Конецъ свѣта – отмѣняется!

Глава I. РАЙ.

…16 мая 1912 года выдалось необыкновеннымъ; впрочемъ, и вѣсь май всегда бываетъ необыкновеннымъ: не зря же говорятъ: «Май – подъ кустикомъ рай!»
Въ маѣ рай былъ вездѣ, а не только подъ кустиками; чудесное цвѣтеніе всего и вся, вкупѣ съ плотнымъ надушеннымъ воздухомъ, производило ощущеніе, что человѣкъ находится на свѣтскомъ балу: вокругъ него двигаются прелестные созданія, благоухающіе такъ, что кружится голова, и… онъ думаетъ – вотъ хорошо бы, чтобы это продолжалось вѣчно!
Однако вѣчнаго ничего не бываетъ; развѣ что такъ можетъ быть въ раю?
Вѣдь если тамъ нѣтъ благоуханія сирени и другихъ чудес- ныхъ запаховъ прекрасныхъ цвѣтовъ, да неземного пѣнія птицъ, то что же тогда есть рай?

Писатель Даніилѣ Городецкій (въ міру Петръ Зарудный) въ этотъ день долженъ былъ идти въ издательство; его жизнь состояла изъ работы за конторкой и періодическихъ визитовъ къ издателю; а поскольку онъ писалъ разсказы, то и визиты туда были частыми.
Позавтракавъ на скорую руку, и давъ, какъ обычно, наставленія экономкѣ, отправился на Гоголя, 22, въ «Ниву», къ г-ну Железнову.

Онъ шелъ и – ничего не видѣлъ и не слышалъ вокругъ: ни дворника, поднимающаго пыль метлой, ни грохочущаго трамвая, ни дребезжащихъ авто, выбрасывающихъ тучи вонючаго дыма, ни бродягъ, сидящихъ около забора…
Ничего, кромѣ буйной зелени и цвѣтовъ, источавшихъ божественный ароматъ. И такого же божественнаго пѣнія птицъ. Онъ шелъ, и мысли у него были самыя пріятныя.
…На входѣ въ зданіе носъ къ носу онъ столкнулся съ Бекетовымъ.
– Ну здравствуй, князь… Сколько же не видѣлись? – воскликнулъ Петръ.
– Давненько! Мое почтеніе! Посѣти Скоробогатова, и… жду тебя въ «Венѣ», конечно. Мнѣ Игонинъ такое разсказалъ, я заслушался! Разскажу и тебѣ.
Петръ кивнулъ. И даже пропѣлъ: «…Ахъ, въ «Венѣ» мно- жество закусокъ и вина; вторая родина она для Куприна».
Не встрѣчаться въ «Венѣ» творческимъ людямъ – было немыслимо: всѣ знали это мѣсто, какъ литературно-артистическій клубъ всего Санктъ-Петербурга. Зачастую тутъ можно было встрѣтить какъ всѣмъ извѣстныхъ писателей, художниковъ, музыкантовъ и артистовъ, такъ и начинающихъ, но уже понимающихъ, что не ходить въ «Вену» – значитъ навѣки остаться неузнаннымъ. Именно въ «Венѣ» – Петръ и познакомился съ Бекетовымъ; въ то время онъ уже былъ маститымъ литераторомъ.
Заказали они столько, чтобы хорошо и спокойно посидѣть, – оба никуда не торопились.
Выпили ледяной бѣленькой, позакусывали для порядку.
– Вотъ, сударь, – началъ Бекетовъ, – что разсказалъ мнѣ Игонинъ. И помолчалъ, подогрѣвая интересъ и любопытство.
– А разсказалъ онъ мнѣ, что въ Америкѣ вовсю снимаютъ фильму про то, что будетъ ровно черезъ сто лѣтъ…
– Въ двѣ тысячи двѣнадцатомъ году? Такъ что же будетъ? Второе пришествіе? – удивился Петръ.
– Да нѣтъ, думаютъ они, что прилетятъ къ намъ гости съ другой планеты… – отозвался Бекетовъ.
– Хмъ… Съ Марса или Юпитера? Я Карышева читалъ, – ухмыльнулся Петръ.
– Отнюдь, братъ ты мой, – Бекетовъ почему-то нахмурил ся, – прилетятъ они изъ дальнихъ міровъ – дабы извѣсти нашу цивилизацію… Ну, а мы ихъ – новымъ страшнымъ оружіемъ уничтожимъ!
– Ну… Понапридумать можно много тамъ чего. – Петръ поднялъ рюмку. – За русскую литературу!
Выпили, и Бекетовъ отправилъ въ ротъ добрый кусокъ осетрины.
– Такъ вотъ въ чёмъ самое главное, – началъ онъ, едва проглотивъ его. – Они такихъ машинъ наизобрѣтали для этой фильмы, что и описать нельзя! Прямо такъ, какъ черезъ сто лѣтъ и должно быть! Такъ что – умри, а такую фильму посмотри!
– Развѣ къ намъ привезутъ и покажутъ её? – удивился Пе тръ. – Да куда тамъ!..
– Можетъ, всемъ и не покажутъ; но на пробный сеансъ мы съ тобой, братъ, попробуемъ попасть… Разскажу тебѣ, какъ узнаю. Слыхалъ, что ближе къ Новому году.
Дальше – заговорили они о литературѣ, писателяхъ, гонорарахъ, «Титанике» и о всякихъ другихъ событіяхъ, что говорятъ обычно за столомъ…
Однако мысли Петра были далеко.
Ему вдругъ нестерпимо захотѣлось сѣсть на скамейку, окруженную сиренью, и вообразить себѣ міръ 2012 года.

– 4 –

…Почему онъ долженъ смотрѣть, какъ это будетъ въ фильмѣ? Быть можетъ, онъ самъ вообразитъ его себѣ не хуже, а то и даже лучше и точнѣе какихъ-то заморскихъ писателей!
Петръ ѣлъ, не чувствуя вкуса, отвѣчалъ невпопадъ; ему пришло облегченіе, когда трапеза наконецъ закончилась.
– Ну, до новой встрѣчи, братъ, жди вѣстей! – прощался съ нимъ Бекетовъ, а Петръ только и думалъ: «Скорѣе бъ сѣсть на скамейку!»
…Наискосокъ въ паркъ – и вотъ она, скамейка!
Петръ сѣлъ на нее, но – тутъ же всталъ и быстро пошелъ по дорожкѣ; мысли его кипѣли, словно вода въ котлѣ, заставляя двигаться.
«Что будетъ, что будетъ… Господи, да развѣ это такъ сложно представить себѣ? Всё будетъ больше и лучше! И всё
– на электричествѣ: и вело, и авто, и мото, и корабли, и аэропланы даже…
И телефоны вездѣ – на каждомъ столѣ, вотъ даже, къ примѣру, и въ рестораціи.
Да и телеграфъ безпроволочный – въ каждомъ Богомъ забытомъ краю.
Къ доктору пришелъ, а онъ тебѣ пилюлю: выпилъ – и здоровъ!
Ну и конечно, другіе планеты посѣтимъ, это ужъ какъ пить дать…
Да и ѣды вѣрно полно: такіе урожаища будутъ посредствомъ химіи, да тракторовъ, что на всѣхъ хватитъ.
А вотъ войны будутъ ли? Да нѣтъ… Какъ воевать, если, навѣрное, такое оружіе придумаютъ, что за одинъ разъ
можно непріятеля уничтожить? Да и за что воевать-то? Всего же всѣмъ хватитъ вѣдь…
А религія? Да какъ же жить безъ Бога? Не думаю, что вто-
рое пришествіе будетъ, но… всё возможно! А проза, поэзія,

– 5 –

музыка, театры? Классику ставить будутъ или новое что возникнетъ? Тутъ сложнѣе всего понять… А хотя какая разница? Я не доживу…»
Петръ рѣзко остановился. «Вотъ мнѣ сейчасъ тридцать четыре. Ну лѣтъ, можетъ, до шестидесяти дотяну, то есть до сорокового года примѣрно. Да ну, смѣшно, право, – сколь Богъ дастъ».
Онъ улыбнулся, представивъ себя сѣдымъ, съ палочкой, выходящимъ изъ своего электрическаго автомобиля съ прозрачной куполообразной крышей. Онъ на нёмъ на прогулку ѣздилъ. Ну, право слово, не въ издательство же! Рукописи по пневмопочте пересылать будутъ, которую въ каждомъ домѣ устроятъ. А по ней, можно даже и снѣдь получать! Позвонилъ по телефону въ лавку, зачелъ списокъ – и тебѣ пришлютъ.
Петръ сорвалъ вѣточку сирени и поднесъ её къ носу. «А вотъ сирень останется! И май останется, и райскіе запахи! И любовь останется, и разлуки… И черезъ сто, и черезъ двѣсти лѣтъ – всё останется то же самое!»
Внезапно ему представилась жизнь сто лѣтъ назадъ – въ1812 году. Вѣдь тогда – тогда ничего не было! Ни медицины,
не электричества, ни телефона съ телеграфомъ, ни паровыхъ и бензиновыхъ машинъ, ни аэроплановъ, ни типографій, ни
станковъ, ни кораблей-домовъ, да и тучерезовъ тоже…
Всё было почти такъ же, какъ и въ Средніе вѣка… А потомъ – потомъ такой взрывъ! И стало столько всего, что
страшно даже!
А еще черезъ сто лѣтъ – всего будетъ просто больше, и жить всѣ станутъ лучше и счастливѣе, только и всего. Ибо
всё, что можно, – уже изобрѣли. Главное – чтобы всѣмъ поровну досталось. Вотъ это и есть самое основное!

