Крымская ведьма

Мы всюду ищем красоту,
Чтоб оставаться в ней собой.
Ее мы чуем за версту,
Готовы к встрече в миг любой…

И красота не каждый раз
Приходит целый мир спасти,
Она спасет и тех из нас,
Кто без нее сойдет с пути…

Беглец.

Черноморское побережье. Если честно, я впервые приехал “отдыхать на море”. И первое, что поразило и создало некоторое неудобство – это непрерывный, нескончаемый шум. Удивленное сознание пребывало в озадаченном состоянии. В любое время дня и ночи улавливая близкий рокот стихии, настораживаясь, оно ожидало какого-нибудь перерыва или полного прекращения новых для него звуков, которого, однако, не наступало. Не происходило и каких-нибудь страшных последствий от такого могущественного соседства.

Но уже через неделю, когда я как обычно проснулся и вышел на улицу, вдруг показалось, что в окружающей действительности чего-то не хватает. Охваченный волнением я озирался, ища глазами дыру, оставленную исчезнувшим элементом. Однако, все значимые предметы находились на своих местах: небо, Солнце, земля, деревья. Двор Ираиды, она сама, моё авто…

Тогда откуда такое ощущение, будто вернулся из командировки, а жена сбежала, прихватив с собой и детей: вошел в дом, а там тишина, даже стены звенят? Тишина? Точно! Прислушавшись, понял – молчит море. Снова удивился и пошел смотреть. Ни волн, ни барашков. Вода стоит, как в колодце: ровная, гладкая. Только «очень много» воды. И смотришь на неё не вниз, а вдаль…

И еще одно удивительное чувство, в те дни озарившее душу небывалым откровением: с первых минут знакомства Море заставило воспринимать себя, как живое существо. Но настоящим открытием и даже чудом, ждавшим меня в Крыму, оказалась встреча с человеком, миропредставление которого и знания, буквально потрясли и перевернули мою доэтошнюю психологию с ног на голову, хотя может наоборот.

Ираида, хозяйка, приютившая отдыхающего, человек добрый радушный, но не многословный. Всегда в заботе о собственном саде: инжир, орехи, яблони, груши и что-то ещё. А главное – виноград. Виноград, виноград… Разных сортов. Белый, синий, красный. С различными вкусовыми оттенками. И всё своими руками: полив, уход. Вода привозная. Почва не особо-то плодородная.

Практически через пару дней отметил: “Какая неуемная энергия у этой женщины!” “Сколько же ей лет?! – задавался я вопросом, имевшим кое-какие невероятные последствия. – Не старая, не молодая.” “Странная. – думал я, наблюдая за ней. – Слишком сосредоточенная для простого обывателя. И взгляд неколебимый, как утес. Но не давящий, не нависающий. Смотришь ей в глаза и чувствуешь себя бестолковой пеной морской”.

За несколько суток обменялись мы, буквально, десятком фраз, преимущественно по делу, относительно условий моего пребывания. Про оплату она сказала, что-то вроде, живи сколько хочешь, дорого не возьму. Рассказывать о себе тоже не имело смысла, почему-то казалось, что она и так всё знает, а лезть с расспросами к ней не было желания. Хотелось покоя и уединения, чего получил я предостаточно, особенно по вечерам.

А вечерами я разводил костер в специально приспособленном месте. Пек селедку и картошку на углях, запивая всё это парой литров охлажденного пива. Повечерять – так это у меня называлось. По нашему, по казачьи! А комары там видать еще пьяные от свидомой кровушки голодные злые и явно стремились до смерти загрызть приезжего из России. Немного свежесорванной травы и дым разгонял мелкопакостную тварь. А огонь служил единственным освещением, если не было Луны. Какая-то первозданность сквозила во всем… Море… Костер… Пахнущая дымком еда… Я чувствовал себя счастливым неандертальцем или Робинзоном, наконец-то нашедшим свой остров…

Вскоре ситуация изменилась. Ираида стала захаживать на мой огонек.

– Можно я посижу с тобой, – спрашивала женщина. – Если не помешаю?

– Да, пожалуйста, не помешаете. – лукавил я, потому что Робинзону, сбежавшему от людей, Пятница пока не требовалась, но всё к лучшему, как оказалось.

Обычно она сидела молча, пристально глядя на резвящееся пламя, затем прощалась и уходила. Я же в это время, делая вид, что не замечаю ее, суетился возле выложенного камнем очага, подбрасывая, то веточки, то травку.

А однажды она спросила:

– Любишь огонь?

– Да!- ответил я и с пафосом добавил. – Мы с ним одно!

– Это хорошо. – сказала она с улыбкой. И продолжила. – У меня были постояльцы, тоже каждый вечер жгли костер, но они шумные… Ты другой.

– Да нет, такой же! – рассмеялся я. – Просто устал уже от веселья. К тому же один, без компании.. Хочется отдохнуть от всего. И от себя тоже…

– Да, я заметила, ты всё еще бежишь… Для мужчины это плохо.

Эх, как она меня задела! Не то чтобы очень сильно, но точно застала врасплох. Не ожидал я услышать от какой-то частницы в Тмутаракани нечто подобное про себя. Однако, мысль о ее правоте мгновенно погасила вспыхнувшее было возмущение. Вместо возражения, пожав плечами, я лишь буркнул:

– Наверно.

Так и есть, я – беглец. Всю жизнь, сколько себя помню, я всё время бегу или от кого-то, или от чего-то, или же в поисках чего не зная, куда-то меня несет. И эта вечная тоска. И разочарование сегодняшним. И прОклятые обещания завтрашнего. Какой-то замкнутый, ядовитый круг. Счастье мимолетно, покой недостижим.

Одно время пытался разобраться, в чем дело: читал, практиковал. От религии к психологии и обратно. И прочие метания из крайности в крайность. Маятник и зигзаги – долгая дорога в никуда. За какой бы метод ни брался, казавшийся верным способом чего-то достичь, со временем занятие становилось недостаточным или неприемлемым и я бросался на поиски нового смыслового оформления.

Больше всего поражало, то, как другие могут, выбрав что-то одно, с убежденностью следовать этому всю оставшуюся жизнь – все эти сонмы верующих и последователей. Не в том дело, что мне требуется разнообразие – мне необходимо своё, а оно на мой взгляд, должно быть оптимальным, без мишуры устаревшей обрядности и туманной философии, искаженной мировосприятием придумавшего ее человека или даже целого народа. Жизнь слишком коротка, чтобы вчитываться или вслушиваться в чьи-то якобы священные писания, и тем более придерживаться очередного экзистенционального бреда, скучающего от безделья тунеядца.

По своей ментальной конструкции я далек от верований в причудливых богов, могучих колдунов и вообще от всякого мистицизма. Мир до конца не изучен, а потому в нем полно сверхъестественного и невероятного. Много в мире и всякого рода шарлатанов спешащих этим воспользоваться. Я не материалист, просто неубедительна вера без чудес, которые происходили бы по воле верующего в настоящем времени! А может, таковых и нет вовсе – истинно верующих? А вся истовость и горячность этих людей это попытка убедить в своей правоте самих себя, прежде всего.

Но, ради справедливости замечу: нет ничего низкого или высокого в вопросах саморазвития и чем бы ты ни занимался, важно постоянство. Как утверждают великие учителя – нет разницы, какой тропинкой идти к вершине. Говорят, что в самом движении суть. Наверное, с последним стоит согласиться, ведь что мы в конце концов ищем? Не вершину, а путь к ней. Но иногда, мне кажется, что нет никакой Вершины и что все пути придуманные нами это просто самообман – живи и будь человеком, вот и весь путь, на самом-то деле. Только не надо пугать загробным существованием, лучше научите, как жить здесь и сейчас.

Ведунья.

Обжившись, оглядевшись, стал я примечать, что Ираида практически не расстается с мобильником. Не то чтобы она не выпускала его из рук, но телефон всегда находился в слуховой доступности владелицы. Кто-то ей постоянно названивал и по разговору понималось, что звонили из далека. Из оседавших в моем сознании фраз, складывалось впечатление, что женщина ведет какую-то психологическую работу с звонящими.

А еще, раза два или три приезжали к ней, как она выражалась “люди”. Когда она первый раз сказала мне, что завтра приедут эти самые люди, я серьезно расстроился, почти запаниковал, в голову полезли ассоциации из жизни отдыхающих: слоняющиеся по двору пьяные мужики; гремящие посудой, крикливые тетки и невоспитанные, не в меру требовательные дети. Необитаемый остров грозил превратиться в хостел или общагу. Адская эта цивилизация настигала и здесь, выход напрашивался, только один – бежать. Но гости, побыв часа два, о чем-то пошептавшись с нею, благополучно убирались восвояси.

А однажды, возвращаясь с пляжа, приоткрыв калитку, я услышал голос Ираиды, доносившийся из глубины ее чистенького, ухоженного двора. Необычность интонации и то, о чем она говорила, пробудили интерес и привлекли внимание. Проходя мимо, я невольно замедлился и прислушался, пробуя боковым зрением разглядеть происходящее. За столом, в овитой лозой беседке, напротив говорившей сидела парочка. Молодые люди держались за руки. У всех троих глаза были закрыты, головы наклонены: юноша и девушка внимали, Ираида вещала…

Не спорю, дословный пересказ был бы идеальным для данного повествования. Но! Во-первых: вместе с любопытством в душе росло и чувство дискомфорта, ведь услышанное не предназначалось для моих ушей, и я постепенно ретировался. Второе: хоть я и пытаюсь сочинять некие тексты, но так, как у загадочной крымчанки, у меня не получается. Видимо для этого нужно иметь определенный духовный опыт. Короче, в одно ухо влетело, а в другое вылетело, а попробовать воспроизвести самому, при этом не умалить и не исказить созданный ею образ я не могу. И не буду. Скажу в общих чертах и по своему.

Речь шла о любви, которую они должны чувствовать, думая друг о друге, прикасаясь друг к другу. О гармонии двух, которые есть одно. О благодати из всего этого проистекающей. По смыслу ничего вроде бы неординарного. Но то ли текст был по особенному сложен, то ли… Понимаете, это надо было слышать воочию. Не зря же сказано, что истина передается из уст в уста, от учителя к ученику, словом или касанием. Истина это энергия, которой ты можешь обладать по воле наставника, имеющего ее и поделившегося с тобой. И видеть! Лица их были светлыми! Ладно, боюсь впасть в излишнюю мистификацию и чрезмерную фантастичность, может мне показалось, а может чудится теперь, по прошествии некоторого времени. И всё-таки, в воздухе тогда что-то присутствовало, нечто необъяснимое и прекрасное…

На краю света

Одним жарким августовским утром, пока я, сидя в беседке, просыпался над чашечкой любимого кофе, Ираида, наблюдавшая за мной, вдруг спросила:

– Ну, и что ты надумал?

Я понял, о чем она спрашивает, да и дума у меня в последнее время была одна и легко читалась по физиономии, но отвечать не торопился. Надысь Ираида сделала мне предложение и дала сроку на размышление.

“Фига ей надо? – соображал я, – Не терплю вмешательства в личное пространство. Хоть я и долго думаю, но всегда сам принимаю важные для себя решения.”

Тем более срок был не определенный и я не спешил. А Ираида улыбалась.

– Вот. – говорит, – Ошиблась я кое в чем и под корову попала, если бы не успела применить свои навыки, то погибла бы под копытами, а так, отделалась испугом и немного кожу с лица снесло.

– О, Господи! – воскликнул я. – А когда это было?!

– За неделю до твоего приезда.

– А что за корова? – дальше недоумевал я.

– Видишь, за несколько дней заросло? – сказала она и подошла ближе: на её левой щеке кожа была светлее, явно просматривалась зона вероятного повреждения, но по сроку походило минимум на пол года.

– Не может быть! – изумился я.

– Соседи животину свою у дороги привязывают… Обычно спокойная она, а тут смотрю, сорвалась и как бешеная несется на меня, сбила с ног и давай топтать.

– И?

