Роман из двух книг “Гранд-пасьянс в кабинете Андропова” полностью опубликован здесь – https://www.litprichal.ru/users/gp436/, либо https://www.next-portal.ru/users/grand-passianse/
Политический роман с фантастикой и исторической прозой. Пророчества последнего жителя затонувшей 12 тысяч лет назад Атлантиды и слепой провидицы Златы из Югославии свелись к одному: в 1979-ом году человечество ждет Третья мировая война и полное уничтожение. Это не останавливает группу американских “ястребов” во главе с Бжезинским, намеренных сорвать “разрядку” и вернуться к “холодной войне”: они готовят безумную выходку у берегов Крыма, не осознавая, что спровоцируют ядерный кризис.
Советская разведчица Валентина Заладьева (девушка из Древнего мира, погибшая в борьбе против Рима, но получившая “дубль-два” в теле жительницы XX века) решается на отчаянную попытку ценой собственной жизни сорвать гибельную для всего мира американскую провокацию, хотя понимает, что шансы на успех близки к нулю.
Кн.2. Глава 2. Следующего раза не будет
Потеря самого мощного римского корабля вместе с частью воинов, войсковой казной и всеми боевыми собаками повергла Красса в черную меланхолию. В течение всего оставшегося срока до высадки римский полководец оставался мрачным и немногословным. Лишь по мере приближения флота к берегам Азии проконсул стал немного оживать и начал даже иногда шутить.
Ведь ему теперь вскоре придется подавать пример всему войску, поэтому падать духом ему нельзя. Красс понимал, что после высадки на берег, когда легионеры, плывущие сейчас на разных кораблях, окажутся вместе в одном лагере и вновь получат возможность говорить между собой, всей армии мгновенно станет известно, что войсковая казна обрела на морском дне своего последнего хозяина – бога Нептуна. И это будет шепотом обсуждаться в каждой палатке. Откуда теперь проконсул будет в походе платить им жалованье? Ведь поход такого размаха может затянуться на годы. Все это может привести к деморализации войска.
Проклятая парфянская колдунья точно знала, куда ей надо ударить!
Наконец, впереди показалась земля. Морская часть пути подошла к концу.
Как только римская армия высадилась на берег, Красс велел разбить лагерь. После длительного пребывания на море воинов сразу же нельзя было нагружать даже небольшим пешим переходом. Сперва они должны привыкнуть к тому, что у них под ногами теперь твердая земля.
На следующий день проконсул обратился к римской армии с речью. Это было нужно, чтобы пресечь шепот воинов, уже узнавших о катастрофе с казной при довольно унизительных для римлян обстоятельствах. Сейчас был как раз тот случай, когда с войском нужно было говорить только на языке правды и никак иначе.
Красс рассказал обо всем так, как было на самом деле, а затем воззвал к римской стойкости и мужеству, которые когда-то помогли сломить Ганнибала и почти всегда приводили Рим к победе. Он привел в пример еще и Александра Македонского, который когда-то пришел в эти же земли с гораздо меньшим войском и прошел с победами через всю Персидскую империю до ее восточных границ, завоевав еще и Бактрию, Согдиану и часть западной Индии.
Да, вражеская колдунья сумела все же нанести римскому войску ущерб. Но ущерб – это еще не поражение. Сейчас она мертва, это могут подтвердить парфяне Варсега, чей отряд будет теперь сражаться на стороне Рима против своих соотечественников. А деньги римляне добудут сами своими будущими победами, когда все парфянские города, включая обе столицы, Ктесифон и Селевкию, испытают на себе железную поступь легионов Красса.
Когда наместник Сирии закончил свою речь, часть воинов разразилась криками поддержки слов своего полководца. Но часть все же угрюмо молчала.
«Они проснутся, когда почувствуют вкус боя», – успокоил себя Красс.
Римское войско двинулось на восток. Достигнув Евфрата, Красс остановил дальнейшее продвижение. Пока что армия разбила огромный укрепленный лагерь на берегу реки. Необходимо было дождаться разведчиков, ускакавших далеко вперед, чтобы узнать, насколько близко находится сейчас возможный противник – Сурена Михран.
А вскоре произошло два события. В лагерь прибыли сразу двое гонцов: с востока и с запада.
