Когда Заладьева набросила пальто, собираясь покинуть свой кабинет, он потянула руку с сумочке и… тут же ее отдернула.
Почему? Этого она сама не могла понять. Но тот внутренний голос, который однажды уже спас ее две тысячи лет назад в Лабиринте, заставив остановиться, не доходя до бассейна, никогда не ошибался. А сейчас он точно так же кричал ей в ухо: «Опасность!»
Внутри сумочки находилось что-то смертельно опасное для нее. Оставить сумку на месте и уйти из здания Управления КГБ без нее – не получится. Там ведь лежал ее пропуск.
Валентина натянула перчатки, осторожно дотронулась до сумочки и сдвинула ее на несколько сантиметров.
Затем точно так же осторожно она ее открыла.
Ничего не произошло.
Осмелев, Заладьева перевернула сумку и высыпала ее содержимое на стол.
И тут же из сваленных вещичек выскочило  н е ч т о, которое начало быстро перемещаться по столу.
Это был паук.
И – вне всякого сомнения – ядовитый. Конечно, было бы замечательно его поймать, но такой возможности не предоставлялось. Не во что. Поэтому Валентина, схватив со стола папку, просто обрушила ее на опасное насекомое, превратив его в коричневое пятнышко на столе.
Разглядеть непрошеного смертельно опасного гостя она не успела. Может, это был каракурт, может – бразильский паук. В любом случае, это одна из тех насекомых тварей, которые способны единственным укусом отправить человека на тот свет.
Заладьева перевела дыхание.
Подложить в ее сумку паука было нетрудно. В течение этого дня она много раз покидала кабинет, причем – надолго. Зайти за это время мог кто угодно.
Гораздо сложнее ответить на второй вопрос: зачем? Круг посвященных в ее задание в Иране – секретные переговоры с генералом Баджари – был предельно узким и состоял лишь из высших руководителей Управления. Допустим, туда затесался агент врага. Но зачем ему так рисковать? Ведь она не того масштаба фигура, к тому же, решить вопрос с ней куда проще в Иране, то есть на «их» территории. Нет, версия отпадает.
Тогда остается другое. О предыдущей жизни «настоящей» Заладьевой она, «новая», ничего не знает. А если дым идет оттуда? И еще эта автокатастрофа по пути из аэропорта, едва не стоящая жизни «настоящей» и надолго превратившая ее в «овощ». Случайность? Вряд ли.
С кем-то у «настоящей» явно не сложились отношения. И этот кто-то работает здесь, на Лубянке, но наверняка не посвящен в тайну «искусственной реинкарнации» в лаборатории Шаркевича, поэтому считает ее той же самой. И сценарий жесткой ликвидации намерен доиграть до конца.
Но есть и другой вариант. Тайный враг как раз в курсе «искусственной реинкарнации» и очень опасается, как бы у «новой» не прорезались какие-то воспоминания своей предшественницы, которыми она может поделиться с тем, с кем не надо.
В любом случае, ситуация предельно опасная.
Валентина начала перебирать в памяти события этих дней и недель, первых в ее новой ипостаси.
Разумеется, ее последним воспоминанием из «той» жизни, две тысячи лет назад, было то, что предшествовало гибели. Успешный поджог римской гексеры, прыжок в море, лодка, корабль Варсега, его ненавистное лицо, камень из пращи, выбивший глаз, целящиеся лучники и почти сразу – разрывающая тело боль от множества стрел. И все оборвалось. Чтобы тут же смениться иной картиной.
Кушетка в лаборатории Шаркевича, какие-то незнакомые люди, подходящие и пристально ее разглядывающие. Стремительная загрузка в сознание информации о «Странном Мире», который за мгновение перестал восприниматься как «странный», а начал выглядеть привычным и естественным, как будто она жила в нем всегда. Таким же привычным, как тот, что был двадцать веков назад.
Затем произошел разговор с Ткачуком.
– Как самочувствие, Валентина Олеговна? Уже адаптировались к реалиям двадцатого столетия?