– А что “И”? Сила мысли помогла отбиться! – и она снова рассмеялась, трогая, зажившую чудесным образом плоть.

– И всё-таки, как вы спаслись? – не сдавался я.

– Просто. Иди, искупайся, пока не жарко. Придет время – расскажу.

Никогда и ни за что не поверил бы я в такое быстрое исцеление, но убедил случай, произошедший со мной на следующий день: чистил картошку и глубоко порезался, кровь активно текла. Взглянув, женщина сказала:

– Ерунда.

Пережала пальцами рану и закрыла глаза. Через полторы минуты выдохнула:

– Всё.

Хотите верьте, хотите нет, но мало того, что кровь перестала течь – проспав ночь, я не нашел даже место давешнего пореза. Вот так! Ираида всё больше поражала меня. Однозначно, я проникался всё большим уважением к ней. И каким-то наверное благоговением. Симпатией в общем.

Пора уже кое-что прояснить. Вначале я обмолвился об этом, мол при знакомстве с Ираидой, сразу возникло ощущение, что она видит меня насквозь и нет нужды откровенничать или исповедоваться, как это обычно бывает при желании быстренько влезть в доверие к первому встречному.

Еще до ее рассказа про корову и моего пореза, я не то чтобы догадался кто она. Мне импонировала, если так можно выразиться, ее жизненная парадигма. Интриговало спокойствие, явно исходившее от улыбки и глаз. Даже прямая не изуродованная физическим трудом фигура провозглашала нечто возвышенное над миром скорбей и юдолью выживания.

Особенно мне нравилось смотреть на руки женщины. Загорелые тонкие кисти, длинные пальцы с коротко обрезанными ногтями. Почти прозрачные, словно сотканные из загустевшего воздуха сарафаны, носимые ею, открывали и более интересное глазам любопытного мужчины. Но разглядывать тело Ираиды выше ее рук, было немного стыдно. В ее присутствии сердце оживлялось, душа преисполнялась рвения.

Как-то, днем, посмотрев на меня пристально, очаровывая в очередной раз белыми зубами, она сказала:

– А ты моложе, чем выглядишь!

– На самом деле, я только подхожу к расцвету! – польщённый ее наблюдением, заверил я. – Жизнь потрепала. И меры не знал. Нам же всё или ничего! А тело первое кто расплачивается за грехи и излишества!

– Я не в этом смысле. – В ее чертах проявилась хитринка. – Когда человеку интересно, в его глазах открывается душа. Я уже не раз видела твою душу. Молодая она у тебя, любознательная!

– Ираида, вы удивительная женщина, проницательная, мудрая. – воспарил я на крыльях ответного комплимента.

Несомненно, я что-то увидел в ней. Какую-то необыкновенную, сказал бы даже, неземную привлекательность. И отнюдь не вожделение повлекло меня к южанке, а скорее возможность узнать некую тайну, олицетворяемую ею. Что-то гораздо более величественное, чем просто секрет неувядаемой женской красоты. Какое-то сокровенное знание, стоящее неизмеримо выше разделяющих противоположностей, усмиряющее противоречивость человеческого. И я понял, что она именно тот человек, который мне нужен, обладающий умением исцелять души и вправлять мозги.

Я неоднократно предпринимал попытки разобраться со своим внутренним миром, намереваясь самостоятельно построить его здание гармоничным и целостным. Но однажды пришел к выводу, что без наставника, которому бы полностью доверял, сделать это попросту невозможно.

Встретив Ираиду, я не на шутку задумался. Порой трудно поверить в предоставленный судьбой шанс. “Неужели надо было проехать чуть ли ни через всю страну. – размышлял я, – Бросить всё и умотать на самый что ни на есть край света, ради того, чтобы наконец заняться настоящим делом – создать самого себя и остановить бегство не пойми чего, неизвестно куда?

А ни выдумка ли это, ни прихоть ли моя? Может надо, всего навсего, вытереть детские сопли и быть настоящим мужиком: непреклонно достигая поставленной цели, стойко перенося все тяготы и лишения – как учили в армии?” А есть ли у меня такая цель? А была ли она, хоть когда-нибудь? Кажется, когда-то давно, что-то маячило впереди и мелькало перед распахнутым настежь, только что народившимся сознанием.

Солнечный человек.

Я про настоящую цель, которая многого стоит. Дело всей жизни. Или вроде того. А у скольких такая есть? Образование, работа, семья, разумеется, это не пустяки, но это как бы само собой, из разряда “всё включено”, то есть стандартные настройки от производителя. И далее: квартира, машина, отдых за границей…

Иногда параметры сбиваются и человек не хочет элементарного. Или он кому-то назло противоречит обычному ходу вещей? Или реально не может, но делает вид, что ему всё равно? Ибо так устроен мир, где социальная пирамида тот же естественный отбор. И худшее из зол то, что в силу ряда биологических причин, отсутствие здоровья, способностей и крутых родственников, тебе не дано подняться на верх, а ты еще не понял этого.

А если понял, то, что остается – спиться или уверовать в сказочку про добро с избитым лицом? Не то и не другое? Тогда терпения тебе и удачи, авось повезет и ты наконец примирившись с собственной ничтожностью, сносно устроишься в жизни. В какую-нибудь артель, таких же небритых и в меру пьющих работяг. И обязательно гараж, отдушина или хобби, чтобы хоть изредка встречаться с полузабытой детско-юношеской мечтой, тет-а тет с которой забываешь про навязчивую идею, что живешь чьей-то чужой жизнью, – и можешь спокойно побыть собой.

– У тебя нет терпения. – резюмировала наставница, когда я наконец согласился стать ее учеником и попробовал испытать на себе, предложенный ею трюк.

Надо поймать Солнце на нужной высоте, лучше утром и стать к нему спиной так, чтобы отбрасываемая телом тень лежала прямо перед тобой и по длине приблизительно соответствовала твоему росту. Минут пять, ни о чем не думая, смотреть на нее, в область шеи, потом закрыть глаза.

– Что ты видишь? – спросила женщина.

Необычная строгость ее голоса развеселила и отвлекла от задания. Захотелось непременно посмотреть на нее – как она выглядит в роли учителя. Она стояла чуть поодаль, сзади, по всей видимости проделывая тоже самое. По южному щедрое светом Солнце было за нами. Жмурясь от его ослепительного сияния, лицо женщины я не разглядел. Под властью давлеющего над зрением светила взгляд опустился вниз. Ираида, расставив ноги медитировала и Солнце (О, божественный искуситель!) бесстыже просвечивало сквозь ее платье, облепившего женский стан, под напором бежавшего навстречу нам ветерка.

– Светлое пульсирующее пятно. – проглатывая возбуждение, поделился я.

– Не то. Смотри еще на тень. – не поднимая век, приказала она.

– Ладно. – согласился я и нехотя отвернулся.

– Закрывай глаза. Что сейчас видишь?

– Вначале было тело из света. Потом оно стало вращаться и превратилось в облако или во что-то облакообразное, из довольно плотной субстанции, с дырой посередине. Или норой. Только что оттуда вылез здоровенный черный паук. Кажется он там живет.

– Никаких пауков и черных пятен! Ты должен четко видеть светящегося человека. Это твое солнечное тело, дальше будем работать с ним.

Мы сделали еще несколько подходов. Добиться нужного образа у меня не получалось. Я терял терпение и нервничал. Паук, слава богу, исчез, но вместо него внутренний экран заполнило женское лицо. С каждой новой попыткой оно всё навязчивее и отчетливее прорисовывалось, я уже ничего не мог изменить, честно говоря и не особо хотел, с любопытством разглядывая, невесть откуда взявшийся три д портрет прелестной незнакомки.

– Можешь открыть глаза. На сегодня достаточно. – командирским голосом наставница вдруг оборвала тщательное описание увиденного.

Ираида покачивала головой и как-то неопределенно улыбалась. Я не понимал, разочаровалась ли она в моих талантах или всё-таки довольна первым шагом свежевыпеченного адепта. Выстрелив озорным прищуром голубых глаз она сказала:

– Теперь мы хотя бы знаем , что за паук поселился в твоем сердце.

Мертвая мечта.

Я не разделял её оптимизма. Наличие насекомого в таком важном органе удручало и шокировало. В голове лихорадочно циклился вопрос: ” Что за паук? Что за паук?”

– Эээй, Дима! – голос Ираиды почти вернул меня в реальность.

– А что за паук? – поспешил я спросить уже у нее.

Женщина смеялась:

– Понимаешь, у каждого свой основной орган мышления. Отсюда, у кого тараканы в голове, а у кого шило в заднице.

И глядя мне прямо в глаза добавила:

– Ты живешь сердцем. И паук этот может не паук вовсе.

– А что ? – спросил я, надеясь услышать какое-нибудь потрясающее откровение.

– Мечта. – ответила она. И взяв меня под руку, повела к лавочке. – Давай, дружочек, присядем.

– А разве мечты живут в сердцах, я думал мечта это что-то умозрительное? – не унимался я.

– Ну, уж нет, ум размышляет, как да что. Мечтает сердце. – ответила Ираида, на миг приостановившись, посмотрев на меня с какой-то даже ласковостью.

Мы сели. В ожидании дальнейших пояснений, я уставился взглядом на погасшее за ночь кострище, чернотой и округлостью напоминавшее то самое отверстие. Но вместо ожидаемого ответа последовал очередной вопрос:

– Ты вглядываешься в лица женщин?

– Да. Практически во все лица, всех женщин. А вообще, я постоянно что-нибудь или кого-нибудь разглядываю.

– А что ищешь? Что хочешь увидеть?

– Наверное красоту. – слегка поразмыслив, ответил я.

– И как? Находишь?

– Не всегда сразу. Мне кажется, красота слишком разная. Иногда ее очень трудно разглядеть. Но она точно есть у всего. И везде с каким-то иным каноном. Красота словно играет с нами в головоломки, мол, попробуй разгадай! Чаще мы видим ее, как бы следуя по проторенным дорожкам. Надо расширять горизонты прекрасного, чтобы ощутить ее впОлне. Напрягать в себе что-то большее, чем просто ум и зрение, вглядываясь в то, что нас окружает здесь и сейчас. Кажется я только что понял, почему именно “Красота спасет мир!” Да потому, что прежде нужна душа. Душа равная Сотворившему это всё.

– Да, ты прав, надо смотреть на мир Его глазами. – сказала она, положив руку на моё уже подгоревшее плечо.

В ее зрачках я увидел свое отражение и… Не знаю, сам ли я расчувствовался до такой степени, или это была ее сила, передавшаяся через прикосновение, вдруг я опять куда-то полетел… Кажется я истово замедитировал над вертевшейся поблизости мыслью: “Зачем мы тогда родились… не любить мир… это уже преступление!!!”

– А хочешь, я покажу тебе свою фотографию в восемнадцать лет? – присутствие человека вернуло меня на землю.

Вот честно, люди добрые, до открытия инстаграмма, разглядывать фото из чьего-нибудь семейного альбома являлось для меня наказанием, неизбежной расплатой за оказанное гостеприимство. В те дни инстаграмма у меня еще не было, совладав с приступом отрицания гуманизма, я мужественно кивнул и что-то согласительное мурлыкнул.

Солнце встало на полдень, обливая ультрафиолетом и пОтом всё живое. Кроме Ираиды. Краем левого глаза я внимательно следил за неприкрытыми участками женского тела. Ее кожа была совершенно сухой. Не как древесная кора разумеется, на вид кожа соответствовала нормальной, человеческой, но на ней не блестели капли… Словно сошедшее с небес божество она не потела. Солнце, сверкавшее как заклепка из нержавейки, будто ее не касалось и ни с какого боку не беспокоило. Наоборот, подобно небесному огню, женщина сама источала жар. Но это было другое тепло. В отличие от солнечного к нему тянуло…

– Думаю, стоит перейти в тень, а то сгорю тут у вас. Я же с севера, из страны лесов и болот, наша звезда не такая жгучая. – накрывая плечи, сушившимся на лавочке “морским” полотенцем, опасливо поглядывая наверх, пробуркал я, поднимаясь вместе с Ираидой.

