У меня украли детство…. Кто-то невидимой рукой взял и перечеркнул всё размашистым росчерком пера. Кто-то злой и жестокий в военной форме, с нашивками в виде креста. Страшного, чёрного… От этого всего веет смрадом, гарью, копотью и дымом. Пустые глазницы разбитых окон от бомбёжек некогда красивого и зелёного города. Просторы шумных площадей, детские карусели в парке отдыха, мама спешащая с работы, уставший после ночной смены отец, старший брат, который мечтал после школы поступить в институт… Всё бесследно ушло куда-то. Пропало в одночасье. Бабушка очень любила собирать всех на вечерний чай и обязательно пекла пироги. Я бежала на эти пироги, забыв про дворовых приятелей и шумные игры. А какие они ленинградские дворы? Здесь столько тайн, столько интересных занятий. Мы любили строить шалаши, играли в»дом», катались на качелях, подсматривали, как тётя Фаина выбивает ковёр, а дед Иван раскуривает папиросу. Тётя Фаина слушает последние новости, дед Иван кряхтит. Он хочет быть понятым и услышанным.
-Надюша,ты руки помыла? Куда лезешь без очереди!
-Я помыла, бабушка, Честное слово!
-Знаю я тебя! А ну, давай к столу!
Мирно тикают часы в углу комнаты, на столе свежая скатерть. папа читает газету. Глаза бабули светятся какой-то особой теплотой и заботой. Морщинки возле рта. Она улыбается, понимая, что я лукавлю. Пироги дороже всего на свете. Как сейчас хочется поднести такой пирог ко рту, почувствовать вкус свежего хлеба, понюхать запах теста… Обнять бабулю…. Где теперь это всё?
Я смутно помню эти дни в сиротском доме. Ладошки на холодном окне, надежда, слёзы. Нас там было много таких, маленьких и постарше. В нашем детском доме состав подобрался смешанный. Тут тебе и совсем малыши и ребята постарше. Были местные и из соседних областей. Они ещё до блокады бежали в Ленинград, чтобы укрыться от бомбёжек и карательных батальонов, спастись. Выживали единицы. Мы были-дети, но всё понимали. Мы должны были принять реалии новой жизни.
Светка Чижикова любила рассказывать страшные истории. Не знаю, как другие дети, но я любила слушать.
Жили=были четыре чёрных пса; Гитлер, Геринг, Гесс и Гимлер. И захотели они всю нашу планету поработить, чтобы мы у них в услужении были, на грязной работе. А всех несогласных псы в печку кидали, не разбираясь. Поляков, евреев, русских, белорусов. Но поднялись силы светлые с этими псами бороться. Головы им отрубить.
Я верила, что всё в этой истории хорошо закончится. Я всегда надеялась на лучшее. Даже тогда, когда шестилетний Ванька сбежал из сиротского дома с товарищем. Мы думали это брат его, оказалось, что они просто в одном дворе жили. Зимой сугробы по пояс, чистить некому,да и маскировка какая-никакая. Мальчишкам радость,сугробы мерять одно удовольствие. Да и на новом месте осмотреться интересно. Ванька росточка небольшого, так ему сугробы почти до головы достают. Товарищ до окопов побежал, а там люди мёртвые.Десятки тел:мужчины, женщины, старики, дети. От голода умерли, не от вражеских пуль. Я тоже пошла смотреть,Вовка потащил.
-Смотри,Таня. Их что, фрицы убили?
-Нет, война. Она не щадит никого.
-И мы так тоже будем?
Глаза мальчонки наливаются ужасом.
-Нет. Нас увезут отсюда.
Я смотрю на происходящее вокруг спокойно. Чему быть, того не миновать. Просто уже привыкла. В детдоме говорят о том, что я взрослая не по годам. Со стороны наверное виднее.
Даже в такие минуты я верила. Я водила пальцем по стене, описывая причудливые узоры и ждала волшебный фургон, который увезёт нас в далёкие края. Там будут зелёные луга и много вкусной еды, которую не нужно будет делить на меленькие порции. Хотя нянечка Галина Ивановна говорила нам о том, что сразу голодным есть много нельзя, животы разболятся и умереть можно. По крупинкам и маленькими порциями есть нужно. Галина Ивановна любила нам сказки рассказывать. Мы слушали, но быстро забывали. Я пытаюсь вспомнить хоть что-то, но всегда засыпаю. Снов нет, просто закрываешь глаза и потом сразу наступает утро. Когда-нибудь это закончится. Бабушка мне всегда говорила, что всё плохое рано или поздно заканчивается. Но наверное не для того, у кого украли детство.
Выживали единицы. Хорошо помню как выглядели продуктовые карточки, их выдавали по ленинградской прописке и потери считали по прописке. А потерь было немало. Сначала это сильно пугало, потом стало обыденностью. Я смотрела на происходящее глазами, полными ужаса и не понимала, что происходит. Мне двенадцать, вокруг война и смерть. Очень много смертей. Умирать в осаждённом городе… Суровая необходимость для всех, даже для детей. В эти моменты мне становилось особенно жутко, ведь всего то двенадцать. Но в детском мозгу теплилась мысль, что увезут, увезут нас отсюда….
Великолепные строки.