Глава 1.
Вот уже которую ночь термометр показывал минус сорок пять. Зверский мороз рвал стволы деревьев отчего по тайге разносился громкий и резкий треск схожий с пистолетными выстрелами. Натасканные на любой минимальный шорох собаки спросонья вскакивали в загоне и прыгая на ограждения начинали получасовой лай. Привыкший к этому отвратительному явлению начальник строгой исправительной колонии, что в Магаданской области, подполковник Маслов лишь сонно перевернулся в кровати на другой бок. Он не любил оставаться ответственным по колонии несмотря на то, что его дежурство было всего один раз в месяц. Уснуть обратно не удалось, через минуту звонок аппарата внутренней связи его окончательно разбудил. Он нащупал в темноте аппаратную трубку, но пока подносил к уху она выскользнула из его ослабевших за ночь пальцев и грохнулась на деревянный пол, растянув спираль шнура.
– Да японский бог, – пробурчал он кряхтя нагнувшись с кровати головой вниз.
Пошарив рукой по полу, подполковник в итоге обнаружил злосчастную трубку и плюхнулся обратно на кровать.
– Слушаю!
– Товарищ подполковник — это Скворцов. Этап прибыл.
– Сейчас иду…
Растирая отёкшее лицо ладонью, он проклинал всё своё высшее начальство, высылающее ему эти глупые указания. К примеру, если взять последнее. Телеграфируют: «К вам по этапу прибывает осужденный Богданов, приговорённый к десяти годам лишения свободы по статье двести девяносто четыре уголовного кодекса СССР. Вину не осознал. Необходимо провести мероприятия с целью осознания осужденным своей вины и написания им собственноручно согласия с приговором суда».
Накинув тулуп и надев подсушенные на печи валенки, начальник колонии вышел из кабинета. К его приходу замёрзших напрочь прибывших зеков усадили на четвереньки у первого барака. Маслов подозвал к себе начальника конвоя.
– Который-то из них Богданов?
– Второй справа, товарищ полковник.
– Понятно…Всех в карантин, а этого, – он указал на Богданова, – в подвал с личным делом. Я буду там через десять минут.
Два конвоира втолкнули Владимира в просторное, плохо освещённое, с решётками на окнах помещение, располагающееся под администрацией колонии. В самом центре подвала стоял письменный стол, за ним мягкий стул, рядом, прикрученная к полу табуретка со следами старой засохшей крови. Слева метрах в пяти металлический стол, такой же как в морге. Справа прикрученная к полу чугунная ванна, наполненная водой. Тут же на полу гора верёвок. Вскоре в подвал вошёл и сам Маслов. Он неторопливо сел за стол, включил настольную лампу. Один из конвоиров протянул ему папку с личным делом осужденного. Тот, бегло пробежался взглядом по обвинительному заключению и недоумённо посмотрел на Владимира.
– А тебя что Богданов, в следственном изоляторе представляться не научили? – спросил он спокойным голосом. – Или ты просто игнорируешь меня?
– Заключённый Богданов Владимир Иванович, сорок восьмого года рождения, осуждён по статье двести девяносто четыре уголовного кодекса СССР, срок десять лет, – неохотно доложил о себе осужденный.
Начальник колонии с ехидством улыбнулся:
– Вяленько. Ну да ладно. Научим. Я вот тут читаю копию твоего обвинительного заключения и диву даюсь. Окончил военное училище, родители известные врачи, затем служба в Афганистане. От командира разведроты дослужился до командира батальона мотострелков. Целый подполковник. Награждался двумя орденами за личное мужество, двумя медалями за отвагу. В восемьдесят первом году с двумя пулемётчиками лично прикрывал отход раненых из окружения в Панджшерском ущелье на Северо-Востоке Афганистана, где получил многочисленные ранения. Направлены документы на присвоение звания героя Советского Союза. И тут вдруг ты помогаешь душманам? А именно передаёшь им несколько единиц оружия и боеприпасов. В ходе следствия и на суде своей вины не признал. Как же так? А? Богданов?
Осужденный молчал, глядя в глаза начальника колонии.
