Глава первая
– Он умер. Совершил самоубийство. Подробностей сообщить не могу. Извините, что сообщаю вам это по телефону. Он оставил не записку, но целую рукопись. Пожалуйста, приезжайте в среду на опознание. Мне очень жаль. До свидания.
Я просто сползла. Как? Как такое возможно? Почему? Как это: ‘не могу сообщить подробностей!?’ Что это за сухой голос, да еще и по телефону? Ладно, надо собраться. Спокойно, Ани, спокойно, ты справишься. Еще будет время погоревать о нем. Все хорошо. Господи, что я такое несу? Какое, нахер, хорошо? Он умер! Умер! Все, больше не будет его. Нет, нет. Крик на саму себя не поможет. Надо записать свои мысли. А потом решить все его дела. Даже если он был последним мудаком, пусть это будет мой последний дар ему. Его рукописи наверняка чудовищны, но опубликовать их – мой последний долг перед ним. И он уйдет из моей жизни, как уже сделал много лет назад.
Я просмотрела их. Сначала я поставила короткие заметки. О его друзьях. Об Иванне. А потом какое то невообразимое количество страниц с заметками о каком то путешествии. И еще о жизни в Москве.
***
Как часто вы задумывались о том, чем ваш партнер вас в начале не только привлек, но ещё и удержал в первые критические дни/недели, может, месяцы, у всех по разному. Ведь именно это начальное время отделяет влюбленность от любви. Или, может, он/а привлек/ла вас вашим фетишем? Не сексуальным, в обычной жизни. Чем то, в чем вы чертовски похожи. Любимая поза, слово, реакция на хорошее или плохое, жест. Любая мелочь. Вспомните получше, что вы переняли у своей второй половинки. Фразу? Может, ответ на что нибудь хорошее в ваш адрес? Или плохое? Когда люди много часов проводят в близости, даже если физически они на расстоянии пары тысяч километров, близость все так же влияет, они постепенно обмениваются мелочами. Мелочами, из которых прежде всего состоит человек. Мельчайшие детали в лексике, резкое ударение на слове, небольшой налёт акцента, любимый напиток. Любимый алкогольный напиток. Неправильный пробел в печати. Все, что анормально, алогично и есть важнейшие составляющие человека. Вспомните выражения лица вашей второй половинки, при взгляде на вас, при раздумьях, или когда вы сделали этому человеку ожиданный или нет подарок. Музыку, трек, плейлист, исполнитель, что играет на повторе. Любимую книгу. Фильм. Ответьте, чтобы выбрал человек как идеальное времяпрепровождение. Что он/а делает с радостью, чего избегает. Что, кроме психолога, является терапией. По какому времени вместе вы бы скучали, если бы оказались на расстоянии. Как ваш партнер постепенно взрослел/а. Моменты, когда она готова свернуть горы. Моменты, когда он хочет лечь, закрыть лицо руками и ни за что не отвечать. И во всех этих моментах половинка была рядом. Вспомните. Перечислите все это. И поймите, что любите его. Любите ее.
Но я его больше не полюблю. Просто не могу. И не хочу!
***
Вряд ли это была для меня та самая “первая любовь”, но уж первые серьезные и относительно длительные отношения уж точно. Мы начали встречаться в первую неделю июня. 07.06.
Не буду подробно рассказывать, но это было начало моего чуда. Я ее бросил. Просто в один момент остановился и порвал с ней. Она плакала у меня на плече почти час после моих слов. Ужасно было. А самое худшее, что я ничего не почувствовал. Мое сердце никак не отреагировало. Я только переживал, как она доедет до дома в таком состоянии. Но она вроде как успокоилась, я вызвал такси и она уехала домой. Больше я ее не видел. Однажды на пробежке мне показалось, что одна из прохожих – она, но я не уверен.
Я долго думал, описывать их вместе, или по отдельности. Как будет правильнее? Уже много лет они неразлучны. Я даже потерял счет, сколько. Знаю лишь, что их годовщину – девятое июля они недавно отмечали в восьмой раз. Значит, больше девяти лет. В нашем мире целая вечность. Представьте, как вы изменились за восемь лет молодости, с зеленых юнцов до более менее взрослых людей, у которых и рубеж в тридцать уже не так далеко как раньше. А они прошли это, будучи неразлучными. Я не преувеличиваю. И, понятное дело, их неразлучность началась задолго до официальной свадьбы.
