Роман из двух книг “Гранд-пасьянс в кабинете Андропова” полностью опубликован здесь – https://www.next-portal.ru/users/grand-passianse/ , либо https://www.litprichal.ru/users/gp436/ Чтение и скачивание бесплатно.
Политический роман с фантастикой и исторической прозой.
Пророчества последнего жителя затонувшей 12 тысяч лет назад Атлантиды и слепой провидицы Златы из Югославии свелись к одному: в 1979-ом году человечество ждет Третья мировая война и полное уничтожение. Это не останавливает группу американских “ястребов” во главе с Бжезинским, намеренных сорвать “разрядку” и вернуться к “холодной войне”: они готовят безумную выходку у берегов Крыма, не осознавая, что спровоцируют ядерный кризис.
Советская разведчица Валентина Заладьева (девушка из Древнего мира, погибшая в борьбе против Рима, но получившая “дубль-два” в теле жительницы XX века) решается на отчаянную попытку ценой собственной жизни сорвать гибельную для всего мира американскую провокацию, хотя понимает, что шансы на успех близки к нулю.
Глава 23. Комната пыток в Мамертинской тюрьме
В постройке темниц древние народы были большими умельцами. В последующие времена – Средневековье и после него – все самые мрачные узилища, такие, как Бастилия, Шатле, тюрьма во Дворце дожей в Венеции, подземелья испанской инквизиции, были лишь копиями своих предшественниц из Античной эпохи.
Мамертинская тюрьма в Риме располагалась чуть севернее Форума и Капитолия. Ее наружные стены были выполнены травестином, а внутренние – туфом, в изобилии добывавшемся в каменоломнях. Узилище имело два уровня: верхний, занятый тюремной охраной, и нижний, где и содержались узники. Сообщались оба уровня посредством нескольких широких люков, от которых спускались винтовые лестницы.
Темницы нижнего уровня представляли собой узкие помещения с низкими потолками, сырые и зловонные, куда не мог проникать дневной свет. Когда требовалось привести нового узника или увести старого (как правило – на казнь), либо забрать труп, стража пользовалась факелами, которые вставлялись в специальные кольца на стене.
Поначалу в Мамертинской тюрьме содержались военнопленные, дожидавшиеся там дня римского триумфа и казнимые сразу после торжественного шествия. Это было своеобразным римским аналогом карфагенских человеческих жертвоприношений Молоху.
Но все изменилось после восстания Спартака. Красс, который помимо иных должностей, являлся и претором, то есть ответственным и за пресечение любых попыток мятежей рабов, распорядился, чтобы в тюрьму доставлялись рабы, подозреваемые в подстрекательстве к мятежу или массовым побегам. Специально для них на верхнем уровне была оборудована комната пыток, где различными способами их заставляли признаться в своих намерениях и выдать сообщников.
Впрочем, помимо помещений для тюремной стражи и комнаты пыток, на верхнем уровне располагалось и несколько темниц, довольно чистых, с более-менее высоким потолком, под которым были даже прорублены небольшие оконца. Через эти окна, забранные решетками, до которых невозможно было допрыгнуть снизу, в темницы проникал в небольшом количестве дневной свет. В одной из таких темниц содержался когда-то Аристоник, вождь одного из антиримских восстаний в Элладе, там же он был удавлен.
Именно в этом помещении оказалась и Реште.
Ее руки и ноги не были ни связаны, ни скованы цепями, потому что в этом не было необходимости. Талию парфянки опоясывал железный обруч, к которому был прикован один конец тяжелой цепи. Другой конец был вдет в железное кольцо на стене. Таким образом, узница имела даже некоторую свободу передвижения, но исключительно внутри темницы.
Устав стоять и присев на пол, Реште перебирала в памяти события этого рокового для нее дня. В условленное время она пришла в дом, который занимал парфянский посол Варсег, имея при себе письмо для военачальника Сурены Михрана. Встретивший ее в атриуме посол внезапно хлопнул ладонями, и тут же откуда-то появились воины римской стражи, которые сначала набросили на нее сеть, в которой Реште тут же запуталась, а затем связали ее по рукам и ногам. Все это время Варсег стоял рядом и наблюдал. Парфянка даже запомнила его холодный взгляд, который не давал повода усомниться в том, что посол перешел на сторону Рима и стал служить Крассу.