Фотография

Хорошо, что в беседке стоял старенький, но уютный диванчик. Рассматривая, принесенное Ираидой фото, с лавочки переполз я на диван. Со мной что-то происходило – легкое шатание или головокружение…

Улыбаясь, хозяйка вручила цветную, обычную фотографию и отлучилась.

– Посмотришь, положи на стол, – сказала она. – Только придави чем-нибудь.

Юная красавица смотрела большими, выразительными глазами. Симпатичный носик задорно приподнят. Пухленькие щечки не ухудшают идеальный овал лица, а придают ему живописность, вызывая желание поцеловать. Темно каштановые волосы, собранные в прическу “аля выпускной”, заслуживают отдельный, восторженный комплимент из-за красоты цвета и массивности.

Сбросив тапочки, я лежал на диване, опираясь затылком на боковой валик, держа фото перед собой. Прекратившееся было пошатывание, возобновилось. Теперь показалось, что дрогнул диван. Толчок повторился и в этот момент я снова взглянул на снимок. Не может быть! Там была Ираида, как она есть, не та, молодая, позировавшая лет тридцать назад, а сегодняшняя. Настоящая! В уме взорвалась поразительная мысль: “Она почти не изменилась!”

Изображение плавало туда-сюда во времени. Околдованный действиями снимка, я перестал понимать, где она какая и когда. Я хотел положить фотографию куда велено, но не мог оторваться от видения. Что-то, наращивая амплитуду, колебалось, то ли внутри меня, то ли снаружи. Больше похоже на землетрясение, чем на вестибулярные неполадки.

Страх природной катастрофы оказался сильней. Вырвавшись из очаровательного плена, я присматривался к предметам на столе. Их тоже должно трясти. Но нет. Я решительно встал, положил фотопортрет лицом на клеенку, поставил на него вазу с фруктами. Непонятное явление прекратилось.

Когда Ираида спросила про фотографию:

– Ну, как?!

– Потрясно! – многозначительно ответил я.

Мы долго смеялись…

Сон у моря

Разморенный Солнцем, утомленный обедом, я удалился к себе, неся на плечах вздох облегчения и сытую истому. Пекло разыгрывалось на глазах. Самое время отдохнуть в прохладной, находящейся с теневой стороны дома комнате…

Взявшись за руки, они шли к морю, окуная ноги в остывший песок, раскидывая сыпучую твердь, словно воду. Молодое, бесстыжее Солнце оранжевым краем подглядывало за их наготой. Уличенное в непристойности, оно неожиданно расхохоталось и показалось наполовину. Решив, что и этого недостаточно, через мгновение полностью обнажилось, и вдруг покраснело.

Он не знал кто эта смеющаяся, идущая рядом женщина. Он только слышал ее смех и смеялся сам, легко и свободно, словно и не человек, а какое-то давным давно забытое чувство. Навязанная из вне сила не давала повернуть голову, чтобы как следует ее рассмотреть.

От ее присутствия веяло счастьем. Он знал наверняка, что это Она. Та, в которой не сомневаешься, которая всегда должна быть. Он слышал это в ее смехе, чувствовал в ее руке, лежавшей в его ладони, как моллюск в раковине. Однако, любопытство становилось душераздирающим. Частью себя он продолжал наслаждаться тем что есть, а другая его половина хотела убедиться в чем-то еще – получить визуальное подтверждение переживаемой красоты.

“Не пытайся увидеть меня глазами.” – услышал он голос. Но противоречивость души становилась всё навязчивее. Ему непременно надо удостовериться, что это именно Она, ведь он всегда узнавал Женщину по лицу, по фигуре и даже по походке. Постепенно душу захватывал страх. Он боялся положиться всего на одно, пусть и светлое, но всё же слепое чувство…

И нечаянно, на самом пике борьбы и сомнений я открыл глаза. В душной комнате и в разочаровании из-за прерванного сновидения.

Прочее

Мой час еще не наступил, но Солнце, словно преследуя и к чему-то склоняя, успело обойти дом и наполнило помещение духотой. Я открыл окно и южная жара, давившая на него с обратной стороны, ворвалась и обрушилась беспощадной волной, не принося и глотка свежести. И все-таки, горячим сквозняком, посулив, хоть какое-то облегчение. Ум не покидало впечатление от только что пережитого. Я силился припомнить осчастливливавшее во сне чувство и снова его расчувствовать. Минут через пять прекратив тщетные попытки. Обвиняя в неудаче и самого себя, за то что после пробуждения потерял с ним связь, и духоту выжимавшую из поверженной плоти всю ее влагу.

Однако это был не совсем обычный сон, воспоминания, о котором мгновенно бы улетучились, а скорее образное видение таившейся в глубине сознания мечты…. Представляемая картинка была четкой и я прокручивал ее вновь и вновь, при этом чувствуя иначе… Я снова видел ее загорелые ноги, с белыми следами на пальцах, и манящую белизной полосу на вершине бедра, разделявшую тело. Аккуратными ступнями, она разбрасывала перед собой искрившийся в лучах восходящего светила песок. Но вместо душевного отклика, возникали мучительные позывы живого. В конце концов, возомнив о чуде возможной встречи, подстегиваемый разыгравшимся “аппетитом”, я ринулся на пляж.

В пять часов вечера пляж выглядел заброшенным… Дело в том, что место мною выбранное для уединенного времяпрепровождения тому соответствовало. Эта крымская, не респектабельная на вид деревушка, располагалась вдали от “асфальта” и популярных мест туристического обитания. Знаменитый полуостров в этих широтах напоминал скорее обглоданную кость, чем курортный рай. Серые, обездоленные многоэтажки, перекособоченные времянки и развалины предприятий прятались между холмов, прикрываясь чахлой растительностью. Надысь Ираида спрашивала о впечатлении произведенном на меня здешними красотами и я честно ответил. Она ничуть не обиделась, лишь грустно кивнула:

– Очень похожее описание. Как я сама не додумалась до такого.

Остается только добавить, что провинциальная Россия везде одинакова. Россия простых граждан сильно напоминает застарелый мосол, ненужный даже собаке… Не говоря уже о дорогах. Стоит выехать за пределы Московской области и сразу начинаешь замечать путь, по которому едешь. Свернуть в какой-нибудь малозначительный населенный пункт – заведомо угробить ходовую или остаться вообще без колес, объезжая колдобины и выбоины, сплошь усеивающие полотно. Это относительно уровня выживания. Природа и всякие там трассы, и достопримечательности, ну, то конечно. Опять же, местами и если убрать не живописные возведения человеческих рук. Узрев пляжную пустошь, решил я быстренько окунуться, раз пришел и съездить в ближайший город. Километрах в тридцати.

Как предок

Быть один на один со стихией оказалось не просто. Метров 200 между домом и морем я преодолел бодренько, но придя на берег, вдруг понял, что попал в реальность давешнего сновидения. По крайней мере под ногами был тот же песок. Мурашки взялись бегать по спине и бедрам, и даже предплечья покрылись малюсенькими бугорками. Кожу, что называется, продрал мороз. Невольно я огляделся, с легким ужасом ожидая прочих совпадений.

Ну, да. И пляж тот самый. Вернее то место, практически напротив моего жилья, куда я постоянно хожу. Песчаная извилистая лента тянулась до горизонта влево и упиралась в утес справа. А вот дерево и лавочка под ним. Именно здесь мы и были! Всё, кроме времени суток совпадало до мельчайших деталей. Ну и что?! Сколько раз я уже приходил сюда! Можно запомнить, пожалуй.

Ну, да. Если бы ни следы. Очень напоминающие наши. Именно здесь мы шли, взявшись за руки, оставляя борозды на золотистой, сыпучей поверхности. Выходит, что какие-то двое так же гребли ступнями. То ли от воздушного дуновения, а может сами собой, волосы шевельнулись. Померещилось чье-то присутствие. Но вокруг, не было ни единого тела. Насчет последнего мелькнуло сожаление, и меня отпустило, но прежде я почувствовал прикосновение, как будто кто-то невидимый тронул за руку.

Присев на здоровенный камень у грани моря и суши, я достал сигарету и закурил. Пока отдыхивался, пекло вернулось. Море подлизывалось, заигрывало, ударяясь пенистыми гребешками о мои ноги. Я сидел на каменной глыбе, размышляя о том, что это уже чересчур. Как легко я поддался иллюзии и чуть ни впал в истерику от одного лишь вида раскаленного песка, кстати, во сне он еще не был горячим. Чудовищная провокация… Наваждение…

Я думал о том, что какая-то странная чувствительность происходит со мной в этом облюбованном мной уголке. Неужели это Море подобным образом влияет на меня? Было очевидно, если так можно сказать о душе, что этот соляной раствор в гигантском масштабе, обладает определенным сознанием.

Много ли мы знаем о природе вообще? Может, разложив ее на молекулы мы не заметили главного? А по моему, человек слишком самонадеянно объявил себя царем. Невежественный узурпатор, а не господин. Да какой там узурпатор, дитя играющее с огнем. Но если ребенка чиркнувшего спичкой может спасти пожарный, то кто спасет человечество от гнева стихий?

В тот момент, глядя на упорядоченный хаос перекатывающихся волн, на неподвластную людям силу, я понимал далекого, доисторического предка обожествившего всё это. Нет, не страх и не темнота разума заставила первобытного человека склонить голову. А именно понимание своего места. К тому же, он еще не огородился каменной стеной и не обзавелся технологическими костылями. Он еще не объявил себя изгоем и не стал блудным сыном, а по сути – заблудшим. Не обрезал пуповину души соединяющую с душой Матери. Плоть от плоти которой он. Тогда он еще слышал голос прародительницы в себе. Она учила его жить в ладу со всеми ее детьми. И не мог ему прейти на ум такой бред в адрес родителя, мол есть она живая и не живая. Он знал, что смерть это только тогда, когда ничего нет. Что мертвой может быть одна пустота.

Оставшись с Морем наедине, впервые я испугался. Нет, не то слово. Заблагоговел! Вдруг я вспомнил, что на днях, любопытства ради, заехав на городской пляж, в толпе праздных, ничего не подозревающих людей, видел мальчика и девочку лет 7-8, которые облачившись в жилеты для купания, подойдя к кромке, остановились, склонив головы, замерли, буквально на минуту… Глаза их были закрыты, они будто молились или просили о чем-то… А потом со смехом и радостными криками свойственными детям бросились в объятия волн. Они проделали это искренне и без понуждения. Воспоминание поразило меня – они знают! Раскинув руки, закрыв глаза, я попросил у Моря разрешения. Переполнявшие меня чувства восторженно трезвонили, наверное поэтому я не услышал его ответ. И всё же я верил, что благословение получено, ведь я всё сделал правильно. Точь в точь, как те дети и мой знающий предок!

Афалины

АфалИны появились внезапно. Занырявшись, я не увидел, когда приплыла эта, еще одна, крымская достопримечательность. Черноморские дельфины, словно магистрат, облаченный в мантии, церемониально кружили неподалеку. Охотясь или играя, они величественно переныривали водные барханы, сверкая антрацитовым глянцем изогнутых спин. Млекопитающие находились так близко, что можно было разглядеть, расположенные на темени “открывашки”, через которые они дышат. “Кажется я снова попал в телевизор.” – подумалось мне. Первый раз я так думал, когда ехал сюда по “Мосту”.

Дельфины хорошо известны людям и достаточно изучены, однако, я смотрел на них, как на инопланетян. И уж точно, как на представителей другой линии разума. На внутреннем табло бежала строка: “Ничего себе, какие они большие!” Не знаю, как ощущают себя при встрече с пришельцами, сохраняется ли уверенность, что это они у тебя в гостях, а не ты у них, сейчас же, глядя на Афалин, изумляясь их красоте и грации, я не чувствовал превосходства человеческой расы, а стоя по грудь в воде, испытывал неловкое ощущение занозы в чьем-то могучем теле.