– Теперь меня уже так зовут? – поинтересовалась Заладьева. – В прошлый раз я вроде была Анастасией Романовной.
– Анастасия Вороницына сейчас плодотворно трудится на ниве народного образования. А вы находитесь в теле сотрудницы ПГУ, то есть – отдела нелегальной разведки КГБ СССР, Заладьевой Валентины Олеговны. К сожалению, она… насовсем утратила работоспособность из-за проблем с психикой после черепно-мозговой травмы. Шрам от этой травмы вы можете обнаружить у себя на голове, если раздвинете вашу чудесную прическу. Поэтому мы и пошли на такую замену.
Дав Валентине осмыслить сказанное, он продолжил:
– Наше предложение вам – взять на себя ранее порученную ей работу. Если вам это представляется сложным, мы восстанавливаем статус-кво и ищем другую кандидатуру, а ваш, так сказать, вечный покой более никто не потревожит.
– Если уже потревожили, то зачем сворачивать на половине пути? – сказала Заладьева.
– То есть, мы с вами пришли к согласию? Замечательно. Кстати, вам как женщине несомненно покажется приятным еще один сюрприз.
Ткачук протянул Валентине небольшое зеркальце, которое она осторожно взяла в руки и после мгновенного колебания туда заглянула.
На нее смотрела красивая девушка с аккуратными чертами лица, почти голубыми глазами и серебристо-пепельными волосами, эффектно ниспадающими на плечи.
Заладьева молча вернула ему зеркало.
– Впечатляет? – поинтересовался Ткачук. – Можете считать, что такую красотку мы нашли для вас по индивидуальному заказу.
– Еще одна версия сказки Андерсена, – задумчиво произнесла Валентина, которая почему-то теперь знала и то, кто такой Андерсен, и сюжет рассказа про гадкого утенка. – Вы меня прямо осыпали благодеяниями… Простите, не знаю, как к вам обращаться.
– Ткачук Игорь Борисович, начальник Первого главного управления, оно же – отдел нелегальной разведки.
– И чем же я могу быть вам полезной, Игорь Борисович?
– Вот это мы с вами обсудим позже во время отдельной беседы. Сегодня с вами поработает психолог – для окончательной адаптации. А завтра вас отвезут домой, и у вас будет день для отдыха и осмысления. К сожалению, ваш муж не сможет вас забрать, мы выяснили, что его сейчас нет в Москве. Командировка.
– У меня еще и муж есть? – удивилась Заладьева.
– Представьте себе. Детей у вас нет. Родители уже не живы, братьев и сестер не было. Кстати, с происхождением прежней владелицы вашего тела, паспорта и всего остального история очень мутная. Потом прочтете письмо, присланное неким Аркадием Солонцовым, и поразмыслите над ним на досуге. Сразу предупреждаю: настоящая Заладьева после черепно-мозговой травмы прекрасно понимала, что происходит в окружающем ее мире, но ничего не помнила о своей прежней жизни. Значит, от ее воспоминаний отрезаны и вы, так что не мучайтесь с бесполезными попытками что-либо выдернуть из ее памяти. У вас какие-нибудь вопросы есть?
– Пока нет, но будут.
– Вот и отлично. Послезавтра с утра побеседуем более подробно и начнем работать.
Ткачук ушел. Потом появился Шаркевич, задал пару вопросов о самочувствии, затем его сменил врач, который измерил давление и пульс.
Обед Валентине принесли прямо в лабораторию, после него началось довольно долгое общение с психологом, женщиной средних лет в очках с толстенными миопическими стеклами.
Когда женщина, собрав многочисленные записи, которые она делала по ходу беседы, а также результаты множества тестов, покинула лабораторию, один из сотрудников предложил Заладьевой перейти в «помещение для отдыха», снабженное всеми удобствами и даже заправленной постелью.
Там Валентину ждал новый сюрприз. На столе лежала книга «История римско-парфянских войн», которую она тут же схватила и принялась штудировать.
Первая глава была как раз посвящена экспедиции Красса, закончившейся его разгромом и гибелью в мессопотамской пустыне, куда завел римлян принц Абгар, перебежавший на сторону врага. Упоминания о парфянском после Варсеге, ставшем союзником Рима, не было.