Письмо у нее, разумеется, отобрали.
Воспоминания узницы были прерваны лязгом засова, открываемого с наружной стороны двери.
Вошедших воинов римской стражи было четверо. Один из них подошел к кольцу на стене и ключом отомкнул от него конец цепи, которая прикреплялась к железному обручу, которым была скована парфянка, после чего с нее сняли и его.
– Иди с нами, – сказал старший из воинов.
– А если не пойду? – с вызовом спросила Реште.
– Тогда нам придется подгонять тебя плетьми или раскаленным прутом.
Выругавшись, парфянка поднялась на ноги и сделала несколько шагов к выходу из своей темницы.
Ее провели по узкому коридору, освещая путь факелами, затем довольно грубо втолкнули в большое помещение, где уже были люди.
Первым, что бросилось в глаза парфянке, был огромный чан, размером с небольшой бассейн, установленный на ножках над обширной жаровней, в которой вовсю полыхали дрова. Над чаном поднимался пар, и это говорило о том, что емкость заполнена кипятком. Над ним нависало сооружение, представлявшее собой высокий, в три человеческих роста, треножник на колесах. Впрочем, у него было и четвертое колесо, закрепленное на оси у самой вершины треножника. Через колесо был перекинут длинный канат.
Реште сразу поняла, что ее привели в комнату пыток.
В другом углу комнаты сидели римляне, явно относящиеся к вертикали власти в державе. Скорее всего, двое из них были эдилами, а один – судейским чиновником.
Но особо рассматривать их парфянке не дали. На нее внезапно накинули сзади сеть, видимо, ту же самую, что и в доме Варсега, и начали тщательно опутывать ее тело этой сетью. Реште пыталась бешено сопротивляться, но это оказалось делом безуспешным. Вскоре она оказалась запеленутой в сеть, как муха в паутине.
За это время римляне успели подкатить треножник. Один из тюремных стражников привязал к сети конец перекинутого через колесо каната, а двое тут же начали тянуть канат на себя с противоположного конца. Реште почувствовала, как ее ноги оторвались от земли и она, завернутая в сеть, стала подниматься все выше и выше. Треножник вновь откатили на прежнее место и теперь поднимали узницу к его вершине – теперь прямо над чаном с кипятком.
Затем ее перестали поднимать, и ситуация мгновенно изменилась на противоположную. Теперь ее медленно опускали вниз. Пар неприятно обжигал ее тело все сильнее, но худшее было впереди. Парфянку собирались окунуть в бурлящий кипяток, который медленно приближался снизу.
Но испытывать уготованные ей мучения Реште не собиралась. В свое время наставник Калишатха помог ей освоить способность владения собственным сердцем. Она могла волевым усилием остановить его, что и собиралась сделать сейчас, предоставив римлянам окунать в кипяток уже мертвое тело.
Когда жжение от пара стало уже совсем нестерпимым, а до поверхности кипящей воды оставалось всего ничего, а парфянка уже начала вводить свое сердце в иной ритм, приближающий остановку, движение механизма вдруг прекратилось.
Затем узницу начали быстро поднимать вверх. К счастью, Реште еще не успела остановить сердце полностью, и теперь, когда чан с кипятком стал стремительно уходить вниз, она начала быстро восстанавливать прежний ритм работы главного кровеносного органа.
Треножник откатили от чана, после чего парфянку спустили вниз, освободили из сети и… подтолкнули к выходу вслед за стражником.
Получалось, что пытать ее пока не собирались, а все произошедшее было лишь актом устрашения, призванным показать ей, что ее может ждать.
Парфянку привели обратно в ее темницу, и там стражник снова надел на нее тяжелый обруч и прикрепил свободный конец цепи к кольцу на стене. Реште в изнеможении опустилась на пол. Понемногу она пришла в себя и возобновила свои размышления о ситуации, в которой она оказалась. Парфянка еще не могла знать, что она уже приговорена к смерти, а завтра во время игр римской публике обещано показать, как на арене цирка гигантский питон съедает еще живого человека, обвившись вокруг него, сломав ему кости и лишив возможности даже пошевелиться.
Но вскоре засов с наружной стороны двери лязгнул вновь, и дверь со скрипом отворилась.