Сначала прискакал парфянский всадник с письмом Крассу от царя Харрута. В нем властитель Парфии извещал о своей победе над братом-мятежником Митридатом, в силу чего необходимость в союзе с Римом отпала. В конце письма Харрут предупредил Красса, что если римские легионы двинутся на восток или юго-восток от Евфрата, это будет воспринято как начало войны.
Письмо означало одно: тайного союза больше нет, а значит, схватка неизбежна.
Проконсул и сам собирался этот союз в будущем расторгнуть, но лишь тогда, когда римское войско будет стоять в парфянской столице Ктесифоне. Парфянскую армию он не собирался оставлять у себя в тылу, ее следовало разоружить, кого-то перебить, а остальных включить в состав римской экспедиции. Харрута Красс собирался оставить на престоле, но без войска и всякой власти, под бдительным присмотром ныне служащего Риму Варсега. А за самим Варсегом должен был присматривать кто-то из римлян.
Но сейчас Харрут его опередил. Впрочем, у наместника Сирии оставался шанс разбить вражеские войска по частям. Главные силы царя находились далеко восточнее, а здесь римлянам могла противостоять лишь армия Сурены Михрана, уступавшая им по численности в три-четыре раза.
Красс с тоской вспомнил времена своей борьбы со Спартаком. Тогда война шла в родной Италии, где каждый участок земли был римлянам отлично известен, а население, напуганное опасностью победы восставших рабов, оказывало войску Красса всяческую помощь. Здесь же придется идти по незнакомой местности, в том числе, через пустыню, да еще среди враждебного населения.
Но повернуть обратно нельзя. На голову римского военачальника его враги в Вечном городе обрушат позор, его популярность рухнет, а противники из сената устроят расследование истории с казной: начнут заявлять, что пожар на гексере – это лишь прикрытие неких махинаций наместника Сирии.
Нет, только идти вперед и принимать бой!
Второй гонец был от Цезаря. Он прибыл на триреме, высадился на берег и доскакал до лагеря Красса возле Евфрата.
Цезарь писал:
«Приветствую тебя, благородный Красс. Я совсем недавно прибыл в Рим, где мы вместе с доблестным Помпеем пытаемся нащупать нити вражеского заговора против Римской державы. Должен тебя предупредить, что среди тех, кто отправился с тобой в поход, есть тайный враг, имеющий целью погубить твое войско. Мне удалось узнать, что высокородная Клеопатра, принцесса Египта, во время устроенных тобой игр сумела заметить, как парфянская лазутчица писала письмо, а затем какой-то раб унес его, а кому передал – она уже не видела. Зато принцесса, обладая острым слухом, слышала обрывки разговора парфянки с сенатором-изменником Луцием Аннием, и прозвучало два имени: квестора Гая Кассия Лонгина и месопотамского принца Абгара. Хотя позже вся прислуга Анния была по твоему приказу схвачена, этого раба среди нее не оказалось, он успел сбежать. Красс, они оба, Кассий и Абгар, участвуют в твоем походе, и кто-то один из них – предатель. Не знаю, что ты сделаешь, установишь ли за обоими тайную слежку или прикажешь взять их под стражу, но я бы на твоем месте с этим не медлил.
Победы тебе в будущих сражениях во славу великого Рима!
Гай Юлий Цезарь, проконсул, наместник Галлии».
Прочитав письмо, Красс с трудом удержал себя от приступа ярости. Ему вдруг захотелось схватить меч и начать крушить все в своей палатке, а потом выскочить из нее и убить Кассия, Абгара и всех, кто попадется на пути.
Тяжело дыша, он сел и устремил перед собой немигающий взгляд. Боги посылали ему одно несчастье за другим.
Понемногу проконсул пришел в себя, и мысли его, только что совсем беспорядочные, начали выстраиваться в одну четкую линию.
Если предатель – Абгар, то это еще можно понять, варвар есть варвар. А если Кассий? Чего ему не хватало? Он из знатного патрицианского рода, богат, все римские привилегии ему доступны.
– Если это он, я убью его своей рукой! – прорычал Красс.
Взять обоих под стражу – нельзя. У воинов, что под началом Кассия, его заключение вызовет ропот, могут и взбунтоваться. А схватить только одного из подозреваемых, Абгара, это не шаг, а полшага. Остается второе – тайная слежка за ними.
