Мы встретимся завтра

Маки или розы

Ей было тридцать лет, когда она впервые задумалась о своем будущем. Школа, университет, работа, потом вторая, аренда жилья, налоги – это было ее настоящим. Она не думала много, никогда не хмурила лоб, но часто шмыгала носом. Только по выраженным носогубным складкам, можно было угадать ее возраст. Казалось, сидя за обеденным столом в детском саду и перекладывая из своего супа лук товарищу, она не знала, чего хочет. Не могла решить съесть ей второе или нет, потом не знала, какие предметы ей больше нравятся в школе, поддалась течению того времени и вот, теперь сидит в офисе, с грустью смотря на свой обед. Ароматное жаркое, крепкий кофе с молоком и опять этот лук, который не кому переложить.

Шесть часов вечера, пора идти домой, чтобы доделать там один проект, потом плотно поужинать, равнодушно посмотреть новостной канал и лечь спать. Шесть утра, подъем, работа, обед, лук, бумаги, метро, дом, новости. Шесть дней в неделю, 365 дней в году, ладно, немного меньше. Отпуск она проводила в родном городе, ездила к родителям. Любые вопросы, о ее будущем наводили тоску, казалось, время упущено, зачем уже что-то менять. Так было всегда.

Ещё в детстве она была очень спокойным ребенком, редко тревожила родителей ночным плачем или одаривала улыбкой. Не было вопросов «зачем и почему?», она и так всё знала, всё кроме самого важного. Ходить в детский сад было просто необходимостью, родители волновались, за нее, их пугала ее закрытость. Походы в цирк, где клоун подбегал к ней с цветочком, который появился прямо из шляпы, не заставляли её смеяться. В зоопарке ни одно животное не приковывало ее взгляд, магазин игрушек, мультики, одежда, никаких эмоций. Всегда пугающе спокойное выражение лица.

В школе ее дразнили, придумали прозвище «амеба», оно ей очень подходило. Она не обижалась на одноклассников, говорила с ними редко, приходила в школу, высиживала положенные часы, аккуратно убирала учебники в портфель и шла домой. Всегда по пути заходила в магазин зоо товаров, посмотреть привезли ли новых рыбок, часто застревала перед витринами с хомяками, но сама никакого домашнего животного заводить не хотела. Ходила на пение, где усердием не отличалась, поэтому стояла в задних рядах. Училась по всем предметам средне, в меру хорошо, чтобы это не слишком огорчало родителей, но и не доставляло ей много хлопот. Вообще школьные предметы не вызывали в ней интереса или азарта, да, эти слова были написаны кем-то, почему она должна их слушать.

Выпускные классы давались ей тяжело, хоть она этого и не показывала. Все наседали с выбором будущей профессии, а она смотрела в окно и думала, почему солнце обязательно должно быть желтого цвета, а не синего или зеленого и куда деть этот проклятый вареный лук. Её больше интересовали не сами вещи, а то, какими бы они могли быть, поменяй она их цвет или форму. Назывался бы руль рулем, если заменить его на оконную раму, а окно окном, если вместо него прикрепить просто фото пейзажа. Постепенно ее вымышленный мир, который можно было менять каждую минуту, забрал ее полностью. Последние следы увлечения реальностью пропали, она перестала петь и ушла из задних рядов, гордо подняв голову, но слегка опустив плечи.

Экзамены прошли гладко, также как и поступление в университет. Она по своей натуре не могла волноваться или наоборот, волновалась с раннего детства так сильно, что уже привыкла к этому. Родители смирились с ее немногословностью и небольшой отстраненностью. Учителя тоже постарались не заострять на этом внимание, конечно, сначала они считали своим долгом подружить ее со всеми, заставлять участвовать в разных мероприятиях, начиная с рисования газеты и заканчивая конкурсом чтецов. Она выступала, даже занимала какие-то места, но не понимала, зачем ей двигаться дальше, что такое будущее и как оно может от нас зависеть.

Читала книги в ограниченном списком школьной литературы количестве, прилежно училась, помогала по дому, а в свободное время гуляла по городу. Сложно найти друзей с такой отстраненностью и отношением к жизни, но у нее это получилось, не специально, конечно. Её подругу можно назвать «болтушкой», уж она не сильно огорчалась чьей-либо немногословностью. В любую свободную минуту обсуждала новости, которые увидела или услышала, иногда придумывала. Фантазия у болтушки работала хорошо, особенно это было видно на сочинениях, да, было много грамматических и логических ошибок, но сюжет всё оправдывал.

– Помнишь ту женщину? Такая солидная в темно лиловой шляпке со слегка опущенный левым краем, у которой еще платье было из бархатистой ткани и сзади небольшая полоска из шелка вдоль спины. Она еще так посмотрела на нас, так холодно. Ты точно должна ее помнить, вчера она выходила из подъезда моего дома, в новеньком костюмчике, с приталенным пиджаком и лаковых туфлях на каблучке рюмочка.

Она ничего такого не помнила, рассматривать людей не входило в ее привычку, тем более запоминать материал одежды, новая это коллекция или старая. В основном, когда она гуляла с ней, то просто слушала, периодически кивая головой. Она, правда, старалась быть заинтересованной, запомнить названия магазинов или брендов, фамилии писателей, журналистов или актеров. Но, к сожалению или к счастью, всё это ей казалось неважным.

– Кстати, я недавно наткнулась на вывеску театральной академии, они будут набирать новых участников, не представляешь, как я хочу туда попасть. Уже вижу, как софиты меня освещают, я выхожу в образе какой-то ведьмы или старой колдуньи, грима столько, что родная мать не узнает.

Она любила эпатировать, когда проводились конкурсы чтецов, ее стихи или прозу запоминали надолго, бал маскарад, все в масках и бальных платьях, и только наша болтушка решила надеть лохмотья и замазать лицо тальком. Ей нравилось обращать на себя внимание, быть не как все, поэтому она и стала общаться с Нелл. Вообще, ее звали Наталья, в школе Наташа, но не забываем про любовь ко всему необычному.

– Пойдешь со мной? – она посмотрела на нее своими большими серыми глазами, постаралась выпучить их, это должно вызывать жалость, но было страшно, – Давай, просто поддержишь меня морально, ты не представляешь, как мне нужна.

Она была ей действительно нужна, осаживала ее, когда та бралась за слишком большое количество дел одновременно. Обычно зимой, когда мало солнечного света, она, чтобы не заснуть, забивала свой день всем, чем только можно. В прошлом году записалась в кружок по вышивке, бассейн, лыжный спорт и ораторское искусство. Не стоит говорить, что везде занималась болтушка поскольку постольку. Руководителям кружков она сначала нравилась своей энергией и заинтересованностью, но фраза: «Я чувствую, что это мое призвание» стала клишированной.

– Так что, мы договорились Нелл?

– Да, разве у меня есть выбор?

-Конечно, нет!- она засмеялась и взяла ее под руку. Пошел первый снег, скоро она потащит ее ещё куда-нибудь.

Конечно, она согласилась сходить с ней на прослушивание, просто понимала, что это ненадолго. В планах на эту зиму было еще минимум три кружка и одна спортивная секция. Два места из четырех они уже посетили, самый скучный день, когда они пошли в художественный класс. Её подруга, которая называла себя Лин, сокращенно от имени Эвелина, решила, что мир должен увидеть ее способности. Тайно провозгласив себя новым Айвазовским, она зашла в класс и села за мольберт. Естественно Нелл пришлось пойти с ней, она тоже любила рисовать, но звезды с неба не ловила, делала все аккуратно, как нужно, но без души. Поэтому ее рисунки были красивыми, но скучными и однообразными.

– Посмотри, как думаешь, похоже?- Эвелина развернула к ней свой холст, на котором красовались маки, вроде.