“Это они дома, а не я.” – с этой мыслью и недобрым предчувствием, я попятился к берегу. Две особи уже были в десяти метрах от меня и один, вдруг, исчез. Не успели пропасть пузырьки воздуха, возникшие, после моего отступления, как ровно в том месте, откуда я стартовал, он вынырнул. Торчащая из воды голова дельфина улыбалась зубастым бутылкообразным ртом. Затем, изображая проказника, издавая что-то вроде смешка, Афалин выпрыгнул спиной в сторону моря, извернувшись, плюхнулся на живот и пустился догонять уплывающего сородича.

Одиночество и паук

До наступления темноты оставалось часа четыре. Ночь здесь бывала кромешной. Кажется я не видел ни одного фонаря в поселке. Что называется, естественный свет и настоящая тьма. Опять же, естесственный это как понимать. Нельзя же думать про Луну, хоть и называется она Казачье Солнышко, что это светило в прямом смысле. Ибо естественно и природно сияет она отраженными лучами. Не отрицаю – электричество природный феномен, а про лампочки и фонари язык повернется сказать, что они тоже есть какое-то подобие сияющих лун.

Не обретя желаемого в морских водах, я покинул пляж и отправился навстречу с другим морем – людским. Однако и тут нашлись возражения. После расторгнутого брака я разучился искать подходы к “чужим” женщинам. Не было надобности и навык атрофировался. Казалось диким и неразумным беспокоить своим вниманием всех подряд понравившихся дам.

Я бродил по многолюдной набережной, вглядывался в женские лица. Мысленно примеривался, то к той, то к этой. Вокруг вроде бы одобренной кандидатуры непременно вращались какие-то люди: либо дети, либо мужчина походивший на мужа, либо те и другие.

В возрасте средних лет стыдно выглядеть одиноким, ведь я должен быть одним из этих счастливцев, нежно целующих жен или подбрасывающих вверх блаженствующих чад. И я бежал с этой семейной ярмарки, не выдержав внутреннего позора…

Глаза судьбы смотрели пристально и толику злорадно. Не то чтобы совсем человеконенавистнически – они будто внушали мне мои же собственные мысли, сопровождавшие меня весь обратный путь. Ты же именно этого хотел. Одиночества, уединенности, медитативности окружающего. И чего вдруг переменился? Устроить подобное не просто. Наслаждайся! “День не подходящее время для злачных знакомств.” – в итоге заключил я и успокоившись, снова доверился виртуальному поводырю. Успешно и вовремя добрался я к своему капищу, до мрака даже набрав дровишек по округе.

Свет быстро померк, но костер уже пылал и свежесорванная травка едким дымком разила кровопьющую отродь. Чуть позже пришла Ираида. Мы вернулись к разговору о моей “Мертвой мечте.”

– Кажется я понял, о чем вы хотите сказать, мол, как и многие, мечтаю я о красивой жизни, а сам ничего для этого не делаю. – выдал я ни с того ни с сего.

– Ну, почти. Некоторые и ты в том числе, ждут от мира вознаграждения за свой потенциал еще не реализовав его. Такого не бывает, если случайно ни найти клад!

– Понятно. А почему у меня мечта – паук?

– Если мечта цель – это энергия. Но иногда происходит иначе

– А может человек еще не нашел себя? Попробовал одно – не понравилось, взялся за другое.

– Всю жизнь? Нет. Человек всегда знает чего он хочет, а если у него этого до сих пор нет, значит он бежит от себя, а бежит потому, что у него мертвая мечта.

Я совершенно ничего не понимал. Мертвая мечта, да еще паук! Вот же бред! М-да, сомнения точно мой конек-горбунЁк! Наверное и на смертном одре буду до последнего сомневаться: ” Умираю или нет?” Спасибо, непревзойденному здравым смыслом, любопытству, которое всегда тянуло за грань. Обуреваемый коим, я спросил:

– Что же делать?

– Думать. – просто и спокойно сказала Ираида, вставая. – Думай!

Откинувшись на спинку лавочки, я задумался…

Наваждение

Над морем рассыпались звезды. Вдалеке слева уставленный фонарями сиял мост. Справа темнеющей глыбой выплывал утес. Море плескалось неслышно, без дневного задора перебирая мелочью волн, словно боясь навредить опустившимся на него бликам. Возможно по-матерински баюкая таинственные огоньки…

Не услышал я, и как подошла она, лишь почувствовал тепло прижавшегося сзади тела и обвивших рук. Эти руки сжимали мою грудь, властно скользили вниз по животу. Кожа спины чувствительно определяла происходящее, сообщая в мозг о чарующем естестве; два упругих шара расплющивались о ее поверхность чуть ниже лопаток; как будто сразу две Луны врезались в Землю; отвердевшие пики этих лун, казалось, оставляют борозды…

Проглатывая сухость, почувствовал я и приторное, как мед томление. «А вдруг это Она, та самая, которую я всегда любил, но никогда не знал! – воскликнул разум, превращая сердце в перезрелую хурму. «Та, которую ищут глаза, с тех самых пор и по сей день!» — давил на хурму рассудок, выжимая липкий от сладости сок. И я обернулся! Но увидев, отпрянул. Передо мной стояла голая незнакомая женщина.

— Ты не Она! — негодующе вскричал я.

— Почему? — прошуршало у ног.

— Потому что я не узнал тебя!

— А Ее ты узнаешь? — прошелестело над ухом.

— Я не знаю, но ты не Она! — будто взмолился я.

Однако женщина не уходила, смотрела спокойно, без обиды и осуждения. Более того, в глазах поблескивало обожание. Незнакомка сделала шаг. Нагота ее приблизилась вплотную. Я представил себя шмелем, зависшим над пахучим растением. Ощутил, как кровь направилась в хоботок, который вот-вот выдвинется, чтобы опуститься в нектар. «Стоит ли убегать от соблазна?» — попятилось здравомыслие…

Не знаю, на что бы я решился, если бы ни порыв ветра, бросивший в нас тучу песка. Песчинки вонзились в тело. Обожгли глаза. Я принялся усердно тереть веки. Когда управился, женщины уже не было. На секунду мне показалось, что пухлощекая загорелая Луна смеется надо мной, неуловимо кого-то напоминая.

Огонь погас. Болезненно жалили комары. И опрометью, под шум внезапно ожившего прибоя, я бросился в дом…

Тени

Остаток ночи выдался неспокойным. Я с трудом засыпал и легко просыпался от тревожных толчков, с ощущением, что кто-то настойчиво ломится в сознание. Какие-то тени в астральных плащах. Из длинных рукавов торчали скрюченные пальцы, в капюшонах прятались заскорузлые лица, без выражений, с дырками вместо глаз. Тени то сгущались, то рассеивались. Пока я дремал, одна из них успевала отвердеть и приблизиться. Склонялась надо мной, вглядывалась в меня зияющими отверстиями, которые увеличивались с каждым мгновением. Я в ужасе просыпался, обнаруживая себя плавающим в поту и лунном сиянии. И только с рассветом, когда молоко Луны иссякло, я почувствовал облегчение и окончательно забылся. Ибо дневной свет разогнал ночные пристрастия…

Дух Солнца!

В десятом часу меня разбудила хозяйская возня. Ираида как будто нарочно гремела за дверью. Наверное будила безалаберного ученика, ведь подходящее для занятий время безжалостно утекало. Днем Солнце уже не дает длинной тени, да и жарко, а вечером не та ясность сознания, что тоже немаловажно.

Впрочем, лень души навалилась сразу, как только недовольный происходящим, я открыл один глаз… чуть погодя второй… Чувства тревожно метались в пространстве. Им требовалась опора. Ритуал! Определенная, каждодневно повторяющаяся последовательность действий. Смирительная рубашка для психологического хаоса. Особенно с утра.

Без этой внутренней рубашки я не мог обойтись даже на отдыхе. Нервные звуки раздававшиеся в соседнем помещении таранили слух. Бередя разум, взращивали негатив. “Щас как привяжется со своим упражнением, а я еще кофе не пил.” – горячилась досада. Казалось день был безнадежно испорчен, потому что…

Потому что в самом его начале мне нужна пауза, для того, чтобы правильно собрать себя. И мне нравится это неспешное собирание. Чего уж грех таить, я им наслаждаюсь, точно так же, как наслаждаюсь табакокурением, пивом и вкусной едой. Сначала это, вырванное у стихий, “моё маленькое счастье”, а потом что хотите. Хоть в омут с головой, только дайте, как следует вдохнуть перед прыжком.

Приляпав улыбочку на хмурое лицо, я выбрался из берлоги:

– Доброе утро.

– Доброе! Проснулся. – констатировала хозяйка. – Дим, мне надо срочно в город. Если что, ключ положишь под половичок.

Теперь я улыбался по настоящему. Принаряженная и приукрашенная Ираида светилась. Помада, тушь. Стильное голубое платье до колен. Тяжелые с краснинкой волосы уложены в прическу, а не в повседневный хвост. “Она умело пользуется женскими штучками и не чужда им, оказывается.” – отметил я, оцепенев перед ее новым образом.

Сказала и направилась к выходу. Не задумываясь я пропустил женщину вперед. Вольно и невольно залюбовавшись, взволновавшей меня походкой. Словно морские волны под бирюзового цвета платьем шевелились крутовылепленные бедра и попа стульчиком. Опираясь на изгородь я смотрел ей вслед, пока она ни скрылась за поворотом… И только запах свежезаваренного кофе вернул мои мысли на круги своя. Определенно хорошее начало дня!

Аромат любимого напитка, подавив последний очаг, парфюмного влияния, оставленного Ираидой, настроил на философский лад. С огромной кружкой черного кипятка проследовал я в свое излюбленное место с “морской” стороны двора. Разумеется, перед “кофе” быстренько ополоснулся. Просто не понимаю, как можно священнодействовать с неумытым лицом.

Веселый ветер с моря, обдавал приветливой свежестью, даря попутную радость. Осторожно затягиваясь кофеином, крупными глотками поглощая никотин, я балдел, развалившись на лавочке, предвкушая, как займусь сейчас выдуманным аутотренингом. Действовать буду по наитию, главное – удержать подольше, приблудившуюся благодать.

Выдуманный аутотренинг это тоже часть возникшей на морском побережье душевной реконструкции. В юности я занимался китайской гимнастикой, мечтая развить экстрасенсорные способности. Потом забросил впопыхах житейских. Здесь же, данная потребность, вдохновившись экзотикой, возобновилась. Извратившись до неузнаваемости.

Какой-нибудь китайский профи, увидев меня, сказал бы – сумасшедший. Потому что я больше не следовал путем заученных движений, а двигался “наобум Лазаря”, практически с закрытыми глазами. Основным критерием для меня было – самоконтролем не мешать телу парить, а душе кайфовать. А начинал я свои “занятия” с добросовестной продышки, используя технику “Алмазный цигун”. И с поедания Солнца.

И конечно же “Русский стиль”, которого нет, по утверждениям скептиков. Однако, как мне думается, такую громадную территорию наш человек не смог бы завоевать, не имея необходимых навыков. Русский или не русский, но лет восемь-десять назад, пожилой казак из соседней станицы, научил меня приемам фехтования казачьей шашкой и казачьей соответственно пикой, и кое каким азам рукопашного, казачьего же боя. В общем знатный получился винегрет! На тот момент у меня уже было из чего черпнуть, так сказать, имитируя бой с тенью.

Душ, кофе, медитативные танцы на базе боевых гимнастик, вот что являлось составляющими моей тогдашней сборки. И еще парочка ощутимых ингредиентов! Море и Солнце! Солнце здесь особенное. Оно воистину заряжает. Я ел его! Приучаясь смотреть открытыми глазами. Через них усваивая его яркость.

И никогда раньше не задумывался я так глубоко, что именно чувство бесконтрольности – свобода от самого себя – освобождение от собственного я – есть то состояние души, по ощущению именуемое счастье! Счастье, которое, на самом деле, дверь…

Медитация движения.