Позвав к себе Ларуса, Красс вполголоса дал ему несколько распоряжений. Центурион вышел, но через некоторое время вернулся и сообщил, что прибыли лазутчики, отправленные на север. Весть, которую они принесли, пополнила копилку неприятностей Красса. Армянский царь Артавазд не выступит на помощь римлянам. Среди армянской военной знати было много тех, кто Риму не доверял, выступая против союза с ним, а кто-то и вовсе стоял за парфян. Видимо, те и другие сильно надавили на Артавазда и заставили его остаться нейтральным.
Больше на этой территории у Красса союзников не осталось. Если не считать Герштцана, этнарха Иудеи, который, правда, мог обеспечить римлянам тыл, укрепляя фортификации, но совершенно бесполезный в том, что касается усиления римского войска для сражения с парфянами.
Сейчас армия Сурены осаждала Карру – передовой оплот римлян в этой местности. Гарнизон, состоящий из легионеров и населяющих город греков, пока еще держал оборону, но вечно это продолжаться не могло. Рано или поздно Карра должна была пасть.
Красс созвал военный совет. В него еще входили: легаты, военный трибун, начальник конницы Публий Красс, сын проконсула, квестор Кассий, принц Абгар и Варсег, теперь союзник и вассал Рима.
Когда военачальник объявил обсуждение, первым слово взял Кассий. Он твердо заявил, что с потерей Карры придется смириться, идти на помощь крепости через пустыню опасно. Такой поход утомит воинов, приведет к болезням многих из них, а местность римлянам известна плохо. Возможно, придется натыкаться на вражеские засады. Если победа над Суреной и будет достигнута, то за нее придется дорого заплатить, а ведь потом предстоит вступить в бой с главными силами царя Харрута.
– И что ты предлагаешь? – спросил Красс.
– Отступить в Иудею, там пополнить войско и принимать сражение на границе Иудеи и Мессопотамии.
Ответом Кассию был возмущенный гул собравшихся. Они сочли, что следование такому плану не только приведет к потере Карры, но и даст возможность царю Харруту беспрепятственно соединить свои силы с армией Сурены, что резко увеличит мощь парфянского войска.
Участники военного совета по очереди обрушивали на голову Кассия свой гнев. Какое-то время он держался невозмутимо, но его терпение лопнуло, когда выступавший последним принц Абгар заметил, что каждое слово, произнесенное Кассием, стоит римскому войску несколько десятков жизней запертых в Карре легионеров и их союзников.
– Не тебе судить римлянина, месопотамский варвар! – в бешенстве крикнул Кассий, схватившийся за меч и готовый его выхватить.
Абгар побледнел и тоже схватился за рукоять меча.
– Сядьте на место оба, иначе я прикажу воинам взять вас под стражу! – жестко сказал Красс. Он тяжело дышал и сверлил обоих ненавидящим взглядом – ведь кто-то один из этих двоих был предателем. А сейчас оба предлагали противоположные планы действий, и какой-то из них был, возможно, заранее сверен с врагом.
Немного успокоившись, Красс сказал, что пока откладывает свое решение, и распустил совет, велев остаться только Варсегу, который на совете за все время ни разу не нарушил молчания.
– Что ты обо всем этом скажешь? – спросил проконсул бывшего посла.
– Я бы не стал настаивать на каком-то из этих двух решений, – пожал плечами Варсег. – Каждое из них несет в себе опасность, а в каком ее больше – я судить не берусь.
– Ступай, – раздраженно махнул рукой Красс.
Ночью его разбудил Ларус, ворвавшийся в палатку.
– Проконсул! Квестор Гай Кассий Лонгин только что пытался в одиночку покинуть лагерь!
– Надеюсь, вы его не выпустили?!
– Его остановили уже за чертой лагеря и препроводили обратно, сославшись на твой приказ никого не выпускать. Кассий был в бешенстве, грозил моим воинам мечом, выкрикивая, что он должен сделать рекогносцировку, чтобы предотвратить возможное ночное нападение врагов.
«Вот и выяснилось, кто предатель, – подумал Красс. – Почему-то я с самого начала больше думал о нем, чем об Абгаре. Неужели Кассий хочет стать вторым Катилиной и мечтает захватить власть в Риме? Но даже Катилина не доходил до низкого сговора с внешними врагами».
– Взять его под стражу? – спросил центурион.
– Нет. Просто не сводите с него глаз.