– Смотря, что ты рисовала.

– Обожаю твой юмор, всегда знала, что тебе нужно идти в комедию.

Она ничего такого не знала, всегда говорила то, что думала, а люди сами переводили все в шутку.

– На самом деле, для первого раза нарисовано очень неплохо, красивые маки.

– Какие маки, Нелл, это же розы.

К ним подошел руководитель класса, мужчина слегка полный, но в самом расцвете сил, как он сам себя представлял. У него была лысина, которая забавно поблескивала, когда не была запачкана краской, свободные штаны, напоминающие спортивные и рубашка, рукава всегда были подвернуты. Он умел рисовать, все было отлично, начиная с анатомии или композиции, заканчивая эмоциями.

– Очень неплохо, хорошие маки.

– Спасибо, – Лин ответила со своей привычной улыбкой, так ее розы стали маками.

 

Маленький сачок

За неделю до прослушиваний в актерскую школу Эвелина пришла к Нелл домой. Она уговорила подругу разучить вместе с ней отрывок из какой-то книги. Главным критерием выбора сцены было: наличие двух персонажей, один из них самородок, выдает эмоцию одну за другой, второй же отличается молчаливостью и сдержанностью. Такой расклад устраивал всех.

Они репетировали от силы минут 10, Лин говорила, что лучший показатель таланта – умение импровизировать, а у Нелл была отличная память на тексты и числа. Она могла бы этим пользоваться в школьное время, но не видела смысла, предпочитала плыть по течению, даже, если оно двигалось не в том направлении.

– Я, наверное, сегодня не усну, не знаю даже, конечно, это не волнение, но знаешь, может, и оно. Мне очень трудно выразить свои переживания, ты всегда такая спокойная.

– На самом деле, я тоже немного волнуюсь, ты же знаешь, не хочу тебя подвести.

– Почему ты никогда не проявляешь сама инициативу? У тебя память просто невероятная, а ты этим не пользуешься от слова совсем. Нельзя же всю жизнь так.

Лин всегда ее хвалила, кто знает искренне или просто, чтобы поддержать. Несмотря на всю ее заносчивость и непостоянность, она была отличной подругой.

– Ты не устаешь от всего?

Лин удивленно посмотрела на подругу, не часто та сама задавала направление их разговору, только, когда ее что-то особенно волновало.

– От чего?

– От города, людей, постоянной спешки?

– Рассуждаешь, как пожилая дама. Мы же молоды, нам нужно все попробовать, везде побывать, да и не такой наш город большой. Так, средних размеров, вот если бы переехать за границу, скажем в Нью-Йорк, вот где настоящая жизнь.

Нелл не понимала, почему все вокруг говорят ей, что молодость – самая прекрасная пора их жизни. Она не хотела жить в шумном городе, ей не было это близко, но все вокруг, только и пытались протолкнуть ее поближе к толпе. Лин взяла с нее обещание, вместе после выпускных классов поехать туда, где вечный праздник. Нелл пообещала ей это еще в шестом классе, даже написала расписку. Она и не думала, что ее подруга, которая за тот год уже четыре раза потеряла ключи, сохранит эту бумажку.

– Вот давай разберем твою жизнь. Ты постоянно дома, никуда не выходишь, только если со мной, всё, что ты делаешь –  много читаешь.

Да, она читала, но не много, а долго. Чтобы прочитать одну страницу нужно было минимум три попытки, пока она полностью поймет мысль и посыл автора. Ей было важно понимать, чтобы потом переносить все на себя и представлять, как бы она поступила на месте главного героя. К сожалению, школьная литература не располагала обилием близких ей персонажей.

– Любимого фильма у тебя нет, книги тоже, музыкальной группы – ты меломан.

– Видишь, мы нужны друг другу, ты меня вытягиваешь из дома, а я помогаю тебе не уехать из него раньше времени.

– Радуйся своим маленьким победам, пока можешь, вот выпустимся и уедем, да?

– Да. Я не могу сказать тебе нет, уверена, что та бумажка у тебя уже отсканирована, распечатана и положена в каждый карман.

– Естественно, такой ценный документ нужно держать при себе, но об осторожности никто не забывал.

Сегодня Лин ночует у нее, они порепетировали еще раз, правда выбрали совершенно другое произведение и решили лечь спать пораньше. Изначально, Лин решила разыграть отрывок из Горького «На дне», Нелл всем сердцем не любила эту пьесу.

Уснуть сразу не получилось, болтушка даже во сне разговаривала, не специально, но очень активно. Нелл лежала, смотрела в щелку приоткрытых штор, окно всегда было открыто ночью, даже зимой. Ей часто было холодно, но дышать без свежего воздуха она не могла. Она могла бы закрыть последний источник света, но ее подруга не привыкла спать в полной темноте. Ночь тянулась вечность.

Утренние сборы проходили увлекательнее, чем это можно себе представить. Лин проснулась сразу бодрой и цветущей, хоть сейчас на баннер рекламы от бессонницы или новых витаминов с эффектом энергичности. Она пришла вчера к подруге с огромной сумкой, не открывала ее весь вечер, чтобы заинтриговать, а утром сразить наповал. Только Нелл было сложно чем-то удивить или завлечь. В довольно большой спортивной сумке поместилось пять полноценных образов, которые, если говорить словами Лин «Идеально передавали настроение персонажа и подчеркивали ее положительные стороны». Кто знает, откуда у них в доме столько старой одежды, но она действительно впечатляла, как минимум количеством пыли. Прежде, чем перевоплощаться им пришлось выбить из пары платьев всю древность, кое-где замылить рукав  и пришить пару петелек. Что сказать, все было готово.

Мама Нелл всегда была рада Лин в их доме, она не находила себе места от счастья, когда они впервые пришли вдвоем. Её сердцу стало легче, дочка была не одна, а значит, всё начинало налаживаться. Она видела, что «болтушка» тащит ее на разные мероприятия, что не могло не радовать. Мама Нелл, в отличие от нее самой, очень любила поговорить. Тем утром на кухне было вдвойне шумно. Они пили чай, ели завтрак, была и каша, и омлет, и тосты. Гостей в этом доме встречали хорошо.

– Представляете, если мы пройдем, то сможем поехать с труппой на гастроли. Это будет начало нашим маленьким приключениям.

Лин, начиная с шестого класса, всегда говорила «мы». «Мы идем в магазин, мы в школе, мы у врача, нам выписали лекарства», – эта привычку она переняла у Нелл. Та была очень привязана к подруге, поэтому часто обобщала их трудности, действия и маленькие победы.

-У вас точно всё получится, тем более, вы решили взять год на раздумья, прежде, чем поступать.

– Я еще ничего точно не решила, – Нелл оторвалась от своего тоста,- Возможно, лучше поступить в этом году, чтобы не выпадать из колеи.

– Нелл, ты же не скаковая лошадь с повозкой, зачем тебе эта колея. И тем более, нам еще столько предстоит всего увидеть, ты не представляешь, какую программу я нам составила, голова пойдет кругом.

Нелл хотела что-то ей ответить, но поперхнулась хлебной крошкой. Не успев поставить чашку с чаем, она облила себя горячим напитком. Девушки уже сидели в костюмах для прослушивания, ее был испорчен.

– Я сейчас, – ее мама мигом подлетела, взяла тряпку и замороженные овощи из морозилки и дала дочке приложить к ноге, – вот, чтобы не было ожога.

Времени для переодеваний не было, драгоценные утренние часы они с Лин потратили на выбивание пыли из всех нарядов. Почему из всех? Ни одна из них не могла определиться с одеждой, вот, что их роднило и объединяло.