– 6 –

«Такъ стоитъ ли идти смотрѣть эту фильму? Непремѣнно стоитъ – чтобы убѣдиться, что всё такъ и будетъ… А на самомъ дѣлѣ – кто знаетъ?»
Въ послѣдующіе дни этѣ мысли не давали ему покоя: онъ смотрѣлъ на столъ – и видѣлъ на нёмъ телефонный аппаратъ и жерло пневмопочты, смотрѣлъ на экономку – но видѣлъ какую-то электрическую машину, протирающую пыль и гладящую бѣлье электрическимъ же утюгомъ; выглядывалъ въ окно – и вмѣсто извозчиковъ видѣлъ запруженную надрывно гудящими автомобилями улицу…
Поднималъ голову вверхъ – и видѣлъ не небо, а рельсы, уложенные на эстакаду, что возвышалась надъ крышей его дома, и по которымъ съ грохотомъ проносились поѣзда на электрической тягѣ; впрочемъ, онъ и могъ увидѣть только это да окна сосѣдняго дома – новые зданія были такъ высоки, что верхніе этажи скрывались за тучами.
«А если мнѣ, для примѣру, во Францію нужно будетъ по дѣламъ быстро? То я сейчасъ же въ свой автомобиль – и къ аэроплану. И часа черезъ два – уже гуляю по Парижу!»
Сердце Петра защемило: «Эхъ, не доживу!»

Глава II. НЕОБЫКНОВЕННАЯ КНИГА.

Петръ всё время думалъ о будущемъ, и чѣмъ больше думалъ онъ – тѣмъ больше оно ему нравилось.
Ночью закроетъ глаза – и давай представлять!
И такъ онъ увлекся этимъ, что могъ запросто разсказать кому угодно про будущее и въ такихъ подробностяхъ, что слушающій диву давался.
Замыслилъ написать объ этомъ книгу; хоть и многіе писатели увлекались фантастикой, но онъ почему-то думалъ, что у него получится лучше всѣхъ!

– 7 –

Начать рѣшилъ съ псевдонима.
Даніилѣ Городецкій – это, конечно, недурно; да и знаютъ его уже читатели, но… вотъ для такой книги – нужно
придумать совсѣмъ иное: чтобы сразу было понятно, что писатель этотъ – необыкновенный; и книга его – такая же!
Придумать нужно что-то новое, необычайное!
Турнасъ Оокъ, къ примѣру. Или Чафлыгъ Кутанъ.

Между темъ жаркое лѣто смѣнила золотая, хотя и мокрая осень. Вѣтры были столь сильны, что заговорили о наводненіи; впрочемъ, и безъ него у многихъ друзей Петра началась тоска, каковая всегда случается съ творческими людьми осенью, да особенно если осень эта – въ Санктъ- Петербургѣ, а не, къ примѣру, въ Евпаторіи.
Петра хандра не коснулась: онъ едва успѣвалъ писать разсказы въ журналъ, чтобы прокормиться; всё остальное время – онъ посвящалъ будущей книгѣ!
Разсказы его стали хуже и мельче: замѣтно было, что пишетъ онъ ихъ наскоро.
– Вы, сударь, поприлежней, поинтереснѣй пишите, какъ раньше, – хмурился Скоробогатовъ. – Игорь Михайловичъ недовольны-съ.
– Знали бъ вы, дорогой Константинъ Петровичъ, какую книгу я замыслилъ! – съ воодушевленіемъ началъ Петръ.
– Вотъ какъ закончу, такъ принесу вамъ; прочтете – и ужъ точно не откажетесь её издать; а отрывки – въ журналѣ пу- бликовать можно!
– Посмотримъ, – туманно промолвилъ Скоробогатовъ. – Но только вы ужъ, сдѣлайте милость, прилежнѣе пишите, ярче, что ли… А не то…
– Постараюсь! – обѣщалъ Петръ, торопясь покинуть издательство: его нестерпимо тянуло снова сѣсть за свою книгу.

– 8 –

Писалъ Петръ жадно, много; зачеркивалъ, переписывалъ – и подъ утро засыпалъ умиротворенный. Но, читая на слѣдующій день написанное наканунѣ, былъ недоволенъ: ему переставало нравиться рѣшительно всё!
«Вотъ во что да какъ они одѣваться будутъ? Какъ мы сейчасъ? Смѣшно… А какъ же тогда? А говорить какъ будутъ? Вѣдь у каждой эпохи – своя одежда и рѣчь! Вотъ, къ примѣру: смогъ бы Ломоносовъ описать то, какъ мы сейчасъ живемъ? Да куда тамъ… У него не получилось бы, а у меня – получится! Только нужно еще подумать и всё себѣ представить, и тогда – тогда ужъ навѣрняка!»
Онъ такъ увлекся описаніемъ жизни и поведенія людей, что запустилъ сюжетъ, который выходилъ у него какимъ-то куцымъ, рванымъ, непослѣдовательнымъ и скучнымъ.
Но это его не безпокоило: его книгой будутъ зачитываться вовсе не изъ-за сюжета, а какъ разъ изъ-за того, какъ правильно и точно описана жизнь людей въ то время!
Будто онъ перенесся въ будущее, всё тамъ подсмотрѣлъ, запомнилъ и потомъ – перенесся обратно и записалъ, да такъ геніально, какъ только можетъ сдѣлать онъ, Петръ Зарудный!
А какъ книга выйдетъ – опредѣленно случится сенсація.
Онъ уже представилъ мальчишекъ, выкрикивающихъ заголовки газетъ: «Новая сенсація!!! Необыкновенная книга
таинственнаго писателя Нафарга Митора «Годъ двѣ тысячи двѣнадцатый»! Что случится черезъ сто лѣтъ! Продается
вездѣ! Спѣшите купить!»
Внезапно онъ вообразилъ, какъ будутъ любить его книгу черезъ сто лѣтъ.
«Переиздадутъ ужъ точно, и не одинъ разъ! А можетъ – и въ гимназіяхъ изучать будутъ… Скажутъ: какъ же правильно предсказалъ онъ настоящее наше; да мало того – кое-что мы изобрѣли, читая книгу его!»

– 9 –

И отъ мыслей такихъ его сердце сладко замирало, а во всёмъ тѣлѣ чувствовались легкость и блаженство.

Глава III. УДИВЛЕНІЕ И ЗЛОСТЬ.

Петръ такъ увлеченно работалъ, что замѣтилъ лишь только, какъ начали готовиться къ Новому году.
Наряду съ поздравительными открытками пришла и телеграмма отъ Бекетова: онъ предлагалъ срочно встрѣтиться.
Пошли туда же, въ «Вѣну».
– Ну, братъ ты мой, вотъ и пришло извѣстіе: двадцать восьмого будетъ репетиція показа – они всё будутъ провѣрять,
что да какъ… – Бекетовъ важно трогалъ усы.
– Ты ужъ говоришь загадками: что же тамъ можно провѣрять? Ну фильма и фильма, что жъ необычнаго? – отозвался Петръ; съ того перваго разговора онъ уже поостылъ: всѣ мысли его отнынѣ были лишь о книгѣ.
– Необычно тамъ будетъ всё! – Бекетовъ загадочно улыбнулся. – Я вотъ, напримѣръ, женщинъ не приглашаю: боюсь, какъ бы не случилось съ ними нервного припадка!
– Ну и дѣла… – Петръ такъ изумился, что даже пересталъ ѣсть.
– А какъ же я? Даже страшно – что же такое можно увидѣть въ этой фильмѣ?
– Да не такъ чтобъ страшно, а просто до того это необычно, и такъ, знаешь ли, это натурально показано будетъ, такіе
чудеса увидишь, что… думаю я, что это не всѣмъ показывать можно. Такъ что ни въ «Кинема-омніумъ» ни въ «Сине-фоно», ни гдѣ еще ты о фильмѣ ничего не прочтешь…
– Ну и нагналъ ты интересу – теперь не захочешь, а пойдешь! – воскликнулъ Петръ – и добавилъ тутъ же, безъ перехода: – А сейчасъ я книгу пишу необыкновенную, про бу-

– 10 –

дущее, и тоже – что будетъ черезъ сто лѣтъ. Такъ и назвалъ её: «Годъ двѣ тысячи двѣнадцатый». А какъ называется фильма? Ты не сказалъ.
– «Конецъ свѣта – отмѣняется!» – Бекетовъ сдѣлалъ видъ, что не разслышалъ про книгу.
– Вотъ это да! А что, могъ быть конецъ свѣта?! И кто же его отмѣнилъ? – удивился Петръ.
– А про это – мнѣ говорить не велѣно, хоть я и знаю, о чёмъ фильма. Самъ всё увидишь. Такъ, жду тебя двадцать восьмого къ семи вечера на Невскомъ, шестьдесятъ…
– Гдѣ?
Бекетовъ протянулъ ему газету. «27 декабря состоится открытіе Picadilli – противъ Аничковского дворца, перваго въ
Россіи по удобству, роскоши отдѣлки синематеатра. Сеансы съ 1 часа дня до 11 съ половиной часовъ вечера. 800 мѣстъ,
цѣны отъ 35 копеекъ до 1 рубля, ложи 3 и 5 рублей»
– Ужъ не знаю, нарочно къ этому событію его открыли или такъ ужъ совпало, но только отнынѣ это будетъ лучшая
синематографія во всей столицѣ! Да бери выше – во всей Россіи… Новѣйшая аппаратура, большой экранъ…
Бекетовъ говорилъ такъ важно и даже напыщенно, что думалось: онъ и есть хозяинъ этого синематеатра.
– Забылъ сказать: билетъ недешевъ… Ну такъ событіе-то какое! Да и люди какіе прибудутъ… Мнѣ съ тобой еле попасть удалось, а ужъ про хорошіе мѣста – даже и не думай.
– Ужъ догадываюсь, – ухмыльнулся Петръ. – Тутъ написано, что и пять рублей!
– Да не пять… – Бекетовъ хлебнулъ мадеры, а затѣмъ отправилъ въ ротъ пирожное. Онъ тянулъ время, чтобы насладиться моментомъ.
– Не пять… – повторилъ онъ – и тутъ же выпалилъ рѣзко, будто хлестнулъ нагайкой: – Тридцатка!