«Впрочем, какая мне теперь разница, умер ли он своей смертью или был насажен на чье-то копье», – подумала Заладьева.
Утром двое молчаливых сотрудников привезли ее домой – в скромную «однушку» в спальном районе Москвы. Один открыл дверь ключами, которые после этого передал Валентине, другой занес в квартиру прихваченную из машины коробку.
– Это для чего? – спросила она.
– Продукты. Чтобы вам на магазины время не тратить. И газеты. Игорь Борисович просил обратить ваше внимание на необходимость очень подробно ознакомиться с международным положением.
– Благодарю, вы очень любезны.
Оставшись одна, Заладьева некоторое время осматривала квартиру, заглядывая повсюду, куда упадет глаз, а затем включила телевизор. Как это делается, она  з н а л а. И говорящая голова уже не вызвала у нее никаких эмоций.
В том, что касалось квартиры, одна странность бросилась ей в глаза. Отсутствовали какие-либо следы мужского присутствия. Тогда как Ткачук сообщил ранее, что она замужем. Пролистав паспорт, возвращенный ей в Управлении, Валентина обнаружила штамп о браке с Заладьевым Виталием Михайловичем.
Впрочем, она не стала ломать над этим голову, рассудив, что на все вопросы рано или поздно найдется ответ. Прочитала она и письмо Аркадия Солонцова – о подмене мальчиков в детприемнике в 1938-ом году, когда Вася Мельников, сын осужденного на десять лет священника Дмитрия Мельникова, покинул ДПР вместе со следователем Ерофеевым с документами на имя только что по воле Ерофеева погибшего Олега Белихина, сына арестованного и впоследствии расстрелянного Макара Белихина.
Зачем ей дали это письмо, вряд ли имеющее отношение к ее будущему заданию? Поразмыслив, Валентина пришла к выводу, что это нечто вроде теста на профпригодность. Будущее начальство хотело проверить ее способности разбираться в головоломках нового и ранее чуждого для нее двадцатого века.
А уже на следующий день, когда те же двое немногословных сотрудников привезли ее в здание на Лубянке, общение с Ткачуком началось довольно неожиданно.
Игорь Борисович протянул ей иранскую газету, где все тексты были, разумеется, на фарси, и предложил:
– Прочтите вслух любой абзац и переведите его на русский.
Валентина легко сделала все, что он просил. Потом то же самое было совершено с британской и итальянской газетами.
– Отлично, все навыки и знания прежней Заладьевой перешли к вам, – резюмировал глава нелегальной разведки.
Затем состоялось ее знакомство с первым заместителем председателя КГБ Вершковым и начальником отдела внутренней безопасности Мартемьяновым, после чего дежурный офицер привел ее в большущий кабинет и вручил ключ от двери.
– Теперь это временно будет вашим рабочим помещением, так что располагайтесь. Через полчаса Игорь Борисович снова ждет вас у себя.
Хотя возглавляемое Ткачуком Первое главное управление (ПГУ), бывшее, по сути, отделом нелегальной разведки, располагалось в недавно построенном здании в Ясенево, в связи с особо важностью будущей миссии Заладьевой, Валентине пока предстояло работать в головном здании на Лубянке. Ей даже выделили этот кабинет.
Когда-то он принадлежал главе СМЕРШа генералу Павлу Судоплатову. После его ареста в 1953-м году кабинет занял его бывший заместитель Загвоздкин. Но уже в следующем году, когда Загвоздкин открыто выступил против передачи Крыма из состава РСФСР в состав Украинской ССР, арестовали и его, предъявив наскоро придуманное обвинение в превышении служебных полномочий и злоупотреблении властью на территории западной Украины в 1944-1946 годах – то есть, во время борьбы против бандеровцев. И Судоплатова, и Загвоздкина арестовывал один и тот же следователь – Ерофеев. Немало отличившийся своим рвением в 1938-ом, он через пятнадцать лет, сразу после ареста Берии, умудрился очень своевременно наладить контакт со следующим руководством госбезопасности, как это он уже когда-то сделал раньше – после опалы Ежова.