В начале нашего чуда они встречались, но еще не перешли на такой невообразимый уровень отношений.
Когда он впервые протянул мне руку, я непроизвольно дернулся и немного завис. Когда я увидел, как она обнимает его со спины, я обронил какое то замечание, что они подходят друг другу. Д.. вцепился мне в горло. Оказывается, они еще не встречались. Но как они были влюблены! Тогда я был уверен, что никогда не испытаю таких эмоций. Ошибался. К счастью.
Кто то верит в любовь с первого взгляда. Я тоже. А еще верю в дружбу с первого взгляда. И Д. с А. верят. Так и произошло. Люблю их.
Странно сказать, но оказалось легче говорить по душам, будучи на расстоянии пары тысяч километров. Меньше, чем через год после нашего знакомства я уехал учиться в другую страну. Вот с этим отьездом наша дружба и перешла на новый уровень.
И вот они прошли сложнейший период. Он углублялся их возрастом. Возрастом всех нас. Кто бы что ни говорил, в юношестве сложнее проживать свои эмоции. Знаете, а они и сейчас такие же молодые. Они зрелые, но молодые. Феномен?
***
В одном из своих романов Ремарк говорил, что людям, живущим без корней, кочевникам и отшельникам достаточен лишь собеседник в критический момент, чтобы не сдаться, не покончить с собой. Перекладывая на наши реалии, достаточно одного уведомления. Просто сообщение. Я испытал эту ситуацию на себе неоднократно. Еще в детстве я стал отшельником в собственном доме. Мне была ненавистна квартира, в которой прожил больше десятка лет. А потом за полгода моя жизнь изменилась до неузнаваемости. Я никогда не был особо основательным человеком, но в какой то момент жизни в ней был даже какой никакой порядок. Мне, верно, никогда не узнать, спасал он меня или разрушал. Но больше такого не было никогда. Работа – дом – работа меня убьет, сейчас я в этом уверен. Единственный порядок, который я могу допустить, это выпить коктейль в любимом бистро вечером, работая над новым произведением. Это помогает мне чувствовать социум. Я одинокий человек. Параметры одиночества у каждого разные. Исключая родственников и, в принципе, семью, у меня было и есть три невероятно близких человека. А. Д. и Иванна. Большую часть года мы находились и находимся с этими прекрасными людьми за тысячи километров друг от друга. Как и со всеми близкими мне людьми. Мне слишком необходимо одиночество для существования и функционирования в социуме. А еще для работы. Не могу работать, писать, зная, что могу провести это время с близким мне человеком. Вдохновение никак не поймать.
Я вообще принципиально считал, что нигде на земле нет моего дома. После стольких переездов я чувствовал себя лишь космополитом. Я был дома, когда вокруг меня были некоторые люди. Я был дома, когда я был среди бутылок любимого алкоголя. Я был дома, когда работал над новым произведением. Когда я писал что либо. Когда вокруг меня были железные блины и люди, занимающиеся спортом. Часто, такие же разбитые, как и я. Я был дома, смотря на здания. Но я никогда не ощущал этого самого спокойствия, домашнего уюта, пересекая границу государства.
***
Как то на вечеринке моя подруга захмелела и начала рассуждать, что думает о моей персоне. И сказала, что, если посмотреть на все мои качества, на мою внешность, она могла бы полюбить в этой комнате только меня. Я совершенно опешил. Было очень приятно. Но такая обезоруживающая прямота пугает. Даже в двадцать первом веке такой флирт уж очень редко встретишь. Не скрою, я завис. Буквально. Даже бокал до губ не донес.
Хотел бы сказать, что ответил ей нечто остроумное. И поцеловал прямо в моменте. Но нет. Пошел, и напился до скотского состояния. Второй раз в жизни. А на следующий день первой мыслью была невыносимая боль, что нам не суждено быть вместе. А она.. Она уснула пьяной в Москве, а проснулась в Греции. Неплохая была вечеринка. Мне не узнать, любил я ее или нет. Мне очень льстили ее слова. Но в то же время и пугали.
Знаете, почему у нас с ней изначально не было шансов? Я скрыл от неё своего зверя.