Они на скорую руку собрали с собой сумки и выбежали из дома. Лин была в старом платье, подходящем для деревенской девочки, которая когда-то была богата, но ее семья обеднела. Теперь только этот наряд напоминает о прежней жизни. Нелл была в образе девочки с мальчишеским характером: рубашка свободного кроя, но с ажуром на манжетах, штаны, удачно задекорированные чаем, грубые коричневые ботинки и волосы, собранные в пучок.

До театра было недалеко, полчаса на электричке, примерно столько же на автобусе и пять минут пешком. Для них – не расстояние. Забежав в прохладный вагон, они сели поближе к выходу, чтобы первыми прошмыгнуть в него, а не толпиться в очереди.

– Куда бы ты хотела поехать в первую очередь?, – Лин в своих мечтах уже прошла прослушивание и путешествует с труппой по всем уголкам земли. Вот они в Египте, разыгрывают спектакль прямо среди пирамид, даже песок под ногами не может испортить классику. Дальше, конечно, Рим, Франция и Антарктида. Для искусства нет преград.

– Даже не знаю, думаю, мало просто пройти отбор, нужно утвердиться как артист, а это гораздо сложнее.

– С твоей памятью, будет просто, а вот над эмоциями надо поработать, а то будешь всю жизнь играть молчаливых дамочек в возрасте.

– Звучит заманчиво.

– Ты такая забавная.

Она так и не поняла, когда научилась хорошо шутить.

Вагон метро был переполнен, рабочие, учителя, врачи, инженеры, – все спешили на работу, вызов или срочное совещание. Один мужчина в углу, который стоял держать за поручень, постоянно откашливался и поправлял свой галстук, казалось, тот его душит. Он был среднего телосложения, но очень высоким, ему приходилось слегка наклонять голову, чтобы не касаться ею лампы. Из-за такой близости к электричеству, на его лбу появлялись камельки пота, которые он быстро промакивал носовым платком.

Полчаса пролетели незаметно, по мере приближения к театру паника Лин росла, Нелл же всячески ее успокаивала, в силу своих возможностей. То ее подруге не нравилось платье, она говорила, что нужно было поменять, то прическа, то грим. Справедливости ради, платье действительно не подходило для ее роли, она играла взрослую женщину с аристократичными манерами, которая только своим видом должна перевоспитывать всех детей в округе, а сама выглядела, как мокрый утенок, который потерял свое гнездо. Но, в свое оправдание Лин говорила, что у этого платья были самые красивые воздушные рукава, ради них можно было закрыть на остальное глаза.

Электричка подъезжала к нужной станции, девочки поднялись и вышли из вагона. Предстояло сделать важный выбор, в какую сторону повернуть: направо или налево. Указателей не было, пришлось спрашивать у прохожих. Один из них опаздывал на заседание и просто отмахнулся рукой, чуть не попав какой-то даме по голове, другой же послал их к черту, затем пнул сумочку какой-то женщины, которая случайно преградила ему путь. А им всего-то нужна была площадь Маяковского.

С горем пополам и нервами наперевес, они узнали, в какую сторону нужно поворачивать и даже удачно успели на свой автобус. Большинство людей осталось позади в метро, здесь в салоне было просторно, но немного душно, пахло сигаретами, водитель ждал, когда будет больше людей, хотя по расписанию уже как две минуты должен быть в пути.

– Мы точно пройдем, у меня есть предчувствие, у тебя такого не бывает?

– Нет, а как это?

– Воз знаешь, когда ты сидишь, волнуешься перед каким-то событием, но в глубине души знаешь, что всё будет хорошо и никак иначе быть просто не может. Волнение, но где-то там, в подсознание полное спокойствие и теплота что ли.

– Нет, такого у меня не бывает, я плохо предугадываю что-то, вообще не знаю, как люди могут знать, что произойдет или нет.

– Просто ты очень зажатая, тебе бы расслабиться, всегда, как струнка натянутая, к тебе, если прикоснешься, то точно звон услышишь.

Нелл отличалась от своих сверстников хорошей осанкой. Она ходила, не как подросток, слегка опустив плечи и подав шею вперед, а как с книжкой на голове, никто ее этому не учил, еще одна ее особенность. Она была пунктуальной, никогда не опаздывала, до встречи с Лин, именно она привила ей эту способность, которая хоть и проросла корнями в них двоих, но была еще маленькой. Когда Нелл куда-то шла одна, она никогда не опаздывала.

– Тебе же тоже интересен театр, да? Ты так много читаешь, наверное, это как раз твое дело.

– Я не знаю, что точно мое или нет, но театр, действительно, чем-то манит, но игра на сцене, даже не знаю.

Лин не успела ничего ответить, двери автобуса закрылись и они поехали. В транспорте никто из них не разговаривал, это считалось неприличным, да и каждый мог побыть в своих мыслях. Впереди них сидела молодая девушка с ребенком, она была очень бледная и уставшая, почти каждую минуту надолго закрывала глаза, пока малыш не выкрикивал что-нибудь или не дергал ее за рукав, тогда она просыпалась и улыбалась с теплотой и заботой. Ребенок немного покашливал, скорее всего, они ехали в больницу. В противоположной стороне сидела пожилая женщина со своим мужем, она постоянно что-то ему говорила, а он лишь кивал и иногда мычал что-то в ответ. В тот день все были сонными и сосредоточенными, только Нелл и Лин оживляли салон своим переживанием.

Подъезжая к нужной остановке, Нелл взяла Лин за руку, ей жутко не хотелось выходить из теплого салона, к его специфическому запаху она уже даже привыкла. В первый раз у нее появилось предчувствие, но оно не было теплым или успокаивающим, скорее обжигающе холодным. Это предчувствие пыталось вырваться наружу в виде мурашек на спине и руках, но первой сдалась шея, похоже там, самое слабое место человека. Так подумала Нелл, когда стайка маленьких мыслей пробежалась по ней.

– Нелл, всё в порядке?

– Да, просто немного переживаю.

Лин крепче взяла ее за руку, она была рада поддержать подругу, всегда ей помогали, теперь, есть шанс сделать то же.

Они спокойно вышли на площади Маяковского, здесь было много новых домов, которые не портили общую серость вокруг. В центре, если смотреть сверху, располагался театр, он окружен парой скверов, с памятниками писателям. Хоть площадь и носила название «Маяковского», ни одной его фигуры девушки не увидели, зато Пушкин и Крылов стояли во все красе, захваченные голубями.

Утро, не особо солнечное, но теплое, радовало освежающим ветерком. Девушки прошли по аллее, где только начали свою работу дворники, увидели парочку, гуляющую с собакой и одного дворового кота, лениво потягивающегося под лавочкой. День начинался хорошо, они шли в том районе, где не слышно сигналов машин с центральной дороги, уже успели приметить кондитерскую, в которую зайдут на обратном пути, чтобы отметить свой успех или заглушить провал. Нелл вспомнила свою маму, когда почувствовала запах корицы, ее руки всегда пали специями ли пряностями, она любила готовить и делала это мастерски.

Вместе с тем, памятники сменялись, дворники дометали последнюю листву, а девушки приближались к театру. Это было помпезное здание, выкрашенное в белый цвет, четыре колонны, красивые цветники и виноград, оплетавший перила, естественно, он был из камня.

Перед входом в здание Лин, скрестила пальцы, затем что-то прошептала в ладошки и выпустила свое желание. У Нелл таких обрядов не было, она просто открыла дверь и попыталась унять сердцебиение, впервые она так волновалась.

Они попали в большое фойе, справа была гардеробная, над головами висело несколько указателей, а слева сидел охранник, пожилой мужчина в очках, слегка познавший седину. Пробы проходили в одном из залов, он был самым маленьким из всех, но не менее атмосферным. Сидения, обтянутые бархатной тканью, софиты, сцена, не было окон, зато, стены украшены картинами, наверное, репродукции.