Схватить Кассия до битвы стало бы опасной ошибкой. Это непременно вызовет брожение среди его воинов. Кто знает, может, они поведут себя еще хуже. Но после битвы разговор пойдет иной. Красс не сомневался, что имеет дело с заговором, нити которого ведут не только к парфянам, но и к партии Катона, желающей погубить наместника Сирии. А потом у них и до Цезаря дойдут руки, и до Помпея, которого не спасет его двурушничество.
– Если во время сражения Кассий поведет себя так, как выгодно врагу, убейте его на месте, – холодно распорядился Красс и велел позвать к себе принца Абгара.
– Варсег плохо знает эту местность, потому что он парфянин, а не мессопотамец, – сказал проконсул, уперев жесткий взгляд в варварского вельможу. – А ты знаешь ее хорошо.
Принц заверил, что за свою жизнь он исколесил эти места не один раз.
– Хорошо, – кивнул Красс. – Ты можешь провести нас кратчайшим путем к Карре, чтобы ни разу не сбиться с пути и не наткнуться на засады Сурены?
– Я думаю, что смогу, – был лаконичный ответ собеседника.
– Помни, Абгар: к тебе будут приставлены воины, которые станут следить за каждым твоим шагом. Если у них возникнет малейшее сомнение в твоей верности, они убьют тебя немедленно.
Принц поспешил уже не первый раз напомнить военачальнику о своей преданности Риму.
Красс приказал трубить выступление.
Сорокатысячное римское войско двинулось на помощь осажденной Карре.
Как бы ни выглядело это невероятным, скоротечный бой на гексере не закончился смертью для Фрезенгунта.
Некоторое время галлу удавалось сдерживать яростный натиск легионеров, давая Реште и Таэху драгоценное время, которое позволило им добраться до будки с метательными снарядами на самой верхней палубе и совершить их поджог.
Римляне обрушили на Фрезенгунта град ударов и, как им показалось, нанесли ему страшные раны, от которых он, окровавленный, рухнул на палубу и более не пошевелился.
Легионерам было не до того, чтобы сбрасывать его тело в воду: одни устремились наверх вслед за Реште и Таэхом, другие – вниз, чтобы принять участие в схватке с освободившимися рабами-гребцами.
Через некоторое время Фрезенгунт пришел в себя, с удивлением отметив, что он все же жив. Галл был опытным воином и мгновенно оценил характер своих ран – не такими уж они были страшными.
А гексеру уже заволакивало дымом. Фрезенгунт с удовлетворением подумал, что в Реште он не ошибся, для нее в исполнении своих замыслов не существовало никаких преград. Выжила ли она? Вряд ли, как и тот незнакомый человек, который ей помогал. Но сам галл умирать не торопился, он еще не закончил все свои дела на этом свете.
Воин отполз к краю палубы, перевалился через борт и рухнул в воду.
На что он надеялся? Разве что – на чудо. Ведь оставаться на горящем корабле означало лишить себя всяких шансов на спасение.
Уйдя под воду на приличную глубину, он сумел удержать дыхание, и вскоре вода вытолкала его на поверхность. И вот тут Фрезенгунту повезло по-настоящему. Его подобрали воины с проплывавшей мимо лодки. И это оказались галлы!
Правда, не те это были галлы, не такие, как он сам, либо Верцингеториг, либо погибший восемнадцать лет назад Крикс. Эти были союзниками Рима, которые отправились в восточный поход в составе войска Красса.
Еще совсем недавно Фрезенгунт с удовольствием скрестил бы меч с этими предателями, но сейчас его задачей было любой ценой выжить.
«Проримские» галлы подвоха не заподозрили, приняв его за одного из воинов Красса. Вскоре Фрезенгунта подняли на корабль, превращенный в плавучий лазарет. На эту трирему доставляли все новых раненых и обожженных римлян со злополучной гексеры, теперь уже утонувшей.
Сильный организм галла сделал свое: он пошел на поправку, раны затягивались. Когда римское войско высадилось на азиатском берегу, он уже выходил на этот берег своим шагом вместе с остальными. Назвавшись первым пришедшим в голову именем, Фрезенгунт был зачислен в одну из когорт экспедиционной армии.
Теперь его задачей стало добраться до Красса. Поразмыслив, галл решил, что сделать это будет легче во время сражения. Сейчас проконсула бдительно охраняли воины из гвардии центуриона Ларуса. Но во время боя, если парфян близко не будет, их внимание будет сильно отвлечено ходом этой битвы, и на случайно оказавшегося рядом легионера вряд ли обратят внимание.