Она тем более мне не показала. Мне нужно было пройти это, своего рода, унижение, чтобы понять. Понять: зверя нужно принять и показать возлюбленной. Потому что, как сказала однажды давно моя подруга, ‘мой парень – это часть меня’. Она была чертовски права.
А вот с Иванной наоборот. В каждом из нас живёт свой зверь. Помните произведение ‘Степной волк’? Нет, оно не отражает нашу с Иванной жизнь. У нас все не так печально.
Я всегда буду верить, что наши звери очень похожи в чем то. Не во многом. И тем не менее. Невозможно строить серьезные отношения, если ты не познакомился, не принял зверя партнера. А ещё важнее, чтобы сам человек не боялся и не прятал своего зверя, а принял его и знал,что делать с ним. Ты должен знать своего зверя. Ты должен управлять им, не наоборот.
Вспомните максимально легкий пример Гарри Поттера. Кто такой патронус? Я не очень разбираюсь в самом произведении, но точно знаю, что это какое то магическое животное,которое все время при тебе, но не многие умеют его вызывать. Нет, вы просто вдумайтесь. Типо реально в тебе и вправду живёт какой то зверь. Не обязательно даже физический, любой. Не волк. Может быть, какое то действие, триггер. И,наверно, психологические травмы тоже считаются. Кто то все время хочет быть привлекательным, кто то загорается в моменте, а потом оседает и сам себе противен, кто то убегает от реальности, засыпая, или теряя сознание.
Но должен ли партнер знать все стороны личности? Может, это только удел терапевта?
***
Помните А. и Д.? Они дали мне шанс на здоровые и крепкие отношения. Без них я бы так ничего бы и не понял. Их мотивация, их пример, что для действительно серьезных отношений, а не интрижек на одну ночь, надо работать. Идти сквозь боль, злость, принципы, чаще всего, свой комфорт. Я не самый глупый человек, а это не понимал совершенно. Не смогу описать точно, у меня как то почти не было мыслей на этот счет, мне просто казалось, что самый важный период, это самое начало, конфетно – букетный. А потом? Да черт знает. Я даже не задумывался, почему мои предыдущие отношения разваливались. Ну, один раз условно не сошлись характерами. Второй вовремя не поговорили и проблемы оказались слишком сильны. Третьи вообще прошли в забытьи. Таких оправданий можно найти с десяток на каждые отношения. Нет, я, конечно, слышал, что важнее искать возможности, а не причины, почему бы не делать этого. Казалось мне, что это подходит к какому нибудь стартапу, бизнесу, чему нибудь такому. Но к отношениям, личной жизни, любви? А еще именно они показали мне, что для меня по настоящему важно. Важно в чем? Важно в самом себе. Они никогда не говорили это напрямую, наверно, это может понять только сам человек, но дела говорят понятнее слов. Именно в этом состоял для меня посыл их отношений. Что для самого себя во мне важны эмоции. Они гораздо важнее, чем мозг. Во первых, работая, я обличаю эмоции в слова. А во вторых, что еще важнее, для меня самого мои эмоции, настоящие эмоции важнее соображений. Соображений тактичности, страха, чего угодно. Ведь, в конце концов, надолго, навсегда остаются лишь эмоции. И эмоции положительные. Обидно, но негативные тоже остаются, и остаются довольно надолго. Но ведь победа за добром, верно? Хотелось бы верить в это.
А завоевывание девушки как приза не положительное. Да, я никогда не пытался завоевать девушку, просто чтобы затащить ее в постель. Это было бы еще противнее. Но я просто старался доказать самому себе, какой я хороший, красивый, какой угодно прекрасный и идеальный человек, что вот еще одна девушка полюбила меня. Заставить полюбить? Нельзя, конечно нельзя так делать. Но и для того, чтобы это осознать потребовалось много усилий, боли, и времени. Как и все в отношениями это не происходит за минуту, это длительный процесс. Я даже не могу сказать точно, сколько он занял у меня. Ведь именно этим он и отличается: отсутвием контроля. И отслеживания, наверно, тоже.
Сейчас прозвучит глупо, но когда я увидел ее после долгого перерыва, повзрослевшую. Совсем другую. Это уже была не та девочка. Это стала девушка, прошедшая через многое. Я немножко знал о ее жизни после окончания школы.
