Молли

ПРОЛОГ
В ПОИСКАХ ВОЛШЕБСТВА
– Мама-а, а сколько Тотошке лет?
Пес дремал на коленях маленькой хозяйки, в тишине дома его сиплое дыхание слышно было даже на кухне. Девочка разглаживала жесткую черную шерсть с такой силой, что бедняге приходилось хвататься лапами за ногу, дабы не сползти.
– Не знаю, – донесся из соседней комнаты голос мамы, – вообще-то собаки столько не живут, наш Тотошка долгожитель. Видимо, сказывается…
Мама умолкла. Молли запустила пальцы в шерсть и принялась усердно скрести за треугольниками ушей.
– Что сказывается?
Пес жалобно заскулил, вяло шевельнул хвостом.
– Ну, хорошее здоровье, свежий воздух…
– Да где же, – воскликнула Молли весело, – везде пыль! И жарко!
– Ну тогда не знаю, – повторила Элли. – Я пошла белье развешивать. И встань с пола, застудишься!
– Откуда ты знаешь, ты же в другой комнате? Я не могу, на мне Тотошка.
Песик снова двинул хвостом, не то одобрительно, не то обреченно.
– А я говорю встань! – донеслось строже.
– Ла-адно…
Хлопнула входная дверь. Питомец неверяще смотрел, как его сгружают на пол, на дрожащих лапах поплелся в свой угол. В последнее время он стал совсем плох, исхудал, мало двигался, миска с утра до вечера стояла почти не тронутой. Задорный лай в доме не слышался с тех пор, как Молли стукнуло десять. То есть, два года назад. Она бы вообще решила, что пес онемел, если бы не слышала, как он поскуливает, бывает, по ночам. Совсем тихонько, словно боялся разбудить.
В порыве сочувствия Молли подхватила пса обеими руками под пузо, поволокла в дальний угол к одеялу с вышивкой «Тотошка». Бедолаге пришлось стремительно перебирать лапами, чтобы не кувыркнуться. На одеяльце он рухнул ошеломленный, обессилевший.
Снаружи полуденное солнце жгло сухую степь, ветер гонял желтую пыль, болтал бельевую веревку.
– Что-то ветер разыгрался, – пробормотала Элли, рассеянно глядя вдаль. Она опустила таз с бельем, встряхнула брюки мужа, веревка металась, уворачивалась, но вскоре провисла под мокрыми тряпками.
Окно приземистого домика распахнулось с таким стуком, что задребезжали стекла. В проеме возникла круглая, пышущая здоровьем мордашка дочери. Элли возвела глаза к небу.
– Ну неужели нельзя аккуратней, весь дом от тебя ходуном ходит!
– Мама-а, – позвала та вместо ответа, – а Тотошка скоро умрет, да?
Элли всплеснула руками.
– Что за мысли лезут в твою голову, выбрось их немедленно.
Молли смотрела выжидающе, но мать не добавила ни слова. Тогда она попыталась снова:
– Умрет, да?
Элли покачала головой, вздохнула.
– Все когда-нибудь умирают, дочка, и наш Тотошка не исключение.
– А я знаю, как его спасти!
– Вот и здорово, тогда нам не о чем беспокоиться.
– Значит, можно?
– Что можно?
– Можно я спасу Тотошку?
– Ой, да спасай хоть всех окрестных собак.
– Ура!
Окно с грохотом захлопнулось.
Наслаждаться тишиной довелось недолго, едва перестали дребезжать стекла в раме, бухнула входная дверь.
– Я погуляю, ладно? – крикнула Молли. Ответ мамы как будто не сильно ее заботил, красные сандалии уже резво месили дорожную пыль. Элли проводила взглядом подозрительно сосредоточенную физиономию дочери.
– Только недолго!
– Хорошо!..

Велика степь, необъятна. Говорят, бессмысленно искать что-то в степи, если не знаешь хотя бы направления. Но Молли не оставляла попыток. А сегодняшний день и вовсе особенный, решающий. Девочка со стиснутыми кулачками шагала к горизонту, вид у нее был одновременно решительный и взволнованный.
Мимо проползали соседские фермы. За короткую жизнь Молли тут поселилось много новых семей, большинство из них не знали друг друга даже по именам. Судя по рассказам взрослых, раньше было не так, раньше интересы семьи не ограничивались пределами фермы, а взаимовыручка была в порядке вещей. Все меняется, меняются люди, меняются дома. Не менялся только старый Рольф.
Он как родился на ферме «Кукурузный рай», так по сей день и выращивал там кукурузу. Все считали старика сумасшедшим. В молодости он был милым веселым человеком, часто ходил по гостям, мастерил детишкам ветряные мельницы и кучу других игрушек из дерева. С годами старик совсем одичал, никуда больше не ходил, ни с кем не общался. Его перестало интересовать в мире все, кроме кукурузы.
Видя в поле почерневшее, вросшее в землю строение, можно было принять его за брошенный сарай. И немудрено: крыша просела, местами виднелись голые ребра стропил, стены покосились настолько, что раздавили стекла в окнах, дверь болталась на одной петле. Непонятно, как внутри может кто-то жить и как ураганы до сих пор не растаскали гнилой дом по степи.
Такое запустение при живом хозяине Молли объясняла так: у дома нет ничего общего с кукурузой, а значит, нет ничего общего с хозяином. Хозяин к нему полностью равнодушен. Старик Рольф жил среди кукурузы, ночевал среди кукурузы и питался наверняка одной кукурузой. «Помешался на кукурузе», – говорили взрослые.
Каждый фермер хотя бы раз задавался вопросом, что старик делает с собранным урожаем. Все видели, как он ходил с тачанкой среди рядов – старик не мог допустить, чтобы какой-нибудь промасленный комбайн прикоснулся к его Кукурузе, – видели, как постепенно пустело поле. Но никто никогда не видел, чтобы хоть один початок покинул пределы фермы. Оставалось подозревать, что целые горы кукурузы просто гниют в подвале.
Помешанный старик не пугал Молли, скорее даже нравился. Стоило издали увидеть широкоплечую фигуру с маленькой, как у новорожденного, головой, губы сами растягивались в улыбку. Его коричневое от солнца сморщенное лицо и лысая голова создавали ощущение, будто на костлявые плечи насадили печеное яблоко. Невозможно было сохранять серьезность, видя, как он беззубым ртом сосредоточенно жует кукурузное семечко. В такие моменты окружающий мир для старого Рольфа переставал существовать.
Нужно было обладать незаурядной силой воли, чтобы удерживаться от соблазна и не подшучивать над стариком. За годы соседства Молли не единожды убедилась, она таковой не обладает.
Вот и сейчас, едва по бокам потянулись кукурузные стебли, Молли поняла, что не сможет просто так пройти мимо. Против воли шаг ее замедлился. Возле вкопанной на обочине бочки девочка остановилась. Воровато оглядевшись, вскарабкалась на ржавый бок, окинула взором золотое поле. Не обязательно было видеть смуглую макушку, чтобы знать, старик где-то здесь.
– Дядя Рольф! – звонко крикнула девочка.
Была у старика еще одна особенность: стоило позвать его по имени, его это изумляло так, будто заговорила сама кукуруза. В тридцати шагах от дороги над колосьями внезапно выросла крошечная голова. Старик ошеломленно заозирался.
– Ктой-то там меня кличет? – спросил почти с испугом.
Молли чуть не прыснула, зажала рот обеими ладошками.
– Это я, Молли!
– А, Молли… – старик сразу потерял интерес к разговору. И неясно было, понял ли, кто такая Молли, узнал ли.
– Дядя Рольф, а кто это у вас кукурузу оборвал?
Старик отшатнулся так, будто ударился лбом о невидимое стекло, кровь моментально схлынула с лица. Молли услышала, как брякнули инструменты о железо тачанки. С неожиданной прытью голова понеслась сквозь заросли.
Звонкий детский смех огласил округу. Молли бросилась бежать. Старик выскочил на середину дороги, принялся вертеться на месте, как загнанный в угол волк.
– Дядя Рольф, я вас обманула! – сквозь смех крикнула Молли.
Старик мгновенье недоверчиво смотрел ей вслед. Потом весь затрясся, зло погрозил кулаком:
– Вот я маме твоей расскажу!
– А кукурузу, что ли, без присмотра оставите? – донеслось в ответ, и снова зазвенел удаляющийся смех.

Когда ферма Рольфа осталась далеко позади, Молли посерьезнела, глубоко задумалась. Мамину книгу «Приключения Элли и ее друзей» она перечитывала много раз. Каждое прочтение оканчивалось одним и тем же диалогом:
– Мама-а, а когда я попаду в Волшебный мир, в этом году или в следующем? Ты была младше меня, когда попала туда?
– Я тебе тысячу раз говорила, никуда я не попадала, Волшебного мира не существует.
– Как же не существует, если ты там была?
– Да нет же, – втолковывала мать, – просто я в детстве, как и ты, мечтала о чудесах, о волшебниках. Вот и решила написать такую книжку для детей.
– Неправда! Тотошка там тоже есть. Тотошка тоже мечтал о волшебниках?
– Я с Тотошкой все детство провела, куда я без него. Конечно и его вписала. Это просто сказка. Мы с папой тебе много сказок читали, ты же во все остальные не веришь!..
Молли была убеждена, что только Волшебный мир может спасти Тотошку, но мама почему-то не хотела помогать. Придется все делать самой.
Она вытащила из кармана платья свернутый клочок бумаги, аккуратно развернула. В верхней строчке неровными печатными буквами было выведено: «ПЛАН. КАК НАЙТИ ВОЛШЕБНЫЙ МИР». Следующая строчка была зачеркнута. Этот пункт себя не оправдал. Под жирной синей линией можно было прочесть:
«Пункт 1: Все люди в волшебном мире маленькие, как восьмилетние девочки».
Каково же было ее ликование, когда однажды на дороге ей встретилась крохотная, как синица, старушка. Молли увязалась за ней до самого дома, кружила вокруг нее и шептала на ухо: «Я все знаю, мне можете рассказать…» Старушка упрямо не хотела сознаваться, из мигунов она или из жевунов, как перенестись в Волшебный мир, как поживают жители Изумрудного города. В тот день не удалось добиться от нее ни слова.
Молли сдаваться не собиралась. На целую неделю она прилипла к старушке, как репей. Уже через день та боялась выйти на улицу, подолгу наблюдала из окон, прежде чем ступить на крыльцо. А завидев вдалеке худенькую, шагающую вприпрыжку фигурку, спешно семенила в дом. Однажды потеряв бдительность, старушка подпустила девчонку чересчур близко и была вынуждена сорваться на бег. К счастью для нее, сумасшедшая девчонка споткнулась, и бабушка успела захлопнуть дверь перед самым носом мучительницы.
Молли не сомневалась, что вот-вот дожмет скрытную старушку. Но в один прекрасный день в дверь ее дома постучал шериф. Молли поставили в угол на весь день. С первым пунктом пришлось распрощаться.
Второй пункт Плана гласил: «Звери и птицы в волшебном мире умеют разговаривать».
Выбор становится очевидным для того, кто хоть раз наблюдал за воронами. Постоянно сбиваются в стайки, как члены тайного общества, ходят, кивают друг другу, словно здороваясь, настороженно зыркают по сторонам. А при появлении человека срываются с места или отбегают подальше. Подозрительно? Еще как.
Молли устроила засаду. Если долго оставаться в стае незамеченной, кто-нибудь да проговорится. С раннего утра она отправилась в поле, устроилась на одном из облюбованных воронами мест, замаскировалась травой и стала ждать.
Пунктуальные вороны слетелись как по расписанию. Молли лежала неподвижно и слушала птичье копошение. Возле уха коготки царапали землю, тут и там хлопали крылья, раздавалось пронзительное гортанное карканье. Но среди будничного вороньего шума не прозвучало ни единого человеческого слова.
Долгим терпением Молли похвастать не могла. Не прошло и часа, как девочка решила пойти на хитрость. Если тихонько поздороваться, подумалось ей, птицы решат, что здоровается кто-то из своих. Вежливость не позволит промолчать в ответ.
– Здравствуйте, – негромко произнесла она.
Рядом с головой крылья захлопали с такой силой, что с лица сдуло маскировку. На этом все кончилось. Ворона перелетела на другое место и продолжила вышагивать, с подозрением косясь на странный холмик. Вторая попытка привела к аналогичному результату.
Оставалось пойти на крайние меры. Ничто не выведет ворон на чистую воду лучше внезапного испуга. Одним прыжком Молли вскочила на ноги и взревела во весь голос:
– Каррр!
Воздух вокруг взорвался, от ударов крыльев траву прибило к земле. Черные тела на миг закрыли небо, гомон поднялся такой, что Молли сама перепугалась. И все же среди пронзительного гвалта она отчетливо расслышала:
– Господи Боже!
Девочка завизжала от восторга – кто-то из птиц проговорился, – развернулась на голос и осеклась. На дороге, пригнувшись, стояли фермер с женой. Имен Молли не знала, но часто встречала эту пару. Бледные, они прикрывали головы руками, черная стая пронеслась над ними на высоте вытянутой руки.
Мигая от испуга, семья ошеломленно оглядела опустевшее поле. Взгляды их наткнулись на фигурку девочки.
– Молли? – изумленно произнесла женщина.
Напуганная не меньше пары, Молли бросилась бежать.
– Маленькая баламутка! – преследовал в спину разъяренный мужской голос. – Это тебе даром не пройдет!..
В отличие от старого Рольфа, фермер угрозу выполнил. Родители узнали, что дочь натравила на чету стаю ворон, и Молли снова наказали.
– Не дочь, а наказание, – грустно сокрушалась мама. – В кого ты у нас такая непоседа?..
– А хватит терпеть ее выходки, – веско отрезал отец, – вот пусть-ка постоит сегодня в углу без ужина!..
Этому углу даже название дали: «Угол Молли».
Но подобные неудачи в прошлом, сегодня все пройдет гладко и без последствий. Одна-единственная мышь точно никому не причинит вреда.
Полевые мыши занимали важное место в маминой книге. И они уж наверняка глупее ворон. На днях Молли украла с кухни кусочек сыра, нашла в погребе старую мышеловку, вытряхнула из нее останки и отнесла ржавый механизм в поле. Туда, где в земле виднелось множество норок. Конечно, поймать королеву она не рассчитывала, сойдет самая обычная мышь. Пришло время проверить западню.
Место было отмечено воткнутой палкой. Когда до отметки осталось несколько шагов, сердце девочки радостно заколотилось. На деревянной подставке мышеловки угадывался крошечный серый комок с черной полосой вдоль спины. С ликующим криком Молли бросилась к пленнице, схватила ее в кулак, ржавая пружина с трудом подалась, освобождая хвост.
Девочка с восторгом разглядывала торчащий в кулаке розовый подвижный носик. Чувствовалось, как в ладони трепещется напуганное сердце. На царапанье коготков она не обращала внимания.
Молли поздоровалась со зверьком. Тот молчал. Молли вежливо представилась и попросила зверька назвать свое имя. Мышь молчала. Молли пообещала тут же выпустить его, если он скажет хоть слово. Зверек, похоже, на волю не хотел. Раздосадованная, Молли уговаривала, умоляла, то поглаживала ласково кончик носа, то переходила на угрозы. Мышь в ответ пыталась поймать зубами ее палец. После долгих и бесплодных уговоров разгневанная Молли начала трясти упрямого грызуна, орала на него. Тот извивался, верещал, в конце концов сумел вывернуться, цапнул острыми, как иголки, зубами подушечку пальца. Молли вскрикнула, разжала ладонь. Серая искорка мелькнула и скрылась в траве.
От боли и обиды на глаза навернулись слезы. Девочка шмыгнула носом, посидела немного, обиженно глядя вслед исчезнувшему хвосту. Потом поднялась и поплелась к дороге. Второй пункт можно было вычеркивать. А третьего в плане еще не было.
К дому она шла угрюмая, подавленная. Мысль, что Тотошка может умереть раньше, чем она найдет Волшебный мир, приводила в отчаяние, заставляла глаза снова наполняться влагой. И виновата во всем эта мышь, одно ее слово осчастливило бы Молли и спасло Тотошку. Но она не захотела сделать и такой малости.
Девочка призывала все свое мужество, чтобы не расплакаться. Она в очередной раз утерла запястьем покрасневшие глаза, когда услышала позади жуткий рев. По дороге с грохотом приближалось огромное ржавое корыто. Молли сошла на обочину, пропуская машину. Но та не спешила обгонять, замедлилась. Молли обернулась. Оглушительно грохоча, за ней крался старый фургон с облезшей краской. Сквозь лобовое стекло девочка с удивлением узнала улыбающееся лицо отца, его пыльную серую кепку. С еще большим изумлением она скользнула взглядом по ржавым крыльям, по выпученным, как жабьи глаза, фарам. Неужели это тот самый, ее любимый, лучший на свете фургон? Как же она не замечала, какой он старый и ржавый? А этот рев… Чем ее так радовал этот звук, от него же оглохнуть можно!..
Фургон поравнялся с Молли. Пассажирская дверь раскрылась с пронзительным скрежетом. Изнутри, перекрикивая рык мотора, веселый голос отца позвал:
– Запрыгивай, доча, подброшу!
Молли отмахнулась, крикнула в ответ:
– Не хочу, сама дойду!
– Уверена? Ну смотри, к ужину не опаздывай!
Дверь захлопнулась. Мотор взревел громче, но, видимо, притормаживать было ошибкой, машина трижды пыхнула, выстрелила и затихла.
– Проклятая посудина! – донеслась приглушенная кабиной ругань.
Молли была слишком расстроена, чтобы остаться с отцом и слушать разговоры за починкой. Она потопала дальше по дороге.
Уже через пару сотен шагов рев опять начал нагонять. На сей раз дверь не открывалась, приспустилось пассажирское стекло.
– Не передумала? – Голос отца вновь звучал весело. Молли помотала головой. – Ну как знаешь.
Фургон унесся вперед, бренча неуклюжим задом, как пустыми флягами. За ним, словно гигантская змея, вдаль утягивалось облако пыли.
На кукурузном поле Молли вдруг стала как вкопанная. Ее осенило. Она треснула себя по лбу и счастливо засмеялась. Какая же глупая! Ведь в маминой книге ясно было сказано, что за пределами Волшебного мира звери теряют волшебные свойства! Как же они могли заговорить с ней здесь, в степи Канзаса? Несколько раз она прочитывала книгу, но словно не замечала этого места. Столько сил и времени потрачено впустую!
Словно камень упал с хрупких девичьих плеч. Кто на ее месте жалел бы о потраченных усилиях – ничтожная потеря, когда на другой чаше весов возродившаяся надежда! Надо взяться за ум, перечитать книгу и составить более продуманный план.
Окрыленная, девочка вприпрыжку ринулась в сторону дома. Книга будет открыта сегодня же.
Не успела она проскакать и несколько шагов, как услышала суховатый кашель. Трудно по кашлю узнать голос человека, но ей почему-то показалось, принадлежит он не старому Рольфу. Подозревая, что совершает ошибку, Молли замедлилась, а потом остановилась, неуверенно огляделась. Если все же рядом притаился Рольф, уши надерет обязательно.
Однако голос больше себя не обнаруживал, колосья кукурузы по обочинам не шевелились. Чуть подождав, Молли решила, что послышалось, и только собралась продолжить путь, как вдруг в трех шагах от нее кто-то произнес отчетливо:
– Привет.
Молли обернулась на звук, но никого не разглядела сквозь частокол колосьев.
– Это вы мне? – уточнила она неуверенно.
– Тебе.
Голос показался смутно знакомым, но принадлежал точно не старику Рольфу.
– Здравствуйте, – вежливо отозвалась Молли.
– Привет, – повторил голос.
Повисла пауза. Молли переступила с ноги на ногу, выжидая. Зачем взрослому заговаривать с ней, да еще прятаться? Невозможность увидеть собеседника начинала жечь, как уголек в ладони. Любая тайна действовала на Молли как приоткрытая дверца шифоньера на кошку. Любая тайна должна быть раскрыта здесь и сейчас, иначе не видать ей покоя.
– Вам, наверное, нужна помощь? – наконец догадалась она.
Незримый собеседник снова кашлянул, словно собираясь с духом, спросил вместо ответа:
– Скажи, девочка, ты не очень торопишься?
– Ну… у меня было кое-какое дело. Но если вам нужна помощь…
– А хочешь, поболтаем?
Молли помолчала, чувствуя, что уголек любопытства разжигается, потом глянула в оба конца дороги.
– Хочу.
Мама схватилась бы за сердце, узнай она о подобном диалоге. Но это только потому, что она не слышала его голоса. А Голос этот разоружал любые подозрения, он лучился круглым благодушием и кроме улыбки других эмоций не вызывал.
– Я подумываю прикупить неподалеку ферму, – сообщил незнакомец небрежно, – хожу вот, присматриваюсь, знакомлюсь с будущими соседями. Ты где-то рядом живешь?
– Да вон там, – Молли махнула в сторону дома, гадая, видел ли жест собеседник.
– Наверное, всех в округе знаешь?
– Нет, только старого Рольфа.
– И больше никого? А с другими детьми не играешь?
– Другие далеко. У нас школа за две мили отсюда. Но мама иногда разрешает мне съездить к кому-нибудь из одноклассников.
– А! Значит, у тебя есть мама?
Вопрос насмешил Молли.
– Конечно, у всех есть мама!
– А как ее зовут?
– Элли.
В кустах раздался радостный вскрик, который тут же пресекся. После короткой паузы собеседник переспросил нарочито равнодушным тоном:
– Как ты говоришь, Вилли?
– Вилли – мужское имя, – со смехом поправила Молли. – Мою маму зовут Элли! Она учительница.
– Так-так-так-так… Стало быть, учительница… Наверное, хорошая?
– Очень, только двойки мне часто ставит.
– Ничего не поделаешь, – мудро изрек невидимка, – таков гранит науки. А чем еще занимается твоя мама?
– Всем! – отрезала Молли. – Готовит, стирает, убирает, ухаживает за Тотошкой…
Кукуруза вновь огласилась радостным возгласом. Возглас мгновенно сменился сухим покашливанием. Молли тщетно силилась вспомнить, где же слышала этот голос. Его и голосом-то назвать было трудно, звук больше напоминал не то скрип веток по стене дома, не то шелест сухого сена. Шелест, который дышал теплом, как нагретое солнцем пшеничное поле.
– Кто такой этот Тотошка, твой брат? – предположил собеседник.
Молли хихикнула над наивностью взрослого человека.
– Разве могут человека звать Тотошкой? Это наш пес. Он уже старенький, мама говорит, он скоро умрет.
– Как умрет?! – вскричали в зарослях.
Молли помедлила, удивляясь такой реакции.
– Все собаки умирают, – медленно повторила она слова мамы. – Наш Тотошка не исключение.
– Ай-яй-яй, – взвыл незнакомец, наверняка схватившись за голову. – Бедный Тотошка, что же теперь делать?
Молли молчала в замешательстве, не часто встретишь взрослого, который так переживает о чужих собаках.
– Я тоже очень расстроилась, – призналась она. – И мама. Только она не подает виду. А я уж подумала, вы знаете Тотошку.
-Я… Что? Нет-нет, конечно нет, просто… – И закончил с неподдельной горечью: – Это всегда так грустно, когда твой любимец уходит из жизни.
Молли понимающе кивнула.
– А почему вы прячетесь?
– Прячусь? – вздрогнул незнакомец. – Почему прячусь? Я не прячусь. Я просто… Я спал! Полежу немного и пойду дальше по своим делам.
– Спали в кукурузе? Если дядя Рольф увидит, он может бросить в вас что-нибудь тяжелое.
– Неужели бросит? – заволновался собеседник.
– Дядя Джон, говорят, больше не ходит этой дорогой.
Кусты зашевелились. Молли вглядывалась в мимолетные просветы, таинственный незнакомец оставался незримым. Когда возня прекратилась, взволнованный голос продолжил:
– Если увидишь его, предупредишь меня?
Молли кивнула, тут ее не нужно было уговаривать.
– Если подойдет, мне тоже достанется. Он меня не любит.
– А расскажи немного о себе, как твои дела, чем сейчас занимаешься?
– Пытаюсь спасти Тотошку, – раскрыла карты Молли.
Неизвестный заметно оживился:
– Вот как? И что же, ты знаешь как?
Произнесено это было с таким искренним участием, что девочка сразу ощутила в нем сообщника. Недолго она размышляла, говорить ли все начистоту, что-то подсказывало, ей встретился наверное единственный взрослый, который не станет смеяться и называть ее маленькой фантазеркой.
Молли чуть приблизилась и сказала шепотом:
– Надо вернуть его в Волшебный мир.
– И только-то? – обрадовался незнакомец.
Девочка ожидала какой угодно реакции, но не такого явного облегчения. Она облизнула вмиг пересохшие губы.
– Значит… Вы тоже верите в Волшебный мир?
– Я-то? – весело воскликнул тот. – Да я верю вообще во все волшебное!
– Во все – во все?
– Абсолютно!
– Везет! А в то, что птицы умеют говорить, верите?
– Иные болтают так, что уши хочется заткнуть!
– И мыши?
– Без умолку!
– А собака может полететь?
– Не хуже любого а-э-ро-пла-на!
– И вон та ржавая бочка может пуститься в пляс?
– Только скрип будет стоять!
Молли звонко рассмеялась. Незнакомец издал хрипловатый смешок.
– Значит, вы мне поможете? – спросила она в радостном предвкушении.
– Ну конечно! Вот только…
– Что?
Незнакомец замялся. Потом стебли зашевелились, его голос приблизился, перешел в доверительный шепот:
– Должен признаться, я раньше виделся с твоей мамой.
– Правда? Когда? А как вас зовут, может я слышала?
– Видишь ли, это было так давно, она уж, наверное, меня и не помнит. – Он вздохнул. – Но если совсем откровенно, я бы не прочь снова встретиться. Ну, знаешь, вспомнить старое, обсудить новое…
– Так идемте! Я покажу дорогу.
– Сейчас? – испугался незнакомец. – Нет, сейчас я не готов. А мои дела?.. Нет, это слишком быстро. Вот дней через десять было бы в самый раз.
– Через три! – предложила Молли.
– Через восемь!
– Три!
– Пять!
– Три!
– Решено! Через три дня я приду, и тогда мы представимся друг другу уже о-фи-ци-аль-но, идет?
– Идет!
– Какой это получается день, суббота? Тогда передай маме, что в субботу вечером…
– Утром! – отрезала Молли.
– …в субботу утром придет ее самый остроумный друг!
– Передам!
Повеселевшая, Молли попрощалась и вприпрыжку умчалась по дороге. Весь путь до дома она не оставляла попыток вспомнить, откуда знает голос таинственного незнакомца.
Прозрение наступило, когда вдали показался родной дом. Прозрение внезапное и ослепляющее, как вспышка. Молли даже остановилась.
Случай произошел несколько лет назад. Родители тем вечером уже уснули, Тотошка тихо посапывал в углу, а у Молли сквозь одеяло просвечивал луч фонарика. Ей подарили новую красочную азбуку, и теперь в тишине комнат шелестел ее шепот: «О», «Пэ», «Эр».
На букве «Т» она притихла, вслушиваясь, быстро потушила фонарик. Шорох, который ей послышался, повторился. Ладно, если Тотошка во сне ворочается, а вдруг встал кто-то из родителей? Тогда ей точно несдобровать. Молли закрыла глаза и застыла в позе мумии. Из спальни родителей не доносилось ни звука, тишину нарушало лишь ровное дыхание Тотошки.
Немного повременив для надежности, Молли нащупала выключатель на фонарике. И в этот момент до нее отчетливо донесся шелест травы. В ночной тиши звук шагов в высокой траве невозможно спутать ни с чем. К шелесту добавилось странное поскрипывание, как будто кто-то за окном монотонно покачивал ручку оцинкованного ведра.
Одеяло медленно поползло с головы. Молли прислушалась. Звуки точно доносились не из дома, а снаружи. И судя по всему, приближались. Скоро сквозь шелест и скрип можно было различить шепот голосов. Кто-то явно шел к дому, и шел не один. Если это не какой-нибудь сумасшедший, беседующий сам с собой.
Молли подняла глаза и похолодела. В лунном свете видна была темная щель в оконной раме. Мама с вечера наказывала закрыть, а она забыла! Стараясь не дышать, Молли потянулась к окну и так и замерла с вытянутой рукой. В пугающей близости она услышала чьи-то слова:
– Ну вот, мы и на месте… Все это так волнительно, не знаю, выдержу ли я…
Дрожа от страха, Молли медленно убрала руку, натянула одеяло по самые глаза.
– Надо держаться, ты же знаешь, тебе нельзя…
– Знаю, знаю, прости, я буду стараться.
Голос говорившего напоминал гул, отдающийся эхом в трубе. Гул глубокий, чувственный, словно человек с мягким бархатным баритоном разговаривал на дне железного бака. Голос второго очень походил на голос незнакомца в кукурузе.
– Давай посмотрим сперва здесь, – предложил добродушный голос. – Подсади-ка. Ум долог, да ноги коротки.
– Да-да, конечно, сейчас.
Молли подскочила испуганно. Стена у ее локтя неожиданно вздрогнула от сильного удара.
– Тише, весь дом перебудим. Ты в порядке?
– О, не переживай, что мне будет, – успокоил гулкоголосый и зачем-то постучал по железу. – Но знаешь, если откровенно, может оно было бы и к лучшему, если бы перебудили… Это просто невыносимо… после стольких лет… не иметь возможности даже…
Молли с изумлением поняла, что вот этот вот басовитый, в котором росту, наверное, под самый потолок, начал гулко шмыгать носом. Таких странных воров свет еще не видывал.
– Нет-нет, что ты делаешь, – встревожился второй, – перестань. Вот, возьми платок.
– Как предусмотрительно, благодарю.
– Давай попробуем еще разок.
Снаружи едва слышно заскрипело, что-то прошуршало по стене. За стеклом выросла огромная тень, заслонившая свет луны. Молли со страху вжалась в кровать, в голове пронеслась мысль, что если вор сейчас полезет в окно, он свалится прямо на нее.
– Не заперто, – с удивлением заметил воришка. Голос прозвучал так близко, будто его обладатель уже был в комнате.
– Очень легкомысленно, – осуждающе сказал второй, – а вдруг воры? Ну что, что-нибудь видишь?
– Только стену, – раздалось над головой Молли. От звуков чужого голоса заворочался, тявкнул во сне Тотошка. Как ни странно, собака не напугала воров. Тот, что заслонял окно, как будто даже обрадовался: – Слышал?
– Думаешь, он? – взволнованно спросил гулкоголосый и сам же ответил: – Он, наверняка он! Дай-ка и мне взглянуть.
– Осторожней, осторожней!
Тень исчезла, будто ее сдуло, лунный свет вновь ворвался в комнату. Молли ожидала услышать звук падающего тела, но услышала всего лишь легкое тряпичное шуршание.
– Ох, прости, дружище, я не успел подумать. Ты же знаешь, мне иногда трудно сдерживать сердечные порывы. Ты не сильно пострадал?
После недолгой паузы первый заговорил сосредоточенно:
– Понять не могу, я на голове стою или на ногах? Ты не посмотришь? Что-то я совсем запутался.
В тишине снова зашелестела трава. Гулкоголосый грабитель будто нарочно постоянно поскрипывал чем-то железным.
– О нет, это все моя вина…
– Что, что такое?
– Да у тебя затылок к груди прижат.
– А! Что ж, это многое объясняет. Не поможешь?
– Конечно, конечно, – виновато засуетился товарищ.
– Ага! Вот так гораздо лучше. Левую руку плохо чувствую, что там с ней?
– Подмышка опять порвалась, – вздохнул тот.
– Эк меня угораздило… Не беда, дома заштопаю.
У Молли голова пошла кругом. Сколько там, должно быть, кровищи натекло!
– Прости меня, дружище, я как всегда ужасно неловок.
– Да брось ты, было бы о чем переживать.
– Не понимаю, почему мы должны прятаться, – уныло гнул собеседник. – Все были бы только рады.
– У нее теперь своя жизнь, свои дети, мы больше не имеем права взваливать на нее еще и наши проблемы.
– Своя жизнь, свои дети, – уныло повторил гулкоголосый, – а ты еще удивляешься, что я не могу держать себя в руках. – Он снова шмыгнул, закончил с грустью: – Хоть одним глазком взгляну.
Скрип приблизился к окну, длинная узкая тень перерезала комнату. В ту же секунду ночную тишину огласил звон бьющегося стекла, осколки посыпались на кровать Молли. Она с визгами отшвырнула одеяло и бросилась в спальню родителей. Тотошка зашелся яростным лаем.
Когда разбуженный отец выбежал на улицу, под окном никого не было. В тот день родители решили, что окно случайно разбила Молли, а про воров придумала, чтобы не наказали.
Со временем она все реже вспоминала тот случай, он стал казаться далеким смутным сном. Но теперь вновь ожил и заиграл всеми красками. Хоть грабители и общались почти шепотом, сомнений не осталось, голос был один и тот же. В голове девочки шевельнулась беспокойная мысль, уж не обманули ли ее, пытаясь вызнать, когда в доме не будет хозяев. С другой стороны, разве бывают воры такими добродушными? И какой вор станет предупреждать о своем приходе? Что-то здесь нечисто, а что именно, станет ясно лишь через три дня.
Дома Молли направилась прямиком в свою комнату, где на полке стояла мамина книга. На ходу бросила, не оборачиваясь:
– Мама, в субботу утром придет твой друг. Он очень остроумный и скорее всего вор!
Мать проводила дочь изумленным взглядом, пока за той не закрылась дверь.

Субботним утром в доме царил кавардак, семья собиралась в гости к Уилсонам. С улицы доносились проклятия отца в адрес машины. Проделать предстояло двадцать миль в одну сторону, старенькому фургону, похоже, эта затея не нравилась. Отец носился с инструментами по дому, вокруг дома. То врывался в комнаты, как порыв душного промасленного ветра, то, прихватив с кухни горячий пирожок, исчезал, оставив после себя запах выхлопных газов.
– Кто на кухонном столе оставляет грязные инструменты? – кричала мама вслед.
Сама Элли тоже без дела не сидела. Одновременно вертелась у плиты, готовя гостинцы, красилась перед зеркалом, перебирала платья в шкафу. За последние полчаса она переоделась трижды. При этом успевала прибираться в доме, возвращать на место вещи, которые со скуки Молли бросала где попало. Да и саму Молли надо было готовить.
– Молли, ты надела новое платье?
– Почти!
– Что значит почти?
– Ладно, сейчас надену.
– И выходи сразу сюда, я тебя заплету.
– Иду.
Молли вышла из комнаты с насупленным видом, неохотно оправляя складки серебряного кружевного платья.
– Дурацкое платье, мне в нем как будто десять.
– Не говори ерунды, очень красивое платье. Нет, ну посмотри, ты уже юбку измяла! Иди сюда, горе луковое.
Мать притянула Молли к зеркалу, расправила скомканную юбку. Деревянный гребешок вгрызся в спутанные волосы. Открыв рот, девочка прижала подбородок к груди, пытаясь удерживать голову на месте. У них с мамой сразу бросалось в глаза сильное сходство: обе худенькие, стройные, с пшеничного цвета волосами, у обеих в глазах прятались кусочки ясного неба. Под детской округлостью лица формировались мамины черты.
– Я, когда вырасту, буду такой же красивой, как и ты? – Молли пальцами пощупала пухлые щеки, потом подняла руку и схватила мамины.
– Ты уже красивая, – ответила Элли голосом, искаженным зажатыми щеками.
– У меня щеки больше, – разочарованно констатировала Молли.
– А ты ешь поменьше сладкого – будут как у меня.
– А я люблю сладкое.
– Много сладкого вредно.
– Ну и пусть.
– Ну и не жалуйся потом.
– Ну и не буду.
После минуты тишины, в которую слышалась возня отца под капотом, Молли позвала так, будто мать находилась в соседней комнате:
– Мама-а…
– Перестань, сколько раз говорить.
Последнее «а» Молли могла смаковать бесконечно, особенно когда ее не слушали.
– Если мы уедем, – продолжила та, будто не слыша, – как же тогда твой друг?
– Какой еще друг?
– Остроумный! Он, наверное, вот-вот придет.
– Ой, хватит, – поморщилась мать, – как вобьет в голову какую-нибудь ерунду.
С улицы раздался рык отца, похожий на рев раненого зверя, зазвенели брошенные ключи. Через мгновенье Боб ворвался в прихожую.
– Все, накатались! Никуда мы не едем! Ни сегодня, ни завтра, ни через неделю!
– Что случилось, машина не заводится? – спросила Элли огорченно.
– Не напоминай мне про это корыто! – взревел муж и снова исчез за дверью. Еще немного погремев инструментами, он крикнул в открытое окно:
– Набери Билли, скажи, что нужен буксир до сервиса.
– Хорошо, сейчас наберу, – вздохнула Элли. Бросив взгляд в зеркало, она отложила гребень, пригладила ладонями расчесанные волосы дочери: – Вот и съездили в гости. Иди, можешь снять платье, я уберу его в шкаф.
– Ура! – просияла Молли и умчалась к себе в комнату. Поездки к Уилсонам она ненавидела. Мало что у них нет детей, не с кем играть, так еще собственные родители в том доме менялись, как по волшебству, становились какими-то чопорными, особенно строго принуждали дочь соблюдать приличия. За любую провинность зыркали так, что Молли делалось неловко. Уилсоны как будто были уверены, что хороший ребенок должен сидеть, молчать и по возможности не шевелиться, не напоминать о своем присутствии. Наверное, эту заразу источали стены их дома, раз ее сразу подхватывали родители.
Через час громадных размеров пикап уволок папину машину. В доме осталась только женская часть семьи. Элли переоделась в домашний халат, высыпала в большую миску последнюю партию пирожков.
– Пойдем хоть чай пить, что ли, – позвала она дочь.
На кухне царила духота. Молли распахнула окно, вскарабкалась на подоконник.
– Куда ты залезла, – осадила мать, – а табурет на что? Спускайся. Двенадцать лет, а все как маленькая себя ведешь.
Элли подошла к окну, протянула руки, чтобы помочь дочери спуститься и вдруг замерла. Молли проследила за ее взглядом, обернулась.
К дому через поле неуклюже шагал смешной пухлый человечек. Лицо его скрывала зеленая широкополая шляпа, ноги были так коротки, что из пшеницы выглядывал только круглый живот, рука сжимала элегантную трость. Одежда на нем тоже была зеленой, в цвет шляпы.
Чем ближе путник подходил к дому, тем заметней нервничал. Свободная рука то и дело хваталась за шляпу, тут же отдергивалась, часто он замедлялся, оглядывался, словно раздумывал, не повернуть ли. Вскоре стало ясно, что на нем не зеленая рубаха, а какой-то старомодный кафтан. Пуговицы стягивали туловище так туго, что поперек груди и живота образовались ямки, как если бы мешок, набитый ватой, стянули веревками.
У края поля низенький человек совсем разнервничался, остановился, перебирая трость обеими руками. Потом сунул трость под мышку, стянул с головы шляпу, начал с волнением заламывать поля. Желтые, до плеч, волосы издали напоминали соломенную крышу избушки.
Наконец взяв себя в руки, путник нахлобучил шляпу, решительно ринулся в сторону крыльца. Когда до дома ему осталось шагов тридцать, Молли молча отодвинула локтем послушную, как кукла, мать, сползла с подоконника. В прихожей бесшумно открылась дверь и так же бесшумно закрылась.
Сойдя с крыльца, Молли отыскала взглядом гостя, тронулась навстречу. Тот заметил ее, робко улыбнулся, потом на ходу приветливо помахал шляпой. Они остановились друг напротив друга, улыбка на рисованной физиономии теперь сияла, как начищенная монета на солнце. Сняв шляпу, гость отвесил церемонный поклон.
– Явился как и обещал, – услышала Молли знакомый голос с хрипотцой, – надеюсь, я не опоздал?
Глаза у Молли полыхали так, что могли бы подпалить легко воспламеняющегося гостя. Он смотрел в ответ с дружелюбным любопытством, огромные, как блюдца, глаза хлопали длинными ресницами.
Ни слова не говоря, Молли медленно пошла вокруг него, пощупала грязно-желтые волосы, ткнула пальцем в мягкую спину. Тот хихикнул, хрюкнул, принялся вертеть вертел головой, пытаясь не упустить из виду лица девочки. Ростом гость был не выше ее.
– Как живой, – прошептала Молли восхищенно.
Вблизи выяснилась причина странной походки, вместо зеленых ботфорт пухлые ноги были втиснуты в серебряные башмачки, о которых говорилось в маминой книге. Выглядело это так, будто угол подушки утрамбовали в маленькую чашку.
– Позвольте представиться о-фи-ци-аль-но, – снова заговорил гость. – Страшила, в прошлом Трижды Премудрый, в прошлом правитель Изумрудного города.
– Я знала!!! – Вопль прозвучал так внезапно, что соломенный гость подскочил, икнул.
Девочка замерла перед ним с горящим взором, вложила руку в протянутую желтую перчатку.
– Молли, – выдохнула в ответ. И вдруг с силой сжала невесомую ладонь, а потом с восторгом смотрела, как та расправляется, принимая исходную форму.
Страшила с той же дружелюбной улыбкой наблюдал за ее реакцией.
– А что твоя мама, дома сего… – Он прервался на полуслове, пальцы девочки вцепились в тряпичную щеку и тихонько потянули. Гость издал короткий смешок.
Вместо кожи Молли нащупала грубую мешковину, причем изрядно запыленную. Видно было, что за бывшим правителем давно никто не ухаживал.
– Из Волшебного мира? – без обиняков спросила Молли, захлебываясь от бушующей внутри бури.
– Прибыл четыре дня назад.
Сзади скрипнула дверь. На крыльце показалась высокая стройная фигура Элли. Пошатываясь, как опьяневшая, она спустилась поступенькам крыльца. С робкой улыбкой Страшила шагнул навстречу. Когда Элли подошла ближе, на лице его мелькнула растерянность. Хоть у мамы Молли и угадывались знакомые с давних лет черты, он, видимо, не до конца осознавал, что увидит взрослую женщину вместо девочки Элли.
– А вот и наша… миссис… – пробормотал он.
Элли упала в его объятия словно споткнулась.
– Какая же я тебе миссис, миленький, – шепнула она в соломенное ухо.
Казалось, на целую вечность они застыли в такой позе, не произнося ни слова. Страшила безмятежно улыбался, а Молли мельтешила сзади, пытаясь выдернуть из головы соломенный волосок. В доказательство на будущее, что это было наяву. Мама словно подслушала ее мысли.
– С годами я сама начала верить, что это было лишь сном, – покаялась она.
– Да притупятся мои мозги, если это был не лучший сон в моей жизни.
– Ты никогда не спишь, – ласково разоблачила Элли, поглаживая соломенную голову.
Когда они наконец отстранились, Страшила вдруг швырнул шляпу в воздух, подпрыгнул, насколько позволяли короткие ноги:
– Ура!
– Ура! – тут же подхватила Молли.
– Я снова, снова, снова с Элли! – закончил счастливо.
Услышав знакомую с детства кричалку, Элли не сдержалась, расплакалась. В этот момент из дома донесся отчаянный лай. Элли с дочерью давно отвыкли от этого звука, обе удивленно посмотрели на раскрытые окна. Лай звучал так громко и пронзительно, что дребезжали стекла в рамах. Пес как будто все силы собрал для последнего, самого важного в своей жизни крика.
– А вот и наш старый добрый Тотошка, – радостно воскликнул Страшила.
Все трое поспешно отправились в дом, жалея силы бедного старого питомца. Пес стоял посреди комнаты на дрожащих лапах и неотрывно смотрел на дверь. Даже когда в проеме показался Страшила, пес не умолк, смотрел на гостя и продолжал заливаться, оглушая всех присутствующих. Ослабевшие лапы, похоже, не позволяли ему приблизиться еще хоть на шаг.
Страшила кинулся в комнату, подхватил на руки черный комок и пустился с ним в какой-то диковато-ритуальный пляс. Песик сухим языком принялся лизать гостю лицо. Зная, чем это кончится, Элли убежала за акварельными красками. Молли видела, как трясется от слабости и волнения голова Тотошки, силы на глазах покидали его. Пес обессилел и затих на груди старого друга еще раньше, чем Элли вернулась с красками.
Чуть позже, когда все собрались в кухне, Молли хохотала как оглашенная, глядя на размазанную половину лица Страшилы. Он улыбался ей уцелевшим уголком рта. Элли водила кисточкой с любовью, с особым тщанием, как человек, принимающий каждую черточку близко к сердцу. Едва глаз был закончен, Страшила подмигнул смеющейся Молли.
– Прекрати! – строго велела Элли. – Дай краске высохнуть. – Она еще раз промокнула глаз кисточкой и заметила: – Да у тебя вся шея мокрая. И грудь тоже! Где ты умудрился вымокнуть? Давай мы тебя просушим. – И взялась за верхнюю пуговицу кафтана.
– Нет-нет, что ты, – встревожился Страшила, – мне теперь нельзя сушиться!
Элли пробормотала в замешательстве:
– Ну хорошо, как скажешь… Однако, я не понимаю, как? Как ты здесь оказался?
– Очень просто.
Стараясь не потревожить уснувшего на коленях Тотошку, Страшила вытянул ноги, с торжествующим видом продемонстрировал серебряные башмачки. На мгновенье забывшись, Элли радостно захлопала в ладоши:
– Ты нашел их! Я думала, они бесследно исчезли.
– По правде говоря, я их всего лишь выкупил. А нашел один из искателей.
– Искателей?
– Долгая история. Все началось с того…
Элли закрыла нарисованный рот ладонью, скосила взгляд на сгусток любопытства у края стола.
– Ну… позже, позже расскажешь. Давайте пить чай.
Она расставила на столе три чашки. Гость посмотрел на свою с таким смущением, что хозяйка покраснела, спохватившись. Одна чашка исчезла.
За чаем они предавались долгим воспоминаниям о своих похождениях в Волшебном мире. Молли слушала разинув рот, завороженный взор ее перебегал с одного рассказчика на другого. Оказывается, мамина книга не вместила и пятой части пережитого. Они перебирали случай за случаем, Молли сбилась со счета, сколько раз с обеих сторон прозвучало заклинание «А помнишь?». Тотошка вяло двигал ушами, часто слыша свое имя.
Такой маму Молли еще не видела, в ней словно воскресла девочка Элли. Она ожила, раскраснелась, заливисто и много смеялась, глаза подернулись дымкой воспоминаний. Два часа пролетели как миг не только для старых друзей, но и для самой девочки.
А когда окно громко хлопнуло на ветру, возвращая путешественников в этот мир, повисла пауза. Элли посмотрела на окно почти с обидой и грустью.
– Чай давно остыл, – наконец заметила она рассеянно.
Чашки с холодным чаем отправились в раковину.
– Были времена, – вздохнул Страшила мечтательно.
Пока мама гремела посудой, дочь приблизилась к гостю, шепнула на ухо:
– Возьмешь меня в Волшебный мир?
Страшила виновато развел руками:
– Боюсь, там сейчас опасно даже для взрослых. Волшебный мир уже не тот, что раньше.
– Кто там куда собрался? – строго одернула мать.
Молли ретировалась по своим следам обратно на табурет.

А еще через несколько часов Тотошка перестал дышать. Старый пес словно специально все эти годы держался из последних сил, чтобы успеть встретиться, в последний раз пережить приключения молодости в кругу друзей. Элли весь вечер проплакала, Страшила сокрушался, хватаясь за голову, ходил по комнате кругами, подвывая и раскачиваясь, как душевнобольной. Молли до вечера молча сидела в углу с красными глазами. Самое обидное, что до Волшебного мира оставалось рукой подать, хватило бы суток, и бедный пес был бы спасен. Она по-прежнему не представляла, как бы выглядело спасение, но уж в Волшебном мире наверняка бы подсказали. Теперь поздно.
Когда за окном начало темнеть, в прихожей затрезвонил телефон. Даже из соседней комнаты было слышно, как голос отца в трубке перекрикивал визг шлифовальных станков. Он сообщил, что переночует у Билли и завтра весь день вновь проведет в сервисе.
– Тотошка умер, – тихо сообщила Элли.
В трубке смолкло.
– Хочешь, я приеду?
– Нет, оставайся, если надо. Мы его похороним. За домом.
– Уверена?
– Да, не волнуйся…
В этот момент Молли впервые ощутила отчужденность к отцу. Он никогда особо не обращал внимания на Тотошку, не сообщи Элли, он бы и через месяц не обнаружил пропажи. Короткий разговор яркое тому доказательство. Судя по голосу, известие его не тронуло, и нужды попрощаться с питомцем он не испытывал.
Бездыханное тело отнесли за дом уже в темноте и в траурном молчании. Страшила отказался с кем-либо делить лопату, копал как одержимый. Для маленького пса не требовалась глубокая яма, но сколько Элли ни увещевала его остановиться, лопата мелькала в воздухе, пока соломенный гость не ушел в землю по грудь.
Завернутое в одеяло, тельце с почестями опустили на дно. Страшила нарочно расположил его так, чтобы вышитая надпись «Тотошка» смотрела вверх.
– Добрый, добрый, добрый Тотошка, – горестно произнес Страшила. – Наш, старый, старый, добрый друг. Мы будем помнить тебя вечно, весь Волшебный мир будет помнить тебя вечно. Обещаю, если я когда-нибудь вернусь в Изумрудный дворец, я велю воздвигнуть в твою честь памятник, чтобы о твоих подвигах узнало как можно больше людей!
Он бросил в яму ком земли, отступил на шаг, не переставая мять поля шляпы. Элли с тоской устремила взгляд на узкую полоску заката.
– Вот и закончилось мое путешествие, – обронила она. – Ты знаешь, Страшила, а ведь я, когда он слег, часто по ночам прокрадывалась в угол, ложилась рядом, гладила и шептала на ухо, чтобы держался, чтобы потерпел еще немного. Как чувствовала… Тотошенька, милый, надеюсь, там ты снова станешь молод и весел, и тебе больше не придется скучать.
Она тоже бросила щепотку земли и расплакалась на плече у Страшилы. Молли с хмурым видом подошла к краю ямы и, не говоря ни слова, полезла вниз. На дне уселась рядом со свертком, сложила руки на груди с таким видом, мол, закапывайте тогда и меня тоже. Насилу ее вытянули оттуда в четыре руки. Элли обняла дочь, макушка у той быстро промокла от маминых слез. Сама Молли упрямо не давала слезам выход, ее переполняли злость и обида. Так нельзя, так не должно быть, это несправедливо, когда до цели оставалось рукой подать. Ее вина, она не успела. Надо было не слушать никого и сразу действовать.
Когда на месте ямы вырос холмик, они втроем установили самодельный крест из двух палок. Элли пообещала дочери, что закажет потом полноценную мраморную плиту с фотографией.
– Хорошо, что Железный Дровосек этого не видел, – сказал Страшила на обратном пути, – его бедное сердце точно бы не выдержало.
– Как он живет, за ним ухаживают? – вздохнула Элли.
Страшила, казалось, поник еще больше, даже поля шляпы словно отяжелели.
– Я не видел его уже очень давно и понятия не имею, где он, жив ли.
Элли с тревогой посмотрела на понуро плетущегося друга, но смолчала.
В прихожей все трое сняли грязную обувь, Молли искоса проследила, куда встали серебряные башмачки. Неожиданно для всех Страшила выудил из кармана штанов фляжку, отвинтил крышку и сделал маленький глоток.
– Ты что? – поразилась Элли. – Зачем?
– Что? – потерянно переспросил Страшила. – Ах это. Это волшебная вода.
Все, к чему прибавлялось слово «волшебный», действовало на Молли как магнитное поле на стрелку. Даже сейчас, несмотря на горе, глаза ее чуть задержались на обычной с виду фляге.
– Так это она позволяет тебе… ходить здесь? – догадалась Элли.
Страшила также потерянно кивнул, добавил загадочно:
– Теперь и не только здесь.
– Но как? Почему она сама тут действует?
Гость пожал плечами:
– Несколько лет назад мне сказали, что она поможет. Мы с Дровосеком однажды уже проверили, так что я знал, получится и в этот раз.
Они прошли в кухню. Не успела Молли безмолвно, как тень, вскарабкаться на табурет, мама сообщила, что время позднее, после стольких тревог дочке лучше отправиться в кровать.
Впервые на памяти Элли дочь не возразила ни слова, с равнодушным видом сползла на пол, юбка ее повседневного платья напоследок прошуршала по приоткрытой двери. Все понятно, сейчас будут шушукаться про новости из Волшебного мира.
У себя в комнате Молли, не раздеваясь, забралась под одеяло, укрылась по шею и стала ждать. Мама всегда ошибочно верила, что десять минут дочери более чем достаточно, чтобы крепко уснуть. Через десять минут тихо и протяжно скрипнула дверь. Молли закрыла глаза. В мягких домашних тапочках шагов мамы было не расслышать. Сухие теплые губы едва коснулись лба, чужие руки подоткнули одеяло.
Когда язычок замка со щелчком встал на место, Молли приподняла голову, потянула с себя одеяло. Самое трудное в таких случаях – открыть дверь бесшумно, у мамы слух как у летучей мыши, пока не уснет, любой шорох из комнаты Молли не остается незамеченным.
Она подкралась к замочной скважине. Из-под закрытой двери кухни лилась тусклая полоска света. Приложившись к замочной скважине ухом, девочка различила приглушенное мычание голосов. Надо действовать, пока в разговоре не возникла случайная пауза.
Закусив от напряжения губу, миллиметр за миллиметром Молли потянула дверь на себя. Едва в проем смогла поместиться голова, она отпустила ручку и осторожно протиснулась. К счастью, у мамы вчера не дошли руки снять ковер в гостиной, босые ступни прокрались по мягкому настилу без единого звука. Перед кухонной дверью она опустилась на колени, прильнула ухом к щели между дверью и полом, чувствуя, как оттуда потянуло сквозняком.
– … уже давно нет возможности передавать сообщения с птицами, – негромко рассказывал Страшила. – Они перестали нас понимать, забыли человеческую речь. Забыли даже, что совсем недавно жили с нами бок о бок. Теперь это самые обыкновенные птицы, которые пугаются приближения человека.
– Неужели все птицы?
– Не только птицы, все звери одичали. С недавних пор хищники в нашем лесу не менее опасны, чем в вашем.
– И наш Лев? – с неподдельной тревогой спросила Элли.
– Будь я набит не сеном, а мясом и костями, я бы не решился приблизиться к нему и на полмили. Мне горько это говорить, но вряд ли он помнит нас с тобой. Не лучше дело обстоит и с волшебными растениями. Сегодня мы вспоминали маковое поле, которое усыпляет любое живое существо. Не так давно один мой хороший знакомый рассказывал, что благополучно пересек поле. Всю дорогу зевал, пошатывался, но не уснул. А как только поле осталось позади, сразу взбодрился, пошел веселей, будто ничего и не было.
– Ничего не понимаю. Как такое возможно, ты узнал, что происходит?
– Я думаю… – Страшил вздохнул с хрипловатым свистом. – Я думаю, волшебство покидает Волшебный мир.
– Покидает Волшебный мир? – тупо переспросила Элли.
– Думаю, да. В Голубой стране дела обстоят пока лучше, уж не знаю почему. Но уверен, это ненадолго. Последний раз около полугода назад со мной пыталась заговорить полевая мышь. Кажется, она не понимала, что вместо слов я слышу мышиный писк. А когда умолкла, то встала на задние лапы и смотрела на меня. Ждала ответа, наверное. Но стоило мне заговорить, она вдруг вздрогнула, как будто впервые услышала человеческий голос, и убежала.
По мере рассказа Элли все больше погружалась в задумчивость. Как только он договорил, она произнесла медленно:
– Но подожди… Птицы, звери, растения… А как же… волшебные существа? Как же ты, Дровосек?..
Страшила помолчал, поерзал на табурете, то ли боясь произнести вслух, то ли не желая пугать подругу.
– Я давно потерял связь с Дровосеком. Я не знаю, где он и что с ним.
– А ты? – не отступала Элли.
– А мне что, – мужественно ответил гость, – у меня есть вода.
– Одна фляжка? – бросила Элли чуть не со злостью. – А когда она закончится?
С видом провинившегося Страшила пожал плечами:
– Вернусь в Голубую страну, пока там дела не так плохи. А дальше… А дальше видно будет.
На сей раз кухня надолго погрузилась в молчание.
– Рассказывай все с самого начала, – наконец потребовала Элли.
А Молли услышала уже больше, чем нужно. Единственный на всем белом свете островок, окруженный горами, эта цитадель волшебства и всего того хорошего, о чем она читала в маминой книге, в опасности. В такой опасности, какая с ним никогда не приключалась. Молли надеялась найти в той цитадели спасение, а оказывается, спасение нужно ей самой. И чем скорее, тем лучше. Сегодня девочка получила жестокий урок, вот к чему приводит неоправданное промедление. Таких ошибок больше нельзя совершать. Настал ее черед подхватить знамя, отложенное и забытое мамой. Это последнее, что она может сделать для Тотошки.
Молли поднялась с колен, бесшумно проскользнула в прихожую.
На кухне Страшила долго медлил, собираясь с мыслями, затем глубоко вздохнул и заговорил:
– Все началось много лет назад, когда меня свергли с поста правителя Изумрудного города…
В прихожей раздался громкий хлопок. Оба повернулись на звук.
– Что это было? – испуганно спросил Страшила.
– Наверное, вешалка упала. Схожу посмотрю.
Элли вышла с кухни, Страшила потянулся за ней. Рука хозяйки привычным жестом нащупала выключатель. Загорелся свет. Соломенный гость вздрогнул, внезапно наткнувшись на свое отражение в зеркале. Элли огляделась, пожала плечами:
– Странно. Все в порядке.
– Туфельки… пропали… – обронил Страшила растерянно.
ГЛАВА 1
ПРЕМ КОКУС
На одной из улочек города Гилара издалека бросался в глаза необычный дом. Все соседские строения походили друг на друга как две капли воды: круглые, приземистые, с крышами, которые можно было принять за островерхие шляпы великанов. Но этот дом возвышался над остальными и напоминал памятник архитектуры, возведенный на пригорке. Несмотря на облупленные стены и покосившиеся башенки, дом сохранял остатки былого величия. Каждому становилось ясно, что когда-то здесь либо вершились государственные дела, либо жил важный государственный человек. А может быть, и то и другое.
Перед домом с утра крутилось много детишек в голубых кафтанах. Прокатился слух, что старик Прем Кокус показался на крыльце. Старик редко выходил из дома, соседи, бывало, не видели его по две-три недели. Дети старались не пропускать каждый его выход на солнце, у старика в запасе всегда было множество историй из прошлой жизни жевунов и Волшебного мира. Хоть местные мальчишки и девчонки выучили все истории наизусть, всякий раз от желающих послушать не было отбоя. Дело в том, что самые терпеливые слушатели в конце щедро вознаграждались сладостями.
Вот и сейчас группа детишек стеснилась вокруг крыльца величественного здания. Старик сидел на излюбленном пенечке, оглаживал длинную, до пупа, бороду. Подслеповато щурясь, он поднял голову на вновь прибывшую кроху.
– Кто это там у нас подошел, не вижу? – спросил он скрипучим, как несмазанная телега, голосом.
– Фиона, – отозвалась девочка, вынув палец изо рта.
– Фиона? Разве твои родители не на ярмарке?
– Они еще собираются.
– А, ну подходи, подходи. – Старик снова огладил белую бороду, задумчиво пожевал скомканным ртом. – На чем я остановился, запамятовал?
– Как жевуны меняли продукты с подземными рудокопами, – подсказал тонкий голосок.
Старик закивал часто:
– Было и такое, было. Вы уж и не поверите, а ведь не так давно изумруды в Волшебном мире не стоили ничего, они буквально лежали под ногами. Ими украшали мостовые, стены, крыши домов Изумрудного города. Мы относились к ним, как к просто красивым камням, и это было правильно. Раньше среди жевунов не было ни богатых, ни бедных, мы занимались сельским хозяйством, все, чего нам не хватало, выменивали у соседей на продукты… – Он глубоко задумался, причмокивая жующим ртом. – Да, хорошо было, хорошо…
– А что случилось потом? – напомнили о себе дети.
– Потом? Ну что потом, потом все пошло наперекосяк… Они думают, старый Прем Кокус ничего не понял, думают, он вконец выжил из ума, но Прем Кокус все видит, все понимает. Всему виной наша с вами общая слабость. Кто знает, в чем главная слабость жевунов?
– Цветы? – хором предположили те, кто неоднократно слышали историю.
– Верно, – похвалил старик, – цветы. Ваши папы с мамой любят свои цветочные сады?
Дети с серьезным видом кивнули. И действительно, в любом городе Голубой страны все улочки выглядят одинаково: вдоль дороги тянутся резные голубые изгороди, а за изгородями на всеобщее обозрение выставлены клумбы с цветами.
– Так-то вот, – продолжил старик, – нашлись люди, которые этой любовью воспользовались. Знакомы вам такие имена как Барент Хол, Лин Гилар?
– Как наш город, – заметил один мальчик.