– 11 –

– Какъ… тридцатка? Это что? Позвольте, но я… – Петръ взмахнулъ рукой, выронивъ вилку. – Я не тайный совѣтникъ! Это что жъ такое?!
– А ты, братъ, какъ хотѣлъ?! Какая фильма, такой и билетъ! Ты знаешь, какіе люди будутъ?! Имъ тридцатку отдать, что тебѣ три копейки… Ну такъ идешь или нѣтъ?
Петромъ овладѣло странное чувство. Вся его натура возстала противъ такой грабительской цѣны: вѣдь это же не билеты въ ложу бенуара!
Однако не пойти онъ не могъ – это было унизительно; да и подсмотрѣть что-то интересное, о чёмъ можно написать въ книгѣ, было бы очень кстати!
– Что же дѣлать? Пойду… – Петръ вздохнулъ.
– Ну вотъ и славно! – Бекетовъ зачѣмъ-то хлопнулъ себя по бокамъ и зычно крикнулъ: – Счетъ!
Петръ потянулся за бумажникомъ, но Бекетовъ удержалъ его руку: – Я угощаю.

Глава IV. НАЧИНАЕТСЯ ФИЛЬМА.

Къ Picadilli они съ Бекетовымъ пришли загодя. Но увидѣли, что много народу пришло еще раньше, – къ помпезному зданію съ колоннадой и полукруглымъ крыльцомъ прибывали и прибывали конные и бензиновые экипажи.
Они вошли внутрь. Роскошь и удобство поражали воображеніе. Фойе напоминало не то первоклассный отель, не то такой же театръ… Не было никакого сравненія съ другими синематографіями, часто устроенными гдѣ придется…
Но особо поразила ихъ зала! Высоченные потолки, лѣпнина, хрустальные люстры, удобные кресла, обтянутые дорогимъ бархатомъ, партеръ и ложи – словно говорили: ты

– 12 –

пришелъ въ храмъ синематографіи – въ лучшій синематеатръ всей Россіи!
Бекетовъ досталъ изъ-за пазухи вчетверо сложенную бумагу и протянулъ Петру.
«Большой театръ свѣтовыхъ картинъ «Пикадилли» показываетъ монопольно единственный экземпляръ фильмы
«Конецъ свѣта – отмѣняется!». Входъ по приглашеніямъ. Снимать верхнее платьѣ необязательно».
Петръ прочелъ мелькомъ: ему больше нравилось разсматривать убранство залы.
«Вотъ вѣдь какъ всё продумано: мы сидимъ Богъ знаетъ гдѣ, а всё равно – видно какъ на ладони», – думалъ Петръ.
Обратилъ онъ вниманіе и на высокіе трубы, заканчивающіеся раструбами, а подъ ними – дискъ, напоминающій грамофонный, только во много разъ больше.
«Ну и ну – будто іерихонскіе трубы; зачѣмъ они тутъ?»
И чѣмъ больше онъ думалъ и разсматривалъ залу, что уже почти наполнилась избранной публикой, тѣмъ сильнѣе зрѣли въ нёмъ какое-то волненіе и ожиданіе чего-то необыкновеннаго…
«Да и то сказать: такіе деньжищи отвалилъ! Не может быть, что это просто фильма будетъ…»
А вотъ что это будетъ – онъ не смогъ бы сказать. Да и никто не смогъ бы сказать изъ публики, что нетерпѣливо перешеп-
тывалась, да и вообще вела себя волнительно – такъ же, какъ ведетъ она себя обычно передъ спектаклемъ, который будутъ
играть великіе артисты и всеобщіе любимцы.
Внезапно передъ экраномъ возникъ конферансье.
Онъ появился такъ неожиданно, что публика не стала апплодировать ему: всѣ хотѣли послушать, что онъ скажетъ.
– Дамы и господа! – началъ онъ торжественно и возвышенно, будто объявлялъ не фильму, а выходъ самого Государя
Императора. – Имѣю честь сообщить вамъ, что вы присутствуете при чрезвычайно важномъ событіи: вамъ предстоитъ смотрѣть самую необычную фильму изъ всѣхъ, что когда-либо была сдѣлана! Она поразитъ ваше воображеніе и предска- жетъ путь развитія нашего міра на сто лѣтъ впередъ!
Онъ собирался продолжить, но тутъ кто-то захлопалъ, и уже черезъ мгновеніе вся зала взорвалась апплодисментами.
Конферансье умолкъ и ждалъ, пока закончатся оваціи. Наконецъ онъ смогъ говорить дальше.
– Эта фильма была сдѣлана самыми передовыми методами, какіе только можно себѣ вообразить! А посему – она можетъ испугать нѣкоторыхъ чувствительныхъ особъ… Мой долгъ – предупредить объ этомъ. Кто опасается за свое здоровьѣ – можетъ покинуть залу и довольствоваться разсказами тѣхъ, кто увидитъ фильму. Деньги за билеты будутъ возвращены.
…Тотчасъ же возникли шумъ и волненіе. Всѣ наклонялись другъ къ другу и что-то говорили, изъ-за чего въ залѣ стоялъ
гулъ, какъ въ пчелиномъ ульѣ.
Петръ тоже наклонился къ Бекетову.
– Ну, князь, даже мнѣ не по себѣ; но ужъ останусь, не струшу! Я смотрю, въ партерѣ много дамъ: вотъ какъ же имъ
придется?
– Не волнуйся, братъ ты мой, – Бекетовъ улыбнулся. – Такь положено, чтобы если что – то всѣхъ предупредили.
Зала продолжала гудѣть, однако никто не ушелъ. Навѣрное, всѣ подумали то же самое: предупреждаетъ для порядка
и чтобы интересъ разжечь.
И вотъ – свѣтъ въ залѣ сталъ плавно гаснуть.
Сердце Петра забилось сильнѣе. Да, навѣрное, и у всей публики оно тоже стало волноваться въ груди.
Внезапно изъ трубъ раздались громовые звуки; они отдаленно напомнили Петру звуки тамтамовъ во время выступленія африканскихъ глотателей огня въ циркѣ.
Не успѣла публика удивиться, какъ зажегся экранъ.

На синемъ фонѣ возникли красные слова:

КОНЕЦЪ СВѢТА – ОТМѢНЯЕТСЯ!
Акцъ. о-во А. Ханжонковъ
1912 г.

Далѣе пошли фамиліи режиссера, оператора, художника… Фамиліи дѣйствующихъ лицъ и исполнителей…

«Раскрашенная фильма!..» Публика въ единомъ порывѣ ахнула такъ, будто это былъ одинъ человѣкъ.
И было это настолько необычайно, что никто не отмѣтилъ, что въ фильмѣ снимались лучшіе и всѣми любимые актеры.
Петръ подумалъ, что не зря потратилъ деньги.
Бекетовъ же сидѣлъ съ такимъ видомъ, будто бы это он сдѣлалъ фильму и теперь показывалъ её, словно говоря:
«Вотъ такъ-то, братъ ты мой, нравится? Еще не то увидишь, гляди дальше!»
– У насъ сдѣлали… – охнулъ Петръ; и тутъ же воскликнулъ: – У насъ, въ Россіи! А какъ же Америка? – удивленно
добавилъ онъ уже тише.
– А про Америку я нарочно сказалъ тебѣ, чтобы интересу добавить, – привыкли мы всё время заграницей восторгаться… А вотъ поди жъ ты! Всему міру носъ утерли! – Бекетовъ таинственно и удовлетворенно улыбался.
Наконецъ титры закончились. Смолкъ и трубный гласъ.

На экранѣ появилось дорогое заведеніе. Оно одновременно походило на шикарный ресторанъ, ибо люди сидѣли за столиками, и на синематеатръ, такъ какъ въ глубинѣ сцены былъ устроенъ экранъ.

Статная пѣвица съ роскошными черными волосами, чѣмъ-то неуловимымъ напоминавшая Вяльцеву, чувственно исполняла «Лети, лети, мечта любви».
Одновременно на экранѣ демонстрировались картины райскаго сада и – влюбленные, сидящіе на увитой плющомъ скамейкѣ и предававшіеся поцѣлуямъ.

Отъ такого вида, а также оттого, что вся эта картина была цвѣтной и даже цвѣтной была фильма, что шла на экранѣ позади пѣвицы, публику охватилъ совершеннѣйшій экстазъ. «Вотъ такъ и будетъ черезъ сто лѣтъ… Да-съ!» – слышалось то тамъ, то тамъ.
О Боже, какъ же Петръ хотѣлъ очутиться въ этомъ будущемъ мирѣ, слушая чарующіе звуки и одновременно смотря фильму!
«Эхъ, не доживу, не доживу…» – только и думалъ онъ.

Показали и людей, сидящихъ въ заведеніи. Они были одѣты въ облегающіе одежды: мужчины въ сѣрые и черные, а женщины – въ разноцвѣтные. Голосъ пѣвицы сталъ тише, и публика услышала ихъ разговоры за столиками.

«Какъ-съ? Какъ же можетъ быть такое?! – охали въ зрительной залѣ; отнынѣ люди стали и слушателями фильмы, чего ранѣе себѣ вообразить было совершенно невозможно!

Глава V. СТРАШНЫЯ ИСПЫТАНІЯ.