Без моего отношения к этому, полностью ее дело, но есть три типа людей по отношению к вредным привычкам. Первые зожники, спортсмены, ребята, которым родители либо привили отвращение к этому, либо наоборот злоупотребляли и дети не будут делать так из за травмы. Есть ребята, которые начали свою связь с вредными привычками случайно, на вечеринке ли, из за интереса ли. Такие очень редко становятся зависимыми. И третьи. Они впервые попробовали алкоголь, курение или наркотики , чтобы хоть как то скрыть и притушить боль. Я не говорю о клоунах, которые картинно «курят на балконе в час ночи, оплакивая потерю любви» придурки. А о тех, кто однажды просто понимают, что не справляются. И вместе психолога идут к бутылке, пачке, колесу или грамму. Не имею права их судить, сам такой же. Она тоже. Все это допинг. С ним легче надевать маску и танцевать на вечеринках. А по ночам рыдать . И повезёт, если не передознешься . Мы оба из третьих. Хочу верить, что нам было предначертано судьбой встретиться. Будучи приземленным, нам это было как минимум необходимо. Не хочу вспоминать киношную фразу “ты меня улучшаешь” ,но в нашем случае это наверняка так.
Глава вторая.
У меня немного времени. Я чувствую, как оно заканчивается. Слава богу, мне дали карандаш и бумагу. Много бумаги. В каком то смысле, повезло. Иногда тут обращаются с пациентами, как с людьми. Я не знаю, сколько мне осталось, но пока мой мозг работает, я хочу написать историю самого счастливого времени в моей жизни. Это длилось два года. Даже если мне больше никогда не суждено увидеть Иванну, я ее до сих пор люблю.
Два года назад я приехал в Москву. На год. Ситуация примерно такая: мне двадцать два. Я выпустил три крупных книги. Они не были очень успешными, но какой то резонанс создали. Я подписал контракт с издательством, что в течении года предоставлю им новую рукопись. Они не просили отправлять им ее по частям. Единственным условием было мое постоянное пребывание в Москве. Условия были хорошими, и я без раздумий согласился.
Иванне было двадцать два. Она училась в МГИМО. В ее жизни все хорошо. Она любит универ, ей нравится учиться. Она счастлива. Или нет?
Конец апреля, я только только приехал в Москву. Никому не сказал ни слова. Я хотел сразу начать узнавать, что происходит, как живут мои старые, или бывшие знакомые. Но у меня были проблемы с гражданством, из за которых мне пришлось почти месяц шляться по разным инстанциям: без статуса резидента было очень проблематично заключить контракт.
Наконец то вся бюрократическая дрянь осталась позади, и я, получив аванс, мог наконец то начать работать над новой книгой.
А. и Д. тогда не было в городе, они уехали в путешествие на три месяца. И вернуться они планировали только через месяц после их годовщины, девятого августа. Поэтому я решил первым делом позвонить подруге, с которой раньше был очень близок, и с которой мы время от времени поддерживали контакт. Во первых, мне хотелось увидеться с ней, узнать, как сложилась ее жизнь, потому что в свое время мы с Полиной были очень близки. А во вторых, она была очень общительной всегда, и уж она точно знала, что происходит с нашими общими знакомыми.
Мне больно говорить это, но я бы не смог сказать, что наша встреча прошла на одном дыхании, на высокой ноте. Первый момент, когда мы только встретились было очень приятно ее видеть. Я и не предполагал, что так соскучился по ней. Но уже буквально через пять минут общения стало понятно, что есть какое подспудное ощущение неудобства. Мы оба слишком изменились, и не могли уже найти черты, которых знали друг в друге. Полина рассказывала про парня, с которым встречается уже несколько лет. А я и понятия не имею, кто это. Но в любом случае она счастлива, а это главное. Я не смог удержаться от вопроса, что она делает сейчас, учиться, или работает. С. сказала, что учится в МГИМО, и половину группы она знает по нашей школе, по той параллели. Рассказала про парня, который всегда любил андеграунд, всю школу хотел писать музыку. А сейчас он одевается как обычный клерк и хочет идти работать в посольство. Мне стало одновременно жалко его, и невозможно противно. Я помнил, как мы с ним вместо тренировки шли пить пиво на заброшку. Я помнил, с каким трудом заставлял сходить его со мной в нормальный ресторан, и как он возмущался, какая там противная атмосфера. Но люди меняются. Или убеждают себя, что изменились.