– Я думаю, что это не поздно изменить, – сказал Маслов. – Так и напишешь сейчас, что ты заблуждался, что всё осознал и полностью согласен с приговором суда. – Маслов вытащил из стола чистый лист бумаги, авторучку и положил всё это на противоположный край стола.
– Давай дорогой присаживайся. Мы отстегнём тебе наручники, а я помогу всё правильно написать. А потом ты пойдёшь отдыхать после длительной дороги. Ты же устал, небось? Садись. – Он указал тому на табуретку.
– Я ничего подписывать не буду, – сухо сказал осужденный, не двигаясь с места.
Начальник колонии приложил ладонь к своему уху показывая этим, что якобы он просто не расслышал сказанные ему слова.
– Что-что? – недоумённо спросил он. – А ну-ка ещё разок мне повтори?
Осужденный повторять не стал. Маслов взглянул на одного из конвоиров. Здоровяк с сержантскими погонами тут же отошёл от Богданова на полшага и несколько раз ударил резиновой палкой его по спине. К нему подключился и второй конвоир. После удара по голове осужденный Богданов потерял сознание и упал. Пальцы прикованных наручниками рук судорожно задёргались.
– Остуди его, – приказал Маслов конвоиру.
Конвоир набрал из ванны полное ведро воды и вылил осужденному на лицо. Попавшая в рот вода на какое-то время перекрыла Богданову дыхание и он, очнувшись стал усиленно кашлять. Начальник колонии вышел из-за стола и подойдя к лежащему на полу осужденному присел на стоявшую рядом табуретку.
– Ну что милок, очухался? – сказал он. – Теперь ты понимаешь кто ты здесь?
Владимир открыл глаза:
– Понимаю…
– Ну и кто же ты?
– Я…Богданов Владимир Иванович. А вот ты…ты дерьмо собачье…
Пригнувшийся над осужденным Маслов выпрямился и со злобным выражением лица встал с табуретки. Затем достав из кармана носовой платок высморкался и бросил взгляд на конвоира:
– В пресс хату эту суку! Но предупреди там всех, пусть прессуют так, чтобы он не подох. Ты меня понял?
– Так точно.
Глава 2
– Что скажешь, Андрей Викторович по группировке Ахмад-Шаха
Масуда? – спросил у своего заместителя начальник штаба ограниченного контингента Советских войск на Юго-Востоке Афганистана генерал лейтенант Трифонов Пётр Фёдорович.
Тот пожал плечами.
– А что сказать, Пётр Фёдорович? Ахмад-Шах доставляет нам самые большие проблемы. Полностью контролирует Панджшерское ущелье в ста километрах к северо-востоку от Кабула и является сильнейшей угрозой трассе, по которой идёт основное снабжение частей сороковой армии с советской территории. Второй неприятностью становится быстрое разложение афганской армии под действием исламской пропаганды. По политическим причинам наши войска не могут проводить операции в одиночку. Но взаимодействие с афганской армией приводит к тому, что почти во всех случаях планы операций, которые мы планировали против Ахмад-Шаха, тут же оказывались у партизанских командиров. В итоге те наносили нашим войскам значительные потери и быстро уходили из Панджшерского ущелья.
– Ничего не понимаю, – разведя руками удивлённо произнёс начальник штаба. – Мы с вами имеем военный потенциал, превосходящий возможности нашего противника, но не можем согнать его с занимаемых высот? Я имею в виду Панджшерское ущелье? Помогает ли авиация?
– Товарищ генерал, в данном районе из-за погодных перепадов действие авиации малоэффективно. К тому же у духов в горах прекрасные убежища в виде пещер.
– Хорошо. Какой вид операции на ваш взгляд будет эффективным?
– Вы спрашиваете моё личное мнение, Пётр Фёдорович?
– Ну…конечно.