…На каждомъ столѣ въ этомъ заведеніи стоялъ телефонный аппаратъ. Онъ былъ маленькимъ, гладкимъ, чернымъ, сдѣланнымъ видно, что изъ шеллака; такова же была и труб-

– 16 –

ка. А вмѣсто ручки сбоку – спереди былъ дискъ съ отверстіями. Раздался звонокъ, и одинъ изъ людей снялъ трубку.
– Генералъ Шахновскій у телефона, – произнесъ онъ, отложивъ вилку. Внезапно лицо его измѣнилось; онъ вскочилъ, и видно стало, что трубка не связана съ телефономъ никакимъ проводомъ.

– Безпроволочный телефонъ, какъ телеграфъ, – охнулъ Петръ.
– Вотъ видишь ты какъ, братъ, – усмѣхнулся Бекетовъ.

– Вынужденъ откланяться, срочные дѣла! – Генералъ положилъ трубку и быстро направился къ выходу изъ заведенія.

А надо вамъ сказать, что, хотя звукъ изъ трубъ и былъ громокъ, въ залѣ тоже шумѣли: публика не могла прійти въ себя отъ увидѣннаго на экранѣ.

…Тѣмъ временемъ генералъ вышелъ на улицу, сѣлъ въ поджидавшую его стеклянную каплю, на боку которой виднѣлся нарисованный гербъ и флагъ, а на верху – находился валъ съ лопастями. Онѣ закрутились, капля взлетѣла и унеслась вдаль.
И вотъ – онъ уже въ какой-то залѣ. На одной изъ стѣнъ – громадный щитъ, на которомъ мигаютъ лампочки и двигаются стрѣлки приборовъ. Люди въ военной формѣ съ наушниками на головѣ, сидятъ передъ щитомъ и нажимаютъ на кнопки. Изъ-за этого они немного походятъ на телефонистокъ; но дѣлаютъ навѣрно что-то другое, а что – пока непонятно.
Къ пришедшему подбѣгаетъ видно, что штабъ-офицеръ.
– Ваше превосходительство, разрѣшите доложить: неизвѣстный намъ летающій предметъ проникъ въ земную атмосферу изъ глубинъ Вселенной съ неясной цѣлью; поразилъ островъ въ Тихомъ океанѣ непонятнымъ оружіемъ, и теперь
– тамъ одна водная стихія… Полковникъ Тяпичевъ предполагаетъ, что подобное оружіе могло быть использовано въ тысяча девятьсотъ восьмомъ году въ районѣ рѣки Подкаменная Тунгуска, Енисейской губерніи… Оружіе столь разрушительной силы, примѣненное по крупному городу – способно уничтожить его безслѣдно!
Генералъ поблѣднѣлъ.
– Доложите Государю и свяжитесь съ правителями міровыхъ державъ. А мнѣ – принесите мундиръ. Принесли ему
мундиръ; и публика увидѣла что это, навѣрное, военный министръ.
– Поднимайте «Русскаго витязя»! – скомандовалъ генералъ.

…Дамы въ залѣ заохали, замахали вѣерами, а господа стали проводить руками по волосамъ: теперь всѣ окончательно почувствовали, что фильма эта уникальна и необычайна. А Петръ подумалъ, что за такое зрѣлище не жалко и пятидесяти рублей отдать; и ему даже стало неловко за свои сомнѣнія въ томъ, стоило ли отдавать тридцатку…

И вотъ уже публика видитъ огромный полукруглый ангаръ, ворота котораго распахнуты. Изъ воротъ выѣхалъ красный, прямоугольный, походящій на огромный кирпичъ автомобиль съ маленькими круглыми окошками, на толстыхъ, дутыхъ шинахъ. За нимъ тянулся канатъ. И видно стало, что канатъ привязанъ къ трубѣ; ниже ее – большое колесо, а выше – какой-то длинный, серебристый и полукруглый предметъ, который было плохо видно.
Сцена смѣнилась, и публика теперь увидѣла этотъ предметъ полностью, ибо онъ выѣхалъ изъ ангара цѣликомъ.

– Охъ! – Зала вздохнула въ единомъ порывѣ.

И какъ было не охнуть, если публика увидѣла длинный снарядъ-ракету съ острымъ носомъ, малюсенькой стеклянной кабинкой спереди, хвостомъ, напоминающимъ акулій плавникъ, и съ небольшими треугольными крыльями по бокамъ?!
Ракета ѣхала по землѣ на трехъ колесахъ. Какъ же она будетъ летать?
Теперь публика увидѣла четырехъ человѣкъ, облаченныхъ въ серебристые гладкіе костюмы, немного походившіе на водолазные.
Сбоку у ракеты открылся люкъ, изъ котораго выдвинулась лѣстница. Люди забрались по ней въ чрево ракеты.
Они сѣли въ кресла каждый передъ своими приборами, а одинъ изъ нихъ, усѣвшись спереди, началъ задавать имъ
вопросы; видно это былъ командиръ. Ракетчики (я назову ихъ такъ, ибо не знаю, какъ ихъ будутъ называть. Примеч.
Автора.) включали выключатели и нажимали на кнопки.
– Дальномѣръ? – Включенъ!
– Генераторы? – Балансъ энергіи – положительный!
– Аккумуляторы? – Заряжены на сто процентовъ!
– Топливо? – Заправлено двадцать тоннъ водороду и пятнадцать – кислороду!
– Гидросистема? – Давленіе въ нормѣ!
– Телеграфъ-телефонъ? – Подключенъ, провѣренъ!
– Свѣтовая пушка? – Готова!
– Ракетоснаряды? – Загружено тридцать штукъ!
– Закрылки, элероны? – Двигаются какъ положено!
– Автополетчикъ? – Исправенъ!
– Вспомогательные моторы? – Запущены, прогрѣты!
– Гироскопы? – Раскручены!
– Приборы? – Всѣ работаютъ!
– Механикъ – къ полету готовъ!

– 19 –

– Стрѣлокъ – къ полету готовъ!
– Помощникъ командира – къ полету готовъ!
– Командиръ ракеты – къ полету готовъ!
Командиръ нажалъ кнопку и гаркнулъ въ микрофонъ: – Ракета къ полету готова!
– Съ Богомъ, господа, – послышалось въ наушникахъ. –
Взлетайте! Убейте этого супостата и возвращайтесь живыми!
Ракетчики перекрестились; затѣмъ командиръ и помощникъ взялись за штурвалы.
Раздался такой ревъ, что публика прикрыла ладонями уши; эти «іерихонскіе трубы», какъ назвалъ ихъ Петръ, сами со-
дрогались, и казалось – они вотъ-вотъ развалятся.
А на экранѣ – сзади ракеты вырвалось пламя, и она, немного промчавшись по дорогѣ, взлетѣла ввысь!
– Шасси убраны, люки закрыты, зеленые лампочки горятъ! – доложилъ командиру механикъ.
Межъ тѣмъ – ракета исчезла въ облакахъ; публика видѣла на экранѣ только тучи.
И вдругъ – она вынырнула изъ нихъ и полетѣла выше облаковъ, гдѣ вовсю сіяло солнце! Она была такъ красива и стре-
мительна, что публика замерла: какое же это невѣроятное дѣяніе рук человѣческихъ!
Ракета поднималась всё выше и выше, и – вотъ уже небо стало синѣть, пока не сдѣлалось почти что чернымъ; и только
тогда она полетѣла горизонтально.
– Высота – тридцать километровъ, скорость – девять тысячъ пятьсотъ километровъ въ часъ, – доложилъ командиръ
въ штабъ.

Въ залѣ стало шумно: никто не могъ сдержать эмоцій. Петръ нервно комкалъ въ потныхъ ладоняхъ платокъ: «Вотъ оно какъ, значитъ, будетъ-то! Тутъ не только что въ Парижъ, а и въ Австралію съ Америкой за часъ летать можно будетъ…»

– 20 –

Будто въ отвѣтъ на его мысли, съ экрана произнесли: – Вниманіе, командиръ! Говоритъ штабъ. Предметъ засѣкли въ районѣ Австраліи, летите туда! – Слушаюсь!
И вотъ – ракета уже разворачивается и, оставляя огненный слѣдъ, снижается. Теперь – публика видитъ на экранѣ кабину и ракетчиковъ со спины, держащихъ штурвалы.
Передъ ними на панели мигаютъ лампочки и двигаются стрѣлки приборовъ, а надъ приборами – окно кабины, сквозь
которое видны то египетскіе пирамиды, то лѣса долины Амаонки, то города съ высоченными домами…
– Вниманіе, штабъ! – раздается голосъ командира. – Вижу предметъ! Круглый, діаметръ навскидку метровъ пятьде-
сятъ-семьдесятъ, окруженъ чемъ-то яркимъ. Скорость больше нашей будетъ, но не сильно. Попробуемъ догнать, чтобы
ударить навѣрняка!
– Съ Богомъ! – слышитъ онъ въ наушникахъ голосъ изъ штаба. – Докладывайте обстановку!
Ракета приближается къ нѣму; вотъ уже и публика въ залѣ видитъ его: это большой дискъ, окруженный какимъ-то
сіяніемъ.

– Вотъ же какая тварь! – ахаетъ зала. – Сейчасъ наши смѣльчаки убьютъ её!
Но вмѣсто этого экранъ ярко вспыхиваетъ, а изъ трубъ раздается оглушительный грохотъ.
Петръ сверху видитъ, что въ партерѣ нѣсколькимъ дамамъ дѣлается дурно. Да, по правдѣ сказать, ему самому тоже не по себѣ: что-то онъ увидитъ дальше?!

…Вновь публика видитъ кабину изнутри, и ракетчиковъ, съ трясущимися руками и потными лицами. Въ кабинѣ – дымъ, а лампочки тревожно мигаютъ.

