Эти короткие записи, перед смертью я отдам в лапы свирепому океану, который так жестоко обошёлся с нами. Сейчас моя разбитая шлюпка дрейфует под неизвестной широтой. У меня не осталось еды и запас пресной воды на исходе. Если мою лодку не разобьют волны, я смогу продержаться не более недели. Я сумел сохранить несколько листов бумаги и карандаш. Постараюсь как можно подробнее записать все, что случилось с нами, после того как мы покинули английский берег. Мой рассказ будет ужасен и даже сейчас, когда мне приходиться вспоминать события, которые привели к гибели такое множество людей, я, не без содрогания, вызываю в своей памяти картину всего случившегося.
Мы вышли из Дувра 15 сентября 1897 года. Наш небольшой пароход “Батгейт” должен был пересечь Ла Манш, зайти в Брест и оттуда доставить пассажиров в Лион.
Лично я ехал во Францию по заданию своей газеты. Наш редактор, большой охоч до разного рода сенсаций, вызвал меня в кабинет и не делая долгих пауз в словах, отрядил в командировку в Лион, где началась большая забастовка ткачей, которую я и должен был осветить как можно подробнее, делая упор в оснрвном на революционные веяния, скрытые в рядах недовольных рабочих. Партон (редактор), был абсолютно уверен, что французы просто соскучились по новой бузе, которую они часто нарекают громким словом “революция”.
“Вельсхоп, – сказал он мне, – пощекочи этих неугомонных лягушатников, и пусть они тебе нахохочат свою высокую идею. С тех пор как их Людовик XI показал, что аристократия, как и они, состоит из мяса и костей, слова “революция” и “Франция” стали синонимами. Им бы стоило поучиться у нас, как лучше всего беречь свою знать и тем самым оградить себя от бессмысленных хунт, которые ведут только к новым катастрофам. Отыщи самых отчаянных заводил и дай материал немедленно.”
Так я отправился во Францию. Однако моему репортажу не суждено было увидеть свет, поскольку мы не только не пришли в Лион, но даже не достигли Бреста.
Через несколько часов нашего путешествия, когда берега Англии уже давно скрылись за густым туманом, ясное до этого небо заволокли черные тучи, поднялся сильный ветер и разразилась ужасная буря. Пароход принялось швырять будто ореховую скорлупу. Среди пассажиров поднялась паника. Многие ушли с палубы, в надежде переждать ураган в каютах, но качка была такой сильной, что и там им приходилось несладко. Небо бесперестанно сыпало на океан всполохи ярких молний и обрушивало страшные раскаты грома. Воздух наполнился запахом электричества и соли – первый приносила гроза, второй – беснующиеся на палубе волны.
Чем свирепее становилась буря, тем громче кричали пассажиры, хватаясь за все, что только могло удержать их на корабле. Волны поднимались все выше, и со страшным грохотом обрушиваясь на судно, уносили с собой тех несчастных, что не сумели справиться с их натиском, в бессилии разжимая руки ухватившуие переборку, скобу или верёвку.
Самому мне удалось привязать себя ремнем к вымбовке. Близкое мое расположение к борту судна немного защищало меня от яростной атаки волн.
Пароход гудел и стонал от давления воды и ветра. На палубе оставалось теперь только человек шесть, тогда как перед началом бури их насчитывалось не меньше тридцати.
Этот водяной ад продолжался больше двух часов. Пароход наш получил большую пробоину и теперь медленно погружался кормой в затихающие волны. Тучи рассеивались, являя нам молочный цвет солнца.
Вскоре море совсем успокоилось, небо очистилось и наступил штиль. Один винт парохода сломался, но он все равно не смог бы спасти положение: корма уже больше чем наполовину погрузилась в океан.
Капитан сообщил нам, что заделать течь невозможно, и что все мы должны сесть в спасательные шлюпки, которые ещё оставались на палубе после урагана и немедленно покинуть пароход.
Сначала мы разместили в лодке раненных; после женщин и стариков. К счастью, на нашем злополучном рейсе не было детей, иначе масштаб и горечь всей катастрофы оказались бы куда более трагичными и ужасными. Поспешно погрузили воду и съестные припасы. Когда последняя шлюпка коснулась воды, пароход горестно вздохнул и медленно погрузился в море. Нам пришлось отчаянно работать веслами, чтобы тонущее судно не утащило лодки на дно. После того, как над пароходом сомкнулись волны, я насчитал восемь спасательных шлюпок нагруженных людьми. Вид этот показался мне настолько удручающим, что у меня защемило сердце.