– Я понял. Вы у нас совсем недавно поэтому многое вам не известно. Полгода назад по следам этого Ахмад-Шаха динамично двигался сто второй мотострелковый полк под командованием исполняющего обязанности командира полка полковника Богданова. Его батальон был активной составной единицей полка и считался самым боеспособным. План его последней операции, который он утвердил у вашего предшественника, должен был иметь успех в полном разгроме группировки Ахмад-Шаха, но каким-то образом информация просочилась из стен штаба и оказалась в руках душманов. В итоге разведрота полка попала в засаду и в ходе боя понесла огромные потери. Кроме того, в плену у Ахмад-Шаха оказались восемь бойцов. Богданов взял с собой солдата, повесил на палку кусок белой простыни и пошёл на переговоры с Ахмад-Шахом. Каким-то чудом ему удалось вытащить из плена своих бойцов, но Ахмад-Шах взамен потребовал оружие и боеприпасы. Там какая-то малость: около ста автоматов и десять цинков с патронами. Разумеется, чтобы спасти солдат Богданов передал им то, что они требовали. С освобождёнными он благополучно вернулся в полк и в ту же ночь подготовил новый план по разгрому Ахмад-Шаха, но утром Богданова задержали сотрудники военной прокуратуры объявив, что он пособничал террористам и бандформированиям. А его полк направили на север Афганистана. Считаю, что если бы сейчас Богданов командовал своим полком, то для Ахмад-Шаха дни были бы сочтены.
– И где же он сейчас? Сидит?
– Так точно. Я лично знаю его семью. Недавно его жена прислала мне письмо. Написала, что его отправили в исправительную колонию строгого режима под Магаданом.
– Сколько же ему дали?
– Десять лет.
Начальник штаба огорчённо отвёл взгляд и достав сигарету закурил.
– Ну ты иди, Андрей Викторович, отдохни, – сказал он, задув огонь разгоревшейся спички. – А я ещё поработаю. Тут у меня куча бумаг скопилась.
После ухода своего заместителя генерал-лейтенант взял телефонную трубку:
– Алло! Дежурный! Соедини-ка меня с министерством обороны.
Глава 3
– Берись-ка за одну, а я за другую, – сказал молодому конвоиру его зрелый напарник, цепко взявшись за окровавленное запястье лежащего без сознания зека. – Ты смотри, как изверги перестарались. – Дыхание то еле-еле теплится. Держи, пацан крепче. Потащили!
Издаваемый при волочении тела шорох, схожий разве что с трением мешка, к примеру с комбикормом о грубый с выбоинами старый асфальт имел своё эхо. И эхо это проходило через зарешёченные окна в бараки, где, смешавшись с человеческим храпом и сонным бормотанием заключённых вылетало обратно в поисках нового пространства. Открыв массивную металлическую дверь карцера, они занесли бесчувственное, ни на что не реагирующее тело и, бросив его на пол, вышли гремя засовами.
Приехавший в колонию подполковник Маслов, стоя в своём кабинете у электрической плитки доваривал утренний кофейный напиток. «Самое время взбодриться» – рассудил для себя он. Впереди был обычный рутинный день, наполненный ненавистью к своей работе, к заключённым и вообще ко всему. Десятилетняя жизнь в тайге выдавила из него напрочь радужный романтизм, заменив его на уже бесцветный автоматизм. Некоторые из дружков Маслова, так же руководившие подобными заведениями, к своей радости, приловчились иметь выгоду. Среди их сидельцев много экс-чиновников, что на блатном жаргоне – кабанчиков. Что ни передача – то просто продовольственный склад: там и устрицы, там и деликатесы, коньяки, а то и что покруче. А к Маслову кабанчиков не направляют, так, одно сволочьё. Ну разве что иногда политических, говоря проще – неугодных, как вот этот Богданов.
Отхлёбывая горячий напиток, подполковник услышал странный нарастающий гул. Во дворе колонии заключённые часто распиливали бензопилой привезённые из тайги стволы высохших деревьев, но этот звук не был похож на вой бензопилы. Одновременно с зазвонившим аппаратом внутренней связи в кабинет постучали. Словно ошпаренный вошёл сотрудник конвойной службы. Маслов взял трубку и в то же время дал знак рукой конвоиру, чтобы тот пока помолчал.