Сосредоточенное дыхание, смиряя ум, очищает душу. Заставляя умолкнуть одно, делает легким другое. Солнце, проникая через глаза, растекается и овладевает тобой. Тело объединяется с дыханием и становится прозрачным. Субстанция внутри та же, что и снаружи. Каждый твой волосок это свет дышащий светом. Трансформация сопровождается блаженством. Каждый вдох усиливает ее концентрацию.

Маревом струится реальность. Пространственная структура изменяется. Очертания предметов расплывчаты. Словно раздеваясь, всё вокруг сбрасывает временные формы и предстает в истинном свете. Ты тоже яркий, энергетический сгусток! Солнце ослепляющее самое себя! Всё вокруг свет! Единственная подоплека, олицетворяющая жизнь! Всё свет! Свет! Свет!

Свет изначальный распадается на множество Солнц. Одно из них обретает человеческие очертания. Руки, ноги, внутренние органы, каждая клеточка это сияющий поток наилегчайших частиц. Что-то притягивает частицы друг к другу и удерживает вместе. Это, наверное, та легкость движения, с которой ты перемещаешься. Движение, вот что скрепляет крупинки света! Желание и единый порыв! Крутится солнечное колесо! Замыкается круг! Коловращение действительности! Желание – свет! Движение – жизнь! Жизнь – свет! Ты – жизнь! Ты – свет! Свет! Свет!

Дверь

Дверь была открытой. Массивная из породистого дерева она стояла настежь. За ней, только свет. Восторг и легкость, которыми я преисполнился, не оставили сомнениям ни единого шанса. Не думая о последствиях и возможных угрозах моему телу, я шагнул в этот свет.

Собственно не было никакого тела. Видимо оно осталось во тьме за дверью. Отсутствовали мысли. Ни что земное не тревожило и не озадачивало то, что осталось от меня. Чистое осознание себя, своего существования, вот, что входило в распахнутую залитую светом реальность.

– Ты можешь остаться здесь, если захочешь. – сказал кто-то невидимый, когда я вошел. Сказал или это был мой собственный голос, я не понял, но тут же, перестал обращать внимание на странное совпадение моих мыслей с чьей-то речью. Голос продолжал звучать. – Ты дома!

– Я дома, – буквально пело радостное чувство бывшее мной. – Я дома!

– Пойдем, я что-то покажу! – голос стал загадочным и как будто улыбавшимся.

– А я? – послышалось сзади.

Не успев подумать, кто бы это мог быть, я обернулся и увидел его. Это был кто-то очень знакомый. Кажется, он похож на меня…

– Я и есть ты. – произнес, стоявший за дверью человек.

– Я? – любопытство взяло верх над всем прочим.

Я разглядывал себя, удивляясь тому, что столько раз видел свое отражение, а сейчас не узнал:

– Признаться, думал, что я совершенно другой. Почему я тебя, то есть себя никогда не видел таким?

– Ты видел, но не хотел знать. – бесцветные глаза смотрели на меня со страхом или укором. – Таким ты кажешься людям.

Взгляд человека сделался грустным, его осунувшееся безвольное лицо внушало мне стыд за самого себя.

– Нет, это не я! Я не такой! – в ужасе вскричал я. – Я хороший! Я…

– Это еще надо доказать. – вымолвил человек и направился в темноту…

– Хороший. – настаивал я, лежа животом на земле.

Сухая, теплая она снова показалась родной. Так же, как когда-то давно – в другом краю, в другом времени и словно на другой планете.

Уткнувшись носом в чахлый травяной кустик, я попытался вдохнуть его запах. Обожженная Солнцем трава, почти не пахла. Напрягая обоняние, наконец, уловил жиденький терпкий аромат.

Распластавшись крестом, я впитывал умиротворенность и крепость земли. Благодарил ее за молчание и за то, что она не проваливалась подо мной.

Не знаю, почему крымская земля показалась близкой родственницей. Она ведь отличается от земли, на которой я рос, как сухощавая смуглянка с миндалевидным разрезом глаз не похожа на дородную белокожую красавицу. Может генетическая память? Мама говорила, что наш род произошел от греков. И, правда, было ощущение, что я вернулся домой и обнял постаревшую мать.

А вообще, как же они похожи: земля, на которой живешь, по которой ходишь и та, кто родил и вырастил тебя! Обе загорелые до черноты; лица испещренные морщинами; каменистые мозоли на руках и ногах…

А может просто, после нескольких лет прожитых в бетоне и асфальте, я всё-таки сумел вырваться из холодных лап северной цивилизации – соскучился, видать, по Солнцу и теплу!

«Вот он где свет, – уже спокойно и трезво подумал я. – Везде! Но если не настроена на него душа, то и нигде».

“Броситься в море минут на пять тире десять. После купания в естественном водоеме ополоснуться в душе теплой водой, такой же соленой, потому что подземные воды вблизи моря содержат много соли, переодеться и айда в город. Всё, так сказать, по плану!” – поднимаясь, отряхиваясь от прилепившихся соринок, констатировал я свои дальнейшие действия.

Кстати, вчера Ираида говорила купить тетрадь и ручку. Это будет следующее упражнение: записать всё, что придет на ум по поводу “мертвой мечты”. Воспоминания, мысли и всякое подобное. Резонно попробовать, ибо, если хочешь купаться, то лезь в воду.

Солнечный принтер уже печатал канапушки на моих плечах. Это чувствовалось по характерному жжению. Пожалуй, надену футболку. Искупаюсь одетый. Нормальный вариант самозащиты для белокожего гражданина.

Тетрадь и ручку

Два дня я сопротивлялся умному деланию, чаяно или нет не знаю, вроде бы и не специально, всего лишь забывая купить необходимое. Присутствовало ощущение, что внутри кто-то с кем-то борется. Не раз Ираида объясняла, что “тетрадь и ручка” важнейшая составляющая ее метода!

В процессе думания слова, конечно, приходят, но не обладают той силой и ответственностью, которая проявляется в письме. Не фиксируемые на бумаге мысли это ветер, пролетающий мимо, о котором быстро забываешь. Слово, написанное это инструмент, а меч или факел зависит от восприятия.

Величественные развалины древних построек, полуистлевшие орудия труда и войны, осколки битой керамики поведали нам, что предок наш уже многое умел, но о сокровенных желаниях, о чаяниях души и о качествах личности говорят его художественный порыв и дошедшие до нас письмена.

Зато в эти дни я хорошо потрудился над «Солнечным человеком». Он уже стоял передо мной. Четкий и сияющий. Правда, не долго. Секунду, может быть две. Потом он таял, словно сугроб или во что-нибудь превращался. Становился чем-то мимолетным и бессмысленным. Ни прекрасного женского лица, ни здоровенного черного паука я больше не видел. Я открывал глаза. Начинал заново.

Между прочим с гордостью рассказал Ираиде про дверь. Как чуть ни остался там.

– Хорошо, что не остался. – сказала женщина, глядя куда-то далеко.

– Почему? – удивился я.

– Потому что мне не нужен труп отдыхающего.

Естественным образом мои глаза полезли на лоб. Я уставился на нее в недоумении.

– Извини. Я пошутила. – улыбнувшись, она приобняла меня порывистым движением.

Мы сидели на той же лавочке за двором. Впервые наши тела соприкоснулись. Я почувствовал ее грудь. Это чувствование было как ожег. Очень приятный ожег. Я даже закрыл глаза, подался навстречу, увеличивая площадь касания. В голову полезли дурные мысли. Не знаю, раскусила ли она их, но женщина тут же отстранилась. Целую минуту она смотрела на меня, будто впервые увидела.

– Не не делай больше так. – наконец сказала она, голос ее был тревожен и строг.

– Как? – снова не понял я, глуповато поглядывая на нее.

Стало стыдно. Похоже, я покраснел. Ну, мало ли что она имеет в виду.

– Не практикуй один. – уже спокойно ответила наставница. – Это опасно для неподготовленного человека. Только в моем присутствии.

«Фуух». – выдохнуло сознание.

Хотелось и еще кое что рассказать, волновавшее в эти дни и ночи, но решил, что хватит на сегодня стыда.

– Тетрадь и ручку! – напомнила она, когда мы расходились.

Служение реальной Богине

Богини частенько наведывались в мою жизнь. Девочки, девушки, женщины. Как только на горизонте появлялась очередная богиня – сворачивались горы! Когда она исчезала или вследствие достижения ее благосклонности, пропадал к ней интерес, то можно было пускаться во все тяжкие – предаваться всяким мальчишеским, а с возрастом и мужским забавам.

Хотя с годами все меньше становилось богинь, все больше обыкновенных женщин, служение которым не имело смысла и горы могли спокойно стоять в отдалении. Жизнь опреснялась. То ли выветривался идеал, то ли менялись времена, а может приходило понимание, что все богини, в конце-концов, те же глупые телки, к тому же, есть целый пантеон красавиц на любой вкус, дело только в цене. Чем красивее, тем дороже, но цена не так уж велика, сущие копейки за богиню-то.

Есть конечно небожительницы, наподобие Клеопатры, но не стоят они того, чтобы жертвовать им свою жизнь потому, что их суть, всего-навсего красивое тело. Со временем цена упадет. Но самое главное разочарование это секс. Не сам секс, а то что на этом все заканчивается. Если просто женщины созданы для семейной жизни, то богини-таки нужны, чтобы вдохновлять. А если они никакие не богини, то откуда тогда черпать вдохновение, особенно если был воспитан в лучших рыцарских традициях и с радостью предавался этому заблуждению до определенного возраста.

Почему так со мной получилось, это отдельная тема, с углубленным изучением химических параметров организма и внушаемых в свое время общественных идей, идеалов юношества и прочих сопутствующих обстоятельств, а в двух словах: гены и воспитание. Вопрос, интересующий меня сегодня, не то как так вышло, то есть почему я идеализировал женщин и почему, несмотря на жизненный опыт, до сих пор ставлю выше себя, а то, что с этим делать. Но причину поискать стоит. Знать причину значит на 50% выздороветь.

Второе упражнение

Второе упражнение оказалось весьма действенным. Наконец-то я раскопал свою сущность. Сам по себе я ничего не представляю. Нет у меня ни целеустремленности, ни мотивации направленной на улучшение качества собственной жизни. Я никогда не жил, если так можно выразиться, для самого себя, если чего-то и достигал то, ради той, которую какое-то время боготворил, и которую нужно было, якобы, добиваться. В общем, всё для женщин и всё из-за них!

Подсознательно я винил себя в том, что когда-то давно нечаянно или по недомыслию обожествил женщину, а со временем разочаровался в ней. А разочарование превратилось в неразборчивое потребление, приносившее одни несчастья. Можно сказать, что мечта умерла при попытке реализоваться. Умерла, а ее место занял паук горького послевкусия. Свято место пусто не бывает, говорят. Короче говоря, возникла такая психологическая запутанность, которую сложно понять и почти невозможно исправить: обожествил; разочаровался; чувство вины и за то, и за другое, и за третье.

До меня дошло и то, что имела ввиду Ираида, сказав, что для мужчины это плохо. Нормально для ребенка, для женщины, но не для мужчины. Это внутренняя не самостоятельность, зависимость от внешних факторов, то есть, если оттолкнуться от известного выражения про точку опоры с последующим переворачиванием земного шара то, ни в коем случае нельзя искать эту опору на стороне.

Как и Господь Бог, мужчина обязан быть самодостаточным, не внушаемым и не сбиваемым с пути истинного. И Господь был мужиком, потому что на мужиках держится мир, а не на бабах и дураках.Так я и семью свою профукал, потому что пытался видеть в женщине, хоть и не богиню уже, но всё-таки равную, а надо было относится к ней, всего лишь как к любимой, то есть как к подопечной, последнее держа от нее в секрете.

Для пущей убедительности насчет, откуда всё стало быть, приведу пару примеров. Первое воспоминание из времен детсада. Была у нас в группе девочка, очень красивая. Ее лицом любовались и взрослые, и дети. Так же воспитательницы постоянно восхищались ее идеальным поведением и способностями.

