1
Графиня Марион де Шанти была очень опечалена своим возрастом. Через два дня ей исполнится семьдесят пять.
Ах, как она грустила по молочной белизне кожи, как вздыхала, когда, глядя в зеркало, видела паутину морщин на лбу, возле глаз, вокруг высохших губ, которые так недавно ещё пленяли взоры ее бесчисленных кавалеров своим рубиновым цветом.
А эта шея! Сейчас она похожа на кусок сухого дерева.
А что случилось с грудью? Некогда налитая и упругая, она висела теперь сморщенными мешками, напоминая пару старых пустых кошельков.
Эти ноги, самые стройные в Лангедоке, с годами превратились в блёклые палки, опутанные узлами вен.
Ах, молодость! Сколько она дала и сколько теперь забирает с помощью воспоминаний. Как терзает сердце, которое не раз вспыхивало от страсти, наливая чистое лицо румянцем неги. Графиню покинули все, когда старость своей неумолимой рукой постучалась в храм ее прекрасного тела. Она уже никого не привлекала. Все эти молодые повесы, с лихо закрученными усами, теперь желали только ее денег. Бедный граф де Шанти! Как он был прав, когда говорил ей о неизбежных страданиях, которые принесут годы. Как будут притворяться все эти юные франты, припадая к ее сморщенной руке, при этом внутри содрогаясь от отвращения.
Теперь граф лежит в фамильном склепе и слова его сбываются. Насколько была она легкомысленна в свои молодые годы, когда не помня себя от страсти пускалась во все тяжкие, не стесняясь своего доброго мужа. А он любил ее. Любил по-настоящему. Эта привязанность была болезненна. В его душе, попеременно, кипели ревность и обожание. Случались минуты, когда он готов был сомкнуть руки на шее своей жены, но взгляд ее больших черных глаз мгновенно подавлял всякий гнев и обманутый граф, в который раз, прощал ей очередную измену.
Марион сидела перед зеркалом, из которого на нее взирала ужасная старуха с плохими зубами и глубокими морщинами, напоминающие пересохшие поймы рек. Она снова вздохнула. Жизнь подходит к концу. Раньше ей казалось, что она всегда будет молодой. Старость представлялась графине какой-то необозримо далекой и несуществующей. Это было то, что случалось с другими; сама же она останется цветущей и юной особой навсегда. Но проза жизни была неумолима. Из зеркала смотрела старая развалина, у которой даже не осталось слез, чтобы пролить их по случаю безрадостного заката жизни. Все высыхало в этом теле. Даже душа.
Графиня схватила черепаховый гребень и с ненавистью швырнула его в зеркало. Стекло треснуло, добавив ее отражению дополнительные морщины.
В опочивальню, привлеченная шумом, вошла служанка и спросила госпожу, что стряслось. Графиня тяжело обернулась и уставилась на нее покрасневшими глазами. Это снова напомнило ей утраченную молодость.
Насколько же Катрин была свежа! В каждом движении ее кипела энергия. Жизненные соки питали молодое тело. Марион и подумать не могла, что когда-нибудь станет завидовать служанкам.
– Все хорошо, Катрин,- ответила графиня,- я уронила гребень.
– Я пришлю Люка, чтобы он принёс вам новое зеркало.
– Перед обедом я хочу прогуляться.
– Мне сопровождать вас?
– Поможешь мне спуститься в оранжерею. Пьер сказал, что сегодня орхидея раскрыла свой бутон.
– Да. Это случилось рано утром. Ах, как она красива! В жизни своей не видела такого чуда.
Катрин несколько театрально поднесла руки к груди и закатила глаза.
– Через четверть часа придёшь одеть меня.
– Хорошо, госпожа.
Служанка поклонилась и вышла.
До обеда оставалось около получаса, когда графиня с помощью Катрин спустилась в оранжерею, чтобы взглянуть на распустившийся цветок орхидеи, который старый садовник ревностно лелеял на протяжении целого месяца. Орхидея была прелестна. Она тоже напомнила графине о молодости и красоте – этих двух неразлучных и коварных спутницах, которые на закате жизни так цинично отдают человека на растерзание безжалостной старости. Графиня, который уже раз за день, горестно вздохнула.
– Вам плохо, госпожа?
Упредительная Катрин была начеку.
– Ничего, милочка,- ответила Марион, грустно улыбаясь. – Я только восхитилась цветком. Поднимись наверх – пусть обед подадут позже, я хочу прогуляться по саду.
Графиня неспешными шагами покинула оранжерею.
День выдался солнечный и теплый. Дворцовый сад утопал в зелени деревьев. По бокам гравиевой дорожки, которым была обсыпана широкая аллея, росли кусты шиповника, сирени и жимолости. Птицы резвились в листьях ветвей, заходясь звонкими трелями.
“Одна лишь природа вечна”,- подумала графиня, усаживаясь на скамейку.
Она подняла голову вверх, туда, где между могучими кронами скользили лучи солнца, и ей стало легче. Отступило утреннее раздражение и внутри потеплело. Марион прикрыла глаза и не опуская головы, улыбнулась.
– Прошу прощения, ваша светлость.
Голос прозвучал неожиданно; графиня даже слегка вздрогнула. Перед ней стоял незнакомец. Несмотря на теплую погоду одет он был в шерстяное трико и куртку с глухим капюшоном, скрывавший его лицо. Через плечо незнакомец перекинул небольшой короб, который обычно носят торговцы. Как он мог бесшумно появиться на алее засыпанной гравием, осталось загадкой.
– Что вам угодно? – несколько удивлённо спросила Марион.
– Жизнь слишком быстротечна, а к старости ещё и жестока.
Глаза незнакомца странно блеснули из глубины капюшона.
– Я не понимаю вас.
Графиня была в замешательстве. Кто впустил в замок этого человека?
продолжение следует…
Автор публикации