– Как наш город, правильно, да. Как бы мы с вами ни относились к этим двоим, а нельзя не признать, это великие цветочники, настоящие таланты. Какой это был успех, какой популярностью пользовались выведенные ими гибриды. Да и сейчас пользуются. Чего стоила одна Гилария многодушная, которая способна была менять аромат по дням недели! Уж конечно каждому жевуну хотелось завладеть такой. А вот теперь скажите мне, разве случайно эти двое вдруг решили начать продавать свои творения исключительно за изумруды? Разве случайно отказывались они продавать семена? Ведь получается как, через три-четыре недели цветы вянут, и жевуны идут за новым букетом! Многие пытались хитрить, высаживали черенки, но ни один из них не укоренялся. Небось и это случайно?.. В общем, чтобы разжиться букетом из новых сортов, жевунам оставалось раздобыть изумруды. И вот тут они столкнулись с неожиданным препятствием: шахты оказались перекрыты новым правителем Изумрудного города. Кто догадается, что произошло дальше?
– Лин Гилар предложил работать на него! – вскинув руку, выкрикнул курносый мальчик.
– Молодец, очень хорошо! Из тебя вышел бы дальновидный правитель! Жевуны стали не только ухаживать за их цветами в теплицах, они стали делать для них все: строили здания, мельницы, паромы через реку, нанимались носильщиками, выгуливали их экзотических питомцев, в конце концов! Но самое главное, – старик выдержал многозначительную паузу, – самое главное, они стали засеивать для них поля! – Прем Кокус обвел детей таким взглядом, будто тех известие должно было потрясти. – А я им говорил, я предупреждал, но никто больше не хотел слушать старого ворчуна Кокуса, все хотели слушать блестящих цветочников. Они и название себе придумали такое же блестящее: «Лига Цветочников». Никто больше не хотел работать на общих полях, когда цветочники за ту же работу обещали платить изумрудами. Никто не пришел на прокладку новой дороги, которую я задумывал давно, ведь «цветочники» везде и всюду открывали свои стройки. И не помогли никакие заверения в важности дороги для будущего страны. Куда уж там против заверений Лина Гилара, что каждый жевун сам себе хозяин, и как будет выглядеть его палисадник, зависит только от него. А однажды утром, через какое-то время после сбора урожая, вот здесь вот, где мы с вами сидим, со всего города собрались растерянные, напуганные жевуны. Продукты на прилавках вдруг стали платными. «А что нам остается, – говорили на это представители «Лиги», – за работы в поле было уплачено, было уплачено и пекарям, у нас теперь нет возможности раздавать хлеб задаром!..» Вот так вот! Все, конечно, сразу бросились расхватывать наши продукты, с наших полей. Они-то оставались бесплатными. А я знай себе за голову хватался, когда мне докладывали, сколько зерна осталось в амбарах. Что было делать, пришлось идти и занимать денег у «Лиги», людей-то нужно было возвращать к работам. И что вы думаете, дали они?
Дети молчали, многие начинали откровенно позевывать. Они уже перестали понимать суть рассуждений старика. А тот, казалось, забыл, что перед ним всего-навсего дети. Не дождавшись ответа, он сам заключил:
– Дали, а как же. Только взамен, потребовали выплачивать им часть с будущих продаж. Понимаете, что это значит? Это значит, что жевуны навсегда обрекались на платные продукты. Нужно было срочно наполнить казну, чтобы перестать зависеть от ухватистых дельцов. И вот тут я совершил свою главную ошибку – ошибку, которую все последующие годы я мечтал исправить. И сейчас мечтаю. Я сделал платными и наши продукты!..
Старик надолго умолк, глядя поверх голов куда-то в далекое прошлое. От стайки детей начали отделяться первые крупицы. Сегодня Прем Кокус рассказывал на редкость скучно, даже награда в виде сладостей стремительно теряла убедительность.
– Что тут началось, вы даже не представляете, – неторопливо проговорил старик. – Уже на следующий день глашатаи на каждом углу с пеной у рта обвиняли меня в несусветных вещах. Они говорили, что я решил нажиться на бесплатном труде подданных, называли меня алчным, спятившим от жадности стариком. Один глашатай стоял прямо передо мной и городил одну ложь на другую, даже не краснея! Знаете, что я тогда сделал?
– Плюнули ему под ноги! – заявил тот же курносый мальчишка.
– Да еще как плюнул! – оживился старик. – Мое имя не Прем Кокус, если мерзавец не запомнил этот плевок на всю жизнь! В тот день я даже не посчитал нужным оправдываться. Каждый жевун знает, что Прем Кокус готов жизнь отдать за своих подданных, каждый знает, что Прем Кокус все сознательные годы посвятил служению стране! Неужели, думал я, после стольких лет непорочной службы кто-то поверит в эту смехотворную ложь? Да не тут-то вышло… На следующее утро со мной перестали здороваться. Даже старые друзья, знавшие меня десятки лет, при встрече отводили глаза и делали вид, что не заметили меня. Это был настоящий удар, врагу такого не пожелаешь. Жевуны в знак протеста стали покупать только продукты «Лиги», хоть те и стоили дороже, а наши оставались гнить на прилавках. С тех пор каждое мое действие, каждая попытка наполнить казну нагло перевиралась и высмеивалась. Последний раз я еще пытался сопротивляться, когда изумруды в быту заменили вот на это… – Старик порылся в кармане, продемонстрировал детям граненый камушек размером едва ли с полноготка на мизинце. Камень тоже был зеленым, но куда бледнее изумруда. Он скорее походил на чуть подкрашенное стекло. – Кто скажет, что это такое?
– Четвертак.
– Правильно, это четверть стеклянной меры. Нам тогда пытались объяснить, что это вынужденный шаг и что это удобно для мелких покупок, ведь одна изумрудная мера равняется нескольким десяткам стеклянных. Удобно-то может и удобно, но я и тут заподозрил обман. Почему же шаг этот вынужденный, если больше года вполне себе справлялись и так? Разве в Волшебном мире вдруг стало меньше изумрудов? Испарились они, что ли? – Старик вздохнул, убрал камень. – Мнение старого Кокуса было уже никому не интересно. Меня только еще больше подняли на смех. На площадях появились плакаты, на которых старик с бородой – то есть, я – сидит на горе изумрудов и никого к ней не подпускает. С тех пор я уж и не пытался вмешиваться в жизнь города и совсем отошел от дел. Дал слабину, чего уж скрывать. Вы вот что запомните: мужчина способен вынести почти все, а вот чего он вынести не в силах, так это презрения собственного народа. Так-то вот…
Прем Кокус посидел, глядя в землю, потом хлопнул руками по тощим коленкам.
– Ну что, утомил я вас своей стариковской болтовней? – После чего добавил с хитрым прищуром: – Вы тут постойте, мне нужно кое-что проверить в доме. Сейчас вернусь…
ГЛАВА 2
САД ГУФФАЛО БИНГА
На улицах города Гилар царило редкое оживление. На целый день встала работа в полях, садах и огородах. По дорогам сновали невысокие люди в голубых кафтанах и островерхих шляпах. То и дело в обрывках фраз можно было уловить слова «ярмарка», «искатели».
Каждый сегодня подсчитывал свои сбережения и надеялся разжиться на ярмарке чем-нибудь исключительным. Ну и парочкой букетов, разумеется. Писком моды сезона считались последние выводки Гуффало Бинга – цветы, которые не увядали месяцами, и при дыхании наполняли помещение запахом моря.
Улица Лепестковая, необычайно многолюдная сегодня, отличалась от соседних улиц одним домом. Среди маленьких одинаковых строений он выделялся как упитанный жук, проникший в стан муравьев. Это был двухэтажный голубой особняк с балкончиком на чердаке. Изящная голубая изгородь занимала площадь, на которой уместилось бы пять обычных домов с садами и огородами. Прохожие с завистью разглядывали плодовые сады, пруд с водой настолько прозрачной, что тайная жизнь рыбного царства была как на витрине. Уютные беседки и веранда были украшены цветущими лианами, из лиан на фруктовых деревьях были сплетены качели для ребенка. Все в этом саду блистало и радовало взор, плетеная изгородь казалась границей между пыльным миром жевунов и миром бирюзовой мечты, где место обыденного, практичного огорода занимал пруд с искусственным водопадом.
Но в настоящий трепет любого жевуна приводил палисадник перед домом. Даже соседи, которые видели его каждый день, нередко после рабочего дня замирали перед изгородью на добрые полчаса.
Забыв о цели путешествия, двое прохожих стояли и завороженно изучали пестрое цветастое море перед домом.
– Почему мне не повезло родиться гениальным цветочником? – завистливо вздохнул один. – А вон те желтые, видишь, рядом с Гуффалией морской? Я таких раньше не встречал, что это?
– Новый сорт, – с видом знатока разъяснил второй. – Гуффалия детская, он ее сегодня будет презентовать. Говорят, с наступлением темноты она начинает издавать звуки, похожие на мотив колыбельной. Эти звуки меньше чем в пять минут усыпят любого ребенка. Представляешь, как удобно, если у тебя непослушная дочурка? Говорят, ее можно обучить разным мелодиям. Вот только повянет уже через месяц.
Первый с досадой пощупал полупустой мешочек на поясе.
– Вот бы мне парочку семян…
– Это уж не по нашему карману.
– А тут что? Вон, клумба с такими пышными красными… Глянь, глянь, ты только посмотри, они как будто шепчутся между собой!
– А насчет этих, – собеседник понизил голос, словно боясь посторонних ушей, – насчет этих никто ничего не знает. Господин Бинг держит их в секрете. Мы их прозвали Шептунами. Знал бы ты, сколько журналистов тут побывало, сколько художников запечатлело эту клумбу. А недавно мне, – он огляделся, еще понизил голос, – недавно один цветочник заплатил мне немалую сумму, чтобы я пустил его пожить на моем чердаке.
– Богач заплатил, чтобы пожить на твоем чердаке? Он что, сошел с ума?
– А ты посмотри, вон мое окошко. Оттуда отличный вид на палисадник господина Бинга. Лучше места не придумаешь, чтобы тайно наблюдать за повадками новых цветов. У цветочников это теперь называется конкуренция.
Первый озадаченно покачал головой, хотел было что-то сказать, но внезапно в клумбе с теми самыми красными цветами раздался громкий хлопок. Цветы зашелестели потревоженно. Сосед господина Бинга испуганно потянул товарища за рукав, оба поспешно засеменили от дома. Не избежать беды, если хозяин работал в палисаднике и слышал разговор.
Когда их спины скрылись за поворотом, среди красных цветков показалась довольно крупная по меркам жевунов голова. Две золотистые косички завертелись в воздухе.
– Получилось, – донесся из палисадника ошеломленный шепот.
Раньше, чем нарушительница спокойствия поднялась с колен, она заподозрила нечто странное в переполохе среди цветов. Клумба, в которую она приземлилась, шелестела и бурлила, как разбуженный улей. Перед лицом маячил цветок размером с голову ребенка. Бархатные лепестки мелко трепыхались, как крылья бабочки, издавая звук, напоминающий рассерженный шепот.
Девочка почувствовала, что под ней что-то шевелится, извивается. Испугавшись, не раздавила ли какого зверька, она отодвинулась. Придавленным к земле оказался не зверек, а стебель цветка. Едва избавился от груза, стебель распрямился. А дальше Молли с изумлением наблюдала, как один за другим цветок выудил из земли белые червячки корней, будто на паучьих лапках перебежал на них к другому краю клумбы, плюхнулся там. Корни вновь медленно погрузились в рыхлую землю.
Девочка глядела на невиданное зрелище с отвисшей челюстью, потом медленно поднялась, приблизилась к убежавшему цветку, тихонько ткнула пальцем в стебелек. Цветок опасливо отстранился, выждал немного, потом вернулся в исходное положение. Девочка снова тихонько ткнула. Тот отмахнулся лепестком на стебле, как от назойливой мухи, но пока не спешил покидать выбранное место. Тогда она поймала стебель одной рукой, несильно потянула кверху. Цветок заупирался и только глубже вгрызся корнями в землю. Молли схватилась второй рукой и потянула сильней. Цветок извивался, яростно шелестел, но сила была не на его стороне, белые корешки начали выползать на поверхность.
И тут произошло невероятное. Несколько соседних цветов встрепенулись, повылазили с насиженных мест, белые червячки прошуршали мимо ног Молли. Зелеными лепестками на стеблях цветы вцепились в несчастного собрата и потянули на себя. Началось самое странное в жизни Молли перетягивание.
– Не-е-ет! – взорвался где-то наверху душераздирающий вопль. Дверь балкона с грохотом распахнулась. Едва не кувыркнувшись через перила, наружу выскочил круглый, как надувной мяч, жевун. – Не-е-ет! – снова пронзительно взвыл он. – Что ты делаешь?! Что ты делаешь?! Вон! Вон из моего сада, маленькая дрянь!
Молли так перепугалась, что не могла шелохнуться. Она продолжала держаться за стебель и испуганно смотрела, как беснуется на балконе хозяин дома.
– Стража! – верещал толстяк, потрясенный такой наглостью. – Стража! Поймать! Сто плетей! А потом двести!
На призыв хозяина из-за угла дома выскочили двое крепких жевунов с дубинами наперевес. Сам хозяин скрылся в дверях балкона. Слышно было, как под его тяжестью стонут полы и ступеньки в доме. Через мгновение толстяк выкатился на крыльцо, ринулся вслед за стражами к месту преступления.
Молли наконец пришла в себя и бросилась наутек. Благо, все изгороди в Голубой стране не выше пояса, она перемахнула преграду одним прыжком, припустила по дороге. За спиной успела услышать переменившийся голос толстяка:
– Гуффилинушки-пуффилинушки, бесценные мои, что эта паршивка с вами сделала? Маленькая мерзавка! – визгливо крикнул он вдогонку. – Ты слышишь? Это тебе даром не пройдет! Это тебе даром не пройдет!..
От его криков улица очистилась моментально. Никто не хотел быть заподозренным в причастности к преступлению. Прохожие с удивлением оглядывались – какой сумасшедший рискнул проникнуть в сад Гуффало Бинга?
Пока стражники возились с калиткой, Молли сиганула через одну из соседних изгородей, залегла в палисаднике куда скромнее и бесцветней предыдущего. Помахивая на бегу дубинами, стражи промчались мимо. Девочка была потрясена и обескуражена. В маминой книге жевуны так себя не вели с маленькими девочками. Какие-то это неправильные жевуны.
Она не высовывалась до тех пор, пока не заслышала, как парочка возвращается. От их грозного вида не осталось и следа. Каждый растерянно пожевывал уголком рта, дубинки бессильно волочились по земле.
– Кажется, теперь нам несдобровать, – пришел к выводу один.
– А я как раз пообещал девочкам купить на ярмарке зеркальце, меняющее отражения. Не видать нам премии.
– Какая тут премия, сами бы не остались должны.
Похоже, его опасения были не напрасны. Молли слышала, как Гуффало Бинг в ярости топает ногами и распекает нерадивых служащих. За халатность он наложил на обоих такой штраф, что пообещавший зеркальце жевун расплакался.
Когда шум по соседству стих, Молли, озираясь, выбралась из укрытия. Хоть эти двое и собирались всыпать ей триста плетей, в груди шевельнулась жалость. Не повезло им с работой, шли бы лучше работать в поля с остальными жевунами. Как в маминой книге.
ГЛАВА 3
НА ЯРМАРКУ
Нужно было решить, что теперь делать, каковы ее первые шаги. У мамы в первое путешествие все сложилось само собой, она сразу встретила волшебницу Виллину в окружении жевунов, и та подсказала, куда идти. Уже по пути мама одного за другим встретила будущих друзей. Значит и ей, Молли, необходимо довериться случаю.
А случай представился как нельзя более удачный, на главной улице все жевуны двигались в одном направлении. Недолго думая, Молли пристроилась за шумным семейством. Двое детей скакали вокруг отца, третий запрыгнул ему на спину и кричал «Но!». Четвертого, с красными от слез глазами строгая мать волокла за ухо и отчитывала, не стесняясь посторонних. Молли заметила такую странность: дети жевунов вырастали очень быстро, а потом в течение жизни постепенно добирали недостающие несколько сантиметров. Ровесники Молли были всего на полголовы ниже ее и вполне могли сойти за одноклассников из большого мира.
– Па-астаранись! – услышала она оклик. – С дороги!.. С дороги, остолоп, ты что, не видишь, кого я везу?
Молли обернулась. Расталкивая прохожих, по середине дороги бежал человек без шляпы. Он тащил огромную повозку на двух колесах. Сверху на мягком кресле восседала почтенная дама неопределенного возраста. Она ни на кого не смотрела, взгляд и поза выражали бесконечную усталость. Наверное, от этих коротышек, вечно копошащихся под колесами. Пухлая белая рука лениво помахивала голубым веером.
– Мадам Бомшток, – восхищенно прошептала женщина, только что отчитывавшая сына.
Дама в экипаже покровительственно скосила глаза на шептавшую. Но, увидев ораву детишек и зареванное лицо одного из них, чуть скривила губы и отвернулась. Мать покраснела, отчего-то зло толкнула мужа.
Когда повозка укатила вперед, Молли приблизилась к семье, спросила у женщины:
– Кто такая эта мадам Бомшток?
Женщина повернула все еще пристыженное лицо, в замешательстве оглядела одежду девочки.
– Ты не знаешь, кто такая мадам Бомшток? – Молли покачала головой. – Супруга господина Бомштока, разумеется. Они запросто ходят на чай к самой чете Гиларов.
– А кто такая чета Гиларов?
Женщина окинула девочку уже подозрительным взглядом, вместо ответа схватила за руки двоих детей, ускорила шаг. Муж поспешил за ней. Молли пожала плечами, нарочно приотстала.
Всю дорогу она улыбалась, оглядывая забавных невысоких человечков, здоровалась с каждым. Она не сомневалась, вот-вот прохожие поймут, что за гостью занесло в Голубую страну, бросятся к ней, счастливые, начнут рассыпаться в благодарностях, уверять, какая это честь, познакомиться с дочкой самой ЭллиИз-заГор. Именно так происходило в маминой книге.
Но время шло, а никто не обращал на нее внимания. Самые вежливые в ответ на моллино «здравствуйте» коротко кивали и снова погружались в свои мысли. Большинство же поспешно отводили глаза и совсем как та женщина ускоряли шаг. Уж больно странно выглядела эта девчонка с ее нарядом и широченной улыбкой на лице. Нормальные люди так себя не ведут.
После множества таких приветствий Молли начала растерянно озираться, а через полчаса вовсе остановилась. Полчаса хватило, чтобы убедиться окончательно: никому до нее нет дела. Гостью из другого мира замечали только когда она крупной фигурой загораживала дорогу. А вместо радости и ликования на лицах жевунов девочка встречала опаску или глухое раздражение. Что-то не так, пока она совсем не узнавала страну, описанную в книге. В душе как снежный ком разрасталось чувство тревоги, какое испытала бы любая маленькая девочка, вдруг обнаружившая себя в чужом городе с чужими людьми.
Облизнув пересохшие губы, Молли беспомощно огляделась. План довериться случаю, пустить все на самотек начинал казаться все менее надежным. Но делать нечего, она поплелась по обочине, уже не решаясь выходить на дорогу и вливаться в поток. В какой-то момент на краю сознания робко шевельнулась мысль о серебряных башмачках. А ну как не дождется своей волшебницы с волшебной книгой? Ведь ничего страшного не произойдет, если она попытается в другой раз, когда лучше подготовится? А как быть с ночлегом уже сегодня? Под напором этих и многих других вопросов решимость девочки таяла на глазах, но она упорно отгоняла их – вот смеху-то будет, спасительница!
От невеселых дум ее отвлекло странное происшествие.
На обочине дороги зашуршали кусты. Высокая трава раздвинулась, оттуда высунулась маленькая, как у куклы голова, с такими же мелкими кукольными чертами лица. Хозяин головы был так низок ростом, что красный колпак едва дотягивал Молли до пояса, а макушка была вровень с коленками ее отца. Несмотря на белую бороду, подметающую землю, существо не выглядело стариком. В своем племени оно, наверное, считалось мужчиной средних лет.
Похожий на игрушечного человечек двумя руками запахнул ворот голубого кафтана, воровато зыркнул по сторонам. Взгляд серых глаз остановился на изумленной Молли, смерил ее с головы до ног.
– Эй, девочка, – позвал он тонким, как жужжание комара, голосом и поманил кукольным пальцем. Заинтригованная, Молли шагнула к забавному существу.
– Вы гном, да?
Человечек снова огляделся из-под белых бровей, долгим подозрительным взглядом проводил взрослого жевуна, оглянувшегося на необычную пару.
– Гном. Скажи, девочка, ты на ярмарку идешь?
Молли пожала плечами:
– Куда все идут, туда и я.
– А знаешь ли ты, что больше всего любят продавцы на ярмарке?
– Что?
– Изумруды. – Он подался ближе. – Ты видела когда-нибудь настоящий изумруд?
– Нет, не видела.
Гном повернулся боком, пряча что-то от чужих глаз, принялся шарить за пазухой. Когда он вытянул руку, на ладони лежала горстка ярко-зеленых камней.
– Ты слышала, что Изумрудный банк за одну изумрудную меру берет двадцать стеклянных?
Молли снова пожала плечами, затем неуверенно кивнула, не хотелось казаться совсем глупой.
– Тогда ты оценишь мою щедрость, когда получишь ее всего за пятнадцать! Сколько у тебя есть мер?
– У меня нет никаких мер.
– Что, вообще? – удивился человечек. Молли покачала головой. – А у твоих родителей? Ты можешь попросить у них, я подожду.
– У них тоже нет.
Карлик помолчал, изучая лицо девочки.
– Тебе повезло, сегодня особенный день, смотри, – он выловил с ладони самый маленький камень, продемонстрировал его в двух пальцах, – я готов за изумрудный четвертак взять с тебя только две меры.
И сразу спрятал камень от любопытных прохожих.
– И четвертаков у меня тоже нет, – сообщила Молли.
Молчание затянулось. Гном с досадой убрал камни обратно за пазуху, на ладони его Молли заметила следы зеленой краски.
– С дороги! – послышался за спиной грозный окрик. – Эй ты, ты что, оглох? Я тебе устрою веселый месяц в башне, прижмись к обочине!
Сквозь людской поток продиралась группа невысоких, похожих на чемоданы жевунов. Вместо кафтанов на них были голубые мундиры, вместо шляп – фуражки. За широкими спинами возвышался голубой с позолотой экипаж. Крепыши расталкивали прохожих, освобождая экипажу дорогу.
Завидев мундиры, гном с тревогой запахнул кафтан, попятился в траву. Молли чуть посторонилась. Один из крепышей в фуражке выхватил взглядом Молли, с подозрением стал рассматривать необычную одежду. Но тут под ноги ему попался нерасторопный малыш. Страж порядка побагровел от гнева, как клещ вцепился ребенку в ухо, орал что-то про башню, пока тот ревел, как блажной. На дорогу выскочила мать ребенка, бросилась умолять простить неразумного детеныша. Тот отвесил ему легкого пинка, продолжил путь, пожевывая с наглым удовлетворением и выискивая взглядом новую жертву.
Экипаж несли на плечах шестеро чистых, но изможденных с виду жевунов. Когда занавешенное окно поравнялось с Молли, из-за шторки по локоть высунулась рука настолько толстая и короткая, что была похожа на снеговика, сложенного из двух комков разного размера. Рука сделала знак носильщикам остановиться, экипаж замер напротив девочки. Шторка съехала набок, в проеме показалось круглое розовощекое лицо с нелепо тонкой полоской усиков.
Лицо подалось из темноты, и Молли похолодела. На нее пристально смотрел Гуффало Бинг.
Объятая ужасом, девочка отступила на шаг, повертела головой, выискивая пути отступления. Вот, похоже, приключение и подошло к концу, придется воспользоваться башмачками. Здесь, в открытом поле, от крепышей не укрыться.
– Эй ты, как тебя, – обратился к ней толстяк, – девочка! Сколько в тебе росту?
Странный вопрос привел Молли в еще большее смятение. Она помолчала, потом сглотнула пересохшим ртом, пробормотала слабо:
– Не знаю, метр сорок, наверное…
Гуффало кивнул удовлетворенно:
– Великолепно!.. Хочешь заработать пару четвертаков?
Молли в замешательстве похлопала глазами. Неужели толстяк ее не узнал, как такое возможно? Неужели для него все дети настолько одинаковые?
– Хочу, – уронила она, сама не веря, что произнесла это.
– Забирайся на крышу, потом скажу, что нужно делать.
Шторка рывком задернулась. Носильщики дружно присели на одно колено. С недоверием и опаской косясь на шторку, Молли по оглоблям вскарабкалась на крышу, уселась сверху на ровную площадку. В голове пульсировала тревожная мысль, не загоняет ли сама себя в западню.
Носильщики с трудом поднялись с колен. Под весом нового пассажира и без того сгорбленные спины согнулись еще ниже. Процессия тронулась. Молли с удивлением отметила, что многие прохожие теперь поглядывают на нее с завистью. Можно подумать, для них предел мечтаний посидеть на голых досках у Гуффало Бинга.
ГЛАВА 4
ГИЛАРСКАЯ ЯРМАРКА
От шума толпы и криков торговцев закладывало уши. Внизу разливались реки шляп – реки, у которых не было единого течения, голубые капли двигались хаотично, каждая в свою сторону. Молли с интересом наблюдала, как киль из пяти человек в фуражках разрезает толпу, и экипаж беспрепятственно входит в открывающуюся брешь.
Всюду, куда ни падал взгляд, тянулись ряды лотков, сотни торговцев перекрикивали друг друга, зазывая покупателей. От рядов с продуктами тянуло ароматом пряностей и свежей выпечки, тяжелое облако испражнений застыло в рядах с домашними питомцами. Запах новенькой бумаги от книжных лавок сменялся сладким запахом древесины, запах железа и смазки – освежающим запахом овощей и фруктов. Голова могла пойти кругом от обилия ароматов и зрелищ. Молли озиралась с неподдельным удивлением, даже в ее мире такого рынка не сыскать. Тут можно было купить все: от детской игрушки до рыбацкой лодки, от каких-нибудь письменных принадлежностей, до инструментов подземных рудокопов.
При виде переносного экипажа торговцы униженно кланялись, растекались слащаво:
– Господин Гуффало Бинг, специально для вас, настоящий шелк, только вчера прибыл из страны болтунов. Извольте потрогать, в нежности он уступит разве что коже вашей супруги.
Продавец с поклоном протянул отрезок ткани. Из окна экипажа высунулись пухлые пальцы, сплошь унизанные перстнями с изумрудами, пощупали ткань, отшвырнули.
– У меня есть что предложить и для вашей юной спутницы, – не сдавался торговец и, вскочив на прилавок, продемонстрировал кусок нежно-голубой материи, – пожалуйте, маленькая мисс, потрогайте. Эта ткань очень подойдет вашим прелестным глазкам.
Молли потянулась к товару, но толстые пальцы опять вылезли из-за шторки и шлепнули по ее руке.
Так продолжалось всю дорогу. Похоже, хозяина сада знали в городе все.
– Господин Бинг, – со скорбной физиономией обратился один из торговцев, – весть о происшествии в саду уже дошла до наших ушей, это просто ужасно. Могу предложить вам первоклассного сторожевого питомца, рудокопы называют его запросто, клыкастиком. Несмотря на малые размеры, он скорее умрет, чем пустит в дом чужака. А зубы у их породы, говорят, так остры, что в два счета перекусят ногу любого вора.
Шторка экипажа отодвинулась. Молли тоже выглянула из-за крыши, гадая, как это весть могла дойти так быстро. Видимо, кто-то из случайных свидетелей поспешил разнести слух по всей ярмарке.
Продавец держал в руке клетку со стальными прутьями. Внутри сидело нечто, похожее на мохнатого головастика: широкая, как блин, морда была насажена на крошечное тельце с лапками, как у котенка. Огромные и невинные глаза с любопытством смотрели на покупателя, из нижней челюсти торчали клыки длиной с палец. Острия клыков почти касались глаз.
– Такой кроха – и ногу? – недоверчиво спросил Гуффало.
Продавец молча взял обрубок палки, сунул его между прутьев. Кроха среагировал моментально, зубы лязгнули с такой силой, что в торговца полетели щепки. Палка укоротилась на добрых пять сантиметров. Поняв, что откусил нечто несъедобное, клыкастик закашлялся, изо рта вывалилась пережеванная кашица.
Шторка экипажа опустилась на место.
– Сколько? – через мгновенье донеслось изнутри капризным тоном. По этому тону всякий должен был понять, что после произошедшего загибать цену просто бесчеловечно.
– Всего пятьсот мер, – с поклоном ответил торговец.
– Сколько?! – взвизгнул Гуффало.
Торговец предостерегающе покачал пальцем, любезно улыбнулся:
– Так я обычно отвечаю всем покупателем. Но у вас сегодня особый случай.
– Это правда, – подтвердил толстяк, устало откинувшись на спинку сиденья.
– Поэтому для вас, в убыток себе, я отдам его за четыреста. Цена просто смешная за такого редкого и крайне полезного зверя.
Шторка на сей раз откинулась окончательно, огромная голова высунулась наружу.
– Что это? – спросил он, прищурясь. – Что у него с ухом? Порвано? А что за проплешины в шерсти? Да его как будто изрядно потрепали?
– У бедняги тяжелая судьба, – вынужден был признать торговец, – это только закалило его характер. Но вы правы, товарный вид в нашем деле играет не последнюю роль. Еще пятьдесят я выложу из своего кармана, чтобы вы могли взять его за триста пятьдесят. В тяжелые времена жевуны должны помогать друг другу.
Молли смотрела на необычную зверушку не отрываясь, а та с интересом смотрела на Молли. Когда девочка приветливо помахала рукой, зверушка вскочила на лапы, издала нечто вроде рыка, захлебнувшегося в радости. Короткая пружинка хвостика бешено замелькала в воздухе.
– Вы только посмотрите, как он радуется, – пришел в восторг торговец. – Он уже признал в вас хозяина.
Гуффало Бинг швырнул из окна три голубых мешочка.
– Вот тебе триста мер, доставь его в мой особняк.
Продавец застыл в земном поклоне, всем видом показывая, что чувство восхищения и признательности лишило его дара речи. Экипаж двинулся в сторону центральной площади. Молли и клыкастик продолжали с любопытством смотреть друг на друга, пока клетка не затерялась среди шляп.
Площадь была заполнена народом до отказа. Карапузов сажали на плечи, дети постарше проворно карабкались на крыши лотков, уворачиваясь от разъяренных продавцов. В синем море шляп изредка попадались островки открытых или закрытых, как у Гуффало Бинга, экипажей. Взгляды толпы были обращены к возвышению, напоминавшему концертную площадку. Там выступал бойкий говорливый человек. Он кривлялся, размахивал руками, подшучивал над кем-то из первых рядов. Когда в толпу врубился буравчик из пятерых стражей порядка, человек на помосте возвестил торжественно:
– А вот и наш дражайший господин Гуффало Бинг! Разве не обещал я вам, что торги сегодня будут жаркими?
Носильщики развернули экипаж окошком к сцене, опустили на землю. Молли услышала под собой трехкратный стук.
– Эй ты, как тебя, девочка!
Она выглянула за край. Из окна кареты уже торчало круглое румяное лицо.
– Я буду стучать и подавать тебе таблички, а ты поднимай их как можно выше, поняла?
Девочка молча кивнула.
ГЛАВА 5
ИСКАТЕЛИ
– А к нам уже присоединился первый продавец, – громогласно вещал оратор. – Его имя, конечно, не нуждается в представлении. Мэтр Бланх, прошу вас. Какой сюрприз вы приготовили нам сегодня? Какие еще чудеса скрывают недра Волшебного мира?
На помост поднялся худой, как жердина, человек с бородой на груди. Судя по запыленному кафтану, он не успел даже переодеться с дороги. В руках человек нес громоздкий деревянный стул.
– Если вы устали, мэтр, – ухмыльнулся оратор, – не нужно было тащить на себе эту громадину, мы бы нашли вам табурет.
По первым рядам прокатились смешки. Мэтр Бланх снисходительно улыбнулся, поставил стул в центре помоста.
– Боюсь, дорогой господин Морах, этот стул показался бы мне жестковатым. Дамы и господа, я потратил больше месяца на поиски этой вещи. Среди вас вряд ли найдется человек, который не слышал имя самого известного столяра Волшебного мира – Урфина Джюса. Перед вами его ранняя работа. Работа тех времен, когда на всю Голубую страну столяр был известен прескверным характером. И сейчас вы поймете, почему большое значение имеет характер создателя. Есть среди вас доброволец?
Жевуны переглядывались, подталкивали друг друга. Наконец, на лесенку робко ступил молодой человек, едва достигший совершеннолетия. Искатель подбадривающе улыбнулся, указал на стул. Тот приблизился, пощупал спинку руками, надавил на сиденье, осторожно присел на краешек. Толпа затаила дыхание. Посидев немного, молодой жевун попрыгал на стуле, откинулся на спинку, покачался на двух ножках – ничего не происходило. На его лице уже заиграла улыбка, когда господин Бланх вдруг подошел и тихонько пнул по ножке.
Оскорбленный, стул ударил ножками об пол так, что Молли услышала, как лязгнули зубы седока. Жевун побледнел, вцепился в дерево обеими руками, а стул принялся скакать, как разъяренный бык, над площадью понесся частый стук дерева о дерево. Публика хохотала. Едва не вылетев, жевун умудрился извернуться, схватился за спинку. Упорство наездника словно вконец взбесило стул, он накренился вперед и размашистым пинком швырнул наглеца в толпу. Только тогда, отомстив, затих, удовлетворенный.
– Вот так так, – со смехом прокомментировал оратор Морах. – Господин Бланх нашел отличный способ навеки отвадить от дома нежеланного гостя! Умоляю, кто-нибудь, посмотрите, в сознании ли наш бедняга подопытный. Итак, мэтр, какую начальную цену вы хотите запросить за это чудо столярного мастерства?
Глядя на реакцию толпы, искатель улыбался торжествующе, поднял два пальца и сказал громко:
– Две тысячи мер!
– Две тысячи! – продублировал оратор. – Кто согласен, что цена слишком скромна за столь любопытный лот, кто откроет наши торги? Мадам Плюманш, ну конечно, сам не понимаю, зачем я спрашивал! Пожалуйста, встаньте, покажите всему городу, какого цветка на полдня лишился ваш чудесный сад!
На одной из открытых колясок приподнялась пожилая дама. Жеманно улыбаясь, она махнула на говорящего, мол, скажешь тоже, дурак. На мгновенье застыла перед толпой в позе природной скромности, которая просто требовала руки художника. Оратор отвесил элегантный поклон, а когда дама села на место, снова оглядел толпу.
– Кто больше? Госпожа Арно, что скажете? Я слышал, на будущей неделе ваша достопочтенная тетушка собирается к вам погостить, не желаете? Нет? Ну как хотите. Неужели больше нет желающих? В таком случае, продано госпоже Плюманш за две тысячи мер!
В толпе раздались громкие аплодисменты. Молли успела заметить досаду на лице искателя. Похоже, на деле он рассчитывал выручить значительно больше.
После господина Бланха на помост друг за другом выходили люди с разными волшебными предметами. Кто-то демонстрировал факел, который загорается под взглядом владельца, кто-то настенные часы, которые при переводе стрелок поворачивали события на помосте вспять. Искатель вдруг оказывался в зеленой шляпе, переодетой пять минут назад, а оратор с удивлением понимал, что его рот повторяет сказанное раньше.
Карандаш, умеющий копировать почерк всех, кто хоть раз им писал, яблоко, которое само заращивало откушенную часть, если его не съесть целиком. Самый большой ажиотаж произвела ступа, умеющая подниматься в воздух. Двигалась она рывками, с помощью взмахов метлы. Тут не обошлось без происшествий. Искатель облетел площадь над головами, жевуны прыгали, пытаясь прикоснуться к чудесному аппарату, а какой-то мальчишка на крыше лотка умудрился ухватиться за край. Ступа перевернулась, вдвоем они проломили крышу и рухнули вниз, переломав продавцу большую часть букетов.
Каждой из показанных вещей Молли мечтала бы завладеть немедленно и не понимала, почему богач Гуффало Бинг до сих пор молчит. Жевуны смотрели на эти чудеса не менее завороженно, но не могли себе позволить таких покупок. Они собрались ради зрелища.
– Наконец дошла очередь и до вас, мэтр Фрост, – сообщил господин Морах. – Мы возлагаем на вас большие надежды, удивите публику!
На помост взошел крепкий, вытянутый в струнку старик с седой бородой до пупа.
– Непросто удивить такую искушенную публику, – произнес старик невозмутимо, – но я попробую.
– Молим вас.
– Раздобыл тут в дальних краях перчатку на правую руку, – продолжил искатель так же невозмутимо, натягивая потертую перчатку из коричневой кожи.
– Что ж, нам очень жаль вашу левую руку, – сочувственно произнес оратор, – Могу посоветовать вам хорошего перчаточника.
Разогретая умелым ведущим толпа к тому времени уже с готовностью отзывалась смехом на любую шутку. Старик покивал с улыбкой, подошел к оратору вплотную.
– Простите, могу я позаимствовать этот огрызок карандаша с вашего стола?
И, не дожидаясь, пока господин Морах посторонится, направил руку прямо ему в живот. Жевуны пораскрывали рты, по толпе разнесся взволнованный шелест. Коричневая перчатка беспрепятственно вошла в кругленький живот оратора и вылезла из спины. Там она пошарила по столешнице, пальцы нащупали карандаш, сжали его в кулаке. Рука вновь скрылась в спине Мораха. Через мгновенье старик показал карандаш на раскрытой ладони остолбеневшему оратору.
– Благодарю вас, можете забрать, он мне больше без надобности, – с улыбкой сказал старик и обернулся к притихшей толпе: – Для этой перчатки не имеет значения, из какого материала сделано препятствие, сейчас я вам это докажу. Роланд, мальчик мой, ты нашел что-нибудь подходящее?
На зов, волнуясь и краснея, вышел мальчишка с кирпичом в руках. Старик ободряюще похлопал его по плечу.
– Как раз то, что нужно, спасибо. Ступай.
Мальчишка сразу убежал. Карандаш вернулся на стол, старик Фрост вытянул кирпич в левой руке, начал погружать в него пальцы правой. Пальцы показались с другой стороны и продолжали выдвигаться. Когда внутри кирпича осталось только запястье, он пошевелил освобожденной ладонью.
– Господин Морах, можете пожать мне руку, чтобы убедиться в отсутствии уловок.
На глазах у притихшей толпы оратор медленно поднял руку, сжал кожаную перчатку. Старик быстрым движением сдвинул кирпич. Как только внутри оказалась рука Мораха, он разжал пальцы. Внезапно отяжелевшая ладонь упала, ударив того кирпичом по бедру.
Оратор согнул руку в локте, с удивлением посмотрел на торчащие из кирпича кончики пальцев.
– Вот это лот! – восхищенно взревел он, вытянув кирпич в сторону толпы. – Мне самому не помешала бы в хозяйстве такая штука! Ваша цена, мэтр Фрост?
– Пятнадцать тысяч! – громко отчеканил старик.
– Пятнадцать тысяч! Понимаю, вы решили начать с мелких сумм, чтобы подогреть наш интерес. Нам остается следить, как эта цифра взлетит до небес! Кто больше?
Крыша под Молли задрожала от ударов снизу. Девочка нагнулась к окну. Следящий за происходящим Гуффало не поднимая головы сунул ей в лицо табличку с крупными цифрами «1000».
Оставаясь на коленях, девочка робко подняла табличку над головой.
– А! – воскликнули со сцены. – Господин Гуффало Бинг наконец-то решил напомнить о себе! Женщин, стариков и слабонервных прошу удалиться с площади, сейчас начнется настоящая схватка. Господин Бинг дает шестнадцать тысяч!
Молли захотелось съежиться и провалиться сквозь землю. Сотни и сотни глаз одновременно оборотились к ней и теперь с удивлением разглядывали странную девочку.
– Что скажут другие уважаемые господа? – вопрошал Морах, скользя взглядом от экипажа к экипажу. – Господин Клест, что же вы засомневались? Я видел, вы собирались повысить ставку, что скажете? Отлично! Семнадцать тысяч от господина Фрилана Клеста!
Крыша под Молли снова задрожала, толстяк указал на табличку в ее руках. Табличка поднялась.
Оратор развел руками:
– Очаровательная представительница Гуффало Бинга не хочет мириться с вашей наглостью, господин Клест. Восемнадцать тысяч от именитого цветочника! – Не успел он договорить, над толпой взвилась другая табличка. – О, мадам Бомшток, рад видеть, что ваш аппетит еще не утолен. Сегодня определенно ваш день, мэтр Фрост. Сразу двадцать тысяч от известной супруги известного человека!
В крышу застучали злее. Толстяк подал табличку с цифрой «2000». Уже смелее Молли вытянула руку.
– Простите, мадам Бомшток, господин Бинг считает, что вы не сумели по достоинству оценить товар. Двадцать две тысячи от Гуффало… Я так и думал. Мадам Бомшток в прошлый раз просто перепутала табличку, она считает, что цена товару двадцать пять тысяч мер! Что думает об этом маленькая мисс?
– Ты никак не уймешься, старая ведьма, – услышала Молли шипение внизу.
В крышу постучали так, что Молли начала съезжать к краю. Новая табличка едва не ударила ее в лоб.
– А маленькая мисс не согласна, – покачал головой оратор. – Она уверена, что цена товару двадцать восемь тысяч!
Жевуны поворачивали головы то к Молли, то к госпоже Бомшток. Они уже готовились переключить внимание обратно на Молли, но тучная женщина вдруг приподнялась, чуть поклонилась Гуффало Бингу, признавая поражение, и уселась на место, насупившись, едва толпа отвернулась.
-Что ж, это была достойная схватка, – утешил ее Морах. – А сей непревзойденный лот всего за двадцать восемь тысяч переходит…
– Право, я не могу больше молчать, – вдруг перебил его полный насмешки голос. На помост вальяжной походкой поднялся еще один старик, ростом пониже Фроста и, в отличие от него, гладко выбритый. На старике была фиолетовая одежда мигунов, и сам он часто подмигивал, словно заговорщицки намекал толпе на их общую тайну. Еще по голосу мэтр Фрост сразу узнал своего извечного соперника по ремеслу Джона Феннинга.
Джон не спеша проследовал к краю помоста, по пути бросил скептический взгляд на коричневую перчатку. Мэтр Фрост следил за ним настороженно. Так самоуверенно ведет себя только человек, у которого в рукаве беспроигрышный козырь. А он уже видел себя гвоздем сегодняшней ярмарки. Победа на ежегодном сборе искателей – это не только репутация, это еще и цена будущих товаров.
Джон Феннинг заговорил, обращаясь не к сопернику, а к толпе:
– Неужели достопочтенный господин Фрост полагает, что этой безделушкой может заинтересовать кого-то всерьез? Все эти проникновения, исчезновения – все это так же старо, как сам Волшебный мир. Несколько лет назад попалась мне в руки исчезательная шкатулка, в которую можно было положить предмет, и он оказывался там, где пожелаешь. Но уже тогда я отказался от нее, я сказал себе: «Серьезный искатель не имеет права явиться на ярмарку с такой банальной вещью!» Кстати, не ту ли шкатулку презентовал господин Фрост в позапрошлом году? – Среди жевунов послышались одиночные смешки. – Но я решил помочь господину Фросту, я решил на личном примере показать, как должен работать искатель, задать ориентир, так сказать.
Сложив руки на груди, господин Фрост хмуро смотрел на соперника, а оратор в предвкушении потер руки:
– После такого заявления, мэтр Феннинг, не боитесь ли вы разочаровать наших многоопытных зрителей?
Искатель ухмыльнулся уголком рта, достал из-за пазухи нелепого вида очки с квадратными желтыми линзами, напялил их на нос.
– Скажите, господин Морах, – обратился он к оратору, глядя на него сквозь желтые линзы, – владеете ли вы искусством танца?
– Вот уж чего нет того нет, – весело ответил тот, – не завидую я несчастному, которому пришлось бы наслаждаться этим зрелищем!
– Так может вы продемонстрируете свои навыки нам?
Морах пожал плечами:
– Да пожалуйста.
Он вышел на середину сцены, закрыл глаза, словно настраиваясь на нужный лад. Потом вдруг раскинул руки, как лебедка крылья, поднял их над головой, одна ступня подтянулась к колену. Немного постояв так, он принялся крутиться в классическом танце. Толпа вволю посмеялась, глядя на неуклюжие па и пируэты, круглый животик то и дело угрожал танцору потерей равновесия. Старик с бородой недоуменно переводил взгляд с танцующего на искателя. Наконец, на лице его мелькнуло облегчение, он даже улыбнулся, рука начала степенно оглаживать бороду.
– Боюсь вас разочаровать, дорогой коллега, – произнес он, – но вряд ли вы кого-то удивите очками, которые преобразуют в ваших глазах чужие танцы.
– А что же вы, господин Фрост, – словно не слыша обратился к нему мэтр Джон, – не хотите ли присоединиться? Неужели господин Морах так и останется одинок в своем порыве?
Рука старика остановилась на бороде, он растерянно огляделся:
– А действительно, что это я…
Недолго думая, почтенный старец отшвырнул шляпу, закатал рукава по локоть и вдруг пустился лихо выбрасывать коленца, выписывая обеими руками такие движения, будто возит бельем по стиральной доске.
Тут вся площадь схватилась за животы. Даже толстяк в экипаже повизгивал, как поросенок, а над ним послышался звонкий детский смех. Старик пустился плясать по малому кругу, редкие седины плескались на лице в такт движениям. Вокруг него по большому кругу взлетал в затяжных прыжках Морах.
– Что, мэтр Фрост, не устали вы? – весело спросил Джон Феннинг.
– Эх, мне бы музыку, – прокричал тот запыханно.
Толпа хохотала и прихлопывала в такт безумному танцу. Мэтр Джон присоединился к хлопкам, подмигивая людям внизу. Тучный оратор хрипел и обливался потом, однако энтузиазм его не иссякал. Казалось, он настолько вошел в кураж, что уже не сможет остановиться, пока не рухнет на пол без чувств.
Наконец мэтр Джон поднял руку, призывая к тишине.
– Поблагодарим почтенных господ за яркое выступление. Хватит, пожалуй.
Оба танцующих обессиленно шлепнулись на доски. Грудь старика тяжело вздымалась и опускалась. Ошеломленно повертев головой, он подполз к брошенной шляпе, нахлобучил ее на голову. Морах, сидя на полу, озадаченно скреб затылок:
– Вот так так… Это что же вы с нами проделали, мэтр Джон? Не припомню, когда бы я вел себя так глупо.
Джон Феннинг снял очки, неторопливо, зная, что народ ловит каждый жест, протер линзы тряпочкой.
– Перед вами крайне любопытный образец, – громко заявил искатель. – К сожалению, мне так и не удалось найти мастера, создавшего это чудо. Думаю, многие уже догадались, какими свойствами обладают очки. Любой, на кого я посмотрю через них, будет делать все, что я пожелаю. Они подчиняют волю человека. Правда с одной большой оговоркой: их власть длится всего десять минут и не действует дважды на одного и того же человека. Но только представьте, что можно успеть наворотить за эти десять минут. Я могу любому из вас велеть ударить в ухо соседа, а соседу велеть подставить второе ухо, я могу велеть птице камнем упасть наземь, могу заставить господина Мораха подойти и пырнуть ножом господина Фроста. И он будет уверен, что сам принял такое решение!
Мэтр выдержал выразительную паузу. На площади повисла гробовая тишина. Молли почувствовала, как экипаж накренился. Гуффало Бинг высунулся из окна почти наполовину, его алчный взор не отрывался от помоста. Сама Молли его энтузиазма не разделяла, это был первый волшебный предмет, который по-настоящему ее напугал. Как и жевуны вокруг, девочка притихла.
– Теперь вы понимаете, – продолжал мэтр в тишине, – насколько огромны возможности этого предмета. Он обладает властью, которая не должна бы попасть в руки человека… меньше, чем за сорок пять тысяч!
– Сорок пять тысяч! – вскричал Морах возбужденно.
– И ни четвертаком меньше! – отрезал искатель. – Просить всего лишь втрое против проникающей перчатки – сущая благотворительность с моей стороны!
Перчатка мэтра Фроста приземлилась на столик, старик отвернулся, с гордо поднятой головой удалился с помоста.
– Ну что, дамы и господа, во сколько вы оцените неограниченную власть? Очень хорошо, господин Блюм, сорок пять тысяч. Мадам Стронг, вам очень к лицу готовность идти до последнего. О, госпожа Бомшток, рад, что вы не опустили руки…
По потолку экипажа взволнованно постучали тростью, Молли по наитию схватила тысячную табличку.
– Ха! – воскликнул оратор. – Дамы и господа, похоже, у вас не осталось шансов, маленькая мисс Бинг снова взялась за дело! Сорок восемь тысяч от Гуффало Бинга!
На сей раз схватка разыгралась не на шутку. Таблички взлетали друг за другом, оратор едва успевал называть имена. Прозвучала цифра шестьдесят, семьдесят. Мэтр Джон с ликующей улыбкой наблюдал за соревнованием. Молли и носильщики слышали, как толстяк внутри буквально сошел с ума, он то рычал, как раненый лев, проклиная каждую названную фамилию, то в бешенстве потрясал в окно кулаками, то вдруг падал на колени и начинал рыдать в ладони.
Процесс захватил Молли, скоро она сама азартно вскидывала таблички, не обращая внимания, был ли условный стук. Да и толстяк, казалось, забыл про трость, он только бесновался внизу и бился головой о стены. Молли даже перестала замечать, поднимаются ли другие таблички. Едва оратор успевал озвучить ее цену, руки девочки снова взлетали.
– Вы только посмотрите на этого дьяволенка! – ревел Морах. – Если она проиграет, эта табличка точно окажется разбитой о мою голову!
Жевуны с интересом оглядывались на готовую к очередному броску девочку. Ее большие, горящие азартом глаза не могли не вызвать улыбок взрослых.
Когда после имени Гуффало Бинга была названа цифра девяносто тысяч, из глубин экипажа раздался вопль, от которого у носильщиков кровь в жилах заледенела. Вопль закончился громкими рыданиями. А цена между тем медленней, но продолжала расти. После девяноста четырех рыдания внизу вдруг оборвались. Трость застучала по потолку с неожиданной решимостью. Из окна вылезла новая табличка, полностью зеленая, без каких-либо цифр.
Еще не понимая, что это значит, Молли догадалась, грядет нечто необычное. Она схватила табличку и, не дав оратору договорить очередное имя, вскочила на ноги, с победным видом вздернула табличку над головой обеими руками.
– Сто тысяч изумрудами! – вскричал оратор потрясенно. Казалось, эта фраза высосала из него последние силы, он застыл в молчании, слегка покачиваясь от изнеможения. По площади разнесся изумленный шепот. Мэтр Джон Феннинг прикрыл глаза, его подбородок едва заметно трясся. Такого исхода не ожидал и он сам.
– Готов ли… – оратор откашлялся. Благо в тишине и негромкий голос был слышен во всех уголках площади. – Готов ли кто-нибудь перейти на изумрудные ставки и предложить больше?
Ни одна рука не поднялась. Молли продолжала стоять, наслаждаясь произведенным эффектом. Как будто это была ее личная победа. Первая победа в Волшебном мире. Вот, наверное, как чувствовала себя мама под взглядами сотен жевунов.
– В таком случае, – закончил оратор набирающим силу голосом, – нам остается выразить восхищение господину Гуффало Бингу. Он совершил сделку, о которой будут говорить все! Сделку, которой не было равных в Волшебном мире! Он навеки вписал свое имя в историю ежегодных ярмарок! А заодно и имя мэтра Джона Феннинга! – господин Морах уже вовсю бурно жестикулировал. – Вот это завершение, вот это поворот! Знаете, что отныне люди будут говорить о подобных поступках? Поступить, как Гуффало Бинг! Вы сделали то, чего никто от вас не ждал? Вы поступили как Гуффало Бинг! Так будут говорить! Господин Гуффало, вы можете забрать покупки немедленно, тем более что вас заждались на цветочной площади. Вы и там обещали сегодня всех удивить.
В крышу раздался размеренный, чуть усталый стук.
– Эй ты, как тебя, – тяжело дыша позвал Гуффало. – Сбегай и принеси обе вещицы. Да смотри побережней!
Молли сползла на землю, с улыбкой пошагала к помосту. Толпа расступалась, она шла, размахивая руками, и улыбалась всем. Но, вопреки ожиданиям, никто не чествовал ее, как маму, никто не тянул рук, чтобы прикоснуться к спасительнице из большого мира. Жевуны явно не догадывались, кто она и откуда, они лишь с любопытством разглядывали наряд в красный горошек и отворачивались, как только девочка проходила. Вот в чем дело, осенило Молли, они просто не знают, не поняли! А теперь появилась возможность рассказать о себе всему городу. Это и есть ее Случай. С легкой усмешкой девочка напомнила себе, как всего пару часов назад едва не опустила рук. В следующий раз надо быть сильнее.
Оратор Морах встретил «маленькую мисс» поклоном, галантно поцеловал руку мясистыми губами. Молли украдкой вытерла оставленное на пальцах мокрое пятно. Мэтр Джон Феннинг торжественно вручил очки в футляре, сам Морах с поклоном протянул волшебную перчатку. Когда девочка рассовала предметы по карманам, Морах поднял ее руку.
– Поприветствуем нашу неутомимую воительницу!
Толпа разразилась аплодисментами. Молли с улыбкой помахала морю голубых шляп, набрала в грудь побольше воздуха, чтобы каждый жевун не упустил ни слова. Но тут оратор, не стирая с лица улыбку, мягко подтолкнул к лесенкам.
– Подождите, – доверительно прошептала Молли, – мне нужно кое-что сказать жевунам.
– Ступай, девочка, ступай, – велел Морах уголком рта, а сам продолжал улыбаться публике.
– Вы не понимаете, я пришла от мамы, ее все знают…
От фальшивой улыбочки повеяло холодом. Морах подтолкнул девочку настойчивей, а когда та заупрямилась, почти силой сдвинул к ступенькам.
Разочарованная, Молли спустилась под гром рукоплесканий, перед ней вновь образовался коридор. Возвращалась она в глубокой задумчивости и не заметила, как от толпы отделилась крошечная фигурка. Какой-то мальчишка примерно ее возраста не глядел по сторонам и на полном ходу врезался головой в грудь Молли. Он был почти на голову ниже, худенький, тщедушный, нервными повадками и всклокоченными волосами он походил на ощипанного воробья. Мальчишка вскинул на препятствие испуганное лицо:
– Ой, п-простите…
– Ничего, мне не больно, – заверила Молли. – Как тебя зовут?
Вместо ответа мальчишка метнулся вбок и растворился в толпе.
Дверь экипажа распахнулась навстречу девочке, оттуда высунулись две толстые, дрожащие от нетерпения руки.
– Давай, давай сюда.
Молли остановилась перед дверцей, сунула руки в карманы и обомлела. В карманах было пусто.
С помертвевшим лицом она отступила на шаг, потом еще.
– Ну? – нетерпеливо завозился толстяк.
– Наверное, по дороге выпали, – пробормотала она, пятясь от экипажа.
Мелкие щелки глаз хлопнули, как створки дырокола.
– Как ты сказала? – медленно, по слогам, произнес он.
– Мальчик! – вспомнила Молли, продолжая пятиться. – В меня врезался мальчик. Это он украл!
На мгновение в свиных глазках мелькнуло безумие, он долго, не отрываясь, изучал лицо девочки. И вдруг в блеклых зрачках мелькнули искорки узнавания:
– Ты?! – Толстяк подался наружу, экипаж начал заваливаться. Носильщики с другой стороны бросились его выравнивать. Молли вжала голову в плечи и боком уже раздвигала стену жевунов. – Это же ты, – повторил тот, не веря в собственную глупость. Молли с ужасом наблюдала, как заколыхались круглые щеки. – Это что же получается, это ты решила… Стража! – вдруг заверещал он так, что ближайшие жевуны в ужасе шарахнулись. – Стража!.. Воровка!.. Обокрали! Поймать!.. Найти!.. Тысяча плетей! Плетьми насмерть!..
Краем глаза Молли увидела, что крепыши в фуражках еще до крика заподозрили неладное и потихоньку протискивались к экипажу. После крика они ломанулись, сбивая с ног незадачливых зевак. Чуть не плача от страха, Молли юркнула между кафтанами и понеслась, не разбирая направления.
ГЛАВА 6
СООБЩНИКИ
Площадь осталась далеко позади, но еще слышны были вопли Гуффало Бинга. В спину подстегивала ругать преследователей, грубо распихивающих толпу. Молли загляделась на них и с разбегу налетела на крупную женщину, головы которой не было видно под огромным букетом. Привычная к толкучке, женщина и бровью не повела.
– Два четвертака за Гуффалию обыкновенную! – громко возмущалась она. – Совсем с ума посходили!
Благодаря этой заминке Молли вдруг заметила мелькнувшую среди кафтанов взъерошенную шевелюру, похожую на пух сердитого воробья. Только теперь ей пришло в голову, насколько яркую мишень представляют собственные золотистые косы между одинаковыми шляпами. Пригнувшись, девочка бросилась наперерез мальчишке. Сзади послышался крик женщины с букетом. Молли оглянулась через плечо. Крупная женщина лежала на мостовой, вокруг были разбросаны переломанные цветы, а стражи в форме как ни в чем не бывало перескакивали через нее, доламывая цветки ботинками. Женщина оказалась не из робких, ухватила замыкающего за щиколотки, тот шлепнулся, как подрубленный. С воинственным кличем дамочка вскарабкалась ему на спину и обеими руками вцепилась в коротко стриженные волосы. Еще одному стражу пришлось вмешаться в потасовку, чтобы выручить собрата. Преследователей осталось трое.
Молли не решалась поднимать голову. За мальчишкой гналась наугад, выбирая направление по всего раз мелькнувшему затылку. Звуки погони постепенно отдалялись, стражи все чаще останавливались, безуспешно выглядывали в людском потоке пшеничные косы. Девочка рискнула распрямиться только когда оказалась на полупустой площади. Прохожие тут сновали так редко, что прятаться было бессмысленно. Посреди площади возвышалось пустующее недостроенное здание будущий торговый ряд под крышей. Молли быстро огляделась. Как и следовало ожидать, мальчишка пропал. Зато она заметила, что стеклянные дверцы здания слабо покачиваются, явно потревоженные. На левой дверце висела табличка: «Мы откроемся в конце месяца». Девочка прошмыгнула между колоннами, потянула ручку.
Внутри шум и крики с улицы стали призрачными, далекими. Шорохи серебряных башмачков отдавались от стен эхом. Девочка притаилась за одной из колонн просторного зала, стала наблюдать за входом. Если кто-нибудь из крепышей заметил, куда она свернула – тогда все кончено, бежать отсюда некуда.
Возмущенные возгласы в толпе двигались справа налево. То и дело из виду пропадали какие-нибудь островерхие шляпы, на их месте показывались фуражки. Стражи двигались параллельно площади, ни один не свернул к пустому зданию. Похоже, им и в голову не пришло, что жертва осмелится выйти на открытое пространство. Когда колебания в толпе переместились за грань видимости, Молли выдохнула, устало сползла к основанию колонны. Что же это за приключения, где от страха не успеваешь опомниться? Не о таком она мечтала.
Не дали ей опомниться и в этот раз. Девочка насторожилась, услышав какой-то шорох.
– Стойте!… Это она! – вдруг послышался возбужденный шепот. Молли затаила дыхание, повертела головой, взгляд остановился на вентиляционной трубе. Незакрепленная, она пустым нутром кренилась к полу. Звук явно шел оттуда.
– Она что тебя видела? – спросила труба другим голосом.
– Конечно, я же в нее врезался.
– Да нет, дурья башка, она видела, куда ты убежал?
– Не знаю, я не оглядывался.
– Дубина! Хочешь, чтобы мы все в башню загремели?
Молли бесшумно подкралась к трубе, приложилась ухом.
– Что она делает? – спросил голос, которым девочка заочно наделила мелкого воришку. – Она хочет в трубу залезть? Думаешь, она из лигашей?
По его вопросам Молли поняла, что они прекрасно ее видят. Из трубы донесся стук, похожий на тот, с каким костяшками стучат по голове.
– Эй!.. – возмутился воришка.
– Головой-то думай, она же девчонка. Много ты видел среди лигашей маленьких девчонок?
– Ниче се маленькая, – проворчал тот. – А чего она тогда так вырядилась?
– Я откуда знаю, иди да спроси. Заодно проверишь, нет ли хвоста.
– Куда, к ней? Я не пойду! Почему я?
– А кто должен, Сопля?
– Э-э, – полуобиженно-полуиспуганно протянул третий голос, – нет, я не пойду.
– Давай, сам привел, сам и расхлебывай.
Началась шумная возня и пыхтение. Через мгновенье из-за угловой колонны вывалился обокравший Молли мальчишка. Он пробежал несколько шагов, удерживая равновесие, выровнялся и застыл в настороженной позе.
– Эй ты, – крикнул он, не рискуя приблизиться, – чего тебе здесь надо? Ты что, следила за мной?
– Это ты украл! – крикнула в ответ Молли. Неожиданно для самой себя на глаза начали наворачиваться слезы. – Из-за тебя подумали на меня, и теперь меня ищут!
– А мне какое дело? Ты докажи! – сказал он с вызовом, став еще больше похожим на растрепанного воробья.
– Не буду я ничего доказывать! Покажи карманы.
– Еще чего! Уходи отсюда, пока я тебя не вздул!
Молли двинулась к нему.
– Отдай! Или пошли со мной, сам все расскажешь. Тогда меня перестанут ловить.
Мальчишка попятился, с тревогой поглядывая за угол.