– 21 –

– Чѣмъ это онъ въ насъ стрѣльнулъ? – нервно спрашиваетъ механикъ. – Едва цѣлы остались…
– Поди пойми, – командиръ тоже нервничаетъ, – яркая вспышка – и всё… Если бы не покрытіе нашей ракеты спеціальной краской, отъ насъ даже мокраго мѣста бъ не осталось – одна пыль только лишь. Но дѣло дрянь всё равно: а если онъ опять примѣнитъ свое оружіе, когда мы ракетоснаряды выпускать будемъ? Тогда свѣтъ этотъ его дьявольскій или что тамъ было, не знаю – къ намъ въ открытый люкъ попадетъ, и тогда – вѣрная смерть! Такимъ образомъ – къ нѣму близко не подойдешь; а издали – не прицѣлится!
– Доложите обстановку! – требуетъ штабъ. – Изъ Сиднея передали: они въ телескопъ увидѣли яркую вспышку.
– Это онъ стрѣлялъ по намъ, – мрачно отозвался командиръ. – Возможно, что есть поврежденія, ибо въ кабинѣ дымъ, а понять, откуда онъ, мы пока не можемъ…
– О Господи… Держитесь, всё провѣрьте и берите курсъ на Мексику – ихъ телескопы увидѣли его тамъ!
– На Мексику?! – удивленно вскрикнулъ командиръ. – Какъ онъ за пять минутъ туда долетѣлъ?! Что жъ намъ теперь, по всему Земному шару, что ли, за нимъ гоняться?!
Затѣмъ, совладавъ съ собой, закончилъ: – Слушаюсь, летимъ туда!
– Дѣло и впрямь труба, – подалъ голосъ стрѣлокъ. Не поймать намъ его, а поймаемъ – не убьемъ, сильнѣе насъ онъ, видать…
– Прекратить хандру! – рявкнулъ командиръ. – Если не удастся ракетоснарядами его уничтожить, то таранить будемъ! Ибо нѣтъ намъ съ нимъ въ одномъ небѣ мѣста – тѣсно! Такъ что – либо онъ на землѣ, либо мы…
– Такъ и есть! – подхватили ракетчики. – Умремъ, но уничтожимъ его! Никто за насъ этого не сдѣлаетъ: такая ракета – только у Россіи есть, да и то одна: вторая – еще строится.

– 22 –

– Но лучше ужъ, конечно, живыми вернуться, – началъ помощникъ командира. – Я такой планъ предлагаю: обманемъ мы его; онъ нашей русской смекалки не знаетъ.
– Говори! – оживился командиръ.
– Вотъ такъ я думаю: какъ только мы къ нѣму опять близко подойдемъ – такъ онъ по намъ снова шарахнетъ, ужъ точно.
А мы – тутъ же двигатель выключаемъ и выпускаемъ дымовую завѣсу, будто горимъ мы, и падаемъ, и пришелъ намъ
конецъ… А ежели онъ насъ, напримѣръ, подслушиваетъ, то мы и въ штабъ передадимъ: умираемъ, дескать, падаемъ, про-
щайте… Навѣрняка онъ захочетъ поближе подойти, чтобы посмотрѣть, какъ мы горимъ и падаемъ; насладиться этимъ,
что ль… А мы тѣмъ временемъ – двигатель включаемъ на самый полный и дѣлаемъ мертвую петлю; выходимъ изъ дыма
– и вуаля: вотъ онъ, голубчикъ, передъ нами какъ на ладони: осталось только ракетоснаряды выпустить – и готово!
– Чисто писано въ бумагѣ, да забыли про овраги! – изрекъ командиръ. – Мы отъ одного-то раза еле опомнились, а тутъ
еще! А если послѣ второго раза у насъ люкъ заклинитъ или еще что? Какъ мы ракетоснаряды выпустимъ?
– Если ракетъ выпустить не сможемъ, тогда – ужъ на таранъ пойдемъ! Онъ же тутъ у насъ, рядомъ будетъ, – говоритъ механикъ. – Предохранительный клапанъ отключимъ, топлива много пустимъ въ двигатель и догонимъ его! А передъ этимъ – свѣтовой пушкой стрѣльнемъ… Можетъ, и таранить его уже не нужно будетъ.
– Это если двигатель отъ этого раньше не взорвется, чѣмъ мы его догонимъ… Ладно. Планъ опасный, но другихъ нѣтъ.
Будемъ пробовать… Всѣмъ приготовиться! – отдалъ команду командиръ.
Пока говорили – ракета приблизилась къ Мексикѣ. Надъ Мексиканскимъ заливомъ ракетчики увидѣли эту гадину.

– 23 –

Она висѣла неподвижно и, видно, выбирала: а куда еще пустить свой смертоносный зарядъ?
Командиръ направилъ ракету прямо на нее. Панъ или пропалъ.
Но уловка получилась: на ракету снова обрушился огненный смерчъ. Механикъ въ ту же секунду выключилъ двигатель, помощникъ командира – выпустилъ дымовую завѣсу, а командиръ – передалъ въ штабъ: – Насъ подбили, всё разрушено, мы горимъ и падаемъ, прощайте…
И тотчасъ же выключилъ телеграфъ-телефонъ.
Ракета стала неуправляемо падать, вращаясь вокругъ своей оси.

…Трагическая музыка рвала сердца публики. Нѣкоторые мѣста опустѣли: видно было, что господа покинули ихъ вмѣстѣ съ дамами, которые не въ силахъ были больше выносить такое напряженіе нервовъ.
Петръ сидѣлъ мокрый какъ мышь; потъ лилъ съ него гра домъ, а сердце бѣшено стучало: получится ли у нихъ, выйдетъ ли? Или разобьются?!
Пришедшая внезапно въ голову мысль буквально ошарашила его. Онъ толкнулъ въ плечо Бекетова: – А что если… это мой внукъ сейчасъ тамъ? Отчего же онъ не можетъ стать такимъ, какъ они?
– Это всего лишь фильма, братецъ, – откликнулся Бекетовъ; онъ былъ довольно спокоенъ и невозмутимъ. – А на самомъ дѣлѣ – кто жъ знаетъ, что будетъ черезъ сто лѣтъ?

Глава VI. УБЬЕМЪ ГАДИНУ!

– Пора! – скомандовалъ командиръ.

– 24 –

Механикъ, перекрестившись, нажалъ на кнопку пуска двигателя. «Господи, помоги!» – прошепталъ онъ.
Ракета вздрогнула, перестала падать и вращаться, а на панели зажглась лампочка: «Двигатель работаетъ».
Командиръ и помощникъ, сжавъ штурвалы до боли въ пальцахъ, рѣзко и одновременно потянули ихъ на себя. Ракета сначала встала горизонтально, а затѣмъ, описавъ мертвую петлю, вырвалась изъ дыма и оказалась всего въ нѣсколькихъ километрахъ отъ этой гадины, примѣрно на одной съ нею высотѣ. Теперь въ дальномѣръ её можно было разсмотрѣть получше, но имъ было нѣкогда смотрѣть – сейчасъ всё рѣшали секунды!
– Ракетоснаряды готовь! – закричалъ командиръ, и руки стрѣлка забѣгали по кнопкамъ. Люкъ, слава Богу, открылся, и ракетоснаряды стали выпадать изъ чрева; какъ только они оказывались метрахъ въ пяти отъ люка, у нихъ включался свой собственный маленькій двигатель, и они, оставляя огненный слѣдъ, мчались къ цѣли.
Эта гадина совсѣмъ не ожидала такого: и того, что ракета возстанетъ изъ пепла и снова станетъ летать, да еще и возникнетъ прямо передъ нею; и тѣмъ болѣе того, что десятки ракетоснарядовъ вдругъ полетятъ въ нее, и отъ нихъ ей уже нѣтъ спасенія.
Командиръ увидѣлъ первые разрывы; ракетоснаряды врѣзались въ этотъ дискъ, буравя свѣтящуюся оболочку и заставляя гадину бѣшено вращаться и дѣлать другіе разные кульбиты.
Однако до побѣды было далеко: командиръ видѣлъ, что его ракетоснаряды, хоть и терзаютъ плоть гадины, но не могутъ пробить её оболочку, чтобы поразить въ самое сердцѣ. Если, конечно, у нее было сердцѣ.
Но, по правдѣ сказать, одно хорошо – теперь гадинѣ было совсѣмъ не до атаки: она старалась увернуться отъ залповъ,

– 25 –

а это значило, что ракета можетъ летѣть ровно и спокойно выпускать всё новые и новые ракетоснаряды!
…Выпустили ихъ уже двадцать штукъ; гадина извивалась въ агоніи, но всё же не сдыхала.
Командиръ понялъ, что оставшійся десятокъ дѣлу не поможетъ: нужно прожечь оболочку и ужъ потомъ – пустить внутрь её тѣла оставшіеся ракеты.
– Свѣтовая пушка!!! – закричалъ онъ, ибо въ кабинѣ стоялъ грохотъ отъ взрывовъ.
– Готова! – крикнулъ стрѣлокъ и трясущимися руками сталъ наводить прицѣлъ – всѣ ракетчики уже находились на предѣлѣ нервныхъ и физическихъ силъ.
– Быстрѣе, да не промахнись только! – У командира даже не было времени призвать на помощь Господа и святыхъ.
Наконецъ командиръ увидѣлъ, что тонкій яркій лучъ впился въ оболочку и началъ прожигать её! Стало ясно, что онъ сразу случайно прожегъ ей какое-то значимое мѣсто, отчего дискъ пересталъ вращаться и кувыркаться, неподвижно замеревъ въ воздухѣ.
А теперь – въ это мѣсто ракетоснаряды! Всѣ, что остались!!! – кричалъ командиръ, распаленный горячкой боя.
Ну, сейчасъ только на Бога уповаемъ! Если и свѣтовая пушка не помогла, то придется имъ идти на таранъ…
Но вышло по-другому! Ракеты теперь пробили оболочку и взорвались внутри.
…А этого наши смѣльчаки уже не увидѣли: взрывъ былъ такой силы, что едва ли не потягался бы со взрывомъ непонятно чего въ районѣ Подкаменной Тунгуски.