Где мы сейчас? Что ждёт нас впереди? Эти вопросы занимали мысли каждого спасшегося.
Капитан, с которым я оказался в одной лодке, попытался навести порядок, чтобы шлюпки не разошлись в разные стороны. Для этого он использовал длинный и крепкий канат, которым были связаны все восемь лодок. Получился этакий морской караван. Наша шлюпка была головной. Каждый лелеял надежду, что нам повстречается какое-нибудь судно, которое подберёт нас.
Было тихо. В этой вязкой тишине слышался лишь скрип уключин и, по временам, вздохи раненных.
Стрелка капитанского компаса крутилась как сумасшедшая. Не было абсолютно никакой возможности определить какую-нибудь сторону света. Казалось мы угодили в некое безвременье, где не существует ни часов, ни пространства. Капитан рассказал, что с началом бури пытался послать не менее дюжины сигналов о помощи, но все радиооборудование на параходе странным образом пришло в неисправность. Мы не знали где находимся, но более всего нас тяготила неизвестность.
18 сентября.
Прошло три дня. Хорошо, что я догадался отмечать числа в маленьком карманном календаре. Мои часы, как и компас капитана, отказывались служить. Погода по прежнему стоит ясная. На много миль наши шлюпки окружает одна вода. Не видно ни полоски берега, ни очертания какого-нибудь судна. У меня создаётся впечатление, что мы находимся не в Ла Манше. По всем признакам под нашими лодками океанские воды. Но какой это океан? Атлантика? Индийский? Может быть Тихий? И как мог наш пароходик угодить в эти соленые гигантские бассейны?
К вечеру мы потеряли двух раненных. Капитан распорядился бросить мертвые тела в море.
По прошествии некоторого времени, после этих своеобразных похорон, мы вдруг заметили в воде, справа от лодок, какое-то движение. Спокойная морская гладь пришла в лёгкое волнение, и на поверхности ее показались два больших и острых акульих плавника. Серые сверху и черные у основания, они будто бритвы резали воду, неумолимо приближаясь к шлюпкам. Очевидно хищниц привлекли брошенные в море трупы. Капитан по одному только взгляду на плавники, определил, что принадлежат они белым акулам, самым свирепым морским хищникам. Это лишний раз доказывало, что мы находимся в океане.
Меж тем две смертоносные рыбины стали окружать наши лодки. Капитан дал приказ зарядить ружья, которые были захвачены нами с тонущего парохода. У некоторых пассажиров (включая меня) оказались собственные пистолеты. Акулы облюбовали третью шлюпку из нашего каравана и их плавники покачивались в футах десяти по обе стороны ее бортов. Готовилось нападение. Все, кто взял в руки оружие, направили его на чудовищ и ждали приказ капитана. Акулы на мгновение замерли перед броском. Капитан дал отмашку. Загрохотали выстрелы. Каждая из двух рыбин получила изрядную порцию свинца. В воздухе запахло порохом, а вода вокруг хищниц окрасилась в багровый цвет. Несмотря на тяжёлые ранения, акулы продолжили атаку, которая получилась ещё более яростной от боли, которые причиняли им пули. Две огромные морды показались над водой, и обе их отверзшиеся пасти с четырьмя рядами острых зубов впились в деревянные борта лодки. Пассажиры злосчастной шлюпки, спасаясь от бешеной атаки, сгрудились на узкой корме. Никто не пострадал, кроме лодки, у которой акулы отхватили с двух сторон по изрядному куску. После нападения, которому морские чудовища отдали все силы, одна из рыбин издохла, продолжая истекать кровью. Вторая, обезумев от боли и голода, вцепилась в развороченный от пуль бок своей подруги и выдрав изрядный клок мяса, бросилась в сторону и мгновенно околела, не успев проглотить свою кровавую добычу.
После нападения, пострадавшая шлюпка стала быстро набирать воду, и мы поспешили пересадить пятерых перепуганных насмерть человек из нее в оставшиеся семь лодок. Акулья атака посеяла панику среди пассажиров. Приближалась ночь и многие опасались нового нападения. Было принято решение организовать дежурство. Караул сменялся каждый час.
20 сентября.
Сегодня пасмурно. Небо затянула светло-серая пелена, которая сыпет на нас водяную пыль. Многие молятся, чтобы не случилось нового урагана. Если разразится буря подобная той, в которой погиб наш пароход, мы обречены. Ближе к обеду умер ещё один пассажир. Это был старик. У него разыгралась астма, и он задохнулся на руках своей дочери. Его тело не спешили бросать в воду, опасаясь нового нападения акул. Но и оставлять труп в лодке было нельзя. Благодаря предусмотрительности капитана, который не бросил останки пострадавшей шлюпки, а привязал ее к нашему каравану, матросы соорудили из них нечто напоминающее плот, завернули старика в брезент, осторожно положили его на доски и отпустили в океан.