Переправившись через Евфрат, римское войско какое-то время шло вдоль берега на юг, а затем, как предложил Абгар, повернуло на восток.
Поначалу это была степь, поросшая низкими кустарниками. Но вскоре она закончилась, и дальше пошла пустыня, которая приобретала все более угрюмый и неприветливый вид.
Песок, песок, песок… Изнурительный дневной зной сменялся столь же изнурительным ночным холодом. Настоящим бедствием стала жажда. Запасов воды пока хватало, но они все же быстро убывали. Некоторые воины скончались от укусов змей и скорпионов. Потом начался падеж лошадей.
Но еще худшим врагом стали болезни. Умерших воинов хоронили десятками, но было ясно, что вскоре счет пойдет на сотни. Но Абгар уверенно обещал, что идти по пустыне осталось недолго, и до оазиса уже совсем близко.
Отрезвление наступило, когда ночью Ларус с порога палатки Красса крикнул проконсулу:
– Принц Абгар сбежал!
– Вы же должны были следить за каждым его шагом, проклятие вам! – зарычал Красс.
– Он убил кинжалом одного из моих воинов, надел на себя его доспехи, плащ и шлем и ушел. Остальные в темноте не разглядели подмены.
– Провести децимацию для всего десятка! – с яростью сказал проконсул.
Он мог бы приказать казнить всех тех, кто недосмотрел, но положение было слишком серьезным, чтобы легко разбрасываться жизнями своих воинов. При децимации же за общую вину казнили одного из десяти по жребию.
Военачальник велел позвать к себе Кассия, показал ему письмо Цезаря и рассказал о произошедшем.
– Прости, Кассий, что я подозревал тебя в измене, – угрюмо произнес проконсул.
– Что же мешало тебе, Красс, поговорить со мной об этом раньше? – с горечью спросил квестор. – У меня ведь тоже есть письма, прочти их.
И Кассий протянул Крассу два послания. Первое – то, которое он получил перед играми, второе – врученное ему перед отправкой в поход. И оба раза передавшие успевали скрыться.
– Почему тогда ты не показал их мне?! – возмущенно крикнул Марк Лициний.
– А не забыл ли ты, Красс, что если здесь мы воюем против общего врага, то там, в Риме, мы во враждебных лагерях? Разве я мог знать, от кого эти письма? Может, они были посланы с целью погубить меня, а стоял за ними кто-то из вас: ты, Цезарь, Помпей? Я говорил с Цезетием, и он отправил своих воинов в засаду у Лабиринта, переодев их землепашцами. Они видели, как из Лабиринта выглянула женщина, но схватить ее не успели: она ушла вглубь подземелья. Позже я мог предположить, что это была та парфянка, но все же не мог быть уверенным в этом даже тогда, когда перед отбытием в поход мне передали второе письмо.
– Теперь уже поздно в чем-то винить друг друга, – задумчиво произнес Красс. – Надо решать, как действовать дальше. Что предлагаешь ты?
– Остановиться мы уже не можем, поворачивать назад – тоже, остается двигаться на Карру и принимать бой с армией Сурены. Он наверняка уже предупрежден Абгаром и сейчас идет нам навстречу. Но нас больше в три или четыре раза, ведь основное парфянское войско царя Харрута далеко отсюда.
– Боевой дух у наших легионеров упал. Все уже знают, что войсковая казна утонула на гексере вместе с боевыми собаками, а царь Артавазд не придет нам на помощь. Бой придется принимать в незнакомой местности, которая при этом хорошо известна Сурене и Абгару. Наше войско ослаблено долгими переходами, жаждой и болезнями, – вслух размышлял римский полководец.
– Если у тебя есть иное решение, проконсул, принимай его. Командуешь армией ты, а не я.
Отпустив Кассия, Красс поговорил еще со многими, среди которых был и Варсег. Теперь все они разделяли мнение Кассия.
Римское войско снова двинулось вперед. Хоронить умерших теперь приходилось уже сотнями. Но вскоре высланные вперед конные разведчики доложили, что видели впереди парфянский разъезд, который тут же ускакал. Это означало, что Сурена уже рядом.