– Да, да, слушаю. Что? Какой ещё вертолёт? Где приземляется? У ворот?! Что за хрень ты несёшь?!
Перепуганный конвоир больше молчать не стал и подтвердил, что у ворот действительно приземляется военный вертолёт. Маслова не на шутку затрясло:
– Быстро огневую группу к воротам! Я иду туда!
У ворот во дворе колонии уже стояло несколько вооружённых автоматами конвоиров. Одни спешно застёгивали наспех накинутые бронежилеты, другие надевали каски. К тому моменту, когда к воротам подбежал подполковник, двигатель вертолёта уже смолкал, а вскоре и затих совсем. Вышедший со двора колонии Маслов увидел в пятидесяти метрах от ворот военный вертолёт МИ-24. Он приказал закрыть за собой ворота, а сам направился к вертолёту. Тем временем из МИ-24 вышел офицер в звании полковника, который также направился к Маслову. Представившись офицером штаба округа, он достал из портфеля какой-то документ, напечатанный на листе, и протянул Маслову. Тот стал внимательно его изучать. Иногда он отвлекался от чтения, смотрел на офицера, делал изумлённое лицо и вновь возвращался к тексту документа. В конце концов, документ Масловым был прочитан до конца.
– Я понимаю, что это приказ моего руководства, – сказал он, – но к приказу ещё должно быть закреплено и решение суда. А без решения суда я не смогу передать вам заключённого.
Офицер штаба округа обернулся к вертолёту, дав кому-то знак рукой. К нему подбежал очевидно связист и передал трубку спутниковой связи. Тот набрал номер и дождавшись абонента, произнёс: «Он требует решение суда». Затем офицер, понятливо кивнув головой, протянул трубку Маслову. В телефонном разговоре начальник колонии Маслов практически не участвовал, он лишь внимательно слушал доносящийся из телефонной трубки голос собеседника. Выражение его лица менялось каждую секунду, дыхание стало учащённым. Наконец побледневший и испуганный он смог произнести единственное за весь разговор слово: «Виноват». Офицер штаба забрал из его трясущейся руки телефонную трубку, вернув аппарат связисту.
– Подполковник, у вас есть пятнадцать минут чтобы доставить к вертолёту заключённого Богданова с его вещами и личным делом.
Развернувшись, Маслов быстрым шагом направился к воротам и войдя во внутренний двор подозвал к себе своего заместителя и начальника караула.
– Где сейчас Богданов?
– В карцере, товарищ подполковник.
– Оба бегом ко мне в кабинет. В шкафу возьмёте спирт и весь вольёте ему в глотку. Весь! И не дай Бог он его не выпьет! Я с вас тогда шкуру живьём сниму! Через десять минут он должен быть тут!
Измотанный ожиданием Маслов, прохаживаясь вдоль ворот нервозно озирался, то на стоявшего у вертолёта офицера, то в сторону бараков. В конце концов из-за поворота, что у церкви, сопровождаемые собачьим лаем появились конвоиры, везущие на санях заключённого. «Неужто прокатило» – облегчённо вздохнув, подумал Маслов.
– Идут, идут, – сказал он громко офицеру штаба, показав ему рукой на приближающихся к воротам подчинённых.
Богданов, с разбитым в кровь лицом, с многочисленными порезами на шее, с полуоткрытыми глазами лежал на санях, прикрытый на половину старым, вонючим овчинным тулупом. Он что-то бормотал себе под нос и жутко матерился.
– Что с ним? – спросил офицер у Маслова.
Тот сделал сочувствующее лицо:
– Да ерунда. Вчерась он подрался с сокамерниками. Ну те, конечно, немного ему наваляли. Мы тех негодяев, разумеется, за это в карцер, а его, – подполковник кивнул на Богданова, – малость уважили, водочки налили, в санчасть положили чтобы не раскис совсем. Жалко ведь мужика, всё же афганец, орденоносец…
Взяв документы на заключённого, офицер дал команду солдатам аккуратно занести Богданова в вертолёт. Через минуту МИ-24, подняв огромное снежное облако скрылся за таёжной сопкой.
Автор публикации