Мальчишки, в буквальном смысле, выстраивались в очередь, чтобы поцеловать Богиню, невозмутимо восседавшую на обычном стуле, как на троне. Такая была игра, мол ты не крут, если не решишься на это при всех. И вообще, если решишься.

Было страшно весело! Тем более, что за подвигом следовало наказание – пойманных на месте преступления ставили в угол. И разумеется, во мнении старших, таковые сильно падали. Происшествие негативно озвучивалось и доводилось до родителей.

Еще одно воспоминание и вывод одновременно. Это уже из школьных лет. С первого по третий класс пацаны “канались” кто сегодня понесет Иркин портфель. Почему Иркин? Да потому, что она самая красивая в классе! Естественно дрались из-за этого и как правило наказывались, опять же тетеньками.

Слишком много тетенек было вокруг, занимавшихся воспитанием будущих воинов. И чересчур, на мой взгляд, они сами себя идеализировали, поднимая слабый пол на порядок выше сильного. Кстати, старостами и комсоргами назначались исключительно девчонки.

Девочки, так сказать, протежировали девочек. Сознательно или подспудно вся эта мужененавистническая рать внушала мальчикам мысль, что мужчины это существа второго сорта и должны безоговорочно служить реальным богиням, а иначе – “ты плохой”.

А может моя мечта это поиск какой-то другой женщины, разумной и адекватной, а паук это неприятие действительности, неспособность смириться с истинным положением вещей, что все они одинаковые, просто одержимые доминированием.

Где ты женщина уважающая мужчину?! Пускай Богиня или Королева по должности, но не из-за самомнения! Ибо не зря сказано, что Истинный Царь служит другим, забывая о себе.

Долго я раздумывал над тем, что написал. Вроде бы всё правильно, однако что-то смущало. Недодали мужского воспитания или обозлился на всех женщин из-за штучных неудач? Сам выбирал. И не заставлял никто. Выглядит не по-мужски. Плач ребеночка упустившего мамкину титьку.

Не ладилось и с первым упражнением. Яркое видение разрушалось прежде, чем я собирался впихнуть его в свое тело.

– Что-то ты от меня скрываешь. – обмолвилась Ираида за обедом. – Написал что-нибудь?

– Думаю пока. – с неохотой ответил я.

– Ну, думай. – как-то слишком легко согласилась она.

Покушав, поблагодарив хозяйку, взявшуюся потчевать постояльца обедами, я закурил.

– Бросил бы курить. А то давай помогу?

– Не, я сам. Спасибо еще раз. Пойду полежу в хате, пока жара спадет.

– Иди-иди… А может винца?! У меня отличное вино! Холодное! С погреба! Ы?!

– Я не люблю вино. Я люблю пиво.

Настроение мое оглушенное работой мозга отказывалось реагировать на заигрывания Ираиды. Даже распахивающийся снизу до пояса халат, не скажу, что не привлекал внимания, но интерес к женским ножкам так же пребывал под спудом тяжелых мыслей.

Удивительно, ноги коренной крымчанки не такие уж загорелые, как думалось. Погодя кто-то из местных поведал мне одну простую истину, мол, чем отличается местный житель от приезжего – работягам некогда загорать.

Конечно, я удивился, с чего это вдруг Ираида предложила выпить домашнего вина. Но я действительно терпеть не могу вино. И потом, вряд ли мне нальют столько, сколько я захочу. Лучше вечером по пивку. Тут я свою норму знаю, сразу куплю нужное количество. Короче, удалился я в легком недоумении, но с приподнятой самооценкой.

Ну и понятное дело поразмышлял над сегодняшним поведением Ираиды, когда наконец рухнул на кровать. Есть у нее парочка повседневных сарафанов, которые она носит дома. Макияж и прическу она делает, только перед выходом в город. Праздник что ли нынче или собирается куда? Почему не сказала?

В этом халате я уже лицезрел ее, почти каждое утро. Сексопильный, замечу, халатик. Но в обед это странно. А может она решила меня соблазнить? Ого, мыслишка! Хожу тут как пенек, медитирую, а женщина любви хочет. Может быть такое? Вполне.

И всё-таки я сомневался в правильности своего вывода. Какое-то время посмаковал жирную как селедка мысль и отложил. Поживем увидим. “Еще не вечер”. – вспомнилась фраза из песни. Надо заняться делом. Исписано половина тетради, а в голове всё тот же раздрай. Но здравомыслие бежало от меня.

“Симка” регионального оператора безупречно раздавала интернет. Десять гигов хватало на неделю. За сто рублей я покупал еще десять. Пятьсот рублей в месяц за всемирную паутину – приемлемая цена на отдыхе.

Я включил ноутбук и с помощью сайта знакомств бросился изучать вопрос женского одиночества на полуострове. Вопрос встал и словно антенна транслировал свой призыв всем женщинам Крыма.

Любовник

Уже три года я развлекался в «Фотостране». Активно знакомился. Встречался «в реале». К тому времени устал быть Казановой, но совместная жизнь не получалась.

Отгостив межвахтовый отпуск у очередной кандидатки, к ней я больше не возвращался. Угнетала искусственность. Не было в отношениях души, лишь меркантильность и секс…

Но сейчас требовалось именно это… Нашел! Пользователь по имени Лена светилась зеленым огоньком онлайна.

В меру красивая, подходящего возраста женщина томно смотрела с фотографий. Темные волосы. Большие глаза. Расслабленные позы. Лежа на кровати, она словно приглашала присоединиться…

Написал сообщение. Лена тут же откликнулась. Попросил номер телефона…

С трепетом юного любовника я набрал цифры, прослушал несколько гудков.

– Алло. – ответил приятный голос с оттенком черного бархата южной ночи.

– Здравствуй, Лена!

– Ты, правда, из Москвы? – первое, что спросила она поздоровавшись.

Врать напропалую! В данном случае нужно. Главное, чтобы согласилась на встречу…

– Да, но сейчас в отпуске и нахожусь в тридцати км от тебя. – часть после запятой была правдой. – Как насчет вечера в уютном ресторанчике на берегу моря?

Лена оказалась болтушкой, как многие южанки. Полчаса она рассказывала про своих взрослых сыновей, и убеждала, что ей необходимо отремонтировать квартиру. Мои попытки придать разговору, хоть какое-то подобие флирта заканчивались обсуждением материалов для отделки стен.

Стало скучно и захотелось спать. Вклинившись в ее непрерывную речь, я сказал, что мне надо отлучиться, перезвоню позже. Отключившись, испытал облегчение. “Ремонт это слишком дорого за одну ночь. – подумалось, засыпая. – Ну, ее”.

Спал без происшествий. Единственно, что дольше обычного. Обойдусь без моря. Приму душ и сразу поеду в город – за покупками. Дорога здесь ужасная, поэтому я избегал разъезжать по темну.

Приземистый городок лениво тянулся вдоль моря, напоминая малобюджетного туриста загорающего на пляже.

Приземистось создавали жилые пятиэтажки и одно-двухэтажные здания прошлой и позапрошлой эпох.

По обочинам главной дороги возвышались пирамидальные тополя, дочерна запыленные потоком машин с иногородними номерами.

А в центре засоряла глаза мелко-розничная сувенирно-палаточная торговля. Набережная просто забивалась продавцами, словно труба илом. Ну, да ладно, все мы как-то выживаем. Тем более замечательно, что все эти поделки именуются народно-художественным промыслом.

Зато, где-то, среди этого всего еще встречался тот самый дух. Для меня это дух детства. А на самом деле дух времени. Того времени, когда не только люди были другими, но и продукты.

Я балдел от того, что в этом городе у каждого торгового комплекса был свой минирынок, говоря по новому, с самозанятыми бабульками, у которых можно купить всё. Всё что растет ходит и плавает. Свежее и натуральное, только что выкопанное или сорванное, плескающееся в ведре, а не намертво упакованное.

Для меня круче всякой цивилизации, когда говорят:

– Купи сынок яблочко, утром сорвала!

Или, распродавая остатки, скажут:

– Забирай всё, даром отдаю!

А зелень-шмелень! А какие там продавались бычки, сушеные, связками!

Что-то особенное было в Крыму, какая-то трогательная душевность. Вопреки оголтелому туризму и трудностям выживания сохранилась у людей простота, давно утраченная на материке. The lost world – затерянный мир. Я имею ввиду честных тружеников, а не заскорузлых душой мошенников.

Поездка проходила по обычной схеме. Побродил по рынку. Зашел в магазин. Возвращаясь обратно, насколько возможно за рулем насладился видом с горы.

Широкая голубая лента минуя возвышенность, а заодно и деревню, устремлялась вдаль, выбрасывая по пути ответвления. Предстоял долгий извилистый спуск. Грунтовка, усыпанная крупным щебнем, не доставляла приятности ни водителю, ни автомобилю.

Море, возле которого я жил это не совсем море. Это пролив. В его акватории смешиваются воды двух морей – Черного и Азовского. Поэтому вода здесь не имеет свинцового отлива характерного для ЮБК, она бирюзовая. Бирюзовой она выглядела с высоты птичьего полета, а вблизи была зеленоватая и прозрачная.

С юга и с запада к домам подступали холмы со срезанными вершинами. Южная гора с трех сторон постепенно сходила на нет, с четвертой обрывалась утесом. Западный холм напоминал буханку с зажаристой корочкой. Такую ничего себе буханочку для стометрового великана!

А на север от деревни тянулась взрезаемая голубыми ножами плоскость, на которой через несколько километров начинался город. На желтовато-коричневой равнине тут и там пестрели зеленые островки кучно растущих деревьев, в основном по берегам изогнутых лезвий. Экстравагантное ландшафтное блюдо подавалось под золотистым соусом солнечных лучей.

Солнце еще катилось по вершине холма, когда я достиг своей гавани и бросил якорь из пластиковых бутылок. Однако с якорем пришлось повозиться. В стареньком холодильнике не хватало места.

Традиционно я обходился двумя литрами. Изящные литровки легко укладывались в полупустую морозилку. Но в магазине меня осенило: вечер будет долгим и наверное скучным, чтобы его скоротать понадобится больше пива.

Стоя в очереди я сомневался, почти убедил себя не глупить, но оказавшись визави с продавщицей, заявил:

– Три полторашки.

Странным образом выходило, что стремясь к одиночеству, я не мог его выносить.

До этого в магазине

За прилавком стояла симпатичная блондинка с хорошей грудью, частью напоказ. Женщина охотно отвечала на мои вопросы и непринужденно улыбалась. Я был благодарен ей за то, что она увидела во мне мужчину.

Может я и ошибался, будучи для нее всего лишь клиентом. С ее стороны это был правильный маркетинговый ход, блестеть глазами на мое заигрывание. Расположившись немного боком к прилавку, опираясь на него руками, наклоняться, поднося свою грудь еще ближе и еще больше обнажая. Поворачивая голову к стенду, рассказывать про вкусовые особенности обозначенной марки так, словно говорила со мной о любви.

Пока она надевала пустые бутылки на большие сверкающие краны, а потом прохаживаясь между ними, выдавливала лишнюю пену, я мысленно раздевал ее и делал с ней всё что хотел. К сожалению, очередь напирала и, обслужив меня, женщина тут же переключилась на другого.

Снова “Любовник”

И еще одна странность в тот вечер происходила со мной, я избегал столкнуться с Ираидой и всячески вытеснял мысли о ней, кроме одной, когда же она наконец уйдет. Будь я психологом, то сразу бы заподозрил неладное…

Облегчение наступило, когда женщина ушла спать. По своему обыкновению ложилась она рано. С Солнцем вставала и с ним же отходила ко сну. А то, что она уже легла, я определял по закрытой двери.

Обычно она сообщала об этом, мол, я отдыхать, двери прикрою, а то комары налетят. Иногда ее режим давал сбой, и она являлась посидеть у костра… Еще в сумерках заглянув через забор, я увидел закрытую дверь.