25 сентября.
Вот уже десять дней прошло, как мы дрейфуем в океанской пустыне. Погода снова пасмурная. Из-за густого тумана я не могу различить идущие за нами лодки. Запас пищи и воды на исходе. Каждый день мы теряем людей. Один из пассажиров, молодой человек лет тридцати, застрелился от отчаяния. Нам уже ничего не остаётся, как снова бросать мертвые тела в воду. Многие уже пренебрегли опасностью нападения акул. Я думаю, что некоторые втайне хотят погибнуть от зубов этих страшных рыб. Особенно те, кому претит самоубийство.
О Господи! Где же ты, когда так необходима твоя помощь? Чем же мы заслужили такое страдание?
Я все чаще посматриваю на свой револьвер. Но нет! Я не доставлю дьяволу удовольствия лицезреть меня с дырой в виске. Остаётся еще надежда, а она, безусловно, является лучшим средством от того, чтобы решиться наложить на себя руки.
27 сентября.
Погода ясная, но океан неспокоен. Дует лёгкий бриз. Нас осталось девятнадцать человек. Одна молодая женщина вчера вечером лишилась рассудка. Мне больно смотреть на нее. Она постоянно говорит о своем доме, родителях и женихе. Ведет с ними беседу, будто они рядом. Несчастная от всех потрясений утратила всякую связь с реальностью. Мы усадили ее в отдельную лодку и крепко привязали, чтобы она не бросилась в воду. Она не просит ни есть, не пить, а только громко разговаривает с призраками, порожденными ее больным страшным безумием.
Около полудня мне почудилось движение на горизонте. Я внимательно вглядывался туда, пока глаза не различили чуть заметную точку вдалеке. Я сказал об этом капитану. Он взял подзорную трубу и навёл ее в указанную мною сторону. С минуту капитан всматривался в дрожащий горизонт, потом убрал от глаза трубу и, с плохо скрываемым волнением, сообщил:
“Это корабль, джентельмены! Но, боюсь, что мы потеряем его из виду раньше, чем он заметит нас. Он идёт под парусами и ветер разворачивает его в противную сторону от наших лодок”.
Нужно было что-то предпринимать. Тогда я высказал идею поджечь пустую шлюпку. В этой ситуации мое решение было самым верным. На дне пустой лодки мы разлили масло из ламп и при помощи кремня подожгли его. Просмоленные доски быстро занялись. От горящей лодки стал подниматься густой черный дым, что нам и было нужно. Скоро шлюпка уже полыхала вовсю, и команда судна, появившегося на горизонте, несомненно должна была заметить черную стену угольного чада, поднимавшуюся над океаном. Капитан снова посмотрел в трубу.
“Они заметили нас! – радостно сообщил он.- Корабль готовят к повороту!”.
Эта отрадная весть была услышана всеми пассажирами. Поднялось ликование. Люди приободрились и, казалось, обрели свежие силы.
Теперь оставалось только ждать, когда корабль подойдет к нашим лодкам. Учитывая расстояние, ему потребуется не менее двух часов. Но что это был за смешной временной отрезок , по сравнению с тем тревожным ожиданием и страданием, которые пережили мы за последние десять дней?
Во все глаза наблюдали мы за приближающимся кораблем, не в силах сказать друг другу слова. Многие из нас не до конца верили, что спасение уже близко. Почти все женщины и даже несколько мужчин плакали. Наконец то Бог сжалился над нами! Меньше чем через пару часов мы поднимемся на борт приближающегося корабля и узнаем, где же мы дрейфуем уже столько дней.
Время тянулось очень медленно. Вскоре, однако, мы уже могли достаточно четко разглядеть силуэт идущего к нам судна. Издалека оно выглядело как трехмачтовый бриг, с водоизмещением тонн в двести. Было непонятно военный это корабль или обычный торговец. Но в нашем положении выбирать не приходилось.