– Вот еще! Сама иди, куда тебе вздумается, если не терпится загреметь в башню!
– Он прав, – спокойно произнес ломающийся голос, в котором угадывались первые мужские нотки. Из-за угла вышел мальчик на несколько лет старше воришки. Для жевунов он был довольно высок, уж точно не ниже Молли. За ним плелся еще один мальчик, с виду совсем кроха, но вряд ли младше воришки и Молли, иначе бы не попал в эту компанию.
Долговязая фигура неторопливо, с показной леностью, поравнялась с товарищем, окинула Молли изучающим взглядом. Рук он не вынимал из карманов. Привычка жевунов на его лице выглядела какой-то расчетливо-небрежной, как у хулигана-старшеклассника, вечно жующего жвачку. Молли остановилась.
– Думаешь, лигаши станут разбираться кто прав, кто виноват? – пояснил жующий «хулиган». – Упекут обоих в самую затхлую камеру и забудут на веки вечные.
– Вот именно, – поддакнул воришка.
– Кто такие лигаши? – поинтересовалась Молли.
Высокий мальчик удивленно переглянулся с воришкой, еще раз оглядел ее придирчиво.
– Не знаешь кто такие лигаши? Ты что, не местная?
Девочка покачала головой.
– Так мы называем стражей, нанятых Лигой Цветочников. Их развелось видимо-невидимо по всей Голубой стране, охраняют порядок.
– Якобы, – ввернул воришка явно не своими словами.
– Вот именно, – кивнул на этот раз высокий.
Самый маленький мальчик остановился за спиной у старшего товарища и почему-то продолжал стоять боком, словно обнаружил на колонне что-то интересное. Видимо хорошо зная товарища, долговязый не оборачиваясь протянул руку за спину, нащупал белобрысую макушку, развернул и вывел мальчишку вперед. В этом жесте чувствовалась некая не нуждающаяся в словах связь, что-то такое, что пробудило в Молли острую тоску и потребность в друзьях. Особенно в теперешнем положении.
Когда крошечный мальчик повернулся лицом, глазам Молли открылось заросшее соплями существо. Зеленая капля вытекала из-под носа, он шмыгал, водил по ней языком, размазывая по верхней губе. Рот его, похоже, никогда не закрывался, не позволял заложенный нос. Всего на миг взгляд мальчишки сфокусировался на странной девочке, кончик языка замер, а потом вновь рассеянно заскользил по губе, взгляд продолжил блуждать по колоннам зала.
– И что мне тогда делать? – с отчаянием спросила Молли.
Долговязый пожал плечами:
– Возвращайся домой и надейся, что твои портреты развесят только в нашем городе. Ты из какого приюта?
– Я не из приюта.
– Тогда где твоя шляпа? Только детям из приюта не положены шляпы, чтобы лигаши могли их опознавать. Родители у тебя есть? – Молли кивнула. – Вот и возвращайся к ним. И советую больше никогда в этот город не соваться.
Молли шмыгнула носом.
– Это все из-за тебя, – бросила она воришке. Тот фыркнул, отвернулся. – Ты вор! Зачем ты их украл?
– Не твое дело, – огрызнулся воришка. – Ничего я не крал.
– Это было нужно не ему, а нам всем, – вступился долговязый. – Уходи туда, а мы – через другой выход. Лучше тут долго не задерживаться.
Он и правда хотел было развернуться, но Молли не сдавалась:
– Это несправедливо! Украл он, а прятаться теперь мне. А я даже ничего тут не знаю!
Долговязый остановился, почесал в затылке.
– Вообще-то да, нехорошо вышло.
– Только я ничего не крал, – упрямо бубнил воришка и тут же перешел в атаку: – А что ты вообще делала с Гуффало Бингом?
– Он предложил заработать пару четвертаков, и я согласилась.
В это ребята легко могли поверить. С чуть виноватым видом долговязый посмотрел сперва на одного товарища, потом на сопливого, который этого даже не заметил.
– Сходи проверь, как там снаружи, – обратился он к растрепанному другу. Тот буркнул что-то, обошел незнакомку по кругу, будто ящик с динамитом, голова его высунулась за стеклянную дверцу. – Ладно, выбраться из города мы тебе поможем, а там сама доберешься до дома. Ты далеко живешь?
– Зачем вам воровать такие дорогие вещи у всех на виду? – словно не слыша спросила Молли.
– Этого я не могу сказать.
– Снаружи все спокойно, – сообщил за спиной воришка. Он тем же маршрутом вернулся на свое место. Молли поспешно заверила:
– Я никому не скажу, я умею хранить секреты.
– А если лигаши тебя схватят и начнут пытать?
– Да она сразу расколется, – пренебрежительно скривился воришка.
– Я им ни слова не скажу, честно.
Долговязый подвигал челюстями, словно лениво раздумывая.
– У нас тоже есть родители.
– Это они заставляют вас воровать? – неверяще спросила Молли.
– Их отправили работать на рудники за долги. Лин Гилар отправил. Поэтому мы живем в приюте. Мы хотим их спасти. А заодно спасти город от Лина Гилара. А потом и всю Голубую страну от таких богачей, как Лин Гилар.
– Вы хотите спасти Голубую страну? – Молли ощутила, как радостно кольнуло сердце. – Так ведь и я хочу того же, для этого я здесь!
Воришка скептически оглядел девочку с головы до ног.
– Ты?
– Ну да! Я пришла, чтобы спасти Голубую страну, Желтую страну, весь Волшебный мир! Только не знаю, с чего начать.
– А что ты умеешь?
– Не знаю. А что нужно? Я быстро учусь.
– Ничего она не умеет, – подытожил воришка. – Это занятие не для девчонок.
– Моя мама тоже была девчонкой, а Волшебный мир спасла. И не раз!
Тут даже долговязый насмешливо улыбнулся, но промолчал.
– Ты же понимаешь, что мы не можем просто взять и довериться первому встречному. Мы должны тебя проверить.
– Как?
– Пока не знаю, потом придумаем.
– Значит, вы меня берете? – обрадовалась Молли.
– На испытательный срок. Посмотрим, на что ты способна. Это Воробей, это Сопля, а меня все зовут Верзила. Настоящее имя Ник.
– Молли.
Воришка-Воробей носом не повел, игнорируя знакомство, а Сопля смотрел на Верзилу, не понимая, почему его позвали. Долговязый Ник поманил пальцем Воробья:
– Ладно, показывай, что там.
– При ней? – ахнул тот.
Верзила подумал, отмахнулся:
– Заодно проверим, умеет ли она держать язык за зубами.
Воробей неохотно сунул руку в карман, с подозрением покосился на девчонку, встал боком, пряча содержимое кармана. Молли все равно заметила потрепанные пальцы волшебной перчатки.
– Ты же говорил, что ничего не крал, – не удержалась она от укола. Всклокоченный мальчишка повернулся спиной, давая понять, что девчонка для него перестала существовать окончательно.
– Проникает через что угодно, – негромко пробурчал он. – Можно засунуть руку в любой… – он умолк, снова покосился на новенькую. Закончил почти шепотом: – Никто и не заметит.
Верзила молча взял волшебный предмет. По прищуренным серым глазам Молли видела, как заработала его мысль, словно взвешивая будущие перспективы. Он натянул перчатку, осторожно прикоснулся к животу. Пальцы погрузились как в бесплотное облако.
– Вот это вещь! – сказал восхищенно. Он оттопырил указательный палец и дважды погрузил в ухо Сопле. Тот и не почувствовал, пока не заметил, что все смотрят на него.
– Э-э, – снова протянул он, – хватит, вдруг он застрянет.
Ник достал из-за пазухи пыльный сверток, упаковал перчатку. Воробей протянул знакомый футляр с очками.
– Еще? – удивился Ник. – Что могло заставить толстого скрягу так раскошелиться?
Он с любопытством повертел в руках очки с квадратными желтыми линзами, напялил на нос.
– Надо посмотреть на человека, и десять минут он будет выполнять любые твои приказы, – объяснил Воробей.
Верзила покрутил головой, привыкая к миру в желтом свете. Взгляд остановился на товарище:
– Эй, Сопля, ну-ка поцелуй даме ручку!
Молли отскочила как ужаленная.
– У него же сопли!
– Что есть то есть, – вынужден был признать Ник. – Ладно, Сопля, стой на месте и ничего не делай.
Очки скрылись вслед за перчаткой.
– Пора идти, а то опоздаем.
– Куда опоздаем? – спросила Молли.
– Сегодня урок истории, нельзя опаздывать, если не хотим все дружно загреметь в карцер.
Слово карцер не испугало девочку, потому что по всему выходило, ее уже сейчас берут с собой. На всякий случай она уточнила:
– А мне что делать?
– Пойдешь с нами, что-нибудь придумаю. Только веди себя тихо и ни с кем не разговаривай. Слушайся во всем меня, поняла? – Молли с волнением кивнула. – Тогда в путь.
Верзила развернулся на каблуках, пошагал в дальний конец зала. Воробей схватил Соплю за плечо, по пути бросил с хмурым злорадством:
– Ей у нас не понравится.
И едва ли это была пустая угроза. Судя по изношенной одежде и грязным худым лицам, жизнь в приюте несладкая.
ГЛАВА 7
ПРИЮТ «ПОСЛЕДНЯЯ НАДЕЖДА»
Знакомство с новой подругой принесло первые неприятные плоды, время поджимало, последние полквартала ребята неслись бегом. В неудобных башмачках Молли при своем росте едва поспевала за остальными.
– Вон наш приют, – на бегу указал Ник.
За низкими домиками жевунов издалека виднелось длинное трехэтажное здание. Молли залюбовалась праздничным фасадом. С аккуратных балконов свисали разноцветные ленты, на перилах и на подоконниках стояли вазы с цветами, над входом красовалась большая, читаемая с конца улицы вывеска «Добро пожаловать». К крыше тут и там были пристроены круглые, как домики жевунов, башни, в которых, как узнала позже, проживали воспитатели и сотрудники приюта. Невозможно было представить, чтобы в таком заведении кому-то жилось плохо.
На крыльце Верзила сделал знак остановиться. Дверь приоткрылась со скрипом пружины, он сунул голову внутрь, остальные выжидающе смотрели на склоненную спину. Наконец тот поманил рукой. Дети друг за другом прошмыгнули внутрь. По темному коридору двигались быстро, но крадучись, это создавало ощущение, будто они совершают какое-то преступление. Когда до лестничного пролета оставалось шагов двадцать, Ник вдруг замер, трижды вздрогнул от налетевших сзади друзей. Молли глянула через его плечо и сразу поняла, в чем дело. Из-за угла вынырнуло нечто массивное и внушительное настолько, что в узком коридоре вызывало трепет. Человек двинулся им навстречу, еще не видя застывших фигурок. Оттого непоказной шаг его выглядел еще великолепней, значительней. Он плыл по коридору как отколовшийся айсберг, как крейсер, курсирующий вдоль берега своей вотчины. Глыба носа медленно перемещалась из стороны в сторону, словно локатор, улавливающий присутствие нарушителей. Громоздкие руки были заложены за спину.
– Набегались, – тоскливо пробормотал Воробей.
– Инспектор Билль, – успел шепнуть Ник, – он следит за порядком в приюте. Не высовывайся, я с ним разберусь.
Ребята оттеснили девочку за спины, Ник надавил ей на плечо, велев присесть.
– Николас Баркер и его команда, – пропел грудной голос такой мощи, что на окнах завибрировали горшки с цветами. – Чутье ни разу меня не подводило.
На удивление, в этом голосе не слышалось и тени злости или угрозы. Напротив, массивные черты лица выражали крайнее удовлетворение, чуть ли не удовольствие. Инспектор подплыл к детям так близко, что внушающий дрожь живот почти уперся в пуговицы на кафтане Верзилы.
– Знаете ли вы, какой сегодня день, господин Баркер? – сладким голосом спросил он, оправляя кончиками пальцев воротник Ника.
– День истории, господин инспектор? – предположил тот.
– Верно, все правильно. Единственный день в неделю, когда вот сюда, – он постучал указательным пальцем по лбу Ника, – пытаются вложить хоть какие-то знания о своей стране. Как вы считаете, господин Коул, – инспектор повернулся к Сопле, – должен ли человек знать историю своей страны?
Сопля растерянно моргнул, мгновенье изучал испуганными глазами пещеры под носом инспектора, и вдруг рот его перекосился. Молли с изумлением поняла, что мальчишка собирается зареветь.
Инспектор Билль поморщился:
– Сделайте что-нибудь, Баркер.
Ник отвесил Сопле подзатыльник, перекошенный рот мигом вернулся в нормальное положение, словно щелкнули выключателем.
– Я только что проходил мимо учебного кабинета, – невозмутимо продолжил инспектор, – все дети уже там. Ну что ж, давайте взглянем на часы.
Он с величественной неспешностью вытащил из нагрудного кармана голубые часы, украшенные по ободку изумрудами.
– Мы как раз успеваем, инспектор, – заверил Ник.
– Вот как? Вы успеваете? Странно, а мои часы показывают, что до урока осталось две минуты.
– Нам хватило бы и одной, инспектор. – Молли интуитивно уловила в его тоне задушенную дерзость, мальчика явно так и подмывало добавить что-то вроде «Если бы ты не встал посреди дороги!». Уловил эту недосказанность и инспектор, мясистые, как котлеты, губы расползлись в улыбке, словно подбадривая к продолжению.
– Любопытная теория, – оценил он. – Когда вы ее придумывали, вам не пришло в голову, что если кто-то из воспитателей остановит и сделает заслуженное замечание, то ваши тонкие расчеты дадут сбой? Можете не отвечать, я вижу, в вашу голову вообще мало что приходит. Придется преподать вам урок пунктуальности. Для этого я здесь. Давайте посмотрим, остался ли в моем блокноте день, напротив которого еще не стоит ваше имя.
Все с той же неторопливостью он вытащил на свет кожаный блокнот, послюнявил палец, пожелтелые страницы с издевательской медлительностью поползли одна за другой.
– Так… завтра вы не сможете, на завтра вам обеспечен карцер от господина Фриза за опоздание. Так… здесь вы уже записаны… Надо же, и тут тоже… – Он перелистнул еще несколько страниц, и тут в поле зрения попала красная юбка в белый горошек. Наряд настолько не вписывался в устав приюта, что палец замер на странице, потом медленно потянулся к плечу Ника, загородившему нарушительницу, несильно надавил. Мальчика как буксиром поволокло к стене.
У Молли душа ухнула в пятки. Ник уперся в палец всем весом, рука инспектора этого даже не почувствовала. Не видя другого выхода, Ник вдруг сказанул такое, отчего у девочки волосы встали дыбом:
– Закрой свой блокнот, Билль. И перестань молоть чепуху, мы уходим.
Инспектор остолбенел. Верзила воспользовался заминкой, схватил Молли за руку, Соплю – за шиворот, они нырнули Биллю под руку и что было сил припустили по коридору. Инспектор остался стоять, разевая рот, как рыба в аквариуме. Уже на лестничной площадке второго этажа дети услышали рев, от которого задребезжали стены приюта:
– Директор Хигг!.. Директор Хигг!..
– Зачем ты так, – с отчаянием зашептала Молли. – Что теперь будет?
– Что и всегда, – хмыкнул Ник, – неприятности. Не бойся, вряд ли он нажалуется директору. Специально кричит, чтобы мы слышали.
– Что-то непохоже.
– Цену себе набивает, – буркнул Воробей. Ник кивнул.
– Этот не лишит себя удовольствия наказать самолично. Ничего страшного, у нас есть план.
Молли не поверила, скорее всего, ее просто хотели успокоить.
В коридоре второго этажа они сразу наткнулись на новое препятствие. В одной из глубоких ниш открылась дверь. Молли догадалась, что дверь ведет в башню, а значит, им не повезло встретиться еще с кем-то из сотрудников. Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в щель могло проскользнуть тощее, как пиявка, существо. Как будто внутри что-то мешало двери открыться шире.
Существо закрыло дверь, постояло перед ней, потирая руки так, будто моет их под краном. Локти при этом постоянно елозили по бокам, придавая туловищу еще большее сходство с вьющейся пиявкой. Существо явно улыбалось и от удовольствия мурлыкало незнакомый мотивчик, который в его исполнении казался окружающим неразборчивым шипением.
– Завхоз, – шепнул Ник, – его можешь не бояться.
Продолжая потирать руки, человек тронулся в их сторону. Сильная сутулость делала его ростом с Воробья. Когда Молли хорошенько разглядела лицо завхоза, она испытала приступ такого же отвращения, с каким берут в руки нечто липкое и копошащееся. Лицо было вытянуто клином, сильно сужалось к носу, выпученные, как у жабы, глаза располагались по бокам черепа, под выпуклыми змеиными бровями. Создавалось ощущение, что он сунул лицо в очередную щель, и его таки сильно прищемили дверью.
При виде детей губы завхоза расплылись в длинной жабьей улыбке:
– А, Николас Баркер, заждалиссс, заждалиссс. – Молли поежилась от этого вкрадчивого шипения. Казалось, в коридор проползла змея, а из-за гулкого эха невозможно было определить, откуда исходит угроза. – Как обстоят наши дела-с?
– Не сейчас, Милс, – отмахнулся Ник.
– Понимаю, понимаю, – еще шире заулыбался завхоз. – Гранит науки. Похвально-с, похвально-с.
Он остановился перед детьми, глядя на всех снизу, руки его продолжали умываться в собственной слизи.
– У нас очаровательная гостья, – заметил он с масляной улыбочкой.
– Не твое дело, – отрубил Ник.
– Конечно, конечно не мое. Я все понимаю, дело молодое, а? – Он подмигнул, дважды заговорщицки пихнул Ника локтем в живот, потом снова подмигнул, снова пихнул. – Перед таким прелесстным созданием трудно устоять. Как зовут нашу очаровательную гостью?
Он бесшумно скользнул ближе к Молли, протянул длинную и бледную, как червяк, руку. Содрогаясь от омерзения, Молли вложила свою. Ладонь его оказалось настолько ледяной и липкой, что у девочки по телу рассыпались мурашки.
– Молли, – выдавила она. С трудом девочка удержалась, чтобы не отдернуть руку. Благо, ладонь завхоза уже сама выскользнула, как змея из дупла.
– Прелесстно, – с той же масляной улыбкой промурлыкал, как ему казалось, завхоз. Длинный и тонкий, как соломинка, палец его легонько мазнул девочку по кончику носа. С ужасом Молли ощутила, что на носу осталось холодное мокрое пятно. Больше всего на свете сейчас хотелось чем-нибудь пятно вытереть. А глаза завхоза из-под полуопущенных век всего на миг скользнули по наряду девочки, по башмачкам.
– Пропусти нас Миллс, – потребовал Ник, – мы опаздываем.
– Конечно, конечно, – встрепенулась застывшая было пиявка. – Но есть ли у нашей гостьи сменная обувь?
– Сменная обувь? – не понял Ник. – О чем ты? Никто никогда не носил сменную обувь.
– Новые правила, – развел руками завхоз. – Прелестная гостья как будто из чужих краев?
Даже Молли заподозрила здесь некий намек на шантаж.
– Ладно, – шепнул ей на ухо Ник. – Отдай ему туфли, а то потом прилипнет, прибежит на урок.
Молли испуганно замотала головой, шепнула Нику на ухо:
– Я не могу, только не башмачки…
– Не бойся, ничего с твоими башмачками не случится, – так же тихо ответил мальчик. – Знаю я, чего он хочет. Отдай, после урока заберем.
Завхоз наблюдал за детьми, продолжая улыбаться, с невинным видом щелкал створками век. Молли почему-то была уверена, что он прекрасно слышит каждое слово.
Девочка неохотно потянулась к серебряным башмачкам.
– О, нет-нет, что вы делаете? – заволновался завхоз. – Я не позволю, чтобы эти ножки стояли босиком на каменном полу, я принесу тапочки.
Он вернулся к двери, проскользнул в узкий проем. Через мгновенье вынырнул, сдувая и отряхивая пыль с тапочек. К ужасу Молли, он решил все проделать сам: опустился перед ней на корточки, липкие пальцы обвились вокруг лодыжки.
– Прошу вас одну ножку-с, – приговаривал он, с величайшей бережностью вдевая ногу в тапок, – прошу вас вторую ножку-с. Удобно ли вам? Рад, что угодил такому чудному цветку. Правила соблюдены, не смею больше задерживать. – И добавил загадочно: – Господин Баркер, рад буду видеть вас сегодня моим госстем.
Ник зло отмахнулся от него. Завхоз расплылся в своей жабьей улыбке, удалился, как-то особенно яростно натирая тыльную сторону ладони, сжимавшей башмачки. Едва дверь за ним закрылась, Ник схватил Молли за руку:
– Быстрее, бежим!..
ГЛАВА 8
УРОК ИСТОРИИ
Перед дверью кабинета они лицом к лицу столкнулись с высоким и стройным, как сосуля, человеком. Несмотря на молодость, в жидкой растительности на голове появились первые проплешины. Сохранившаяся часть волос была такой белой, словно и голову, и брови посыпали снегом. В бесцветных глазах было выстужено всякое человеческое тепло, строгие и холодные черты лица заставили Молли поежиться, как от порыва северного ветра. В этот раз Ник не успел сообщить, кто перед ними, но Молли сама догадалась, это и есть учитель.
Учитель нес под мышкой тонкую папку, он уже взялся за ручку двери, когда услышал топот. Группу детей встретил промозглый могильный взгляд, исключающий всякую надежду на прощение. Ребята замерли перед ним, не смея дышать, Ник в отчаянии пожевывал губу, гадая, успели-не успели.
Не говоря ни слова, учитель за цепочку выудил из кармана часы. Молли невольно отметила, что сотрудники приюта не бедствуют, часы учителя тоже украшены изумрудами. Он бесконечно долго разглядывал циферблат, наконец, захлопнул крышечку, часы нырнули обратно в карман. По-прежнему молча он толкнул дверь, скрылся внутри. Бесшумной струйкой дети потекли следом.
Внутри Молли обнаружила огромную аудиторию. Ряды парт убегали вверх, за партами сидело не меньше двух сотен жевунов-подростков. Челюсти у всех замерли, когда дети увидели, как компания Ника Баркера входит после учителя. Ник поспешно отыскал глазами свободное место в одном из рядов, под шепот одноклассников они взлетели по ступенькам. Молли услышала голос одной из девочек:
– Фу, Сопля сюда садится. Кто-нибудь поменяйтесь со мной.
Пока Молли усаживалась рядом с Ником, за спиной разгорелась бурная дискуссия. Дети кивали на незнакомку, шепотом искали друг у друга ответов. Особое волнение вызвал наряд Молли.
– Кто это, новенькая?
– Такая большая…
– Почему она так вырядилась?
– Инспектор Билль ее убьет.
Учитель Фриз сел за стол, прямой, как струна, положил папку на угол, пальцами поправил корешки, чтобы они были вровень со столешницей. И поднял взгляд. В аудитории наступила гробовая тишина. Повелительный, полный льда и презрения взгляд медленно пополз по рядам. Он задерживался на каждом без исключения, словно хотел удостовериться, каждый ли в достаточной мере осознает, насколько он глуп, бездарен и безнадежен.
Молли заметила, как мгновенно остекленели глаза всей аудитории. Похоже, подобные молчаливые истязания были ученикам не в новинку. Острый, как ледяная игла, взор учителя не достигал цели, каждый рассеянно смотрел в свою точку и даже не замечал, что иглы уже воткнулись в него.
Как и ожидалось, дольше всего взгляд задержался на опоздавших. Если друзья Молли перенесли его безболезненно, то самой девочке было в новинку чувствовать себя облитой ледяным презрением. Она начала ерзать, краснеть, не знала, куда спрятать глаза. Видя, что жертва поддается, учитель даже как будто с удовлетворением чуть откинулся на спинку стула и теперь смотрел на одну Молли.
– Если вы думаете, – наконец заговорил он таким же ледяным тоном, – что мне нравится каждую неделю тратить на вас свое личное время, то вы ошибаетесь. Вы не хуже меня знаете, насколько бессмысленны попытки вложить в ваши головы хоть какие-нибудь знания. В этих головах, – он обвел пальцем аудиторию и остановил его на Молли, – не способна обосноваться даже самая элементарная мысль. Если вы думаете, – продолжил он с нажимом, как будто кто-то пытался его перебить, – что после всего этого имеете право относиться с неуважением к учителю и заявляться на урок в последнюю секунду, то и мое отношение к вам будет соответствующим. Неделя внеурочных работ всем опоздавшим!
– Легко отделались, – шепнул Воробей, с облегчением взъерошив волосы. Ник шикнул на него.
– А чтобы проверить, насколько обоснована ваша наглость и самоуверенность, опрос мы начнем тоже с опоздавших. Господин Коул, выйдите к доске, порадуйте нас своими знаниями.
Сопля растерянно заморгал, Ник вытолкал его с лавки. Под робкие смешки аудитории крохотная одинокая фигурка спустилась к учительскому столу. Учитель указал ему место возле своего стула, развернул страдальца лицом к аудитории, а сам поднялся и начал неспешно расхаживать вдоль первого ряда.
– Итак, господин Коул, – с холодной любезностью заговорил Фриз. – Вы, разумеется, помните, что этот месяц мы посвятили истории Фиолетовой страны. Скажите нам, хорошо ли вы усвоили материал?
Сопля потер кулаком над верхней губой, хотел было отрицательно помотать головой, но тут взгляд его отыскал за партой Ника. Товарищ усиленно подавал сигналы, кивал так глубоко, что подбородок касался груди. Сопля послушно кивнул.
Губы учителя растянулись в ледяную полоску:
– Отлично. А какой народ населяет Фиолетовую страну, не напомните нам? Может быть, Марраны?
Сопля машинально повторил кивок, но заметил, как Верзила отчаянно мотает головой. Он замотал в ответ так же энергично.
– Замечательно. Кто же тогда? Может быть, Мигуны?
Верзила кивнул, Сопля повторил движение.
– Великолепно. А кто сейчас правит страной Мигунов, вы знаете? И это знаете? Что ж, похвально. Кто же?
Сопля по привычке воззрился на Ника, но на сей раз тот опустил глаза, с неловкостью скреб затылок. Воробей тоже запустил руку в растрепанную шевелюру и смотрел в стену. Тогда Сопля с надеждой пробежал взглядом по рядам. Помощи ждать было неоткуда.
– Что же вы растерялись? – притворно удивился учитель. – Так уверенно начали. Мы вас слушаем.
Повисшая тишина и требовательный взгляд учителя сделали свое дело. Второй раз Молли наблюдала, как рот мальчишки вдруг перекосился. Только теперь Ника рядом не было, некому было пресечь неизбежное. Аудиторию огласил нарастающий, как вой сирены, рев.
– Такой придурок, – услышала Молли девчонок за спиной.
– А еще говорят, Сью его в щеку поцеловала.
– Я бы лучше повесилась.
Учитель сложил руки на груди и молча ждал, когда пройдет приступ. Сопля явно был сбит с толку тем, что никто его не останавливает, не уговаривает перестать, довольно быстро плач сам собой сошел на нет. Он умолк, снова вытер кулаком под носом.
– У вас все, господин Коул? – холодно полюбопытствовал учитель.
Ник за партой обреченно кивнул, Сопля скопировал кивок.
– Ну что ж, вы и ваш усердно кивающий друг честно заработали себе еще по неделе работ.
Сопля воспринял новость с облегчением – ему позволили вернуться на место, – а Ник обреченно рухнул лбом на парту. Учитель вновь пустился расхаживать перед столом.
– Кто хочет дополнить ответ господина Коула? Есть среди вас человек, который слушал меня на прошлом занятии?
Все в аудитории, включая Молли, не сомневались, что следующим будет «усердно кивающий друг». Но тут в дальнем ряду робко приподнялась одна рука. Пухлый мальчик в круглых очках испуганно огляделся, не нашел других рук, шустро спрятал свою. Но было поздно.
– Слушаем вас, господин Кюхель.
Побледневший, ученик неловко поднялся.
– Ларс Купер, – одними губами произнес он.
– Что – Ларс Купер?
– Правит страной мигунов Ларс Купер.
Учитель замедлил шаг, поднял внимательный взгляд на дрожащего коротышку.
– Где вы это подсмотрели? – спросил с подозрением.
– Нигде, – испуганно пробормотал мальчик, – вы в прошлый раз говорили, я запомнил.
– Допустим. Допустим, что-то и правда могло случайно осесть в вашей голове. Тогда скажите нам, господин всезнайка, кто был правителем до него?
– Горацио Милт.
Учитель Фриз остановился. От его взгляда дохнуло арктическим льдом.
– Что вы хотели сказать этим заявлением? – спросил он с презрением.
– Что хотел сказать?.. Я… я не понимаю, господин учитель, – пролепетал ставший белее мела ученик.
– Вы хотели выделиться? Хотели показать, что вы лучше и умнее всех остальных своих товарищей?
Кюхель уже дрожал, как осиновый лист.
– Нет, ничего такого, господин Фриз…
– Тогда, быть может, вы хотели показать, что знаете предмет не хуже учителя?
– Я… что?.. Нет, вовсе нет…
– Может быть, втайне вы считаете, что вам по плечу обязанности учителя? Предлагаете уступить вам этот стол?
На мальчишку жалко было смотреть, он хотел что-то пробормотать, но губы не слушались.
– Это фиаско, господин Кюхель. Вы переусердствовали. Думаю, неделя внеурочных работ научит вас держать в узде ваше высокомерие.
Чуть не плача, мальчишка опустился на место.
– А как же Железный Дровосек? – вдруг раздался в тишине голос Молли.
У Ника и Воробья отпали челюсти. Мгновенье учитель остолбенело продолжал смотреть на Кюхеля, потом медленно переспросил, не поворачивая головы:
– Я не ослышался? Кто-то заговорил, не подняв руку?
Ник принялся яростно оттаптывать ей ноги, щипать за руку, призывая к молчанию. Молли поморщилась, сильно пихнула локтем в ответ. Вопрос был слишком важен, чтобы бояться презрительных взглядов учителя. Она послушно вскинула руку:
– Железный Дровосек очень долго правил страной мигунов. Когда он перестал быть правителем?
– Кто такой Железный Дровосек? – услышала она шепот за партами.
– Сумасшедшая какая-то…
– Железный Дровосек, надо же…
Молли резко обернулась к шепчущимся, отчеканила громко:
– Железный Дровосек – это лучший правитель, который когда-либо был у мигунов. Моя мама его лично знала!
Ник уже лежал на парте, обвив голову руками – словно в норку спрятался.
– Я же просил молчать, что бы ни случилось – молчать, – причитал он шепотом. Воробей юркнул под парту, прополз там и вынырнул через несколько человек от них. Только Сопля смотрел на происходящее с отстраненным любопытством. Свое он уже получил и чувствовал себя превосходно. Молния не бьет дважды в одно место.
Учитель подошел к столу, ни на кого не глядя, взял папку, пальцем проверил, не выбиваются ли где бумаги.
– Поздравляю, – произнес он хладнокровно, – вы добились своего, урок сорван. Всем оставаться на местах, я за директором.
Красная как рак, Молли уселась на место. Спиной она чувствовала сотни осуждающих, удивленных глаз.
– Что ты наделала, – сокрушался Ник и добавил сочувственно: – Ну теперь держись.
Теперь Молли и сама поняла, что переборщила. Благоразумней было бы дождаться конца урока и расспросить учителя наедине. Закусив губу, она сидела и гадала, чем разрешится дело.
ГЛАВА 9
В КАБИНЕТЕ ДИРЕКТОРА
Дверь аудитории распахнулась грозно и внушительно. Внутрь походкой сытого льва вошел человек, габаритами не уступавший инспектору Биллю. Его появление придавило детей, как бетонная плита. От громоздкой фигуры волнами исходило ощущение власти, властные движения и пронизывающий взгляд не оставляли сомнений, кто в этих стенах царь и Бог.
Учитель Фриз рядом с директором разительно переменился. От ледяного высокомерия не осталось и призрака, с учениками холодный и прямой, как шест, тут он превратился в нечто бесформенное, семенил за плечом директора, прижимая папку к груди обеими руками. Заискивающе поглядывал на повелительный профиль, многословно и суетливо шептал что-то на ухо.
Директор остановился перед учительским столом, подвигал внушительными, толщиной с девичье запястье, усами.
– Кто? – громыхнул он так, что дети вжали головы в плечи.
Учитель угодливо вытянул руку в сторону испуганной Молли.
– Вон та, в четвертом ряду.
– Встать! – рявкнул директор.
Девочка выпрямилась на непослушных ногах.
– Вы только посмотрите, как она вырядилась, господин директор, – суетился над ухом Фриз. – Она же явно с самого начала планировала сорвать урок.
– Это правда? – уточнил тот, приподняв роскошную бровь.
– Неправда, – обиженно сказала Молли. – Ничего я не планировала.
Директор приподнял бровь еще выше.
– Хочешь сказать, твой учитель лжет?
– Я же вам говорил, – приободрился учитель, – подобной дерзости еще не бывало в нашем приюте.
– Я просто спросила про правителя мигунов, – сказала Молли, в которой возмущение боролось с желанием расплакаться.
– А это самое главное, господин директор, она спросила про… – Фриз приблизился, шепнул что-то директору на ухо.
– Вот как? – удивился директор. С минуту он буравил девочку глазами, раздумчиво пожевывая губу. Наконец бросил веско: – Ко мне в кабинет. Немедленно!
Словно только и ждали приказа, из-за двери показались двое жевунов в мундирах лигашей. Они взлетели по ступенькам, потянули девочку вниз. Молли засопротивлялась, уперлась ногами в пол. Тогда жевуны схватили ее под мышки и понесли на себе.
– Пусти, мне больно, – вырывалась Молли.
– Эй ты, – крикнул Ник, – поаккуратней, она же девочка!
У Фриза глаза округлились:
– Ты как разговариваешь при директоре? – зашипел он и тут же наклонился к громадному плечу: – Прикажете подготовить наглецу одиночную камеру?
– Одиночную камеру? – снова удивился директор. – Зачем? Разве мы не стремимся воспитывать из подопечных настоящих мужчин?
– Для этого мы здесь, – с легким поклоном подтвердил учитель.
– Юноша не задумываясь бросился защищать даму сердца. Поступок, достойный поощрения! У этого юноши есть наказания?
Учитель исподлобья смерил Верзилу ледяным взглядом.
– У этого молодого человека наказания расписаны на полгода вперед.
– Минус одна неделя! – прогремел директор, подняв кверху указательный палец. – Пусть все знают, что директор Хигг тоже человек и не останется глух к проявлению высоких качеств!
На этой торжественной ноте, директор развернулся и вышел, крайне довольный собой.
Охранники приюта изрядно вспотели и запыхались, пока доставляли девочку на третий этаж. Ноша оказалась непривычно тяжела, а Молли и не думала им помогать, нарочно подтягивала ноги, чтобы тапки не касались пола. Ее поднесли к двери с табличкой «Директор Хигг», с облегчением опустили на пол. Позади уже слышалась величавая поступь.
– Вы свободны, – раздался не терпящий возражений голос.
Охранники удалились, утирая пот со лба. Директор толкнул дверь.
– Проходи.
Молли робко вошла внутрь, ее тапочки сразу утонули в мягком голубом ковре. Кабинет директора был просторным, светлым, окна располагались вкруговую. Она догадалась, что кабинет расположен в самой верхней башне здания. Стол, за которым могло бы уместиться пять учеников, стоял напротив входа, между окон в стены были встроены шкафы. Над шкафами висели портреты. Только один человек на портрете, черноволосый, показался Молли смутно знакомым, остальных она видела впервые.
Замешкавшуюся на пороге, внутрь ее протолкнул живот директора. Когда Молли прошла мимо одного из шкафов, внутри что-то зашевелилось и через мгновенье принялось отчаянно стучать в дверцы. Девочка побледнела, неужели он там запирает детей? Директор, проходя мимо, ударил кулаком по дверце так, что весь шкаф задребезжал. Внутри сразу смолкло.
– Садись, – как ни в чем не бывало указал директор на стул. Сам он обошел стол, уселся напротив. Не отрывая взгляда от шкафа, Молли села на краешек стула. Наступило томительное молчание. Директор Хигг достал из ящика стола гребешок, зеркальце и начал расчесывать усы. Сразу было видно, за этим занятием он мог проводить сколько угодно времени, про наказанную ученицу директор, казалось, напрочь забыл.
– Кто у вас в шкафу? – не выдержала Молли.
– Это шкаф для сапог, – коротко отчеканил директор, видимо полагая, что этим все прояснил.
У Молли уже в ушах начало звенеть от тишины, когда директор все же решился расстаться с гребнем. Глядя в зеркальце, он мизинцем разгладил выбившиеся волоски, отложил зеркальце и, наконец, поднял глаза на провинившуюся. К своему удивлению Молли поняла, что он пытается скорчить дружелюбную гримасу.
– Как твое имя, девочка?
– Молли.
– Прекрасное имя, – одобрительно кивнул директор. – Хочешь чаю, Молли? Ты, наверное, устала, перенервничала, давай я налью тебе кружечку?
От такой заботы Молли стало еще больше не по себе, она покачала головой.
– Не хочешь? Ну дело твое. Ты прости, что я был с тобой резок там, в учебном кабинете. Нам, бывшим солдафонам, не всегда удается найти общий язык с молоденькими красавицами, понимаешь, да?
Он как-то сдержанно, неестественно рассмеялся, отчего огромный живот заходил ходуном. Но, увидев, что девочка веселья не разделяет, умолк.
– Скажи, Молли, откуда ты узнала про… сама знаешь кого? Тебе рассказал о нем кто-нибудь в приюте?
– О ком? – не поняла Молли.
– Ну, ты знаешь, о том самом, о… железном?..
– Дровосеке?
Директор поперхнулся, зыркнул по сторонам, словно кто-то мог подслушать.
– Тише, не нужно так кричать. Да-да, о том самом. Детям незнакомо это имя, где ты его услышала?
– Незнакомо? – с удивлением повторила Молли. – Я думала, в Волшебном мире про Железного Дровосека знают все…
Усы директора пришли в движение, он явно начинал терять терпение, но сделал над собой усилие, продолжил покладисто:
– Молли, дорогая, не нужно постоянно повторять это имя. Ты не права, его знают далеко не все. Так откуда узнала ты?
– От своей мамы.
– А, значит, у тебя есть мама. Вот видишь, это совсем несложно. Скажи, где отбывает срок твоя мама, мы с ней свяжемся и постараемся вернуть тебя к ней поскорее. Ты же хочешь пораньше вернуться к маме?
При воспоминании о маме у Молли защипало в глазах.
– Вы не сможете, моя мама далеко.
– Хочешь сказать, ее нет в стране?
Молли покачала головой, смахнув кулаком выступившую слезу.
– Где же она? Ну да, конечно. Наверное, на рудниках в Фиолетовой стране? Или сбежала в страну Марранов? Пойми, я на твоей стороне, мне можно довериться. Твоя мама в стране Марранов?
Молли на всякий случай пожала плечами, не рассказывать же правду.
– Ну хорошо, не будем об этом. В конце концов, ты же не можешь отвечать за поступки родителей, верно? – Он издал кривой смешок, затем неловко кашлянул, поняв, что прокололся. – А скажи, твоя мама не упоминала, случайно, где сейчас находится… ты знаешь кто?
Молли помотала головой.
– Что, ни разу ни словом не обмолвилась?
Девочка повторила жест.
– Как ты думаешь, а сама она знает, где… Он сейчас? Он тоже прячется в стране Марранов?
– Она не знает.
– Почему ты так уверена, если она ни разу об этом не упоминала?
Наступило молчание. После короткой паузы Молли растерянно пожала плечами. Директор облокотился одной рукой о стол, подался вперед, стол застонал под его весом. Темные провалы глаз намертво вгрызлись в лицо девочки. Молли чуть отодвинулась, подавленная огромностью бровей и усов.
– А знаешь, что я думаю? – проговорил он, вмиг расставшись с маской дружелюбия. – Я думаю, ты мне лжешь. Я думаю, ты знаешь намного больше, чем говоришь. Советую сейчас же во всем сознаться, если не хочешь попасть на аудиенцию к начальнику городской стражи. Я могу устроить такую встречу хоть сегодня, даже не сомневайся. Что скажешь?
– Я ничего не знаю, – упрямо повторила Молли.
– Лжешь! – внезапно рявкнул Директор. Молли подскочила от испуга. – Где он?
– Я не знаю!
– Твоя мама знает?
– Не знает!
– А кто знает? – рявкнул директор еще громче.
– Никто не знает!
Директор громыхнул кулаком по столу так, что чернильница едва не опрокинулась.
– Кто знает?! Отвечай, дрянная девчонка!
– Никто не знает! – крикнула Молли, размазывая слезы по щекам. – Даже Страшила не знает!
Директор потрясенно откинулся на спинку кресла. Какое-то время в кабинете слышались только всхлипывания девочки и тяжелое дыхание Хигга. Наконец заскрипело кресло, директор снова наклонился к столу.
– Твоя мама называла тебе и это имя?
– Я сама с ним разговаривала! – с вызовом бросила ему в лицо Молли.
Снова наступила тишина. Директор каким-то новым, изучающим взглядом окинул девочку с ног до головы. Потом с устрашающим спокойствием подвинул лист бумаги, макнул перо в чернильницу. Крупные черные строчки побежали друг за другом с удивительной быстротой.
– Где? Когда? – не поднимая головы спокойно спросил он.
– Не скажу! – всхлипнув, огрызнулась девочка. – Он уже почти придумал, как вас всех проучить, готовьтесь!
Директор оторвал глаза от бумаги, отложил перо.
– Ах вот как. Ну что ж, эти симптомы нам знакомы. Два дня в темном подвале наедине с мышами остудят ваш пыл, юная гордячка, и вы сами с удовольствием все обстоятельно выложите. – Он встал с кресла, обогнул стол. – Прошу вас следовать за мной добровольно, леди из Большого мира, иначе мне придется у всех на глазах тащить вас за шиворот.
Настала очередь Молли потрясенно умолкнуть. Он обо всем догадался… Притихшая, она поднялась со стула, вытерла запястьями глаза и последовала за фигурой, полностью занявшей дверной проем.
ГЛАВА 10
КАРЦЕР
В коридоре первого этажа у Молли мелькнула мысль о побеге. Едва ли неповоротливый директор угонится за шустрой девчонкой. Останавливало только отсутствие башмачков. Она достаточно повидала в этом мире, чтобы добровольно лишить себя запасного пути отступления. Да и директор, как только поравнялся с парадным выходом, протянул руку за спину и положил два пальца на плечо заключенной. Со стороны жест мог показаться примирительным, утешающим, но Молли чувствовала, как пальцы тяжелели и напрягались, стоило сделать малейший шажок в сторону.
Когда выход остался позади, из-за угла вынырнул огромный айсберг и поплыл им навстречу. В этих появлениях инспектора начинало чудиться нечто сверхъестественное. Сигнализация у него, что ли, установлена в коридоре? Директор и инспектор остановились, едва не соприкоснувшись одинаково внушительными животами.
– Директор Хигг! – гулко пробасил инспектор.
– Инспектор Билль! – громыхнул в ответ директор.
Они постояли, глядя друг на друга. Потом, не сговариваясь, одновременно двинулись бочком, продолжая глядеть один на другого. Спины обоих собрали со стен широкие полосы пыли.
– Как сегодня дела в приюте, инспектор?
– Ничуть не хуже, но и ничуть не лучше, чем обычно, директор.
– Рад слышать. Если что, вы знаете, где меня искать, инспектор.
– Разумеется, директор.
Они разминулись и, будто встречи не было, разошлись в разные стороны. Молли незамеченной прошмыгнула за директором.
Возле спуска в подвал Хигг передал девочку двум охранникам.
– Ровно двое суток! – приказным тоном сказал он. – Потом сразу ведите в мой кабинет. И найдите ей нормальную одежду.
Директор удалился, не оборачиваясь. Охранники взяли заключенную под локти, повели по деревянным ступенькам. Внизу девочке стало не по себе от запаха сырости, затхлости. Узкий коридор подвала освещался тусклыми лампами на стенах. Молли испуганно вертела головой. По бокам через каждые несколько шагов тянулись массивные двери с зарешеченными окошками. За некоторыми слышалась возня, простуженные шмыганья. На звук их шагов к одной из решеток прильнуло перепачканное лицо мальчишки.
– Эй, – позвал он умоляюще, – я видел в окошко, солнце садится, меня уже должны выпустить. Откройте!
Жалоба не произвела должного впечатления. Охранники равнодушно прошагали мимо двери мальчика, остановились перед следующей. Раздался протяжный скрежет, который разнесся по подвалу устрашающим эхом. Будто открылась дверь в доме с привидениями.
– Номер девять, – безразлично сообщил один из охранников.
Молли попятилась, глядя в черноту проема. Оттуда тянуло сыростью и холодом.
– Я не хочу, – пробормотала она.
Такая реакция была не в новинку охранникам. Без лишних слов они втолкнули девочку внутрь, дверь с ржавым зевом захлопнулась. Снаружи лязгнула задвижка. Послышались удаляющиеся шаги, мальчишка в соседней камере снова громко умолял его выпустить.
Молли стояла на пороге и не знала, что делать. Со страхом и отчаянием она оглядывала черноту комнаты. Окошко, о котором говорил сосед, оказалось щелкой под самым потолком, куда едва пролезла бы рука. Даже сквозь отверстие в двери света лилось больше. Молли боялась сделать хоть шаг, чтобы в темноте не споткнуться обо что-нибудь.
Когда глаза чуть пообвыклись, она смогла различить небольшую каморку, в которой не было ничего, кроме лавки с ветхим одеяльцем и ведра в углу. От ведра шел отвратительный резкий запах.
Вскоре выяснилось, что долго сидеть на лавке без движения не представлялось возможным. Холод начинал пробираться под кожу, заставлял стучать зубами. Молли обняла локти, принялась ходить кругами по центру камеры.
Много всего передумалось ей в этот вечер. Все чаще посещали мысли о башмачках. Теперь она по-настоящему прочувствовала, насколько беспомощна без них, насколько важное значение отныне имеет каждое ее слово, каждое действие. И неизвестно, к чему приведет новая беседа с директором, ну как и ее отправят на рудники? Не видать тогда больше ни башмачков, ни родного Канзаса.
С тоской и чувством вины Молли вспоминала о маме. Как та восприняла бегство дочери, как чувствует себя сейчас? Наверняка места себе не находит, переживает, плачет. Почему Молли сразу о ней не подумала? А Страшила?
Внезапная догадка заставила девочку остановиться. Он же теперь не сможет вернуться, а чудесной воды осталась неполная фляжка. Что с ним случится там, в ее мире?
Молли закусила губу. В который раз за день в глазах начали закипать слезы. Она всех подставила, всем навредила. Как она могла вести себя так легкомысленно, так необдуманно?
Ночь прошла ужасно. Молли свернулась калачиком под тонким, пропахшим чужим потом одеялом, дрожала от холода. Глаза ее раскраснелись и опухли, она плакала при каждом воспоминании о доме, о маме, о Страшиле. Под лавкой всю ночь слышалось настойчивое шебуршание. Мышей девочка не боялась, но их возня исключала всякую возможность задремать. Лишь к рассвету ее наконец одолел беспокойный сон. А уже через секунду, как показалось, сон разогнали звуки голосов.
Молли откинула одеяло, села на лавке, прислушавшись. Голоса показались знакомыми, но шли определенно не со стороны двери. Она приблизилась к окошку. Щель располагалась так высоко, что даже подросток из большого мира едва дотягивался до края кончиками пальцев. Но слова девочка разобрала:
– Я же говорил, он за нами потянется.
Ему в ответ раздался раздраженный голос:
– Да что ж такое… Тебе было сказано за углом караулить!
– Я не хочу там стоять, вдруг меня тоже схватят.
– За что? За то, что на углу стоишь? Что ты за человек, Сопля, тебе нельзя доверить самое элементарное дело!
Сердце Молли радостно екнуло, она встала перед окошком на цыпочки. Голоса снаружи на секунду умолкли, потом она услышала где-то поблизости:
– Молли?
Не успела девочка открыть рот, на зов откликнулся приглушенный голос соседа по камере.
– Верзила! – радостно воскликнул он. – Верзила, выручай! Кажется, обо мне забыли! Меня еще вчера должны были выпустить.
– Гусеница, ты, что ли? Тьфу ты! Ладно, вечером напомню о тебе инспектору.
– Вечером? Мне что, еще день тут сидеть?
Ответа он не получил. Какая-то тень заслонила окошко девочки.
– Молли! – позвал Ник совсем близко.
– Я здесь, – радостно отозвалась девочка.
– Она здесь! – сообщил Ник.
– Она здесь! – взволнованно подхватил Воробей.
– Кто? – спросил Сопля.
– Молли, как ты там?
– Нормально, – соврала девочка.
– Ночью мы подслушивали за комнатой охранников и знаем, что произошло. Плохой знак, очень плохой! Никто и никогда не вызывался к директору после карцера. Тебе нельзя с ним встречаться. Сегодня вечером мы тебя вытащим!
– Но как? – И вдруг ее осенило: – Очки! У тебя же есть очки! Ты просто наденешь их и попросишь охрану меня выпустить! Отличный план!
Снаружи произошла заминка.
– Эмм… Вообще-то мы подумывали о снотворном.
– Снотворном? – не поняла Молли.
– Ну да, для надзирателей. Пару раз мы так делали друг для друга, чтобы отоспаться в тепле.
– Тогда у вас не было очков, разве теперь не проще использовать их?
– Эм… – повторил Ник. – Не переживай, все получится.
– Ладно, а что потом? Утром они заметят, что я пропала.
– Не заметят, – громко зашептал Ник. Потом настала пауза, он, видимо, огляделся по сторонам, не идет ли кто, прильнул ближе к щели: – Не заметят, завтрак надзиратели подают через окошко двери и не проверяют камеры. Я все продумал, ночь и утро ты проведешь с нами. Главное, не попасться на глаза директору.
– А послезавтра, когда меня должны будут отвести к нему?
– Нас тут уже не будет. Недавно я узнал у Милса, что прибыл наряд на отправку десяти детей в страну мигунов. На двухнедельное обучение к мастеру по ремонту часов. Нас постоянно куда-нибудь отправляют. На построении ты назовешься Лорой Флеминг и попросишься добровольцем. И мы вместе с тобой. Ребят я постараюсь предупредить. Не бойся, план беспроигрышный.
– Кто такая Лора Флеминг?
– Не имеет значения. Завтра она еще не выйдет из карцера. Список будет составлять наш воспитатель, никого из девочек он не знает. Кстати, мы тут принесли… – В щель пролезла рука Ника с бумажным свертком. – Кормят в карцере чудовищно, скоро сама увидишь, мы с Воробьем решили отдать тебе свои кексы.
Воробей у него за спиной громко фыркнул. Молли дотянулась до свертка.
– Спасибо. А сами вы что-нибудь ели?
– Конечно, как раз из столовой. И вот еще, – голос его вдруг стал смущенным, – сам я тысячу раз был в карцере, знаю, каково там. Мы постоянно помогаем друг другу. Вот, возьми мое одеяло, хоть поспишь немного.
В щель пролез уголок толстого серого покрывала. С двух сторон они протолкнули одеяло внутрь.
– Спасибо, – повторила Молли.
– Нам пора, днем еще заглянем, чтобы тебе было не так скучно.
– Хорошо.
После их ухода, приободренная и успокоенная, Молли закуталась в одеяло, отогреваясь после бессонной ночи.
Через полчаса в коридоре началась шумная возня, лязгали замки, гремели кастрюли, поварешки. Скоро откинулась и ее решетка. Охранник даже не заглянул в проем, просунул внутрь поднос с блюдцем, решетка закрылась. По дну блюдца была размазана какая-то водянистая кашица, которая выглядела так, будто уже была отторгнута по меньшей мере одним желудком. Рядом с тарелкой лежал бесформенный уголек, отдаленно напоминающий кусочек хлеба. Насчет завтрака Ник не обманул.
Молли не притронулась к подносу, под теплым одеялом ее быстро сморил сон. Но и в этот раз выспаться не удалось, неожиданно лязгнула задвижка камеры. Пленница поспешно скомкала одеяло, спрятала за спину. Раздался знакомый протяжный скрежет, потом звон опрокинувшегося подноса с блюдцем. Кто-то коротко выругался, наступив в растекшуюся кашу. Молли закрылась рукой от ослепительного, как ей показалось, света. В камеру вошли двое незнакомых надзирателей. На лавку упало скомканное голубое платье, какое носят девушки Голубой страны.
– Переодевайся, – коротко велел один. – Твое платье нам приказано сжечь.
Молли покосилась на изрядно потрепанную юбку.
– Его уже кто-то носил, – заметила она.
– Тут тебе не урок истории, – угрожающе произнес тот же охранник, – тут рассуждать не надо, тут надо выполнять. Переодевайся!
Молли пяткой оттолкнула платье.
– Не буду.
– Послушай, девочка, – произнес второй охранник мягче. – У нас приказ. Если ты не переоденешься, нам придется сделать это силой. Я бы этого очень не хотел. Мы подождем снаружи, ладно?
Он увел напарника за дверь.
– Две минуты! – хмуро бросил тот через решетку.
Сгорая от стыда и унижения, Молли переоделась в голубое. Платье оказалось тесноватым, но движений не сковывало. Наверное, немалых трудов стоило найти нужный размер.
Ровно через две минуты дверь открылась. Охранники нашли девочку в новом платье, она сидела на лавке и с угрюмым видом прижимала свое, красное, к груди. Это платье сшила ей мама, девочка не хотела расставаться с единственной вещью, в которой еще теплился очаг родного дома.
Первый охранник решительным шагом пересек комнату, вцепился в платье.
– Давай сюда.
Молли не отпускала. Охранник потянул сильней, схватился обеими руками. После короткой борьбы Молли со злостью отпихнула охранника в грудь. Тот вместе с платьем перебежал задом через всю комнату, врезался затылком в стену. С удивлением девочка отметила, что сил у нее не меньше, чем у взрослого жевуна.
– Ах так! – уязвленно вскричал охранник. Рука его выхватила с пояса дубинку, он кинулся к лавке. Молли испуганно взвизгнула, закрылась руками. Второй охранник, с фонарем, перехватил напарника под мышки, выволок за дверь, громыхнула задвижка.
– С ума сошел? – послышался голос защитника. – Да что с тобой, у тебя же дочка ее ровесница!
После секунды тишины обидчик отозвался каким-то смущенным тоном:
– Кажется, шишка будет. – Затем подумал, добавил неловко: – Иди, я сейчас.
Открылась решетка, там показалось лицо обидчика:
– Эй, девочка… Слышишь? – произнес он на удивление робко, виновато. – Ты в порядке? Извини, сам не знаю, что на меня нашло. Просто… не знаю… Извини, ладно?
В какой-то момент в голосе и в лице его промелькнуло нечто такое… Нечто, в чем она моментально узнала жевунов из маминой книги. Это узнавание обезоружило настолько, что девочка пробормотала тихо:
– Ладно, ничего.
Жевун мгновение смотрел на нее, потом кивнул сокрушенно, решетка медленно закрылась.
Слушая удаляющиеся шаги, Молли удивительно живо вообразила, как обидчик с поникшим видом снимает шляпу и прижимает ее к груди, чтобы звон бубенчиков не мешал его горю. Только никто здесь больше не носит бубенчиков.
Минуту она сидела без движения. Сердце колотилось уже не от страха, а от мимолетного ощущения прикосновения к тому волшебству, которое она жаждала здесь встретить. В голове девочки снова ожили картины, как целые деревни жевунов приветливо машут ей шляпами, в воздухе стоит разноголосый непрерывный звон, все радостны, веселы, облиты ласковым солнцем…
В одеяло она закуталась с сонной улыбкой и с затаившимся в груди угольком надежды.

Как и обещали, после обеда пришли Верзила и Воробей. Ник развлекал ее свежими новостями, рассказывал, как инспектор Билль застал под лестницей целующихся Лану и Роберта, как Сопля в мастерской гвоздем насквозь пробил сапог воспитателя. Поэтому не смог прийти. Как оставшиеся вдвоем друзья подбросили в девчоночью спальню мужской сапог так, чтобы воспитатель девочек сразу на него наткнулся. Крику поднялось на весь приют. А потом выяснилось, что сапог принадлежит самому воспитателю. Он поведал еще много историй из жизни приюта, прошлой и настоящей, и в конце концов сумел развеселить подругу.
Даже Воробей неохотно и немногословно рассказал, как подложил учителю в папку червяка, а подумали на Мозгляка и заставили его мыть коридоры на всех этажах. Когда и после его истории из окна полился звонкий девичий смех, Воробей покраснел, отвернулся.
Молли задала самый волнующий ее вопрос: как обстоят дела с башмачками. Верзила виновато признался, что за текущими делами напрочь о них забыл, и пообещал, что после побега первым делом завернут к Милсу.
Остаток дня девочка провела в волнении перед грядущим бегством. Глаза так привыкли к темноте, что без труда различали копошащихся мышей. Она расстелила на полу местное одеяло, легла поближе к белым комочкам. Мыши быстро смирились с присутствием сокамерницы, даже как будто привязались к ней. Молли позволяла им беспрепятственно бегать по рукам, шепталась с ними. Совсем тихонько, чтобы не спугнуть.
У одной мыши на затылке красовалась опухшая ранка. Девочка посадила ее на ладонь.
– Бедненькая, – прошептала она, – шею повредила.
Однако стоило поднести ладонь к глазам, Молли увидела, что это вовсе не ранка. К шее был привязан крошечный кожаный сверток, весь перемазанный в земле, с растрепанными набухшими краями.
Сердце девочки забилось учащенно. Это наверняка какое-нибудь недоставленное сообщение. Еще с тех времен, когда мыши могли общаться с человеком. Аккуратно, стараясь не спугнуть, она подпилила ногтем полуистлевшую ниточку. Сверток был размером с фалангу мизинца. Молли пересадила всех мышей на пол, бережно расправила кожу. Догадка оправдалась, внутри свертка белела тончайшая полоска бумаги, намокшая и подгнившая по краям.
Чувствуя, как в груди затрепетало от волнения, Молли вскочила, бросилась к окошку. Взяв кончик бумаги губами, она в прыжке ухватилась пальцами за край каменной щели, но подтянуться сил не хватило. Тогда она метнулась к решетке на двери, просунула сквозь прутья расправленную полоску. В отблесках далекой лампы стали различимы мельчайшие буковки. Когда от напряжения начали слезиться глаза, она наконец расшифровала все три строчки:
«Страшиле Трижды Премудрому. Все инструменты взбесились и сбежали, покалечив рабочих. Шахту затопило. Работы в Западной пещере прекращаем. Гл. Инженер Руггеус».
ГЛАВА 11
ПОБЕГ
Молли была разочарована. Это просто старое хозяйственное донесение. Про взбесившиеся инструменты еще интересно, но не более того. Она-то понадеялась, что внутри дожидались своего часа важные сведения о зле, обрушившемся на Волшебный мир.
Девочка упаковала бумагу обратно в сверток, убрала в карман платья. Может быть, когда-нибудь удастся передать донесение адресату.
Чем ближе время подходило к ночи, тем с большим волнением и нетерпением она кружила по камере. Ни о каком сне теперь не могло быть речи. На улице давно стемнело, даже привыкшие к темноте глаза не могли отыскать щель под потолком. Вскоре она услышала, как мимо камеры, переговариваясь, неторопливо прошли охранники. Ночные обходы представляли из себя путь до конца коридора и обратно. Иногда к выборочной решетке на мгновенье приближалось лицо охранника, затем шаги продолжали отдаваться гулким эхом.
Охранники возвращались от дальней стены, когда вдруг раздался оклик одного из них:
– Эй, вы, двое, кто вам разрешил сюда спускаться?
У Молли сердце екнуло. Кажется, началось. На вмиг ослабевших ногах она подлетела к двери, прижалась к решетке ухом. В напряженном голосе ответчика она с трудом узнала голос Ника:
– Нас послала тетушка Кларк.
– Неужели? – недоверчиво вставил второй охранник. – После отбоя?
– Нас наказали, – сокрушенным тоном признался Ник. – Вместо отбоя мы сегодня всю ночь убираемся в столовой.
«В это они легко поверят», – подумалось Молли.
– Мы сами можем подняться, зачем ей посылать вас?
– У тетушки приболела маленькая племянница, – еще более сокрушенным тоном объяснил Ник. – Она уехала домой. Столовая до утра будет закрыта.
– Закрыта до утра? – встревожился охранник. После короткой паузы второй охранник сказал: – Ладно, показывай, что у вас там.
– Вот, тут пирожки с мясом, картошкой и капустой. А здесь горячий чай.
– Разве это не любимый термос тетушки Кларк? – с пробудившимся подозрением заметил охранник.
– Она велела не доверять его никому, кроме вас.
Молли почти воочию увидела, как охранники многозначительно переглянулись.
– Можете идти, – снисходительно отпустил один.
– Утром мы проверим, как убрано в столовой, – крикнул вдогонку второй.
Потянулось долгое томительное ожидание. Когда ее вели по деревянной лестнице, Молли видела внизу маленький столик. Сейчас оттуда доносились чавканье, прихлебывания, исковерканные набитым ртом слова. Шли минуты. Чавканье становилось все реже, прихлебывания все ленивей. Вот послышался один зевок, второй, кто-то из охранников начал сонно бормотать какую-то нелепицу, бормотание сменилось первыми всхрапами. Немного погодя от нестройного храпа сотрясались стены подвала.
– Готовы! – услышала Молли возбужденный шепот Воробья с лестницы.