После Загвоздкина кабинет, имеющий немалые размеры, в течение нескольких десятков лет использовался для совещаний сотрудников одного из отделов. Но недавно в нем был произведен ремонт, поэтому в помещении еще пахло краской, и сотрудники пока не желали в нем совещаться, опасаясь стремительно входящей в моду аллергии. Заладьева же к запахам и аллергии была безразличной, поэтому ее временно здесь и поселили.
Заодно пусть оценит, какое доверие оказано ей, человеку из чужой эпохи, раз выделяют огромный личный кабинет, да еще с такой выдающейся предысторией.
Пока Валентина осваивалась в своей резиденции, Ткачук, Вершков и Мартемьянов обменялись мнениями на ее счет:
– Сильно, по-вашему, видны изменения? – поинтересовался Игорь Борисович.
– День и ночь! – сказал Мартемьянов. – В той же физической оболочке совсем не похожая личность. От настоящей Заладьевой она переняла только ироничный стиль разговора, который в Древнем мире вряд ли был в ходу.
– И в какую сторону эти изменения? В лучшую или наоборот?
– Пока непонятно, – буркнул Вершков. Он все еще не мог свыкнуться с мыслью, что эксперимент нелюбимого им Шаркевича, который он воспринимал со стопроцентным скепсисом, вдруг оказался успешным.
А потом для Заладьевой начались непростые дни подготовки. В ускоренном порядке она должна была стать способной действовать в шахском Иране, враждебной стране, в качестве главного советского резидента. Правда, слабенькое дипломатическое прикрытие все же имелось – паспорт сотрудницы югославского МИДа Евы Иллиясович, но именно что слабенькое. Югославия о ней, разумеется, ничего не знает и категорически знать не должна, иначе – серьезный дипломатический скандал между двумя соцстранами. К тому же, вывести ее на чистую воду легко: сербский язык она не знает, а учить его уже нет времени.
– У вашей предшественницы был псевдоним «Ртуть», – вдруг вспомнил Ткачук. – Вы сохраните его или возьмете новый?
– Я возьму свой старый, из Древнего мира – «Эфа».
В качестве интеллектуальной «разминки» Валентине предложили в сопровождении двоих сотрудников МВД навестить бывшего следователя НКВД Ерофеева для приватной беседы. Результат оказался неожиданным: его странная смерть сразу после прочтения письма Аркадия Солонцова. Но книжка, которую Заладьева прихватила из его квартиры, наводила на серьезные размышления.
Книга эта была на английском языке, автор – Юджин Элспи, название – «Практики вуду». И посвящена теме оживления мертвецов. Прочитала ее Валентина легко, с владением английским языком, как и фарси, у нее было все в порядке – благодаря предшественнице.
На полном серьезе автор книги утверждал, что жрецы вуду действительно обладали и обладают сейчас феноменальными способностями. Человеку, еще не перешедшему грань между клинической смертью и биологической, «подсаживали» дух того, кто уже давно умер по-настоящему. Затем его выводили из состояния клинической смерти, что теперь и официально стало доступно  при сегодняшнем уровне медицины, но возвращали в статусе уже новой, иной личности. И вел он уже себя так, как тот, чей дух ему «подсадили». Правда,  з о м б и, как их называли, долго после этого не жили. Но в течение короткого периода своего существования, зомби был полностью подвластен жрецу и безропотно выполнял все его команды. Книга была обильно снабжена иллюстрациями.
Прочитанное взволновало Валентину невероятно. Во-первых, что-то очень похожее произошло с ней самой. Скорее всего, настоящую Заладьеву так же довели до состояния клинической смерти, а вывели из нее уже новую, девушку из Древнего мира. Только вот, воспринимать себя в качестве зомби у нее не получалось. Об ее «подвластности» какому-либо жрецу вуду и говорить не приходится. Допустим, это Шаркевич, но на него она вообще плевать хотела, он со своей лабораторией здесь, в Управлении, вообще сбоку припека.