Экранъ вспыхнулъ – и одновременно вспыхнули десятки мощныхъ лампочекъ, которые, оказывается, были укрѣплены по бокамъ экрана, но до этого не горѣли.

– 26 –

Трубы издали такой грохотъ, что всё, что они издавали ранѣе, было похоже на тихій стонъ. Одна труба даже наклонилась, грозя рухнуть въ залу.
Теперь не только съ оставшимися дамами, но и съ нѣкоторыми господами случился припадокъ.
Петра тоже всего трясло, однако Бекетову удавалось держать себя въ рукахъ.

…Гадина взорвалась такъ страшно, будто внутри нее находились тысячи тоннъ тринитротолуола!
Ракету обдало осколками; часть изъ нихъ попали въ открытый люкъ, изъ котораго выпускались ракетоснаряды, а взрывной волной – её подбросило вверхъ такъ рѣзко и сильно, что ракетчики лишились чувствъ…
…И вотъ уже изможденная страшными переживаніями публика видитъ кабину, наполненную дымомъ и неподвижными тѣлами; а въ окнѣ кабины мелькаетъ, крутясь и быстро приближаясь, земная поверхность: еще немного – и ракета врѣжется въ землю!..

Оставшіеся въ залѣ женщины рыдали, а мужчины нервно вытирали лица платками.
Даже Бекетова пробрало: онъ уже не сидѣлъ со спокойнымъ видомъ, а сталъ ерзать и зачѣмъ-то постоянно тереть подбородокъ.
Музыка изъ трубъ шла такая, что становилось страшно только отъ одной нее; вотъ это уже, думается, былъ переборъ: можно опасаться, что конца сеанса дождутся только военные, какъ люди съ самыми крѣпкими нервами.

…Однако, когда до земли стало такъ близко, что уже можно было разсмотрѣть лѣса, поля и дороги, командиръ очнулся.

– 27 –

Приводить въ чувство другихъ было нѣкогда; онъ отстегнулъ привязь и, ухватившись за штурвалъ помощника, нажалъ кнопку пуска двигателя.
Онъ едва вѣрилъ въ то, что послѣ всего, что произошло съ ракетой, двигатель заработаетъ; ему оставалось уповать только на Бога и на то качество, что давали россійскіе заводы.
…Но ракета слегка вздрогнула, и командиръ услыхалъ такой милый сердцу звукъ; а на панели зажглась лампочка: «Двигатель работаетъ». Тотчасъ же командиръ дернулъ штурвалъ на себя, и ракета пошла ровно надъ землей; онъ включилъ автополетчикъ и принялся приводить въ чувство другихъ ракетчиковъ.
Помощникъ командира и механикъ очнулись и даже чувствовали себя не очень дурно; а вотъ стрѣлокъ былъ плохъ: онъ, видать, сильно ударился головой о приборы, и теперь вся панель и его лицо были залиты кровью. Механикъ взялъ его, безчувственнаго, подъ руки и потащилъ къ медицинскому отсѣку.
Положивъ стрѣлка на койку, онъ привязалъ его къ ней спеціальными ремнями; затѣмъ навелъ на него аппаратъ, походившій на рентгеновскій, – и тутъ же изъ щели аппарата вылѣзъ листъ бумаги, гдѣ были напечатаны разъясненія, что слѣдуетъ дѣлать съ больнымъ.
Взявъ изъ шкафчика баллонъ-сифонъ, онъ распылилъ изъ него аэрорастворъ стрѣлку на лицо, – и тотчасъ же кровь, превратившись въ маленькіе красные шарики, скатилась на полъ и лицо вновь стало свѣжимъ и чистымъ!
Затѣмъ онъ открылъ другую дверцу, на которой были укрѣплены шприцы съ заранѣе набранными въ нихъ лѣкарствами; онъ взялъ тѣ изъ нихъ, о которыхъ упоминалось въ бумагѣ, и сталъ дѣлать уколы.

– 28 –

Стрѣлокъ открылъ глаза и спросилъ, гдѣ онъ и что съ нимъ. Успокоивъ его и накрывъ одѣяломъ, механикъ вернулся въ кабину.

– Вотъ какъ, значитъ, будутъ лѣчить-то, – прошепталъ Петръ. – Про это – я прямо такъ и напишу въ книгѣ!

Глава VII.
КОНЕЦЪ СВѢТА – ОТМѢНЯЕТСЯ!

…А въ кабинѣ, тѣмъ временемъ, командиръ и помощникъ рѣшали, что дѣлать: слишкомъ много было разныхъ поврежденій; какъ они еще летѣли, а не упали на землю – только Богу и было извѣстно.
Командиръ включилъ телеграфъ-телефонъ.
– Штабъ, говоритъ командиръ «Русскаго витязя» капитанъ Ильинъ. Заданіе выполнено, вражескій аппаратъ уничтоженъ. Мы пока летимъ и рѣшаемъ, гдѣ сѣсть: на воду или на землю. Въ ракетѣ много поврежденій; да и топлива осталось очень мало. Мы трое здоровы, но штабсъ-капитанъ Игнатьевъ серьезно раненъ.
– Какъ рады мы слышать васъ, господинъ капитанъ! – отвѣтили изъ штаба. – Получили сообщеніе о томъ, что вамъ
конецъ, и послѣ – тишина, сколько ни вызывали… Доложили Государю Императору; но пока не сообщали правителямъ другихъ странъ, словно надѣялись на чудо! И вотъоно произошло… Доложите свои координаты, и мы дадимъ вамъ планъ мѣстности для посадки.
– Восемнадцать градусовъ, тридцать шесть минутъ сѣверной широты, девяносто одинъ градусъ, пятнадцать минутъ
западной долготы. Высота надъ землей пять тысячъ метровъ, скорость шестьсотъ семьдесятъ километровъ
часъ, – доложилъ командиръ.

– 29 –

– Вы въ районѣ городка Исла Гуано – это восемьсотъ тридцать пять километровъ отъ Мехико. Сможете ли дотянуть до столицы Мексики? Тамъ будетъ готова площадка для посадки. Прибудутъ пожарные и врачи.
– Топлива не хватитъ; стрѣлка на нулѣ… Сейчасъ провѣримъ шасси; если выйдутъ, то будемъ садиться на землю, если нѣтъ, то повернемъ къ морю, – отвѣтилъ командиръ.
Механикъ включилъ рубильникъ выпуска шасси.
– Лѣвая не вышла, горятъ только двѣ лампочки, – сообщилъ онъ.
– Бѣда одна не ходитъ, – процѣдилъ командиръ. – Давай еще разъ туда-сюда.
Механикъ снова убралъ шасси. Зажглись три зеленые лампочки.
Снова выпустилъ. Но зажглись только двѣ красные.
Командиръ заложилъ рѣзкій виражъ и приказалъ: – А ну давай теперь еще разъ!
Но и въ этотъ разъ ничего не вышло.
Топливо кончалось, а до моря далеко. Зато внизу – ровная земля; не было видно ни горъ, ни домовъ.
Снизились до тысячи метровъ – командиръ съ помощникомъ смотрѣли, гдѣ приземлиться.
…Зажглась лампочка конца топлива – черезъ нѣсколько минутъ двигатель остановится!
«Сядемъ на два шасси. Будемъ удерживать, сколько сможемъ; а потомъ – ударимся лѣвымъ крыломъ о землю, насъ
рѣзко развернетъ, и перевернемся мы кабиной внизъ… Если она разобьется, то снесетъ намъ головы о землю; только
одинъ Игнатьевъ и выживетъ, ибо лежитъ на койкѣ и привязанъ къ ней крѣпко… А если не разобьется? Но лучше не
искушать судьбу и сразу же нагнуться подъ штурвалъ: онъ насъ и защититъ, ибо не сломается о землю…»

– 30 –

Такіе мысли вихремъ пронеслись въ головѣ командира, обдавъ тѣло его горячѣй волной.
«А если и остальные шасси не выдержатъ?! Садимся вѣдь не на асфальтную полосу, а Богъ знаетъ куда: внизу какая-то земля – не то степь, не то… поди разбери! А если кочки или того хуже – пашня? Тогда ноги шасси ужъ точно сломаются, и мы будемъ кувыркаться по землѣ, пока ракета не развалится на части, ибо скорость снизить меньше чѣмъ до трехсотъ я не рискну: не хватало еще на крыло свалиться передъ самой землей!»
Ракета на всѣхъ парахъ неслась въ неизвѣстность…

Мысли командира озвучивались такимъ трагическимъ голосомъ, что ужъ даже тѣ, кто всю фильму какъ-то крѣпился, закрыли лицо руками.
…Рабочіе въ залѣ едва успѣвали мѣнять пластинки на исполинскомъ граммофонѣ; хоть и были этѣ пластинки размѣромъ съ колесо телѣги, но всё равно – звука съ нихъ хватало только минутъ на пятнадцать.

– Обидно помирать, когда мы побѣдили, – захандрилъ механикъ, будто почуявъ мысли командира.
– Не дрейфь, штабсъ-капитанъ, на войнѣ какъ на войнѣ: если суждено намъ погибнуть, то ужъ не страшно. Землю-матушку мы отъ этой напасти спасли и конецъ свѣта отмѣнили! – отозвался помощникъ.
…Тѣмъ временемъ командиръ увидѣлъ внизу что-то похожее на дорогу; она была хоть и не широка, но, если исхитриться, то сѣсть на нее вполнѣ получилось бы! А это значитъ, можно надѣяться, что ноги шасси не сломаются; развѣ что шины лопнутъ, но это ужъ ерунда.