Желающих показать свои актерские способности было много, девушки получили свой номер и поняли, что они здесь надолго. Кто-то пришел с родителями, были даже те, кто уже снялся в парочке фильмов и теперь решил покорить театр. Нелл чувствовала себя неуютно в такой толпе, пробы еще не начались, поэтому все болтали очень громко. Через 15 минут к ним вышел директор театра, солидный мужчина лет семидесяти, в костюме, но без галстука, седой и добрый на первый взгляд.

– Через пару минут, к нам зайдет первый человек, попрошу вас соблюдать тишину, не мешайте нам и другим.

– Можно задать вопрос?, – какая-то девочка, которая крепко держала за руку маму и была бледнее, чем пломбир из сухого молока, обратилась к директору цирка.

– Можно.

– Правда, что раньше в это здание пускали лошадей?

Никто не ожидал, что вопрос будет, про животных. Но мама этой девочки, на вид которой было лет восемь, довольно улыбнулась и кивнула головой.

– Похвально, что вы поинтересовались историей театра, – на его лице не было улыбки, – да, правда, раньше и такое было.

– Значит, здесь был цирк?

– Нет, искусство.

С этими словами он открыл дверь, приглашая первого человека войти. Больше вопросов не было, но мысль о лошади не выходила у Нелл из головы. Лин стояла, опустив голову, она повторяла слова, не могла проговаривать их про себя, поэтому еле заметно шептала себе под нос. Для Нелл повторять что-либо в своих мыслях было привычно.

Они были далеко не первыми в очереди, так что прождали около двух часов, за это время голова успела дойти до кипения. Все оставшиеся люди стояли с румянцем на щеках, окна были открыты нараспашку, но свежий ветерок так и не пришел. Одни выходили со сцены грустными, едва сдерживая слезы, другие выбегали в коридор и сразу искали глазами своего друга или родственника, чтобы поделиться счастьем, остальные просто нервно стояли около стены.

Наконец-то, подошла очередь Нилл и Лин, они зашли вместе,  тихо закрыв за собой дверь. В зале было слышно каждое дыхание, хорошо что не сердцебиение. Директор театра и два научных руководителя записывали что-то в своих бумагах о предыдущих участниках проб.

– Здравствуйте, представьтесь пожалуйста, и скажите, какой отрывок будете нам представлять.

Они по очереди назвали свои имена, затем Лин представила отрывок.

— Ты здесь живешь совсем одна? — с испугом спросила Анника.

— Конечно, нет! Мы живем втроем: господин Нильсон, лошадь и я.

— И у тебя нет ни мамы, ни папы?

— Ну да! — радостно воскликнула Пеппи.

— А кто же тебе говорит по вечерам: «Пора ложиться спать?»

— Сама себе говорю. Сперва я говорю себе очень ласковым голосом: «Пеппи, ложись спать». А если я не слушаюсь, то повторяю уже строго. Когда и это не помогает, мне от себя здорово влетает. Понятно? …

Они решили разыграть отрывок и «Пеппи длинный чулок», вместе пересматривали этот фильм сотни раз, даже были на одном спектакле. Кто знает, почему они сначала обратились к мрачному произведению, а не выбрали сразу же это. Не трудно догадаться, что Лин была Пеппи, а Нелл – Анникой. Они отлично знали слова и могли передать эмоцию, конечно, их выбор никого особо не удивил. Жюри ждали чего-то более взрослого, трагичного, а им представили, по-сути детское произведение. Их спасло то, что отрывок был выбран удачно, в нем была детская наивность вперемешку со взрослой грустью. Когда они закончили, жюри не сразу начали говорить.

– Вы, определенно молодцы, почти не заметно волнение, слова не забыли, есть пару вопросов к вашим костюмам, но видно, что были приложены старания, – сказал директор театра.

– Да, знаете, вы первые, кто решил представить именно это произведение, это несомненно подкупает, – это была руководительница по актерскому мастерству. Казалось, она не умела злиться и ругать своих подопечных, но это только казалось.

Затем они немного по перешептывались, показывали друг другу свои записи, что-то зачеркивали и исправляли. Оказалось, те, кто до этого выходил из зала, не могли точно знать, примут их или нет. Списки о прошедших отбор будут вывешены через три дня, но жюри могло сказать некоторым особо талантливым сразу: пройдут они или нет. Наши подруги к их числу не относились, впереди были три мучительных дня ожидания.

Когда они возвращались домой, решили все-таки зайти в булочную, но она оказалась закрыта. Пришла другая гениальная идея, вернуться к Нелл домой и испечь что-нибудь самим. Перед эти они снова проехались сначала на автобусе, затем метро, штурмом взяли нужные продукты в супермаркете, поняли, что не купили ванилин, вернулись за ним, а потом понесли пакеты домой.

На повестке вечера была парочка идей для кулинарных шедевров: первый – очевидный претендент – пельмени, они никогда не готовили ничего подобного, а жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на рутинные блюда, второй –круасаны с начинкой из лимона, что-то свежее и летнее, им сейчас не хватало такого настроения. В итоге, решили готовить все и сразу, тем более родители Нелл возвращались поздно, они работали врачами, где ночные смены, хоть и не вписаны в расписание ручкой, но все равно появляются на регулярной основе.

– Как ты думаешь, мы не сделали глупость, выбрав детское произведение?

– Не знаю, как ты, но взрослой я себя не считаю, что нам было еще выбирать?

– По-моему, ты гораздо взрослее меня, всегда такая серьезная.

Серьезная и закрытая, эти понятия многие не могут различить, Нелл не была сильна в риторике, мало интересовалась тонкостями языка, говорила сухо, односложно. Всё это напускало на нее дымку холода, таинственности и чрезмерной отстраненности от других. Если бы ее одноклассники знали, что ей нужен маленький толчок, чтобы открыться, всё было бы по-другому. Но они толкали ее в противоположную сторону.

-Я не знаю,  кто и как измеряет понятие взрослости, но я еще ничего такого не сделала, чтобы считать меня такой.

– Знаешь, ты сделала отличные пельмени, это уже небольшой шаг, -Лин тепло ей улыбнулась, будущее подруги волновало ее не меньше собственного. С ней хотели общаться многие в классе, по большей части из-за ее характера. Она умела зарядить человека энергией, заразить своим настроением и идеей. Всем в ней это нравилось. Но она отдавала всю свою энергию Нелл, чтобы та, хоть немного стала нормальным ребенком, а потом подростком.

Спустя два часа были готовы пельмени и круассаны, на удивление, Нелл отлично готовила, она даже задумалась о профессии пекаря. Родители в тот день вернулись почти под утро, был сильный пожар в одном из районов, много пострадавших. Они могли уйти с работы, но не стали, и дело было не в клятве Гиппократа, а в них самих. Да, они обещали помогать всем людям и делали это, потому что говорили от сердца. Многие же, на вручении дипломов, стояли, скрестив пальцы.

Утром, когда Нелл и Лин проснулись, было уже очень светло. Они допоздна провозились с выпечкой. Занавеска была немного приоткрыта, а на кухне были слышны тихие шорохи.

– Доброе утро, – папа Нелл стоял у плиты и доливал воду в чайник, – Спасибо за ужин, мы пришли жутко уставшие.

– Но ваша выпечка и, конечно, пельмени подняли нам настроение, – мама Нелл была в отличном настроении.

По ним было видно, что смена выдалась тяжелой, но это осталось в прошлом, сегодня был новый день. Пришел второй снег, у Лин появилась новая идея. Им нужно было ждать результаты прослушивания три дня, как же можно терять столько времени даром? Нелл уже знала, что ее подруга уже выносила в своей голове идею, вырастила ее за ночь и подготовила три неоспоримых аргумента в свою защиту утром. Ее словесной обороне можно было только позавидовать.

