать её найти, не хотелось умирать одной, теперь хотелось увидеть единственного родного человека…

 

 

Часть седьмая

 

Спустя два дня я добралась до дома Тони, ее я встретила на крыльце.

Я шла, шатаясь как одинокая береза на ветру, Тоня, увидев меня испугалась и сразу побежала ко мне. Слез я сдержать уже не могла, я начала реветь, Тоня меня крепко обняла и молчала ждала, когда мне станет легче и я могу говорить.

– Тоня, как она могла?!

– Милая моя, люди верят лишь плохому, ложь звучит убедительнее правды…

– Откуда? Откуда ты узнала, что меня мам из родного дома выгонит?..

– Ниоткуда, это лишь мое предположение было, которое оказалось верным, к сожалению…

– Почему верят, что медсестры были подружками у немцев, это бред и не справедливость…

– Такова наша доля – Героиней без медалей, преданных родными и близкими…