Дожидаясь ее ухода я не терял времени, насобирал по округе дровишек. С дровишками тут проблема. В этот раз натаскал целую кучу. Кому ночь, а кому день. Устрою-ка я свое, индивидуальное Солнце, здесь и сейчас!

Незаметно и таинственно совершается переход из уже нетрезвого, но еще адекватного состояния, в котором ты понимаешь, что пьян и виноват, в состояние полной неадекватности, в котором тебе кажется, что ты совершенно трезв и безусловно прав.

Один ты исчезаешь и появляешься ты другой. Одного себя ты знаешь, потому что это ты изо дня в день, а тот, кто неожиданно вышел из тени это тоже ты, только незнакомец.

Затрудняюсь сказать в какой час ночи или через сколько часов, после того как я открыл первую запотевшую, мои «я» поменялись местами. Отсутствовал и провал в беспамятство. Я помню всё. Что делал, о чем думал. Просто в какой-то момент я стал другим. И ход моих мыслей кардинально изменился.

Я уже был настолько в себе другом, что не помнил про пиво и про то, что пил ледяную газированную жидкость с такой жаждой, словно заливал разбушевавшийся внутри огонь.

Несмотря на принятые меры, пламя усилилось. Оно выжгло во мне дыру как раз в том месте, которое было самым слабым и болезненным. Ну, конечно, это была мысль об Ираиде, как о женщине, которая хочет меня.

Непременно хочет и по всей видимости страдает из-за моего промедления. Воодушевленный мужской уверенностью и бог знает чем еще, кстати, ощущая себя не меньше чем богом, я ринулся в дом.

Я разбудил ее, поднимаясь на второй этаж в полной темноте по неудобной лестнице. Откинув одеяло, она сидела на кровати, спокойно ждала, пока я встану на ноги. Это я понял по темной фигуре на фоне окна.

Наконец, я водрузил себя прямо и остолбенел, силясь разглядеть, действительно ли она голая или мерещится. Откуда-то прибывал свет. В комнате посветлело достаточно, чтобы проступили детали.

Кажется, я даже различал лукавый прищур и снисходительную улыбку. Не говоря уже обо всем остальном. Женщина была обнажена и нисколько не стеснялась. В ту же секунду я протрезвел…

– Ну, и чего застыл? Почему не обнимаешь? Мне попросить? – прозвучало как шутка уверенной в себе обнаженности.

– Нет… Я просто не могу… – отступая в дверной проем я споткнулся, но раскинув руки ухватился за косяки.

Запрокидывая голову Ираида расхохоталась. Тело женщины сотрясалось, некоторые его части особенно. Успокаиваясь, она сжала обе груди, словно останавливая расходившиеся маятники. Встала с расположенной напротив двери кровати, двинулась в мою сторону. Снова потемнев до силуэта прошла середину комнаты и будто выйдя из стены остановилась так близко, что если бы я не попятился, то наткнулась бы на меня сосками.

– Правильно, а знаешь почему? – заложив руки за спину, словно профессор на лекции, вдруг спросила она.

– Почему? – переспросил я, балансируя на приподнятом от пола порожке.

– Потому что я не твоя суженая. А твоя скоро явится. Смотри не прогляди.

– Как это явится? Прямо сюда что ли? – от неожиданности я поперхнулся и разжал руки.

Ираида прихватила меня за футболку и потянула на себя. Пришлось шагнуть вперед, иначе я полетел бы кубарем. Убедившись в моей устойчивости, как ни в чем ни бывало она продолжила:

– А ты думаешь, я тут зря с тобой няньчусь! Знаешь что мы делали всё это время?

– Что?

– Усиливали твой сигнал, вот что! – и она снова рассмеялась, придержав шарообразные маятники.

– Какой сигнал?

– Какой надо. Не задавай глупых вопросов. Ты сам знаешь. Иди уже спать. Вечером страсти, а утром напасти.

Испод шока от происходящего и от полученной информации выползло раскаяние, и я взмолился:

– Ираида прости, я не хотел…

– Иди-иди, любовник! – смеялась она в лицо, а в спину крикнула. – Поосторожнее там, а то еще расшибешься! И уже прекращай со своим пивом. Потеряешься совсем, я помочь не смогу!

Утро выдалось больное похмельем. Еще бы! Горя стыдом и мучимый головной болью, я всё-таки выбрался из постели, попить кофе. Молча, Ираида принесла вина. Когда поставила литровую бутыль на стол, тогда сказала:

– Лечить тебя буду. Пей!

Вино было чудесным и быстро исцеляло. Настал момент просветления, и мне захотелось окончательно оправдаться. Повеселевший, я рассказал ей про женщину приходящую во снах очень похожую на нее:

– Думал ты это.

Еще ночью мы перешли на ты. Чуть ни поженились ведь. Считай родственники.

– Нет не я. Это она. А что похожа, так ты сам ее выдумал.

– А тени?

– Это твои сомнения. Не будет сомнений – исчезнут и тени. Для этого тебе нужен Солнечный Человек.

– А кто она? Как я ее узнаю?

– Во, дает! Кто она! Этого и я не знаю. Скажу лишь, что не здешняя. Издалека идет… Не бойся, встретишь узнаешь. И она узнает. Она тебя давно ищет. И ты ее. Потому что вы созданы друг для друга. Не пустые это слова, поверь.

В нарядных тарелках возникли на столе салат и омлет. Между разговорами Ираида приготовила еду, благо летняя кухня с электроплиткой и холодильником была рядом с беседкой.

– Я многих соединила. До сих пор благодарят. Столько лет прошло, а помнят Ираиду. Звонят. Приезжают. Такое мое призвание. Ведьма я, Крымская! – поделилась она улыбкой, а на последних словах и вовсе рассмеялась, в который раз уже.

Как-то в ее настроении стало больше смеха с этой ночи…

– Ты ешь, ешь! – подбадривала она.

Море бесстрашия

Все последующие дни, почти до самого отъезда я занимался моим Солнечным Другом. Хоть и удвоил рвение, но правильнее сказать – относительно успешно. Ведь все наши достижения относительны и не без побочки.

Побочным эффектом Солнца в себе стала возросшая водобоязнь. Я страшился заходить в море. И перестал нырять, что, кстати, всегда делал с удовольствием.

– Что на море не ходишь? – поинтересовалась Ираида.

– Боюсь. – признался я, – Не могу нырять. Даже плавать страшно. Постою по пояс в воде и на берег. Жуткое чувство. А ходить ради того, чтобы мочить трусы не вижу смысла.

Ираида вскинула на меня голубые, как море глаза, принялась сверлить сразу два отверстия, наверное, чтобы поглубже заглянуть в душу ученика.

– Так-так, а Солнечный Человек твой что? – чуток посверлив, спросила она.

– Он в воде не работает. Страх такой сильный, что я забываю про него. Раньше такого не было.

– Раньше такого не было. – отведя глаза, с тихой задумчивостью проговорила Ираида и вновь обратилась ко мне. – А что было? Что-то же было?

– Что-то было, совсем чуть-чуть. – согласился я, пытаясь устоять под ее напором, отвечая взглядом на взгляд, разбавляя серьезность наставницы джентельменской ухмылкой. – Эдакая легкая неуверенность.

– Ясно. Вечером поговорим. – сверкнули ее чистейшей воды сапфиры, и женщина удалилась, унося и сапфиры, и объемные образования типа маятников и прочее что так великолепно принадлежало ей.

Свечерело. Пришла Ираида и разговор возобновился. Присаживаясь у костра, женщина сказала:

– Я поняла, в чем дело.

Принимая расслабленную позу, она прислонилась к спинке, покрашенной в зеленый цвет лавочки. Может она прогоняла в уме то, что хотела сказать, может просто отдыхала после дневных забот. Повисла пауза.

В серых сумерках распространяя запах дыма, зацвел оранжевый цветок. Сёрфингист ветер с разгона долетевший сюда, удивляясь яркому цветению, трогал его жгучие лепестки. Обиженно отскакивал.

Вечерами сентябрьский воздух свежел, и веявшее от костра тепло ощущалось приятным. Небо торопливо темнело. К одиноко блиставшей звезде одна за другой присоединялись сияющие подруги. Незыблемо шумело море.

Ветер переменился и женщина наконец нарушила истомлявшее меня молчание:

– Тобой управляют чувства.

Вы это серьезно, захотелось спросить, с тем разумением, что и без сопливых скользко – расхожее выражение из детства, но я сказал:

– А, понимаю, их нужно контролировать. Но я не могу: всё случается раньше, чем я успеваю сообразить…

– Вот, об этом я и говорю. О, а ты сегодня без пива?

– Не хочу просто.

– И давно?

– Как попил твоего вина, так и не хочу. – ответил я, намекая на то, что ведунья колдунья или кто она там что-то подмешала в напиток или нашептала над ним.

Сквозь смех Ираида высказалась:

– Видишь теперь какое у меня чудодейственное винцо!

Я сидел у костра, ломал и подбрасывал палочки в огонь. Ее высказывание могло быть просто шуткой, однако, наложившись на моё подозрение возымело серьезный эффект. Я замер, выпучивая на нее глаза, пока качнувшийся в мою сторону дым ни заставил их прослезиться.

– Обычное вино. – поправилась она.

Я слышал только ее голос, потому что отвернувшись, усиленно втирал веки в глазницы:

– Ты сам не хочешь.

Проморгавшись, садясь на лавку, подальше от дыма, какой-то он едучий сегодня, вначале согласился, а затем пожаловался:

– Да, просто сам не хочу. А насчет чувствительности, я и сам от нее устал и похоже, и бывшую задолбал так, что она сбежала.

– Сбежала – туда ей и дорога. Значит вы не были настоящей парой. А ты любил ее? – Ираида будто бы даже с радостью подхватила новую тему.

– Не знаю.

– А она тебя?

– Да кто его знает, вроде говорила. Ну и я говорил, хотя врал поначалу. Что-то такое пробудилось, через пару лет совместной жизни. А потом начался разлад, как кто сглазил. Восемь лет прожили и оказалось, что не подходим друг другу. Так она заявила в конце.

– Всё, хватит! Плюнь и забудь! Не достойна она тебя!

– Как наверное и я ее…

– Теперь не важно. Забудь. Разговор наш помнишь ночной?

– Помню.

– Вот и помни. Смотри вперед, не оглядывайся. А с чувствительностью твоей разберемся. Я научу, как ужиться со своим даром.

Пойди и нырни

Это было третье упражнение. Оно заключалось в том, чтобы испытывая сильное чувство, понаблюдать или точнее попытаться понаблюдать за ним со стороны. В данном конкретном случае это был мой страх перед нырянием в море. Я должен пойти и нырнуть. Я обещал.

В продолжении той беседы Ираида сказала:

– Так вот, твое восприятие усиливается и растет воображение. Всё чувствуется острее. Обостряются и страхи. Невозможно избавиться от страха и не нужно. Страх божий это восторг перед жизнью! Завтра иди и нырни. Будь под водой сколько сможешь. Со страхом не борись, наблюдай за ним. И постарайся вынырнуть не из-за страха, а потому что нужно дышать.

И я пошел, и нырнул. Обещал же. Не такой уж сильный был этот страх, терпимый. Под поверхностью чувствовались волны, тело болталось, как г. в проруби. Я раскинул руки и ноги, подгребая и балансируя, чтобы не всплыть. Это было бы даже приятно, если бы не проклятая водобоязнь.

Чтобы отвлечься, я прислушивался к сердцу: бух-бух, бух-бух… бух-бух… В какой-то момент, сердце вдруг ускорилось и загрохотало, и, после мощнейшего крайнего бух наступила тишина, жуткая, как само зло… “Остановилось”- обжигающая сознание весть мгновенно разлетелась по телу, бросая его в жар.