– Чем сегодня займетесь? , – мама разливала чай по кружкам и раскладывала оладушки, хорошо сдобренные корицей и яблочным джемом, – Или сегодня будут спокойные выходные?

– Нет, мы пойдем в музыкальную школу, там дают открытый урок по классу фортепиано. Раньше они были в красном здании в центре, там рядом еще парк аттракционов, где забавные карусели с лягушками.

– Помню-помню, – папа Нелл читал и одновременно завтракал.

-Так вот, теперь они переехали прямо напротив нашей школы, не здоров ли?, – Лин была воодушевлена. Ей все пророчили карьеру пианистки или хирурга, всё дело в ее тонких, длинных пальцах. Руки Нелл не отличались от остальных, ухоженные, чересчур бледные  и всегда холодные. Зато в жару можно приложить их ко лбу и ненадолго остыть.

– Отлично, думаю, вы хорошо проведете время.

В отличие от других родителей, они никогда не запрещали своей дочери чем-то увлекаться, даже, если это было мимолетно. «В жизни важен опыт, если мы будем ограничивать тебя в увлечениях, то ты вырастешь ограниченным человеком», – они сказали ей это всего один раз. Многие родители ее одноклассников, фанатики определенного рода деятельности, не понимали их. «Как вы можете так легко принимать, что она уходит с одного кружка на другой», – возмущенно пыхтели они прямо в лицо. Многие дети в классе Нелл и Лин ходили в кружки, секции или на дополнительные занятия, но лишь малая часть по своей воле. Были в классе и футболисты, и фигуристки, гимнасты и гимнастки, даже те, кто изучал параллельно три и более языка. Нечего сказать, счастье из них так и сочилось. Они уже с раннего детства относились ко всему, как к работе. А Лин и Нелл, как к приключению. Они плыли на своем корабле и швартовались у любого свободного порта, если он им не подходил, что ж, компас всегда показывал север.

С завтраком было покончено, на этот раз без происшествий, девушки начали собираться, предстояло заглянуть домой к Лин. Не скажу, что подруги дружили семьями, их родители знали друг друга в лицо, при встрече здоровались, но общих вечеров не проводили, поездки за город не устраивали, поздравляли с основными праздниками и активно передавали приветы.

– Зима в этом году будет морозной, уже сейчас чувствую. Интересно, когда я буду старой, то совсем перестану выходить из дома?

– Когда ты будешь старой, то притащишь все, что тебе нужно прямо в дом. Так что, думаю, да.

Это уже была попытка пошутить. Нелл прекрасно знала, что Лин не любит, когда в ее комнате много барахла. В этом плане она придерживалась минимализма, что в первый раз повергло Нелл в шок, когда она зашла к подруге. Идеально чистая комната, пустые полки, максимум одна фотография в рамке и парочка книг, покрывала заправлены и натянуты, подушка взбита, и слегка приоткрытое окошко. Естественно, подоконник пустовал.

Нелл редко думала о старости, она вообще не верила в то, что когда-нибудь ее жизнь закончится. Поэтому не могла управлять своим будущим, еще больше ее сбивали с толку вопросы в школе: «Что вы будете делать, когда повзрослеете?», а она и не знала даже, повзрослеет ли вообще. Виной всему была бабочка.

Когда ей было лет восемь, они с родителями поехали за город, приготовить еды на костре, посидеть рядом с речкой и отдохнуть. Последнее было самым главным. Уже тогда Нелл хоть и была закрытым по всем параметрам ребенком, но любила бабочек. Она смотрела на них с восхищением, но не пыталась их поймать, боялась, спугнет их так и больше никогда не увидит. Один раз ее соседка снизу, увидела, как девочка бегает за капустницей и позвала к себе, сказав, что у нее много бабочек. Нелл обрадовалась, ее фантазия уже рисовала такую картину: маленькая уютная квартирка ее соседки, в которой по всем комнатам летают самые разные бабочки, одна из их них садится ей на нос и так сильно машет крыльями, что глаза не открыть. Какое же ее ждало разочарование и смятение. Когда она зашла в квартиру, соседка провела ее в комнату и с гордостью показала на стену, где в деревянных рамках, за стеклом висели бабочки. Они были идеально ровными, как будто попали под самосвал или утюг. В углу стоял маленький сачок, хозяйка с гордостью достала его и показала Нелл.

– Вот им-то я их всех и переловила. Нравится моя коллекция?

С этого дня Нелл не могла смотреть на бабочек как раньше, все равно они окажутся в рамке на стене. Прогулки за природой потеряли небольшую частичку своего очарования, осталась только еда на мангале и речка, а вот бабочек нет.

 

Есть кот, и нет кота.

Музыкальная школа, как сказала Лин, была напротив их обычной МБОУ СОШ номер 3. В эту школу Нелл пошла сразу после детского сада, а ее подруга перевелась туда лишь в шестом классе. Не сразу они начали общаться и проводить так много времени, сначала был долгий период сомнений и подбора нужных слов. Они шли по знакомой дороге, тем более недавно им в городе поставили целых два новых светофора и покрасили один пешеходный переход. Здание музыкальной школы было маленьким: двухэтажный домик с плоской крышей, небольшая калитка и низенький забор, который точно никого не мог защитить, но ясно обозначал территорию, два цветника по бокам, которые большую часть года жили своей жизнью и красивая вывеска на пару с табличкой «Курить запрещено».

Из-за переезда в новое здание, количество учеников резко сократилось, кому-то было далеко добираться и не хотелось тратить время, а кого-то наоборот, не радовало то, что от школы до пианино, скрипки или баяна теперь рукой подать.

Естественно, Лин была в предвкушении, как и всегда. Нелл же знала, что это очередной способ скоротать время, признаться, за эти четыре года их общения, ей начали нравиться зимние приключения.

Они вошли в маленькое здание, сразу почувствовали запах, как в детском саду: сладковатый теплый плотный воздух, казалось, пахло манной кашей и книжками. Их встретил охранник, записал фамилии и выдал номерки, чтобы они повесили свои куртки в гардеробную. Посетителей сегодня было немного, это был последний дань открытых дверей. Они повесили одежду, поднялись на второй этаж, где их уже встречали руководители по классу фортепиано, гитары, аккордеона, скрипки и барабанов.  В первые два всегда было много желающих записаться, а в последний крайне мало, не каждый родитель сможет вынести такой громкий музыкальный инструмент.

Нелл знала, что для игры на скрипке нужно стоять, чего ей совершенно не хотелось, пианино было скучным, аккордеон массивным, барабаны шумными, гитара – классикой. Как видите, ничего не привлекло ее внимания. Пока Лин уже садилась за фортепиано, руководитель по классу аккордеона воспользовался медлительностью Нелл и предложил попробовать этот инструмент. Отказываться было поздно.

Ей на колени взгромоздили аккордеон и  показали, как правильно его держать, а лучше бы объяснили, как дышать с такой махиной на руках.  Нелл силой не отличалась, инструмент был очень тяжелым, по ее меркам, а причуд, чтобы на нем играть было еще больше, чем ее планов побега в данный момент. Преподавательница, на удивление это была женщина, хрупкая на вид, с доброжелательным лицом и немного растрепанным пучком, показала ей пару аккордов и движений. Нелл начала играть, звуки были не хорошими и не плохими, скажем так, сносными. Её всячески подбадривали, она же придерживалась правила с серединки на половинку и не напрягалась слишком сильно. Это же искусство, зачем здесь быть такой серьезной. Но серьезность и упорство, немного разные понятия, которые она все еще не могла различить. Так она играла около десяти минут, пока по ногам не побежали мурашки, а преподаватель не перестала так лучезарно улыбаться. Если быть честной, Нелл смогла бы освоить этот инструмент, но опять-таки, зачем, если уже через два дня, они попадут в театр. Лин так говорила.