На следующий день армия противника была уже вся на виду. Красс отметил, что в ее рядах непрерывно совершаются быстрые перестроения: не во время битвы, а до нее. Смысла этого Марк Лициний понять не мог.
Он разделил свое войско на три части. Командовать ими должны были Кассий, Публий Красс и сам проконсул.
– Трубить наступление! – крикнул Красс.
Повинуясь звуку трубы, легионы двинулись вперед.
В центре битвы пеший строй авангарда римлян столкнулся с конными катафрактами Сурены. Постепенно превосходящие по численности легионеры начали выигрывать эту схватку. Натолкнувшись на жестокий отпор римлян, карафракты начали разворачиваться и беспорядочно покидать поле боя.
Преследовать конных воинов было бы для пехоты делом бесполезным. К тому же, парфянские лучники прикрывали отступление своих, осыпая римлян стрелами. Но потом принялись отступать и они.
Неужели битва выиграна?
Построив во второе огромное каре легионы, следующие за авангардом, Красс отдал приказ наступать дальше.
Навстречу из-за холма выезжали отряды свежих парфянских конных лучников. Не доскакав до первого римского каре, они помчались вокруг него, осыпая римлян стрелами. И против этой смертоносной карусели ощетинившийся копьями строй легионеров был бессилен.
Сын полководца Публий Красс во главе конного отряда «проримских» галлов бросился в атаку, рассчитывая отогнать лучников. И это ему удалось: те, не выдержав яростного натиска, начали отступление.
– Победа! – крикнул Публий. – Вперед, за ними!
Его всадники помчались вслед за отступающими парфянами, а за ними шла римская пехота из легионов Публия, не нарушая своего построения. Но тут… Преследователи наткнулись на плотный строй катафрактов. Измотанным боем воинам сына военачальника пришлось столкнуться с отдохнувшим и восстановившим боевой порядок противником.
Довольно быстро конный авангард римского войска был истреблен. Публий Красс получил в этом бою смертельную рану.
У парфян тут же произошло новое перестроение. Катафрактов сменили лучники. Теперь римское каре, лишенное поддержки разгромленной конницы, превратилось в огромную живую мишень для парфянских стрел, которые теперь сыпались подобно дождю.
Главные силы римлян, возглавляемые самим Крассом и образовавшие второе каре, теперь двигались на помощь частично уничтоженному войску Публия. Парфянские лучники тут же атаковали нового противника. Стрелы, которые заранее были заготовлены Суреной в огромном количестве, теперь находили свою цель настолько легко, что парфяне, выпуская их, почти не целились. Легионеры падали на землю десяток за десятком, сотня за сотней, тысяча за тысячей, а вражеская конница казалась неутомимой, проносясь мимо туда и обратно и на ходу отправляя свой смертоносный подарок погибающему римскому каре.
От окончательного разгрома римлян спасло только наступление ночи. Она же давала шанс Крассу подальше отвести остатки своего войска и этим их спасти. Но у главных сил организованного отступления не получилось. Легионеры начали разбегаться небольшими группами и даже поодиночке. Лишь когорты, подчиненные Кассию и, будучи тыловым резервом, не принявшие участия в битве, сохраняли боеспособность и смогли прикрыть отступление остатков разбитого каре.
Утром парфяне захватили римский лагерь и начали преследование отступающих. Еще несколько тысяч римлян, отставших от основной массы войска, но все же оказавших жестокое сопротивление, было истреблено парфянскими лучниками и катафрактами.
Красс, окруженный телохранителями, поскакал к ставке Сурены. Его целью было добиться на переговорах перемирия любой ценой. Встреченным вражеским отрядам переводчик кричал слово «переговоры», и те пропускали римлян беспрепятственно.
Фрезенгунт, который перед битвой сумел скрыться и наблюдал за ее ходом издалека, увидел небольшой отряд в главе с Крассом, скачущий в расположение врага, после чего мгновенно принял решение. Он вскочил на одного из коней, которые, потеряв всадников, уныло слонялись по полю, и помчался вдогонку, догнал отряд и встроился в его хвост. Никто из конных римлян не обратил на него внимания.
Сурена стоял неподвижно, ожидая Красса. Когда проконсул соскочил с коня, оба полководца обменялись сдержанными приветствиями, после чего Марк Лициний предложил перемирие.