А вот Ерофеев под определение «зомби» вполне подходит. Именно из-за своей смерти, которая выглядела так, словно его «выключили» – подобно обесточиванию робота из фантастических книг и фильмов.
Но теперь это все стало не столь актуальным из-за инцидента с ядовитым пауком. Что же делать дальше?
Поразмыслив, Заладьева решила никому из начальства ничего о пауке не сообщать. Интуиция подсказывала ей, что лучше сделать именно так.
По дороге домой никаких происшествий не случилось. Никто ей в затылок не стрелял и в парадной с ножом не набрасывался.
До ее отлета в Иран оставалось два дня. И то, что тайный враг неизбежно сделает следующий ход – понятно. Вопрос лишь в том, когда и где это произойдет.

На следующее утро Заладьева отправилась на киностудию «Мосфильм», где ей предстоял еще один этап подготовки к заданию. Необходимо было пройти экспресс-обучение у Льва Францевича Зотина, считающегося лучшим гримером за всю историю советского кино. Валентина должна была научиться сама наносить себе грим, чтобы, сделав это в непредвиденной экстремальной ситуации, не сильно выделяться среди иранских женщин своей европейской внешностью, если не будет возможности закрыть лицо никкабом.
Пропуск на ее фамилию был выписан заранее. Немного пробуждав по коридорам «Мосфильма», Заладьева нашла нужную ей гримерную и постучала.
Как она и ожидала, Зотин оказался человеком весьма пожилым. И при этом – очень разговорчивым. Пригласив гостью присесть, он перестал жаловаться на суставы лишь тогда, когда Валентина положила перед ним несколько листков с напечатанным текстом.
– Лев Францевич, пожалуйста, распишитесь вот здесь и здесь.
– А что это?
– Во-первых, срочный трудовой договор. Всякий труд должен быть достойно оплачен, тем более – обучение такой бестолочи, как я. Второе – подписка о неразглашении информации.
– Ну да, ну да. Вы же из милиции. Хотя в первый раз встречаюсь с тем, что сотрудница уголовного розыска хочет научиться выглядеть так иранка.
Зотину позвонили заранее и предложили помочь родной милиции, в качестве представительницы которой Заладьева к нему и пришла.
– Речь идет о следственном эксперименте, – пояснила Валентина. – Расследуется дело о контрабанде и незаконных валютных операциях в особо крупных размерах.
– А-а, тогда понятно. Ваша служба и опасна, и трудна. Кстати, как вы представляете себе иранку, раз хотите на нее походить?
Валентина достала иллюстрированный иранский журнал и положила его перед Зотиным.
Внимательно приглядевшись к фотографиям, он рассмеялся:
– Да уж, задача не из легких. Черты лица, разрез и посадку глаз, форму носа и губ изменить вы не сможете при всем желании, разве что сделаете пластическую операцию. Что у нас остается в арсенале? Ну, насчет покраски волос не мне вас учить, вы женщина, а не я, тем более, что знаменитая «басма» как раз родом из Ирана. С цветом глаз вопрос также решаемый, я подберу вам темно-коричневые контактные линзы с нулевым преломлением. Осталось самое главное – смуглый цвет кожи лица и рук. Крем я предложу вам самый подходящий, только надо научиться наносить его правильно. Вот сейчас для пробы я вам даю самый обычный увлажняющий крем, садитесь перед зеркалом и покажите, как вы стали бы его наносить.
Оказавшись в кресле для гримирования, Заладьева взяла у него тюбик, выдавила на палец немного белого крема и начала размазывать его по лицу.
– Ужас! – воскликнул Лев Францевич. – Если бы это был тот, что нужен для смуглого цвета кожи, вы бы сейчас смотрелись подобно индейцу в полной боевой раскраске или жителю тропиков, пораженному какой-нибудь местной экзотической болезнью. Показываю, как нужно правильно наносить себе грим. Раз, два, три. Поняли?
– Кажется, поняла.