– Термос забери.
К окошку Молли приближался свет лампы. Девочка отступила на шаг, прищурилась, после суток в карцере и свет от зажженной спички способен был ослепить.
– Молли, не спишь? – раздался за дверью голос Ника.
– Я вас ждала.
– Сейчас, приглушу свет.
За решеткой чуть потемнело, заскрипела отодвигаемая задвижка. Молли бросилась к лавке, свернула одолженное одеяло. В ночи скрежет двери показался таким громким, что оставалось удивляться, почему не оборвался храп охранников. Ник вытянул руку с почти потушенной лампой, распахнутыми глазами оглядел черноту камеры.
– Я готова, – сказала из черноты Молли. Ник повернулся на звук:
– Тогда пошли.
Оба охранника лежали лбами на столе. Воробей с пакетом стоял рядом и поспешно пережевывал пирог. При виде девочки челюсти его на мгновенье замерли.
– Ее переодели? – спросил он с набитым ртом.
Ник обернулся, окинул подругу с ног до головы. Молли успела заметить, как на скулах его заалели два пятнышка. Он тут же отвернулся, буркнул:
– Все сожрал?
– Там оставался-то один недоеденный!
– Ладно, уходим.
За их спинами раздался негромкий стук. Все трое замерли в испуге.
– Верзила! – Молли сразу узнала голос соседа по камере. – Выпусти и меня тоже, никто не заметит!
Тот выдохнул облегченно.
– Ничего не выйдет, Гусеница. Я говорил с инспектором, он решил подержать тебя еще пару дней.
Из камеры донесся стон.
– Что он сделал? – шепнула Молли уже на ступеньках.
– Разбил окно в башне инспектора любимой вазой инспектора.
– Он что, сумасшедший? – спросила Молли недоверчиво.
– Не специально. Они передвигали мебель в кабинете Билля, ваза соскользнула с полки – и в окно. Ваза, как ты понимаешь, тоже разбилась. Вторая неделя пошла, как он тут.
– Это несправедливо, – возмутилась Молли. – Он же не хотел.
Ник отмахнулся:
– Этот разиня вечно что-нибудь ломает.
В коридоре первого этажа темнота не уступала камерам подвала. Детям под страхом карцера запрещено бродить по коридорам после отбоя, поэтому вечером все лампы тушились. Они шли чуть не на ощупь, Ник прибавил света, чтобы не врезаться в какой-нибудь угол.
– Спальни на втором этаже, – сказал он девочке. – Займешь кровать Гусеницы. А утром встанем пораньше остальных, чтобы тебя никто не заметил.
– Я буду спать в спальне мальчиков? – от этой мысли Молли даже остановилась. Ник смущенно промямлил:
– Другого варианта нет.
Ответить Молли не успела, она заметила опасность раньше мальчишек. У выхода, где коридор расширялся в просторный холл, прохаживалась темная фигура. По размерам и по очертанию живота без сомнений угадывался инспектор или директор. Молли остановилась в ужасе, а друзья, ничего не подозревая, продолжали шагать навстречу смерти.
Не смея вымолвить ни слова, Молли подскочила и схватила Ника за руку с такой силой, что тот ойкнул. Удивленный, он поднял фонарь к испуганному лицу девочки.
– Ты чего?
Она бешено тыкала пальцем ему за спину, жестами изображала огромное пузо, наконец шепнула на ухо:
– Там кто-то ходит!
Ник обернулся.
– А, ты же еще не знаешь. Это Каменный Билль.
Воробей заметил, что идет в одиночестве, тоже остановился.
– Что это с ней? – спросил он. Голос его отозвался эхом в стенах коридора, отчего у Молли волосы на затылке встали дыбом.
– Испугалась Каменного Билля, – пояснил Ник.
Воробей фыркнул, мол, что еще ждать от девчонок, с демонстративным равнодушием тронулся дальше. А темная фигура словно не слышала разговора в нескольких шагах от себя, все так же вышагивала от двери до противоположной стены и обратно.
– Каменная копия инспектора, – объяснил Ник. – Сделана каким-то известным скульптором. Она тут каждую ночь караулит, чтобы мы не шлялись по коридорам. Только все давно догадались, что эта каменная башка ничего не видит. Да и слышит туговато. – В подтверждение слов он вдруг повысил голос: – Эй, Билль, не скучно одному?
Статуя замерла, резко обернулась на звук.
– Кто здесь? – воскликнула она. Молли против воли похолодела, голос ее был неотличим от голоса инспектора.
Не получив ответа, статуя вдруг сорвалась с места. Девочка подумала было, что каменное существо собирается с разбегу выбить головой дверь, но перед самым выходом оно остановилось, развернулось и как ни в чем не бывало пошагало к стене. Воробей проскользнул у нее перед самым животом. На другой стороне мальчишка в несколько глотков вобрал в себя воздух и чихнул.
– Кто здесь? – мгновенно развернулась статуя.
– Директор Хигг с инспекцией, – издевательски бросил Воробей. Статуя снова пробежала до двери, помедлила и пошла обратно. Массивные мягкие тапочки почти полностью заглушали удары каменных пяток.
– Почему он тебя не наказал? – шепотом спросила Молли, когда они прошмыгнули за спиной каменного стража. – Инспектор Билль? После того, что ты ему сказал днем? Я думала, в лучшем случае, ты получишь неделю карцера.
– Вообще-то наказал, – признался Ник. – Дал два месяца работ.
– Но директору не нажаловался?
– Как я и говорил.
Перед лестничной площадкой отряд разделился. Воробей отправился в столовую, нужно было незаметно вернуть термос.
На втором этаже оставшиеся вдвоем Ник и Молли вели себя тише, тут начинались башни сотрудников. Перед комнатой охраны Ник полностью потушил лампу. Из-за двери слышались приглушенные голоса, смех. Какое-то время они молча шли в темноте.
– А что с моими башмачками? – шепотом напомнила Молли.
– Сейчас и заберем. Дам ему четвертак за твои сменные тапочки. Только этого он и добивался.
– Он разве не спит?
– Кто, Милс? – скептически усмехнулся Ник. – За всю свою историю в приюте я ни разу не видел, чтобы этот червяк когда-нибудь спал. Мы часто делаем… ночные вылазки в столовую и почти всегда сталкиваемся с ним в коридорах. Он вечно копошится в нишах в своей дурацкой пижаме и колпаке, прилипает то к дверям начальников, то сторожей, иногда даже видим его перед нашими спальнями. Отвратительный тип, если ты заметила.
– И он вас ни разу не сдал?
– Не в его интересах, – снова усмехнулся Верзила. – Нам тоже есть что о нем рассказать.
Перед знакомой уже дверью в нише они остановились. Ник зажег лампу, кончиком пальца даже не постучался, а тихонько поскреб дверной косяк. Не успел он убрать палец, дверь моментально приоткрылась, словно хозяин с той стороны держался за ручку и только ждал условного сигнала. В узкую щель пролез красный колпак с нелепой горошиной на конце, под тяжестью которой верхушка пригибалась ко лбу. При виде посетителя трещина на месте губ растянулась от уха до уха.
– А, Николасс Баркер… А, наша гостья… – Улыбка его снова стала масляной: – Бессонная ночка, а? Понимаю, понимаю, дело молодое. – Выпученные глазенки его перетекали с Молли на Ника и обратно: – Ходят странные слухи, будто вас заперли в карцере, а вы – вот она, собственной прелесстной персоной.
– Где ты слышал такое? – недовольно спросил Ник.
Не стирая улыбочки с лица, завхоз сказал неопределенно:
– Тут поговаривают, там поговаривают… У стен есть уши.
– Твои уши, Милс?
Шутка, видимо, показалась завхозу крайне удачной, он зашелся беззвучным смехом, дрыгая конечностями, как лягушка в агонии. Капля слизи изо рта попала Молли на шею. Вдоволь отсмеявшись, он шагнул внутрь, скрывшись из глаз. В открытую щель прошипело, как из логова змеи:
– Прошшу васс. В мою скромную обитель.
Ник уверенно толкнул дверь. Они с Молли вошли внутрь. Сутулая фигурка завхоза обогнула стол, поставила лампу. Как и говорил Ник, на нем была мятая серая пижама с темными полосками. Эти полоски придавали туловищу сходство с кольцами червя. Красный колпак с такой пижамой выглядел дико и неуместно.
В крошечной каморке троим было тесно. Из мебели тут стояли только стол со стулом да громадный шкаф. На дверцах шкафа висел тяжеленный амбарный замок. Ржавый ключ от него болтался на шее Милса. Сколько девочка ни вертела головой, она не нашла какое-нибудь подобие кровати или хотя бы лавки. В шкафу он спит, что ли? Или вправду никогда не спит?
– По делу, или решили навестить старого друга? – осведомился Милс, устраиваясь на стуле.
– Хочу купить у тебя эти тапочки, – без обиняков начал Ник.
– А, сделка, – оживился завхоз. Освободившиеся конечности его вмиг вернулись к привычному умыванию: – Слушаю-с, слушаю-с.
– Четвертак, – отрубил мальчик.
Милс встал со стула, отвернулся к маленькому окошку. Тощие локти по привычке пустились тереться о бока. Решение, похоже, оказалось непростым, раздумья затянулись. Когда Нику надоело наблюдать за возней пиявки, он бросил на стол стеклянный четвертак. Камень прокатился по дубовым доскам, на другом конце столешницы его без единого звука прихлопнула белая, не видевшая солнца рука. Бледная полоска губ завхоза растянулась, он поднял камень на уровень глаз. Молли упустила момент, когда камень загадочным образом исчез. Завхоз протянул руку, Ник в ответ протянул свою.
– Сделка состояласс, – заключил завхоз. – Пути назад нет.
От этих слов Молли стало не по себе, хоть речь и шла всего лишь о четвертаке. Ник сделал вид, будто собрался уходить и тут словно вспомнил:
– Да, Милс, ты не мог бы вернуть башмачки Молли, чтобы нам не беспокоить тебя с утра?
– Конечно, конечно, – услужливо засуетился завхоз. – Польщены-с такой заботой. – Он опустился перед шкафом на колени, приговаривая: – У нашей очаровательной гостьи теперь своя сменная обувь, услуги Милса ей больше ни к чему.
Завхоз потянул за кольцо нижнего отсека шкафа, на котором не было замка. Глазам открылись две запыленные полки для обуви. Он посторонился:
– Прошу васс, в первозданном виде.
Молли нагнулась к полкам, оглядела обе. От скверного предчувствия желудок скрутило в узел. Внутри стояла всего одна пара обуви – грязная, запыленная, как и сами полки. В ней с трудом можно было распознать миниатюрные девичьи сандалии, потерявшие от времени цвет. Ноги у здешних девочек были такие маленькие, что в их обувь у Молли не влез бы и носок.
– Тут их нет, – сообщила девочка.
– Неужели не видите? – поразился завхоз. – Весьма странно-с. При ваших-то молоденьких зорких глазках. Вот же, смотрите-с. – Он сунул руку в полку, вытащил одну сандалию с протертой почти до дыр подошвой. – Пожалуйста, на одну ножку. – Он снова запустил руку. – Пожалуйста, на вторую ножку…
Молли смотрела на сандалии как на большущую жабу, прыгнувшую ей в постель.
– Что это за ерунда, Милс? – возмутился Верзила. – Что за цирк ты устроил?
– Цирк? – изумленно переспросил завхоз.
– Это не мои, – сказала Молли, отодвигая сандалии ребром стопы.
– Не ваши? – еще больше изумился тот. – Вы говорите, не ваши? Как же такое возможно, когда других у меня и не было? Вы уверены? Не взглянете еще разок?
– Да на что тут глядеть? – раздраженно оборвал его Ник. – Мы по-твоему слепые? За дураков нас держишь? Отдавай башмачки, и мы пошли.
У завхоза взволнованно забегали глазки, ладони начали обвиваться одна вокруг другой, как клубок змей.
– Как же-с, – пробормотал он непонимающе, – как же-с верну, когда вот они.
Молли упрямо поджала губы, отодвинула сандалии еще дальше.
– Не ваши? – спросил он с новой порцией изумления, будто девочка впервые намекнула об ошибке. – Вы уверены?
Выпученные глазенки его перебегали с одного лица на другое, пока не остановились на двери. Словно о чем-то догадавшись, он вдруг схватился за громадный ключ на груди.
– Обокрали, – пробормотал Милс одними губами. – Надругались над моим гнездышком, проникли и обокрали…
– Что ты лопочешь, – поморщился Ник. – Кроме меня к тебе сроду никто не заходил.
– Обокрали! – неожиданно взвизгнул он. Ребята подскочили в испуге, таким криком запросто можно было разбудить пол-этажа. А завхоз проскользнул между локтями Ника и Молли, ринулся к двери, нашептывая торопливо: – Охрану, немедленно охрану, подумать только!..
Верзила едва успел извернуться, поймал Милса за воротник и дернул назад. Однако, не рассчитал силы. Завхоз с разбегу врезался спиной в массивный стол, красный колпак съехал на затылок, обнажив редкие слипшиеся пряди. На какую-то секунду Молли показалось, что она увидела наконец истинное лицо завхоза. Всего на миг он застыл, чуть покачиваясь, как змея, гипнотизирующая жертву, глаза сверкнули злобой.
– Рукоприкладство изволите-ссс? – прошипел он негромко.
Ник немного смутился, такого эффекта сам не ожидал.
– Уверен, что ты действительно хочешь поднимать шум, Милс? – спросил он с нажимом на слово «действительно», как-то особо выразительно глядя на завхоза. – Ты правда этого хочешь? Может лучше сами убедимся, что башмачков нет за этим замком, и разойдемся подобру-поздорову?
На этот раз завхоз вцепился в ключ от замка обеими руками и, словно не слыша, закричал громче прежнего:
– Охрана!.. Сюда!.. Обокрали! Воры в приюте!..
– Ладно, Милс, я все понял, – зло процедил Ник. – Мы уходим.
Услышав это, завхоз сразу примолк, а Верзила добавил угрожающе:
– Учти, я этого не забуду.
Молли поняла, что дело проиграно окончательно и бесповоротно.
– Это ты украл! – крикнула она в отчаянии. – Ты и есть самый настоящий вор!
– Прискорбно слышать такие грубости из столь прелесстных уст, – с траурным видом заключил Милс. Ник потащил Молли за руку к выходу. На пороге она обернулась, бросила с отвращением:
– Вор и червяк!
– Весьма, весьма прискорбно, – кивал тот, тоже подбираясь к выходу.
Едва они перешагнули порог, дверь за спиной захлопнулась, дважды повернулся ключ. Ребята потоптались на месте, растерянные и сбитые с толку. Ник жестом велел девочке молчать, он так и не услышал удаляющихся от двери шагов. Только когда оказались на безопасном расстоянии, он пробормотал сконфуженно:
– Ничего не понимаю, зачем ему так подставляться и ссориться со мной из-за каких-то башмачков?
– Каких-то? – набросилась на него Молли. – А волшебных не хочешь? Это были волшебные башмачки!
Ник остановился как вкопанный.
– Что ты сказала?
– Волшебные! Их еще моя мама использовала.
Ник вдруг схватился за голову и совсем как Воробей принялся яростно начесывать темечко.
– Что же ты мне сразу не сказала? – простонал он. – Теперь все понятно. Да безопасней было оставить их без присмотра на ярмарке, чем доверить Милсу! Знаешь, что у него хранится на одной из полок в этом шкафу? Здоровенная книга! Такая здоровенная, какой ты в жизни не видела. А знаешь, что в этой книге? Каталог всех известных искателям волшебных предметов. Этот червяк изучил книгу вдоль и поперек, конечно он сразу узнал твои туфельки!
Ник принялся яростно жевать губу, Молли подавленно молчала. Какое-то время они слушали шарканье собственных шагов по каменному полу. Ник чуть прибавил света, приблизил лампу к лицу Молли. Лишь тогда она заметила на лице мальчика неуместную сияющую улыбку.
– Выше нос, подруга, – прошептал он переменившимся тоном. – Через три недели башмачки снова будут на твоих ногах.
– Ты что-то придумал?
– Я знаю, куда он их денет. Когда вернемся из поездки, мы найдем их. Считай, что башмачки у нас в кармане! Позже объясню, доверься мне.
Молли вглядывалась в сияющую физиономию с недоверием и надеждой. Мальчишка говорил так убежденно, не похоже было, что врал ради утешения. Не дожидаясь ответа, Ник схватил подругу за руку и с удвоенной скоростью потянул в конец коридора.
В спальню вошли не сразу. Перед дверью туалета Ник потушил лампу, попросил подождать и скрылся за дверью. Молли стыдливо отошла на несколько шагов. Вышел мальчишка уже с пустыми руками.
– Наша секретная лампа, – пояснил он. – Прячем ее в одной из кабинок.
Спальня представляла из себя два ряда кроватей, убегающих вдоль противоположных стен. В проходе торчали голые пятки, слышалось разноголосое сипение, похрапыванье, кто-то жалобно бормотал во сне тоненьким голоском. Молли сразу почувствовала себя неловко, уж лучше бы ей постелили в коридоре, пусть даже на подоконнике.
Воробей был уже здесь. Его хрупкая фигурка в одних трусах копошилась возле койки, развешивала на спинку верхнюю одежду. При появлении девчонки он поспешно шлепнулся на матрас, укрылся одеялом по пояс.
– Почему так долго? – спросил шепотом.
– Утром расскажу. – Ник указал девочке на пустую койку напротив койки Воробья. – Отбой, спать осталось часа четыре.
Молли вернула ему одеяло, не раздеваясь улеглась на кровать Гусеницы, укрылась с головой, гадая, часто ли здесь стирают белье. Ни секунды она не сомневалась, что не сможет сомкнуть глаз, когда рядом не меньше трех десятков кроватей с мальчишками.
– Спокойной ночи, – прошептал Ник.
– Спокойной, – неловко отозвалась Молли. Воробей бросил что-то вроде «угу».
Целый час, наверное, она пролежала с закрытыми глазами. Мальчишки должны бы давно уснуть, но не тут-то было, через час она услышала шепот Воробья, в котором не было и капли сна:
– Что с тобой?
– Ее запах остался, – так же тихо отозвался Ник.
Немного помолчав, Воробей сказал как можно равнодушней:
– Ладно, если хочешь, можем поменяться.
– Спи давай.
Красная как помидор, Молли перевернулась на другой бок. Услышав скрип кровати, оба друга ошеломленно замолкли.
ГЛАВА 12
ДОБРОВОЛЬЦЫ
Площадь за зданием приюта была еще пуста, когда из-за угла вывернули три фигуры подростков. Чуть позже к ним, отчаянно зевая и утирая кулаком сопли, присоединилась четвертая, самая маленькая. Сопля только что освободился от ночного бдения в мастерской. Компания заранее заняла места в самом центре, перед очерченным мелом прямоугольником. Так здесь было выделено место для преподавателей. Пока площадь не наполнилась народом, девочку от греха подальше спрятали в кустах. Билль имел привычку обходить по утрам не только внутренние, но и наружные владения.
И действительно, не успела Молли присесть на трухлявый пенек, над площадью прокатился мелодичный басок:
– Николас Баркер!
Как крейсер, сорвавшийся с якоря, инспектор Билль плыл все дальше от стен родного приюта, все ближе к сгрудившимся мальчишкам. Как всегда, живот остановился там, где внушал наибольший трепет – перед самым носом подопечных.
– Я вижу, вчерашний день научил вас пунктуальности?
– Я не спал всю ночь, инспектор, – благочестивым тоном признался Ник, – из головы не выходили мысли, что я могу опоздать на построение. Несколько раз я вставал и подходил в темноте к стене, чтобы взглянуть на часы.
Инспектор всмотрелся в усталую невыспавшуюся физиономию, кивнул удовлетворенно. Затем кончиками пальцев расправил плечики кафтана Ника, поддернул воротник.
– Поздравляю, это ваш первый шаг на пути к пониманию, что такое ответственность.
– Ответственность, – пробормотал Ник одними губами, словно пораженный точностью диагноза. – Еще раз насчет вчерашних моих слов, инспектор…
– Я слушаю, – пропел инспектор, вернув руки за спину.
– Сам не знаю, что на меня нашло, это было какое-то временное помешательство. Я считаю, что за такой проступок два месяца работ – это слишком мягкое наказание. И я решил… – Тут голос подвел мальчика. Он устремил вдаль взор, полный благородного самопожертвования. В этот момент он даже стал красив: – Я решил добровольно добавить к этому сроку еще две недели наказания у часового мастера в стране мигунов!
Молли в кустах зажала рот, чтобы не прыснуть. Темные глазки инспектора на мгновенье словно потеряли ориентир, забегали. Он кашлянул в кулак:
– Что ж, – пробормотал он и умолк. Молли с изумлением поняла, что инспектор, похоже, не просто растерян, он растроган. И чувство это ему в новинку. – Что ж, – повторил он, – может быть, вы и правы… Может быть. – Он постоял, не зная, что добавить, потом заложил руки за спину и пошел. На краю площади полуобернулся, снова повторил: – Что ж… – И ушел окончательно.
– Пилотаж, – уважительно присвистнул Воробей. Из кустов донеслось девичье хихиканье.
– Можешь выходить, Молли, – крикнул Ник, – сейчас народ будет стягиваться.
Все подопечные приюта выстроились с трех сторон от прямоугольника. Друзья расположились в первом ряду, Молли Ник поставил позади себя и велел чуть подгибать колени, чтобы не выделяться ростом. Первым к собравшимся вышел директор. Он объявил, что перед приютом стоит беспрецедентный вызов, что счастливчикам, которых выберет воспитатель мальчиков, выпадет честь привнести в Голубую страну новую науку, войти в историю ремесел. В случае успеха экспедиции всем ее участникам он пообещал особые привилегии в приюте.
– А в случае неудачи – порка и два месяца карцера, – негромко ухмыльнулся Ник.
Когда директор покинул площадь, в прямоугольник поспешным шагом вошел пухлый человек в очках. На лбу его, казалось, никогда не высыхали капли пота, лицо выглядело распаренным, словно изнывало от жары. Человек часто доставал платок, промокал лоб, тем же платком обтирал вечно запотевающие очки. Эти привычки придавали пухлой фигуре ощущение мелкой суетливости.
Воспитатель остановился в центре прямоугольника, раскрыл папку. В руке тут же возник платок. С первого взгляда он производил впечатление человека рассеянного, неискушенного. Наверняка большая часть шалостей мальчишек остается незамеченной. Вытерев пот со лба, воспитатель заговорил мягким невыразительным голосом:
– Наряд на обучение сборке, разборке и замене неисправных деталей в механических часах. Как обычно, должен спросить, нет ли добровольцев обучиться новому ремеслу? – И, даже не взглянув на ряды детей, закончил: – Тогда я озвучу составленный список…
Ник посторонился, пропустил вперед Молли. Воспитатель поднял на девочку сощуренные от едкого пота глаза:
– Что случилось? Хотите отпроситься из строя? Но ведь мы не успели даже начать. Ну хорошо, идите, если недолго.
Молли с волнением огляделась. На площади собралось точно больше сотни детей, все смотрели на нее с любопытством. При мысли, что на глазах у стольких людей придется назваться чужим именем, она чувствовала себя закоренелой преступницей. Остается надеяться, что Ник успел всех предупредить, как обещал.
– Я хочу ехать, – решившись, произнесла она.
Воспитатель растерянно пробежался взглядом по лицам, словно ища поддержки.
– Девушка? – уточнил он непонятно для чего. – Ну… хорошо, как ваше имя?
Молли вдохнула поглубже, выпалила:
– Лора Флеминг! – И перестала дышать, чувствуя, как краска заливает уши, и боясь смотреть по сторонам.
– Похвально, мисс Флеминг, – удивленно пробормотал воспитатель. – Ночью я потратил три часа на составление списка, но раз вы хотите, мы составим новый.
Он выудил из папки чистый лист, положил его поверх остальных.
– Может быть, есть еще желающие?
Один мальчишка справа от Ника переводил изумленный взгляд с воспитателя на странную девчонку, назвавшуюся Лорой. Он не мог понять, почему все молчат.
– Господин воспитатель, – наконец не выдержал он, – это не…
Верзила отвесил ему такой подзатыльник, что бедняга выпал из строя.
– Похвально, господин Ривз, похвально. Записываю вас вторым номером.
Уязвленный, мальчишка обернулся к обидчику, хотел было открыть рот, но Ник сунул ему кулак под нос. Мальчик проглотил обиду, отвернулся. Воробей вдруг начал яростно пихать друга в бок. Ник проследил за его взглядом. Из-за угла к площади приближался инспектор Билль.
Друзья переглянулись, Ник кивнул. Они одновременно шагнули вперед, закрыв спинами Молли.
– Мы тоже хотим, господин Купер! – гордо, на всю площадь, провозгласил Ник.
Воспитатель выглядел вконец обескураженным:
– Что, сразу оба?
Не оборачиваясь, Ник запустил руку назад, нащупал за спиной у Воробья плечо Сопли, вытолкал его.
– Трое!
Воспитатель достал платок, нервно вытер лоб. Краем глаза Ник видел, что инспектор остановился чуть в сторонке и наблюдает. Похоже, хотел удостовериться, не обманули ли его.
– Что ж, если правда хотите, – как-то неуверенно проговорил воспитатель. – Господин Коул, по поводу сегодняшней ночи… Вы же понимаете, что не оставили мне выбора?
– Он понимает, – ответил за Соплю Ник. – На самом деле, мы с друзьями удивились, как легко он отделался.
– Легко?
– Я слышал, ваши сапоги работы самого сапожника Олафа.
– Да, так и есть…
– Все знают, как высоко в нашей стране ценятся его изделия. Мы с друзьями были уверены, что Соп… господин Коул среди первых в вашем списке на поездку.
– Вообще-то нет, но, если вы думаете, что он справится… – Воспитатель поправил очки, с сомнением оглядев крошечную фигурку Сопли.
– Мы будем ему помогать.
Молли заметила, что Ник пользуется популярностью у девчонок. Они понятия не имели, какую новую выходку тот задумал, но поглядывали заинтересованно, хихикали между собой.
– Хорошо, – согласился воспитатель, – записываю вас троих.
– Это еще не все, господин Купер! – добавил Ник торжественней прежнего.
Рука воспитателя с платком замерла в воздухе, он посмотрел на Ника чуть не с опаской:
– У вас что-то еще, господин Баркер?
– Совершенно верно. Я прошу также назначить меня старостой группы!
По рядам прошелестел недоуменный шепоток. Рука с платком наконец дотянулась до лба, сам воспитатель заговорил не раньше, чем платок исчез в кармане.
– Назначить старостой? Вы уверены? Вы знаете, что староста отвечает за малейшую провинность или неудачу любого из членов группы? Вы знаете, что для старосты и наказания следуют втрое суровей?
– Это называется ответственность, господин воспитатель, – ответил Ник и повторил взор вдаль, отработанный на инспекторе.
– Псих, – негромко присвистнул кто-то.
Ник делал вид, что не замечает инспектора, но знал, тот следит за ним неотрывно.
– Отрадно слышать, – взволнованно засуетился воспитатель, – вы даже не представляете насколько. Это значит, что годы трудов не прошли даром. Я записываю вас. Больше нет желающих в группу? В таком случае, оставшихся пятерых я назначу из своего списка.
Боковым зрением Ник увидел, что крейсер развернулся и двинулся в сторону родной гавани. Мальчик за спиной оттопырил пятерню, Воробей шлепнул по ней своей.
ГЛАВА 13
В СТРАНУ МИГУНОВ
В столовую, где обычно собирается весь преподавательский состав, Молли не пошла. Мальчики опять прихватили для нее кексы и кусочек сыра. После завтрака к крыльцу приюта подъехала длинная повозка с двумя лавками вдоль бортов. Впереди у повозки торчали две оглобли, за них держался худой, до странности угловатый человек в фиолетовом плаще. Он не обращал внимания на возню за спиной, переминался с ноги на ногу, словно так и рвался пуститься в путь.
– Почему у него плащ фиолетовый? – спросила Молли.
Ник равнодушно пожал плечами.
По бокам у повозки торчало еще четыре коротких перекладины. Всего Молли насчитала пятерых носильщиков. Или бегунов, как их окрестила девочка. Судя по лицам остальных четверых, у них поездка не вызывала такого энтузиазма, как у ведущего в плаще.
К счастью для друзей, провожать их вышел только воспитатель.
– Вас поселят в одной из деревень, – говорил он, пока дети рассаживались по лавкам, – с местными все оговорено. Расселитесь в двух домах, на месте сами поделитесь на две группы. Господин Гойль все покажет и познакомит вас с мастером Лестлером. – Воспитатель положил руку на плечо высокому бегуну с овальной головой. Тот кивнул, коротко пожевывая. – Сделайте все возможное и невозможное, чтобы оправдать вложенные в вас надежды. И средства, конечно.
Напутствие, наверное, призвано было подбодрить детей, но большинству только напомнило о предстоящих наказаниях. На унылых лицах не наблюдалось веры в свои ремесленные таланты.
– Почему они посылают на такие задания детей? – спросила Молли, как только повозка тронулась. – Разве нельзя обучить сперва взрослых? Они бы потом сами научили кого угодно.
Ник снова пожал плечами:
– Наверное, потому что бесплатно. Мы в приюте не работаем, а отбываем наказания.
Носильщики двигались чуть ускоренным шагом. Бег с таким грузом продлился бы недолго. Только передний жевун в плаще подпрыгивал от нетерпения, как молодой жеребец. Гойль даже прикрикивал на него, призывая умерить пыл. Повозка направилась к центру города, откуда Молли с ребятами недавно удирала от лигашей. Эти воспоминания вернули ее к мыслям о Гуффало Бинге, а потом и о директоре, который единственный догадался, что за гостья перед ним.
– Что мы будем делать потом, когда обучение закончится? – озабоченно спросила Молли. – Мне нельзя возвращаться к директору. А вы? Вдруг они догадаются, куда я делась из подвала?
Ник отмахнулся:
– Может догадаются, а может и не догадаются. Наш воспитатель к комнатам девочек на пушечный выстрел не подходит, никому, скорее всего, и не покажется странным, что Лора свободно разгуливает по приюту. Никому в голову не придет сверяться со списком до нашего возвращения.
– А если придет?
Верзила пожал плечами.
– Ну накажут. Нам не привыкать. А тебе вообще бояться нечего, тебе в любом случае дорога в приют закрыта. Потом думать будем, вон сколько времени впереди. – Немного помолчав, он спросил изменившимся тоном: – Помнишь, на уроке, ты говорила про какого-то правителя мигунов. Он правда был другом твоей мамы?
– Железный Дровосек? – спросила Молли затаив дыхание. – Да, почему ты спрашиваешь?
Ник помялся.
– А давно он был правителем? Я имею в виду… он еще жив? Сколько ему лет?
Молли рассмеялась. Ребята напротив посмотрели на нее удивленно.
– Это вообще неважно, он ведь… – она осеклась, чуть не добавив «из железа». – Уверена, что жив.
А у самой в голове шевельнулось неприятное воспоминание о Страшиле и фляжке с водой.
– Как думаешь, – продолжил Ник, ощупью подбираясь к сути дела, – если бы мы к нему обратились, он мог бы, скажем, приютить тебя, ну или… помочь в других наших делах?
– Каких делах?
– Ну например… помочь освободить наших родителей?
– Освободить… – Молли внимательно всмотрелась в мальчика. Как же она раньше не задумалась, что не обязательно отправляться на обучение в другую страну, чтобы освободить ее из карцера. Разумеется, ребята преследовали свою цель. – Ваши родители, – тихо произнесла она, – их держат в стране мигунов?
Верзила долго молчал, как будто взвешивая, пришло ли время довериться новой подруге. Молли не торопила.
– Несколько лет назад, – наконец заговорил он, – в Восточных горах нашли небольшое месторождение изумрудов. Мы с Воробьем выяснили, что их переправили туда. У нас есть кое-какой план, но помощь бы не помешала. А такой могущественный человек, как бывший правитель мигунов, мог бы быть полезен и в нашем Главном деле. Ты его хорошо знаешь, он не такой, как все нынешние правители?
– Конечно нет, – горячо заверила Молли. – Если во всем Волшебном мире кто-то и захочет нам помочь, то только он. Но я не знаю, где искать. Его уже пытались найти и не смогли.
Ник загадочно улыбнулся.
– У тех, кто пытался, не было того, что есть у нас. Предоставь это мне.
Молли с надеждой повернулась к нему:
– Думаешь, он все еще в стране мигунов?
– Будь я хорошим правителем, я бы на его месте притаился где-нибудь поблизости, чтобы присматривать за подданными, помогать, чем могу.
Мысль показалась Молли очень убедительной, очень точно укладывалась в ее представления о Железном Дровосеке. Девочка надолго погрузилась в волнительные, полные возродившихся надежд размышления.
Центральная площадь сегодня была пуста, редкие прохожие сновали туда-сюда, с любопытством оглядывались на экипаж с надписью «Последняя надежда» на бортах. Дети начинали клевать носами. Сопля после бессонной ночи уснул сразу, Воробей то и дело рассерженно стряхивал его голову с плеча.
Возле афишной тумбы на площади Ник вдруг не говоря ни слова перемахнул за борт и бросился наутек.
– Куда?! – с тревогой рявкнул Гойль, старший среди носильщиков.
– На секунду! – откликнулся Ник.
Все пассажиры с удивлением смотрели, как он сорвал с тумбы какое-то объявление. Быстро глянув по сторонам и скомкав бумагу в кулаке, Ник с разбегу запрыгнул обратно.
– Поехали.
Гойль смерил нарушителя хмурым взглядом.
– Больше фокусов не будет?
– Слово!
Притормозившая из-за него повозка вновь тронулась. Верзила выглядел взволнованным. Все дети, включая Воробья, вытягивали шеи, стараясь рассмотреть, что у него в кулаке.
– Покажи, – зашептал Воробей. Ник одернул его локтем.
Когда площадь осталась позади, Верзила развернул бумагу перед Молли. Она прочитала большой красный заголовок: «ВНИМАНИЕ! РОЗЫСК!» Под заголовком на девочку смотрело собственное отражение в карандаше. С одним лишь отличием: губы на рисунке были растянуты в зловещем оскале. Под рисунком шел текст: «Будьте осторожны, по улицам города разгуливает опасная рецидивистка, ограбившая господина Гуффало Бинга. Любому, кто окажет преступнице содействие, грозит заключение в башне сроком от десяти лет. Умалчивание о ее местонахождении приравнивается к содействию. Вознаграждение за помощь в поимке 5000 мер».
– Ух ты, – чуть не с восхищением протянул Воробей. – Мы бы стали богачами.
– Когда вышли бы из башни стариками, – умерил его пыл Ник.
Мальчик Ривз, который поехал из-за подзатыльника Ника, привстал с лавки, напоминая позой жирафа:
– Что это у вас?
– Не твое дело, – огрызнулся Воробей, прикрывая листок от любопытных глаз.
– Ну и секретничайте, – обиделся тот, – очень надо.
Молли впервые испытала на себе, как страшно и унизительно видеть собственное отражение на подобном объявлении.
– Что же теперь делать? – со стыдом спросила она.
– Сидеть и не поднимать головы. – Ник забрал бумагу, затолкал в карман. – Будем надеяться, страже на воротах не придет в голову нас досматривать.
На выезде из города Молли сделала вид, что дремлет. Бегун Гойль сунул одному из стражников какую-то бумагу. Тот беглым взглядом пересчитал головы в повозке, вернул пропуск. Второй стражник взмахом велел проезжать.
Время от времени Молли до сих пор ловила на себе недоуменные взгляды мальчиков, им так и не объяснили, кто она и что здесь делает. Ривз пялился на незнакомку с откровенным подозрением. Девочка понимала, что этот просто так не отстанет. Скоро опасения оправдались.
– Ты кто такая? – наконец не выдержал он. – Почему ты назвалась Лорой?
– Это наша подруга, понял? – осадил его Ник. – Остальное не твоего ума дело.
– Тебе больше всех надо? – поддакнул Воробей. – Вечно лезешь, куда не просят.
– Не нравятся мне эти ваши секретики.
– А если тебя хорошенько отлупить, тебе понравится? – взъерепенился Воробей.
– Очень страшно, – буркнул Ривз и отвернулся к горизонту.
За весь день Молли так и не увидела дороги, вымощенной желтым кирпичом. Носильщики словно нарочно выбирали самые безлюдные, самые разбитые грунтовки. Изредка в отдалении попадались деревушки, но ни к одной повозка не приближалась. На жестких лавках дети могли пересчитать каждую кочку под колесами. На очередном ухабе Верзила крикнул зло:
– Эй, деревяшка, нельзя поаккуратней? Ты не своих сородичей везешь!
Бегун в фиолетовом плаще на ходу обернулся, и Молли обомлела. Из-под фиолетовой фуражки на детей взглянул кусок дерева, в котором было вырезано добродушное лицо. Вместо носа над широкой улыбкой торчал длинный сучок.
– Виноват! – бодро отчеканил бегун трескучим голосом. – Забылся! Исправлюсь!
– Уж постарайся, – проворчал Ник.
После этих слов не изменилось ничего. Бегун все так же приплясывал от нетерпения, все так же остальным бегунам приходилось его сдерживать.
– Это же тот самый деревянный солдат! – прошептала Молли завороженно. – Я читала о них. А другие еще остались?
– Все никак не развалятся от старости, – снова проворчал Ник.
До опушки леса Молли не отрывала глаз от угловатых плеч под плащом, боясь упустить момент, когда бывший солдат вновь решит обернуться.
Солнце стояло высоко, а под кронами леса уже сгущался полумрак. Здесь дорога сужалась настолько, что ветви деревьев тесно переплетались над головами, солнечный свет сквозь них почти не пробивался. Дети не спали, но в тишине леса разговоры стихли сами собой. Деревянные колеса то и дело ударялись о торчащие корни. Ребята хватались за лавки, чтобы не вылететь за борт, боязливо озирались, ежились от лесной прохлады.
– Тигровый лес, – негромко произнес кто-то.
Дальше дорога стала напоминать тропинку, бегунам по бокам некуда было спрятаться от лезущих в лицо веток.
– Э-э, там кто-то смотрит, – пожаловался Сопля, словно обиженный на то, что его пугают.
Вся повозка мигом развернулась туда, куда указывал палец. Дети долго и неотрывно смотрели в темноту под кронами. Первым пришел в себя Ник:
– Хватит выдумывать, Сопля!
Остальные с облегчением и смущенными смешками развернулись на местах – действительно, нашли кого слушать.
Дважды тропинку перерезали овраги, больше похожие на трещины в земле. Хлипкие мостики скрипели и стонали под тяжестью повозки. Дети испуганно жались друг к другу, побелевшими пальцами вцеплялись в лавки. Только Ник с Воробьем смело свешивались за борт, гулко «укали» вниз.
– Ты дно видишь?
– Кажется, там копошится что-то гигантское.
– Перестаньте! – одергивал Ривз, пряча страх в голосе. – Мы из-за вас перевернемся!
– Оно ползет сюда! – в притворном ужасе вскричал Воробей. Самые доверчивые с белыми лицами глянули вниз и тут же отдернулись, потрясенные головокружительной высотой. На каждом мосту бегуну Гойлю приходилось призывать к порядку расшалившуюся парочку, пока те и правда не выпали за борт.
До позднего вечера путешественники двигались в мрачной тени леса. Всего раз Гойль велел остановиться, при свете факелов дети вместе с носильщиками поужинали законсервированной перловкой. С аппетитом у большинства ребят не ладилось, стоянка действовала угнетающе. Из темноты доносилось хлопанье крыльев, громко ухал филин, с разных сторон слышалось не то ворчание, не то предостерегающий рык, похожий на тот, с каким собака встречает чужака. Молли сама ерзала и озиралась, припоминая рассказ Страшилы о диком зверье.
Сопля вытянул руку за спину Гойля:
– Оно опять смотрит.
На сей раз все увидели два желтых глаза в дупле низкорослого раскидистого дерева. Стараясь не выказывать волнения, Ник подцепил ложкой кусок каши и как с катапульты зарядил им в дупло. Глаза моргнули, в ночной тиши крылья захлопали так громко, что вздрогнули все, кроме деревянного человека.
– Мы не опоздаем? – нервно поинтересовался Ривз. – Наверное, пора ехать дальше?
Остаток пути дети факелами освещали дорогу носильщикам. Деревянному человеку впереди свет был не нужен, вырезанные глаза видели в темноте не хуже, чем днем. Деревья постепенно расступались, сквозь кроны то выглядывал, то вновь прятался диск луны. Тропинка расширялась, бегуны могли наконец не беспокоиться о бьющих в лицо ветках.
Пассажиров одолевал сон. Молли была уверена, за опушкой Гойль распорядится устроить привал. Уж если седоки вымотались донельзя, что говорить о носильщиках. Но повозка шла и шла. Вскоре в воздухе потянуло свежестью, речной прохладой. Одна из немногих бодрствующих, Молли первой заметила неладное.
В свете луны видно было, что спина в фиолетовом плаще шаг за шагом приближалась к повозке, руки деревянного человека соскальзывали по оглоблям. Девочка с удивлением поняла, что неутомимый бегун начинает отставать и пошатываться, будто от переутомления. Чем ближе становился запах реки, тем заметней заплетались деревянные ноги, тело с каждым шагом все больше раскачивалось от одной оглобли к другой, как у пьяного.
Молли встревоженно тронула за плечо ближнего носильщика:
– Что-то не так. Кажется, деревянный человек устал.
– Что вы, мисс, – вежливо возразил бегун, – эти никогда не устают.
Однако когда девочка снова обернулась к оглоблям, фиолетовая фуражка уже скрылась за бортом, деревянное тело безвольно висело на перекладинах. Через мгновение руки бегуна соскользнули, Молли ощутила, как передняя ось приподнялась, застонала, повозка с натугой продвинулась еще на шаг и замерла. Встряска разбудила пассажиров, они потревоженно завертели головами:
– Пожалуйста, инспектор, – спросонья взмолился Ривз.
– Что? Уже приехали?
Гойль обошел повозку, задумчиво изучил препятствие.
– Сдавай назад!
Носильщики дружно взялись за перекладины. Молли проскользнула между двумя рядами коленок, заглянула под колеса. Остальные, ничего не понимая, столпились позади нее. Фиолетовая фуражка валялась в пыли, ноги бегуна остались под повозкой, сам он, раскинув руки, лежал без движения, как обыкновенный мертвец.
Оттолкав повозку, носильщики обступили поверженного.
– Уже? – проговорил один с недоумением.
Гойль присел на колено, приподнял лысую, в форме полена голову.
– Похоже на то… Быстро, предыдущий до деревни дотянул.
Вчетвером они подняли деревянного бегуна и на глазах у испуганных пассажиров погрузили в повозку. Возбужденно перешептываясь, дети расселись по местам, убрали ноги под лавки, стараясь не касаться безжизненного тела.
Деревянный гонец так больше и не шевельнулся. Губы его по-прежнему были растянуты в улыбке, но теперь это была улыбка деревянной куклы, глаза ничего не видели. Молли украдкой опустила руку, сжала покрытые лаком пальцы. Те тоже не шелохнулись, просто гладкое твердое дерево, каким оно и должно быть. «Вот то, о чем говорил Страшила, – подумалось Молли со странной пустотой в груди. – Вот так выглядит смерть волшебного существа в Волшебном мире».
Происшествие взволновало детей ненадолго. Едва повозка тронулась, чуть ли не сразу многие потянулись носами к груди, кто-то удобно устроился на плече соседа, кто-то, забывшись, закинул ноги на лежащее бревно в мундире. Только Молли в темноте продолжала смотреть на копнувший земли кончик носа. Ей не давала покоя мысль, от которой веяло холодом и пустотой: что, если Ник прав и Дровосек остался в стране мигунов? Что, если с ним все-таки случилось то же самое? Сможет ли он стать прежним, если перевезти его в Голубую страну? И как, спрашивается, несколько слабых детей незаметно переправят железного здоровяка в другую страну? Все сводилось к тому, что на маминого друга едва ли стоит надеяться. Молли ощутила укол вины, когда поймала себя на мысли, что пока не хочет делиться опасениями с друзьями. Ведь тогда они откажутся от поисков.

Плеск волн в темноте звучал устрашающе, кажущаяся черной вода разбивалась о борт корабля, бессильно откатывалась. У причала путешественников поджидала самая настоящая двухмачтовая шхуна. В бледном свете луны с трудом можно было различить, что борта ее окрашены в фиолетовый. Похоже, в стране мигунов, ко всему прочему, появились корабельные умельцы.
Энтузиазм мальчишек приугас, когда на палубе их встретил коротконогий капитан. Угрюмый и нелюдимый на вид, он перекидывал хмурый взгляд, как лассо, с одного подростка на другого, возложенная на него задача ему явно не нравилась. Чуть дольше капитан задержал взгляд на безжизненном теле в нарисованном мундире, но и тут не произнес ни слова.
Цепочкой, как заключенных, детей молча повели по палубе. Мальчики во все глаза пялились на массивные конструкции, на уложенный такелаж.
– Вот это да, – неосторожно проронил Воробей.
– А-атставить разговорчики! – сухо и неожиданно оглушающе скомандовал капитан.
Воробей втянул голову в плечи, нырнул под защиту друга. Один из моряков проводил их в кубрик, молча указал на подвесные койки вдоль стен. Дверь закрылась, оставив детей одних в полутемной комнате. Слышно было, как моряк повозился снаружи, видимо, подпирая чем-то дверь. Ребята растерянно топтались на месте. Все с сожалением осознали, что не видать им вольного ветра, наполняющего паруса, их удел – это темное душное помещение. Один Ник с удовольствием потянулся, зевнул.
– Не знаю как кто, а я всегда мечтал поваляться в такой кровати! – И плюхнулся в первую же койку так, что ноги оказались выше головы. Воробей тут же последовал примеру, улегся в соседнюю, задрав ноги еще выше, на подвесной крюк.
– Жить можно, – согласился лениво.
– Всем спать, – распорядился Ник. – Завтра день тяжелый, чтобы все выспались! – И добавил, уже сонно причмокивая: – Или я не староста?
– Староста, – так же сонно промурлыкал Воробей…
ГЛАВА 14
ДЕРЕВНЯ «ЧАСОВАЯ-ТРИ»
Утром ребят разбудила наступившая тишина. Корпус судна почти перестал скрипеть и раскачиваться.
– Похоже, прибыли, – сказал Ник, сползая с гамака.
Однако никто за ними не пришел. Ни через час, ни через пять часов. Судно весь день простояло на якоре. Томительное ожидание дважды нарушал незнакомый матрос, приносил кашу из запасов Гойля. На все расспросы он как дрессированный твердил: «Обращайтесь к капитану». И запирал дверь снаружи.
Невесть сколько времени прошло, когда в кубрик наконец спустился бегун с овальной, словно обтесанной ветрами, головой.
– Планы изменились, – сообщил Гойль вполголоса. – Мы не будем вас сопровождать. В деревню вас доставят мигуны.
– А что случилось? – спросил Ник.
– Ничего, – поспешно заверил Гойль. – Такое было принято решение. Не я принимаю решения.
И так же поспешно вышел. Дверь осталась открытой. Ник осторожно выглянул наружу. Узкий проход был пуст.
– Наверное, можно выходить? – предположил он неуверенно.
Воробей первым рискнул последовать за другом, потом Молли. За ней гуськом повыползали остальные.
По палубе блуждал мягкий свет луны. Стало быть, внизу они пробыли ровно сутки. Корабль стоял на якоре в двухстах метрах от берега. Капитан в фиолетовом кителе как изваяние возвышался у левого борта и, заложив руки за спину, оглядывал берег.
– Смотрите, что это? – вдруг громко спросил Воробей.
Капитан резко обернулся, уже набрал воздуха, чтобы рявкнуть на нарушителя тишины, но метнул взор туда, куда указывал мальчишка и осекся. Часть луны загородила странной формы тень. Первой мыслью у Молли было, уж не парит ли в небе аэроплан. Тень зависла в воздухе, не то приближаясь к кораблю, не то удаляясь навстречу луне. А через мгновенье на глазах у изумленных детей крылья аэроплана провалились вниз, едва не коснувшись друг друга, потом еще раз.
– Прроклятье! – прорычал капитан и бросил на детей такой взгляд, будто они виноваты во всех мыслимых бедах. – Факелы мне! – крикнул он одному из матросов. Тот поспешно умчался к корме.
Тень стремительно росла. Дети ахнули, поняв наконец, каких гигантских размеров летун к ним приближается. Небольшой бугорок на спине оказался человеком. С трудом верилось, что эта маленькая фигурка способна управлять такой громадиной. В два взмаха крыльев существо подлетело к кораблю на расстояние двухсот метров, принялось нарезать вокруг него большие круги, с каждым кругом сужая кольцо. Желтая чешуя на брюхе заблестела под лунным светом.
– Дракон! – возбужденно зашептались дети.
Ник пихнул Воробья локтем:
– Помнишь, однажды такой пролетал над приютом?
– Я читала о них, – призналась Молли, с бьющимся сердцем разглядывая длинное, как у змеи, тело, вихляющий в полутьме хвост. В длину чудище не уступало длине корабля. Дракон изредка мотал широкой оскаленной пастью, словно не желая покоряться приказам крохи, засевшего между крыльев. После нескольких кругов он снизился настолько, что ветер от взмахов крыльев разгонял волны по воде, трепал кафтаны на детях.
Капитан забрал у матроса два горящих факела и начал ими изображать какие-то фигуры. Видно было, как человек свесился со спины дракона и пристально следит за движением огоньков. Когда капитан опустил руки, дракон сделал еще два круга, наездник внимательно осмотрел каждого на палубе и наконец повернул дракона к берегу. Темнота быстро спрятала летуна, но воображение детей еще долго хранило в небе призрак хвоста.
За бортом раздался громкий всплеск.
– В шлюпку! – скомандовал капитан.
Под скрип весел в уключинах и плеск воды дети негромко обсуждали происшествие. Верзила чуть наклонился к Молли, произнес так, чтобы не слышали гребцы:
– Похоже, мы здесь тайно.
– И что это значит? – не поняла Молли.
– Ничего хорошего для нас. Не удивлюсь, если опять какие-то игры богачей между собой.
Вскоре Молли получила возможность убедиться в правоте догадки.
На берегу ждала уже привычная с виду повозка. Приюты в Волшебном мире были оборудованы подозрительно одинаково. Возле повозки поджидали пятеро мигунов в фиолетовых кафтанах. Деревянного человека среди них, конечно, не было. При свете факелов Молли различила на борту фиолетовые буквы: «Новая жизнь».
Не отдавая себе отчета, дети расселись в том же порядке, что и до плавания. Повозка тронулась по местным ухабам. В этот раз в сон никого не тянуло, сутки на корабле дали отоспаться вволю. Мальчишки вертели головами, разглядывая в темноте редкие заросли. По любопытным лицам видно было, в стране мигунов они впервые.
Почти одновременно все заметили, как у Сопли приоткрылся рот, и палец потянулся вперед, на дорогу.
– Там что-то светится, – уведомил он.
Даже носильщиков его слова заставили вздернуть головы. Из-за редких зарослей на дорогу вышло нечто, по форме напоминающее гигантского бегемота. От существа исходил мягкий зеленоватый свет, как от светлячка. Носильщики поспешно оттеснили повозку к обочине. Существо развернулось и двинулось навстречу ночным путешественникам.
– Шестилапый, – первой догадалась Молли.
– Да ладно, – недоверчиво пробормотал кто-то.
Чем ближе подходило существо, тем ощутимей вздрагивала земля под тяжелой поступью. На спине его, как у какого-нибудь боевого слона, возвышалась башня, из которой по пояс торчали двое мигунов в фиолетовых мундирах. В углах башни плескались огоньки двух факелов.
– Стойте где стоите! – велел один.
Носильщики быстро переглянулись, повозка замерла. Шестилапое чудище не спеша, вперевалочку приблизилось к повозке. У детей вырвался единодушный вздох. Шарообразное туловище, размером со слона, держалось на шести коротких лапах. Круглые белые глаза, привыкшие к темноте, смотрели на съежившихся человечков равнодушно. Толстая морда по форме напоминала морду бегемота. Свет испускала серебряная шерсть животного, поблизости от нее лавка с ребятами засияла в зеленом ореоле. Бледные взволнованные лица тоже стали казаться зелеными.
Люди в башне с подозрением оглядели процессию.
– Что вы забыли на дороге в такой час? – спросил один повелительным тоном. – Это вас видели на корабле?
Вперед выступил один из носильщиков, снял фуражку, поклонился.
– Не нас, детей. – Он указал на повозку. – Сироты сбежали из приюта в Голубой стране, капитан Фарелл выловил их в реке на плоту. Нам велено доставить беглецов в ближайший приют, откуда они будут переправлены обратно.
Один мальчишка, испугавшись наказания, открыл рот:
– Мы не сбе…
Верзила с силой наступил ему на ногу, тот охнул, умолк.
– Откуда вы узнали, что капитан везет детей? – справедливо заметил второй в башне.
– Он сам предупредил, отправил вперед весть с рыбацкой лодкой. У нас и послание его сохранилось.
Носильщик достал из-за пазухи клочок бумаги, расправил. Человек в башне нагнулся, взял бумагу, приблизил к факелу.
Молли неотрывно наблюдала, как большие черные ноздри обнюхивают затылки ближайших детей. Те опасливо отодвигались, уворачивались от шевелящихся усов. Один затылок особо заинтересовал животное, оно даже замерло на мгновенье, еще раз двинуло ноздрями. Потом приоткрыло пасть, квадратные, как черенки лопат зубы сомкнулись на воротнике и принялись пожевывать.
Мальчик завопил в ужасе, замахал руками. От его крика испугалось и животное, поворотило голову, отчего мальчика выволокло за борт. Соседи вскочили с мест, за руки потянули товарища обратно.
Один из наездников схватил кнут, хлестнул по широкому светящемуся лбу. Животное взревело от боли, замотало головой. Мальчик шлепнулся на землю, тут же вскочил, понесся, пригибаясь, к дальнему краю повозки.
– Ладно, проезжайте, – поторопил наездник и вернул бумагу.
Носильщик снова поклонился, впятером мигуны взялись за оглобли. Пострадавший подросток вскарабкался на повозку, но сесть на место не решался, пока чудище не осталось позади.
– Видела? – хмыкнул Ник. – Удобно устроились. Наши патрули пешком ходят.
– Разве шестилапые живут не только у рудокопов? – поинтересовалась Молли. Ник пожал плечами.
Деревни мигунов внешне отличались от деревень Голубой страны. Крайне редко за изгородями можно было обнаружить хоть какие-то цветники. Да и изгороди встречались не у каждого дома. Огородами местные жители почти не занимались и не видели смысла возводить какие-либо заграждения.
Испокон веков мигуны славились склонностью к разного рода ремеслам, поэтому многие семьи владели двумя домиками: один жилой, другой отводился под мастерскую. Сами дома разве что можно было спутать с домами жевунов – такие же круглые, приземистые, с конусовидными крышами. Только вместо голубого стены были выкрашены в фиолетовый цвет.
Впереди над дорогой нависала железная арка, отполированная так добросовестно, что, казалось, блики от света факела могли обжечь роговицу. Надпись большими буквами над аркой возвещала: «Часовая-три». Буквы также беспощадно сияли позолотой. Уже на въезде любому становилась очевидна любовь мигунов ко всему блестящему.
– Это что, такое название? – удивился Ник. – Кто станет называть деревню «Часовая-три»? – Он наклонился к одному из носильщиков. – Почему у деревни такое странное название?
– У нас много деревень, где в основном занимаются часами, – неохотно ответил тот. – Эта – третья по счету.
– Небогатая у вас фантазия, – констатировал Ник. – Кажется, я вам придумал новое название: «Гончарная-двадцать пять»!
– Гончарных у нас двадцать три.
Ник пробормотал в замешательстве:
– Ну… скоро пригодится.
После железной арки название деревни было еще и наглядно проиллюстрировано. За поворотом показалась арка еще массивней, мраморная. В нее было вмонтировано три циферблата. В центре – самый большой, диаметром с колесо телеги, по краям – два поменьше. Стрелки на всех были отрегулированы секунда в секунду и показывали пять минут второго.
– Расточительно, – признал Ник с невольным уважением. – Особенно для какой-нибудь «Часовой-тридцать»!
Когда вторая арка осталась позади, Молли оглянулась, чтобы узнать, нет ли циферблатов и с другой стороны. Циферблатов не было, зато она увидела, как от арки отделился какой-то мальчик. Он сразу напомнил ей мальчиков из приюта, такой же оборванный, неухоженный, в латаном-перелатанном кафтане, давно потерявшем цвет.
Настороженно косясь на носильщиков, мальчик побрел за повозкой. Молли ткнула локтем Верзилу.
– За нами кто-то идет.
Ник повернулся и сразу изменился в лице, посерьезнел.
– Ты его знаешь? Кто это?
– Понятия не имею, впервые вижу. – А сам соскользнул с лавки и, пригибаясь, незаметно от взрослых пробрался в конец повозки.
– Ты ку… – хотел было спросить Ривз, но Ник опять сунул ему кулак под нос. Остальные молча, с любопытством разглядывали преследователя.
Ник бесшумно сполз на землю, трусцой подбежал к незнакомцу. Они не произнесли друг другу ни слова, Молли заметила, как из грязной руки в руку Ника перекочевал клочок бумаги. Мальчик указал на арку за спиной, Ник кивнул, и они разошлись.
В повозке Верзила проигнорировал все шепотки и вопросы. А на вопросительные взгляды Молли и Воробья произнес одними губами:
– Потом.
ГЛАВА 15
СОБРАНИЕ
Деревня спала. Фиолетовые домики стояли теснее, чем дома жевунов с их большими огородами. Располагались они геометрически правильно, почти по линеечке. У кого были мастерские, они всегда стояли позади жилого дома, а размерами часто превосходили его. Если на жилой дом смотреть спереди, он казался пристройкой к мастерской.
Повозка неторопливо двигалась по главной улице. Возле единственного окна, в котором горел свет, ведущий носильщик сделал знак остановиться, обернулся к ребятам.
– Вам нужно разделиться. Половина остановится здесь, другую половину мы отвезем вон туда. – Он указал в конец улицы. Там вдалеке виднелась еще одна желтая точка. – Особняк мастера Лестлера дальше по улице, на холме. Не ошибетесь. Он ждет вас всех завтра в восемь утра. Не опаздывайте. Кто сходит здесь?
Ник поднялся со скамьи.
– Значит, здесь остаемся: я, Воробей, Сопля и Мо… и Лора. Остальные едут дальше.
– Это нечестно! – возмутился Ривз. – Вас получается четверо, а нас – шестеро!
– У вас дом больше, – не растерялся Ник.
– Откуда ты знаешь, его отсюда даже не видно!
Верзила постучал пальцем по значку старосты на лацкане:
– Зато вот это видно очень хорошо!
Ривз фыркнул, буркнул что-то вроде: «Посмотрим, как ты через две недели заговоришь».
Четверо друзей сошли с повозки. Им навстречу тут же открылась низенькая дверь дома. На дорогу вышли два маленьких человечка, хозяин и хозяйка. На лицах их читалось дружелюбие, искренняя радость и волнение. Несмотря на позднее время, они оставались в дневной одежде, даже шляпы не сняли из уважения к гостям.
– Здравствуйте, – тонким голосом поприветствовал хозяин.
– Здравствуйте, – пропищала хозяйка.
– Добро пожаловать, – закончили они хором.
Ребята вежливо поздоровались в ответ. Повозка за их спинами тронулась с места. Хозяин чуть посторонился, указал на умывальник, подвешенный к стене.
– В нашей стране есть традиция, все гости умываются перед входом в дом. Если вам не трудно, прошу вас.
– Интересная традиция, – сказал Ник, направляясь к умывальнику, – с чем она связана?
– Когда-то давно вода освободила нашу страну от власти злой колдуньи.
– Теперь у нас особое отношение к чистоте, – закончила хозяйка.
Пока ребята друг за другом подходили к крыльцу, Молли во все глаза смотрела на маленьких человечков. Те с любопытством смотрели в ответ, добродушно улыбались, часто моргали. Когда гляделки затянулись, хозяин произнес снова:
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, – тут же подхватила хозяйка.
– Вы – настоящие мигуны, – наконец выдохнула Молли.
Хозяева переглянулись.
– Мы мигуны, – кивнул муж. – А вы?.. – Они окинули девочку с ног до головы быстрыми взглядами. Насколько возможно быстрыми, чтобы не показаться бестактными. Взгляды замерли на неподвижном подбородке. Потом с каким-то новым выражением еще раз пробежались по фигуре, отметив незаурядный для девочек рост. Молли с замиранием наблюдала, как озадаченность на лицах сменилась крайним изумлением. Муж с женой испуганно переглянулись.
– Извините нас, – проговорил хозяин.
– Мы сейчас вернемся, – добавила жена.
Торопливо перебирая ножками, супруги отошли к углу дома, наклонились друг к другу, почти соприкоснувшись лбами. До ребят донесся шепот, похожий на мышиный писк. Молли стояла как оглушенная. После сцены в кабинете директора она не ждала ничего хорошего от подобной реакции на свою персону. Когда шепот оборвался, мигуны еще раз оглянулись на девочку, муж взял жену за руку, потянул обратно. Глаза их были распахнуты так, что перестали мигать.
Остановившись перед гостьей, хозяин повертел головой, не горит ли свет у кого из соседей, потом поманил Молли пальцем. Девочка приблизилась.