Дальше была обзорная экскурсия по школе: зал для хора, класс сольфеджио, столовая, гардеробная, класс истории музыки и небольшой концертный зал. Они тихонечко приоткрыли дверь, там репетировала юная скрипачка, ее спина была идеально ровной, плечи вот-вот превратятся в крылья и унесут куда-то далеко-далеко, глаза полузакрыты, и брови слегка подняты. Она играла плавную и грустную мелодию, даже, если закрыть уши и не слушать музыку, по ее эмоциям можно было всё понять.

В конце, когда экскурсия была окончена, им вручили брошюры и две анкеты на поступление в музыкальную школу, они поблагодарили преподавателей, забрали вещи из гардеробной и пошли обдумывать, на самом деле просто гулять.

– Знаешь, мне даже понравилось, но, нам уже поздновато идти в музыкальную школу, тебе не кажется?

– Я и не думала, что мы всерьез в нее пойдем, а ты смотрю, немного расстроена, – Нелл с интересом посмотрела на подругу, которая  год назад с легкостью порхала от одного кружка до другого.

– Не знаю, но музыка это точно не то, чем я хочу заниматься.

– А мне даже понравилось, она дает свободу.

– Свободу дает пространство, вот поучишься в музыкальной школе, мы с тобой переедем и будем выступать на улице, зарабатывать деньги.

– И подадимся в бродячие артисты, будем скитаться всю жизнь?

– Именно.

Они шли мимо своей школы, и Нелл вспомнила, как в детстве притащила домой кота. Это был первый и последний раз, и дело было не в любви или жалости, а в домашнем задании. Им задали написать сочинение про домашних животных, у Нелл не было даже аквариумной рыбки, пришлось пойти на крайние меры. Она принесла с улицы старого кота, пока они с мамой не отмыли его, даже не было понятно, какой он окраски. Спустя полчаса кот превратился из черного в серого, очень красивого и пушистого. Еще спустя час, сочинение было готово, через два у мамы началась аллергия, через три кот перешел к соседке. Нелл приходила к ней, чтобы поиграть с ним, но так и не привязалась, просто делала то, что было нужно.

 

Нам снег не нужен.

Зима была очень снежная, метели пошли сразу же, как Нелл и Лин узнали, что попали в театральный кружок. Им предстояло ходить пять раз в неделю на занятия после школы, учить стихи, рассказывать прозу и много читать. Последнее Нелл огорчало меньше всего. Она понимала, что руководители и педагоги будут требовательны, но бросить подругу одну? Ну, уж нет. Что-что, а дружить она умела и понимала, что это будет предательством.

Лин не сомневалась, что они пройдут, хотя музыкальная школа ей тоже понравилась. Нелл же знала, у ее подруги много запасных вариантов, так было раньше. Сейчас она все больше думает о будущем, которое уже близко, переживает, что не успеет повидать мир, а тут уже за уголком пенсия и сахар по 92 за килограмм. В общем, страх, да и только. Причем эта перемена в ее поведении и мировоззрении произошла буквально за месяц. Как уже упоминалось, зима выдалась очень снежной и морозной, школу даже пришлось закрыть на неделю из-за рекордно низкой температуры. Снег падал с утра до ночи, без перерывов на сон, не хватало техники и рабочих рук, чтобы разгребать все эти завалы. Из-за этого многие не могли не то что поехать на работу, а даже выйти из дома. Нелл и Лин тоже сидели в своих комнатах, с определенной периодичностью посещая кухню, ванную и балкон.

Театр готовился к новогодней постановке, планов было много, но артистов еще больше. Впереди был строгий отбор в спектакли, ставили Ганса Христиана Андерсона «Щелкунчик», главных ролей было всего три, а вот массовки много. Но глупо полагать, что артистов второго плана, можно выбирать с закрытыми глазами, у них очень важная задача: создание атмосферы, придание картине завершенности и всему действию реалистичности. Лин, естественно метила на главную роль, она все время усердно занималась, учила как можно больше отрывков и даже дома перед зеркалом проговаривала слова, выдавая нужную эмоцию. Нелл актерское мастерство тоже пошло на пользу, впервые за свою жизнь она научилась показывать эмоции, да, они были нечеткими, похожими друг на друга, но были. Её родители еще никогда не были так счастливы и горды за своего ребенка. Наконец-то она стала как все.

– Кого бы ты хотела сыграть? ,- они завтракали всей весей впервые за долгое время, родители собирались взять отгул, чтобы посмотреть спектакль.

– Я еще не решила, но думаю, могла бы сыграть одну из новогодних игрушек или крысу.

– Уж лучше новогоднюю игрушку, да?

– Почему-то роли злодеев всегда недооценивают.

– А Лин кого хочет играть?

– Очень глупый вопрос, конечно же, предводителя грызунов и других антигероев.

– Правда? Я думала, она захочет быть Мари.

Лин производила впечатление, знаете, такой «девочки-девочки», постоянно носила платья или юбки, аккуратно уложенные волосы, вещи идеально выглажены, а ботиночки начищены. Но ее всегда тянуло сменить образ.

Перемены в Нелл поразили не только ее родителей, но и одноклассников. Они уже давно перестали проявлять к ней какой-либо интерес, а тут увидели ее на одной из постановок. Конечно, в них больше играло любопытство, а не желание пообщаться, но это был прогресс. Одна девочка, которая занималась рисованием, пригласила Нелл в их студию, чтобы попозировать для портрета. Она и раньше хотела ее позвать, но не зала, как к ней подойти и заговорить. Нелл была красивой, точнее интересной, бледная кожа, каштановые волосы по плечи и безжизненные серые глаза. Глаза были очень красивыми.

Нелл согласилась пойти со своей одноклассницей, ее звали Алиса. Они отправились в художественную мастерскую сразу же после школы, Лин с ними не пошла, нужно было готовиться к спектаклю, где она получила роль второго плана. У Нелл роли не было, сначала педагоги восхищались ее способностью к запоминанию реплик, а затем разочаровывались ее без эмоциональностью.

До художественной школы нужно было идти около двадцати минут, дорога была скользкой.

– Знаешь, я все это время считала тебя очень странной, думаю, будет правильно тебе об этом сказать.

– Это из-за того, что я ни с кем не общаюсь?

– Да, но не только. Помнишь, как в начальной школе, у тебя не получалось решить пример? Я подошла к тебе на перемене, чтобы помочь, что-то сказала, но ты даже и голову не повернула. Просто сидела, уткнувшись в тетрадь, а когда прозвенел звонок после урока, сразу собрала вещи и прошла прямо мимо меня.

– Прости, если я тогда тебя обидела. Если у меня что-то не получается, то я ухожу в себя.

– Настолько сильно расстраиваешься?

– Нет, просто очень сосредотачиваюсь, чтобы что-нибудь придумать или сделать.

– Да, я помню, как на уроках труда, когда мы шили юбки, ты так увлеклась, что не услышала звонок. Учительница минут пять звала тебя, но ты не обращала внимания, пока она не подошла к тебе.

Нелл была одной из тех, кто всегда доводил дело до конца. Если другие ее сверстники начинали что-то одно, потом бросали и брались за другое, то она сидела с первым заданием до победного. Никогда на уроках труда она не переходила от шитья к вязанию, если ее что-то не устраивало в первом задании. Это распространялось только на творческие предметы, такой перфекционизм до точных наук не доходил.

– Если честно, я мало что помню из начальной школы.

– Но сейчас ты изменилась, это радует.