И случайно, рассказав про того парня, она упоминает Иванну. Ничего особенного в судьбе Иванны не было, учится и учится. Мы оба когда то общались с Иванной, поэтому С. предложила встретиться, поужинать. Я тогда отговорился важностью новой книги и поспешил сменить тему. Не люблю брать на себя такие обязательства, мне потом лень их выполнять.
Это было в конце мая. Прошел июнь, я немного поработал, встретился с тем парнем, про которого говорила подруга. Он уже отправил резюме в МИД. Один раз съездил на пару дней потусоваться к другу на дачу. Но все равно мне было мучительно скучно. Всякий раз, когда я был в Москве, я точно знал дату отъезда и мог считать, сколько мне осталось дней там. Но когда срок такой большой… Пропал запал. Я очень не хотел, чтобы Москва стала для меня просто городом, где я живу сейчас. Мне хотелось, чтобы она осталась городом, где живут самые близкие мне люди. Но сейчас двое из них спокойно отдыхали на островах. А год все никак не заканчивался, и становилось все скучнее. Работа не двигалась совершенно. Мне всегда хватало примерно года, чтобы написать не очень большую повесть. А тут прошло уже несколько месяцев, а написал я две главы среднего размера. Они были неплохими, и вполне оправдывали мой аванс, но все равно. В какой то из вечеров, катаясь по Москве и увидев место, где мы были в ту встречу с С, я случайно вспомнил, что она предлагала ужин втроем. В принципе, Иванну я не видел уже несколько лет, поужинать с двумя девушками всегда приятно, а так я еще и вызову ревность у парня С. Вообще отлично. Что мне терять? Скучнее уж не станет.
Позвонил С., попросил договориться с Иванной, сказал, что заеду на такси за ними в общагу МГИМО. У меня не было прав на машину, только на мотоцикл, так что романтично писать девушке ‘выходи, я подьехал’ , я не мог.
Без двадцати восемь, вызываю такси. Не люблю такси, но втроем на мотоцикле не поедешь. Подъезжаем, выхожу из машины, прошу таксиста подождать, даю ему купюру, чтобы не уезжал. Иду к главному выходу, жду девушек. Выходят. Иванна курит, уже интересно. Не помню, чтобы она имела такую привычку. С. какая то напряженная. Наверно, не хочет ревности парня. А Иванна… Черт, когда она успела так измениться? Не внешне, нет. Но ее вайб… Такой новый, непривычный. И вместе с тем проскальзывают знакомые черты. Как же это очаровывает!
Мы с Иванной здороваемся, обнимаемся. Я совсем забыл ее голос. Вряд ли я о нем думал хоть раз за все эти годы, но если бы и подумал, то точно не так. И от нее необычно пахнет. Классный парфюм. Что то по типу корицы с ромом. Мне очень понравился. Может сегодня ночью Иванне и не понадобится возвращаться в общагу, я снимаю квартиру на бауманке в старинном стиле, вдруг ей понравится. Но это потом, надо еще узнать, какие сюрпризы готовит Новая Иванна, кроме МГИМО.
Чертов таксист уехал. Извиняюсь перед девушками, тянусь за телефоном вызывать снова. Вдруг Иванна смеется. Просто неудержимо смеется. Ладно, все вольны смеяться когда угодно. Говорит, что у нее есть машина, предлагает поехать на ней. Отлично, я смогу избежать пытки таксистами. Обычная небольшая машина, красивая и милая. Светло – голубой мини. Странно Иванна ведет. Обычно такая манера вождения подходит таксисту, родом с востока, а не вечерней поездке в ресторан. Ну, буду считать это просто еще одним сюрпризом. Приезжаем в ресторан. В принципе, сам ужин не представляет собой ничего необычного. Кроме слов, которые Иванна случайно обронила. Уже не помню, что было точно, но смысл в том, что она хоть и никогда не думала о политике, всегда хотела заниматься фотографией, но сейчас она вполне счастлива. И подкрепляет это улыбкой, поднося к тонко очерченным губам стакан. Это еще одна вещь, которую я заметил и которая меня удивила. Иванна много пила за ужином. Даже по моим меркам, а я все таки писатель. Особенно учитывая то, что Иванна здесь на своей машине, она довольно легкомысленно пьет. Но не мне осуждать, я ей никто. Вот в принципе и все, что было необычного в самом ужине. Когда мы выходили из ресторана, я вспомнил свои мысли, что можно было бы и пригласить Иванну к себе. У нее, кажется, никого нет. Она ни о каком партнере не упоминала. Но наверно она и так выпила лишнего, лучше не стоит. Мне стало немного лень заезжать к ним в общагу, поэтому я просто вызывал два такси и поехал домой. Я совсем устал и хотел сразу лечь спать. Но получилось совсем иначе. Неожиданно я осознал, что мне есть, что написать. Обычный ужин дал мне пищу, чтобы написать почти целую главу о выборе людей. Необычно, но за все часы работы, а писал я до утра, я не подумал ни минуты о том, как себя должна чувствовать Иванна, если она хотела заняться фотографией. А в Мгимо сто процентов нет факультета с таким направлением.