Двое стражников, войдя в темницу, внимательно осмотрели помещение, после чего один из них вставил горящий факел в кольцо на стене. А потом зашли еще двое: мужчина и женщина.
Это были Красс и Клеопатра.
Тюремщики быстро покинули темницу, в которой теперь остались только Реште, прикованная цепью к стене, и двое неожиданных визитеров.
Некоторое время вошедшие молчали и лишь внимательно разглядывали парфянку, но вскоре Клеопатра это молчание нарушила:
– Я забрала твою змею. Тебе надо было тогда отдать ее сразу. А теперь в цирке она тебе уже не поможет, как тогда галлу.
– Надеюсь, она принесет тебе счастье, – холодно ответила Реште. – Ты пришла для того, чтобы мне это сообщить?
– Нет, я пришла посмотреть, что чувствует та, которую завтра на арене растерзают звери.
– Ты не насмотрелась на тех, кого твоя секта приносит в жертву Себеку возле бассейна в Лабиринте?
– Если бы ты не совала свой огромный нос во все щели, твоя жизнь не оказалась бы короче него, – с неудовольствием проговорила Клеопатра.
– Не нам судить о длине жизни, – отпарировала Реште. – Совсем недавно я побывала в Странном Мире, где головы умерших царей, помещенные в прозрачный с одной стороны короб, способны разговаривать, словно живые.
– Такого не может быть, – уверенно заявила принцесса. – Но если даже и есть, то какое имеет отношение к твоей судьбе?
– Когда парфянская армия придет в Египет, я отрежу тебе голову и помещу в такой короб, чтобы посмотреть, сможет ли она говорить.
– Подумай лучше о своей голове! – крикнула наследница египетского престола. – Ты еще не умерла, а ее уже изнутри точат черви!
Подбежав к двери, она ударила по ней кулачком. Тут же тюремщик, стоящий за дверью, распахнул ее, и принцесса быстро вышла из темницы.
Реште осталась наедине с Крассом.
Некоторое время проконсул, видимо, обдумывал то, что собирался сказать, а затем обратился к пленнице:
– Эфа! Я ведь правильно назвал твое вымышленное имя, которое вы придумали для тебя с твоим наставником-индусом и на которое ты предпочитаешь откликаться? Об этом мне рассказал Варсег. Признаться, я впервые встречаю женщину, которой нравится именоваться змеиной кличкой.
– Почему же ты не опасаешься за свою жизнь, Красс, рискнув остаться наедине со змеей, у которой жало еще не вырвано? – насмешливо спросила Реште.
– Оно вырвано, – сказал Красс. – Хотя бы потому, что помощи тебе ждать неоткуда. Луций Анний принял яд, Катон заперся в своем доме, а изрядно поглупевший с возрастом Цицерон, судя по слухам, бежал из Рима. Так что, надеяться на своих друзей из сената ты не можешь.
– Они мне не друзья, – безразличным голосом ответила парфянка. Меньше всего на свете ее заботила судьба Цицерона.
– Но они почему-то очень спешат отправить тебя в царство мертвых, – усмехнулся Красс. – Сенат постановил казнить тебя как можно скорее, а именно – завтра, на играх в цирке. И одновременно сенаторы запретили подвергать тебя пыткам. Благородные квириты ссылаются на то, что под пытками ты можешь оговорить уважаемых римских граждан и этим посеять раздор в обществе. Под уважаемыми гражданами государственные мужи, конечно, имеют в виду себя.
– Но ведь ты, Красс, видимо, нашел, как обойти это постановление, раз меня только что собирались варить в кипятке?
– Вот здесь ты ошибаешься, Эфа. Некоторые философы утверждают, что мучения телесные не столь тяжело переносятся человеком, как ожидание неминуемой казни. Ведь первые имеют свой предел, после которого человек на время впадает в небытие, а вторые лишь усиливаются с каждым часом и минутой, поскольку он знает, что отведенное ему для жизни время неумолимо сокращается.
– Я вижу, что ты, подобно Клеопатре, старательно приумножаешь свои познания в столь тонких науках, – с сарказмом сказала Реште.