– Мы все поняли, – шепнул хозяин взволнованно.
– Мы никому не скажем, – заверила хозяйка.
– Теперь нельзя никому говорить, – закончил муж. Он кивнул на долговязую фигуру Ника: – Этот господин, он… тоже?..
Молли медленно сглотнула. Раз уж на то пошло, по сравнению с директором эта пара вызывала куда больше доверия. Немного подумав, девочка осторожно помотала головой.
Отфыркиваясь и стряхивая с рук воду, Ник спросил без обиняков:
– Сколько вам заплатили за наше пребывание?
Хозяин поспешно отступил от Молли, будто его застукали на месте преступления, испуганно замахал руками:
– Что вы, мы не брали платы.
– Не брали, – подтвердила хозяйка. И заверили хором: – Мы рады гостям!
– Почему-то я не удивлен, – констатировал Ник.
Внутри дом оказался таким крошечным, что Ник озадаченно почесал затылок. Кроме жилой комнаты длиной в четыре шага тут была только кухня, на которой и вдвоем развернуться непросто.
– А мы вас не потесним? – с сомнением спросил он.
– Нет, что вы!..
– Не беспокойтесь.
– Мы поживем в мастерской.
– Мы и так почти все время проводим там.
– Изготавливаем пружины для часов мастера Лестлера, – завершил общую тираду хозяин.
– Устраивайтесь на свое усмотрение. Соседи принесли матрасов даже больше, чем нужно. Мальчики могут постелить себе в комнате, а мисс из Большого… – хозяйка осеклась, замерев на секунду, потом пальцами шлепнула себя по губам. Они с мужем посмотрели друг на друга испуганно, и женщина вдруг заплакала, досадуя на собственную нерасторопность. Муж обнял ее, погладил по спине.
– Моя жена хотела сказать, что мисс… э-э…
– Молли, – подсказала девочка.
– Что мисс Молли может спать отдельно, в кухне. Если ей так будет удобней.
Наскоро показав, где что находится, хозяин увел расстроенную супругу.
– Какие добрые хозяева, – сказал Ник, глядя в окошко, как они в обнимку сворачивают за угол.
– И какие странные, – добавил Воробей.
Ребята ринулись распределять матрасы, каждый выбрал себе место на полу. А Молли от волнения не знала, чем себя занять. Похоже, свершилось, вот они, люди, о которых писала мама. Никаких доказательств их благонадежности не было, но девочку уже обжигало желание поведать кто она, и какое отношение имеет к Фее Спасительной Воды. Вот бы они обрадовались!
– Общее собрание на кухне! – громко провозгласил Ник.
Воробей без лишних слов вырулил из комнаты. Сопля, сонно пошатываясь и зевая, поплелся следом, ударился плечом о косяк.
– Ладно, Сопля, можешь ложиться, – смилостивился Ник.
– Я тоже хочу послушать, – воспротивился тот.
Вчетвером ребята кое-как разместились на лавках вокруг стола. Ник задернул шторку на окне, встал и заговорил официальным тоном:
– Итак, первое заседание Гиларского филиала Сети в стране мигунов объявляю открытым. Пришло время рассказать Молли некоторые детали о нашем… э-э… братстве. Кто за? – В воздух взлетела рука Ника.
– Разве что некоторые, – нехотя согласился Воробей и даже не поднял, а чуть оторвал кончики пальцев от стола. Сопля уже дремал головой на подоконнике.
– Единогласно, – подытожил Ник. – Слово предоставляется Председателю Собрания, Верзиле. То есть, мне! – Он плюхнулся на лавку, разом сбросив официоз, и начал загибать пальцы: – В Голубой стране пятнадцать приютов, в Розовой стране – восемь, в Зеленой – шесть, у рудокопов – четыре, в Фиолетовой стране – двенадцать. Насчет Желтой страны и страны Марранов мне ничего не известно, но в предыдущих пяти я могу перечислить названия всех приютов. Понимаешь, куда клоню?
– У многих детей отняли родителей? – предположила Молли.
– Мы поддерживаем связь между собой. Раньше, говорят, по всему Волшебному миру сообщения передавались по птичьей эстафете. У нас налажена своя эстафета. Своих гонцов мы так и называем, «пернатые». Беспризорников в любой стране намного больше, чем вмещают приюты, когда нужно, мы задействуем их. Никто не заметит, если даже все беспризорники разом покинут город. Стоит в самом дальнем уголке Фиолетовой страны произойти чему-то, что может нас заинтересовать, новость разлетается по всем приютам Волшебного мира. Моя личная придумка, – с гордостью добавил он. – За это мы подкармливаем беспризорников объедками из столовой или приплачиваем им. В нашем городе всеми пернатыми заведует Воробей. Разбуди его среди ночи, он тебе с легкостью назовет имена всех беспризорников, не попавших в приют!
Воробей с деланой невозмутимостью ковырял пальцем столешницу, как будто речь шла не о нем.
– Так вот что за мальчик передал тебе записку, – поняла Молли.
Ник кивнул, снова встал, откашлялся:
– Раз все присутствующие на собрании теперь посвящены в детали, предлагаю, собственно, и перейти к посланию, адресованному Гиларскому филиалу Сети. – Он с торжественным видом вытащил из кармана скомканную бумажку, расправил и начал зачитывать: – «Рады приветствовать в наших краях Верзилу, правую руку Слизлонда…» Так, ну это дежурные приветствия, тут и Воробей упоминается, и Сопля… Так, ага, вот: «… приглашаем в любой удобный день на внеочередное собрание в честь наших гиларских коллег. Мы подозреваем, что прибытие сюда самого Организатора не является случайным и предлагаем свою помощь в любом задуманном предприятии. Ворона будет ждать ответа в условленном месте. С уважением, Глист, Кочерга и Колибри». Грамотно состряпали, – отметил Ник одобрительно, снова забыв про свой официальный статус, – небось, долго корпели.
Он аккуратно свернул бумагу, сунул в карман и поднял на Молли торжествующий взгляд:
– Ну, теперь ты поняла, о чем я говорил? Одно дело, когда друга твоей мамы искали один или несколько человек, совсем другое, когда во все стороны расползутся сотни, а то и тысячи беспризорников. За неделю они обшарят каждый куст в этой стране! Найдем твоего Дровосека!
– Кого найдем? – не понял Воробей.
– Бывшего правителя страны мигунов. Он нам поможет.
– Да ладно, – не поверил тот.
Молли поерзала на скамье. На ум опять пришел лежащий в повозке деревянный человек. Теперь, когда друзья посвятили ее в свою тайну, будет просто бесчестно зря обнадеживать и использовать их.
– Кстати о правителе, – произнесла она осторожно. – Тут еще вот какое дело… Дело в том, что его не просто так зовут Железный Дровосек. Он… он и правда железный.
Ник моргнул.
– То есть? Хочешь сказать, он из железа? Он не человек?
– Человек, – робко возразила Молли, – но только из железа. Когда-то в молодости кузнец заменил ему все части тела на железные.
– Здорово! – восхитился Воробей. – С таким правителем мы от любого рудника камня на камне не оставим!
Ник под столом наступил ему на ногу, тот прикусил язык.
– Хорошая новость, – согласился Ник. – Это нам только на руку.
Молли опустила глаза, пояснила негромко:
– Здесь, в стране мигунов, с ним могут возникнуть трудности.
Верзила открыл рот и закрыл, поняв, куда подруга клонит. Он нахмурился, облокотился о стол. Молли затаив дыхание ждала ответа.
– Да, это проблема, – наконец произнес он.
– Да в чем проблема-то? – спросил Воробей недоуменно. – Лучше не придумаешь!
– А ты вспомни деревянного гонца у реки.
– А, точно, – моментально скис мальчик.
Ник побарабанил пальцами по столу, размышляя, махнул рукой:
– Ладно, что тут думать, не найдешь – не узнаешь. Завтра накарябаем Кочерге ответ. Нужно будет описание, приметы. Наверняка местные беспризорники тоже знать не знают, кто такой Железный Дровосек.
За дверью раздался грохот посуды. Друзья испуганно переглянулись. Ник и Воробей вскочили из-за стола, бросились к выходу. За порогом, держась за руки, стояли хозяева. Они выглядели еще испуганней гостей, под ногами у них валялась кастрюля. Рядом с кастрюлей расплывалась лужа, над которой клубился пар.
– Мы не хотели подслушивать, – испуганно пискнул муж.
– Не думали даже, – побожилась жена.
– Мы вам суп принесли.
– Не надо супа, – кисло отозвался Ник. – Мы ужинали. И как раз собирались ложиться.
– Хорошо, – покорно кивнула хозяйка. – Я вернусь только чтобы прибраться.
Она подхватила с земли кастрюлю и крышку, оба торопливо скрылись за углом.
– Думаешь, они много слышали? – спросил Ник, захлопнув дверь.
– Они бы не стали долго стоять, – отрезала Молли тоном, не терпящим обсуждений.
– Хотелось бы верить, иначе нам всем несдобровать. И не только нам.
Соплю разбудить не получилось никакими силами, ребята перенесли его в комнату на себе. Девочке постелили на кухне.
Получив новый повод для тревоги, друзья долго не могли уснуть. Дольше всех ворочалась Молли. Из комнаты уже доносился дружный храп, когда она тихонько вылезла из-под одеяла, в темноте на цыпочках пробралась к двери. Что-то ей подсказывало, хозяева еще не спят. И интуиция не подвела. При свете луны видно было, как на углу дома нервно нарезает круги невысокая фигурка. Заслышав скрип двери, фигурка остановилась. Молли тоже встала на крыльце и молча ждала.
– Мисс Молли? – наконец неуверенно промолвила фигурка.
– Да, это я.
Обладатель голоса тронулся к крыльцу. Луна высветила лицо хозяина, глаза которого от волнения мигали без перерыва. Он остановился напротив квартирантки, помялся, не решаясь заговорить.
– Не спится вам? – начал хозяин издалека. Молли помотала головой. Мигун с тревогой оглядел пустую улицу, скользнул взглядом по окну своего дома с гостями. – Я хочу поговорить, – шепнул одними губами. И добавил чуть громче: – Не хотите прогуляться перед сном?
Молли по-прежнему молча кивнула. Они двинулись по залитой призрачным светом дороге. Одна из боковых улочек выкатывала тропинку в поле, там тропинка терялась в темноте уже через десяток шагов. Хозяин заговорил, только когда последние дома остались позади.
– Мы стараемся не обсуждать ничего важного в деревне, – объяснил он.
– Почему?
– Это может быть опасно. Несколько лет назад в деревню приезжали городские полицейские и вывезли две семьи вместе с детьми. Наш староста сказал, за то, что распространяли ложь. Но на самом деле, – он глянул за спину, словно и там могли прятаться чужие уши, – на самом деле, Пиппин и Гун просто сказали, что при… другом правителе мигунам жилось гораздо лучше и что отстранение… другого правителя было незаконным. Их дома до сих пор пустуют, никто не знает, когда семьи вернутся и вернутся ли. Мы с соседями по очереди там прибираемся, чтобы дома не пришли в запустение.
Молли ни на секунду не усомнилась в его словах. Она сразу поняла, что речь о Железном Дровосеке, и хорошо помнила, как сама угодила в карцер за одно его имя. Еще неизвестно, что бы с ней было дальше.
– Но почему никому нельзя упоминать Желез… – Хозяин подскочил в испуге, завертел головой. Смущенная, Молли поправилась: – Другого правителя?
– Думаю, новые власти его боятся, – сказал мигун с едва заметной тенью удовлетворения. – «Наш другой правитель» был самым сильным и самым смелым из когда-либо существовавших правителей.
– Тогда почему он позволил другим занять свое место?
Мигун вздохнул, пожал плечами.
– Одно время поговаривали, он ушел добровольно. А почему – никто не знает. Примерно в то же время кто-то стал распространять грязные слухи, будто «другой правитель» был жестоким и лживым тираном, каждый его поступок, каждое решение, принятое за годы правления, было переврано и обернуто против него. А любой, кто решался опровергать обвинения, объявлялся его пособником и жестоко наказывался. Но не думайте, что все мигуны забыли, как обстояли дела на самом деле. Мы с женой Розой были детьми, когда мигуны построили на площади в Фиолетовом городе фонтан высотой до башен дворца. Фонтан был в форме сердца, его расположили так, чтобы любой въезжающий в город видел его одновременно с башнями дворца. Мой отец говорил, постройку возвели в благодарность за доброту «другого правителя». Разве кто-нибудь стал бы добровольно делать такое для жестокого тирана? А еще отец рассказывал, подарок так растрогал правителя, что после открытия подданные целый день ходили за ним с масленками, никак не могли остановить слезы.
– Это на него похоже, – авторитетно подтвердила Молли.
Хозяин еще раз быстро огляделся.
– Мне было лет шесть, когда я в первый и последний раз видел Его. Правитель шел через нашу деревню с большим молотом, проверял состояние дорог. Мы с друзьями провожали Его несколько верст, каждый из нас дважды успел прокатиться на железных плечах. Жестокие тираны не относятся к детям с такой добротой, таким вниманием. И уж тем более не ремонтируют дороги своими руками! Вот каким я запомнил «другого правителя»: добрым, отзывчивым, любящим. Именно поэтому долгие годы я не верил в подлые наветы. И моя жена не верила.
Мигун замолчал. В ночной тишине слышны были стрекот сверчков и шорохи шагов по каменистой почве. Молли подозревала, что самое главное еще не сказано, терпеливо ждала.
Обнаружив, как далеко осталась деревня, хозяин жестом предложил Молли повернуть обратно. Через несколько шагов он наконец робко кашлянул.
– Мы слышали последние слова вашего друга, высокого господина. Вы приехали, чтобы найти Его. Мы с Розой хотим вам помочь. Мы хотим, чтобы у нас, мигунов, все стало как прежде. Хотим снова работать сообща, дружить, ходить друг к другу в гости. Однажды мы с женой навещали старых друзей и случайно услышали, как те подсчитывают, на сколько мы уже поели, как вспоминают, какое варенье стоило дешевле, чтобы поставить на стол его. С тех пор мы не ходим по гостям. Конечно, ни я, ни Роза не сможем отправиться с вами на поиски, но, быть может, наши знания облегчат вам работу.
– Вы знаете, где его искать? – с надеждой спросила Молли.
– Нет, но я знаю то, чего не знал новый правитель, когда отправлял на поиски своих полицейских. Помните, я говорил про злую колдунью, когда-то правившую нашей страной? Другая девочка из большого мира растворила ее в воде…
– Это была моя мама, – скромно призналась Молли.
Мигун остановился как вкопанный, уставился на Молли, хлопая округлившимися глазами.
– Ваша мама – Фея Спасительной Воды?
Молли так же скромно кивнула. Хозяин с минуту рассматривал ее, потом вдруг задрожал, начал часто-часто мигать. Из кармана его появился носовой платок, хозяин промокнул глаза.
– Она не забыла нас, – прошептал он, тихонько шмыгая. – Теперь мы спасены. Это огромная честь принимать в доме дочь самой Феи Спасительной Воды. Представляю, как обрадуется Роза!
Молли смущенно молчала, а мигун так разнервничался, что долго не мог вспомнить предмет разговора. Девочке самой пришлось заговорить о растворившейся колдунье. Хозяин закивал энергично:
– Принято считать, что вода растворила ее целиком. На самом деле это не так. Через несколько дней после исчезновения колдуньи во дворце под лавкой был найден глаз. Дочь Феи Спасительной Воды не может не знать, что у Бастинды был единственный глаз, и тот волшебный. Он позволял ей видеть любой уголок Фиолетовой страны. Если наш «другой правитель» не покинул страну, Глаз помог бы его отыскать.
– С таким Глазом мы бы сразу его нашли, – подтвердила Молли. – Но для этого пришлось бы вернуться в Голубую страну, ведь здесь волшебство больше не работает.
– Вы не знаете? – удивился мигун. – Волшебство ушло, да, но богачи продолжают как ни в чем не бывало использовать волшебные предметы.
Молли остановилась как вкопанная.
– Продолжают?
– Искатели на ярмарках по-прежнему каждый год демонстрируют свои находки. Недавно мимо нашей деревни проезжал один богач, я своими глазами видел в действии Кругосветное колесо. Это такой волшебный предмет, который сам себя катит. Колесо было впряжено в экипаж вместо носильщиков, богач на огромной скорости пронесся по главной улице к дому мастера Лестлера.
– Но как такое возможно?
Мигун пожал плечами.
– Наверное, тут скрыт какой-то секрет мастеров, изготовляющих волшебные предметы.
Молли помолчала, взволнованная.
– А где сейчас Глаз Бастинды, вы знаете?
Мигун развел руками.
– У кого-нибудь из богачей, я думаю. Все волшебные предметы скупаются теми, у кого есть меры. Хотел бы я еще чем-то помочь, но я рассказал все, что знаю.
– Вы помогли, – с жаром заверила Молли. – Вы очень помогли. Этот Глаз именно то, что нам нужно!
Хозяин счастливо улыбнулся:
– Правда?
– Конечно, спасибо вам!..
Дома Молли пробралась в комнату мальчиков, отыскала глазами очертания самой длинной фигуры, присела у изголовья.
– Ник, – позвала тихонько. – Верзила!
Мальчик не отзывался, тихонько посапывал во сне. Молли подергала его за пучок волос на макушке, тот вяло отмахнулся, перевернулся на бок. Раздосадованная, Молли дернула пучок с силой. Мальчик вскрикнул, резко сел, завертел головой, ничего не понимая спросонья.
Молли в двух словах рассказала о беседе. Когда Ник понял, о чем ему толкуют, он задумался, потом сказал решительно:
– Жди меня за дверью, я оденусь и выйду.
На улице Ник быстрым шагом отправился в сторону арки с часами. Несмотря на одинаковый рост, Молли едва поспевала за длинноногим другом.
– Куда мы идем? – спросила она.
– К Вороне, – коротко бросил Ник.
Молли сразу все поняла. Поиски волшебного предмета наверняка покажутся членам Сети куда проще поисков по всей стране неизвестно кого.
– Этот мальчик, он что, на улице спит? – только сейчас сообразила Молли.
Ник ухмыльнулся.
– Не переживай, беспризорник сумеет позаботиться о ночлеге. Не удивлюсь, если он устроился удобней нашего!
В какой-то степени так и оказалось. Когда путники приблизились к мраморной арке, под центральными часами скрипнул люк, оттуда свесились две худые ноги. Мальчик сполз, хватаясь за щели между плит, отряхнулся, пошагал навстречу.
– Увидел в щель, как вы вышли на дорогу, – сказал он угрюмым невзрачным голосом.
– Хорошее зрение, – похвалил Ник, остановившись перед Вороной. – Не хуже, чем у Глаза Бастинды!
Ворона на мгновенье замер, переваривая услышанное, потом развернулся и пошагал в обратную сторону, постепенно ускоряя шаг. Дополнительных слов не требовалось.
ГЛАВА 16
МАСТЕР ЛЕСТЛЕР
Утром Молли проснулась от громкого крика:
– Опоздали!
В комнате мальчиков как молотки дробно стучали пятки, слышалась возня, беготня.
– Что ты там копошишься, Сопля, двигайся! Молли, просыпайся, нам конец!
Жизнь в деревне кипела и клубилась. Людей на улице почти не было, но жизнь в деревне мигунов меряется не числом праздных гуляк, а признаками работы. Из труб мастерских валил дым, с разных сторон весело перекликались звонкие удары молотков, шорохи наждачных бумаг, напильников. Все окна были распахнуты настежь. В одной мастерской работа шла так ожесточенно, что раскрытое окно попыхивало паром, как курильщик трубкой.
Ник громко подгонял друзей, на его крики из некоторых окон с любопытством выглядывали женские лица, долгими взглядами провожали бегущих. У крыльца дома, в котором поселили вторую часть отряда, стояла толстая женщина. Дети издалека заметили на ее плече пышную рыжую косу. Уперев кулаки в бока, женщина наблюдала за приближением опоздавших, не то сочувственно, не то с неодобрением покачивала головой.
– Ваши друзья уже ушли, – крикнула она голосом, привыкшим перекрывать базарный шум.
– Давно? – на бегу откликнулся Ник.
– Да уж вам бы поспешить.
– Вот спасибо, – проворчал Воробей себе под нос. – Сами бы не разобрались.
Как и предсказывал носильщик, мимо жилища мастера на холме пройти было невозможно. Сам жилой дом не отличался от остальных строений в деревне, а вот мастерская за ним размерами могла посоперничать с особняком того же Гуффало Бинга. В высоту она не ограничивалась двумя этажами, от второго к небу устремлялось несколько башен. На каждой башне виднелся циферблат таких размеров, чтобы и полуслепой мог рассмотреть снизу все три стрелки.
Самый большой циферблат располагался в башне над балкончиком. Молли не сразу поняла, что это не башня вовсе, а гигантские часы с кукушкой. Под двускатной крышей виднелась дверца, куда без труда пролез бы взрослый мигун. Часы показывали половину девятого. Девочка даже испытала сожаление от того, что не увидит, как из дверцы покажется кукушка и отсчитает девять часов.
– На целых полчаса, – убито констатировал Верзила.
Крыльцо тоже недвусмысленно давало понять, чем занимается хозяин мастерской. Поручни покоились на перилах, растущих из одной точки, как спицы в колесе. Только вместо спиц совершенно точно угадывались вычурной формы стрелки. Наружная дверь представляла собой стальную решетку из скрепленных окружностей. Каждую окружность заполняли стрелки разной толщины. Все они были отполированы до зеркального блеска, на детей уставились сотни отражений в виде искривленных кусочков лиц.
На стук в решетку никто не отозвался. Ник нажал на ручку. Видно было, как с той стороны из паза поднялась задвижка в форме стрелки.
– Совсем свихнулись на своих часах, – не удержался от комментария Воробей.
За решеткой путь преградила вторая дверь, деревянная, Ник повернул рукоятку в форме карманных часов. Дверь тоже оказалась не заперта. В открывшийся проем пахнуло лаком для дерева, свежей краской. Внутри глазам открылось невиданное зрелище: стены от пола до потолка были увешаны часами разной формы и размеров. Внушительные сооружения с кукушкой перемежались то своими уменьшенными копиями, похожими на скворечники, то причудливых форм конструкциями с гирями, то самыми обыкновенными кругляшами. Часы стояли на столах, под столами, висели на потолке, загромождали единственную стремянку, с помощью которой можно было до потолка добраться. И все показывали одно и то же время, на всех секундная стрелка двигалась синхронно, как заколдованная. Тиканье сливалось в один мощный чеканный шаг. Просторная прихожая явно служила временным складом готовых изделий.
Для гостей в этом хаосе был оставлен узкий проход. Если старательно втягивать живот, существовала вероятность ничего по пути не повредить. Друзья по одному влились в змейку прохода. Воробей потрогал секундную стрелку на одной из конструкций, локтем пихнул Соплю в живот.
– Видел когда-нибудь столько часов?
Следуя его примеру, Сопля пощупал стрелку, какое-то время с удивлением смотрел на руку, потом показал руку товарищу. Воробей тупо посмотрел на секундную стрелку, оставшуюся в его пальцах, взял за кончик, протянул Нику. Ник так же тупо посмотрел на стрелку, повертел ее с разных сторон и, не говоря ни слова, затолкал под днище настольных часов.
Из-за угла в конце комнаты показалась чья-то фигура. Молли узнала белокурого мальчика, которого стащил с повозки шестилапый.
– Наконец-то, – сказал он с укором, – мы уж думали, вы сбежали.
– Эй, – вполголоса позвал Ник, – он строгий?
– Да ну вас, – отмахнулся мальчик и вышел.
Опоздавшие попали в помещение, где и происходила сборка часов. Вдоль стен тянулись стеллажи с шестеренками, пружинами, лакированными дощечками. Четыре стола были сдвинуты в два ряда в центре комнаты. Столы тоже были завалены деталями, ученики, занявшие первый ряд, боялись пошевелиться, чтобы не уронить что-нибудь, не перепутать. Самые отчаянные осмелились расчистить место под локти и теперь сидели напряженные, неподвижные, как деревянные столбы.
За пятым столом лицом к детям сидел пугающего вида старик. Он как будто забыл, что не один в комнате, склонился над каким-то механизмом, колупая в нем отверткой, и то цокал языком, то начинал неразборчиво бормотать. Молли не могла оторвать взор от лица старика. Оно, похоже, навеки застыло в перекошенном виде. Один глаз его превратился в щелку настолько узкую, что уже не видно было, как он мигает. От этого глаза к виску рассыпались тысячи морщин, уголок рта во время работы тянулся к глазу, добавляя глубоких складок и на щеке.
Вторая половина лица в противовес первой была сильно растянута. В отличие от правого, левый глаз был широко раскрыт и не мигал вообще. В глазу сидел монокль размером и толщиной с добрую лупу. Если на этой стороне и были морщины, под натянутой, как парусина, кожей их было не различить. Казалось, с годами все лицо его деформировалось, подстроилось под этот монокль. На затылке старика еще сохранился ободок белого пуха.
Четверка друзей столпилась на пороге, шестеро за столами зашевелились, оглядываясь на них. А старик с головой ушел в любимое занятие, ничего не слышал и не видел. Когда он отложил отвертку и начал шарить рукой по столу, Ник воспользовался моментом, громко кашлянул.
Старик поднял голову, и Молли сразу поняла, что устрашающего в старике только внешность. Сухие, похожие на мятый пергамент губы растянулись в добродушной улыбке, отчего редкие складки разрезали и левую щеку. Он кивнул вошедшим, как долгожданным гостям.
– Проходите, присаживайтесь, – прошамкал старик, указывая на пустой ряд. – Только вас и ждем.
Ник и Воробей с облегчением переглянулись.
Пока опоздавшие рассаживались, старик достал из кафтана тряпочку, снял монокль, что никак не повлияло на форму глаза. Сперва он протер тряпкой стекло, потом долго промокал слезящийся глаз. Молли готова была поклясться, что глаз при этом ни на секунду не прикрылся.
– Теперь все в сборе? – уточнил старик, возвращая монокль на место.
Усевшийся было Ник вскочил, отрапортовал бойко:
– Группа учеников из Голубой страны в полном составе к занятию готова!
Старик замахал на него:
– Садитесь, садитесь, не нужно этого.
Ник плюхнулся на стул, аккуратно расчистил стол перед собой. Старик нащупал на спинке стула трость, выбрался, прихрамывая, на середину помещения.
– Все называют меня попросту, мастер Лестлер, – представился он на ходу. – И вы можете называть так же.
У мастера и туловище словно повторяло изъяны лица: хромал он на правую ногу, одно плечо было ниже другого и как будто даже короче, одна рука суше и короче другой. Своим видом он напоминал скрученную и потемневшую от времени корягу. Не иначе та половина тела, которая не имела отношения к моноклю, за ненадобностью скукожилась и ссохлась раньше времени.
– Ему, наверное, лет тыща, – восхищенно прошептал Воробей.
– Это если округлить, – добродушно кивнул мастер, – а если быть точным – сто семь.
Воробей с неловкостью почесал темечко, кто бы заподозрил такой слух в сто семь лет. Остальные молчали, завороженные цифрой. Мастер остановился перед учениками, оперся на трость так, что костлявые плечи выровнялись в одну полоску. Глядя в потолок, он пожевал раздумчиво беззубым ртом.
– Если вы спросите меня, – заговорил он, по-прежнему ни на кого не глядя, – можно ли за две недели научить новичка ладить с часовым механизмом, то я вам отвечу: нет, нет и еще раз нет!
– Тогда мы точно покойники, – успел ввернуть Ник.
– А если вы спросите, – продолжал старик, – зачем же я, в таком случае, согласился на эту авантюру, то я вам отвечу: я не мог поступить иначе. Так завещал наш великий соотечественник, мастер Лестар. Мастер Лестар – это тот человек, которого я считаю олицетворением настоящего мигуна. Это человек, на которого мы должны равняться и в моральном, и в профессиональном качествах! Инженер, какого свет не видывал ни до, ни после, он не раздумывал ни секунды, когда жевунам нужна была помощь. Так же и я отринул всякие сомнения, когда ко мне обратились ваши попечители. Не знаю, почему нужно все делать в такой спешке, видимо, на то есть причины. В любом случае, я пообещал в этот короткий срок сделать все возможное. А сам при этом, – старик хитро улыбнулся, – сам при этом постараюсь сделать немного больше!.. Я решил разделить наше обучение на две части. Первую неделю мы целиком посвятим теории, вторую, собственно, практике. К концу второй недели каждый из вас соберет и разберет по две пары своих первых часов, или я перестану зваться мастером Лестлером!
При слове «теория» у детей вытянулись лица. Воодушевленный грандиозностью замыслов, старик не замечал их смятения. Собственная речь и предстоящие трудности явно подогрели его энтузиазм, пальцы с раздутыми суставами дрожали от нетерпения, просились в бой.
– Если вопросов нет, можем приступать! – торжественно закончил мастер. Через монокль он внушительно оглядел два ряда учеников, те переглядывались подавленно. Вопросов ни у кого не было. – Ну что ж, тогда открываем тетради и записываем за мной каждое слово. Вы слышите? Каждое слово! Поскольку времени закрепить знания у нас нет, эти записи будут служить вам единственными помощниками долгие и долгие годы!
В воздух взлетела рука Ника.
– А если у нас нет тетрадей? Мы не знали, что будет теория.
Старик глазом отыскал говорящего, задумался, потом ткнул клюкой в Ривза:
– Вы, молодой человек, сбегайте на второй этаж, там на письменном столе найдете стопку бумаг. Принесите ее и раздайте каждому по двадцать листов. Надеюсь, на сегодня этого хватит. – Оба ряда не сумели сдержать стон. Клюка переместилась на соседа Ривза: – А вы – ступайте за ним, в шкафу со стеклянными дверцами возьмите все, какие найдете, чернильницы. Там же увидите шкатулку с моей коллекцией перьев. – Трость поползла дальше и остановилась на белокуром любимце шестилапого: – А вы – помогите.
Посланцы умчались наверх по винтовой лестнице. Слышно было, как по потолку стучат их пятки. Не прошло и пяти минут, бумаги были розданы, чернильниц набралось по одной на два-три человека.
– Итак, – произнес старик тоном, дающим понять, что пора макнуть перо в чернильницу, – классификация часов. По назначению я делю часы на две категории: личные и общественные. Под личными мы с вами будем подразумевать исключительно часы карманные, – не трогаясь с места, мастер тростью подцепил с верстака цепочку, продемонстрировал часы с блестящей желтой крышкой. – Под общественными – будильники, часы настольные, настенные, напольные. – Он последовательно указывал тростью на полуразобранные модели на своем столе и у стены. – Некоторые мастера из тщеславных побуждений выделяют третью категорию, переходную, куда то добавляют, то опять исключают будильники и разного рода настольные часы. А один мастер в поисках оригинальности зашел еще дальше, предложил оставить две категории: личную и переходную. Но у нас с вами нет времени на обсуждение всяких сомнительных теорий, не так ли? – Он с заговорщицкой улыбкой оглядел учеников. Те оказались глухи к доверительной иронии. Наткнувшись всего на одну кривую улыбку, мастер продолжил: – Личные часы изготавливаются с пружинным двигателем, в то время, как общественные подразделяются на два типа: с пружинным и с гиревым двигателями. В свою очередь, часы с пружинным двигателем мы будем делить на часы с балансовым и с маятниковым регулятором…
– Мы никогда не вернемся в приют, – констатировал Воробей.
– Все кончено, – подвел черту Ник.
Мастер Лестлер словно подслушал их мысли:
– Пусть вас не пугают незнакомые термины, за неделю мы все разберем подробнейшим образом. Первым делом своим ученикам я всегда даю схему. Надеюсь, вы любите и умеете рисовать, этот навык сейчас пригодится вам как никогда.
Старик развернулся к письменной доске. Розовым мелом на ней были изображены две сцепленные шестеренки.
– Ну, это даже Сопля осилит, – с облегчением улыбнулся Ник.
Мастер потянулся тростью к кольцу, болтающемуся под потолком, дернул вниз. Доска скрылась под здоровенным, шириной в три шага, ватманом. Помещение огласилось мученическим стоном. Мастер одел кольцо на гвоздик, торчащий под доской, отошел к краю, чтобы не загораживать вид.
– Перед вами настоящее сокровище, – с гордостью известил он. – На схеме вы найдете все, что может встретиться в часовом механизме. Стоит тщательно изучить ее, и любое изделие – будь то хоть декоративные часики для детей, хоть сооружение размером с городскую башню – станет вам таким же близким и знакомым, как коридоры родного приюта!
Ученикам заявление показалось сомнительным. Белый лист площадью с небольшую прихожую был сплошь усеян рисунками мельчайших деталей, какие-то спирали, пружины, шестеренки и валики наползали друг на друга, путались в глазах, каждая деталь была подписана и пронумерована, цифры и буквы хоть и были вынесены за пределы рисунков, между собой сливались в нечитаемые нагромождения.
– Это все надо нарисовать? – потрясенно спросил Ривз.
– Сегодня нашей темой будет «принципиальная схема часов личного назначения». Поэтому на сегодня можно ограничиться шестью основными узлами балансовых часов, – мастер обвел тростью центр листа. – Приступайте, кто закончит – поднимаем руки.
Прихрамывая, он вернулся на рабочее место, взял отвертку и опять с головой погрузился в работу, от которой отвлекли опоздавшие. Ученики поглядели друг на друга растерянно. Первый ряд зашевелился, один за другим ученики осторожно освободили место для письма, взялись за перья и с несчастным видом принялись что-то царапать. Верзила не стал даже пытаться. Воробей запустил обе руки в растрепанные волосы и бессмысленно пялился на стопку листов между локтей, словно пытался наколдовать рисунок. Сопля так и не понял, чего от него хотят, смотрел, не отрываясь, на устрашающий глаз за моноклем и громко шмыгал в тишине. Молли сразу почувствовала себя как на нелюбимых уроках. Поначалу еще пыталась что-то изобразить, но быстро сдалась, облокотилась о стол и рассеянно уставилась в окно. Возможно там, во дворах, сейчас резвятся дети мигунов. Интересно, у мигунов есть школы или дети предоставлены себе – делай что хочешь и играй сколько влезет?..
Глаз за моноклем оторвался от работы, пробежался по рядам.
– Все ли рисуют? – спросил мастер таким тоном, словно сам счел свои подозрения нелепыми.
Ник тут же встрепенулся.
– А что там написано под цифрой четыре?
– Под цифрой четыре у нас штифты градусника, – даже не взглянув на рисунок, пояснил мастер.
– А, штифты, теперь понятно… – Ник взял перо и не выпускал до тех пор, пока мастер вновь не утонул в работе.
В девять часов на башне мелодичным голосом пропела кукушка, и одновременно в соседней комнате грянул чудовищный оркестр. Сотни часов били, куковали, гремели, как барабанщик тарелками. Мастер продолжал ковыряться в деталях, не обращая внимания на переполох среди учеников. Когда оглушающий шум стих, Воробей выразительно посмотрел на друга, постучал пальцем по виску, напоминая свой вывод о деревне и ее любви к часам. Такой концерт соседняя комната устраивала каждый час.
Первый учебный день прошел тяжело и безрезультатно. Разбирали по схеме принцип работы механизма, от раскручивания заводной пружины до передачи вращения на часовую стрелку, от вращения заводной головки до накручивания заводной пружины на вал. Добросовестный мастер Лестлер взялся за дело так основательно, что ученики вышли из мастерской только когда солнце склонилось к горизонту. Если бы хозяева сами не принесли постояльцам обед, старик по рассеянности уморил бы бедолаг голодом.
Все чувствовали себя уставшими и подавленными. Все, кроме Верзилы. Смирившись с мыслью, что теория ему неподвластна, он, как ни странно, приободрился, повеселел.
– Ерунда эта ваша теория, – рассуждал он по дороге к дому.
– Ерунда? – с надеждой спросил Воробей.
– Конечно! Это как с кладкой в прошлом году, помнишь? Два дня нам головы морочили, морочили, всякие там перевязки, сжатия, изломы, полкирпича, полтора кирпича. А что оказалось? Знай себе клади поровнее да раствором мажь, были бы руки на месте. До сих пор как-то справляемся без всяких там теорий!
– Точно! – возликовал Воробей.
– Разберемся, – с видом сытого кота успокоил всех Ник. А вдохновленная мысль Воробья пошла дальше:
– Тем более он такой старый!.. Представь, мы приходим на урок, а он уже мертвый! Тогда вообще ничего учить не придется, мы разве виноваты, что без учителя остались?
Ник постучал ему костяшками пальцев по макушке.
– Думай, что говоришь!
– Эй! – отмахнулся Воробей.
Хозяева не вышли из мастерской встречать постояльцев, но на кухонном столе исходила паром кастрюля с пловом. В этот вечер хозяйка Роза появилась всего раз, чтобы забрать пустую посуду.
Чуть позже, помня предупреждение Молли о чужих ушах, Ник в темноте обошел вокруг дома, убедился, что в соседских окнах свет погас, и лишь после этого шепотом рассказал непосвященным о ночных похождениях. Воробей обиделся, что такое важное дело провернули без него, и отказался ложиться спать раньше других. Сопля хотел было присоединиться к бойкоту, но уснул почти сразу. Молли усомнилась, есть ли смысл ждать Ворону или другого посланца сегодня, разве можно отыскать Глаз за сутки?
– Как раз волшебный предмет-то найти немудрено, если его кто-то купил, конечно. До ближайшего приюта отсюда часа четыре ходьбы. Должны были успеть и найти, и вернуться.
К мраморной арке сегодня отправились втроем. На сей раз люк не открылся им навстречу. Дети потоптались под часами, вполголоса покричали Ворону. Никто не отзывался.
– Ну, значит не сегодня, – сказал Верзила. – Придем завтра в это же время.
На окраине деревни один из домов привлек внимание Ника, мальчик остановился.
– Вы ничего не видели?
– Где?
– Как будто огонек в окне мелькнул…
Все трое посмотрели на указанное окно.
– Ничего нет, – наконец сказала Молли.
– Ладно, засыпаю на ходу, идемте…
ГЛАВА 17
ЗАПИСКА
Глядя на мастера Лестлера, можно было подумать, что с момента расставания прошла всего минута. Он сидел за работой в той же позе, с отверткой в одной руке и с миниатюрным пинцетом в другой. Но столы сегодня были расчищены от деталей, перед каждым учеником лежал альбом для рисования, на всех обложках красовались карманные часы с оголенными внутренностями. Так и осталось загадкой, где он умудрился разжиться ими за ночь.
Едва ученики расселись, ножки его стула скрежетнули по доскам, трость за кольцо расправила схему, и мастер продолжил без предисловий:
– Мы подробно рассмотрели механизм завода пружины и перевода стрелок, который называется?.. – трость ткнулась в Ривза. Тот побледнел, кинулся лихорадочно перелистывать вчерашние записи.
– Ремонт? – ответил он вопросительно, с испугом следя за реакцией учителя. Мастер с мягкой укоризной покачал головой:
– Вам следует научиться правильно сокращать слова. Который называется ремонтуар. Сегодня мы начнем с устройства пружинного двигателя. Вы узнаете, каким образом и по каким законам изгибающий момент пружины преобразуется в крутящий момент для механизма, узнаете способы крепления заводных пружин. Под конец темы я расскажу о недостатках пружинного двигателя. Беремся за перья, сейчас нас интересует левый верхний угол схемы. Тут у меня подписано: «Пружинный двигатель», всем видно? Хорошо, приступаем.
Сегодняшний рисунок показался значительно проще вчерашнего. Ник лихо закрутил спираль на полстраницы, долженствующую означать разжатую пружину в двигателе, и расположил альбом так, чтобы мастеру видно было, что лист не пустой.
Когда оглушающий концерт в прихожей отыграл десять часов, мальчик в первом ряду отложил перо, вскинул руку. Этот мальчик уже сейчас со спины походил на неприметного, погрязшего в нищете профессора. Ник громко зашипел на него, но был проигнорирован. Мальчик произнес отвратительно-прилежным, не без чванливости тоном:
– А мы сегодня еще что-то рисовать будем? Я уже закончил.
Мастер кивнул одобрительно.
– Хорошо, очень хорошо. Честно признаться, я сомневался, успеем ли мы сегодня закончить оставшиеся четыре узла. Вы вселили в меня надежду. Прошу остальных поскорее подтягиваться за товарищем.
Ученики зароптали. Выскочка в первом ряду и вчера весь день проявлял преступное рвение.
– Пожалуйста, похвалите меня, мастер, – плаксивым голосом протянул Воробей.
Ник оторвал уголок страницы, скатал шарик и запустил в бесцветный затылок. Мальчик нашарил упавший на стул шарик и, не оборачиваясь, швырнул обратно.
– Вы можете сразу приступить к следующему рисунку, – предложил мастер, – чуть левее, там, где подписано «ангренаж».
В обед вчерашняя история повторилась. Рыжеволосая толстуха и маленькая Роза внесли в помещение горячую кастрюлю и стопку тарелок. Без них, похоже, мастер так никогда бы и не вспомнил, что любому ребенку нужно питаться. Верзила жевал кусок хлеба и размышлял, а сам-то мастер когда-нибудь ест? Он что, нарочно дожидается, когда останется один?
– Мастер Лестлер, – заговорил Ник, прожевавшись, – тут еще осталось, вы не голодны?
– О, нет, благодарю, – с приятной скрипучестью рассмеялся старик, – мой желудок уже не способен воспринимать ничего, кроме кукурузы. Да-да, вы не ослышались, именно кукурузы. Мой добрый друг из страны жевунов не забывает старика, регулярно присылает ящик-другой. Но даже ее я не могу употреблять чаще раза в два дня. Годы, что поделаешь. Впрочем, вот время как раз и подходит, если вы не против, я тоже воспользуюсь перерывом.
Ученики разом перестали чавкать, всем было интересно, как старик собирается грызть кукурузу беззубым ртом. Не замечая любопытных взглядов, мастер достал из ящика стола бумажный сверток, неторопливо развернул. Внутри лежал всего один початок, наполовину обгрызенный. Он снова нагнулся над столом, долго шарил в нижнем ящике. А когда распрямился, в руке его дети увидели вставные челюсти. Ящики стола явно требовали уборки, к нижнему ряду зубов налип толстый слой паутины. Мастер либо не заметил грязи, либо не придал такой мелочи значения. Ученики с ужасом смотрели, как паутина устраивается во рту. Молли с трудом сдержала рвотный позыв, когда из-за верхних резцов показались две черные паучьи лапки.
Аппетит отбило у всех. Ривз скрылся под партой и издавал там тошнотные звуки, его соседи тоже зажимали рты руками, но уже не могли оторвать глаз от жующих челюстей.
– Мастер Лестлер… – медленно проговорил Ник.
– Что у вас? – спросил учитель, не переставая жевать.
– Э-э… Приятного аппетита, мастер.
Старик кивнул благодушно:
– И вам, и вам.
– Я больше никогда не смогу есть, – признался Воробей и вылил остатки супа в кастрюлю. Остальные последовали его примеру. До конца учебного дня дети просидели полуголодные. Вечером, перед тем как распустить учеников, мастер подошел к схеме, сдернул кольцо с гвоздика. Лист ватмана с шумом свернулся в рулон.
– Ну что ж, сегодня поработали неплохо, весьма неплохо. Завтра не опаздываем, завтра мы пошагово рассмотрим порядок действий при ремонте часов, начиная с разборки и заканчивая сборкой и смазкой.
– Уже не терпится послушать, мастер, – заверил Ник, метко швырнув перо в чернильницу.
– Я смотрю, вам палец в рот не клади, – с хитрой усмешкой отметил старик. – Вы можете закрыть свою очаровательную спираль. Уверен, ваш товарищ поделится своими скрупулезными записями и к концу недели весь второй ряд успеет переписать пропущенные темы.
Трость мастера указала на маленького профессора в первом ряду. Тот чуть покраснел от удовольствия. Ник плюхнулся на место, захлопнул альбом и с особым усердием занялся выбившейся из ботинка штаниной. Молли густо раскраснелась, приводя в порядок листы в альбоме.
– А я думал, он такой древний, что ничего кроме своего монокля не видит, – вздохнул Воробей на улице.
– Индюк тоже думал, – буркнул Ник.
Наступления темноты ждали с нетерпением, уж сегодня посланец из приюта точно должен был вернуться. Воробей сам вызвался наблюдать за окнами соседей, чтобы не уснуть от безделья. После того как свет погас в последнем, они вчерашним составом вышли на дорогу. Сопля опять не дождался, растянулся на лавке.
Деревня спала. Если что и нравилось детям в местных, так это строгий распорядок. Мигуны – народ работящий, ко сну отходят вовремя, встают с рассветом, бездельников на улице не встретишь.
Не успели они отдалиться и на два дома, позади хлопнула дверь. На крыльцо, отчаянно зевая и натирая глаза, вышел Сопля.
– Выспался, – проворчал Воробей.
– Ему ведь тоже интересно, – встала на защиту Молли.
Возле дома на окраине Ник снова остановился.
– Или я схожу с ума, или там опять огонек.
Друзья вслед за ним остановились и на сей раз пристальней всматривались в окно.
– Показалось, наверное, – предположила Молли. – Ты просто думал о нем, вот и привиделось.
– Может, постучим? – предложил Воробей. Верзила без лишних слов подтолкнул его к дому:
– Скажешь, что дверью ошибся.
– Что? Я? – перепугался тот. – Я не пойду!
– Тогда зачем всякую ерунду предлагаешь?
Под аркой друзей снова никто не ждал. Они топтались, кружили на месте, тихо звали Ворону – безрезультатно.
– Странно, – пробормотал Ник, – очень странно.
– И все-таки я не понимаю, – сказала Молли, – почему ты уверен, что волшебный предмет найти легко?
– Да проще простого. Нелегко найти тот предмет, который никому не известен, который не прошел через руки искателей. А если о Глазе знают здесь, значит были торги. Достаточно разговорить любого продавца на рынке, да и сами беспризорники вечно трутся на ярмарках, кто-то видел лично, кто-то помнит рассказы других. Дай нам с Воробьем полчаса на рынке, мы бы узнали о Глазе все!
Еще чуть потоптавшись, Воробей предложил слазить наверх, в люк, вдруг посланец просто-напросто крепко спит. Ник подсадил его. Цепляясь за щели, мальчик подтянулся к люку, головой затолкал его внутрь. Пятки со стертыми подошвами скрылись в темноте.
Внизу слышно было, как он там возится, чихает от поднятой пыли.
– Эй, тут что-то есть, – донесся изнутри приглушенный голос.
Из люка высунулась рука с закатанным по локоть рукавом. Шагнув ближе, Молли различила в руке скомканный лист бумаги. Ник опередил ее, взял находку.
– Мять-то зачем было?
Вслед за рукой показалась физиономия Воробья.
– Ничего я не мял, она такая и была.
Верзила расправил листок, приблизил к глазам.
– Ничего не видно, – наконец сообщил он, убирая находку в карман. – Дома прочитаем. Похоже, что-то его спугнуло.
– И не обязательно сегодня, – прокряхтел Воробей, сползая вниз.
– А может просто часовщики намусорили? – предположила Молли.
– Может быть, скоро узнаем.
Дома они плотно задернули все занавески, проверили здание снаружи. Общий сбор вновь состоялся на кухне. Воробей поставил на стол лампу, Ник в тишине развернул листок. Его глаза всего на миг прикоснулись к содержимому листа, и бумажка перекочевала к Воробью. Молли успела заметить на лице Верзилы тень улыбки. Воробей так же быстро передал находку Сопле, они с Ником понимающе переглянулись. Сопля уткнулся в бумагу надолго. Трудно было сказать, пытается он что-то прочесть или просто бессмысленно пялится на строчки. Ник первым не выдержал, вырвал у него листок и передал Молли. Девочка прочла неуклюжие печатные буквы:
«п. Кирпичный, ул. Фабричная, д. 1. Г.К.К.»
– Г.К.К.? – вскинула брови Молли.
– Глист, Кочерга и Колибри. Готовьтесь, завтра вечером отправляемся за Глазом.
– Он в этом доме? А как быть с занятиями?
– Вечером предупредим наших, что мы не сбегаем, а отлучаемся по делам. Соврут мастеру что-нибудь. Вернемся в худшем случае через неделю. Этого хватит, чтобы и Глаз найти с Железным Дровосеком, и посетить рудник.
– Мы его украдем? Глаз Бастинды? Как… как тогда со мной? – Молли быстро скользнула взглядом по Воробью. Тот с кирпичной невозмутимостью смотрел на кухонный шкаф, но мочки ушей чуть заалели. Ник кашлянул смущенно:
– Если хочешь, мы передадим местным беспризорникам, чтобы потом вернули. Нам же только для дела.
– Ты не взял с собой волшебные очки? Зачем воровать, мы просто попросим, и хозяин сам даст.
Ник, казалось, смутился еще больше.
– Мало ли что могло случиться в пути, я не стал брать такую ценность с собой.
Молли смотрела на друга со смесью удивления и подозрения. Ребята планировали поездку в чужую страну, чтобы найти Железного Дровосека, найти и выручить родителей. Может быть, это еще не все, что известно Молли о поездке. Трудно придумать случай, когда бы такая вещь, как волшебные очки, оказалась нужнее.
– Тем более, они действуют десять минут, – поспешно добавил Воробей. – Как потом возвращать Глаз? Здравствуйте, это нам вы сами не знаете почему отдали глаз, вот, в целости и сохранности!
Записка вернулась к Верзиле, он рассеянно пробежал глазами по строчке:
– Я думаю, кто-то из местных спугнул Ворону. Заметили, небось, как он в люк ползет. Тот огонек в крайнем доме, не удивлюсь, если караулили малолетнего вандала. Не понимаю только, почему он не вернулся и не пробрался прямо к нашему дому.
– Других поручений куча, – со знанием дела предположил Воробей, – а тут в одну сторону четыре часа.
– Да, наверное.
Ночью, когда Молли думала, что все давно спят, она вдруг услышала голоса из комнаты:
– Эй, Ник… Верзила! Не спишь?
– Ну?
– Бумажка-то скомкана была…
– Знаю, – донеслось после паузы.
– Все плохо, да?
– Спи, там видно будет.
ГЛАВА 18
АРЕСТ
По дороге к дому мастера Лестлера Молли, насупившись, молчала. Ребята с ней по-прежнему не до конца откровенны, многого недоговаривают, что значит, до сих пор не доверяют. После услышанного ночью разговора девочку не покидало чувство тоскливого одиночества.
– Что с тобой? – заметил состояние подруги Ник. Девочка молча покачала головой.
Время перевалило за восемь. Узнав поближе мастера Лестлера, ребята не сильно переживали за возможное опоздание, беззаботно болтали, растянувшись шеренгой от обочины до обочины. Слушая болтовню Воробья, Верзила вдруг начал отставать и озабоченно вертеть головой.
– Странно, – наконец пробормотал он.
– Почему странно? – продолжал вещать Воробей, не оборачиваясь. – Это же кружка такая, любой напиток превращает в воду. А он сидит и понять не может, водит языком во рту, нюхает то кружку, то графин. Я всегда говорил, что у нашего с Соплей сапожника в графине не просто вода!..
– Да подожди ты, – поморщился Ник. – Прислушайтесь.
– Как тихо… – сообразила Молли.
В это время в мастерских обычно вовсю шла работа, а сейчас над деревней действительно висела гробовая тишина.
– Видимо, у них тоже бывают выходные, – выдвинул версию Воробей.
– Мастер Лестлер ведь работает. Да нет, дома я сам слышал, как работает пила у соседа. А теперь – ни звука.
Продолжая идти, друзья обнаружили еще одну странность: несмотря на теплое солнечное утро, все окна в домах были заперты и занавешены. Видно было, как то в одном окне, то в другом показывались кусочки лиц хозяев, но при появлении на дороге детей сразу отдергивались.
– Вот те раз, – проговорил Ник встревоженно.
Настороженные и испуганные, ребята добрались до небольшой возвышенности. Отсюда открывался вид на оба конца главной улицы, можно было различить вдалеке и холм мастера Лестлера. На вершине возвышенности ребята замерли как вкопанные.
– Вот те два! – обомлело присвистнул Воробей.
Молли ощутила, как испуганно кольнуло в груди. Шагах в трехстах впереди двигался необычный караван. Возглавляли его два белых чудища с башнями на спине. Пузатые бока шестилапых неспешно переваливались на ходу, фиолетовые человечки в башнях покачивались в такт движениям животных. За шестилапыми пять носильщиков катили повозку. В отличие от приютской, эта повозка была целиком, вместе с крышей, окружена решеткой. Замыкали шествие шестеро мигунов в фуражках и фиолетовых мундирах. Караван двигался к дому мастера Лестлера.
– Быстро, за мной! – коротко скомандовал Ник.
Ребята нырнули в боковую улочку, понеслись бегом. Из-за дрожи в ногах Молли едва поспевала за остальными. Они с Воробьем одновременно сообразили, что окольными путями Ник продолжает приближаться к дому часовщика, а значит, и к каравану.
– Ты что, хочешь встретиться с этими? – ошалело крикнул Воробей.
– Надо посмотреть! – пространно объяснил Верзила.
К мастерской Лестлера они подобрались с заднего двора, друг за другом перескочили низенькую изгородь. Огород мастера напоминал кладбище часовых механизмов, вместо урожая на грядках обильно взошли ржавые шестеренки, почерневшие и разбухшие от дождей корпуса часов. Нет-нет да какая-нибудь стрелка или зубья шестеренки впивались в подошву не хуже гвоздей. Ступать приходилось осторожно, как по минному полю.
У стены ребята разделились, чтобы найти нужное окно. Молли сразу наткнулась взглядом на сотни морщин возле правого глаза мастера. Он сидел боком к окну и пальцами вращал одну из шестеренок в настольных часах. Девочка жестом поманила друзей. Не успели они подойти, с другой стороны здания раздался громкий требовательный стук в железную решетку и голос ему под стать:
– Мастер Лестлер, фиолетовая полиция! Именем закона, открывайте!
Мастер за окном поднял голову. Он не выглядел встревоженным, похоже, внутри слышали только стук.
– Неужели кто-то запер дверь? – послышался его приглушенный голос. Ссохшаяся правая рука мастера нащупала на спинке стула трость, как указку направила ее на Ривза: – Вы, молодой человек, сходите откройте вашим друзьям.
Ривз вылез из-за стола, исчез в слепой зоне. Сам мастер прохромал к доске, привычным движением развернул план. Едва он закрепил кольцо ватмана, от ворот долетел новый крик:
– Эй, пустите! Кто вы такие?..
Этот крик услышали теперь и внутри. Дети завертелись, взволнованно оборачивались к выходу. В помещение вошли четверо крепких широкоплечих мигунов, поразительно одинаковые и внешне, и в движениях. Даже мигали одновременно, будто чеканили шаг. От их присутствия в просторной сборочной стало тесно, а судя по звукам из прихожей, по пути они опрокинули и расколотили немало готовых к отправке часов.
– Что здесь происходит? – недоуменно спросил мастер. – Почему вы вламываетесь в мою мастерскую?
– Мастер Лестлер, – протокольным тоном произнес полицейский, у которого через плечо тянулась широкая белая лента, – вы обвиняетесь в преступном сговоре и в незаконной передаче технологий. Собирайтесь, вы и ваши сообщники должны пройти с нами.
– Сообщники? – растерялся старик. – Незаконная передача? О чем вы говорите?
– У вас не было разрешения обучать нашим технологиям представителей других народов. Собирайтесь, вы проедете с нами в Фиолетовый город.
Мастер мгновенье удивленно изучал непроницаемое лицо полицейского, потом шагнул ближе, наставил на него трость, еще больше прищурил свой малый глаз.
– Кажется, вы, молодой человек, кое-что не знаете о мастере Лестлере. Я не собираюсь куда-то ехать и перед кем-то извиняться только за то, что решил помочь жевунам! Так поступил бы на моем месте любой достойный мастер!
– Никто не требует от вас извинений, – холодно уведомил представитель закона, – для предателей народа у нас предусмотрены другие наказания.
Мастер отшатнулся так, будто у него перед лицом махнули горящим факелом. Монокль выпал из глаза, прокатился по полу и замер среди подошв полицейских.
– Предателей народа? – тенью отозвался старик.
– Предателей народа, – твердо повторил полицейский. – Если вы хотите взять с собой какие-то вещи, скажите, где они лежат, и наши люди…
Остальные полицейские не успели среагировать, трость мастера вдруг взлетела и с неожиданной силой хрястнула обвинителя по голове. Тот охнул, отскочил на несколько шагов. Старик, хромая, ринулся за ним, подбородок его трясся от гнева. Трость взлетела для следующего удара.
– Предателей народа? – гремел мастер. – Да ты хоть знаешь, кто такой настоящий мигун, чтобы так говорить? Твоих бабушки и дедушки еще на свете не было, когда мои часы уже стояли в каждом втором доме Фиолетовой страны! Сам мастер Лестар предлагал внести мое имя в список самых выдающихся мастеров, сам Железный Дровосек писал мне письма с благодарностью за верную службу! А теперь ты, только потому, что надел фуражку…
– Взять его! – рявкнул полицейский, заслоняясь от следующего удара.
При упоминании Железного Дровосека Молли переглянулась с Ником, с досадой закусила губу. Почему же ей раньше не пришло в голову поговорить с мастером Лестлером? Старику сто семь лет, страшно представить, сколько всего он видел и знает о Волшебном мире. Наверняка удалось бы выяснить много интересного и полезного, в том числе о Железном Дровосеке.
Тем временем полицейские перехватили руки мастера. В суматохе слышно было, как под каблуком хрустнуло стекло монокля. Ученики, видя схваченного мастера, с криками бросились к выходу. Свободные полицейские отправились вдогонку. На помощь подоспели еще двое в мундирах. Они плечами закрыли проход, в одну секунду пятерых детей сгребли в охапку – будто обруч накинули – и, кого за уши, кого за руки повели к выходу.
– Обыскать дом! – крикнул командир в спины тем, кто выводил старика. – Вы двое проверьте снаружи!
Ник потянул друзей от окна. Поспешно петляя между запчастей, они вернулись к изгороди, кинулись в обратную сторону по тем же улицам.
– Быстрее, быстрее! – подгонял Ник. – Надо предупредить Виффино с Розой!
Только сейчас до Молли дошло, что такое же обвинение грозит и хозяевам дома.
Мастерская Виффино и Розы была, наверное, единственной на главной улице, откуда доносился задорный перестук молотков. Хозяева не подозревали о надвигающейся беде. Ник заколотил в дверь так, будто хотел разбудить мертвеца внутри. Хозяин возник на пороге с округлившимися глазами, из-за его плеча испуганно выглядывала жена. Верзила скомкано пересказал произошедшее. Роза перепугалась так, что упала без сил на руки мужа.
С помощью мальчиков ее перенесли в дом. Ник с Воробьем как сумасшедшие бросились кружить по комнате, расставлять все по местам, зачем-то начали сворачивать матрасы, которые лень было заправить утром. Бледный трясущийся хозяин не отходил от бесчувственной жены, гладил ее по руке.
– Что теперь делать? – причитал он. – Мы не хотим остаток жизни прятаться. Нам даже некуда идти.
Ник остановился перед ним.
– Не нужно никуда идти. Вы скажете, что ничего не знали, что вас попросили приютить на две недели сирот. Попросили, но ничего не объяснили, а вы не стали спрашивать, потому что вам неплохо заплатили! Ясно?
– Мы должны будем соврать? – поднял испуганные глаза Виффино.
– Вы должны будете врать так, как никогда в своей жизни не врали, вы должны будете врать так, чтобы жена поверила, что вы припрятали камешки, и на всю жизнь перестала с вами разговаривать! В доме есть деньги?
– Наберется что-то около четырнадцати мер.
Ник запустил руку в карман, бросил на стол три стеклянных камня.
– Вот еще три четвертака, отдайте им все! Скажите, раз дети оказались преступниками, вам не нужны эти деньги, пусть лучше эти деньги пойдут в казну. Вам ясно? Это самое важное, чтобы вы отдали деньги! Кивните, если поняли.
Хозяин часто закивал. Ник обернулся к друзьям.
– Все собрали? Уходим! – На пороге он еще раз обернулся к дрожащему от страха хозяину: – Сделайте в точности, как я сказал, и скорее всего вам ничего не сделают. Уж мы этот народец знаем.
– Спасибо, – бледными губами прошептал Виффино.
– Вот нас точно не за что благодарить, – покачал головой Ник, и дверь захлопнулась.
ГЛАВА 19
ГОРОД «ЮВЕЛИР-1»
– Кто-то из деревенских нас сдал.
– Но зачем? – недоумевала Молли.
– Ясно зачем. С нашими лигашами в Голубой стране тоже очень выгодно дружить. А враждовать, как ты понимаешь, очень невыгодно. Сейчас всей деревне доступно разъяснят эту мысль. Ворону наверняка сцапали те, кто пришли разведать обстановку. Уверен, они прятались в том доме на окраине. Вот откуда огонек в окне.
– Нас тоже могли сцапать ночью! – осенило Воробья.
– Наверное, побоялись, что в темноте разбежимся в разные стороны и предупредим остальных.
Друзья сидели в лесу под дубом. Дерево было настолько низкорослым, что о нижние ветви можно было удариться лбом. Обхватить узловатый ствол не получилось бы и вчетвером. Отсюда хорошо просматривалась мощеная дорога, сами дети оставались невидимыми за выступами корней.
