Роман из двух книг “Гранд-пасьянс в кабинете Андропова” полностью опубликован здесь – https://www.litprichal.ru/users/gp436/, либо https://www.next-portal.ru/users/grand-passianse/
Политический роман с фантастикой и исторической прозой. Пророчества последнего жителя затонувшей 12 тысяч лет назад Атлантиды и слепой провидицы Златы из Югославии свелись к одному: в 1979-ом году человечество ждет Третья мировая война и полное уничтожение. Это не останавливает группу американских “ястребов” во главе с Бжезинским, намеренных сорвать “разрядку” и вернуться к “холодной войне”: они готовят безумную выходку у берегов Крыма, не осознавая, что спровоцируют ядерный кризис.
Советская разведчица Валентина Заладьева (девушка из Древнего мира, погибшая в борьбе против Рима, но получившая “дубль-два” в теле жительницы XX века) решается на отчаянную попытку ценой собственной жизни сорвать гибельную для всего мира американскую провокацию, хотя понимает, что шансы на успех близки к нулю.
Кн.2. Глава 22. 9-10 февраля 1979-го года. Битва за Тегеран. Начало
Баджари не планировал наносить удар первым, за него это сделал генерал Мехди Рахими, военный комендант Тегерана, которому подчинялся тридцатитысячный корпус шахгвардии.
Спусковым крючком стало столкновение в аэропорту Мехабад, где располагалась казарма курсантов, поддерживающих аятоллу Хомейни. Курсанты включили запись его выступления, многократно увеличив громкость колонками усилителя.
По приказу Рахими шахгвардейцы обстреляли казарму и пошли в атаку. Курсанты похватали оружие и принялись отстреливаться. Весть о боестолкновении стремительно распространялась по столице. Начали стихийно собираться отряды ополчения, вооружаемые «Хезболлой», которые стали подтягиваться в сторону аэропорта, ударив шахгвардии в тыл. Правительственным силам пришлось отступить.
После этого восстание начало разрастаться подобно лавине. Ополченцам удалось захватить один из арсеналов, и в их руки попало двадцать тысяч единиц стрелкового оружия. В ответ Рахими ввел в дело имеющуюся в его распоряжении боевую технику. С воздуха по восставшим начали бить вертолеты, а на земле было задействовано несколько бронетранспортеров.
Такой поворот событий Джамшед, Нур-Нияз и Сафар предусмотрели заранее, поэтому тактика восставших мгновенно изменилась. Они начали разбиваться на небольшие группы по несколько человек и укрываться в засадах в самых разных местах: в подворотнях, за мусорными баками, в недостроенных зданиях. Оттуда они начинали вести внезапный огонь по передвигающимся подразделениями шахгвардии. Им удалось даже сжечь два бронетранспортера и сбить с земли вертолет. Обе стороны также старались использовать для стрельбы крыши домов.
Столицу заволокло дымом. Треск автоматных очередей, иногда сменяемый редкими взрывами, был слышен во всех районах города.
Центром восстания стал университет, в нем же оборудовали пункт первой помощи, которую оказывали раненым студенты-медики и девушки, принявшие участие в восстании. Судя по тому, что грузовики подвозили туда все новых раненых, бои в городе становились все ожесточеннее.
Определить, какой из сторон сопутствует успех, даже со стороны пока не представлялось возможным.
В середине дня, предшествующего началу уличных боев, машина с двумя офицерами ЦРУ остановилась недалеко от резиденции премьер-министра.
Сидящий за рулем Тилли Нкоан, американец камбоджийского происхождения, известный в Кампучии как председатель «мастеровой коммуны» товарищ Чол и своевременно эвакуированный из страны после успешного вьетнамского наступления, откинулся назад и вытянул лежащий перед задними сидениями гранатомет. К нему прилагался всего один снаряд, но призван он был принести смерть очень многим, так как был начинен боевым отравляющим веществом, в точности соответствующим советскому «Ви-8».
Напарник, тоже американец, но с европейской внешностью, сразу обратил внимание на странность ситуации. В резиденцию Бахтияра никто не входил, и никто из нее ни разу не вышел. У входа не стояло ни одной машины, а большинство окон было распахнуто, хотя стоял февраль – месяц для Ирана холодный. У входа же стоял лишь один полицейский.
– Что-то здесь не то, – пробормотал напарник Нкоана. – Подожди, я схожу и перекинусь парой слов с этим парнем.
Он вылез из машины, неспешно подошел к полицейскому и заговорил с ним, одновременно протянув ему несколько купюр, которые тот тут же схватил и засунул себе в карман. Тилли особо не удивился: Восток есть Восток. Здесь деньги открывают любую дверь и развязывают любой язык.
Разговор напарника с полицейским продлился недолго, не более минуты. После этого американец с озабоченным видом вернулся в машину.
– Что не так? – поинтересовался Тилли.
– Все не так! Бахтияр и весь его персонал покинули резиденцию и отбыли в неизвестном направлении. Стрелять туда теперь не имеет смысла.
– А где он может быть сейчас?
– Там, где мы его точно не найдем. Какая-то мразь слила ему план нашей операции, другого объяснения нет.