Странное наверное ощущение – вспотеть в воде, но я забыл где нахожусь. “Это конец! Я сейчас умру !Сердце остановилось!”- мысли заметались в черепе, как крысы по тонущему кораблю. Но жизнь не летела перед глазами.Всего лишь терзало сожаление: не успел, не сделал, молодой еще, мог бы…

Тем временем обычная среднестатистическая паника нарастала, превращаясь в нечто непередаваемое словами и действительно невыносимое. В повседневной жизни такого нет. Это был настоящий животный ужас перед неминуемой гибелью…

Стоп! А кто это, как бы стоит в сторонке и как бы не при делах, спокойно смотрит на происходящее, даже с легким, я бы сказал, недоумением, мол что это с ним? Стоп-стоп-стоп! Неужели это еще одно моё я наблюдает за мной? И тут я понял, так и есть я раздвоился.

И стало меня двое: я-боящийся смерти и я, которому всё равно. Я бренное тело, бьющееся в конвульсии, и я бесстрашная и бессмертная душа. И я могу с помощью воли выбирать кем мне быть и что чувствовать. “Так вот что такое свобода выбора! – блеснуло спасительное озарение ,- И душа всё-таки есть! И она вечная!”

И я переключился, благо это оказалось легко. Трудность заключалась в том, чтобы удержаться в сознательно выбранной ипостаси, каким-то образом страх соблазнял, притягивал. Я старался. У меня получалось. Я наблюдал…

-Ээй, Дима! – как удар колокола голос Ираиды ухнул в голове, когда я еще находился под водой.

Я вынырнул, быстро приходя в себя, хватая ртом удивительно свежий, несказанно живительный морской воздух! Наставница стояла у кромки и грозила пальцем. И всё-таки она улыбалась:

– Тебе дай волю, потонешь!

Гений

– Ну, да, еще тот дебил! – брякнул я, прыгая то, на правой то, на левой ноге, вытряхивая воду из ушей.

– Сколько раз я тебе говорила не ругать себя? – возмутилась Ираида. – Ни в коем случае, ни за что и никогда! Себя надо только хвалить! Постоянно и за любой пустяк.

– Привычка. – оправдывался я.

– В том-то и дело, что привычка, самая вредная причем. Все привычки вредные. Создавая привычку мы взращиваем пустоту… Поливаем грядку, на которой ничего не растет.

– Ираида, а почему нельзя ругать себя? Что тут такого страшного? Наоборот же должно быть- напомнил себе кто ты есть на самом деле, подстегнул, так сказать, для большего усердия.

– Ласку и скотина разумеет, а от боли может взбрыкнуть!-отговорилась она.

Уже потом я неоднократно вспоминал это наставление и как прилежный ученик поправлялся, мол. нельзя же себя ругать. А вот почему действительно не следует этого делать, понял совсем недавно. И вот каким образом.

После трехдневной смены, по 16 часов, проснулся я утром, с чувством старого, расколотого на части корыта. Лежал, вспоминая ошибки и промахи допущенные в работе, и всё больше впадал в тоску и бессилие, осознавая собственную тупость и не расторопность, как работника.

Несколько раз я вставал с мыслью, что пора бы уже заняться чем-то полезным, но, как назло, не ходили ноги и руки не держали, а тело так и складывалось пополам под грузом отвратительного настроения и накопившейся усталости, покурив, я снова заползал в постель.

Скорее всего, продолжай я в том же духе, закончилось бы всё принятием внушительной дозы алкоголя и похмельем к вечеру, а то и сразу после обеда. Однако, каким-то чудом мысли мои потекли в другом направлении. В конце концов, дорога ведет нас туда, куда мы сами идем!

Стал я вспоминать, что же, всё-таки, хорошего в этой жизни случалось со мной. И еще немаловажный момент, – я рассказывал вслух, моей новой жене, которая с удовольствием слушала и одобрительно кивала в самых вкусных эпизодах.

Через пару-тройку вспоминаемых достижений, минут эдак через семь-восемь непрерывного восхищения собой, оказалось, что я – Гений, стоящий посреди комнаты в труселях, бурно жестикулирующий и пританцовывающий, явно, переполняемый всеми видами великолепных эмоций и позитивных энергий.

От разбитости и уныния не осталось следа! Мы от души смеялись и надо мной, и фиг знает над чем еще или почему, от радости жизни наверное…

Я здесь

Отдых заканчивался. Целый месяц пролетел одним днем. Еще никогда я не отдыхал с такой пользой для себя! За спиной ощущалась приятная тяжесть новеньких крыльев. Время от времени, я нетерпеливо расправлял их, пробуя мощь, делая парочку взмахов.

Особенно доставляло удовольствие, выйти спозаранку к морю и сладко-сладко потянуться, вдохнуть полной грудью бирюзово-лазурную бесконечность и приправленную йодом свежесть. Крылья самопроизвольно разворачивались на весь свой размах, словно сбрасывая оцепенение ночи и меня сносило в сторону или подбрасывало вверх.

Завораживающим было и предвкушение грандиозных свершений ждущих на материке. Море приобрело статус огромного, хоть и сурового, но склонного к озорству друга, расставаться с ним было жаль. “Я обязательно вернусь!” – думалось мне.

Всем грустилось. Ираида, наблюдавшая за моими постепенными сборами, нет-нет да обмолвится, мол, побыл бы еще. Или: “Приезжай, буду рада!” Или: “Это только начало, тебе многому надо учиться. Звони!”

В предпоследний вечер, мы долго сидели у костра, разговаривали. Рассказы о своей жизни, она перемежала с наставлениями. Будучи коренной крымчанкой, она объехала всю страну, тогда еще СССР, с запада на восток , с севера на юг, собирая знания по крупицам. Встречалась с сибирскими шаманами и с карельскими волхвами, с дервишами-суфистами из средней Азии и магами практиками западной традиции. Я внимательно слушал, стараясь всё понять и запомнить.

– Обязательно делай упражнение с зеркалом. – наставляла она.

Признаюсь, перспектива работы с зеркалом мне совершенно не нравилась, но она настаивала:

– Купи зеркало и я научу тебя, что с ним делать!

А я не покупал. Что-то смущало и настораживало. Где-то я слышал, что зеркала крадут сущность у долго смотрящихся в них. Всякие колдовские обряды проводимые с помощью зеркал. Брр. И как-то я ляпнул:

– Точно ведьмоство какое-то!

– Ха-ха-ха-ха. – заливисто и громко, прямо как девчонка рассмеялась она. – Значит не зря меня ведьмой зовут! А я всего лишь женщина, которая кое-что знает и умеет!

“Крымская ведьма! – подумал я с благодарностью. – Знать и уметь это значит “ведать”, то есть иметь истинное знание. То есть “ведь” это знание, а “ма” это значит женщина, достаточно взрослая, чтобы годиться тебе в матери, но не по возрасту, а по мудрости и опыту. Хотя, может и не в матери… Просто в наставницы”.

По приезду домой, столкнувшись с трудностями трудоустройства и финансовыми проблемами, с кое-какими другими жизненными перипетиями, забыл я напрочь о наставлениях и упражнениях “крымской ведьмы”.

Пока искал подходящую работу, то совершенно не тренировался. Не находя, раскисал, но устроившись на тяжелую физически работенку, чувствуя морально-психическое истощение, в первую очередь вспомнил про “зеркало”.

Ведь проще некуда. Умываясь, отвлечься на минуту и увидеть в зеркале не того, кто трепещет и паникует внутри, а серьезного, уверенного в себе мужчину, крепкого телосложения, с молниями в глазах, готового к любым испытаниям, ради себя самого. Вспомнил я и мимоходом оброненную Ираидой фразу, мол, зеркальный образ это кожа, а солнечное тело всё остальное…

Проработав некоторое время, пополнившись уверенностью и навыками в новой для себя деятельности, ощущая необходимость расширения возможностей и увеличения заработка, вспомнил я и еще один урок из курса отдыхающих у Ираиды.

В день расставания она сказала:

– Даже, если всё забудешь, помни главное. Две трети своей жизни мы отдаем пустоте: привычкам, мертвым мечтам, придуманным диалогам, ложным воспоминаниям и всякого рода фантазиям. Это сны наяву. Когда предаемся им, а мы постоянно это делаем, то как будто исчезаем, становимся тем, о чем думаем. Вспоминая прошлое или думая о будущем – мы существуем вне себя и не являемся собой. Тратим время в пустую. Со всем этим можно справиться одной мыслью! Хлопни себя по коленкам и скажи – я здесь! Посмотри на свое тело и почувствуй себя реально внутри него. Обними себя и вспомни кто ты и что ты должен делать в данный момент потому, что кроме настоящего ничего нет и если тебя в нем нет, то, тебя нет совсем со всеми твоими намерениями и целями. Просто, почаще вспоминай о себе и говори – Я ЗДЕСЬ!”

Мы тепло попрощались и я уехал, оставив Крым за 2000 километров.

И пускай, по дороге домой, где-то, я опять, потерял свои крылья, не беда-отращу заново, главное помнить: кто я и что должен делать здесь и сейчас!

Девушка на камне

Как всегда – самое важное напоследок. Изюминка в кексике. Хотя изюминка она маленькая и много их в небольшом изделии, а это событие в моей жизни одно и огромное, вот и придумайте образ. Это вам задание на дом.

Давно перевалило за середину сентября. После трехдневного шторма море приобрело обычный вид, но температура в нем резко упала.

В этом году “бархатный сезон”, можно сказать, не состоялся. Тем более было удивительно увидеть на берегу одинокую женскую фигуру.

Именно так, потому что на весь трехкилометровый пляж были только двое – я и она. Ну как тут не подойти. К тому же идти особо не надо: женщина облюбовала мой любимый камень, здоровенный такой, у самой воды.

– Сфоткай меня на камне. – попросила она, после того, как мы познакомились.

А потом она бросилась в “ледяную” воду и поплыла. Я всего лишь помочил ноги и замерз, а женщина всё плавала, плавала…

Вот, собственно и всё в первый день. А вы поверили в то что говорила Ираида? А я нет. То есть да, но. Ну, во-первых, Вика далеко не походила на образ из сна.

А во-вторых, она конечно женщина симпатичная, однако ростиком махонькая и как бы поделикатнее выразиться, без пышных форм, хотя и ладная крепкая. Я, как вы знаете, люблю женщин крупных.

В общем, как бы понимая, что в подобных условиях встреча необычная, по большому счету я ничего не понимал и не чувствовал.

Чисто из любопытства, в тоже время и на тоже место я пришел на следующий день. Пришла и Виктория. Я снова сидел на камне, а она плавала. Между прочим, она сказала, что почему-то ей захотелось приехать конкретно сюда.

– Как будто поманило. – добавила она после короткой паузы, глядя на волны.

– Но здесь же убого. – констатировал я. – Нет туристических сервисов. Да и сезон закончился.

– Мне ничего не нужно, ни сезон, ни комфорт, главное чтоб море было. – честно говоря, она поразила меня своими предпочтениями.

Не помню из-за чего, но следующий день я пропустил. И следующий тоже. Пошел на третий. Как обычно подремав после обеда и совсем не думая о Вике. Но Вика была. Тогда-то у меня впервые и мелькнула мысль о судьбе, мол, если судьба, то всё, не отвертишься.

Но опять же, хорошие мои, ничего не подразумевалось и не планировалось, было просто скучно и одиноко. К тому же Вика не спешила вешаться мне на шею. От поездок на машине отказывалась, мол, сама доберусь. Все дни ходила пешком от автобусной остановки, а это пара км в одну сторону.

Жила она в гостинице, в городе, на пляж ездила на рейсовом автобусе. И всё-таки, мы решили прогуляться по городской набережной. Один раз, второй… Так получилось, что время нашего отъезда совпало, и я предложил поехать со мной, опять же, чисто для компании.

Честное слово, ничего такого-эдакого. За десять дней общения в Крыму у нас не было никакого секса. Приличные люди сексом не занимаются в первые дни знакомства. Кстати, общались мы воистину, как друзья. Но пока ехали в Москву, а ехали как никогда долго, с ночевками в достопримечательных местах, мы с Викой и поженились. Банально, зато реально!

PS. Моя Малышка, с мыслью о тебе!