Предводитель парфян был не против. Его армия, которая изначально была в три с половиной раза меньше римской, тоже понесла немалые потери. Сурена был осторожным военачальником и не хотел идти на лишний риск, как бы ни был велик соблазн уничтожить остатки вражеских сил.
Полководцы пришли к соглашению, согласно которому парфяне предоставляли римским легионам возможность беспрепятственно покинуть место сражения и отступать на запад.
После этого парфянские воины подвели к Крассу свежего коня.
– В подтверждение своих добрых намерений я даю его тебе, проконсул, – сказал Сурена.
Красс вскочил на приведенного коня и хотел развернуть его, чтобы ехать прочь, но скакун проявил норов и остался неподвижным.
Подбежавшие телохранители Сурены с криками стали толкать и пинать коня сзади.
Но по римским обычаям такое было неслыханным оскорблением полководца. Глаза телохранителей Красса зажглись гневом, руки легли на рукояти мечей. В воздухе повисло такое напряжение, какое бывает перед грозой. Еще немного, и…
Фрезенгунт верно оценил ситуацию. За считанные мгновения преодолев расстояние до Красса, он на бегу выхватил меч и с криком: «Это за моего отца Сантикса, Красс!», пронзил проконсула мощным выверенным выпадом. Удар был смертельным.
Захрипев и обливаясь кровью, римский военачальник рухнул на землю, и в тот же миг легионеры из охраны Красса обрушили на Фрезенгунта град ударов, изрубив его так, что даже смотреть на труп галла было бы страшно.
Остолбеневшие и ничего не понимавшие телохранители Сурены широко раскрытыми глазами наблюдали за происходящим. Но это удавалось им недолго. Будучи уверенными, что убийство Красса подстроено парфянами, горя гневом и жаждой мести, римляне обрушились на них.
Воинам Сурены пришлось защищаться, оттеснив своего полководца назад.
Бой был неравным. На помощь парфянам подбегали все новые воины. Римляне гибли один за другим. Последним пал на землю центурион Ларус.
С момента удара галла Красс все же успел прожить несколько мгновений, и его угасающее сознание успело выхватить из памяти то главное в его жизни, что каждый раз определяло ее течение на много лет вперед.
Бегство из Рима, чтобы спастись от марианцев. Вторая Гражданская, поход под началом Суллы на Рим. Пебеда над превосходящими силами врага, взятие Рима и террор победителей. Стремительное обогащение на проскрипциях.
Война со Спартаком, тайное содействие римлянам со стороны гречанки Эвтибиды, отвергнутой Спартаком и за это его предавшей, что стало причиной разгрома сначала Эномая, потом Крикса, ослабив войско гладиаторов перед решающими сражениями. Встреча Спартака и Красса и жесткий отказ римского полководца дать возможность восставшим рабам уйти из Италии. Последняя битва, гибель Спартака, казнь оставшихся гладиаторов на крестах вдоль Аппиевой дороги.
Борьба с Помпеем за власть в Риме, появление Цезаря, примирившего их, возникновение триумвирата для борьбы с сенатской партией Катона и Цицерона. Дальнейшее обогащение Красса, его благоразумный отказ примкнуть к заговору Катилины. И вновь – обогащение. Решение возглавить поход в Азию, чтобы пройти тот же путь, что и Александр Македонский.
И последним, что предстало перед его затуманенными смертью глазами, стало лицо ненавистной парфянской колдуньи, которая, даже не выжив сама и будучи уже мертвой, все же сумела поставить под всем этим роковую для Красса черту.
А затем стремительный поток мыслей оборвался. Марк Лициний Красс ушел из этого мира.
Когда до Рима дошла весть о разгроме под Каррой, в Вечном городе был объявлен трехдневный траур. Отменили очередные праздненства с гладиаторскими играми, тоги с пурпурной каймой сенаторы сменили на тоги с черной.
Такого жестокого поражения от внешнего врага Рим не знал со времен Второй Пунической войны. Именно сейчас у многих родилось убеждение, что движение на восток – дело для римлян безнадежное, а усилия по расширению державы надо направить на север вглубь Европы, прирастая новыми землями именно там. И действительно, впоследствии даже после захвата части Мессопотамии, Эдессы и Коммагены Рим все равно не смог продвинуться дальше ни на шаг восточнее.
Подняла голову сенатская партия Катона. На ее сторону перешел Помпей, и теперь его неизбежная схватка с Цезарем была лишь вопросом времени.