Через три четверти часа расстояние между шлюпками и судном составляло не больше двух кабельтовых. Капитан, в который раз поднес к глазам подзорную трубу и вдруг с ужасом выронил ее из рук. Тут и я заметил, что корабль вблизи выглядит необычно. Его высокие борта словно обросли серой шерстью, которая при солнечных бликах, отражаемых волнами, медленно шевелилась. Паруса на мачтах тоже смотрелись странно: казалось они были сшиты не из ткани, а из плотной серой кожи со множеством складок. На борту не было видно людей. Когда же корабль приблизился чуть ли не вплотную к нашему каравану, все с содроганием и отвращением увидели, что судно полностью состоит из живых крыс. Каждая особь была размером со взрослого щенка ньюфаундленда. Их были тысячи. Живые, копошащиеся, визжащие, отвратительные грызуны. Они перекатывались друг через друга, отчего корабль менял свою форму. Он мог стать квадратным, круглым или овальным. У него не было деревянного остова. Весь корабль сплошь состоял из крыс. И только из них!
Пассажиры завороженно смотрели на это мерзкое чудо. Всех словно парализовал открывшийся вид корабля, в котором мы надеялись обрести спасение.
Дальше произошли ещё более невероятные и жуткие вещи. Я пишу эти строки, а руки мои предательски трясутся от страшных воспоминаний.
Крысиный корабль перестал шевелиться. Наступила гнетущая тишина, которую никто не смел нарушить. В этой тишине раздался скрежет, и все с ужасом увидели, как серые кожаные паруса превратились в гигантские крылья, и над живым кораблем в воздух поднялись три огромные летучие мыши. Их тела были лишены шерсти, потому они выглядели отвратительно. Страшные морды, каждая размером со средний аэростат, были несколько вытянуты. Широкие ноздри располагались близко к маленьким мутным глазам, а из разинутых пастей торчали длинные острые клыки. Размах их перепончатых крыльев был огромен. Когда три чудовища тяжело поднялись в воздух, они заслонили собой солнце. С минуту покружив над нашими лодками, летающие монстры стали обрушиваться на людей. Поднялся ужасный крик. Гигантские крысы выхватывали своими нижними конечностями пассажиров из шлюпок, подбрасывали в воздухе и пронзали тела несчастных длинными острыми клыками, разрывая их на части. Началась кровавая баня. Кровь била фонтаном, а поверхность океана стали усеивать фрагменты изуродованных человеческих тел. Те, кто не утратил хладнокровия, попытался применить против кровожадных монстров оружие. В их числе был и я. Однако пули или не наносили летающим крысам никакого вреда, или попросту летели мимо.
Через четверть часа в шлюпках остались только мы с капитаном и пожилой джентельмен в соседней лодке. Вода вокруг нас буквально кипела от крови. Три летающих чудовища, насытившись страшным пиршеством, вернулись к своему кораблю, и их крылья вновь превратились в паруса, в то время как мелкие грызуны стали поедать человеческие останки. Стоял страшный визг. Корабль из крыс двигался по воде, принимая причудливые формы и поглощая части разрезанных тел. Угощение досталось всем. К тому же они перегрызли канат, которым были связаны лодки, и часть крыс пересыпалась в шлюпку к пожилому пассажиру. Под его неистовый крик чудовищные убийцы облепили тело жертвы с ног до головы и в несколько минут обгладали человеческую плоть. Когда крысы покинули лодку и воссоединились с остальными грызунами, мы увидели, что в шлюпке стоит скелет, (все что осталось от пожилого джентельмена) который тут же рухнул на дно лодки.
В отчаянии, капитан снова схватился за ружье и стал беспорядочно палить по кораблю. Ему удалось сбить несколько крыс, которые с визгом упали в море и были немедленно пожраны своими сородичами. Тут снова затрещал парус. Одна огромная летучая крыса ещё раз поднялась в воздух. Капитан дико закричал и попытался перезарядить ружье. Но летающий монстр оказался быстрее, и останки несчастного капитана мгновенно усеяли красную от крови воду. Что же касается меня, то во время этой ужасной схватки мне удалось спрятаться на дне лодки, накрывшись широким куском брезента. Я думал, что минуты мои сочтены, однако через некоторое время, выбравшись из своего укрытия, я увидел, что ужасный корабль уходит в другую от моей лодки сторону.
28 сентября.
Снова пасмурное утро. Все, что произошло накануне, кажется мне кошмарным сном. Но оглядываясь, я не вижу больше ни одной лодки, кроме моей, что, увы, доказывает о реальности случившегося.
Мне не о чем больше писать. Сейчас я допью оставшееся бренди, помещу свои заметки в бутылку и швырну ее в океан. Ты, кто обнаружит эти бумаги, прошу тебя помолиться о душе несчастного Джима Вельсхопа.
28 сентября 1897 г.
(Эти бумаги найдены рыбаками у берегов Сан-Франциско).
Автор публикации