– 31 –

Замигали лампочки, завыла сирена. – Топливо кончилось, двигатель остановленъ – упавшимъ голосомъ сообщилъ помощникъ.
– Ахъ, чертъ, только этого не хватало: теперь намъ точно конецъ! – закричалъ механикъ.
А командиру тѣмъ временемъ пришла въ голову идея.
– Запускай по новой двигатель на остаткахъ топлива въ ресиверѣ! – кричитъ онъ помощнику.
– Да тамъ же однѣ пары, онъ взорвется!!! – оретъ благимъ матомъ помощникъ, выпучивъ глаза.
– Выполнять!!! – воскликнулъ, какъ отрѣзалъ, командиръ громовымъ голосомъ.
И видно было, что у него нѣтъ времени объяснять, зачѣмъ это нужно сдѣлать.
Помощникъ зажмурился и нажалъ на кнопку.
Раздался взрывъ, ракета содрогнулась; её подбросило вверхъ, затѣмъ внизъ. Теперь публика видитъ её снаружи:
вмѣсто сопла – висятъ разорванные листы металла, а изъ этихъ рваныхъ отверстій валитъ густой черный дымъ.

Тутъ ужъ публика не выдерживаетъ; въ залѣ тутъ и тамъ раздаются крики:
– Что жъ онъ такое натворилъ, зачѣмъ же это?!
– Ну, теперь имъ – вѣрная погибель!
– Какая же, право, глупость – вѣдь предупреждали, что моторъ взорвется!
– Мнѣ дурно, я хочу выйти!
– Господи, помоги и спаси ихъ!

А на экранѣ тѣмъ временемъ – одинъ за другимъ появляются заголовки газетъ на всѣхъ языкахъ міра: «Грандіозное событіе! Четверка отважныхъ русскихъ воиновъ уничто- жила прилетѣвшій къ намъ изъ Вселенной объектъ, кото-

– 32 –

рый намѣревался погубить земную цивилизацію! И теперь герои пытаются посадить свой поврежденный уникальный аппаратъ въ мексиканской глуши. Вѣсь міръ, затаивъ ды- ханіе, слѣдитъ за событіями!»
…Затѣмъ показали какой-то добротный домъ въ Мексикѣ; домочадцы смотрѣли цвѣтную фильму на экранѣ, висѣвшемъ на стѣнѣ. Человѣкъ читалъ что-то по бумагѣ на испанскомъ языкѣ на фонѣ нашей ракеты.

«Какъ они такъ быстро смогли получить эту фильму – совершенно непонятно… Навѣрное, въ будущемъ такіе фильмы будутъ дѣлать такъ же быстро, какъ сейчасъ печатаютъ газеты; а получать ихъ смогутъ всѣ желающіе черезъ пневмопочту?» – подумалъ Петръ.

И тутъ же, крупнымъ планомъ, показываютъ лицо командира: каждая клѣточка на сѣромъ лицѣ напряжена, на лбу – крупные капли пота; онъ играетъ желваками, а изъ ушей и уголка рта идетъ кровь. Окруженные морщинками глаза – воспалены; наушники и микрофонъ – болтаются на шеѣ, а волосы – бѣлѣе снѣга!
Молодой мужчина превратился въ старика…
– Шасси, – рычитъ онъ. – Вышли шасси?!
– Слава Богу вышли! Всѣ три красные горятъ! – по лицу помощника струится потъ, онъ кусаетъ губы.
А дорога – вотъ она; уже вьется желтой лентой подъ носомъ ракеты.
– Мягче штурвалъ, плавнѣе садимся, подводи, подводи… Элерономъ удерживай направленіе, не промахнуться бы!
Давай, давай, давай, еще, еще… Руль высоты ниже! Есть касаніе!!! Только бъ ноги не сломались… Выносите, святыя!
– командиръ то кричитъ, то причитаетъ.

– 33 –

Публика же, не въ силахъ сдержать душевныхъ порывовъ, повскакивала со своихъ мѣстъ и кричитъ вмѣстѣ съ нимъ:
– Эхъ, грохнутся сейчасъ!
– Давай, давай!!!
– Держи, держи!!!
– Давай плавнѣе, не промахнись мимо дороги!!!
– Господи, помоги!

И вотъ – ракета бѣжитъ уже по укатанной глинистой дорогѣ, поднимая тучи пыли вперемѣшку съ чернымъ дымомъ. Дорога неровная, и ракету сильно трясетъ, отчего ра- кетчики не могутъ даже нажать нужные кнопки.
– Тормоза давай да языкъ не прикуси! – кричитъ тѣмъ временемъ командиръ.
– Шины лопнутъ! – отзывается помощникъ, пытаясь схватиться за рычагъ тормоза.
– Да песъ съ ними!
…Шины и впрямь лопнули, отчего ракету занесло, и она переднимъ колесомъ съѣхала на пашню. Но уже скорость была совершенно небольшая, поэтому она не перевернулась; просто подломилась нога шасси, и ракета уперлась носомъ въ землю…

…Ракетчики сидѣли молча, будто окаменѣвшіе; они не могли еще понять, что всё позади: они остались живы-здоровы, и даже ракета цѣла. А отъ мерзкой гадины, что хотѣла устроить конецъ свѣта, не осталось и слѣда!
Наконецъ командиръ очнулся и вызвалъ штабъ: – Вниманіе, говоритъ капитанъ Ильинъ, командиръ «Русскаго витязя». Мы благополучно приземлились съ координатами девятнадцать градусовъ и двадцать пять минутъ сѣверной широты, девяносто градусовъ и восемнадцать минутъ за-

– 34 –

падной долготы. Состояніе здоровья у всѣхъ насъ троихъ – удовлетворительное, штабсъ-капитан Игнатьевъ пришелъ въ себя. Пришлите срочно пожарныхъ, врачей и военныхъ для охраны ракеты.
– Рады слышать васъ, господинъ капитанъ! Вы сдѣлали невѣроятное! Сейчасъ мы сообщимъ ваши координаты мексиканцамъ, и они прибудутъ къ вамъ какъ можно скорѣе.
Васъ должны перевезти въ президентскій госпиталь и обслѣдовать, а штабсъ-капитана будутъ лѣчить. Затѣмъ – за
вами вылетитъ личный самолетъ Государя Императора. А ракету мы доставимъ въ Россію моремъ.
– Благодарю васъ, до встрѣчи на родинѣ, – отвѣтилъ командиръ и, выключивъ телеграфъ-телефонъ, распорядился: – Янышевъ, осмотри двигатель; не угрожаетъ ли пожаръ всей ракетѣ? Прокудинъ, ступай къ Игнатьеву; какъ онъ?
Если въ ракетѣ опасно, то вынесемъ его изъ нее.
Механикъ, схвативъ огнегаситель Лорана, побѣжалъ къ хвосту, а помощникъ – въ медицинскій отсѣкъ.
Самъ же капитанъ Ильинъ – пошелъ впередъ отъ ракеты, чтобы осмотрѣться.
Ракета, повернутая къ пашнѣ, стояла боковыми колесами на дорогѣ, а носъ её уткнулся во вспаханную землю.
Они приземлились удачно: впереди, метрахъ въ двухстахъ, виднѣлся заборъ, за которымъ, въ зелени деревьевъ,
угадывалась крыша дома. Еще немного – и ракета протаранила бы заборъ и врѣзалась въ домъ.

…То, что творилось въ залѣ, невозможно описать! Кто-то счастливо смѣялся, кто-то плакалъ отъ избытка чувствъ; а кто-то – сидѣлъ, опустивъ голову и закрывъ лицо руками…
– Вотъ такъ-съ! – удовлетворенно произнесъ Бекетовъ. – Россія-матушка еще не единожды удивитъ міръ!

– 35 –

– Какъ же они могли сдѣлать такую фильму?! – ахнулъ Петръ. – Ужъ не значитъ ли это, что такая ракета уже построена?! И всё остальное – тоже есть, просто это до поры до времени никому не показываютъ?!
– Можетъ, и такъ – ухмыльнулся Бекетовъ. – Можетъ, они нарочно сначала такую фильму сняли, чтобы народъ къ этимъ изобрѣтеніямъ подготовить?

Между тѣмъ фильма продолжалась.
…Неожиданно изъ-за угла забора вышло человѣкъ тридцать. Впереди важно шелъ богато одѣтый сеньоръ, и видно
было, что это владѣлецъ какого-либо дѣла въ этой деревнѣ.
За нимъ шли просто, но добротно одѣтые мужчины и женщины разнаго возраста.
Капитанъ быстро пошелъ къ нимъ, дѣлая руками понятные для всѣхъ людей знаки.
– Прошу васъ дальше не ходить; ракета горитъ, и это очень опасно! Сейчасъ сюда прилетитъ много геликоптеровъ, такъ что вамъ лучше отойти подальше, – сказалъ онъ имъ по-испански.
Но люди продолжали итти – и вотъ наконецъ они встрѣтились лицомъ къ лицу.
Сеньоръ молча и безъ предупрежденія взялъ руку капитана и надѣлъ ему на пальцы нѣсколько, видно, дорогихъ колецъ; а затѣмъ протянулъ инкрустированные камнями золотые часы, блестѣвшіе на солнцѣ.
– Боже мой, что вы дѣлаете?!.. – Капитанъ сказалъ это въ запалѣ по-русски, но сеньоръ не далъ ему договорить: –
Вы спасли нашъ міръ отъ этого чудовища. Всё, что я могу сдѣлать для васъ, – это отблагодарить васъ такъ.
Съ этими словами онъ поклонился капитану въ поясъ. То же самое сдѣлали всѣ остальные люди.