Это радовало всех: одноклассников, которые теперь не боялись с ней заговорить, учителей, которые из-за нее успели похоронить свое уважение к себе как к педагогу, родителей, которым уже долгие годы читали нотации о правильном воспитании и указывали на все их ошибки. Всех, кроме самой Нелл. Её утомляло такое количество внимания, обилие разговоров, которые кружили вокруг нее, как коршуны, давило с силой старого паровоза. Ей нужен был отдых и тишина, она давно уже не могла подумать и погрузиться в себя, а это было ей так нужно.

Из-за слишком стремительных перемен в ее жизни, она перестала нормально спать, даже плотно закрытые шторы и приоткрытое окно не помогало. Её уши, глаза, даже кожа, стали ощущать слишком много.  Такое ощущение, что всю ее жизнь органы чувств были заблокированы, но сейчас кто-то взломал их охранную систему, и они решили наверстать упущенное. Она жила в одном и том же  доме с рождения, рядом находилась поликлиника, куда часто приезжала машина скорой помощи, чтобы забрать больных в больницу. Нелл раньше не слышала постоянного воя сирен за окном, но теперь он не давал ей сосредоточиться, она и не знала, что дворники подметают рано утром, что соседи ссорятся по ночам, а птицы на рассвете могут стучать в окно, что ветер, оказывается, воет, а коты имеют ужасную привычку орать во все горло в весеннюю пору, что в их дворе около пяти бездомных собак, что каждый посторонний звук может отогнать сон.  Бессонница была для нее мукой и спасением одновременно, она могла подумать, но спать иногда хотелось больше.

Они дошли до художественной школы с минимальными потерями, у ее одноклассницы был тяжеленный рюкзак, куда помимо семи уроков поместились масляные краски, кисти и какой-то разбавитель. Больше похоже на набор юного химика, чем художника. Алиса пару раз поскользнулась на льду, почти распластавшись тюленьчиком на асфальте, она успевала схватиться за руку Нелл. В итоге, они падали вдвоем.

Здание школы было очень похоже на все остальные, если б не вывеска и табличка «Курить запрещено», никто и не догадался, что здесь царствует искусство. Нелл уже была здесь вместе с Лин, но за один день ее никто не запомнил. Когда они вошли в класс, там уже сидело человек пять, а около окна стоял учитель и протирал свои очки.

– Здравствуйте, очень рад, что у вас получилось прийти, – он обернулся, когда услышал хлопок двери, его улыбка была доброй, но натянутой, похоже, бессонные ночи сейчас у всех, – прошу вас, присаживайтесь, мы сегодня сделаем набросок, чтобы сильно вас не утомлять.

Эти три часа были просто раем для Нелл. Уже давно у нее не было столько времени, чтобы помолчать и подумать ни о чем.  Волновали ли ее чужие взгляды? Нет, она умела не обращать внимания на людей вокруг. Учитель поражался ее способности сидеть так долго на одном месте и не шевелиться. Казалось, сейчас она спала, спала с открытыми глазами. Интересно, похоже ли ее выражение лица на аквариумную рыбку, думаю, да.

Они разошлись сразу же, когда вышли из школы. Нелл пошла в свою сторону, а Алиса в другую. Как радостно было оказаться дома после долгого дня, лечь на кровать и ничего не говорить, никого не слушать. Завтра был отбор в спектакль, ради приличия нужно было хоть что-то повторить, хотя Нелл прекрасно знала все слова.

Когда она легла спать, за окном пошел снег с дождем, завтра будет гололед. Нелл не умела нормально балансировать на льду, поэтому парочка новых синяков была обеспечена. Она снова долго не могла уснуть, сны были отрывистыми, впервые она начала говорить во сне:

– Нам не нужен снег, он слишком дорогой…

Кто знает, с кем и почему она торговалась, но снег шел всю ночь и утро, сколько бы она не просила во сне забрать его.

 

Может, сможем.

Утром ее разбудили с трудом, к ней пришла Лин, которая и взяла на себя эту ответственность. Она зашла в комнату к Нелл, сначала тихо сказала «Доброе утро», доброе утро в полшестого утра, это очень смелое заявление. Затем слегка похлопала ее по плечу, потом помотала из стороны в сторону, открыла шторы, что было совершенно бесполезно, на улице же темно, затем включила свет и, только тогда, когда она зажала ей одновременно и нос, и рот, перекрыв поступление кислорода, Нелл проснулась.

– Доброе утро, – наконец-то она сказала это более менее живому человеку, – пора-пора, нужно приехать первыми, чтобы произвести лучшее впечатление. Понимаешь? Я думаю, что если мы придем прямо к открытию, а лучше еще раньше, как раз успеем все повторить. Ох, я всю ночь учила слова, готовилась, не знаю, как будет лучше, собрать волосы в хвост или пучок?

Дальше Нелл даже не слушала ее болтовню. Такой поток информации с утра не то, что нужно ее организму. Родители уехали на работу через десять минут после прихода Лин, погода была ужасной: порывистый ветер и снег с дождем, поэтому вести машину нужно было особенно аккуратно. У них был серый Ford, который, благодаря тщательному уходу, хорошо работал уже десять лет.

Нелл любила дождь.

– Вставай соня, нас ждут великие дела.

– Ты прям, как Светлана Олеговна, – это была руководительница их актерского кружка. Женщина, как говорят и в огонь, и в воду, и в медные трубы, и домой к проспавшим, если не дозвонится, то достучится. Вся группа помнит, как Маша, которая подавала больше всех надежд на актерскую карьеру, перепутала дни недели и пропустила репетицию. Этот телефонный звонок вошел в историю «Звонков монологов». Даже через тишину было слышно, как Маша кивала, выслушивая Светлану Олеговну.

– До начала еще четыре часа, завтракаем мы не так долго, ехать полтора, умыться пять минут, одеться и собраться в целом, примерно двадцать. Куда мы так спешим?

– Как, ты не знала? Начало перенесли, нам нужно прийти пораньше, узнать, кто кого будет играть, а затем поехать на типографию, чтобы отксерокопировать текст.

– Кто кого будет играть? Я спала вечность или мы поменяли спектакль?

– Сегодня же отбор, если покажем себя лучше, сможет и главные роли урвать.

– Так у меня еще есть шанс урвать мой утренний сон, чего же ты не сказала?

И Нелл снова залезла с головой под одеяло. Сначала театр казался ей очередной забавой: пройдет зима, и с первыми почками Лин забудет о карьере актрисы, выбрав что-то более приземленное. Но в этот раз подруга пугала ее своей настойчивостью, казалось, даже зеленые листья на деревьях не выманят ее их старого театрального здания.

– Не говори глупостей, мы столько лет с тобой знакомы, столько зим провели в поисках чего-то по-настоящему интересного. И вот, когда мы нашли это место, где можно и танцевать, и петь, и на музыкальных инструментах играть, ты хочешь все бросить? Поднимайся сама или я вылью на тебя литр ледяной воды.

– Моя мама не будет рада, если ты испортишь матрац.

– А тому, что ее дочка провалялась в постели весь день и бросила подругу, она будет счастлива.

Лин и ее суматошные крики терпеть было невозможно, как и ее попытки стянуть с Нелл одеяло. Что поделать, одной из них пришлось пойти на уступки, быть взрослее и прекратить этот нарастающий конфликт. Нелл нехотя села, не открывая глаз, нащупала у кровати тапочки.

– Да быстрее же, даже медведя в спячке можно вытащить из берлоги быстрее, чем тебя из дома!