– Нет, я всего лишь собираюсь сказать тебе, что не следует ждать помощи и от царя Харрута, которому ты служишь, – нанес Красс свой главный удар. – Варсег выдал тебя по его приказу. Через него Харрут прислал обещание стать союзником и вассалом Рима, признав его главенство над собой, и пропустить мое войско далее на восток, обеспечив его провиантом и фуражом и усилив людьми. В знак искренности своих намерений царь Парфии решил тебя выдать. И ты по-прежнему готова умереть за царя, который от тебя отвернулся?
Марк Лициний ожидал, что парфянка будет потрясена его сообщением. Но она лишь молча пожала плечами.
– Но твоя судьба может сложиться иначе, и завтра на играх растерзан зверями будет кто-то другой, если мы с тобой сейчас сумеем договориться, – подошел Красс к главной цели своего визита.
– Договориться можно всегда, – кивнула Реште. – Только вот жизнь устроена так, что в дальнейшем договор может соблюдаться лишь тогда, когда обе стороны равны по силе. Если же этого нет, то более сильная сторона после того, как извлечет выгоду для себя, в дальнейшем неизбежно поддастся соблазну этот договор нарушить.
«Проклятье богов, как она умна, – с раздражением подумал проконсул. – Но все равно надо попробовать сыграть на ее страхе перед смертью на играх. А страх этот у нее должен быть – она же живой человек со всеми присущими ему слабостями».
– Эфа, я предлагаю тебе следующее, – сказал он вслух. – Если в ближайшие часы ты в присутствии консулов, народных трибунов и эдилов назовешь имена своих сообщников из числа римских граждан – а эти имена я скажу тебе заранее – то завтра ты не встретишься с хищниками на арене цирка.
– Ты хочешь сказать, проконсул, что меня сразу освободят? – с насмешкой спросила Реште.
– Нет, приговор сената отменен быть не может. Тебя вернут в темницу, а ночью мои воины выведут тебя отсюда. Стража Эсквилинских ворот будет предупреждена и выпустит тебя из города.
Возможно, у кого-то другого такое обещание вызвало бы желание пойти на условие Красса, но вот только парфянка на эту уловку попадаться не собиралась.
Реште прекрасно знала, что те, кто не умер в Мамертинской тюрьме, выходят оттуда только для того, чтобы быть убитыми в другом месте. Мятежных или беглых рабов, а также заговорщиков, которые под пытками называли своих сообщников, все равно потом казнили. А про нее и говорить нечего. Ее удавят в темнице сразу же после того, как она оговорит сенаторов, а консулы, трибуны и эдилы уйдут. Знающих тайны внутренней политики Рима в живых не оставляют. Зачем Крассу целая и невредимая парфянка, которая будет знать о том, как проконсул провернул комбинацию по устранению своих врагов из сената путем ложного оговора?
И зачем она живая царю Харруту, новому союзнику Рима, после того, как выдав ее, он этим поступком пополнил число своих врагов еще на одного? То же самое относится к Варсегу.
Поэтому Реште спокойно сказала:
– Я думаю, благородный Красс, именно такого соглашения ты хотел достичь и с Луцием Аннием, после чего он принял яд, потому что даже при своем небольшом уме понимал, что при любом течении событий для него нет такого исхода, при котором он останется среди живых.
– Значит, ты отказываешься? – с недовольством произнес Красс.
– Ничем не могу помочь тебе, проконсул. После смерти Анния живых сообщников в Риме у меня не осталось.
Раздосадованный ее ответом Марк Лициний понял этот отказ по-своему. Он решил, что парфянка не поверила в предательство царя Харрута по отношению к ней. Подойдя к двери, Красс ударил по ней кулаком и что-то негромко сказал вбежавшему стражнику.
Каково же было удивление узницы, когда через пару минут в темницу вошел… Варсег!
– Посмотри на эту упрямицу, посол, – обратился к нему Красс. – Она согласна завтра стать пищей для зверей, но отказывается верить, что царь Харрут отныне в союзе с Римом.
– Эфа, – сказал Варсег. – Я понимаю, что ты по-прежнему живешь вчерашним днем, но найди в себе способность увидеть день сегодняшний таким, какой он есть. Тогда ты будешь способна и заглянуть в грядущее, которое будет ознаменовано торжеством Рима и его властью над всеми народами мира. Ни одна сила не сможет остановить движение римских легионов на восток, при поддержке царя Харрута они мирно пройдут через Парфию и легко сокрушат Греко-Индийское царство, ослабленное междоусобицами между брахманской знатью и потомками македонских завоевателей. Дальше их путь пройдет через слабые и разрозненные индийские княжества и завершится, когда римское войско выйдет к границам далекого Китая. Для народов, которые станут подвластны Римской державе, это будет концом варварства и междоусобиц, везде будут утверждены единые римские законы и учреждены римские суды. Вот чего добивается благородный квирит Красс, и в этом царь Харрут готов стать ему помощником, как и я. А чего добиваешься ты, оставшаяся одна против всех?