Вдругъ изъ-за спины сеньора вышла миловидная молодая дѣвушка. Въ рукахъ она держала глиняный сосудъ. Поравнявшись съ сеньоромъ, который, похоже, не ожидалъ этого она протянула сосудъ капитану. Ильинъ бережно взялъ его и поднесъ ко рту. Затѣмъ, распробовавъ, сталъ жадно пить. Сейчасъ это былъ самый дорогой для него подарокъ.
– Благодарю, сеньорита, – сказалъ онъ, возвращая сосудъ, и дѣвушка смущенно улыбнулась.
Красивая и жизнеутверждающая музыка сопровождала всю сцену встрѣчи.

…Внезапно всѣхъ ихъ показали сверху, и публика увидѣла толпу и стоящаго около нихъ капитана Ильина; дымящуюся ракету, лежащую на землѣ, словно подбитая птица… А затѣмъ – они стали отдаляться и отдаляться, и тѣ изъ публики, кто еще могъ смотрѣть на экранъ, увидѣли деревню, полѣ и – садящіеся на полѣ геликоптеры, поднимавшія тучи пыли своими винтами; а затѣмъ картинка стала еще болѣе отдаляться – и вотъ уже публика видитъ землю съ высоты птичьяго полета, потомъ – просто земную поверхность, а потомъ – очертанія материка…
И – какъ финалъ этой необычнѣйшей съемки – вѣсь земной шаръ, плывущій въ темнотѣ Вселенной на фонѣ звѣздъ и Луны.

Глава VIII. НОВЫЙ МІРЪ.

Экранъ погасъ, и музыка кончилась; однако затѣмъ онъ снова вспыхнулъ, чтобы публика прочла надпись:

КОНЕЦЪ

Зажегся свѣтъ, и Петръ увидѣлъ, что вѣсь партеръ неподвижно сидитъ, не въ силахъ встать и выйти изъ залы; даже тѣхъ разговоровъ не было слышно, что обычно сопровождаютъ окончаніе любого спектакля или фильмы: но тутъ ни у кого не нашлось словъ…
Онъ и самъ съ трудомъ всталъ; да и Бекетовъ тоже поднялся съ трудомъ.
Внезапно ему пришла въ голову удивительная мысль: «Зачѣмъ же ждать будущаго – вѣдь оно уже наступило! Теперь ѣсть и раскрашенные говорящіе фильмы, и безпроволочные телефоны, и ракеты, летающіе въ три раза быстрѣе пули! Но позвольте, если это ѣсть уже сейчасъ, то что же будетъ черезъ сто лѣтъ?.. И о чёмъ же мнѣ писать свою книгу тогда?»
– Въ «Квисисану», что ли, намъ теперь пойти? – неувѣренно началъ Петръ.
– Да ты что, братъ, такое говоришь?! – охнулъ Бекетовъ. – Развѣ что тебѣ теперь, послѣ этой фильмы, захотѣлось получать ѣду изъ автомата? Ну ужъ нѣтъ: ноги моей не будетъ въ этой рестораціи дурного тона съ тухлыми котлетами на
маргаринѣ, разбитымъ піанино и жидкимъ кофе! Къ«Лейнеру», «Лежену»… нѣтъ, не то!.. А бывалъ ли ты въ кафе-рестораціи «Вольфъ и Беранже»?
– Нѣтъ.
– Ну тогда идемъ; тамъ славно, и я угощаю… И протестовъ не принимаю! – замахалъ руками Бекетовъ, видя, что
Петру стало неловко.
Вышли на улицу и увидѣли, что около авто въ окруженіи важныхъ людей стоитъ сама Анастасія Вяльцева. Ея, какъ извѣстно, никто не называетъ по фамиліи, а говорятъ просто: Несравненная.
Какой-то порывъ одновременно возникъ у нихъ съ Петромъ, что они подошли ближе.

– 38 –

– Несравненная, я у вашихъ ногъ, – началъ Бекетовъ. – Вотъ ужъ не ожидалъ-съ… Такой случай!.. Счастливъ видѣть васъ необычайно; понравилась ли вамъ фильма?
На него зашикали и попытались оттѣснить, но натолкнулись на Петра.
– О да! – отвѣтила Вяльцева. – Я переживала, но у меня крѣпкіе нервы, чего не скажешь о другихъ… А знаете, чѣмъ мнѣ понравилась фильма? – Она вдругъ воодушевилась; видимо, ей хотѣлось высказать эту мысль какъ можно скорѣе всѣмъ, кто находился сейчасъ подлѣ нее.
– Я не разбираюсь въ техническихъ дѣлахъ, но поняла одно: и черезъ сто лѣтъ будетъ всё та же вѣчная музыка и пѣсни, что и сейчасъ. Я слышала въ фильмѣ Мусоргскаго и Шнитке, Листа и Шопена… Да и мое произведеніе тамъ тоже прозвучало! Черезъ сто лѣтъ жизнь измѣнится необычайно; для этой фильмы придумали много всякихъ фантастическихъ вѣщей, но вотъ музыку двадцать перваго вѣка – придумать не смогли… И это радуетъ меня больше всего. Всё то, что у насъ сейчасъ, – черезъ сто лѣтъ отправится въ музей, но музыка – тлѣну не подвержена!
– О! – восхитился Бекетовъ. – Какъ вѣрно подмѣчено! И впрямь, всѣ изобрѣтенія поразили насъ, но вотъ музыка… Она осталась нами узнаваемой и любимой! Несомнѣнно, и пѣсни въ вашемъ исполненіи останутся въ вѣкахъ!
Вяльцева улыбнулась ему и сѣла въ авто.
– Ну, братъ ты мой, этотъ день мы съ тобой запомнимъ на всю жизнь! – Всегда довольно невозмутимый Бекетовъ въ этотъ разъ былъ возбужденъ необычайно; а про Петра и говорить нечего: его сердцѣ готово было вырваться изъ груди.

– 39 –

Въ кафе-рестораціи они заказали столько, что хватило бы на пятерыхъ: у обоихъ отъ нервного напряженія разыгрался аппетитъ.
– Какъ же красиво сказала Несравненная про музыку, – съ восхищеніемъ промолвилъ Петръ съ набитымъ ртомъ.
– Только я думаю, что не только музыка и пѣсни, но и литература тоже останется: въ гимназіяхъ по-прежнему будутъ изучать и Пушкина, и Толстого, и Гоголя, и Тургенева…
– Несомнѣнно, – отвѣтилъ Бекетовъ, жуя. – А помню я, говорилъ ты мнѣ про какую-то книгу, что написать задумалъ…
– Да! – воскликнулъ Петръ. – Это будетъ книга о будущемъ мирѣ, мирѣ двадцать перваго вѣка!
– Интересно, однако… Ты уже пишешь её?
– Пишу, но… Вотъ теперь, послѣ этой фильмы… даже не знаю, что дальше и писать; боюсь я, что не придумаю ничего
такого интереснаго, у меня фантазіи не хватитъ… Если сейчасъ всего такого наизобрѣтали, что диву даешься, то что же
будетъ черезъ сто лѣтъ-то?!
– Трудно сказать, что будетъ, – согласился Бекетовъ, – но одно я точно знаю: мы съ тобой, братъ, доживемъ до этого и
сами всё увидимъ! Да не немощными мы будемъ, а бодрыми; ибо проживемъ съ тобой столько, сколько сами захотимъ:
такая медицина будетъ и лѣкарства!
– Это вѣрно; изобрѣтутъ они эликсиръ безсмертія, ужъ точно! Да и то сказать: какая медицина была сто лѣтъ назадъ? Считай, что и не было её вовсе; а теперь? Развѣ Пушкинъ умер бы сейчасъ отъ раны своей?! – воодушевленно произнесъ Петръ.
– Да ужъ, вылѣчили бъ… А знаешь, ты пиши книгу! Можетъ, её потомъ въ гимназіяхъ изучать будутъ… А ты – жи-
вымъ классикомъ станешь и… напишешь книгу другую: какъ жили люди въ тысяча девятьсотъ двѣнадцатомъ году.
И про фильму эту – обязательно напиши! Вотъ будетъ по-

– 40 –

тѣха: станутъ всѣ сравнивать, что же изъ той фильмы сбылось, а что – нѣтъ…
– Ну ты меня и превознесъ, князь! – воскликнулъ Петръ и махнулъ рукой такъ, что едва не опрокинулъ графинъ. –
Сейчасъ же желаю выпить за твое здоровьѣ!
– И за твое тоже! И за Государя Императора, и за процвѣтаніе Россіи! За это выпьемъ стоя! – торжественно объявилъ Николай Бекетовъ.

…Послѣ обильной трапезы они вышли на улицу. Стояла безвѣтренная ночь. Снѣжокъ тихо падалъ на ихъ пальто – и не таялъ; можно было разсматривать узоры снѣжинокъ, каждая изъ которыхъ была не похожа на предыдущую.
И было такъ хорошо и умиротворенно на душахъ ихъ, какъ рѣдко бываетъ въ жизни.

Оглавленіе
РАЙ. 1
Глава II.
НЕОБЫКНОВЕННАЯ КНИГА. 6
Глава III.
УДИВЛЕНІЕ И ЗЛОСТЬ. 9
Глава IV.
НАЧИНАЕТСЯ ФИЛЬМА. 11
Глава V.
СТРАШНЫЯ ИСПЫТАНІЯ. 15
Глава VI.
УБЬЕМЪ ГАДИНУ! 23
Глава VII.
КОНЕЦЪ СВѢТА – ОТМѢНЯЕТСЯ! 28
Глава VIII.
НОВЫЙ МІРЪ. 36