Нелл слегка ускорилась, пока она умывалась, Лин по-хозяйски открыла ее шкаф с одеждой и с лицом мирового стилиста начала отодвигать одну вешалку за другой. Здесь ей не нравился цвет, там фасон, а вот этот лиловый свитер вполне себе неплох. Пока Нелл умывала лицо, Лин перебарывала себя, чтобы не умыть руки. «Как же можно иметь гардероб почти из всех оттенков скучности и ни одной яркой вещи?», – немой вопрос повис в ее глазах. Она прекрасно знала, что подругу интересует исключительно комфорт. Да, вещи не были яркими, но они были подобраны со вкусом и практичностью.  Лишь одно золотистое платье в пайетках выбивалось из общего стиля, его Лин подарила Нелл на день рожденье. Ох и солнечный тогда стал денек.

– Так, еще секунду и я буду готова, – послышалось из ванной, Нелл заканчивала укладывать непослушные волосы. Она, от природы почти кудрявая, а в дождливую погоду супер пушистая.

– Я тоже, почти закончила.

Лин, конечно, не изобрела заново колесо, она совместила лиловый свитер и базовыми черными джинсами, массивными ботинками и цепочкой, украшенной на конце кулоном в виде листочка. Нелл вышла из ванной, улыбнулась предусмотрительности подруги, оделась, и они пошли завтракать. Родители были приверженцами здорового питания, поэтому по будням на завтрак была овсянка, сэр. Проглотив быстро завтрак и вымыв посуду, они вылетели на улицу. Дорога все еще была скользкой, они держались друг за друга пока шли. В автобусе две бабушки, которые сели только спустя десять секунд пребывания в салоне, осуждали молодежь за невоспитанность. Нелл и Лин стояли, держась за поручни и подлетая на каждом лежачем полицейском. Если бы пол в автобусе был чище, они сели бы прямо на него.

Они доехали, вышли из душного пространства на свежий воздух. Дышать было легко и сложно одновременно, нос защипало моментально, а щеки стали ярко красными. Это был самый морозный день за всю зиму, синоптики правильно сказали прогноз погоды, но в показатель -30 сложно поверить, когда живешь в городе, а не лесах Тайги. Подруги укутались шарфами, натянули капюшоны и, похожие на больших снеговичков, зашагали к театральному. Автобус ехал предательски медленно из-за гололедицы, да и они не могли бежать. Дороги были посыпаны тонким слоем снега, но под ним был толстый слой льда. Нелл решила, что целые колени ей дороже, чем пунктуальность, поэтому придерживала подругу, когда та слишком сильно рвалась вперед.

– Мы же не успеем, все роли уже распределят.

– Не думаю, что их распределяют на ходу, это делается заранее и, если ты им запомнилась, то они себе уже это где-то пометили.

Они подбежали к дверям театра, но не смогли их открыть. На двери висела красивая табличка «Вход с другой стороны». В тот день все точно шло не по плану. Они обогнули здание и увидели, что пришли не самыми последними. На входе стоял веник, которым нужно отряхнуть ботинки от снега, прежде чем войти. Охранник молниеносно выдал им номерки в гардеробную, они закинули куртки и побежали к остальным.

Найти их группу можно было и, не зная расположения залов: натянутые нервы и стучащие зубы спелись в дуэте.

У Лин были ледяные руки и очень бледное лицо, для Нелл такое состояние было повседневным. Она стояла с подругой, оперевшись на стену, чего делать было нежелательно, потому что краска была настолько хрупкой, что под тонюсеньким слоем свежего разбавителя, была видна вся ее древность.

– Как ты думаешь, у меня всё получится? – Она нервно перебирала руками край свитера.

– Да.

Нелл не умела врать, она верила в силы Лин, никогда еще ее подруга так не старалась ради роли.

Спустя двадцать минут всех людей в коридоре, у которых уже слегка дергался глаз, впустили в зал. Правда, была одна девушка, которая совсем не волновалась. Она загадочно и самоуверенно улыбалась, на вопросы своих друзей отвечала с пренебрежением и иронией. Даже ее поза излучала уверенность, она стояла с абсолютно прямой спиной, немного выгнутой, скрестив руки и слегка наклонив голову влево.

– Я уже знаю, что точно пройду, – она сказала это своей подруге, которая шла, спотыкаясь о развязанный шнурок, – Моя мама знакома с директором театра со школы, даже не знаю, зачем я сегодня пришла.

Она еще сильнее расправила плечи и выпрямила спину, со стороны казалось, что вместо позвоночника у нее швабра, а уверенности хватит на всех присутствующих. Они шли и перешептывались. Нашу уверенную артистку звали Мира, вот что значит прогадали с именем. Ничего мирного в ней не было: на репетициях она часто забывала текст, когда слышала в свою сторону замечание, жутко бесилась, могла поспорить со всеми, даже, если была не права, но надо признать, она отлично хлопала дверью. По ее милости со стены в коридоре уже свалилось две картины, и отбился дверной косяк (один раз она приехала в студию с чемоданом, у него сломались колесики, а нести ровно, ничего не задевая было слишком трудно). Никто не понимал, почему она до сих пор здесь занимается, урона от нее было больше, чем толку. Но руководительница, относилась к ней с железным терпением и спокойствием. На любые ее выходки она либо не обращала внимания, либо реагировала, как на дождь в пасмурную погоду. Миру это бесило еще больше. А остальные тихо наслаждались ее бесячествами.

– Итак, через две недели некоторые из вас впервые выйдут на сцену в качестве полноправных актеров. Те, кто справится со своей задачей лучше, смогут войти в основной состав на постоянной основе, но это не значит, что вы можете расслабиться, наоборот, придется приложить еще больше усилий, чем до этого, – он сделал небольшую паузу и прошелся взглядом по присутствующим, – Сейчас я буду оглашать список распределения ролей, прошу дослушать его до конца и, только потом, задавать вопросы.

Он начал с главных ролей, Нелл в них не попала. Ее очень устраивала  роль одной из елочных игрушек, как раз бледность и темные волосы отлично подходили под этот образ.  А вот Лин, которая ночами не спала, учила слова и репетировала, получила роль, которую так хотела, она была Мышильдой – мышиной Королевой.

Мира, которая смотрела на директора с вызовом, стояла совершенно спокойно, пока не огласили всех главных героев, когда дошли до ролей мышей ее щеки стали красными от злости.

– Остальные играют мышей, у кого-нибудь есть вопросы? – он перевел взгляд со списка на нас.

– Да, есть один, – Мира еле сдерживала голос, чтобы не перейти на крик. Все знали о ее привычке повышать голос на всех, не важно, старше они ее или нет.

– Я слушаю.

– Почему я должна играть мышь?

– Мы пришли к такому мнению, когда обсуждали с вашим руководителем распределение ролей. Если Светлана Олеговна посчитала, что вам стоит играть мышь, а в ее профессионализме я не сомневаюсь, значит, вопрос исчерпан.

– Вы просто слепой, если думаете, что я буду играть кого-то подобного!

Светлана Олеговна, которая до этого молча наблюдала, как одна из ее учениц буквально взрывается с каждой минутой, скрестив руки, сказала:

– За эти полтора месяца, что вы у нас занимаетесь, вы сорвали около половины занятий, сломали два стула и нецензурно выражались, явно не в контексте постановки. Да, все мы знаем вашу маму, она отличная актриса, сдержанная, профессиональная, чего в вас я не вижу.

Мира хотела что-то сказать, но сдержалась, она вышла из класса и громко хлопнула дверью, еще миллиметр штукатурки был снесен.

– Кхм, да уж, – директор направился к двери, – Остальным я желаю продуктивных репетиций, может, без нее вы сможете прожить спокойно эти две недели.

И мы смогли, репетиции проходили шумно, активно, но без лишней нервотрепки. Штукатурка больше не осыпалась, все картины и портреты висели на своих местах, а наша руководительница уже не тратила огромные деньги на оплату мобильных счетов.