Одновременно напарник напряженно размышлял. О том, какое будет задание, он и Нкоан узнали только ранним утром, когда в тегеранскую резидентуру ЦРУ поступил звонок из Управления в Лэнгли. Теперь обязательно будет разбирательство на предмет того, кто мог стать «кротом». Те, что в Лэнгли, чтобы отвести от себя малейшую тень подозрения, попытаются списать все тегеранских офис-сотрудников, а последние – на исполнителей. Крайними будут назначены он и Нкоан. Обоих изолируют и начнут тестировать на «детекторе лжи», в любом случае, подозрение в ненадежности повиснет на каждом из них мертвым грузом.
Следовательно, остается одно: списать все на Тилли, чтобы вывести из-под удара себя. И прямо сейчас убить его, чтобы не дать возможности оправдаться, тем более, что после выстрела из гранатомета напарнику все равно предписывалось это сделать, Нкоана выбрали одноразовым исполнителем с билетом в одну сторону. Ценность он представлял теперь сомнительную: психолог, обследовавший Нкоана после его эпопеи в Кампучии, пришел к неутешительному выводу, что это уже полностью опустошенная и деградировавшая личность, которая неизбежно вернется к потреблению наркотиков.
Напарник незаметно включил диктофон и спросил Тилли:
– Куда ты отлучался в шесть часов утра на целый час?
– Ты сдурел, что ли? – взъярился «товарищ Чол». – Тебе точно по ночам привидения не являются?
– Ты просто не знал, что я за тобой наблюдаю, – усмехнулся напарник и плюнул Нкоану в лицо.
Услышать этот плевок при прокручивании диктофонной записи было невозможно. Зато реакция Тилли была абсолютно ожидаемой: он изрыгнул ругательство и обрушился на напарника с кулаками, в кровь разбив ему лицо парой удачных апперкотов.
Но тот драться с ним и не собирался. Цель достигнута, нападение на себя он спровоцировал, диктофонная запись факт этого нападения отразит, на лице останутся следы побоев.
В правой руке напарника уже был зажат пистолет. Он просто выстрелил Нкоану в лоб, сразу же отвернувшись, чтобы не стошнило от вида разлетевшегося по машине содержимого черепа.
После этого американец спокойно покинул автомобиль и быстро скрылся в одном из ближайших закоулков.
Когда Бжезинский узнал о провале столь тщательно подготовленной провокации, он быстро проанализировал возможные причины неудачи. Собственно, причина могла быть только одна. В «слив информации изнутри» советник президента и не думал верить. Скорее всего, глава советской резидентуры в Иране, та самая юная леди, о которой сообщил ему Баджари, четко просчитала план возможных действий американской стороны, предупредив Бахтияра о неизбежности неприятных для него событий.
Если бы за резиденцией премьер-министра было ранее установлено наблюдение, то удалось бы как зафиксировать там появление советского агента, так и эвакуацию Бахтияра вместе с персоналом. Но подумать об этом не удосужился никто: ни Баджари, ни резидентура ЦРУ в Иране, ни ее начальство в Лэнгли, ни сам Бжезинский. Все они настолько свыклись с мыслью, что Бахтияр уже списанная фигура, что отнеслись к нему столь пренебрежительно.
Помощник президента США по национальной безопасности все же сумел подавить досаду. На его шахматной доске оставалось еще много возможных ходов.
В Тегеране уже вовсю шли бои, вооруженные столкновения перекинулись и на ряд других городов. Теперь в игру предстояло ввести самую мощную фигуру, которой предстояло стать решающей в операции «Фортинбрас» – генерала Баджари.
Позвонив будущему диктатору Ирана, Бжезинский уточнил у него, насколько мощный военный кулак удалось сосредоточить в Казвине, и, получив обнадеживающую информацию, отдал своему протеже распоряжение о начале карательной операции.
Расчет Джамшеда и Нур-Нияза на заговор внутри штаба Баджари не сработал. Отдел военной контрразведки, сформированный из бывших сотрудников «САВАК» при помощи ЦРУ и британской «МИ-5», уже давно вычислил офицеров, связанных с «Хезболлой». Как только в столице начались бои, все они были моментально схвачены.
Их казнь состоялась в том же огромном дворе казармы с бетонными стенами, где ранее столь средневековым способом расправились с Сейфи. Связанных по рукам и ногам заговорщиков просто бросили под колеса сорвавшегося с места грузовика. Конечно, оставались еще солдаты, которые были бы готовы участвовать в попытке бунта, но теперь, когда такая попытка подавлена в зародыше, этим солдатам ничего не остается кроме участия в карательной операции наряду с остальными.
После телефонного разговора с Бжезинским Баджари отдал армии приказ о выступлении. Уничтожать живую силу ополчения предстояло с использованием сначала артиллерии и бронетехники, а затем уже задействовать для зачистки пехоту. Разумеется, будут колоссальные разрушения, половина Тегерана превратится в руины, погибнет много мирного населения. Но победа все оправдает.
Использование авиации в городских боях Баджари исключил, сочтя его опасным для себя. Среди офицеров ВВС особо сильны хомейнистские настроения, и они могут начать действовать против правительственных сил. Поэтому перед началом выступления генерал отдал командующему ВВС распоряжение: ни один самолет или вертолет не должен быть поднят в воздух. Артиллерия и бронетехника и так справятся с задачей.
Колонна танков, бронетранспортеров, артиллерийских тягачей, грузовиков и БМП с пехотой выдвинулась из Казвина и, растянувшись по автотрассе, приступила к решающему броску на охваченную уличным противостоянием столицу.