Почти неделю я откровенно бездельничал. Надеялся, что вернется то вдохновение, тот язык, которым я писал в ночь на двадцать четвертое июля. Все бестолку, я не написал за эти дни ни строчки. Конечно, скоро приедут Д. и А., Они уж точно спасут меня от скуки, но разве я начну продуктивнее работать с их приездом? А к началу осени я должен сдать уже треть книги. Черт побери. Ну, я, в принципе, все эти дни только и делал, что пил. Зато за рабочим столом, где мне следовало работать, а не бухать. В одну из таких ночей, когда я уже готов был отрубиться в кресле, мне показалось забавным проследить, в какие же все таки дни я смог написать те три главы, что уже есть. Первую я написал сгоряча, что наконец то решил все проблемы с документами. Вторую под впечатлением от истории одного друга, с которым поехали на дачу вместе. А третью… в ночь после ужина с С. и Иванной? Черт. Вполне очевидно, что опять проходить всю бюрократию с документами не вариант. Снова выслушать историю друга? Но у него нет второй такой же истории. Да и денег, чтобы еще не дергаясь бухать у меня нету. Видимо, вариант один. Проверенная тема: такси и к общаге МГИМО. Если Иванна там тоже живет. Вдруг она просто к С. приезжала? Я даже не спросил. Значит, утром надо поехать к ней. Хотя зачем утром? Времени у меня и так не очень много. Ломбарды еще открыты, можно продать одно из колец и не беспокоиться о средствах. А чем черт не шутит. Да и что мне терять? Каждый раз, как я иду в ломбард продать что нибудь из ювелирки, купленной во время недолгого богатства, мне интересно, кого же я там обнаружу. Какие еще истории хранятся там? Вдруг я встречу еще одного персонажа? Наверно, я извращенец, раз мне даже немного приятно ходить в ломбарды и продавать собственные шмотки. Но факт тот же. В этот раз никого интересного, только продавец. Но и он тоже неплох: все таки редко кто соглашается подработать в уже закрывшемся ломбарде ночью. Официально они все закрываются около семи – восьми вечера. Но особо прожженные владельцы знают, что есть приличный сегмент посетителей, желающих ночью продать дорогие шмотки, чтобы выпить или покурить побольше. Ну, все, продал кольцо. Неплохое было. Не лучше и не хуже всех предыдущих. Все таки на мото сейчас ехать я уже не в состоянии. Да и глупо будет потратить деньги с кольца на взятку менту за вождение в пьяном виде. Опять чертово такси. Что то мне не везет на них в последнее время. Лучше попрошу таксиста остановиться минут за пятнадцать ходьбы до общаги. В конце концов, если Иванна там и живет, то будет нелишним немного подумать, пока иду до места. Машина остановилась, я расплатился с водителем, денег то теперь вполне достаточно. Спокойно иду по ночной Москве. Я еще и поддатый, мне вообще хорошо. Уже приближаюсь к зданию, и вдруг чувствую что то не то справа от себя.
Поворачиваю голову. Какая то женская фигура сидит на скамейке и пьет. Ну, студенты на то и студенты, это ее дело. Главный вход в общагу. Но что делать дальше? Как то я не думал об этом. В моем мозгу, если бы Иванна жила там, она каким нибудь образом узнала бы о моем приходе, и спустилась бы. Внутрь здания меня не пустят, особенно в час ночи. Да я и комнату не знаю, даже если она там живет. Ну, можно пройтись домой, вся ночь впереди.