– Твоя речь, Варсег, вполне может быть благосклонно выслушана мелкими индийскими князьями, если, конечно, она будет подкреплена тяжелым мечом в одной руке и столь же тяжелым мешком золота в другой, – ответила на это Реште. – Я же, хоть и совсем молода годами и не обременена мудростью, которую дает опыт, но все равно понимаю, какое «благоденствие» ожидает народы в таком завтрашнем дне, какой видится тебе и Крассу.
Парфянка на мгновение замолчала и тут же продолжила:
– Народы изнемогают под гнетом своих правителей и знати, а вы хотите добавить к нему еще и римский гнет. А как иначе назвать необходимость кормить римское войско, пополнять его своими кормильцами семей, отправляя их на новые и новые войны, а еще множить своими гражданами толпы рабов на строительстве крепостей и в каменоломнях, потому что Рим устроен так, что не может существовать без рабов? И чем могущественнее и многочисленней будет римский флот, тем больше рабов-гребцов будет он перемалывать в своих жерновах. А когда доблестные римские легионы пройдут сквозь слабую Индию и упрутся в границы загадочного Китая, не станет ли противоборство двух сильнейших держав грозной бедой для остальных народов мира? Ведь как еще назвать схватку двух равных по мощи силачей, обливающихся потом, но не могущих сдвинуть друг друга с места? Тогда как остальной мир будет вынужден подпитывать своими силами и кровью эти бесполезные потуги. И если такое противоборство затянется на столетия, не захиреет ли от изнеможения весь человеческий род?
– Проконсул, ты видишь, что ее нужно убить, и чем скорее, тем лучше?! – гневно воскликнул Варсег. – Она настолько умна, что найдет способ сбежать отсюда!
– Ты прав, Варсег, но сбежать отсюда невозможно, – холодно сказал Красс. – А я не хочу завтра лишать римских граждан заслуженного ими зрелища.
И оба вышли.
Дверь за ними закрылась, и воин с наружной стороны начал задвигать засов. Но тут Реште подбежала к двери и забарабанила по ней кулачками с криком:
– Эй, стража, если я за вечер и ночь умру от голода и жажды, римская публика лишится обещанного зрелища, и Красс вам этого не простит!
Ответом было молчание. Но через некоторое время стражники зашли в темницу и поставили на пол корзину, в которой была амфора с водой и лежали маленькие, но довольно перезрелые тыквы.
– Разве я похожа на обезьяну, которая умеет разгрызать плоды зубами? – возмутилась парфянка. – Дайте хотя бы нож.
– Ты уродливей, чем любая обезьяна, – ответствовал старший стражник. – Каждая из них красавица рядом с тобой. Что-то я не помню, чтобы узникам тюрьмы давали ножи. Может быть, тебе выдать еще меч, копье и лук со стрелами?
– Я сам вырежу для нее ножом сердцевины тыкв, – сказал другой воин. – Зато у нее будет веселый ужин с хорошими сотрапезницами.
Он что-то шепнул командиру, и тот захохотал. Воин, мастерски орудуя ножом, вырезал из каждой тыквы сердцевину и швырнул корзину под ноги Реште.
После этого оба, посмеиваясь, удалились.
Едва парфянка бросилась к еде, сразу выяснилось, что упоминание о сотрапезницах оказалось совсем не случайным. Сверху от маленького окошка вниз устремился целый рой ос, которые попросту не подпускали узницу к взрезанным тыквам. Видимо, их гнездо располагалось прямо на окошке. Получив несколько болезненных укусов, Реште отказалась от безнадежной борьбы за пищу, забилась в угол темницы и оттуда с ненавистью наблюдала за более удачливыми конкурентками, которые просто облепили облюбованное лакомство, норовя заползти как можно глубже внутрь вырезанных в тыквах полостей.
Автор публикации