– Тогда потренируйтесь, пока с обычным кремом. Я вас пока минут на пятнадцать оставлю, схожу во вторую гримерную, она на другом этаже. Там у меня пробная работа с тремя актрисами. Готовимся к съемкам нового фильма, будет в нем даже песня про Москву, такая, что заслушаться можно. По фильму у меня задача, чуточку схожая с вашей.
– Они тоже должны выглядеть как иранки? – удивилась Валентина.
– Нет, это будет мелодрама из двух серий. В первой трем героиням, живущим в общежитии и определяющимся со своим будущим, около двадцати лет, во второй – они уже сложившиеся личности, и им уже под сорок. Настоящий возраст актрис где-то в этом промежутке. Соответственно, для первой и второй серии у меня задачи прямо противоположные.
– А в чем идея фильма?
– Вы считаете, что у каждого фильма должна быть идея? Впрочем… Здесь ее можно найти. То, что свою личную жизнь можно устроить в любом возрасте.
«Насчет личной жизни судить не берусь, а вот свою личную смерть точно можно устроить в любом возрасте, точнее, тебе ее устроят. Проверено!» – усмехнулась про себя Валентина.
– Вас поняла, Лев Францевич. И хочу сказать, что вы великолепный профессионал.
– Спасибо! – с удовольствием принял похвалу гример. – Ну, не столь уж замечательный, но когда нужно – то и в Питер на «Ленфильм» приглашают.
– А вы не встречали там человека по имени Степан? – поинтересовалась Валентина.
– Степа Громенков? Конечно, знаю его прекрасно. Он еще женился год назад, говорят, у него жена – чистое золото.
– А ее не Настей зовут? – с улыбкой спросила Заладьева.
– Ну да! А вы что, их обоих хорошо знаете?
– Просто пересекались как-то раз…
Зотин ушел.
Валентина выдавила на палец немного крема и принялась наносить его так, как ей показал гример. При этом она ни на секунду не прекращала размышлять, тщательно анализируя все странности последних событий.
Взять то же пророчество последнего атланта. Помимо обещания человечеству неизбежного Судного дня в виде ядерной войны, который по времени уже подоспел совсем близко, там был еще ребус насчет двух посланий от девушки, рожденной в Гафуте в ночь на Праздник винограда 211-го года Змеи по иранскому летоисчислению. Именно в эту ночь в Гафуте дочь Амбеаршана из рода Файзака появилась на свет. И паспортная дата рождения настоящей Заладьевой, в чьей оболочке она сейчас пребывала, тоже соответствовала старой дате Праздника винограда (у древних персов и парфян), ведь иранский шестнадцатый день месяца шахривара – это европейский седьмой день сентября. У них двоих отличался лишь год рождения, на целых две тысячи лет, но ведь 1953-й – тоже «змеиный»! Что же получается? Она подпадает под это пророчество дважды!
Но с этими «двумя посланиями» – полная непонятка. И что это значит – «прочтут пятеро в день, когда на землю прольется огненный дождь»? Огненный дождь – это обмен ядерными ударами, тут все ясно. Но когда такое закрутится, кому будет дело до того, чтобы читать чьи-то послания?! Бред.
Вдруг Валентина подумала: а не является ли это пророчество тоже посланием, только в ее собственный адрес и предложением разгадать этот ребус? Тогда задача перед ней поставлена явно невыполнимая. Но, предположим, она совершит невозможное и разгадает? Тогда – что?
Внезапно погас свет. Гримерная мгновенно погрузилась в полную темноту, потому что окон это помещение не имело. Видимо, эти работы предполагались только при искусственном освещении.
«Бывает же такое даже на киностудии», – подумала Заладьева.
И тут же услышала шаги. Кто-то быстро подходил по коридору к двери гримерной. И это была не шаркающая походка старичка Зотина. А легкая, но уверенная и пружинистая поступь крепкого спортивного мужчины.
Когда Валентина услышала звук открываемой снаружи двери, она вдруг с ужасающей ясностью поняла, что свет в этой части здания погас не случайно, а тот, кто открыл сейчас дверь, пришел за ее жизнью.
И броситься на пол она уже не успевает, потому что сейчас, в это мгновение, она будет убита.