Караван с арестантами пока не показывался. По предположениям Ника, обыск деревни займет в лучшем случае несколько часов. И он оказался прав, ребята прождали под деревом до сумерек. За это время над лесом на высоте птичьего полета дважды проносилось желтое брюхо, слепящее бликами, как россыпь золотых монет.
– Думаешь, за нами? – задрав голову, поинтересовался Воробей.
– Кто его знает, не высовывайся.
Нередко по дороге проходили носильщики с экипажами, похожими на паланкины. Молли успела тесно познакомиться с такими в стране жевунов. Однажды мимо прошагала колонна мигунов с косами на плечах, за ними грузно плелся шестилапый с наездником на спине. У наездника за поясом торчал кнут. Точь-в-точь как какой-нибудь надсмотрщик с каторжниками.
– Они что, рабы? – шепнула Молли.
– Долги отрабатывают, скорее всего.
Когда среди деревьев начала сгущаться темнота, дети увидели наконец двух шестилапых. Они чуть не терлись боками, белая шерсть в сумерках только-только начинала источать неземной зеленоватый ореол. За шестилапыми ползла повозка, по бокам и сзади от которой распределились шесть полицейских.
Друзья в засаде подались вперед. Сквозь прутья виднелись спины всех шестерых членов группы, все расселись на одной лавке. На противоположной лежа растянулся мастер Лестлер. После такого потрясения силы, похоже, изменили старику. Затылок с редкой порослью устроился на коленях рыжеволосой толстухи.
– Вот идиот, – с раскаянием покачал головой Ник, – про нее-то я забыл, ее-то некому было предупредить…
Зато ребята удостоверились в том, ради чего просидели в лесу полдня: Виффино и Розы в клетке не было. Расчет Ника оправдался, полицейские легко поверили в меркантильные интересы семьи и оценили жест с возвратом денег. Которые едва ли дойдут до казны. Виффино справился с задачей и наверняка отделался лишь строжайшим предупреждением.
– Что будем делать дальше? – спросила Молли, когда хвост колонны скрылся из вида.
– Что и планировали, – со вздохом сказал Ник. Он поднялся, отряхнул колени. – Адрес ведь знаем.
– А как же остальные? – Молли кивнула на исчезнувшую повозку. Ник пожал плечами.
– Поселят их временно в ближайший приют, потом отправят домой. А может и не отправят.
– Их хоть кормить будут, – ворчливо буркнул Воробей.
– В общем, план такой, – произнес Верзила тоном военачальника, дающего офицерам вводную, – пока не стемнело, на дорогу не выходим, идем по лесу или за кустами. Если нет ни того ни другого, посылаем вперед одного. Если путь свободен, через сто шагов он подает знак следующему. Кто останется последним, забирает с собой Соплю. Насколько я знаю, до ближайшего города ведет одна дорога, не ошибемся, там уже разузнаем, как добраться до нужного поселка. Идти будем без остановок и без сна, в город надо попасть ночью, с нашей одеждой лучше не светиться. Вопросов нет? Тогда в путь!
Молли слушала друга серьезно, с тем чувством, когда чужой авторитет признается интуитивно, не подлежит сомнению. Только что схватили их друзей, сами дети остались одни в чужой стране, без взрослых, без еды, без воды, без ночлега, разыскиваемые полицией, а в его словах ни тени отчаяния, ведет себя так, будто события разворачиваются по его плану. В такие моменты Молли была бессильна заглянуть под эту морщинку на лбу. Наверное, нужно многое повидать и многое пережить, чтобы так держаться. Глядя на него, с трудом верилось, что мальчик старше ее всего на несколько лет.
До наступления темноты перемещались по намеченной схеме. Движение на этой дороге и днем было редким, а ночью вовсе стало казаться, что дорога ведет в мертвый город. Всего раз темнеющая фигура Ника впереди вдруг исчезла, словно провалилась в колодец. Остальные присели за кустом, переждали, пока мимо пройдет экипаж с двумя детьми, бегающими вокруг носильщиков. Видимо, родители внутри спали, раз позволили детям резвиться среди ночи. Шествие продолжилось.
Скоро друзья со всей остротой припомнили слова Воробья о кормежке. Тактичность Розы и Виффино не позволила утром внести завтрак, пока дети спали, к мастеру опоздавшие отправились на пустой желудок. Теперь животы безжалостно расплачивались с хозяевами за это упущение. Ник предупредил, что перекусить удастся в лучшем случае утром, в городе. Молли восприняла новость мужественно, жалко было Соплю. Трудно сказать, понимал ли он, что это вынужденная голодовка, что друзья не сговаривались помучить его. С Соплей в этом плане вообще было непросто, временами, когда Молли готова была поверить, что он не осознает вокруг ничего, тот вдруг обронит короткую фразу или слово, намекающее на вовлеченность. Вот и сейчас Сопля как обычно молча брел, куда ведут, спотыкался и утирал сопли тыльной стороной ладони.
Когда луна скрылась за тучами, друзья вышли на дорогу и не сворачивали с нее, пока в темноте не обозначились темные пятна строений. Это и была окраина города. Петляя между домишками, Ник и Воробей высматривали те из них, к которым были пристроены мастерские.
– Что вы задумали? – шепотом спросила Молли, когда ребята начали кружить вокруг одной мастерской и заглядывать в окна.
– Нужно раздобыть одежду мигунов, – разъяснил Ник. Молли с укоризной покачала головой:
– Опять украдем?
– Если она там будет. – И добавил туманно: – Потом заплатим.
Местные мигуны точно не привыкли к такому явлению, как пронырливые беспризорники, многие окна оказались незапертыми. Ребята облазили по пути три мастерских. Удалившись на квартал от ограбленных домов, Ник вывалил перед друзьями улов: два кафтана, три шляпы и прохудившийся рюкзак, куда Воробей и Сопля сложили свою одежду. На Ника с Молли подходящих размеров не нашлось, за неимением лучшего прихватили два фиолетовых халата. В стране мигунов рабочая одежда вызовет куда меньше вопросов, чем кафтаны жевунов.
С рассветом на одной из улиц города Ювелир-1 ранний горожанин встретил странную четверку мигунов. Двое из них, похоже, заработались до утра, только что вышли из мастерской, один даже забыл надеть шляпу. Трое старательно стискивали челюсти, и все четверо как-то неестественно, словно в глаз попала мошка, мигали.
Город оживал. Чем ближе к центру, тем чаще попадались навстречу экипажи, зевающие пешеходы. Как ни странно, в отличие от жевунов, даже в городе местные жители умудрились сберечь черты тех, маминых, мигунов. Спросонья они выглядели забавными и беззащитными.
Многие горожане с одного взгляда распознавали в подростках чужаков, но приставать с расспросами не решались, снимали шляпы, кланялись и уверяли, что рады видеть гостей в своем городе.
– Кажется, нас раскусили, – недоумевал Ник.
Дома здесь жались теснее, чем в деревне, нередко попадались двухэтажные. Для экономии места мастерские переносились на второй этаж. Молли не верилось, что в городе может быть столько ювелиров и прочих мастеров. Скорее всего, для обеспеченных мигунов мастерская была чем-то вроде предмета декора, как какой-нибудь камин в гостиной.
В желудках урчало все настойчивей. Друзья бесцельно слонялись по людным улицам, дожидаясь открытия рынка. Ориентируясь на людской поток, к десяти часам они вышли к зарешеченным воротам. Арка вокруг ворот напоминала вкопанное в землю гигантское кольцо. На вершине ее, дополняя сходство, располагался изумруд размером с голову шестилапого. По цвету камня мальчишки наметанным глазом распознали фальшивку. В блистающем золотом ободке тоже легко угадывалась латунь.
Золотистые решетки внутри кольца были распахнуты, они втягивали людской поток как насос воду. Местный рынок ни размерами, ни ассортиментом не шел в сравнение с Гиларской ярмаркой. Да и продавцы были не такими шумливыми, скромно стояли за прилавками, сами не навязывались, покупателям отвечали просто и по делу. Складывалось ощущение, что каждого из них просто попросили покараулить чужой товар, они послушно заняли место продавца и надеялись, что за время его отсутствия покупатели не подойдут. Похоже, новомодные нравы еще не укоренились в провинциальном городке, хотя и тут то и дело попадались экипажи, нагло расталкивающие пешеходов.
Заполнен рынок был в основном всевозможными изделиями, от бытовых до узко-специализированных. Чаще всего взгляд натыкался на ювелирные магазинчики с золотистыми решетками на окнах. Над дверями таких всегда красовалась вывеска с именем мастера. Но ювелирные изделия сейчас меньше всего заботили ребят, продуктовый ряд они нашли по запаху свежей выпечки, от которого Молли проглотила слюну, а Сопля поднял голову и начал озираться.
– Ну что, готов? – спросил Ник, пропуская женщину с двумя детьми. Воробей промолчал, словно счел вопрос чуть ли не оскорбительным, и вдруг в один миг изменился до неузнаваемости. Он отвернулся, сунул руки в карманы, плечи ссутулились, укоротив и без того невысокий рост. Быстрым цепким взглядом мальчик шоркнул по скоплению мигунов и скрылся среди фиолетовых кафтанов. Все, что осталось от прежнего Воробья, – взлохмаченная макушка. Молли живо вспомнила, как эта макушка совсем недавно так же мелькала в толпе, скрываясь от нее самой. Ник жестом велел остальным подтягиваться.
– Следи за работой мастера, – с гордостью шепнул он, продираясь сквозь толчею. И Молли следила неотрывно. Она видела, как рука мальчишки вылезла из кармана, лапнула с прилавка бублик, передала за спину. Ник уже держал рюкзак наготове, бублик опустился на дно. Туда же отправились батон хлеба, большой пряник, горсть леденцов на палочке. Какой-то наглый мигун перегородил экипажем полдороги. Со стороны могло показаться, что нечесаный мальчишка загляделся на сладости на прилавках и не заметил, как врезался в толстого хозяина экипажа.
– Эй, ты что, не видишь, куда идешь? – побагровел толстяк. По бокам от него тут же возникли двое носильщиков, готовые по команде надрать уши неуклюжему мальчишке.
– П-простите, – испуганно съежился Воробей, – этого больше не повторится.
– Конечно не повторится, ты же не хочешь угодить в лапы полицейских?
Воробей поспешно замотал головой. Толстяк махнул рукой так, будто велел открыть дверь. Один из носильщиков оттеснил мальчика в сторону.
Когда экипаж остался позади, Воробей протянул руку за спину, на ладони лежали целых две полумеры. У Молли мелькнуло подозрение, уж не учат ли подопечных в приюте еще и этому ремеслу?
Сорвав такой куш, воришка стал избирательней, оглядывал прилавки придирчиво. Выбор пал на ящик, доверху полный батонами с изюмом. От батонов исходил такой аромат, будто их только-только вынули из печи, а теплая корочка начинала хрустеть под одной тяжестью взгляда. Воробей привычным жестом потянулся к ящику, как вдруг покупатель, отвлекающий продавца, отвернулся и пошел. Молли смотрела на продавца, а продавец растерянно смотрел, как рука мальчика умыкнула из ящика батон, передала за спину, там его приняла другая рука и опустила в рюкзак.
Молли замерла в страхе, ожидая, что продавец сейчас поднимет шум. Но тот вдруг отвернулся, покраснел, словно самому стало стыдно, что его обокрали. Потом снял шляпу, приложил полями к груди. Видно было, каких усилий ему стоит не расплакаться. Девочку пронзила жалость к маленькому беззащитному человечку, она нагнала Ника, шепнула просяще:
– Хватит, больше не надо, я совсем чуть-чуть поем.
Ник пожал плечами, тронул пальцем лопатку друга. Тот расценил жест правильно, начал выбираться из продуктового ряда.
– Кажется, у нас гости по левому борту, – проговорил Ник, не оборачиваясь. – Только не смотри туда, спугнешь.
Молли не удержалась и посмотрела. Параллельно с ними в потоке фиолетовых кафтанов мелькало чумазое, испачканное в саже, лицо. Немытый мальчишка не отрывал подозрительных глаз от четверки друзей. Стоило ему всего на мгновенье встретиться взглядом с Молли, чумазое лицо исчезло и больше не показывалось.
Друзья покинули рынок через другие ворота. Они точно так же копировали полувкопанное в землю кольцо. Чувствуя себя виноватой, Молли вертела головой в поисках мальчишки мигуна и гадала, хорошо это или плохо, что спугнула.
Первым делом нужно было найти укромное место, чтобы пообедать наворованным. Воробей кивнул на глухой тупичок, с трех сторон окруженный двухэтажными мастерскими. Друзья расположились вокруг рюкзака, разделили каждую добычу на четыре части. К обеду приступили молча и жадно. Только Молли подумала, что в жизни не ела ничего вкуснее свежего хлеба, как приятные мысли испарились без остатка. Глаза ее наткнулись на чумазое лицо с рынка. Мальчик вышел из-за угла мастерской и остановился посередине дороги, уперев руки в бока. К нему с обеих сторон гурьбой потянулись другие беспризорники, такие же грязные, неухоженные, в рваной одежде, на которой некому было залатать дыры.
Друзья как по команде перестали жевать, отложили ломти. Линия беспризорников полностью перекрыла выход из тупичка. Молли насчитала двенадцать человек. Они выглядели взволнованными, испуганными, но смотрели с вызовом, готовые защищать свою территорию.
Чумазый мальчишка указал на остатки пира:
– Собирайте это и давайте сюда. Мы все видели. Кто вы такие и кто разрешил вам работать на нашем рынке?
Молли испуганно притихла. Воробей смотрел на чумазого исподлобья. Сопля, приоткрыв рот, водил глазами по пришельцам. Судя по выражению лица, его интуиция пробудилась и подсказывала, что дело запахло жареным.
Ник поднялся, отряхнул руки.
– Мы вас ждали. Кто тут старший?
Чумазый с опаской оглядел рост соперника, решимости в его глазах поубавилось.
– А твое какое дело? – упрямо спросил чумазый.
– Разговор есть. Нам нужна помощь.
Мигуны-беспризорники начали недоуменно переглядываться.
– Мы чужакам не помогаем, – ответил за всех чумазый.
– Мы с ними по-другому поступаем, если по-хорошему не понимают, – добавил его сосед, нахмурив лоб, похожий на наковальню.
– Даже если за них попросит Колибри?
Не обращая внимания на возникшее смятение, Ник достал из кармана первое письмо Вороны. Молли с удивлением наблюдала, как при его приближении вся линия невольно подалась назад. Ник протянул бумагу. Чумазый с опаской взял ее, перевернул вверх ногами и обратно, протянул соседу. Тот даже не взглянув передал следующему. Очередь остановилась на мальчике с кроличьей мордашкой. Он медленно пополз глазами по строчкам, закусив от напряжения губу. Его щель в передних зубах потрясала и завораживала взгляд не хуже оврага в Тигровом лесу.
– Ты Верзила? – спросил мальчик удивленно.
Получив утвердительный кивок, мальчик продолжил чтение. Прозвище Ника по цепочке передалось от одного мигуна к другому, каждому было знакомо это имя.
– Это от Глиста, Кочерги и Колибри, – наконец поднял голову чтец. – Они предлагают свою помощь.
Мигуны сбились в кучку, шепотом посовещались. Чумазый коротышка выступил вперед.
– Ладно, мы поможем. Что вам нужно?
Ник одними глазами показал на остальных мигунов.
– Не хотелось бы посвящать в дело лишние уши. Для их же безопасности.
Помявшись, чумазый нехотя распустил товарищей. Те расползлись в разные стороны, оглядываясь разочарованно и с любопытством. Верзила отвел беспризорника в сторонку, долго что-то рассказывал. Чумазый в ответ что-то объяснял, размахивал руками, совершал какие-то странные жесты. Когда оба умолкли, Ник пожал коротышке руку. Возвращаясь к друзьям, он обернулся, спросил вдогонку:
– Да, кстати, когда вы в последний раз видели Ворону?
Чумазый пожал плечами:
– Он не из нашего квартала. Говорят, прячется сейчас от полицейских.
Ник кивнул удовлетворенно. Значит, беспризорник сумел удрать.
– Я все узнал, – сказал он друзьям, – быстро доедаем, Косой проводит нас на брошенную ферму. Там немного поспим – и в дорогу. Сегодня ночью Глаз будет у нас.
ГЛАВА 20
ГАЛЕРЕЯ ГОДРИГА ФЛЕТЧА
– Кое-что выяснилось про Глаз Бастинды, – нехотя признался Ник. Остальные подтянулись ближе, чтобы не упустить ни слова. – Некто Годриг Флетч купил его на том самом рынке за сто мер. Сущие копейки даже для бесполезной захудалой волшебной вещи. А тут вещь легендарная, с историей…
– Умеет торговаться, – уважительно кивнул Воробей.
– Да нет, дело в другом… Похоже, Глаз испорчен.
– Испорчен? – выдохнула Молли.
– Тот беспризорник, старший по кварталу, видел все собственными глазами, Колибри от него получил адрес. Торги проходили несколько лет назад. Кто бы ни взял в руки Глаз, тот начинал дико вращаться и не мог ни на чем остановиться. Лишь один богач, Годриг Флетч, согласился купить предмет. Просто так, для коллекции.
У Молли вытянулось лицо.
– Значит, все бессмысленно? Зачем же мы туда идем?
Верзила развел руками:
– Что нам остается? Поселок все равно по пути в Фиолетовый город. Если с глазом не выгорит, пойдем в столицу, свяжемся с тамошним приютом и будем действовать по старому плану.
Друзья уныло примолкли.
Вдали от города и в одежде мигунов можно было больше не прятаться от прохожих. Следовало избегать разве что фиолетовых мундиров. Беспризорники раздобыли пришельцам четвертую шляпу и кафтан на Верзилу. С женским платьем обстояло труднее. Молли по-прежнему щеголяла в рабочем халате и то и дело ловила недоуменные взгляды прохожих. Если в городе легко было сослаться на близость мастерских, тут, в стороне от населенных пунктов, странность оставалась необъяснимой.
Поселок начинался квадратной аркой, выложенной из фиолетового кирпича. Ночь была безлунной, только вблизи дети обнаружили, что арка представляет из себя всего лишь букву «П» в слове «КИРПИЧНЫЙ». Цифра у названия поселка отсутствовала, что значит, других фабрик по производству кирпичей в стране нет.
Как и следовало ожидать, все без исключений постройки в поселке были из кирпича. Сразу за аркой справа от дороги начиналась приземистая стена, ограждавшая территорию фабрики. За стеной тянулась темная цепь одноэтажных цехов. Толстые трубы придавали им сходство с построившимися в боевую линию пароходами.
Приученные к цинизму, Ник и Воробей не сомневались, что дом хозяина завода окажется самым дальним от дымных труб и производственного шума. И не ошиблись, на первом встреченном жилом доме была выведена цифра «76». Им требовался дом «1». Сам поселок мало чем отличался от деревни – те же круглые домишки, выровненные по линейке, та же опустевшая с темнотой улица. Бросалось в глаза отсутствие мастерских, все местные трудились на фабрике.
Пройдя поселок насквозь, друзья увидели даже не особняк, а целый дворец. Молли с удивлением отметила, что Гуффало Бингу есть куда стремиться. В отличие от соседей, которым нечего было опасаться, хозяин окружил жилище глухой кирпичной стеной высотой в два роста. Перед неожиданной преградой ребята остановились, задрав головы.
– Да тут целая крепость, – пробормотал Ник, придерживая шляпу.
– Есть что прятать, – оптимистично заметил Воробей.
Щели между кирпичей оказались узкими даже для миниатюрных пальцев Воробья. Надежда вскарабкаться по решеткам ворот тоже рухнула, створки были собраны из плотно подогнанных досок, не зацепиться. Долговязый Ник кое-как, ставя ноги на петли ворот и на кольца, залез на кирпичную балку, оттуда подал руку следующему. Молли пропустила мальчиков вперед, помня, что под халатом у нее платье с юбкой.
Стена и в толщину не уступала крепостной, на ее верхушке можно было пуститься в пляс, не боясь в темноте навернуться. Хозяин будто и вправду готовился выдерживать осаду. Как и во всем поселке, окна в доме были погашены. Когда Молли вскарабкалась на балку, Ник уже спускал Воробья на ту сторону. Мальчишка ботфортами нащупал задвижку ворот, пополз носками ниже. Остальные наверху услышали с его стороны какой-то звериный, как будто даже радостный рык.
– Ты чего? – недоуменно спросил Ник.
Вместо ответа Воробей вдруг испуганно взвизгнул:
– Поднимай, поднимай!..
Ник поспешно затащил друга на балку. Вид у того был ошалелый.
– Что там? Что случилось?
Воробей не отвечал, дико вращал глазами. Потом вдруг схватил правую ногу, задрал подошвой кверху. Половина пятки на ней была начисто срезана, там осталось углубление по форме похожее на длинный зуб.
– Клыкастик! – сообразила Молли. – Я видела такого на ярмарке.
Ник присвистнул.
– Вот это влипли… Повезло, что нога при тебе осталась.
Друзья высунули головы, в тени ворот мрак был непроглядным. Только слышно было, как что-то ворчит и скребется.
– Что будем делать? – спросила Молли.
– Попробуем открыть ворота, – предложил Ник. – Надо дотянуться до засова. Если выскочит – быстро захлопнем.
– Без меня, – зарекся Воробей. – Кто его знает, как он прыгает.
– Да у них лапы видел какие слабые?
– Значит, тебе нечего бояться, – подбодрил Воробей.
– Попробуем его отвлечь, – смирился Ник. Рюкзак плюхнулся на балку, мальчик нащупал под голубыми кафтанами корку батона, бросил вниз. Как только оттуда донеслось жадное чавканье, он свесил ногу, дотянулся носком до задвижки, тремя ударами сбил ее. Одна створка ворот отъехала с громким скрипом. Молли испуганно покосилась на окна, не разбудил ли звук хозяев.
– А с виду такой кроха, – пробормотал Воробей, пальцем трогая подошву.
Девочка оглянулась. На дороге появился черный комок. Он бодро улепетывал от ворот, высоко задирая хрупкие, как у котенка, лапы. Спиралька хвоста часто молотила воздух. Ночных нарушителей зверек сразу простил и возвращаться в кирпичную клетку явно не собирался.
Ник ногой прикрыл створку, повис на балке, спрыгнул.
– Пока не спускайтесь, – предостерег он. – Схожу осмотрюсь.
Его спина растворилась в тени дома.
Раньше самого Верзилы из тени показался край массивной лестницы. Под ее тяжестью мальчик сгибался в три погибели.
– Спускайтесь, – шепотом велел он. – На первом этаже все заперто. Зато вон что нашел.
В одиночку приставить к стене такую громадину оказалось непросто. Лестница с грохотом опрокинулась бы на кирпичный забор, если бы ее не успели подхватить еще три пары рук. Совместными силами лесенку приставили к балкончику на чердаке. Первым полез Ник. Перебравшись через перила, Верзила легонько толкнул фиолетовую дверцу.
– Есть! – прошептал радостно. Его голова пропала в открывшемся проеме, задержалась там. Потом мальчик высунулся, поманил остальных.
В доме ощущалось тепло и уют. Чердачное помещение от пола до потолка было устлано коврами. Даже в темноте Молли различила, что после мальчишек на дорогущем ковре остаются грязные следы. В комнате напрочь отсутствовала мебель, вряд ли это было жилое помещение, оно скорее играло роль перехода между башнями. В темных нишах друзья нащупали несколько дверей, все были заперты, кроме одной, ведущей на винтовую лестницу. Но Ник направился не к ней, а в одну из темных ниш. Там виднелась дверь, которая напоминала вход в бомбоубежище или в одну из камер хранения Изумрудного банка. В отличие от других, она была обита толстым листом стали. Ник подергал ручку, заглянул в замочную скважину.
– Ставлю сотню мер, что Глаз там, – сказал убежденно. – Надо найти ключ.
Молли подумалось, что задачка не из простых, ключ от подобной комнаты любой хозяин будет держать как можно ближе к себе. Перед единственной незапертой дверью Ник приложил палец к губам, шагнул через порог.
Винтовая лестница вела на второй этаж. В доме чувствовалось присутствие жизни. Как и у каждого дома, у него был свой, неповторимый запах. В зависимости от внутренних ощущений, запах чужого жилища всегда воспринимается по-разному. Сейчас он заставлял сердце девочки биться чаще, а внутренности сворачиваться в узел до ощущения дурноты. Сопля за спиной громко шмыгал, после каждого звука девочку окатывало волной холода, с замиранием прислушивалась. Невозможно было отделаться от мысли, что сейчас из-за угла, зевая, выйдет хозяин или хозяйка.
Сойдя с лестницы, ребята услышали далекий храп. В конце коридора из приоткрытой двери била полоска света. Молли затея нравилась все меньше, но цепочка грязных следов на ковре потянулась туда. Если все пройдет удачно, утром хозяева получат возможность проследить весь путь воров.
Возле двери храп усилился, стало различимо невнятное бормотание. В желтую полоску света попали ботфорты Ника. Мальчик двумя пальцами взялся за ручку, медленно надавил. Комната оказалась не спальней, а небольшой библиотекой. Окна выходили во внутренний двор, поэтому ребята не увидели свет со стороны ворот. Вдоль стен были расставлены шесть книжных шкафов с толстыми томами на полках. Больше комната не вместила бы. В центре стояло кресло, из-за его спинки выглядывала темноволосая, с проседью, макушка.
Ник на цыпочках вошел внутрь. Воробей помялся всего мгновенье, шагнул следом. Для Сопли разных жизненных ситуаций не существовало, он вошел как обычно, громко шаркая ногами. Лишь с удивлением водил глазами по полкам с книгами, словно пытался сообразить, как очутился в таком странном месте. Молли неохотно переступила порог. Оставаться одной в темном коридоре было еще страшнее.
В кресле, запрокинув голову, спал худой мигун лет пятидесяти. Тонкие белые губы нервно подрагивали, причмокивали как-то беспокойно и капризно. На животике лежала раскрытая книга. Молли прочла золотистые буквы на обложке: «Волшебные деяния Гуррикапа и их анализ». Под расстегнутым воротом кафтана виднелась щуплая безволосая грудь, на которой вместо дорогого украшения покоилась обыкновенная веревочка. Слишком простая для такого богача. Ник указал на веревку глазами, Воробей кивнул понимающе. Молли застыла от страха, когда поняла, что они собираются делать.
Ребята с двух сторон склонились над спящим, ноготками подцепили оба конца веревки, медленно потянули кверху. Из-под книги показался кончик отполированного до зеркального блеска ключа. Не успели они обменяться ликующими взглядами, храп вдруг оборвался, богач свел узкие плечи так, будто поежился от щекотки, рука его поднялась и прихлопнула корешок книги, едва не съездив Воробью по носу. Сам он перевернулся на бок, книга начала соскальзывать с живота. Ник бросил ключ, подхватил книгу у самого пола.
В комнате все замерло в причудливых позах, как в музее восковых фигур. Бледный, как полотно, Воробей так и не выпустил веревочку, теперь со стороны казалось, будто он обнимает спящего. Хозяин подвигал сухими губами, подложил руку под щеку. Через минуту в библиотеке снова послышалось мерное посапыванье. Мигун сам упростил воришкам работу, ключ выскользнул из-под ворота и лежал теперь на согнутом локте.
Ник опустил книгу на пол, на столике с лампой нашел нож для бумаги, осторожно перепилил веревку. Когда ключ оказался у него, Ник разжал пальцы онемевшего Воробья, взял со стола зажженную лампу. Молли пропустила друга, с облегчением выскользнула из библиотеки. Воробей подтолкнул Соплю, рассматривающего незнакомое лицо.
Наверху Верзила передал лампу Молли, вставил ключ в замок стальной двери. Раздался щелчок, еще один, дверь грузно приоткрылась.
Это была самая большая и самая высокая башня в доме. Потолок терялся в тени, свет от лампы до него не дотягивал. Сквозь единственное окошко снаружи проглядывали толстые прутья решетки. Складывалось ощущение, что друзья попали в какую-то картотеку. Вдоль стен до самого потолка возвышались деревянные шкафы с сотнями, а то и тысячами выдвижных ящиков. Примерно половина ящиков были подписаны, на остальных под стеклом белела пустая бумага. Эти еще дожидались своего содержимого.
– Это все волшебные предметы? – изумился Воробей. Он уже прикидывал, во сколько могла обойтись такая гора покупок.
Ник почесал затылок.
– Будем делиться. Мы с Молли идем в эту сторону, вы с Соплей – в ту.
Лампу Ник пристроил на стремянку в центре комнаты, чтобы света всем досталось одинаково. Два отряда медленно тронулись вдоль рядов ящиков. Молли завороженно читала пометки на бумагах: «Гвоздь кузнеца Рамона» – ниже помещалось разъяснение: «уклоняется от молотка»; «Прячущиеся чернила – видит только написавший». Изумруд, который всегда возвращается к хозяину, рогатка, бьющая точно в цель, фуражка, делающая невидимой голову. Девочку так и подмывало каждый предмет достать и опробовать. Она шла и думала, сколько же еще волшебных вещей в этом мире, которых ей никогда не удастся увидеть. Ник выборочно выдвигал ящики, содержимое их было упаковано в разного рода коробки, свертки, футляры.
– Вон там, смотри, – вдруг произнес он, – оно?
Верзила указывал на один из ящиков на высоте пляшущей полутени. Молли с сомнением пожала плечами:
– Не видно.
Вдвоем они перенесли стремянку к стене. Ник с лампой полез наверх.
– Многоликая маска! – послышался восхищенный голос Воробья. – Давай посмотрим.
За скрипом отодвигаемого ящика последовал звук, похожий на шелест фольги. Воробей уже разворачивал сверток с волшебным предметом. Молли увидела у него в руках какую-то тряпку телесного цвета на резинке.
– Ну-ка, иди сюда. – Воробей скинул с Сопли шляпу, тот послушно подставил голову. Резинка щелкнула его по затылку. Тряпка безжизненно повисла на лице мальчика, а потом вдруг начала подтягиваться к коже, облепила черты лица. Изумленная Молли наблюдала, как лицо мальчика начало преображаться, кожа на глазах высыхала, прорезалась морщинами, нос вытянулся, по лбу побежали трещины.
– Она мокрая, – пожаловался Сопля. Первое слово он произнес еще своим голосом, а второе закончил каким-то незнакомым, неприятно-каркающим, высоким и режущим слух. Спустя миг на Воробья смотрело лицо богача из библиотеки. Мальчик со смесью восторга и испуга пялился на впалый подбородок и нервические губы, издавшие чужие звуки. Отличить подделку можно было разве что по тоненькой резинке за ушами.
– Скажи еще что-нибудь, – живо попросил Воробей. – Скажи: Сопля дурак!
– Э-э, – обиженно каркнул хозяин дома. Воробей скорчился от беззвучного смеха.
– Это он, – вполголоса сказал Ник. Молли отвлеклась от необычного зрелища, приняла из его рук шкатулку. Под крышкой она обнаружила самое настоящее глазное яблоко, с виду мягкое, скользкое. Оно было посажено в круглую рамку, как какой-нибудь глобус. Сохранивший зеленый цвет зрачок уставился прямо на девочку. От этого взгляда Молли стало дурно, она поспешно закрыла крышку.
– А как он работает? – спросила она, чтобы скрыть испуг.
Ник отмахнулся:
– Покажу потом… Ух ты, я слышал об этом…
Он выдвинул соседний ящик, выудил футляр в форме длинного цилиндра, наподобие тех, с какими ходят художники. Отвинтив колпак, Верзила перевернул цилиндр. Из него выскользнул и воткнулся в ногу мальчика рулон выцветшей заплесневелой ткани. Футляр отправился обратно в ящик, Ник развернул рулон перед умолкшими друзьями. Глазам предстал древний прохудившийся ковер размером с обеденный стол. А судя по узорам, это был не цельный ковер, а часть его, всего лишь угол гигантского ковра.
– Смертельный номер, – с улыбкой сказал Ник и вдруг подбросил ковер в воздух, а сам прыгнул со стремянки. Молли в испуге зажала рот, представив, сколько шуму он наделает, когда сбряцает пятками о пол. Но Ник, подогнув ноги, плюхнулся на падающий ковер… и повис на уровне стремянки. Ковер парил над головами, колыхаясь так, будто его удерживал на весу поток воздуха снизу. Середина чуть прогибалась под коленями пассажира.
Из-за края высунулась физиономия Ника, он улыбался еще шире.
– Летающий ковер Арахны, – объяснил мальчик. – Знать бы, как он управляется.
Молли горящими глазами смотрела на зависший кусок ткани. Чем-чем, а полетами на ковре мама похвастать не могла.
Ник подполз к краю ковра, взялся за углы, несильно потянул на себя. Ковер начал мягко взмывать. Под самым потолком Ник выровнялся, потянул уголки книзу. Ковер послушно качнулся к полу, будто провалился в небольшую воздушную ямку.
– Я понял, – из-под потолка негромко сказал летун, – тут главное самому отклоняться. Смотрите.
Снизу видно было, как его фигура сильно накренилась вбок, словно у велосипедиста на повороте. Послушный ковер резко рванул в указанную сторону. Ник сообразил, какую ошибку совершил, не испытав сперва чувствительность управления, и тут же поплатился за нее. Плечо с силой врезалось в верхние ящики шкафа.
Как выяснилось, здоровенные конструкции стояли не вплотную к стене. Шкаф покачнулся от удара, стукнулся о стену и начал медленно, как подрубленное дерево, заваливаться внутрь комнаты. Ник струхнул не на шутку. Упираясь коленями в ковер, он попытался удержать верхний край шкафа, но чуть не перевернулся вместе с зыбкой опорой. Катастрофа была неизбежна, Верзила вцепился в углы ковра и направил его к друзьям.
Внизу Воробей сориентировался первым, схватил Соплю за плечо, оттащил к стене, поближе к выходу. Молли метнулась туда же. Шкаф с грохотом ударился о противоположный, тот наклонился и уперся в стену. От могучей встряски половина ящиков распахнулась, вниз устремился целый дождь из коробок, шкатулок, свертков. Частой дробью этот град из волшебных предметов обрушился на пол. На миг все четверо отупели от страха и потрясения, их застывшие фигуры вновь напомнили восковые.
– Луиза! – донесся снизу приглушенный крик. Ребята узнали голос, которым говорил Сопля. – Луиза! Что ты там делаешь? Ты же знаешь, я не переношу любой шум, когда работаю в библиотеке! Ты же знаешь это, Луиза! Луиза, где моя лампа?.. – Не получив ответа, он позвал Луизу еще громче, и на сей раз в голосе его промелькнули нотки страха.
– Дорогой? – наконец откликнулся женский голос. – Что у тебя случилось? Я сейчас подойду.
Женщина говорила намного ближе. Видимо, поднималась по лестнице. Услышав жену, хозяин заговорил еще капризней и резче:
– Зачем ты решила помучить меня, Луиза? С годами ты все больше превращаешься в свою мать. Не понимаю, почему моя лампа? Зачем тебе понадобилась моя лампа, Луиза? Ты хотела, чтобы я разбил лоб в темноте?
– Будет тебе наговаривать, я вообще спала.
– Тогда что это был за шум?
– Я тоже слышала. Сейчас посмотрю.
– Посмотри в первую очередь мою галерею.
– Тогда мне нужен ключ, дорогой.
– Ключ? – взволнованно переспросил хозяин. – Ты ведь можешь посмотреть в замочную скважину.
– Ой, ладно, – поморщилась Луиза, – посмотрю я в твою скважину.
– Возьми с собой стражу, я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
– Хорошо, хорошо…
Ник пустил ковер вниз, лихо развернулся перед друзьями. И не скажешь, что секунду назад не знал, как с волшебным летуном управляться.
– Быстро, прыгайте!
Молли уговаривать не пришлось, она плюхнулась на коленки позади мальчика. Воробей залез с опаской, прощупывая руками сомнительную опору. Сопля с лицом хозяина и с шляпой под мышкой устроился в хвосте. Под весом четверых детей ковру стало ощутимо тяжелей, Ник направил его в раскрытую дверь.
На лестнице уже мелькал свет лампы, друзья промчались по коридору с нишами. Возле двери балкона Молли почудилось, что углы ковра затрепетали, как живые, от дуновения свежего ветра.
– А ну пригнись! – крикнул Верзила, больше не скрываясь.
Дверной проем промелькнул мимо, выбросив четверку друзей в ночь, как ядро из жерла пушки.
ГЛАВА 21
ГЛАЗ БАСТИНДЫ
Поначалу полет показался не таким увлекательным, каким представлялся. Внизу проплывала черная бездна, глубину которой угадать было невозможно. Старая полуистлевшая тряпка выглядела до смешного ненадежной опорой над этой бездной, прогибалась и кренилась при каждом движении. Воображение живо рисовало картину, как прохудившиеся места начинают расползаться под острыми коленками, и девочка ухает вниз. А за ней катятся остальные. Но когда город остался позади, и ничего страшного не случилось, Молли уже восторженно вертелась, с удовольствием подставляла лицо прохладному встречному ветру.
Ник оглянулся на шкатулку, похлопал по рюкзаку за плечами.
– Можешь убрать сюда, – сказал он, перекрикивая ветер.
Молли послушно развязала тесемки, аккуратно пристроила шкатулку поверх скомканных кафтанов.
– Ник, ты такой красавчик! – вдруг произнес со вздохом ее собственный голос. Молли рывком развернулась и встретилась лицом к лицу со своим отражением. Только вместо длинных пшеничных волос на голове у отражения топорщилась непокорная шевелюра Воробья.
Недолго думая, Молли схватила резинку у мальчика за ухом, натянула и отпустила.
– Ау!..
Воробей с ворчанием снял маску, передал Молли. Девочка сунула ее вслед за шкатулкой.
На безопасном от города расстоянии ковер приземлился в лесу. Остаток ночи друзья ухитрились поспать у костра. С рассветом над лесом вновь пролетел дракон. На сей раз Ник был уверен, что не по их души. Вряд ли в том хаосе из волшебных предметов уже вскрылась пропажа ковра, никому не придет в голову искать воров так далеко от города. Страна мигунов, похоже, регулярно патрулируется с воздуха.
Спустя несколько часов друзья вышли в поле. Утренняя дымка рассеялась, над далекими шапками гор повис желтый диск солнца. На возвышенности Ник остановился, огляделся.
– Привал. Попробуем здесь.
Он сбросил рюкзак, нащупал в ворохе тряпья деревянную шкатулку. Друзья сгрудились вокруг него.
– Ну и уродство, – оценил Воробей, заглянув под крышку. Ник кончиками пальцев взял круглую рамку, поднял глаз на уровень лица. Молли с трудом сдержалась, чтобы не отвернуться. Возникло ощущение, что зеленый зрачок опять уставился прямо на нее, словно чуял связь девочки со своим главным врагом. Ник со смущением повертел в пальцах волшебный предмет.
– Кто хочет первый?
Желающих не нашлось.
– Мы же не знаем, как он работает, – нашелся Воробей.
Ник вздохнул.
– Ну, в общем, все просто, подносишь как можно ближе и смотришь в него, как в подзорную трубу. Вот так. – Ник закрыл один глаз и поднес глазное яблоко ко второму так близко, что оно коснулось ресниц. У Воробья от этого зрелища с утробным звуком дернулся кадык. Глаз Бастинды вдруг ожил, встрепенулся и теперь совершенно определенно вперился в лицо девочки.
Молли поспешно покинула отступила в сторону, за ней откатились и Воробей с Соплей. А зеленый зрачок, словно потеряв ориентиры, начал хаотично метаться по глазному яблоку. Ник понаблюдал с минуту, опустил руку.
– Да, сломан. Голова закружилась.
Он передал рамку Воробью. Тот осторожно заглянул в глаз с расстояния вытянутой руки. Зрачок остался неподвижным. Тогда мальчик медленно, с опаской приблизил его. Едва зеленый зрачок дернулся слева направо, Воробей протянул волшебный предмет Молли, заключил с облегчением:
– Сломан.
Девочка и сама убедилась. Зрачок носился со скоростью, при которой горы, леса и поля сливались в цветные полосы. Разглядеть хоть что-то в этом мельтешении было невозможно, она молча вернула предмет. Наступила тишина. Видя, как вытянулось лицо подруги, Верзила сказал утешающе:
– Ладно, ничего страшного, будем придерживаться первого плана. Зато у нас теперь есть ковер. Надо позавтракать. Глянь, что там у нас осталось.
Пока Воробей возился с рюкзаком, Ник поворачивался в разные стороны и продолжал подносить глаз к ресницам.
– Ой, он остановился, – вдруг произнес Ник. Рассевшиеся было друзья мигом вскинули головы. Зеленый зрачок в глазном яблоке действительно замер и внимательно смотрел в противоположную от гор сторону.
– Что-то видно? – полюбопытствовал Воробей.
– Вижу льва…
У Молли екнуло сердце.
– Льва? – коротко переспросила она.
Ник выглядел озадаченным.
– Ну да, льва. Странно… Глаз вроде бы должен показывать то, о чем я подумаю. Ни о каком льве я точно не думал.
Он отодвинул глаз проморгался. Молли вскочила с колен.
– Дай посмотрю.
Выхватив волшебный предмет, она повернулась в ту же сторону. Недавнее отвращение было забыто в секунду, девочка поспешно прильнула к глазу. Вместо льва она увидела все то же непрерывное мельтешение. Девочка не сдавалась, пока от головокружения к горлу не подступила тошнота.
– Ничего не изменилось, – наконец протянула разочарованно. Волшебный предмет вернулся к Нику. Мальчик долго глядел в него, со стороны видно было, как мечется в разные стороны зеленый зрачок.
– Ничего не понимаю, – пробормотал Верзила. – Опять сломался?
Он развернулся к горам, потом на север, а когда вернулся в исходную позицию, зрачок волшебницы снова сузился и остановился на одной точке.
– Опять лев! – воскликнул Ник удивленно.
– Ну-ка, дай и мне взглянуть, – поднялся Воробей, – может, девчонкам он не подчиняется.
– А Бастинда кем была? – съязвила Молли.
В руках Воробья глаз тоже отказался подчиняться. Молли лихорадочно соображала, в работе волшебного предмета явно прослеживалась какая-то закономерность. Эту закономерность заподозрил и Ник. Когда после Воробья глаз в который раз не мог сфокусироваться, мальчик повторно проделал процедуру с разворотами. Стоило поднести рамку к глазу в четвертый раз, зеленый зрачок тут же выхватил цель.
– Ну вот, опять… Зачем он показывает какого-то спящего льва? И почему на четвертый раз? Попробуй четыре раза повернуться, – обратился он к Воробью, – может, тебе что-то другое покажет.
– Что это с ней? – не к месту спросил Воробей, кивая на Молли. Он словно до сих пор считал зазорным обращаться к девочке напрямую. А та и правда переменилась, лицо окаменело, взгляд прилип к одной точке. Вид у девочки был такой, будто боялась лишним движением спугнуть подбежавшую к ногам мышку.
– Посмотри еще раз, – медленно проговорила она.
Мальчики переглянулись.
– М-м… Что?.. Ты в порядке?
– Глаз, – затаив дыхание повторила Молли, – посмотри в него еще раз. Кажется, я поняла…
– Поняла? Что поняла? – Ник вопросительно посмотрел на Воробья: – Ты что-нибудь понял?
Тот не успел даже плечами пожать, Молли перебила, начиная терять терпение:
– Просто посмотри в глаз, так сложно, да?
– Ладно, ладно, – сдался Ник. – Не надо нервов.
Воробей хмыкнул с таким видом, мол, ему-то с ней давно все понятно.
В этот раз с глазом произошли новые изменения, зрачок медленно пополз слева направо, словно прощупывая каждый куст на пути. Ник так же медленно начал поворачиваться вслед за движением зрачка.
– Он что-то ищет, – сообщил мальчик, посерьезнев, – раньше такого не было. Как ты узнала?
– Глаз ищет тех, на кого в последний раз была направлена его волшебная сила! – с победным видом выложила догадку девочка. Она сразу поняла, что за льва видел Ник, таких совпадений не бывает. Из маминой книги следует, что последними были сама Элли с друзьями. Бастинда использовала Глаз, когда следила за их перемещениями. Судя по всему, попадая к новому владельцу, глаз снова и снова начинает выискивать виновников гибели хозяйки. Тотошку он найти уже не сможет, а мама и Страшила сейчас за границей Волшебного мира. Отсюда первые три неудачные попытки! А на четвертую глаз находит льва, который сейчас, видимо, где-то в лесах Фиолетовой страны. Кто будет пятым, догадаться нетрудно…
– Он остановился, – тихим от волнения голосом сказал Ник.
– Что ты видишь? – в тон ему отозвалась Молли.
– Кругом горы. Я вижу вход в пещеру, глаз смотрит прямо на него. Что это может значить?
– Это значит, – от волнения Молли не сразу сладила с голосом. – Это значит, что мы летим туда.
Ник оторвался от волшебного предмета, внимательно посмотрел на подругу.
– Уверена?
Молли твердо кивнула.
– Откуда ей знать, – недоверчиво скривился Воробей, – мы слетаем в такую даль, а там просто пещера!
Девочка проигнорировала замечание. Нужно было проверить свою теорию. Она протянула руку.
– Дай посмотрю.
– Подожди, теперь я кое-что проверю.
Ник в последний раз прильнул к глазу. Зрачок волшебницы сдвинулся вбок и остановился. Молли понятия не имела, что он увидел, но зрелище произвело поразительное действие. Мальчик в одночасье перестал дышать и весь обернулся в камень. Одна рука так и висела вдоль тела, не шелохнувшись, другая так же неподвижно и бесконечно долго сжимала рамку с глазом. Верзила, казалось, напрочь забыл о друзьях и обо всем, что его окружает.
– Ну, что там? – нетерпеливо спросил Воробей.
Ник не реагировал. Молли почему-то сразу почувствовала, лучше не мешать вопросами. Она видела его взгляд. Взгляд человека, который сейчас далеко. Тело осталось болтаться тут, а сам Ник, все его существо устремилось и стало пленником волшебного глаза. В этом плену заключалось что-то далекое и болезненное.
– Я вижу… наших родителей, – наконец вымолвил он хриплым голосом.
Воробей резко переменился в лице. В течение нескольких минут стояла гробовая тишина, потом Ник медленно, будто вытягивал собственное глазное яблоко, отодвинул волшебный предмет, протянул другу, опустив невидящий взгляд в землю.
– Шесть раз подряд, – добавил он глухо. – На шестой он ищет то, что нужно тебе.
Безуспешно пряча дрожь в руке, Воробей схватил глаз. Ник подошел к рюкзаку и принялся бесцельно перебирать вещи внутри. Глаз в руке растрепанного мальчишки не успевал даже метнуться из стороны в сторону – так быстро он подносил его пять раз. На шестой зрачок сразу выискал цель. Молли слышала, как мальчик издал судорожный вздох.
– Мамка! – невольно вырвалось у него. Воробей тут же прикусил язык, быстро скосил взгляд на Молли – слышала ли, – надолго умолк. Молли деликатно отвернулась. Ей впервые пришло в голову, что ребята были не младенцами, когда у них отняли семью, уже тогда понимали, какое зло с ними совершили. Все это время они не просто хотели восстановить справедливость, они действительно помнили и тосковали по родителям.
Почувствовав, что пауза затянулась, Воробей не оборачиваясь отдал ей глаз, отошел в сторонку, изредка проводя по лицу рукавом. У Молли самой защипало в глазах, ее-то родители еще дальше, и как к ним вернуться девочка пока не представляла. Хотя, конечно, ей не понять, каково это, когда у тебя отнимают родителей на несколько лет.
– Я тоже хочу посмотреть, – нарушил тишину Сопля.
– Конечно, бери. Вот так, двумя пальцами. – Молли сама вложила рамку в маленькие пальцы, не задумываясь сейчас, сколько раз за последний час эти пальцы побывали над верхней губой. Сопля поднес волшебный предмет к лицу, зеленый зрачок всколыхнулся, принялся метаться как сумасшедший. С минуту Сопля бессмысленно наблюдал за мельканием лесов и городов, потом вернул глаз, словно получил желаемое.
Девочку пронзила жалость. Что сейчас происходит в этой голове? Она бы с удовольствием научила Соплю пользоваться предметом, но как? Может быть, Ник и знает, как и в какой момент достучаться до друга, для Молли эта голова оставалась тайной, сокрытой во мраке.
Общее оцепенение разрушил встревоженный возглас Ника:
– Драконы!
Друзья все как один повернули головы. На фоне снежных шапок гор обозначились три темные точки. Недолгого взгляда хватило, чтобы понять, точки растут. Ник вытащил из рюкзака скомканный ковер, с хлопком расправил. Ковер повис на уровне коленей, тихонько колыхаясь углами.
– Прыгайте! – велел Ник и первым подал пример. Как только все уселись, ковер помчался в сторону леса. Подниматься в небо Ник не рискнул, летящий объект наездники на драконах точно заметят, ковер скользил над самой землей. Сквозь тонкую ткань Молли чувствовала, как верхушки высоких трав хлещут по коленкам.
– Это за нами? – крикнула она.
– Вряд ли, они же с другой стороны летят.
Но случай точно был из ряда вон. Насколько Ник успел заметить, в патруль драконы отправляются по одному. Три зверя враз ничего хорошего не сулили. Деревьев ребята достигли, когда головы чудищ выросли до размеров бочонка. Уворачиваясь от веток, Ник подлетел к дереву со странной ярко-оранжевой корой. Крона у дерева была густой, раскидистой, хорошее укрытие от взглядов сверху.
– Интересно, ковер смог бы обогнать дракона? – возбужденно дыша, полюбопытствовал Воробей.
Ребята соскочили на землю. Три желтых брюха пролетели над лесом, завихрения от взмахов крыльев всколыхнули кроны. Ни один из драконов не свернул, не стал кружить над беглецами. Ник скомкал ковер, затолкал в рюкзак.
– Там недалеко я видел дорогу. Пока рисковать не будем, пройдемся пешком.
– Смотрите! – воскликнул Воробей, указывая вверх, на ветви дерева. Среди листьев гроздями висели плоды, похожие на апельсины. Такие же оранжевые, они сливались с корой, поэтому дети увидели их не сразу. – Вкусные, наверное, надо набрать с собой.
Словно услышав просьбу, один плод сорвался с ветки. Воробей поймал его в прыжке. Кожура у фрукта оказалась настолько мягкой, что лопнула от удара о ладони. Воробей заорал в ужасе, отшвырнул дар дерева. Фрукт с влажным шлепком разбился о корень. Вместо нежной оранжевой мякоти ребята увидели, как из-под кожуры в разные стороны расползаются полчища не то слизней, не то червей размером с фалангу пальца. Молли передернуло от омерзения. А щедрое дерево не иначе решило угостить каждого гостя, с ветки сорвалось еще три плода. Ребята отскочили в разные стороны.
Отвратительные шлепки разбросали червей под ноги. У Молли волосы на затылке встали дыбом, когда осознала, сколько этой дряни висит сейчас над головами. Понял это и Ник.
– Давайте-ка выбираться отсюда, – пробормотал он ошалело.
Но дерево как чувствовало, что предыдущие дары пропали впустую, на землю шлепнулось еще четыре плода, за ними следующие четыре. Воробей завопил пуще прежнего, когда один фрукт разбился о носок ботинка. От его воплей самообладание отказало всем.
– Бежим! – крикнул Верзила.
Друзья бросились наутек, уворачиваясь от набирающего силу града. Как маленькие бомбочки фрукты разбрасывали червей по прошлогодней листве.
– Мне что-то за шиворот попало! – орал Воробей. – Оно шевелится!
Мальчишку скрутило от омерзения, он на бегу сдергивал кафтан, лапал себя по голой спине, по шее. Его неудача подстегивала остальных, ребята не могли остановиться, пока не выбились из сил. Оглянувшись, Молли обнаружила, что оранжевый ствол давно пропал из вида.
Воробей долго не мог успокоиться, тщательно осматривал и ощупывал одежду, хоть никакого червя так и не нашел. Наученные опытом, путешественники вертели головами и меняли курс, если замечали впереди малейшее подозрение на что-нибудь оранжевое.
Над лесом вслед за первой пролетела следующая тройка драконов. На сей раз еще ниже, от взмахов гигантских крыльев верхушки деревьев раскачивались, стволы поскрипывали. Можно было рассмотреть брюхо, чешуя которого напоминала позолоченный доспех.
– Куда это они? – озадаченно вопрошал Ник. – Война, что ли?..
Впереди показался просвет. Ник в одиночку отправился на разведку. Как только его спина скрылась за густой листвой на опушке, друзья услышали крик:
– Дорога! Можете выходить.
Но стоило остальным приблизиться к опушке, Ник с треском проломился сквозь кусты обратно.
– Прячемся, прячемся!..
Он бросился под прикрытие ближайшего дерева, Молли спряталась за соседним. Воробей зачем-то вскарабкался на ветку, а Сопля задрав голову смотрел, как его пятка болтается среди листвы. Ник дернул нерасторопного друга за руку, усадил рядом с собой.
ГЛАВА 22
ПЕЩЕРА
По дороге что-то двигалось. Молли услышала нестройные шаги, глухие покашливания, от которых несло холодом и сыростью подземелий. Вслед за звуками на дороге показался отряд из двух десятков человек. Одежда на всех была землистого цвета, с такими же, словно вывалянными в грязи колпаками. На поясах болтались длинные кинжалы, которые при ходьбе тихонько шлепали по бедрам. Эти люди не были похожи ни на мигунов, ни на жевунов, одинаково тонкие и высокие, в строю они напоминали щербатый забор из досок. По бледной коже и затемненным, закрывающим треть лица очкам, Молли узнала подземных рудокопов.
Неторопливо и не в ногу отряд прошествовал мимо. Дети не рискнули раньше времени покидать укрытие, и скоро предосторожность оправдала себя. За отрядом следовала вереница шестилапых. Каждое животное тянуло телегу, груженую большим сундуком. Вокруг сундука на лавках сидело по четверо вооруженных рудокопов.
– Перевозят добытые изумруды, – шепнул Ник.
Молли и сама догадалась, что такое сопровождение не выделят для абы какого груза. После десятой телеги шествие замкнул еще один отряд пеших рудокопов.
– От кого такая охрана-то? – подал голос Воробей, когда дорога опустела. Вопрос повис без ответа.
Теперь было ясно, что драконы являлись просто конвоирами. В ближайшее время они едва ли полетят обратно, можно было рискнуть продолжить путь по воздуху. Главное, глядеть в оба. Верзила взмыл на ковре над деревьями, полетал кругами, осматривая небо.
Когда ветер вновь свистал в ушах всей четверки, Ник достал Глаз, сверился с курсом, чуть подался вправо. Молли наконец лично опробовала волшебный предмет. Старый исхудавший лев лежал на полянке. Ощущение было такое, что девочка стоит перед ним на расстоянии десяти шагов и видит собственными глазами. Веки льва были прикрыты, но одним глазом он лениво присматривал за резвящимися на поляне львятами, которые в пылу сражения то и дело грозили нарушить его покой. В поредевшей с возрастом гриве прятался золотой ошейник, начинающий терять блеск. Подарок мигунов, как помнила из книги Молли. Знание, что этот зверь когда-то путешествовал и разговаривал с мамой, приводило девочку в легкое волнение. Но при этом выглядел он как самый обыкновенный лев, ничего особенного. Если не знаешь, то и не заподозришь богатого прошлого.
По примеру Ника Молли отодвинула глаз и заглянула еще раз. Ее моментально перенесло ко входу в пещеру. Почти физически Молли ощутила, как из черной дыры дохнуло холодом. Внутренности пещеры были скрыты непроницаемой пеленой, будто вход занавесили черной шторой. Усилием воли Молли попыталась направить глаз внутрь, но не сдвинулась и на сантиметр.
Земля перед входом поросла травой – девственной, нетронутой, без единого следа ног или колес. Молли опустила руку, гоня неутешительные выводы. Потом вспомнила, что никто из них не подумал про Ривза и остальных из группы. Неплохо было бы выяснить, где они, как с ними обошлись.
В ответ на мысленный запрос волшебный Глаз показал темную каморку, в которой Молли тут же узнала приютский карцер. На единственной лавке сгорбившись сидела фигурка мальчика. В попытках согреться он обнимал себя и помахивал в воздухе ногами. Ник был прав, детей временно определили в один из местных приютов. Губы мальчика шевелились. Звуков глаз не передавал, да Молли и так догадывалась, что тот с привычным брюзжанием обвиняет во всех бедах сбежавшую часть группы. Наверняка не в первый раз, учитывая, сколько у него сейчас свободного времени.
Картинка начала размазываться, на ее месте образовывалось размытое черное пятно. Молли решила было, что от ветра на глазах выступили слезы, сморгнула. Пятно не исчезло, в центре его появилась белая точка, которая стремительно расширялась и вскоре заполонила все изображение. Через несколько секунд девочка видела только безжизненную белизну глазного яблока. Волшебный глаз ничего больше не показывал. Она убрала его в шкатулку, снова достала – никакого результата.
– С глазом что-то случилось! – крикнула она. – Перестал работать.
Ник не оборачиваясь протянул руку, Молли вложила рамку в его ладонь.
– Даже мелькать перестало, – подтвердил он. – Убери в рюкзак, потом посмотрим.
Казавшиеся такими близкими, горы надвигались бесконечно долго. Склоны вырастали полого, незаметно. Однако стоило оглянуться, выяснялось, как далеко внизу осталась равнина. Среди холмов как покладистые ручейки петляли желтые ниточки дорог, изредка тут и там встречались деревушки в несколько домов. На одном из перекрестков Молли увидела нечто вроде постоялого двора. Что бы ему делать на окраине мира, если бы не близость рудников. По вечерам внутри, наверное, не протолкнуться. Даже сейчас, средь бела дня, во дворе здания виднелось несколько экипажей, мелькали крошечные точки человечков.
Ник правил ковер туда, где на склонах заканчивалась лесистость и начинались оголенные скалы. Молли первой заметила, что Ник вдруг начал странно метаться, выглядывать вниз, за край ковра. Чуть позже заметил и Воробей.
– Что там? – крикнул он. Верзила обернулся с встревоженным видом.
– Деревья приближаются, видишь?
– И что это значит?
– Ковер больше не поднимается. Может, высоко для него?
Не успел мальчик договорить, ковер вдруг провалился на несколько метров. Дети завопили в ужасе, схватились друг за друга.
– Что это было? – в страхе закричал Воробей, когда ковер выровнялся.
Ник не ответил, он задирал углы летательного аппарата так, что рюкзаком навалился на Молли. Ковер отказывался слушаться и вместо того, чтобы подниматься, ухнул еще глубже. Ребята издали новый вопль. Складывалось ощущение, будто они сползают по гигантской воздушной лестнице, падают со ступеньки на ступеньку, приближаясь к кронам деревьев.
– Надо спускаться! – испуганно посоветовала Молли.
Ник с бледным лицом кивнул. Он уже понял, падение неизбежно, ковер стремительно терял скорость. Насколько возможно быстро он ринулся вниз. Дважды спуск переходил в свободное падение, в такие моменты края ковра захлестывались детям на плечи. Молли визжала, глядя на растущие кроны деревьев. Перед самыми верхушками Ник рванул края кверху. Ковер с натугой засопротивлялся силе тяготения, по инерции опустился еще на десяток метров и остановился лишь когда коленками Молли почувствовала кончики веток.
Это усилие, похоже, отобрало у волшебного предмета последние силы. Повисев мгновенье, он безвольно рухнул вниз. Над лесом разнесся дружный вопль нескольких глоток, послышался треск ломаемых веток. Молли от страха закрыла лицо ладонями, ударившая под дых ветвь вышибла из девочки дух. Рядом шлепнулся Ник. Медленно, как тряпка со стола, мальчик соскользнул с ветки, повис на ней, как гроздь. Воробей вытянулся вдоль другой ветки в такой позе, будто уснул на лавке лицом вниз. Сопля сидел верхом на нем и с удивлением озирался. Он отделался одной царапиной на щеке.
Какое-то время все молчали, прислушиваясь к себе.
– Выжившие есть? – наконец нарушил тишину Ник.
– Сопля точно в порядке, – глухим голосом откликнулся Воробей. Молли поучаствовала в перекличке болезненным стоном.
– Молли, если можешь ползти, то лучше ползи. Я не знаю, сколько еще смогу провисеть!
Девочка приподняла голову. Ник держался за ветку обеими руками, лицо его раскраснелось от потуг. Дыхание не восстановилось после удара, но девочка героически поползла к стволу. Перемещая ладони лилипутскими движениями, Ник двинулся за ней.
До земли оставалось метров пять. Молли спускалась держась за ствол и переставляя ноги по веткам. Ковер мертвой тряпкой валялся возле корней, рядом были разбросаны все четыре шляпы. Молли оглядела халат. Каким-то чудом ветки не изорвали его, только на животе остались зеленые пятна от листьев. Под ребрами она нащупала болезненный синяк, но кости уцелели, иначе боль наверняка была бы невыносимой.
Когда все благополучно спустились на землю, Ник подобрал ковер, расправил в воздухе и отошел на шаг. Ковер мягко спланировал на землю и затих.
– Теперь ни глаза, ни ковра, – констатировал он. – Спасибо, что хоть живы остались. Это горы на них так влияют?
– Не знаю, – ответила Молли. – Странно все это. Может, мы истратили их последние запасы волшебства? Чуть-чуть оставалось у глаза, чуть-чуть у ковра.
Воробья загадки волшебных предметов сейчас не сильно заботили, он осторожно ощупывал шишку на лбу, спрятал ее под шляпой. Потом еще осторожней потрогал ребра, отвесил Сопле подзатыльник.
– Э-э, – обиделся тот.