Надо бы заехать на академическую, там есть магазинчик, где круглосуточно продают алкоголь. Или вписаться к кому нибудь в компанию. Разумеется, я вспомнил про ту женскую фигуру на скамейке. Уж очень не хотелось ехать на такси за алкоголем,или тем более в какой нибудь клуб. А все, что было дома я вылакал еще несколько часов назад. Целенаправленно иду к ней. Какой то от нее исходит необычный запах. Где то я его уже слышал. Когда речь идет про женщину, запах для меня чрезвычайно важен.
***
Конечно, это оказалась Иванна. Наверно, в глубине души, я даже ожидал этого. Но все равно было неожиданно. Я даже не подумал спросить ее, почему она в час ночи сидит одна на скамейке и пьет куантро из горла. Я не стал задавать вопросов. Просто сел рядом и попросил выпить. Было бы обидно, если бы она отказала, но она согласилась. Даже немного обрадовалась. Хотя я никогда не мог правильно прочитать эмоции на ее лице. И тут я впервые по настоящему увидел ее глаза. И через много месяцев, после полугода разлуки я помнил эти глаза. И до сих пор очень часто хозяйка глаз предстает передо мной. И они неизменно смотрят прямо мне в душу. Каким то образом я почувствовал, почувствовал, что этот момент я запомню. Даже протрезвел. А Иванна просто пила.
Я не могу сказать, когда это произошло, через десять минут, или через пару часов, но она положила голову мне на плечо и просто прикрыла глаза. Я испытывал такое и раньше. И не могу говорить с уверенностью, что таких эмоций у меня никогда не было. И тем не менее. Каждый раз, когда тебе оказывают такое доверие, это как впервые. Я даже ничего не спрашивал, не просил рассказать. Это несравнимо ни с чем. Задал один единственный вопрос: ‘Хочешь делать то, что любишь?’
Она тут же взяла себя в руки. Оттолкнула меня. И жестко произнесла: ‘Я подумала, что ты другой,Саш, что тебе плевать на слова, что ты и так все понимаешь. Может, я бы даже смогла бы полюбить тебя. Но сейчас вижу, что это не так. Пойду спать.’
Черт побери! Да ладно! Так просто? Я так разозлился на себя за тупость собственную. Ну как можно быть таким кретином, чтобы задать этот гребанный вопрос? Ладно, можно ругать себя сколько угодно, но, тем не менее, лучше бы думать объективно.
Даже пьяному и отвергнутому мне было очевидно, что эту книгу мне написать без какого нибудь происшествия. Ну не создан я для оседлой жизни! Я могу выживать на одном месте, но не работать, не писать.
Ящик стола. Я пишу это тебе и только тебе. Скажи мне, ящик, что хорошего в работе российских издательств? Всегда есть хоть один человек из администрации, который не спит. Сон ему просто не нужен. Я надеялся, что сейчас застану одного из таких дома. Вполне возможно, он будет с какой нибудь из девиц. Так даже лучше, он будет добрее. Сейчас уже два с чем то ночи. На такси сил ехать у меня нет. Улицы пусты, почему бы не арендовать электросамокат? Заодно проветрюсь перед разговором. Десять километров езды, час с небольшим. Отлично! Господи, если меня когда нибудь спросят, в каком состоянии я готов остаться навсегда, это точно будет поездка ночью на открытом транспорте. Мотоцикл или самокат, не важно.
Знакомый подъезд. Довольно роскошный, но не в каком нибудь из классических стилей, а модернизм. Как тихо звонит чертов звонок! И почему я дергаюсь, как перед первым собеседованием? Вроде бы я должен говорить с позиции силы, без компромиссно!
– Борь, открой эту гребаную дверь! Я знаю, что ты там! Ты уже стар в такое время в клубе отплясывать!
– Мать твою, Саш, какого хера?! Скоро четыре часа!
– Борь, просто открой дверь, пожалуйста. Это действительно важно.
– Ох ты паразит сраный, еще писателем себя зовешь. Ладно ладно, открываю. Но ты не войдешь, тут говори.