Кассий сумел вывести остатки разбитой под Каррой римской армии обратно к Евфрату, а затем, став наместником Сирии, отразить наступление парфян на Иудею. Неожиданно он отказался от поддержки сенатской партии и стал сторонником Цезаря. Его дружба с Брутом, примкнувшим к Помпею, прервалась. Но надолго ли – этого еще не знал ни один из них.
Царь Парфии Харрут Второй, опасаясь возросшего влияния Сурены, обвинил военачальника в заговоре и казнил. По тому же обвинению были казнены и сыновья Амбеаршана во главе со старшим из них – Таром. Некоторые сторонники Сурены, среди которых был и принц Абгар, успели затаиться, а затем, когда представился случай, убили самого Харрута.
То, что армянский царь Артавазд не пришел на помощь Крассу, сыграло в его жизни роковую роль, дав римлянам основание обвинять его в вероломстве. Антоний, возглавивший войну с парфянами, заманив его якобы на переговоры, велел схватить Артавазда и, закованного в цепи, увез в Египет, где подарил царице Клеопатре. Дальнейшая судьба армянского царя осталась неизвестной.
Праведник-отшельник Иоаким, счастливо избежавший участи быть разорванным собаками, благополучно дожил до глубокой старости. На склоне лет у него и его жены Анны родилась дочь. При родах присутствовал его близкий друг Иоанн, впоследствии названный Крестителем. Девочку назвали Марией.
А вот гонителю Иоакима этнарху Иудеи Герштцану повезло меньше. Во 30-ом году до нашей эры он был казнен своим более удачливым соперником Иродом Антипой, который, в отличие от Герштцана, союзника Антония, вовремя поставил на Октавиана. И, как выяснилось, не прогадал.
Таэх, вслед за Реште прыгнувший в воду с загоревшейся гексеры, благодаря своей силе и выносливости сумел отплыть довольно далеко от римского флота. Рано или поздно он должен был утонуть, но случилось чудо: мимо проходило купеческое судно. Его подобрали и посадили на весла на место недавно умершего гребца, но в первой же гавани юноша купил себе свободу, расплатившись за нее золотом, которое на корабле дала ему парфянка.
Преодолев все трудности, он добрался до Безымянной земли, где рассказал всем о своих злоключениях и то, что ему неожиданно удалось узнать от случайной собеседницы.
Известие о существовании где-то далеко на севере явно родственного племени йонтов потрясло старейшин. На север и северо-восток в путь по бескрайним полям было решено отправить гонцов-разведчиков на поиск других затерянных ветвей когда-то, возможно, одного народа.
Как и ожидал Таэх, старейшины увидели в принесенном им известии знак судьбы и теперь стали именовать свою землю не «Безымянной», а «землей Рошт» – используя исковерканное молодым воином имя погибшей после поджога римского корабля девушки. Но потом о рассказе Таэха все забыли, и даже он сам напрочь забыл про эту девушку. В его воспоминаниях он бежал с гексеры один. Словно какая-то таинственная сила стерла из памяти римлян, парфян и жителей Безымянной земли, ныне Земли Рошт, все, что касалось дочери Амбеаршана.
Таэха избрали вождем. Он сразу же начал проводить с мужчинами племени военные упражнения, обучая их тем навыкам битвы, которые постиг, будучи наемником в южных землях. Результат не заставил себя ждать. Когда в очередной раз нагрянули за данью скифы, им было в ней отказано. Это означало, что спор теперь решится силой оружия.
Вскоре произошел бой. Несмотря на превосходство врага в оружии и умении, «роштиане» сумели дать жесткий отпор и обратили скифов в бегство. Еще совсем недавно о таком исходе никто не мог и помыслить.
На следующий год, как только сошел снег, были отправлены в дальние края гонцы. Но посланные возвратились ни с чем. Они не нашли земли йонтов и не встретили ни одного другого родственного племени, зато на своем пути они всюду встречали преграду – огромные леса, которые надо было обходить, чтобы не заблудиться в них и не стать пищей для зверей или таинственной лесной нечисти. До наступления холодов гонцы успели вернуться.
Для того, чтобы между племенами светловолосых потомков гиперборейцев, разбросанными на огромных пространствах, возникли и установились связи – торговые, семейные, союзные – понадобилось еще пять долгих столетий.
Автор публикации