– Значит маску будем беречь для особых случаев, – проворчал Воробей, оправив кафтан.
– Ты и маску прихватил? – удивился Ник.
– Не я, а Сопля. Это он в ней на ковер залез.
Путь до пещеры пролегал вверх по крутому склону. Ценой собственной жизни ковер поднял седоков достаточно высоко в гору – туда, где лес начинал редеть. Прошлогодняя листва под ногами вскоре сменилась голыми камнями. Впереди просматривались кривые низкорослые деревца, которые выстраивались все дальше друг от друга. Здесь пришлось взбираться почти на четвереньках, а из цепочки перестроиться в шеренгу, чтобы в лицо не сыпались камни из-под ног впередиидущих. После последнего, начисто лишенного листвы дерева мальчики обернулись на возглас подруги:
– Смотрите, там кто-то ездил!
Наперерез путникам по склону полого поднималась едва осязаемая дорога. Даже не дорога, а две колеи, две тоненькие, как нитки, вмятины на россыпи камней. Сердце девочки радостно встрепенулось, словно один этот факт уже служил счастливым предзнаменованием. Она перегнала остальных, уверенно пошагала туда, угадывая колеи почти интуитивно.
Дорожка привела друзей к высокой стене из оголенных белых глыб. Над головами висело единственное дерево, оно как тугими пальцами вгрызалось в камень серыми корнями, изогнутый саблей ствол тянулся высоко к небу. Под деревом дорожка терялась в сплетениях ежевики. Пройдя вдоль стены до конца, Молли вросла в землю. Глазам открылось углубление в скале, которое она уже видела несколько часов назад. Оттуда на непрошеных гостей холодно смотрел черный зев пещеры.
– Это она! – подтвердил Ник.
Взволнованные друзья сгрудились перед входом. Теперь Молли воочию ощутила дуновение холода из таинственных глубин. До цели осталось сделать шаг, а радостное волнение сменилось нерешительностью. Надежды и сомнения, боровшиеся в душе, сейчас достигли пика, лишили девочку сил и воли. Видя заминку подруги, Ник первым исчез в темном проеме.
– Тут и лампа есть! – эхом долетел его голос.
Внутри заплясали желтые блики. Воробей потянул Соплю на свет, девочка осталась снаружи в одиночестве.
– Молли! – наконец позвал Ник.
– Иду!..
ГЛАВА 23
ПИСЬМО ДРУГУ
Неискушенным глазом было видно, что пещера искуственного происхождения. Стены от пола до потолка были изрыты сколами и щербинами – следами инструментов. Кто-то изрядно потрудился, выдалбливая лаз в скале. А Молли прекрасно помнила, кто способен трудиться без устали день и ночь.
При свете лампы не удавалось определить, насколько глубоко в скалу уходит пещера. Друзья неустанно вертели головами, каждую секунду ожидая увидеть что-нибудь необычное. Но всюду их окружали только голые камни. С трудом верилось, что пещера может быть чьим-то жилищем.
– Там что-то есть! – предостерег Воробей. Его голос эхом унесся в утробу пещеры и вернулся оттуда искореженным, пугающим.
Тоннель впереди делал крутой поворот, а на углу действительно темнело что-то большое, раздутое. Ребята остановились перед двумя громадными бочками. Воробей шагнул к одной, со скрежетом откинул крышку, заглянул внутрь.
– Пусто, – гулким эхом послышалось из бочки.
На каменный пол упала вторая крышка, Воробей встал на цыпочки, заглянул за край, сунул туда руку и вытащил на всеобщее обозрение указательный палец. С пальца свисала желтая, как янтарь, нить.
– Масло! – оповестил он с торжествующим видом, словно продемонстрировал особо удачный фокус.
Сердце Молли стучало в грудь как молот кузнеца. Воробей вытер палец о штанину, крышка вернулась на место. Никто не спросил вслух, зачем понадобилось тащить бочки с маслом так высоко в горы, Ник с лампой молча свернул за угол. Остаток пути слышались только шаги и взволнованное дыхание друзей.
Коридор привел к массивной дубовой двери. У порога даже Ник остановился в нерешительности. Дверь была приоткрыта, в узкой щели таились мрак и тишина, оттуда несло сквозняком со странным чужеродным запахом. Мальчик посмотрел на Молли, та коротко кивнула.
Полукруглая рукоять на двери оставляла впечатление, будто предназначалась не для руки человека, а для лапы медведя. Ник взялся за эту массивную дугу, толкнул. Раздался пронзительный долгий скрип, от которого у всех четверых рассыпались мурашки по коже. Плохой знак, учитывая, что рядом стоит целая бочка масла.
– Есть тут кто-нибудь? – сипло спросил Ник.
Темнота хранила мертвую тишину. Ник осторожно вошел внутрь. Молли как прилипшая льнула к его плечу. Помещение представляло из себя небольшую каморку, неуютную и непригодную для жизни. Как и в самой пещере, пол и стены здесь были из голого камня. В углу были брошены кирка и здоровенный топор, вряд ли кто из мигунов способен орудовать таким. На единственной полке стояла масленка. Ник взвесил ее в руке, чуть наклонил. Из носика пролилась тягучая струйка.
– Почти полная, – прошептал он.
Не выпуская масленки, мальчик повел лампой из стороны в сторону и тут вздрогнул так, как если бы чья-то ладонь неожиданно легла на лампу поверх его руки. У Молли из груди вырвался судорожный вздох. К дальней стене был приставлен массивный стол, а за столом спиной к гостям сидел… железный человек. Спинка стула наполовину скрывала похожее на бочонок тело. Тонкие, собранные из труб руки лежали на столешнице, стальная шляпа в форме конуса нависала над столом, открыв взглядам склоненный затылок. Железный человек не шевелился, но создавалось ощущение, будто он пишет и так поглощен этим занятием, что не услышал гостей. Но мог ли железный человек писать в темноте? Молли обратила внимание на потухшую лампу на стене.
За спиной раздался пораженный вздох Воробья, даже Сопля засопел громче обычного.
– Как, говоришь, его зовут? – одними губами спросил Ник.
– Железный Дровосек, – тихо, не поднимая глаз, ответила Молли.
– Э-э… господин Дровосек… – неуклюже поздоровался он.
Бочкообразная спина не шелохнулась. Ник медленно обошел стул, приблизил лампу к склоненному лицу.
– У него глаза закрыты. Похоже, он нас не слышит.
Молли не сдвинулась с места. До этой секунды она сама не понимала, насколько верила и надеялась на маминого друга. То, что вопреки доводам разума продолжало тлеть и согревать, как последний уголек в печи, в одночасье остыло и погасло. В один миг девочка ощутила себя опустошенной и усталой.
Воробей обошел неподвижную Молли, встал рядом с другом, разглядывая стальной профиль со смесью страха и восхищения. Трубчатые пальцы прижимали к столу письмо, рядом с другой рукой лежала опрокинутая склянка с чернилами. По столешнице растеклось черное пятно, почти не заметное под толстым слоем пыли. Воробей ткнул пальцем в бумагу.
– Тут письмо.
– Вижу, – отозвался Ник. Он отложил масленку, с трудом приподнял неподвижную руку. Шарнир на плече отозвался скрипом, от которого Молли испытала почти физическую боль. Ник встряхнул лист бумаги, лампа утонула в вихре пыли.
– Читай вслух, – попросил Воробей.
Ник какое-то время с удивлением рассматривал каракули. Если первые строчки располагались более-менее ровно, книзу они расползались кто куда, буквы становились все крупней и неуверенней. К концу письма создавалось впечатление, что за перо взялся ребенок, впервые пробующий скопировать содержимое букваря. Рука будто отказывала хозяину.
– «Милый друг Страшила, – наконец начал он, – прости за эти мокрые пятна на бумаге. Знаю, тебе тяжело видеть мои слезы, но сердце мое обливается кровью. Тебе ли не знать, какие настали времена… Лишняя пара слез уже ничего не изменит. Да, мой друг, как ты и предсказывал в письме, тело изменяет мне. Я лишь уповаю на то, что мое многострадальное сердце не утратит чувствительность раньше… раньше, чем ум мой сможет это осознать.
Жаль, что твое письмо я получил слишком поздно. Все произошло в точности, как ты и рассказывал, меня тоже нагло оболгали. Негодяи смели заявить, будто я долгие годы подло эксплуатировал свой народ! Я, который души не чаял в подданных, я, который день и ночь не покладая рук трудился во благо народа и страны! Уверен, все это козни проклятого Ларса Купера. Я допустил большую ошибку, когда много лет назад простил ему воровство. Теперь этот подлец – законно избранный правитель Фиолетовой страны, а я, как какой-нибудь преступник, вынужден прятаться в сырой пещере, такой вредной для моего тела!..
О друг мой, представь себе, как невыносимо было для моего чувствительного сердца видеть ненависть на лицах подданных! Как легко они поверили речам клеветников!.. Но поздно сокрушаться о былом, силы покидают меня, и я не имею права истратить последние, жалуясь на судьбу. Тем более когда, быть может, сообщу тебе нечто важное и полезное.
Еще в бытность свою правителем ты, помнится, разыскивал пропавшую бригаду шахтеров во главе с инженером Руггеусом. Если тебе до сих пор неизвестна их судьба, я могу поделиться кое-какими сведениями.
Несколько верных подданных продолжали навещать меня и после изгнания, привозили масло, смазывали мои ржавеющие конечности, пока я не велел им прекратить посещения. Слишком это опасно и, что уж скрывать, бессмысленно. Один из этих достойнейших людей и рассказал мне историю, как он навещал старого друга в стране жевунов. Вот что он узнал: несколько лет назад в деревушке Алтасте поселился человек, назвавшийся Мораном. Он занял в деревне брошенный дом, вел скрытный образ жизни, с соседями не общался, дел по хозяйству не вел. За несколько лет соседства его ни разу не видели на улице днем. Дом и сейчас выглядит так, будто там никто не живет. Односельчане давно решили бы, что он ушел, если бы иногда, после дождливых ночей, не обнаруживали следы, ведущие к калитке дома. А однажды утром друг моего подданного нашел в грязи медаль. Мой подданный видел ее. Это была твоя медаль, дорогой друг. Медаль за достижения в механике, врученная на имя Руггеуса Грина! Ты подозревал, инженеру стало что-то известно о происходящем, так что, надеюсь, эти сведения пригодятся тебе.
Рука совсем перестает меня слушаться. Не знаю, дойдет ли когда-нибудь это письмо, не знаю даже, сможешь ли прочесть его, или к тому времени тебя постигнет та же участь, что и меня. Однако…» – Ник умолк, повертел лист перед лампой. – Это все.
Он сложил письмо пополам, пристроил его на краю стола. Молли угрюмо молчала. Она хотела и не смела подойти, взглянуть в безжизненное лицо того, о ком столько слышала, о ком читала все детство. Зато Воробей кружил вокруг Дровосека не стесняясь, заглядывал под каждый винтик, с восхищением постукивал костяшками по пустотелому корпусу. Тот отзывался гулким эхом.
– Жаль, что он умер, – наконец изрек мальчишка, – с таким здоровяком мы бы ничего не боялись!
Ник громко шикнул на него, постучал пальцем по виску.
– Чего я такого сказал-то? – не понял Воробей. – Так по нему не видно, что ли?
– Да помолчишь ты, нет?
Но было поздно, роковое слово было произнесено. Молли почувствовала, что в глазах начали закипать слезы, смахнула кулаком выступившую каплю.
– Надо его смазать, – упрямо заявила она. Еще раз провела кулаком по лицу и оглядела всех с вызовом, всем видом давая понять, что если они не согласятся, она останется тут одна и доведет дело до конца.
– Конечно, – согласился Ник таким тоном, будто именно этим и собирался заняться. – Вот это видела?
Он взвесил в руке полную масленку. Воробей закатил глаза и отошел в сторону, мол, делайте-ка сами бессмысленную работу. Однако, как только работа закипела, был уже тут как тут, сам взялся раскачивать каждый палец, запястье, предплечье, пока Ник поливал масло на шарниры. Не каждый сможет похвастать, что прикасался к стальному правителю.
С большим трудом вчетвером они развернули стул, чтобы добраться до коленей. Молли нашла промасленную тряпку, принялась бережно оттирать рыжие дорожки, бегущие от глаз до подбородка. Дело нашлось даже для Сопли, ему поручили отскабливать ржавчину с внутренней стороны колпака.
Воробей нащупал на груди какую-то выемку, подцепил ногтем. С пронзительным скрежетом в области сердца открылась квадратная дверца. Мальчик заглянул туда, сунул руку. Наружу вылезла розовая подушка в форме сердца.
– Это еще что за ерунда такая? – недоуменно спросил он и бросил находку через плечо в угол комнаты.
– Нет! Что ты делаешь? – воскликнула Молли и опрометью кинулась в угол. – Это же его сердце!
Воробей с удивлением воззрился на Ника. Тот пожал плечами и капнул масла на петли дверцы. Молли бережно отряхнула тряпичное сердце, вернула на место. Дверцу тем же манером раскачивали, поливали маслом, пока не перестала скрипеть.
Вся работа отняла не меньше часа. Потом Молли тряпкой вытерла масляные потеки, водрузила колпак на голову. Ребята молча наблюдали, как она неестественно долго, стараясь ни на кого не смотреть, укладывает грязную тряпку в несколько слоев. Дровосек теперь выглядел еще более безжизненным: руки как плети висели вдоль тела, голова была опущена на грудь, ноги в железных ботинках вытянуты во всю длину.
Никто не знал, что теперь говорить и что делать. Складывать тряпку бесконечно было невозможно, Молли отложила ее на краешек стола, отступила на шаг и так и застыла, продолжая поедать тряпку взглядом.
Когда пауза стала невыносимой, Ник негромко кашлянул в кулак:
– Молли, надо идти, мы сделали все, что могли.
Вместо ответа девочка шагнула к стулу, обняла маминого, а теперь и своего друга.
– Я спасу тебя, – шепнула она в железное ухо, – и Страшилу. И всех-всех.
Деликатно отвернувшись, Ник вытолкал друзей из комнаты и сам исчез за ними.
ГЛАВА 24
ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР
На коротком совещании было решено спуститься к постоялому двору, виденному с ковра. Украденных в городе денег должно было хватить на ночлег и на скромный ужин. А утром, хорошенько выспавшись и отдохнув, можно будет отправиться на рудники.
Письмо Дровосека Молли взяла с собой, вдруг удастся передать адресату. По пути она время от времени запускала руку под халат, пощупывала письмо в кармане платья, будто некий источник душевных сил. В какой-то момент пальцы наткнулись на маленький кожаный сверток. Как вспышка молнии ее пронзило озарение – донесение Страшиле! Вот почему имя инженера показалось смутно знакомым, она уже видела его подпись!
Девочка поспешно выудила сверток, вынула бумажную трубочку, протянула развернутую полоску Нику.
– Прочитай.
– Что это? – Ник взял бумагу, прищурился, разглядывая мелкий шрифт, зачитал вслух:
«Страшиле Трижды Премудрому. Все инструменты взбесились и сбежали, покалечив рабочих. Шахту затопило. Работы в Западной пещере прекращаем. Гл. Инженер Руггеус».
– А! – воскликнул Верзила. – Тот самый инженер! Откуда это у тебя?
– Нашла в карцере на одной из мышей. Она так и не доставила донесение.
– А! – снова повторил он. – Интересно. И… что?
Молли смутилась. Действительно, что им дает это донесение кроме знакомого имени?
– Надо будет его найти, – промолвила она.
Ник помог подруге соскользнуть с валуна, следом лихо сиганул Воробей. Соплю спускали под мышки вдвоем.
– Найдем, – невозмутимо кивнул Ник. – Этим и займемся, когда переправим родителей в долину Марранов.
– В долину Марранов?
– Там они будут в безопасности, Марраны не выдают беглецов. Поживут какое-то время, пока мы не вернемся за ними.
На дорогу друзья вышли уже затемно. Постоялый двор угадывался издалека по огням за оградой и по зеленоватому свечению у ворот. Ник поднял руку, призывая остановиться. Уставшие друзья даже не заметили, налетели друг на друга.
– Шестилапый, – объяснился виновник столкновения.
Воробей выглянул из-за спины Молли.
– Точно. Патруль?
– Не знаю, на всякий случай обойдем сзади.
На заднем дворе уличные фонари отсутствовали. Друзья в темноте перелезли через забор, прокрались между хозяйственными постройками. Из окон на первом этаже лился тусклый свет. Ник с Молли привстали на цыпочки возле ближайшего. В просторном зале царила полутьма, на стенах метались причудливые тени. Столы с лавками пустовали, только за одним ужинали запоздалые постояльцы. Такие же высокие и бледнолицые как те, кто сопровождал сундуки с изумрудами. За прилавком толстый хозяин в фартуке протирал тарелку и сонно позевывал.
– Ну что там? Что там? – нетерпеливо топтался за спинами низкорослый Воробей.
– Это не патруль, – успокоил Верзила, – это рудокопы. Вижу у одного плеть. Надсмотрщики. Достань из рюкзака маску.
Вместо того, чтобы потянуться к рюкзаку, Воробей отступил на шаг, спросил удивленно:
– Хочешь потратить последнее волшебство на такую ерунду?
– Может и не последнее, мы же не знаем. А дети без взрослых ночью в подобном месте точно вызовут подозрения.
Воробей нехотя, бурча что-то под нос, достал маску. Ник подергал резинку, задумался.
– Надо кого-то такого, кто точно не мог здесь бывать, кого местные никогда не видели.
– Давай Билля, – с энтузиазмом предложил Воробей.
– И как ты себе это представляешь? У меня голова будет вдвое шире плеч!
Еще чуть поразмыслив, он натянул резинку на затылок, маска повисла на лице. Молли во второй раз наблюдала, как телесного цвета материал начал подтягиваться к коже и искажать черты хозяина. Через секунду перед друзьями возникло коричневое, как перепрелая груша, лицо старика. Видимо узнав физиономию, Воробей прыснул, а Молли, едва взглянув на перевоплощение, вдруг окаменела. Она открыла рот, но не сумела вымолвить ни слова. Из-под шляпы Верзилы на нее смотрело лицо старика Рольфа. Того самого, с фермы «Кукурузный рай», над которым она подшучивала все детство. В другой жизни, дома, в Канзасе…
Ник надвинул шляпу поглубже, чтобы скрыть не по-стариковски густую шевелюру, пожевал беззубым ртом, удивительно точно копируя манеру старого Рольфа – того и гляди, сейчас выплюнет кукурузное зернышко. Потом сгорбил плечи и проговорил скрипучим, до боли знакомым голосом:
– Вперед, я захожу первым, вы – за мной. Если что, обращайтесь ко мне «дедушка».
– Один в один! – с восхищением признал Воробей.
Ник самодовольно ухмыльнулся сморщенными губами, развернулся и тронулся в обход здания, старчески шаркая ногами. Молли наконец вышла из оцепенения, схватила его за руку.
– Где ты видел это лицо? – воскликнула она неблагоразумно громко.
Ошарашенный, Ник остановился.
– Ты чего? Хочешь, чтобы нас услышали?
– Этот старик, где ты его видел? – повторила девочка ничуть не тише.
Ник недоуменно переглянулся с Воробьем.
– На ярмарке в Гиларе, мы у него иногда кукурузу… одалживаем. А что, ты его знаешь?
Молли проигнорировала вопрос, бешено помотала головой.
– Это невозможно, вы не могли…
Она осеклась, вспомнив, что ребята до сих пор знать не знают про Большой мир. Верзила неверно истолковал ее молчание.
– Да мы совсем по чуть-чуть. У старика этой кукурузы куры не клюют, он и не замечал. Ну что, можем идти дальше?
Немного помолчав, Молли кивнула. Мысли в голове бурлили как в кипящем котле. Она столько грезила о Волшебном мире, а сумасшедший Рольф по соседству давно знал о его существовании? Быть того не может! Однако еще невероятней выглядела мысль, что в Канзасе и в Волшебном мире существуют два совершенно одинаковых человека и оба занимаются кукурузой. Получается, старому Рольфу известен некий проход, которым он регулярно пользуется. Теперь понятно, куда пропадала вся его кукуруза.
– Когда вернемся в страну жевунов, отведешь меня к нему? – горячо зашептала Молли.
– Ладно, если хочешь. – Ник остановился на освещенном крыльце. – Готовы? Тогда заходим. – И толкнул дверь.
Головы всех присутствующих как по команде оборотились к вошедшим. Рудник живет своим распорядком, к ночным посетителям тут не привыкли. В полной тишине друзья двинулись через зал, выбирая стол. Под пристальными взглядами шаркающая походка Ника стала сбивчивой, неуверенной. Полотенце в руках хозяина двигалось до неприличия медленно, он делал вид, будто всецело занят посудой, но каждый чувствовал, что из-под полуопущенных век его тщательно прощупывают. До ближайшей деревни десяток верст, да и там хозяин наверняка знал всех. Во двор никакой экипаж не въезжал. Откуда и куда ночью пешком ведет детей старик, который сам на ладан дышит? Ник покусывал губу от досады, почему эти вопросы не пришли в голову минуту назад? Теперь отступать было поздно.
Выяснилось, что из окна они видели не всех посетителей. В темной углу за столом сидела сгорбленная фигурка в розовом балахоне с капюшоном. Хозяин весь вечер с неудовольствием поглядывал в этот угол и готов был поклясться, что фигурка ни разу не шевельнулась, не издала ни звука. Однако, как только вошли ночные посетители, голова ее встрепенулась, капюшон чуть повернулся. В отблесках света Молли успела разглядеть подбородок и губы древней старухи. И сразу голова снова упала на грудь, словно старуху без конца одолевала дремота.
Кряхтя и покашливая, Ник уселся за самый дальний от рудокопов стол, «внучата» приземлились рядом. Хозяин продолжал делать вид, будто занят посудой, и подходить к гостям не спешил. Рудокопы быстро потеряли интерес к пришельцам, на их стол со стуком упал стеклянный камень. Послышался звук отодвигаемых лавок.
– Подай нам завтрак пораньше, – велел один из них, – завтра новая партия рабочих придет.
Хозяин отмахнулся:
– Знаю уже, слышал.
Когда один из рудокопов вышел на улицу, а другой поднялся на второй этаж, Ник с лицом старого Рольфа вздохнул с явным облегчением. Хозяин закинул полотенце на плечо, неторопливо проследовал к опустевшему столу. Стеклянный камень утонул в безразмерном кармане, хозяин собрал посуду, вернулся к прилавку и, как ни в чем не бывало, продолжил тереть тарелки полотенцем. На посетителей он теперь даже не смотрел, словно напрочь про них забыл.
У Молли в голове не укладывалось, как может так себя вести торговец. Разве ему не нужны деньги? Лицо старого Рольфа тоже выглядело растерянным.
– Чего это он? – шепотом спросил Воробей.
Ник пожал плечами. Когда слушать скрип полотенца о тарелки стало выше его сил, Верзила пожевал губами на манер старого Рольфа, прокашлялся и спросил громко:
– А что, есть ли у вас свободные комнаты?
Полотенце на миг замерло, затем поползло еще медленней прежнего.
– Кажется, что-то оставалось, – наконец произнес он так, будто комнат у него на втором этаже сотни, сразу и не упомнишь. – Двух хватит?
– Вполне, – кивнул Ник удовлетворенно.
Снова пространство заполонил скрип полотенца, в продолжение которого хозяин всячески избегал столкнуться взглядом с постояльцами.
– Желаете на одну ночь? – через какое-то время уточнил он.
– На одну.
Дети уже начинали ерзать и нервничать, неужели тут ко всем чужакам относятся с таким недоверием? Спустя бесконечно долгое время тарелка все же опустилась на прилавок. Хозяин неохотно подошел к гостям, этим же полотенцем небрежно смахнул крошки со стола. Желая прояснить ситуацию, Ник рискнул спросить в лоб:
– Путешественники бывают тут редко, да?
– Нечасто, – нехотя признал хозяин, делая вид, что не смотрит на собеседника только потому, что заметил грязное пятно на полотенце. – Желаете что-нибудь на ужин?
– Хлеба и сыра, – не раздумывая брякнул Ник.
Толстяк наконец поднял глаза.
– И все?
– Каждому, – добавил Ник.
Хозяин вновь вернулся к разглядыванию полотенца, принялся оттирать пятно.
– Желаете что-нибудь из напитков?
– Воды.
– Каждому? – не без сарказма уточнил он.
– Пожалуй.
Полотенце взлетело на круглое плечо, хозяин вразвалочку направился к двери в кухню.
– Ждите, – бросил на ходу.
Ник крикнул вдогонку:
– И конфетку моей внучке Теодоре, если найдется.
– Поищем, – буркнул тот в ответ.
Молли не смогла сдержать улыбки, хоть и не разделяла проснувшийся задор друга. Ее не покидало безотчетное чувство тревоги.
Едва дверь за хозяином закрылась, в углу, где дремала старушка, послышался шорох одежды. Мальчишки не обратили внимания – какую угрозу могла представлять старуха? Но Молли краем глаза стала наблюдать за ней.
Скрючившись так, будто у нее свело живот, старуха проковыляла к выходу, взялась за ручку и помедлила, словно собираясь с силами. Розовый капюшон повернулся к переговаривающимся шепотом друзьям. У Молли по спине пробежал холодок, она готова была поклясться, что глаза в тени капюшона посмотрели прямо на нее. А в следующий миг она точно также готова была поклясться, что голова старухи кивнула ей на дверь.
– Видели? – возбужденно прошептала Молли, как только странная старуха исчезла. Ник с Воробьем умолкли.
– Что видели?
– Эта старушка! Кажется, она позвала меня. Она кивнула на дверь.
– Эта старуха? – с сомнением переспросил Воробей. – Да ты ее видела? У нее, наверное, от старости голова трясется.
Молли невольно отметила, что мальчишка хотя бы перестал делать вид, будто обращаться к ней напрямую ниже его достоинства.
– Я пойду проверю, – заявила она, вставая.
– Я с тобой, – вызвался голос старого Рольфа.
– Я не останусь с этим толстяком, – встревожился Воробей, – я тоже иду.
Сопля, разумеется, потянулся за остальными.
Сгорбленная фигурка старушки сидела на лавке возле забора и, как показалось, опять дремала. Друзья сделали вид, будто направляются к воротам, а сами во все глаза таращились на затихшую фигуру. Молли уже не была так уверена, что ей не привиделось, со смущением представила, как ее поднимут на смех, если прогуляются до ворот и ни с чем вернутся обратно. Но как только девочка поравнялась с фонарем у въезда, старуха тяжело подняла голову и произнесла дребезжащим, как телега на ухабах, голосом:
– Я ждала вас.
Друзья замерли, сбившись в кучу, как стайка напуганных ягнят.
– Вы нас ждали? – тупо переспросил Ник.
– Не вас, – поправилась старуха. Ей тяжело было говорить, после каждого слова требовалась пауза, чтобы отдышаться. Ее рука медленно, будто к ней была привязана гиря, поднялась, из рукава выглянул сухой, с раздутыми суставами палец. Палец нацелился на Молли. – Ее.
Молли невольно отступила.
– Меня?
– Подойди, – вместо ответа поманила старуха. – У меня кое-что… есть… для тебя. – Так же медленно старуха расстегнула одну пуговицу, полезла рукой за пазуху. – Это поможет.
Молли неуверенно посмотрела на Ника, тот подтолкнул ее локтем.
– Иди.
– Вы меня знаете? – спросила девочка, с опаской подбираясь к лавке.
– Я читала… о тебе.
Ответ еще больше озадачил девочку. Где эта бабушка могла читать про нее, если сама Молли совсем недавно попала в Волшебный мир?
– Кто вы? – наконец решилась она спросить.
– Меня зовут… Стелла.
Молли испытала такое чувство, будто где-то вдалеке зажглась искра, которая моментально разрослась и взорвалась озарением. Она вспомнила и ужаснулась. Стелла – это фея Розовой страны, фея, знающая секрет вечной молодости. А на лавке сидела глубочайшая старуха.
– Вы фея? – спросила Молли голосом тихим от потрясения.
Старуха кивнула, продолжая шарить за пазухой. Когда Молли остановилась перед ней, из-под розового ворота вылез сверток размером с чайное блюдце. Дрожащей рукой старуха протянула сверток, и Молли вновь ужаснулась, глядя на иссохшие пальцы, увитые толстыми, как червяки, венами.
– Это поможет, – повторила старуха.
Трое мальчишек подошли ближе, с любопытством разглядывая подарок. Сверток зашуршал в руках Молли.
– Э, она пропала! – вдруг произнес Сопля, указывая на лавку.
Молли подняла глаза от свертка. На лавке вместо старухи лежал скомканный балахон, под откинутым капюшоном возвышался холмик не то песка, не то золы. Воробей обалдело поскреб шевелюру:
– Ниче се!
– Она что, рассыпалась? – в тон ему отозвался Верзила.
А Молли восприняла исчезновение со странным спокойствием, удивившим ее саму. Она испытала только тихую грусть, какую испытываешь, когда происходит неизбежное. Конечно, какая еще судьба ждала Стеллу, если волшебство ушло…Что-то ей подсказывало, фея держалась из последних сил ради этой встречи.
– Ты ее знала? – спросил Ник.
Молли ответила рассеянно:
– Это была фея, которая знала секрет вечной молодости.
– Тогда это была худшая фея на свете, – пробормотал Воробей. – Я бы не хотел завладеть ее секретом!
– Помолчи лучше, дурак! – накинулась на него девочка. – Ты даже не понимаешь, о чем говоришь!
Воробей шарахнулся от нее как от прокаженной, хотел было что-то сказать, но, наткнувшись на взгляд Ника, смолчал, лишь покрутил пальцем у виска. Верзила нетерпеливо кивнул на сверток.
– Что там?
Бумага снова зашуршала в руках Молли. Когда из складок показалось содержимое, лицо Ника разочарованно вытянулось. Старуха передала самую обыкновенную фляжку. Воробей только хмыкнул, еще бы что-то ценное передала сумасшедшая старуха сумасшедшей девчонке.
– Открой, что там внутри? – не терял надежды Ник.
Вдруг задрожавшей рукой Молли медленно отвинтила крышку. Точно такую же флягу она уже видела недавно. У Страшилы…
Несколько прозрачных капель упало на ладонь девочки, она коснулась их кончиком языка и подняла сияющие глаза на Верзилу.
– Вода!
Лицо Ника вытянулось еще больше.
– Вода? Она думала, мы умираем от жажды?
Воробей торжествовал. Молли бешено замотала головой.
– Не просто вода, это волшебная вода!
Сама девочка ни секунды в этом не сомневалась, не могла фея ждать ее из Большого мира, чтобы вручить обыкновенную воду. А уж как ее использовать Молли видела. Вопрос лишь, оживит ли вода того, кто давно потерял силу. Но раз Стелла не единожды повторила, что это поможет, какие у нее основания сомневаться?
– И в чем ее сила? – с сомнением спросил Ник.
Молли смотрела на друга с сияющей улыбкой.
– Завтра мы вернемся в пещеру и попробуем оживить Железного Дровосека!
– Хочешь влить ее в человека из железа? В человека, который не переносит воды?
Молли радостно рассмеялась, представив, как нелепо это звучит.
– Именно так мы и сделаем! – И со смехом бросилась к крыльцу постоялого двора.
За дверью веселье улетучилось. Хозяин стоял возле их стола с подносом и глядел на вошедших с подозрением. Ник, вбежавший сразу за подругой, запоздало спохватился, сгорбился, шаркающей походкой потянулся к лавке.
– Выходили подышать свежим воздухом, – пояснил он, с кряхтением усаживаясь на место.
– Ясно, – коротко буркнул тот. Поднос небрежно приземлился на стол, хозяин вернулся за прилавок, бессменное полотенце принялось натирать дно деревянной кружки. Оголодавшие друзья взялись за черствый хлеб и начинающий плесневеть сыр. Не успел поднос опустеть, хозяин снова подошел и бросил на стол ключи с нацарапанными на бирках номерами 7 и 9.
– Ваши комнаты.
– Благодарю, – кивнул Ник. Затем полез в карман, протянул две полумеры. – Этого хватит?
Взгляд, брошенный хозяином на ладонь с камнями, был быстрым, как всполох мышиного хвоста, и тут же его вновь заинтересовали пятна на полотенце.
– Более чем, – сказал он и не глядя забрал плату.
Молли сидела как вбитый в лавку гвоздь и с ужасом смотрела на ладонь друга.
– Твои руки, – прошептала она.
Ник проследил за ее взглядом и сам похолодел. Кожа на руках была кожей подростка, никак не глубокого старика. Он быстро убрал руку под стол, с тревогой зыркнул на хозяина.
– Он видел?
Молли медленно кивнула.
– Уверена? Он не выглядел удивленным. Почему он не выглядел удивленным?
Лицо старого Рольфа закусило губу. Мальчик лихорадочно соображал, то и дело косясь на безучастного с виду толстяка. Вдруг спина его распрямилась, стряхнув старческую сутулость, взгляд прилип к откушенному ломтю сыра.
– Второй рудокоп, – пробормотал Ник, – куда он ушел?
– Чего? – растерялся Воробей. – А мы-то откуда знаем?
Ник разъяснил шепотом:
– Один из них сказал: «Подай нам завтрак пораньше». Нам! А потом второй встал и вышел. Куда? Прогуляться перед сном?
На сей раз озарило Воробья:
– Шестилапый пропал! За воротами не было зеленого света!
Молли не знала, способна ли волшебная маска менять цвета, но ей показалось, что коричневое лицо Рольфа побледнело.
– И что это значит? – спросила она.
– Это значит, что нам надо убираться отсюда. Как можно быстрее. – Ник откашлялся, встал из-за стола и заговорил громко: – Спасибо вам за сытный ужин и за гостеприимство, но, кажется, наши планы немного изменились…
Полотенце остановилось.
– Изменились? – настороженно переспросил хозяин.
– Да, – как можно небрежней отмахнулся Ник. – Видите ли, мы и так опаздывали и решили, что ночная прогулка нам не повредит.
– Но комнаты уже готовы.
– Да, – повторил Ник, начиная пятиться к выходу. Остальные тоже повылазили из-за стола. – Жаль, что доставили вам лишние хлопоты. За причиненные неудобства можете оставить плату себе.
Хозяин отложил кружку, стал бочком протискиваться в зал.
– Я верну вам хотя бы половину.
– Нет-нет, что вы, – замахал руками Ник, – не стоит беспокоиться.
– И все же я настаиваю, – произнес толстяк вкрадчиво. Приближаясь, он чем-то напоминал упитанного кота, крадущегося к добыче.
– Опасно ночью разгуливать в горах, – вдруг раздался в помещении третий голос. На лестнице показался тот самый рудокоп, который якобы отправился спать. За его спиной мелькали еще двое незнакомых. – Немудрено заблудиться или встретить дикого зверя.
Ник натянуто рассмеялся, продолжая пятиться.
– Я старый путешественник и не раз сталкивался с обеими напастями. Мы сумеем за себя постоять.
У Молли подкосились коленки от страха, она явственно услышала, как в голосе старого Рольфа начали проскальзывать высокие нотки подростка. Рудокопы вслед за хозяином медленно подвигались к гостям. Первый рудокоп притворно улыбнулся:
– Ни секунды в этом не сомневаемся. Но с вами дети, было бы легкомысленно…
Он осекся, удивленно заморгал. Ник почуял неладное, лапнул себя за лицо. Уголок маски сползал со лба, как плохо проклеенная полоска обоев. С минуту в помещении висела гробовая тишина, взрослые пялились на детей, а дети – на взрослых.
– Бежим! – гаркнул Ник.
Впечатление было такое, что команду он отдал всем присутствующим, все сорвались с места одновременно. Ник с Молли вылетели за порог благополучно, только Сопля, которого тянул за руку Воробей, замешкался в дверях. На его плече сомкнулись пальцы рудокопа. С воплем страха Воробей швырнул ему в лицо недоеденный кусок сыра. Тот отшатнулся, инстинктивно закрылся руками. Воробей выдернул освобожденного Соплю на крыльцо.
ГЛАВА 25
ЖЕЛЕЗНЫЙ ДРОВОСЕК
– Ведь они сразу, как только мы вошли, решили задержать нас, – задыхаясь на бегу, рассуждала Молли. – Почему? Что мы им сделали?
Крики преследователей отставали, но среди деревьев еще мелькал факел одного из рудокопов.
– Сразу раскусили меня, – уверенно сказал Ник. – И хотели передать полицейским. Дети, использующие волшебство, это вообще нечто невероятное. У нас о таких случаях докладывают прямиком начальнику стражи. Откуда у ребенка волшебный предмет? Украл, разумеется. Зря мы туда сунулись, теперь точно полиция на уши встанет.
– Еще и маска потеряла силу, – проворчал Воробей, – а я ведь предупреждал.
– Тебе бы только ворчать, – укорила Молли. – Почему ты вечно недоволен?
Уязвленный, Воробей подтянул Соплю и демонстративно поменялся с ним местами, став замыкающим.
Крики стихли вдали. Ребята карабкались по склону до середины ночи, и только тогда решились устроиться на ночлег – попали, обессилевшие, кто как стоял, и уснули без задних ног, не рискнув развести костер. А раньше, чем рассвело, проснулись, дрожа от холода, и продолжили путь.
Когда из-за хребтов выглянуло солнце, над лесом пронеслась пара драконов. Теперь уже не приходилось сомневаться, с какой целью. Драконы до полудня кружили над самыми верхушками деревьев, ребята прятались в кустах при каждом их приближении, а потом продолжали пробираться там, где сквозь кроны не проглядывало небо. Ник был уверен, по лесу уже рыщут полицейские, останавливаться было нельзя.
Главная трудность поджидала впереди. Драконы чаще всего маячили там, где лес начинал редеть, где путники оказывались как на ладони. До полудня друзья как мышки в норке пересидели в дупле ветвистого дерева. Нетрудно было догадаться, что так они и будут летать, пока цепь полицейских не вскарабкается до каменистых россыпей. Но когда Верзила в очередной раз выглянул вслед пронесшимся хвостам, то успел заметить, как драконы вдруг развернулись и устремились в сторону равнин.
– Они улетают! – сообщил мальчик с нескрываемой радостью.
Воробей высунул голову из дупла.
– Все, поиски закончены?
– Смотри как удирают. Похоже, что-то их спугнуло.
Его предположение оказалось пророческим. Над горами разнесся резкий орлиный клекот, вслед за которым из-за хребта появилась птица. Молли вылезла наружу и неотрывно следила за царственным полетом. Раскинув крылья, орел, казалось, неподвижно завис в воздухе. Лишь удаляющийся хребет указывал на огромную скорость.
– Хочешь сказать, их напугала какая-то птица? – с сомнением спросил Воробей.
– Это не просто птица, – возразила Молли завороженно, – это гигантский орел!
Воробей скептически скривился.
– Не очень-то похож на гигантского.
Орел не собирался разубеждать мальчишку, его силуэт размером с обычную птицу накренился и устремился в ту же сторону, что и драконы.
– Будем надеяться, что гигантский, – злорадно ухмыльнулся Верзила, – тогда у этих патрульных большие неприятности!
Такой удачей грех было не воспользоваться, друзья поспешно ринулись вверх по каменистому склону. Сколько Молли ни напрягала глаз, вчерашняя дорожка словно испарилась. Если бы Ник не заметил вдалеке знакомое скальное оголение с торчащим деревом, решили бы, что вышли не туда. Но даже приближаясь к одинокому дереву, они время от времени наталкивались на свои вчерашние следы, а дороги как не бывало.
– Ничего не понимаю, – бормотал Ник, – привиделась она нам, что ли?
– Это Стелла нас привела, – негромко озвучила догадку Молли.
На сей раз даже Верзила с неловкостью кашлянул в кулак. Они с Воробьем переглянулись, но смолчали. У входа в пещеру девочка вытащила из кармана флягу, решительно шагнула внутрь.
Дровосек восседал на стуле в той же позе, в какой его оставили. Стальные ноги были вытянуты, как у натруженного за день работника. Совместными силами Ник и Молли открыли ему рот, дрожащими от волнения пальцами девочка открыла фляжку, приблизила горлышко к ровному ряду зубов. Слышно было, как струйка воды потекла в пустую утробу. Друзья отступили на несколько шагов и стали ждать. Даже Воробей, скептически настроенный к старухе и ее подарку, жадно пожирал глазами неподвижное существо.
От первого, еле слышного скрипа все подскочили так, будто сдвинулись каменные стены пещеры. Металлическая коленка чуть вздрогнула, подтянулась к стулу. Размером с пятилитровую канистру голова встрепенулась, медленно поползла в сторону стола. Ожившая рука приподнялась и взялась за опрокинутую чернильницу.
– О нет, это была последняя склянка, – вдруг прокатился под сводами гулкий, как из бочонка, голос, – опять все моя неловкость. Что же теперь делать?
У мальчиков от корней волос до пяток по всей коже рассыпались иголки, это чувство было сродни священному трепету. Сопля растерянно моргнул и так и замер с пальцем в носу. Молли зажала рот ладонями и не смела выдохнуть.
Вторая нога дровосека подтянулась к первой, с легким скрипом корпус его повернулся к гостям спиной.
– Куда я дел письмо? – послышалось недоуменное. – Странно. – Ножки стула шумно заскребли по камням, Дровосек сунул голову под стол, осмотрелся там. – Ничего не понимаю…
– Оно у меня, – обронила Молли, не отнимая рук ото рта.
Дровосек вздрогнул от неожиданности, ударился головой так, что стол подпрыгнул. Железная шляпа съехала на глаза. Он неуклюже выбрался из-под столешницы, поправил колпак, удивленный взгляд остановился на гостях.
– Ох, детишки… Как вы сюда попали?
– Мы… э… – начал было Ник и умолк, не зная что сказать. Но железному человеку, похоже, не нужен был ответ.
– Подождите, тут от моих подданных оставалось печенье, сейчас я вас угощу.
Он поспешно, словно каждая секунда детского ожидания была для него пыткой, выдвинул ящик стола, достал оттуда деревянную доску. На доске лежало несколько сморщенных почерневших кругляшков. Каждый из них был укрыт густой шубой из зеленой плесени.
– Угощайтесь, тут каждому хватит.
– М-м… спасибо, – промямлил Ник, – мы не голодны.
Сопля сделал было шаг навстречу лакомству, но Ник схватил его за руку. Дровосек озадаченно посмотрел на доску.
– Ничего не понимаю… Когда мне их принесли? – Расстроенный, он убрал печенье на место. – Может быть тогда хотите, чтобы я вас покатал на плечах?
Сопля снова подался вперед, Ник оттащил его на два шага. Глядя на ожившего друга мамы сияющими глазами, Молли помотала головой.
– Мы пришли не за этим.
– Нет? Зачем же? – Дровосек изучающе поглядел на собеседницу. – А мы с тобой уже виделись, верно? Никак не припомню где. Только чувствую, что сердце начинает биться чаще. Оно у меня, знаете, чутко к таким, никогда не обманывает. – Дровосек сдвинул колпак, зачем-то почесал макушку, задумчиво посмотрел в потолок. – Кого же ты мне напоминаешь?
– Может, Элли? – недвусмысленно намекнула Молли.
При одном упоминании этого имени глаза Дровосека заволокло туманом.
– О Элли… Знали бы вы, детишки, сколько это имя значит для меня… Садитесь поудобней, я расскажу вам о наших с ней приключениях.
Дровосек явно был уверен, что про фею, убившую Гингему и Бастинду, в Волшебном мире до сих пор знают все, и ничуть не удивился, услышав о ней от незнакомцев.
– Я знаю о ваших приключениях все, – скромно призналась Молли, – потому что Элли – моя мама.
Дровосек резко повернул громадную голову.
– Что ты говоришь? Элли? Наша Элли – твоя мама?
Молли с улыбкой кивнула. Дровосек подался вперед, все его крупное тело задрожало от волнения, отчего шарниры начали нестройно поскрипывать.
– Ну конечно, как я сразу не догадался, – протянул он, вперившись взглядом в лицо девочки, – мое сердце, оно же чуяло… Те самые глаза…
Он вдруг порывисто вскочил на ноги, решительным шагом ринулся на гостей. Ребята в ужасе шарахнулись в стороны, одно неосторожное движение гиганта могло размазать любого из них по стенке. На месте осталась только Молли. Металлические руки сомкнулись у нее на спине, девочка взлетела в воздух с радостным визгом, но тут же осеклась. Гигант и правда не умел рассчитывать силы, его объятия могли выжать воду из ствола дуба.
– Я так давно не получал хороших вестей! Какое утешение для моего истерзанного сердца! Уверен, мы станем настоящими друзьями, ничуть не хуже, чем с самой Элли!.. Видел бы нас сейчас Страшила…
На уровне живота Молли раздался утробный всхлип.
– Неси масленку, – прохрипела Молли Нику.
– Нет-нет, я справлюсь, – запротестовал Дровосек. Он поставил девочку на пол. – Как тебя зовут?
– Молли.
– Молли… – эхом повторил гигант. – Это почти как Элли…
Он отвернулся, и как ни силился подавить наплыв чувств, дети вновь услышали всхлип. Ник уже подкрадывался сбоку с масленкой. Когда лицо гиганта оборотилось к гостям, по щеке его предательски скатывалась слеза размером с горошину. Слеза добралась до челюсти и исчезла среди зубов. Следом тут же исчезла капля масла.
– О, благодарю, – с чувством сказал Дровосек. – Простите меня за это. – Он шагнул к Молли. – Расскажи, как жила все эти годы наша Элли, как Тотошка? Они тоже скучали по нам? Ну конечно скучали, о чем я спрашиваю! Расскажи скорее, все ли у них хорошо?
Молли помедлила, размышляя. Ее друзья до сих пор не знают ничего ни о ней, ни о Большом мире, но рано или поздно узнают от Железного Дровосека. Похоже, пришло время раскрыть тайну.
И она начала рассказ. Начала с мамы, как и хотел гигант. Про то, как мама стала учительницей, как учила саму Молли, про ее книгу о Волшебном мире. О смерти Тотошки девочка решила умолчать, чтобы избежать потоков слез. Упомянула лишь то время, когда пес был полон сил и энергии, когда бегал за воронами и гонял соседских собак.
– О Тотошка! – воскликнул Дровосек с шутливой укоризной. – Он ничуть не меняется!
Рассказала Молли и про то, как мама скрывала существование Волшебного мира, чем повергла Дровосека в глубочайшее уныние. Рассказала про собственные попытки найти сюда проход. Когда речь зашла о первой встрече со Страшилой, Дровосек подался вперед с пылающим взором.
– Ты его видела? Когда это было? С ним все в порядке?
Любопытство Дровосека было тут же удовлетворено, он из первых уст узнал историю посещения Страшилой дома Элли. Не забыла Молли упомянуть и волшебную воду, поддерживающую жизнь соломенного существа.
Мальчишки слушали подругу разинув рты.
– Вот откуда ты столько всего знаешь! – невольно вырвалось у Ника. Видимо, кое-какие подозрения иногда возникали в его голове, но мальчик держал их при себе.
Краснея от стыда, Молли призналась, как оставила Страшилу без возможности вернуться, надев серебряные башмачки. Дальше последовала история ее приключений уже в Волшебном мире. Воробей посмотрел на девочку с невольным уважением, когда услышал, как она сперва разворотила сад Гуффало Бинга, а после разъезжала по ярмарке на крыше его экипажа.
С того места, где гостья из другого мира встретила будущих друзей, мальчишки знали историю не хуже ее, но все равно слушали, боясь упустить хоть слово. Теперь те события виделись совсем в ином свете, и собственная роль в них тоже выглядела по-другому. Ник смущенно почесал затылок, когда речь зашла о потере башмачков, словно чувствовал в этом часть своей вины.
Нынешнее положение жевунов привело Дровосека в полное смятение, он то расхаживал в гневе, поскрипывая шарнирами, то падал на стул и подолгу сидел без движения, обхватив голову. Ник и Воробей с готовностью подливали масла в огонь. О положении в Голубой стране они знали куда больше Молли и наперебой бросились рассказывать о произволе богачей, о нищете и запуганности простых жевунов. Ребят будто прорвало, наконец-то нашлись уши, которым можно излить наболевшее, которые не оставались равнодушными. Не умолчали они и о многих детях, чьи родители были отданы в рабство.
– Страшила, друг мой, – причитал Дровосек, – как же мы допустили такое? Мы обязаны вернуть его, уж он бы точно придумал, что теперь делать.
– Мы вернем его, – пообещала Молли.
– Да, но как? Даже если вернуть серебряные башмачки, они могут перенести только одного.
– Нам поможет дядя Рольф и его кукурузная ферма.
– Старик-кукурузник! – осенило Верзилу. – Поэтому ты про него спрашивала? Он тоже… оттуда?
– Спятивший кукурузник? – недоверчиво переспросил Воробей.
Молли кивнула.
– Его ферма по соседству с нашей. Я знаю его с самого детства. – Девочка повернулась к Дровосеку. – Только нам понадобится твоя помощь.
И дети рассказали о своих похождениях в стране мигунов и о конечной цели здесь. Едва они закончили, Дровосек сокрушенно покачал головой:
– Бедная Стелла… Мы с ней виделись несколько раз, обсуждали государственные дела. Кто бы мог подумать… – Дровосек взял из рук Молли фляжку с водой. – Однажды я пользовался такой, вместе со Страшилой… Сколько времени прошло, пока меня… не было?
Молли пожала плечами.
– Несколько лет, наверное.
– Несколько лет? – ужаснулся Дровосек. – Что ж, не удивительно, что нас все забыли.
– Не забыли, – твердо возразила девочка. – Просто боятся говорить.
Дровосек уныло опустил голову.
– Лучше бы и вам последовать их примеру. Боюсь, зря вы сюда пришли, мне нельзя показываться на улицах. Это может быть опасно и для вас, и для любого, кто встретится у нас на пути. Столько невинных людей пострадают…
– Мы ведь можем идти тайно, – сказал Ник.
Дровосек с надеждой воззрился на мальчика.
– Тайно?
– Да мы через всю страну пробрались тайно, – поддакнул Воробей. А Ник продолжил как можно убежденней:
– До рудника полдня пути, уже сегодня вечером мы могли бы освободить родителей, а обратно, в страну жевунов, двигались бы по ночам.
– По ночам, – эхом отозвался гигант, околдованный перспективой. Он вскочил и пустился взволнованно мерить шагами комнату. – Думаете, у нас получится?
– Ну конечно!
– И ни одна живая душа нас не увидит?
– Ни единая! – отрезал Ник.
– Что ж, – дрожащим от волнения голосом пробормотал Дровосек, – может быть, это и вправду сработает.
– Так ты с нами? – с замиранием спросила Молли.
– Признаться, эти стены с первого дня действуют на меня угнетающе, только я не знал, что делать дальше. А если вы говорите, что невинные не пострадают…
– Ура! – завопила Молли, даже не дослушав.
– Ура! – подхватили ребята.
– За родителями! – выкрикнула девочка.
– За родителями!
– За Страшилой!
– За Страшилой!
Воробей чуть не прыгал от возбуждения, а Дровосек рухнул на стул и разрыдался.
ГЛАВА 26
К РУДНИКАМ
Соскучившись по движению, Дровосек мерил лес семимильными шагами, дети едва поспевали за его длинными ногами. Сопля с удобствами устроился на железных плечах и с отстраненным любопытством оглядывал проносящиеся стволы деревьев.
– Большой мир, надо же, – рассеянно бормотал Ник. Воробей, начисто забыв о своем высокомерии к девчонкам, всю дорогу кружил вокруг Молли и засыпал вопросами.
– А в этом вашем Большом мире тоже пропадает волшебство?
– Там его никогда и не было.
– Не было волшебства? – поразился Воробей. – А волшебные предметы?
– Не говори ерунды, какие могут быть волшебные предметы, если нет волшебства?
Но Воробей не сдавался и упрямо пытался найти хоть какие-нибудь признаки «нормальности» ее мира, спрашивал, много ли у них драконов, шестилапых, какие есть необычные растения и как люди из большого мира справляются с оранжевыми деревьями, полными червей. Через полчаса от его вопросов у девочки разболелась голова.
Следов полицейских Ник по пути не заметил, да и направление они выбрали такое, чтобы выйти от постоялого двора как можно дальше. Всего раз над деревьями пролетел дракон, но и тот не кружил, как утренние патрули, а промчался на восток, в сторону Фиолетового города.
Покрытый лесом склон вывел путешественников к широкой дороге, вымощенной булыжником. На опушке Верзила схватил Дровосека за локоть, потянул назад. Тот даже не почувствовал, придорожные кусты затрещали под тяжелыми ступнями, мальчика поволокло как стадом шестилапых. Воробей тут же вцепился во второй локоть, уперся пятками в землю.
– Стой, – зашипел Ник с натугой.
Дровосек обернулся, удивленный.
– Что случилось?
Ник ткнул пальцем во что-то темное на дороге. Молли различила сквозь кусты крытую повозку, в которую был впряжен шестилапый. Башня на мохнатом чудище пустовала.
– Ох, простите, – виновато пробормотал Дровосек. – Я так увлекся, что совсем потерял бдительность.
Вместо ответа Ник приложил палец к губам и бесшумно выбрался из кустов. Хозяева шестилапого обнаружились в двадцати шагах позади повозки. Там посреди дороги виднелся задок богатой коляски. Пользуясь минутой передышки, на дышлах повис раскрасневшийся мигун. В роскошном, похожем на трон кресле вальяжно восседал другой мигун, чистенький и ухоженный. Он громко со вкусом разглагольствовал, а двое рудокопов выслушивали в смиренных позах, изредка бросали друг на друга смущенные взгляды.
Ник подкрался к повозке с шестилапым, приподнял краешек тента. Внутри штабелями были уложены бревна, у ближнего к мальчику борта грудой валялись кирки и лопаты. Повозка определенно направлялась к шахте. От внезапно возникшей мысли у Ника даже пересохло во рту. Испуганный собственной наглостью, он обернул круглые глаза к остальным, махнул следовать за собой.
Друзья с ужасом наблюдали, как он отгибает тент и скрывается внутри. Воробей опомнился раньше других. Чувствуя, как от страха ослабели мускулы, он вылез из кустов, опасливо покосился на рудокопов и тенью шмыгнул к борту повозки. Молли повернула испуганное лицо к Дровосеку, шепнула:
– Пошли.
Гигант осторожно опустил Соплю, взял его за руку.
Как Дровосек ни старался вести себя тихо, под огромными ступнями кусты потрескивали как поленья в костре. При каждом шаге Молли с замиранием бросала взгляды на рудокопов. Благо, богач болтал без умолку, с упоением, его певучие модуляции могли бы перекрыть треск падающего дерева.
Двое мальчиков внутри аккуратно перекладывали инструменты на бревна. Когда места освободилось достаточно, Ник кивнул Молли.
– Залезайте.
Едва Дровосек встал одной ногой на перекладину, повозка опасно накренилась. Ник поспешно лег грудью на гору инструментов, чтобы они не посыпались обратно. Шестилапый повернул голову и стал с любопытством наблюдать за манипуляциями незнакомцев.
Повозка более-менее выровнялась, когда железные пятки скрылись под тентом. Молли помогла забраться Сопле и в тот момент, когда сама взялась за борт, шестилапый, желая обнюхать происшествие, потянулся к ней. Повозка начала разворачиваться, скребя колесами по камням. Девочка вспугнутой птичкой юркнула под тент.
Высокий голос богача на миг оборвался.
– Что это с вашим животным?
В ответ дети услышали голос поглуше, в нем едва можно было разобрать слова:
– Шестилапые нетерпеливы, не умеют подолгу стоять без дела.
Рудокоп явно старался поскорей избавиться от общества собеседника.
– Вам есть чему у них поучиться. – Богач коротко хохотнул над своей шуткой. – Ладно, идите, а то доставит груз без вас. Орбус тогда задумается, не зря ли вам платит! – Он снова хохотнул и крикнул мигуну: – Пошел!
После короткой паузы донесся его удаляющийся крик:
– Передайте инженеру мои слова, через неделю загляну, проверю, что у вас получилось!
С Дровосеком в повозке сразу стало тесно, пришлось уложить его вдоль борта, сами дети расселись на бочкообразной спине. Ник схватил охапку черенков от лопат, пристроил справа от себя, чтобы хоть как-то прикрыться от глаз проверяющих.
– Тебе не тяжело? – озабоченно спросила Молли, поправив колпак на макушке Дровосека.
– О, не беспокойся, я вас совсем не чувствую.
Даже несмотря на то, что гигант говорил шепотом, дети ощутили под собой вибрацию в пустой утробе.
Снаружи послышался скрип камней под сапогами.
– Я б тоже не прочь сидеть в коляске и раздавать советы, – произнес один рудокоп так близко, будто сидел рядом, в повозке. – Нашелся советчик. Сам-то небось не пробовал ворочать этакие бревна.
– Да пусть себе болтает, – отмахнулся второй, – не нам же ворочать.
Развернувшуюся телегу поволокло влево. Ушей коснулся натужный скрип веревочной лестницы. У девочки отлегло от сердца, рудокопы полезли на шестилапого, не посчитав нужным проверить груз. За ударом кнута последовало недовольное ворчание шестилапого. Повозка вздрогнула и поползла по дороге.
После бессонной ночи монотонная тряска быстро сморила детей. Сквозь дрему иногда слышались короткие фразы, брошенные рудокопами, и кашель, от которого веяло затхлостью подземелий. От вороха прислоненных к бревнам черенков то и дело какой-нибудь отделялся и ударял Ника по голове. Мальчик всякий раз сонно отодвигал его, на большее сил не хватало. Когда дорога взяла круче вверх, черенки перестали донимать, и мальчик провалился в глубокий сон.
Как разряд тока всех четверых привел в чувство негромкий голос Дровосека:
– О нет, это просто ужасно!
Дети спросонья заозирались в испуге. Молли наклонилась к железному колпаку, спросила встревоженно:
– Что? Что случилось?
– Я видел, как колесо раздавило маленького жука. Бедная букашка, такая беззащитная…
Девочка примолкла в замешательстве. Ник пихнул Воробья локтем, прошептал восхищенно:
– Вот это сердце!
Воробей пробурчал что-то, приподнял полог и выглянул наружу. Небо начинало темнеть, на склоны гор опускались сумерки. Увидев что-то на дороге, Воробей вдруг отдернул руку, распрямился, как струна.
– Стой! – раздался впереди громкий окрик.
Повозка замедлилась и остановилась.
– Рух, ты что, издеваешься? – узнали дети голос одного из своих рудокопов.
– Сегодня приказ останавливать всех, – объяснил Рух. – Что в повозке?
– Бревна, выработку укреплять. Вчера двоих завалило, слышали? – При этих словах Ник с Воробьем побледнели, быстро взглянули друг на друга. Молли нетрудно было понять их тревогу. – Что на этот раз случилось?
– Детей по пути не встречали? Ночью на постоялом дворе видели четверых с волшебным предметом. Какие-то беспризорники украли маску из коллекции Годрига Флетча. Сегодня тут весь день полицейские крутились. Своих забот у нас мало, еще детей ловить.
– Давно пора всех этих беспризорников к нам на рудник. Нет, мы никого не видели.
– Все понятно. Ну что, осмотреть вас, что ли?
– Хоть заосматривайся.
Молли почувствовала, как рука Дровосека взялась за топор на поясе. Верзила медленно, не дыша поправил ворох черенков.
– Ладно, езжай, – отмахнулся Рух. – Если что, я тебя досмотрел.
Повозка тронулась с места. Прямо перед носом у мальчиков по тенту дважды чем-то постучали. Испуганные, дети вжались в бревна, но досмотр на этом был закончен, шестилапый благополучно провел груз мимо поста.
Дорога забирала все круче вверх, вдали слышались отголоски криков, звонкие удары. Рудник приближался. Ник все чаще с тревогой выглядывал наружу, собственная затея уже не казалась такой удачной. Залезть-то они залезли, а как теперь незаметно выбраться? Сейчас шестилапый привезет их в самое сердце вражьего стана, и начнется разгрузка. Если сами дети могли бы соскочить в любом месте, то малейшее движение тяжелого Дровосека точно привлечет внимание рудокопов. Мальчик утешал себя мыслью, что в горах темнеет быстро, рабочий день скоро должен подойти к концу. По пути уже попадались первые освободившиеся работяги. В такие моменты повозка отклонялась, пропуская встречный транспорт, снаружи доносились приветствия рудокопов между собой. Вскоре повозка начала замедляться и остановилась перед двумя болтающими мужчинами.
– Что-то вы припозднились, – поприветствовал один прибывших.
– С погрузкой были проблемы.
– Ладно, загоняй в ангар.
Ник вздохнул с облегчением. Похоже, сегодня все-таки никто не планирует заниматься грузом.
Сперва передние, а потом задние колеса повозки ударились о какой-то выступ, и сразу посторонние шумы и голоса стали доноситься приглушенным эхом. Судя по всему, детей привезли в просторное пустое помещение.
ГЛАВА 27
ОСВОБОЖДЕНИЕ
Боясь шелохнуться, друзья слушали возню и ругательства рудокопов, распрягавших шестилапого. Прохудившиеся места в тенте отливали красным от света факелов.
– Куда пошел, глупое животное, – прикрикнул рудокоп. – Сюда, сюда, за мной давай!
Свет факелов начал удаляться, с лязгом хлопнула стальная дверь. Ангар погрузился в тишину.
Ник зашевелился, высунул из укрытия голову. Помещение напоминало холст, залитый чернилами, во всем ангаре не было ни единого окна. Невозможно было сказать ни каких он размеров, ни в какой его части пристроилась повозка.
– Надо выбираться, пока нас тут не заперли, – вполголоса сказал мальчик.
Друзья одновременно ожили, соскочили на устланный досками пол. Дровосек внутри начал поднялся на ноги, и только Молли подумала, что не помешало бы его предостеречь быть осторожным, как на дно повозки со звоном посыпались инструменты.
– Простите, – виновато пробормотал гигант, – все этот топор.
Повозка со стоном накренилась, оставшиеся инструменты грудой обрушились вслед за первыми. Их грохот эхом разлетелся по всему ангару. У ребят оборвались внутренности, если рядом с ангаром находился хоть один не глухой рудокоп, они пропали. Дровосек распрямился рядом с Молли, сокрушенно покачал головой:
– Я точно всех нас выдам. Не понимаю, на что я надеялся, с моей-то неуклюжестью.
Друзья настороженно прислушивались к звукам на улице. Казалось невероятным, что никто не бежит сюда с криками.
– Надо искать выход, – наконец промолвил Ник.
В темноте ребята сами не заметили, как начали расползаться в разные стороны. Их остановил голос Дровосека, прозвучавший шагах в двадцати.
– Что вы делаете? – недоуменно спросил он. – Ах да, вы же видите в темноте намного хуже меня. Двигайтесь на мой голос.
Ник остановился, смущенный, хорошо же они выглядели, водя растопыренными руками по воздуху.
– Я могу приоткрыть дверь, чтобы впустить немного света, – предложил Дровосек.
– Не нужно, – поспешно заверил Ник, – мы сейчас подойдем.
В предвечерней серости шкуры шестилапых начинали светиться нездешним зеленым огнем. В узкую щелку Ник внимательно осматривал большую площадь перед ангаром. Между постройками сновали шестилапые с седоками и пешие рудокопы. В дальнем конце площади вверх по склону убегала хоженая тропка, которая вела к россыпи низеньких убогих домов. В одном из этих строений и проведут ночь их родители. Надо спрятаться так, чтобы видеть, в какой именно дом их отведут. Иначе придется по очереди проникать в каждый.
Площадь постепенно пустела. Большинство животных двигалось в ту сторону, откуда прибыла повозка с детьми. Среди гомона голосов и смеха Ник отчетливо разобрал далекий крик:
– Бомино, сколько можно трепаться, ты ангары закрыл?
– Уже иду!
Мальчик похолодел, приоткрыл дверь пошире, быстро огляделся. Ленивой походкой, словно издеваясь, очередной шестилапый прошагал мимо ангара. Дожидаться, пока он скроется из виду, времени не было, мальчик махнул друзьям следовать за собой, выскользнул в проем и рысцой припустил вдоль стены. Молли успела заметить только, как за его спиной сомкнулись заросли молодняка. Коротко оглядевшись, она припустила за ним. Дровосек, придерживая бряцающий по бедру топор, шумно дышал в затылок. Последними в кусты ворвались Воробей с Соплей. Растрепанный мальчик поздно спохватился, что второпях забыл прикрыть дверь.
Лесок оказался небольшим островком среди голых камней. Когда компания добралась до противоположного его края, позади раздался возмущенный крик, обращенный в пустоту:
– А что, двери за собой закрывать не надо?
Воробей подавил внезапный порыв извиниться. Послышалось эхо от удара металлической двери.
На опушке Ник раздвинул тонкие, как прутики, стволы, высунул голову. Впереди расстилалось открытое пространство, даже в сумерках пять фигур будут здесь как на ладони.
– Дальше придется ползти, – шепотом сообщил мальчик.
Молли неохотно застегнула халат на все пуговицы, чтобы не испачкать платье. Ник занял позицию на животе, его подошвы вынырнули из зарослей. Молли присоединилась к другу, неумело перебирая локтями под телом.
– Что будем делать дальше, у тебя есть план?
– Будем ждать, – уклончиво ответил Ник.
Локти Дровосека скребли по камням с таким звуком, будто кто-то урывками тащил по земле тяжелые трубы. Гигант вздыхал горестно:
– Было время, когда правитель мигунов скорее умер бы, чем позволил себе перемещаться таким образом. Как быстро все меняется… Какое счастье, что меня сейчас не видят бывшие подданные…
Ник добрался до ближайшего валуна высотой в человеческий рост. Отсюда открывался вид на пологий склон, усеянный такими же выступающими глыбами. Он подождал, пока все соберутся за камнем, указал рукой вниз. Там по дороге устало плелись три человека. Грязные, небритые, каждый из них катил перед собой пустую тележку, одежда на всех выцвела, висела грязными лохмотьями. Скорее не по кафтанам, а по жующим челюстям и мигающим глазам Ник распознал двух жевунов и одного мигуна. Дорога вела к круглому черному отверстию в скале. Нетрудно было догадаться, это и есть рудник. Возле входа на камне сидел рудокоп с кнутом. Он следил за бредущими работягами с раздражением, словно подозревал, что они намеренно тянут его время.
– Пошевеливайтесь, если не хотите работать в темноте, – услышали дети его команду.
Рабочие друг за другом исчезли в черном лазу, откуда еще доносились звонкие удары. Верзила внимательно оглядел окрестности и не нашел ни одной возможности тайно пробраться отсюда к домам. Похоже, опередить возвращающихся работяг не удастся. Разве что надсмотрщик действительно задержит их до ночи. Тогда под прикрытием темноты можно будет перебежками проникнуть в жилую зону, спрятаться за одним из домов. А уж вблизи они родителей узнают.
Вскоре трое рабочих снова вышли из пещеры. Их телеги были доверху нагружены изумрудами. Верзила с Воробьем разинули рты, такого богатства они сроду не видывали. Возглавлявший шествие мигун от напряжения покусывал губы, его плечи как-то странно дергались. Ник быстро разгадал причину: деревянное колесо в телеге под тяжестью заваливалось то на одну сторону, то на другую. Не успел он подумать, что долго колесо не протянет, как раздался треск. Телега рухнула на бок, гора изумрудов рассыпалась по земле. Жевуны ахнули в испуге и остановились.
Надсмотрщик взвился на ноги как ужаленный.
– Это еще что такое? Портить имущество господина Орбуса?!
Перехватив кнут поудобней, он ринулся на провинившегося. Тот попятился, залепетал в ужасе:
– Простите, это вышло случайно. Я ведь еще вчера предупреждал вашего сменщика, что с телегой что-то не так.
Надсмотрщика оправдания не интересовали, кнут засвистел в воздухе, кончик его вильнул мигуну за спину и хлестко лизнул кожу между лопаток. Маленький человечек заверещал от боли, рухнул на колени, пытаясь руками достать ушибленное место. Дровосек за камнем отшатнулся так, будто удар пришелся ему в грудь, железная рука схватилась за пронзенное сердце. Надсмотрщик в бешенстве повернулся к жевунам, рукоять кнута ткнулась в дальнего из них:
– Ты, спускайся в шахту и зови всех наверх, будете носить изумруды руками! Я вас научу ценить расходы, которые несет из-за вас господин Орбус!
– Мы ценим, правда, очень ценим, – униженно пробормотал жевун, – но… мы ведь тогда и за ночь не управимся.
– А вы что, куда-то торопитесь? – рявкнул надсмотрщик.
Другой жевун робко вступился за товарища:
– Просто утром нам опять выходить на смену, мы не сможем работать совсем без сна.
Надсмотрщик заскрипел зубами. Последствия и для него будут не самые приятные, если по его вине на целый день упадет производительность. Рудокоп быстро придумал выход, позволяющий сохранить лицо:
– Будете таскать руками, пока этот олух не починит телегу!
Он вновь замахнулся кнутом на поверженного мигуна. Тот вытянул перед собой руки, взмолился:
– Не надо, пожалуйста.
Прикинув, что в таком положении удар все равно смажется, надсмотрщик хмуро сунул кнут за пояс.
– За работу!
Жевун шустро умчался в пещеру. Мигун подполз к телеге, утирая слезы рукавом, перевернул ее и начал возиться с колесом. Оставшийся без распоряжений жевун просто стоял и смотрел на свой груз, боясь лишним движением навлечь гнев надсмотрщика.
Железный Дровосек шатался как пьяный. Ник всячески гнал мысли, что и с его родителями за любую провинность поступали так же. Сейчас во что бы то ни стало нужно было сохранять голову холодной.
– Если это затянется надолго, – произнес он рассеянно, – то план вот какой…
– План? – вдруг взревел Дровосек. – Ты говоришь о плане?! – Друзья обмерли, чувствуя, как в животах образуется безмерная пустота – голос гиганта гулким раскатом разнесся по подножию скал. – Эти негодяи отняли родителей у детей, издеваются над ними день и ночь, а ты говоришь о плане?! Они забыли, как должно обращаться человеку с человеком? Они забыли, к чему приводит зло в Волшебном мире? Они забыли, кто такой Железный Дровосек?! Так я им напомню! Или я не достоин буду носить в груди такое сердце!
С этими словами Дровосек грохнул кулаком в грудь. Звук был такой, будто огромной кувалдой ударили в стальную дверь.
Ник с Воробьем смотрели на гиганта в священном ужасе. Эту тираду во всем лагере не услышал бы только мертвый. И верно, мигун с жевуном подняли головы и удивленно оглядывали склон, ища источник звука. Собиравшийся сесть на камень надсмотрщик замер на согнутых ногах.
– Эй, что там происходит? Вы тоже слышали?
А Дровосек, не добавив ни слова, ринулся вниз по склону, как веслами рассекая воздух длинными руками. Воробей и Ник ошалело смотрели ему вслед, потом повернули лица друг к другу. Их взгляды встретились всего на миг, и вдруг оба, не сговариваясь, обогнули камень с разных сторон и потянулись за гигантом. Молли поняла, что уже бессмысленно взывать к здравому смыслу и напоминать об осторожности. Она осталась в укрытии и с трепетом ждала, что же теперь будет.
Что-то явно переворачивалось в сердцах мальчишек. Поначалу они двигались неторопливо, старались держаться на безопасной от гиганта дистанции, но их фигуры все больше напоминали снежные комки, набирающие скорость под силой тяжести. Постепенно они догоняли Дровосека. Сопля какое-то время следил, как удаляются спины друзей, потом сам поплелся вниз, бестолково озирая россыпь гигантских валунов вокруг.
Ребята впереди, подражая Дровосеку, уже размахивали руками как заправские лыжники. Несмотря на большую разницу в росте, они умудрились догнать и перегнать гиганта. В обоих будто демон вселился, который мальчиков подстегивал и оберегал. Просто чудо, что никто из них до сих пор не споткнулся и не расшиб голову. Девочка видела, как Воробей все чаще проводит рукавом по лицу. Виной тому встречный ветер, или нет, глаза Ника тоже опухли и покраснели. У нее мелькнула тревожная мысль, что случится с мальчишками, если они первыми доберутся до рудокопа?
А тех, похоже, эта мысль не только не беспокоила, но радовала.
– Эй ты! – вдруг крикнул Ник каким-то чужим голосом и, в исступлении не найдя других слов, добавил: – Никуда не уходи!
– Эй ты! – тут же подхватил Воробей с истеричными нотками в голосе. – Стой на месте!
Удивленный, рудокоп распрямился, во все глаза вглядывался в сумрак, застилающий склон. Взгляд его наконец выловил мелькнувшие среди камней тощие фигурки подростков.
– Что такое? – произнес он угрожающе и медленно потянул из-за пояса кнут.
А детей будто прорвало, они орали как оглашенные, выкрикивали угрозы, ругательства, чем сами приводили себя в еще большее исступление.
– Бледная кочерыжка? – повторил рудокоп, багровея. – Кто это такие? – рявкнул он на сбившихся в кучку мигуна с жевуном. Те молчали, растерянные и напуганные.
– Мамку мою бил? – с надрывом кричал Воробей. – Бил, да?
Двое мальчишек выскочили на дорогу, ломанулись навстречу рудокопу. От влаги в глазах дорога перед ними расплывалась. Почти синхронно друзья смахивали слезы рукавами, но те сразу возвращались. Интуитивно надсмотрщик ощутил, странные дети сейчас жалеют лишь о том, что не могут добраться до него еще быстрее, в один прыжок. Он на мгновенье стушевался, остановился, однако, разозлившись на свой испуг, рывком расправил кнут, прорычал:
– Проклятые беспризорники! Я научу вас, как проникать на рудники!
Внезапно он осекся, рука с кнутом замерла над плечом. Из-за валуна на дорогу вылетела неестественно долговязая фигура. Отполированное тело поблескивало и в густых сумерках, голые пятки на бегу высекали искры из камней. Железное лицо было перекошено от ярости, один взгляд на него мог обратить в бегство целую роту полицейских. Надсмотрщик почувствовал, как от страха подкосились коленки, кнут отяжелел, медленно опустился.
– Что это?.. Как это?.. – пролепетал он бледными губами.
– Распустились?! – как раскат грома пророкотал Дровосек.
В три могучих прыжка он обогнал детей. Рудокоп попятился, губы его задрожали, словно пытались что-то ответить на странный возглас. Стальная рука сцапала его за грудки и как тряпичную куклу швырнула через голову. С диким воплем рудокоп пролетел несколько метров, врезался спиной в каменную глыбу, сполз головой вниз и затих. Рабочие стояли возле телег ни живы ни мертвы, думая, наверное, что с гор на их головы спустилась сама кара небесная в облике стального великана.
Не сбавляя шага, Дровосек направился к тоннелю. Дети мигом забыли про бесчувственного рудокопа, кинулись за ним.
– Да что у вас там происходит? – послышался из темного лаза раздраженный голос. Наружу с кнутами наготове выбежали еще двое рудокопов и остолбенели, столкнувшись лицом к лицу с разъяренным стальным чудищем.
– Напомнить?! – проревел Дровосек в ошеломленные физиономии. Он схватил каждого за шиворот и столкнул головами. Рудокопы без звука попадали в разные стороны, прямые, как стрелки часов. Дровосек растворился в темноте тоннеля. Мальчики с кровожадным удовлетворением пнули сапоги, перегородившие дорогу, нырнули следом. Над их головами молча, как манекен, пролетела длинноногая фигура. По самые плечи фигура воткнулась в гору изумрудов, тележка опрокинулась, похоронив под россыпью камней верхнюю часть туловища.
Крики мальчиков в тоннеле перемежались воплями страха и боли, которые удалялись до тех пор, пока совсем не стихли в недрах скалы. Молли по-прежнему не решалась покинуть укрытие. В лагере наверняка осталось немало рудокопов, они в любой момент могли сбежаться на шум.
Из пещеры показались первые бледные мордашки. Рабочие тесно жались друг к другу, бросали по сторонам испуганные взгляды. Под толстым слоем грязи и пыли их лица казались удивительно одинаковыми, кафтаны на всех были усыпаны каменной крошкой. Сопля уже спустился со склона, остановился посреди дороги и, шмыгая носом, взирал на ручеек шахтеров, который возле телег сбивался в растущее озеро. Среди кафтанов Молли заметила и розовые, значит, страна Стеллы терпит те же бедствия, что и мигуны с жевунами. Девочка насчитала не меньше двух десятков рабочих, а поток все не кончался.
Маленькие жители Волшебного мира с испугом косились на бесчувственные тела надсмотрщиков, перешептывались, спрашивали друг у друга, что происходит. Молли наконец вышла из-за камня, поспешила вниз, чтобы успокоить растерянных человечков:
– Все в порядке, мы пришли, чтобы помочь.
Впрочем, сама она понятия не имела, как теперь помогать такой ораве. И через мгновенье пожалела, что бросила укрытие: со склона девочка увидела зеленое свечение на дороге. К шахте приближался шестилапый. В башне у него отплясывали два огонька факелов, по бокам в круге зеленого света вышагивали еще четверо рудокопов.
– Почему покинули шахту без разрешения? – угрожающе крикнул кто-то с башни. – Что за шум вы устроили?
Шахтеры в страхе попятились, задние ряды развернулись, потянулись обратно ко входу. Но и тут на пути возникло препятствие. Железная фигура гиганта выросла из недр земли как мстительный дух, разбуженный людскими пороками. Стальное тело уже не блестело под слоем пыли, с головы на плечи стекали ниточки песка и крошки. Дровосек глазами отыскал новых врагов, ринулся мимо группы шахтеров пружинящим шагом.
– Это ведь Железный Дровосек! – потрясенно ахнул кто-то в толпе. По плотным рядам прокатился шелест, который тут же сошел на нет. Слишком долго это имя было под запретом. Произнесенное вслух, оно подействовало на людей пугающе и магически.
В сгущающейся тьме рудокопы не сразу разглядели железное тело, их озадачили рост и походка незнакомца. В Волшебном мире едва ли найдется человек, способный двигаться столь стремительно.
– Кто там идет? Стой на месте! – донеслась с башни команда.
– Забыли?! – громыхнул Дровосек так, что пешие рудокопы замерли в растерянности. Не успели люди в башне опомниться, гигант нырнул под громадную морду животного, уперся руками в мохнатую грудь. И тут, к изумлению всех присутствующих, передние лапы животного начали отрываться от земли. Рудокопы на башне судорожно вцепились в борта, один факел шлепнулся на землю и погас.
– Что там происходит? – выкрикнул тот же голос, в котором не осталось и тени гнева. Дровосек шагнул глубже под грудь зверя, от земли оторвался второй ряд лап. Ничего не понимающее животное оглушительно ревело и мотало головой так, что седоков швыряло друг на друга.
– Что вы стоите, хватайте его! – выкрикнул командир уже с откровенным страхом.
Потрясенные, рудокопы не сдвинулись с места. Кто-то один достал кнут, неловко взмахнул им. Кнут ударил по лапе зверя и выпал из непослушных пальцев.
Животное распрямлялось и пятилось на задних лапах, будто цирковой слон, пока наконец не начало заваливаться на спину. Седоки с ругательствами повыпрыгивали из башни. Земля вздрогнула под весом рухнувшего зверя, башня с треском развалилась. Дровосек рывком развернулся к оставшимся врагам. Бледные, как восковые куклы, те переглянулись и явно готовы были дать стрекача.
– Ловите их! – вдруг раздался среди шахтеров одинокий возглас.
Самый решительный из маленьких человечков отделился от толпы, пошагал к Дровосеку. За ним неуверенно последовал еще один, потом еще несколько. Задние стали подталкивать передних, плотная группка стала растягиваться, напоминая червяка, подтягивающего кольца.
Рудокопы переводили взгляды с Дровосека на шахтеров и обратно и в конце концов не выдержали, бросились наутек. С победным кличем передние шахтеры ринулись вдогонку. Вскоре ряд за рядом вся толпа перешла на бег. Маленькие человечки торжествовали, видя страх своих мучителей. По всему лагерю разносились возгласы их тонких голосов, полные праведного гнева и восторга перед лицом свободы.
Сопля потянулся туда же, куда все. Но когда ликующая толпа чересчур отдалилась, остановился и стал наблюдать, как поверженное животное молотит лапами по воздуху.
Дровосек отыскал под обломками башни веревку, связал притихших наездников. Молли догадалась, что оба только притворяются бесчувственными. Когда путы с силой врезались в грудь, один из них громко застонал. Посадив связанную парочку под камнем, Дровосек могучими прыжками устремился вдогонку за рабочими.
Площадь перед рудником опустела. Молли с мальчишкой остались недалеко от перевернутой телеги и ждали. Вдалеке испуганные вопли рудокопов сменялись то ликующими криками толпы, то ревом железной утробы. Шестилапый перекатился на бок, неуклюже взгромоздился на лапы и словно тут же забыл о происшествии. Он с любопытством обнюхал разрушенную башню, огляделся и с невозмутимостью слона поплелся куда глаза глядят.
Ник с Воробьем пока не показывались из пещеры. Наверное, среди поднявшихся рабочих не было родителей и ребята продолжали поиски.
Раньше, чем на дороге замелькало множество огней, девочка услышала веселый смех и гомон. Все было кончено. По обочинам в два ряда шагали возбужденные рабочие с факелами. Недавние мучители, теперь связанные, будто каторжники цепью тянулись посередине дороги, затравленно косились на своих конвоиров. На их лицах отчетливо читался страх перед грядущей расплатой, каждый отчаянно пытался припомнить, не было ли среди его злодеяний добрых дел, за которые можно выбить если не помилование, то поблажку. Дровосек с бесчувственным рудокопом на плече возглавлял процессию. Молли с удивлением отметила, как быстро меняется настроение гиганта, лицо его сияло, железная рука приветливо помахала Молли.
В одну минуту все пленники были согнаны в плотную группку и стянуты веревкой, как обручем. Тех, кто не мог стоять на ногах, разместили в середину, их держали плечи товарищей. Как только закончили с пленниками, маленькие человечки обступили Дровосека.
– Да здравствует Железный Дровосек! – крикнул кто-то из мигунов. – Да здравствует наш настоящий правитель!
Крик немедля был подхвачен десятками глоток. Одна женщина с перепачканной щекой не выдержала и разрыдалась. За ней как по команде разрыдались все остальные. Дровосек возвышался над жителями Волшебного мира как колосс, как нерушимая цитадель из металла, но плакал громче всех. Его пальцы с трогательной осторожностью поглаживали непокрытые головы. Гулко шмыгая, гигант приговаривал с раскаянием:
– Бедные, бедные мои подданные, это все моя вина. Я не должен был идти на поводу у клеветников. Обещаю вам, больше такого не повторится. Мы все исправим, скоро все будет как раньше, обещаю.
– Сыночек! – вдруг прорвался сквозь общий плач пронзительный женский голос. – Лала! Это же наш Лалечка!
Услышав этот крик, Сопля замер с пальцем в носу, медленно повел глазами по скоплению чумазых рабочих. Молли заметила какое-то движение среди голубых и фиолетовых кафтанов. Оттуда вынырнула темноволосая женщина, крошечная даже по меркам Волшебного мира. Женщина тащила за руку ничего не понимающего мужчину, который превосходил ее ростом едва ли на полпальца.
Выбравшись на дорогу, женщина отпустила руку мужчины и что было сил бросилась туда, где стоял Сопля. Мальчик мгновенье смотрел на приближающуюся пару, в озадаченных глазах его мелькнуло нечто, похожее на узнавание. Палец выпал из ноздри, мальчик сделал шаг навстречу, затем еще один. Рот его начал перекашиваться. Молли догадалась, что сейчас услышит, округу огласил рев, схожий с набирающим силу воем сирены. Женщина неслась к сыну раскинув руки, Сопля по ее примеру вытянул руки перед собой и побежал каким-то неуклюжим шагом младенца, который только-только научился вставать на ноги.
– Это его имя, Лала Коул, – услышала Молли за спиной. Она вздрогнула от неожиданности, обернулась и увидела перед собой улыбающееся лицо Верзилы. По бокам от мальчика стояли мужчина и женщина. Мужчина был взрослой копией сына, такой же высокий, темноволосый, но куда более грузный. Изнурительная работа не до конца согнала следы брюшка, придающего фигуре солидности, прямоугольные очки делали его похожим на какого-нибудь крупного директора или инженера. Если бы не грязь и каменная крошка на одежде, Молли не поверила бы, что этому человеку приходилось работать под кнутом наравне со всеми. Мать Ника с виду была самой обыкновенной жевуньей самого обыкновенного роста. Она прижималась щекой к руке сына и поглаживала его по плечу, для чего руку приходилось поднимать над головой.
Отец Ника сдвинул запыленные очки на нос, поглядел на Молли поверх стекол.
– А эта юная леди у нас…
– И есть Молли из Большого мира, – закончил Ник с оттенком гордости и смущения.
Отец Верзилы протянул руку, произнес так, будто месяц пробыл с сыном в подземелье:
– Наслышаны. Баркер-старший. – Пожав хрупкую руку, мужчина обвел взглядом место побоища. – Навели вы тут переполох, нечего сказать. Что дальше, сын?
Верзила помедлил в замешательстве. Вопрос был явно не из тех, каких ожидаешь после долгой разлуки.
– Дальше?
– Именно. Какие наши дальнейшие действия? – Баркер-старший сдвинул очки еще ближе к кончику носа, добавил строго: – Только не говори, что ты заварил всю эту кашу, не имея хорошо продуманного плана, Баркеры так не поступают!
Молли тактично отвернулась, делая вид, что не заметила, как покраснел мальчик. Ей ли не знать то чувство стыда, когда тебя отчитывают перед друзьями.
– План у меня был, – смущенно сказал Ник. – На берегу реки есть деревушка Рыболовная-1, там есть лодочник, который за умеренную плату готов переправлять беглецов в долину марранов. Только вот… освободить мы должны были вас и еще несколько человек. Тихо и незаметно. А в последний момент все пошло наперекосяк. – Ник кивнул на полтора десятка пленников и большую группу освобожденных рабочих. Те как раз собирались поднять железного спасителя на руки, но не рассчитали сил и Дровосек с грохотом рухнул на камни. Из гущи тел послышались его успокаивающие слова:
– Все в порядке, не плачьте. Я совсем не чувствую боли.
Без пояснений было очевидно, что такой компанией уйти от преследования невозможно. Да и пленников оставлять нельзя, по всему Волшебному миру вмиг разлетится весть о возвращении Железного Дровосека.
Баркер-старший коротко кивнул, вернул очки на переносицу.
– Побудь с матерью, она соскучилась. Я буду думать.
И, заложив руки за спину, он пустился расхаживать вдоль перевернутых телег. Оставшись наедине с сыном, мать тут же взялась за него:
– Застегни воротник, здесь по ночам холодно.
– Мам! – с выражением сказал Ник.
– Простудишься!
Мама сама потянулась к пуговице пуговицу, долговязый Ник чуть склонился, опять едва заметно покраснев. А внимание Молли привлек новый голос, донесшийся из пещеры:
– Ужас, просто ужас! Как же так можно, где твоя расческа?
– Я не ношу расчески, я же не девчонка!
Из темного тоннеля корчась и отбрыкиваясь вышел Воробей. Над его головой колдовала крохотная темноволосая женщина. Она запускала пальцы в непокорные пряди и пыталась их разгладить, как гребнем. Пряди от этого только больше начинали топорщиться. С другого боку от Воробья показался его отец, ни на дюйм не выше сына и с точно такими же непокорными прядями. Если бы не грязная одежда да пыль в волосах, со спины их было бы не отличить. Молли не могла избавиться от ощущения, что на дорогу приземлилось пернатое семейство из трех особей. У всех троих движения были одинаково шустрые, резкие, как у птиц.
– Да мама, больно же! – поморщился Воробей, отталкивая ее руку.
– Ничего, потерпишь.
– Пап, скажи ей!
– Не перечь матери, – бросил отец рассеянно. Он что-то высматривал в толпе рабочих и замер, когда наткнулся взглядом на фигуру гиганта. – Так это правда, – пробормотал потрясенно, – он вернулся…
– Конечно вернулся, – обиделся Воробей, – думал, я все сочинил?
– Можешь нас познакомить?
Воробей с нарочитой небрежностью пожал плечами:
– Могу и познакомить, мы с ним друзья.
Отец возбужденно схватил сына за руку и поволок в гущу рабочих. Мать семенила за ними, не выпуская из рук голову мальчишки, нельзя же предстать перед легендой Волшебного мира в растрепанном виде.
Не избежал опеки родителей и Сопля. Вдоволь наобнимавшись, его мама вытащила грязный засаленный платок и принялась утирать измазанные ноздри. Сопля покорно стоял и шмыгал носом.
В этот казалось бы счастливый момент Молли острее ощутила свое одиночество. Семьи радовались воссоединению, жители Волшебного мира радовались своему избавлению и возвращению легенды, а про нее все забыли. Девочка скромно ютилась в сторонке, думая о том, что ей-то еще не скоро суждено встретиться с родителями.
Однако долго тосковать девочке не позволили. Дровосек склонился к головам маленьких человечков и что-то заговорщицки втолковывал. Едва он договорил, все головы как одна повернулись к гостье из Большого мира. Молли опомниться не успела, как взлетела в воздух, чувствуя спиной десятки маленьких рук. Огни факелов замелькали в опасной близости от волос. На сей раз хвалу выкрикивали «спасительнице из-за гор», «дочке Феи Спасительной Воды». Саму Молли моментально окрестили Феей Оживляющей Воды. Вновь оказавшись на земле, девочка улыбалась и смеялась. Как бы кто ни старался, далеко не все в Волшебном мире забыли про Элли, Дровосека и Страшилу…
Темнота густела с каждой минутой. Буря эмоций после чудесного освобождения поутихла, пора было решать, что делать дальше. Тут за дело взялся отец Ника. Он развернулся и решительным шагом направился к Дровосеку.
– Баркер-старший, – представился родитель, протягивая руку, – отец того молодого человека, который привел вас сюда.
Дровосек поспешно схватил его ладонь:
– О, это большая честь, вы вправе гордиться сыном.
Баркер-старший кивнул так, будто услышал очевидное, и сразу перешел к делу:
– Я все тщательно обдумал и пришел к выводу, что ситуация приняла для нас наилучший оборот.
– Наилучший? – удивился Дровосек.
– Совершенно уверен. Дело в том, что деревянные крепления в выработках и в штреках давно требуют замены. На днях во второй выработке произошла авария, задавило двоих наших товарищей… – При этих словах стоявшие поблизости жевуны притихли, скорбно опустили головы. А Баркер-старший многозначительно посмотрел на гигантский топор Дровосека: – Если бы мы могли устроить еще одну аварию, куда более серьезную, это не вызвало бы подозрений. Рудокопы решат, что нас всех засыпало, а пока будут вестись спасательные работы, мы выиграем достаточно времени, чтобы покинуть страну.
– Как складно вы придумали, – восхитился Дровосек. – Слышал бы вас один мой старинный друг… Уверен, вы бы поладили. Я возьмусь за дело немедленно.
В доказательство готовности гигант потянул из-за пояса топор.
– А как быть с рудокопами? – вклинился Верзила. – Оставлять их нельзя, а пропажа всего лагеря уж точно нас выдаст.
– Неужели ты думаешь, сын, что твой отец упустил такую важную деталь? После обрушения дежурившие в тот день надсмотрщики тоже бесследно исчезли. Господин Орбус, хозяин рудника, известен своей вспыльчивостью. Особенно когда дело касается убытков. Всей смене грозила замена кнута на кирки и буры, и они сбежали. Коллеги искали беглецов не очень охотно. Разумеется, никого не нашли. Едва ли кто удивится, если после большой аварии рудник опустеет.
– Да, это может сработать, – признал Ник. Затем вдруг метнулся к перевернутой телеге, схватил горсть изумрудов. – А чем расплатиться с лодочником мы найдем!
Едва он договорил, на лицо Баркера-старшего словно наползла туча.
– А что, – хмуро произнес он, – разве Баркеры теперь берут то, что им не принадлежит?
Улыбка сползла с лица Ника, изумруды посыпались из ладоней. Мальчик отступил в тень, смущенно пожал плечами:
– Просто предложил первое, что пришло в голову.
– С помощью господина Дровосека и его топора мы сами сумеем соорудить плот, – так же сурово продолжил Баркер-старший. – И не придется подвергать риску кого-то постороннего.
– Об этом не стоит беспокоиться, – уже из подземелья донесся голос гиганта, – у меня огромный опыт по части плотов!
Рабский труд, очевидно, нисколько не надломил характера отца Ника, Молли сделала для себя заметку, что лучше помалкивать о том, как жил сын без родителей.
Вскоре из недр земли стал слышен далекий стук топора. Каждый раз, когда стук сменялся грохотом обвала, девочка втягивала голову в плечи, фантазия против воли рисовала картину погребенного под грудой камней Дровосека. Но всякий раз стук возобновлялся, подбирался все ближе к выходу.
По распоряжению отца Ника группа жевунов выкатила из ангара крытую повозку. В нее погрузили связанных пленников и собранную провизию. Каждый пленник лишился рукавов, которые были переоборудованы в кляпы. Пока маленькие человечки подготавливались к отправке, стук топора приблизился к самому выходу. Раздался оглушительный грохот, из темного проема хлынуло облако пыли, которое вместе с камнями выбросило удирающего Железного Дровосека. Горстка мигунов тут же кинулась натирать оторванными рукавами запыленный корпус правителя. От проявлений такой заботы Дровосек вот-вот готов был расчувствоваться, Молли с масленкой наготове заняла позицию по правую руку от него.
Разрушения в руднике были катастрофическими. Баркер-старший бросил в проем факел, осмотрел завал и кивнул удовлетворенно:
– Теперь они тут надолго увязнут. Можем выдвигаться.
ГЛАВА 28
РАССТАВАНИЕ
Путь к реке пролегал на юг, через засеянные поля. Беглецы держались подальше от деревень и поселков, но оставалась опасность быть обнаруженными с воздуха. Совместными силами повозку обложили пшеничной соломой, сами путники обвязались сеном так, что открытыми остались только лица. За световой день единственный раз в небе показался дракон. Большой стог соломы в пшеничном поле не вызвал подозрений у наездника, дракон не меняя курса пролетел мимо.
Молли всю дорогу не оставляли в покое, раз за разом ей приходилось пересказывать историю собственных похождений в Волшебном мире. Любопытным слушателям этого показалось мало, и Молли была вынуждена в подробностях рассказать историю похождений и своей мамы. Однако быстро отбросила эту затею, теплые воспоминания выбили Дровосека из колеи настолько, что какое-то время он не мог тянуть повозку, процессия остановилась на незапланированный привал.
Друзья Молли поведали родителям о жизни в приюте. Как девочка и ожидала, история оказалась вымышленной от начала до конца. Со слов Ника, о них там заботятся, кормят, одевают, преподаватели и воспитатели умные, добрые, обучают их ремеслам и наукам, с учениками строги, но справедливы. Нетрудно было догадаться, мальчик просто хотел успокоить родителей, облегчить расставание.
О скором расставании родители узнали ночью у костра. Если отцы восприняли новость более-менее спокойно, с пониманием, то матерям трудно было объяснить, что это необходимо, что когда под завалом не найдут тел, пропавшие будут объявлены в розыск, для самих детей безопасней будет остаться одним. Еще труднее было объяснить про добровольно взваленный на себя долг перед Волшебным миром. Немало слез было пролито этой ночью и теперь матери ни на шаг не отходили от сыновей, дорожа каждой оставшейся до разлуки минутой.
Деревушка Рыболовная-1 показалась на горизонте к вечеру следующего дня. Караван свернул в лесок неподалеку. Здесь наконец-то можно было избавиться от маскировки, от которой у каждого зудело все тело. Солому с повозки сбросили в яму и для верности закопали. Никогда не устающий Дровосек сразу взялся за топор. Предстояло нарубить бревен для двух плотов. Баркер-старший решил, что и дети должны отправиться в страну жевунов по воде. С таким гребцом, как Железный Дровосек, путь займет в разы меньше времени, чем по суше. Да и вероятность наткнуться на полицейских обращается в нуль.
Двоих жевунов переодели в одежду рудокопов и отправили дежурить на окраину деревни. На случай, если местные жители услышат стук топора в лесу. Хотя Молли сомневалась, что кто-то перепутает жевунов с рослыми бледнокожими рудокопами.
Отец Воробья вился вокруг Дровосека как привязанный. Общество знаменитой персоны явно льстило маленькому жевуну, он робел, не смел заговорить, зато всюду лез помогать, отчего лишь мешал и путался под ногами. А добрый Дровосек знай благодарил за помощь, заставляя жевуна краснеть от удовольствия.
С наступлением темноты перед повозкой выросла гора бревен высотой в рост Молли. С повозки сняли тент и соорудили из него два импровизированных паруса. Дровосек привел в восторг всех мигунов, умудрившись огромным топором вытесать несколько пар весел, на которых при всем старании не найти было небрежной зазубрины.
Все оборудование в темноте погрузили в повозку, пленников посадили сверху на бревна. Переодетые жевуны доложили, что во всех окнах свет погас, деревня уснула.
Грузно подпрыгивая на корнях, повозка выбралась из леса. Беглецы выстроились парами и тронулись в сторону реки. Деревню проходили в полной тишине, будто и себе рты закрыли кляпами. Деревянные колеса негромко постукивали по камням, у Молли мелькнула неуместная мысль, не укладывал ли в свое время и эту дорогу сам Дровосек?
Черные домишки по бокам выглядели какими-то игрушечными, карточными, как в панорамной книге. Наученные опытом, дети напряженно всматривались в окна, в поисках малейшей искорки, случайного огонька. Поэтому только они и заметили темную фигуру возле крайнего дома. Фигура стояла за калиткой и молча наблюдала за пришельцами. Когда повозка проехала мимо калитки, не остановившись, фигура развернулась и старческой шаркающей походкой удалилась в дом. Окна в доме так и не зажглись.
Ник обернулся к подруге, шепнул взволнованно:
– Это он, тот старик, о котором я говорил. Вон старое колесо на заборе, мне про него писали.
– Он нас не выдаст?
– Вряд ли. Зачем? Наверное, нас ждал со дня на день.
В ста метрах за деревней слышался плеск волн о песчаный берег. У причала были привязаны несколько рыбацких лодок. Дровосек развернул повозку к реке задом. Началась безмолвная разгрузка. Пленные рудокопы подавленно наблюдали за работой, теперь они окончательно убедились, что отпускать их не намерены. На месте своих пленителей рудокопы не задумываясь отдали бы вчерашних угнетателей в рабство марранам, в оплату за приют. Лишь на том берегу им суждено было узнать, как легко умеют прощать мигуны, жевуны и болтуны.
Сборка плотов заняла больше часа. Работали в таком же молчании, бревна стягивали веревками, взятыми в одном из ангаров. Немного подумав, Дровосек приладил оба паруса к большему плоту, убедив всех, что может грести без устали хоть месяцами.
И вот оба плота выстроились в ряд на песке в небольшом отдалении друг от друга. Пришло время прощаться. Дровосек заверил бывших подданных, что это ненадолго, скоро они вернутся домой, нужно лишь вернуть Страшилу, а уж с его-то головой друзья точно что-нибудь придумают. Загружаясь на плот, подданные ударились в слезы, больше всего слез пролили матери, расстающиеся с детьми. Освободившись из объятий своей мамы, Ник подошел к отцу, протянул записку с инструкциями куда идти и к кому обратиться в стране марранов. Тот положил руку на плечо отпрыска, сказал скупо:
– Сын, теперь я вижу, что из тебя вырос достойный Баркер. Может быть, самый достойный. Не посрами и дальше фамилию.
И, отвернувшись, взошел на плот, как и сын избегая неловкости сентиментальных моментов. Воробей делал вид, что носком ботинка отковырял в песке нечто любопытное, пока его родители устраивались на связке бревен.
Рудокопов усадили в центре, под главным парусом, по краям расположились гребцы, остальные распределились на носу и на корме. Ник подошел к Сопле и, совсем как только что отец, полошил ему руку на плечо.
– Сопля, ты сделал все что мог. Можешь отправляться с родителями. Твоя помощь не будет забыта.
Стоявшая рядом мама поспешно потянула Соплю за рукав.
– Пойдем, сыночек, поплыли с нами.
Поскольку Сопля только смотрел и хлопал глазами, мать беспрепятственно затянула его на край плота. Когда все отплывающие заняли свои места, Железный Дровосек взялся за край плота. Бревна зашуршали по гальке, все, кто стояли на носу, попятились к парусу, спасаясь от хлынувшей через край воды. Дровосек не рискнул переступать черту, до которой дотягивалась волна, подтолкнул плот. Бревна мягко нырнули и выровнялись.
– В добрый путь, друзья мои, – огорченно напутствовал гигант, – помните, скоро мы вернемся за вами!
Под прощальные крики родителей дети развернулись и понуро пошагали к своему транспорту. Сопля сперва непонимающе смотрел им вслед с приоткрытым ртом, а потом поднял глаза на родителей, бросил коротко:
– Мне пора.
Услышав лаконичный приговор, его мама судорожно вобрала воздух, как если бы вдруг окунулась в ледяную воду, сразу разрыдалась. Сопля спрыгнул в воду по голень и пошлепал пятками, не заботясь о промоченных ботинках.
– Хорошо, сынок, мы понимаем, – сквозь слезы сказала мама. – Береги себя. – Потом прижалась лицом к груди мужа и добавила: – Наш мальчик совсем взрослый стал…
Сопля догнал друзей, Ник одной рукой обнял его за плечи, покачал головой и произнес с ноткой восхищения:
– Сопля, Сопля…
Воробей ткнул его кулаком в плечо и обнял с другой стороны. Так родители и смотрели вслед троим друзьям, бредущим в обнимку, пока тех не объяла темнота. Молли обняла за пояс Дровосека и по пути оторванным рукавом утирала набухавшие в его глазах капли.
ГЛАВА 29
ПРАВИТЕЛЬ ИЗУМРУДНОГО ГОРОДА
Полупритопленная повозка прицепом тянулась за плотом. Чтобы не оставлять следов, ее забрали с собой и среди ночи сожгли на пустынном берегу. Из колес Дровосек соорудил своеобразные уключины для весел. Друзья дремали под размеренный скрип, прижавшись спинами друг к другу. Спать приходилось сидя, под весом Дровосека нос плота то и дело загребал воду, особо не полежишь, если не хочешь промокнуть насквозь.
Путь по реке до Тигрового леса занял два дня. Всякий раз, когда в небе обозначалась темная точка, плот спешно приставал к берегу, друзья ныряли в кусты и пережидали. Но все точки либо пролетали мимо, не увеличиваясь в размерах, либо оказывались обыкновенными птицами. Видимо, завал еще не разобрали, никто беглецов не ищет.
Вечером второго дня Ник с радостным криком указал на знакомую пристань, откуда их забирала шхуна. В сумерках плот пристал к берегу. Дровосек топором разрубил скрепляющие веревки и пустил бревна по течению.
Ночь предстояла бессонная. Ник хотел пробраться в город до рассвета, чтобы снова не прятаться с железным гигантом в полях и не вздрагивать от каждого шороха. Встал вопрос, где разместить столь заметного гостя в многолюдном городе. Хотя бы на первое время.
– В стране жевунов есть сейчас только один человек, которому я могу доверять как самому себе, – сказал на это Дровосек.
– Да? Кто же?
– Прем Кокус, конечно. Готов ручаться, старый друг будет рад меня видеть.
– А, тот старик, – протянул Верзила, не сумев скрыть разочарования. – Да, мы знаем его. Ладно, попытаться стоит.
«Если трухлявый пень еще способен отличить день от ночи», – словно закончила за него кривая улыбка Воробья.
Чтобы не терять времени, через лес друзья шли по дороге. Кроме них вряд ли кто рискнул бы идти здесь без огней, так что встречные путники будут замечены издалека. Особенно с глазами Дровосека. С железным гигантом и его топором дети чувствовали себя куда спокойней, чем когда проезжали эти места в прошлый раз. Его расслабленная прогулочная походка словно говорила о том, что теперь им бояться нечего. Только Молли, глядя на безмятежную физиономию из железа, спрашивала себя, знает ли он об одичавшем зверье, утратившем связь с людьми?
На обоих мостах через трещины железное лицо вообще принимало ностальгическое выражение.
– Давно я не был в этом лесу, – приговаривал гигант, – сколько воспоминаний! Как бьется сердце при мыслях, что тогда его еще не было в груди!
Преисполненный каким-то возвышенным восторгом, он поведал детям, как возле таких же оврагов на них с Элли напали саблезубые тигры. С этого момента спокойствие изменило детям, они шагали как по иголкам, теснее прижимались к холодным железным бокам и напряженно всматривались в темноту под кронами. К счастью, никакие тигры из мрака не бросались, лишь изредка эхо доносило далекое рычание да уханье филина.
Несмотря на спешку, когда вышли из леса, над полями и лугами уже брезжил рассвет. План пробраться в город ночью провалился.
Верзила подал знак остановиться, сбросил с плеч рюкзак. Мальчики переоделись в родные кафтаны жевунов. Шляпы мигунов пришлось выбросить, из-за своей формы в рюкзак они не влазили. Молли наконец избавилась от рабочего халата, разгладила на боках мятое платье. За неимением лучшего, Дровосека завернули в волшебный ковер, чтобы случайный прохожий издалека не распознал знакомую всему миру фигуру. Чувствуя, что теперь не может пошевелить руками, как младенец в пеленках, Дровосек только вздыхал горестно:
– Я понимаю… Раз это необходимо, я понимаю…
Взглянув на дело своих рук, Верзила с Воробьем согнулись от смеха, гигант напоминал полинялый рулон на тонких ходулях, вершину которого зачем-то накрыли железным колпаком. Молли чуть подогнула край ковра, освобождая бедолаге глаза, сочувственно погладила то место, где должно было быть плечо:
– Не волнуйся, это ненадолго, мы что-нибудь придумаем.
– Может повторить трюк с сеном? – с надеждой спросил Дровосек. Под ковром гулкий голос его звучал глухо.
– Как только доберемся до засеянных полей, – пообещал Ник. – А потом раздобудем на ярмарке ткань и сошьем тебе что-нибудь стоящее.
– Что ж, это радует. Но по нынешним временам… не будет ли это стоить слишком дорого? Я не хочу быть вам в тягость.
– Мы разберемся, – расплывчато заверил Верзила.
Пока окончательно не рассвело, друзья продолжили путь по пустынной дороге. Дровосеку было велено глядеть в оба, сами дети после бессонной ночи на ходу зевали и клевали носами. Молли умудрилась не сбиваясь с шага увидеть короткий сон. Разбудила ее какая-то перемена в окружающих звуках. Собравшись с мыслями и прислушавшись, девочка поняла, что больше не слышит стука железных пяток о камни. В голове промелькнула догадка, что Дровосек шлепнулся, ковер смягчил удар, а несчастный страдалец теперь не может подняться. Но не успела так подумать, как услышала над ухом его озадаченный голос:
– Э-мм… Кажется опять началось… Твоя вода, она перестает действовать, я уже не чувствую ног.
Молли повернула к нему заспанное лицо, и сон как рукой сняло. Дровосек словно вырос еще на полголовы, а железные ступни барахтались в воздухе, не касаясь камней. Края ковра трепыхались, как при сильном ветре, хлестали Дровосека по голове.
Молли возбужденно толкнула Ника в плечо:
– Ковер ожил!
Эти слова стряхнули сонное оцепенение не хуже пушечного выстрела. Все взгляды одновременно обратились к Дровосеку, округу огласил радостный вскрик. Друзья окружили порхающего гиганта, со всех сторон принялись щупать трепещущую под пальцами ткань.
– Больше тебе эта вода не понадобится! – с широченной улыбкой сказала Молли.
– Приятно слышать, – не мог не признать гигант. – А все-таки что-то не так с моими ногами. Пусть я сделан из железа, но это мои ноги, я достаточно хорошо их изучил.
– Сейчас исправим, – деловитым тоном пообещал Воробей. Он подцепил заправленный угол ковра, с силой потянул на себя. Дровосек как танцор крутнулся вокруг своей оси и неуклюже приземлился на ноги, едва не потеряв равновесие. Выровнявшись, он постоял, прислушиваясь к ощущениям, постучал пятками по камням.
– Да, теперь все в порядке, благодарю. Что это было?
Вместо ответа Воробей с хлопком расправил ковер, отступил на шаг. Как сорванный с ветки лист, ковер мягко спланировал, завис на высоте колен. Его углы мелко колыхались, будто пропускали сквозь себя скопившийся в воздухе ток.
– Вон оно что, – пробормотал Дровосек. – Какой стыд, уж я-то должен был узнать этот ковер!
Сопля, увидев знакомую ситуацию, не задумываясь подошел и коленями вскарабкался на ковер.
– Соображаешь, Сопля! – похвалил Верзила. Затем обернулся к остальным, улыбнулся: – В нашей стране драконы не летают, понимаете? Мы поднимемся так высоко, что снизу нас примут за птицу. И тогда – пожалуйста, летайте сколько угодно и куда угодно!
Радость оказалась преждевременной. Самих детей ковер с натугой, но держал, а когда рядом присел Дровосек, тряпку как гвоздем прибило к камням, одни углы беспомощно трепыхались в воздухе.
Растерянные, дети по очереди сошли на дорогу. Оставшегося Дровосека ковер кое-как сумел оторвать от земли.
Ник почесал затылок.
– Ладно, придется менять план. Ты сможешь сам найти дом Према Кокуса?
– Смогу ли я? – как будто даже обиделся Дровосек. – Да я найду его с закрытыми глазами!
– Тогда сделаем так: ты лети один, а мы придем к вам вечером. Там и решим, что делать дальше.
Подумав, Дровосек кивнул:
– Наверное, так будет правильно.
– Только убедись, что рядом нет зевак, когда будешь приземляться.
– Можете на меня положиться. Вот только разберусь, как управляться с этой штукой…
Дровосек осторожно пощупал край ковра, потянул кверху. Ник по себе знал, как отзывчив ковер на любое движение. Будь гигант полегче, его бы понесло вверх со скоростью пикирующего орла, но с таким седоком он начал взмывать медленно, тяжело. На высоте трехэтажного дома наблюдатели снизу заподозрили неладное. Верхний край ковра задирался все выше, становился перпендикулярным земле, показалась спина Дровосека. Молли с ужасом поняла, что незадачливый летун переворачивается. Спустя секунду глазам детей представился железный колпак на голове седока. Гигантский топор соскользнул с пояса и устремился вниз. Острое, как бритва, лезвие со звоном высекло искры из мостовой перед ногами оцепеневшего Сопли. Дровосек повис, сжимая одной рукой угол ковра, а тот как пойманный за хвост зверек, извивался в воздухе, пытаясь вырваться из ловушки.
– Все в порядке, не беспокойтесь за меня! – крикнул Дровосек с плохо скрытым страхом в голосе. – Это легко исправить, вот увидите.
А сам продолжал висеть неподвижно, как кукла на прищепке. С земли лицо его разглядеть было почти невозможно, но Молли показалось, будто гигант всеми силами пытается изображать невозмутимость, мол, все идет по плану, надо только собраться с силами.
– Как думаешь, он сможет ходить, если свалится с такой высоты? – спросил Воробей.
Ник не оборачиваясь постучал костяшками по макушке друга, крикнул:
– Лови его второй рукой!
– Так и поступлю! – донеслось сверху. И свободная рука Дровосека принялась метаться за увертливым краем. Со стороны занятие выглядело безнадежным, железным конечностям не хватало ловкости. Бедняга мог бы промучиться весь день, но тут ковер решил изменить тактику. Раз не получается уйти из ловушки вверх, он резко бросился вниз. Дровосек поспешно обнял его обеими руками. Ковер выровнялся и затих, успокоенный привычным положением. Дровосек теперь лежал на нем грудью и вставать, похоже, не собирался. Он руками нащупал углы, ковер неровно, как раненая птица, полетел в сторону города.
Дети молча смотрели ему вслед.
– Кто понесет топор? – тупо спросил Ник.

Второй раз Молли попала в город Гилар. И опять, как и в первый, на улицах было необычайно многолюдно. Причину такого оживления в обычный вроде бы выходной день ребята объяснить не могли, но сейчас это было им на руку. В толпе горстке беспризорников проще не попадаться на глаза лигашам. А выглядели друзья подозрительней некуда: один с большим рюкзаком за плечами, что само по себе недопустимо в глазах местных стражей – откуда у беспризорников имущества на целый рюкзак? Да и сам рюкзак, собственно, не входит в список личных вещей беспризорника. Другой и того хуже, обливаясь потом, тащит нечто громоздкое, завернутое в рабочий халат мигунов. Обыска им бы точно не миновать.
На ярмарке было не протолкнуться. Ник целенаправленно проталкивался сквозь людской поток к овощному ряду. Только высокий рост позволял ему в такой толчее не потерять ориентиры.
Что-то смутно знакомое то и дело проскальзывало в жужжании сотен голосов. Какое-то слово или слова, набор звуков, которые в общем шуме ускользали, как бабочка от сачка, но тревожили что-то далекое в памяти Молли.
Первый же лоток в овощном ряду заставил девочку забыть про голоса.
– Ничего себе! – пробормотала она удивленно. На прилавке в ряд лежали огурцы размером со взрослого гнома. Многодетная семья за неделю не управилась бы с одним таким. Зная себе цену сегодня, продавец сиял и улыбался, с воодушевлением зазывал покупателей. Его голос, казалось, парил над шумной толпой и с легкостью покрывал голоса соседних торговцев. Он водил глазами по потоку голубых кафтанов, выискивая чужие глаза. Достаточно ухватить случайный взгляд, а там уж дело техники, там уж он не отпустит!
Взгляд его встретился со взглядом Молли. Продавец расцвел.
– Подходите, не стесняйтесь! Вы только попробуйте… – он осекся, обнаружив непокрытые головы. Как по волшебству елейные глаза зло сузились: – Никак огурчиков захотелось? Знаю я, зачем ваш брат тут ошивается. Убирайтесь, проклятые воришки, не то позову стражу!
Привыкшие к такому обращению, ребята даже не обратили на него внимания. Но Молли остановилась, возмущенная и готовая ответить что-нибудь обидное. Ник с силой утянул подругу за руку. И правда ведь заверещит, только этого не хватало.
Когда лавка осталась позади, девочка проворчала, кипя от злости и обиды:
– Зачем было вообще сюда идти, тут не продают ткани.
– Ты ведь хотела увидеть старого кукурузника, помнишь?
Сама не зная почему, Молли вдруг оробела:
– Что, сейчас?
– Зачем откладывать? Когда еще выпадет возможность?
Ник уверенно проталкивался туда, где овощной ряд упирался в площадь. Молли с волнением глазела по сторонам, каждую секунду ожидая увидеть знакомую лысую макушку среди початков кукурузы. В какой-то момент сзади вдруг раздался пронзительный женский вопль:
– Убивают!
Воробей как вспугнутая птица юркнул у подруги под мышкой, прикрылся ее спиной. Лезвие топора хорошенько ткнулось в чей-то пухлый бок. Прохожие заозирались, ища причину переполоха, но детей уже след простыл.
Возле самой площади Ник поманил Молли, указал рукой поверх океана шляп. Девочка и без него заметила впереди нагромождение ящиков с кукурузой. Ящиками было заставлено буквально все, от пола до крыши, на прилавке в прямом смысле слова початку некуда было упасть. Для себя торговец оставил лишь узкую щель между двумя стопками, куда с трудом можно было протиснуться бочком.
Что-то странное происходило там, за ящиками. Сперва Молли услышала громкую ругань, затем одна из стопок на прилавке вздрогнула, будто по ней ударили с другой стороны. Верхний ящик соскользнул и рухнул едва не на головы прохожих. Жевуны с испуганными криками рассыпались в стороны. Перед лотком кукурузника образовалось пустое пространство. И очень кстати, второй удар, куда более сильный, потряс соседнюю стопку. Вся конструкция начала медленно, как подрубленное дерево, клониться к земле. Раздался треск, золотые початки разлетелись под ноги изумленных жевунов.
В образованную на прилавке брешь вскочил человек, при виде которого Молли приросла к земле. Она сразу узнала папин домашний халат с вышитым маминой рукой цветком на груди. Но конечно, это был не папа. Погромщик был куда ниже ростом и гораздо полнее. Под мышкой он сжимал короткую трость, пухлые руки в перчатках придерживали края капюшона, а из-под капюшона выбивалась… прядь соломы.
Человек даже не взглянул по сторонам, поспешно и неуклюже скатился по разбитым ящикам и ринулся в сторону площади. За ним через прилавок сиганул старый Рольф. Его фигуру с широкими костлявыми плечами и крошечной головой спутать было невозможно.
Размахивая обломанным кукурузным стеблем, старик кинулся вдогонку за человеком в халате.
– Я тебя научу, как топтать мою кукурузу! – в бешенстве кричал он.
Молли вцепилась ногтями в руку Ника так, что тот побледнел и пискнул.
– Это Страшила! – воскликнула она, забыв об осторожности. – Быстро, за ним! Не потеряйте его!
И, не дав друзьям опомниться, она со всех ног бросилась к площади. Не успела девочка удалиться от овощного ряда и на десять метров, как угодила прямиком в распахнутые объятия стража в голубой фуражке.
Молли оцепенела от страха. Ник за плечом издал какой-то захлебнувшийся звук.
– Ой-ей, – прозвучал запыхавшийся голос Воробья. И даже Сопля испуганно шмыгнул.
Но страж, как оказалось, не смотрел, кто угодил ему в руки. Он и целая цепь его сослуживцев раздвигала толпу в стороны, освобождая проход.
– В сторону! В сторону! – слышались их команды.
Ник пришел в себя первым, оттащил окоченевшую подругу за спины жевунов. Поняв, что опасность ложная, Молли принялась вертеть головой. Низкорослого Страшилу в толпе было не видно, зато хорошо выделялся коричневый затылок Рольфа и раскачивающийся над шляпами стебель.
– Разойдись! – продолжали распоряжаться лигаши. – Дорогу! Дорогу правителю Изумрудной страны! Эй, вам что, отдельное приглашение? В сторону! Не видите, едет сам… – и тут Молли услышала то, что смутно тревожило ее в голосах толпы: – … Урфин Джюс!
От удивления девочка на секунду забыла про старого Рольфа и перевела взгляд на площадь.
Стражи разрезали толпу на две части. В образовавшийся коридор вступил экипаж, сопровождаемый отрядом в зеленых формах. В отличие от местных лигашей с дубинами, эти были вооружены настоящими кинжалами. Шестеро носильщиков выглядели усталыми, сбивались с ног, толстый слой пыли осел не только на одеждах, но и на лицах. Создавалось ощущение, что они без сна и без сменщиков волокли экипаж от самого Изумрудного города.
Кресла, которые Молли видела в экипажах богачей, не шли ни в какое сравнение с этим. На плечах носильщиков высился самый настоящий трон изумрудного цвета. И уж тут-то невооруженным глазом было видно, что это не подкрашенное стекло. Трон выглядел так, будто скульптор выдолбил его из цельной глыбы изумруда. На спинке трона с высокомерным видом восседал филин. Если филины бывают высокомерными, то этот был самым ярким представителем. Молли сразу вспомнился Гуамоко, бессменный пернатый спутник Урфина Джюса.
Филин был преисполнен гордостью и чувством собственной значимости. Изредка из-под опущенных век он оглядывал толпу, словно проверяя, достаточно ли вокруг почтения к его персоне. Поворачивать при этом голову он явно считал ниже своего достоинства. Вытянутый в струнку, с начищенными до блеска перьями, филин источал куда больше великолепия, чем сам правитель Изумрудной страны.
Урфин Джюс имел вид человека в концертном зале, который испытывал смертную скуку от зрелища на сцене. Скрючившись на неудобном сиденье, он подпер щеку ладонью и хмуро смотрел в одну точку. Происходящее вокруг, казалось, не интересовало его совсем.
Шум на площади сам собою затих, жевуны молча смотрели на процессию. Лишь из первых рядов раздавались жидкие выкрики:
– Да здравствует Урфин Джюс!
– Слава правителю Изумрудной страны!
– Слава Владыке Урфину Первому!..
Трудно было избавиться от подозрений, что эти люди специально поставлены поближе к экипажу. Никто в толпе не спешил поддерживать восхваления.
Когда последние восхваления стихли, филин нагнулся и словно что-то шепнул правителю. Словно участь всех остальных птиц и зверей обошла его стороной. Урфин Джюс поморщился, отмахнулся, едва не съездив птице по клюву. Филин всполошенно замахал крыльями, теряя достоинство, но уже через секунду снова сидел с закрытыми глазами и источал потрясающую невозмутимость, недоступную простым смертным.
Молли не знала, состарился ли Урфин Джюс со времен Феи Спасительной Воды. Если годы и наложили отпечаток, то незначительный, волосы и кустистые брови его сохранили угольно-черный цвет, при всем старании парикмахер не сыскал бы на этой голове признаков седины. Глубоко в зарослях волос сидела корона, вся усыпанная изумрудами, на плечах красовалась изумрудного цвета королевская мантия. Однако, вопреки описаниям в маминой книге, новый правитель не был похож на человека, который упивается властью. Он выглядел измотанным и еще более угрюмым, чем можно было представить. Черные маслины глаз смотрели мрачно и недружелюбно.
Кто-то в первых рядах с криком «Да здравствует Урфин Первый» бросил навстречу экипажу букет цветов. Цветы рассыпались по головам носильщиков, один угодил правителю на плечо. Тот снова поморщился, щелчком отправил цветок на мостовую.
Недалеко от Молли один жевун поднял над головой карапуза.
– Господин Урфин Первый, это мой сын, посмотрите. Он хочет быть похожим на вас, когда вырастет!
Правитель Изумрудного города даже не взглянул в его сторону. Но потом, словно что-то вспомнив, сунул руку в карман и протянул малышу какой-то замызганный выцветший фантик.
Пораженный, жевун на секунду потерял дар речи. Когда он обернулся к толпе, в глазах блестели слезы умиления.
– Он дал моему сыну конфету! – проревел осчастливленный отец. Затем развернул к толпе малыша, торжествующе продемонстрировал зажатый в крошечной ладони фантик: – Вы видели? Он угостил моего сына конфетой!
Урфин Джюс закатил глаза, еще ниже сполз по спинке трона, практически повиснув щекой на ладони.
Экипаж проследовал мимо, двигаясь в сторону главного здания Лиги Цветочников, а Молли продолжала стоять как громом пораженная. Теперь все встало на свои места. Оказывается, у беды, которая приключилась с Волшебным миром, есть вполне определенное имя. И имя это – Урфин Джюс. Неугомонный склочник опять взялся за старое…

Автор публикации

не в сети 3 года

Андрей Дудин110

Комментарии: 0Публикации: 1Регистрация: 30-09-2021