– Хорошо. Если коротко. Я не могу работать с условием, что я должен оставаться в Москве. Мне здесь не работается. Я не собираюсь вешать на тебя, что чувствую сейчас, просто поверь, что мне нужно уехать. Если нет, то я пойму. Разорвем контракт и разойдемся.
– Знаешь, Александр, мы пытались поработать вместе, это не сработало. Ни я, ни кто либо другой не будем требовать у тебя аванс, он останется тебе. Но больше не предлагай сотрудничество. Прощай! И забудь этот адрес. Если хочешь знать мое мнение, мне нисколько тебя не жалко, ты сам виноват во всем.
Ладно, отказался и отказался. Денег немного, но они пока есть. Уже несколько часов тридцатое июля. Надо заехать домой, я подустал, а еще думать надо много очень.
***
‘Интересно, это последняя ночь в этой квартире, или они еще будут?’ Я даже не почувствовал ничего, думая так.
Эти часы… Они были ужасны. Никогда я так сложно не принимал решения. У меня началась паническая атака, я не мог ни сидеть на одном месте, ни ходить. Сначала я попробовал ходить кругами. Только больше разозлился. Тот коктейль чувств, которые я чувствовал… черт, они были отвратительны. Как только я оказался на вполне очевидном пороге отношений, чего то нового, чего то, что я и вправду не пробовал. Как только я оказался в такой ситуации, вся моя мужественность, все мои знания, все доводы логики, вся эта дрянь полетела прахом. Я не мог двигаться, я весь трясся. Одновременно я испытывал радость, что я полюбил, что я заинтересовался кем то. Я испытывал непреодолимую злость. Просто ярость. Не на кого то или что то конкретное, просто в целом. Но уже через секунду я хотел упасть на пол, закрыть лицо руками, заплакать и больше никогда ничего не решать. Я смертельно устал, я сам выбрал себе такой график, и он мне нравился, но я не мог больше. Просто не мог. Сука, я даже подняться со стула был не в силах. Я просто сидел, почему то постоянно трогал свое лицо в разных местах. Как будто хотел найти в нем черты себя прежнего. Как будто оно изменилось, и я старался найти хоть кусочек старого Меня. Настоящего Меня? Понятия не имею, сколько я просидел так. Я боялся и желал, ненавидел и восхищался собой, был не в силах пойти выпить воды и был полон энергии. Музыка кричала в наушниках, а я ее не слышал. Просто очень громкий фон. Но мысли были громче. Громче! Они кричали оглушительнее всего. Вдруг я недостоин? Или не так понял произошедшее? Что я могу предложить Иванне? Душевнобольного человека, неуравновешенного психа, который даже ничего не написал, кроме дерьма. Обычного дерьма! Просто живет, как чертов паразит. Нихера не умеет, нихера не знает, нихера не хочет. Просто сидит, и с высоты собственного снобизма, который на самом деле на дне, судит всех вокруг. Кто я? Никто? Или, все таки, кое что я собой представляю?
Я вполне представляю и сознаю, что, если я просру этот шанс, откажусь от него, то я буду жалеть. И, скорее всего, так же сильно я буду жалеть, если соглашусь. Но что меня тут держит? Д. и А. взрослые, самостоятельные люди. Тем более, всегда вмести, им мое присутствие в Москве так долго не особо требуется. За эти месяцы стало понятно, что все мои бывшие знакомые и друзья слишком сильно изменились. Как изменился и я. Никакого коннекта у нас с ними не выходит, я слишком долго отсутвовал. Так почему бы нет?
А с другой стороны, может, и этот контракт тоже шанс? Шанс измениться, стать оседлым. Может, это знак остаться на месте, на своем месте? Не об этом ли я мечтал в худшие моменты? И не про это ли я точно знал, что это не для меня? Да нет, уже поздно. Отказался так отказался. Как мне потом себя уважать, если я даже не могу отказаться от обычного контракта?
А потом я захотел в туалет. Не очень, конечно, упоминать такое на бумаге, но именно это рутинное дело помогло мне развеется. Странно, как весь мозг, все доводы не смогли помочь, а рутина помогла. Не знаю, почему так редко упоминается помощь бытовых вещей в таких ситуациях. Я просто умылся, разумеется, посмотрел в глаза своему отражению. Опять же, такое простое действие, но как оно помогает! Я могу с гордостью сказать, что принял решение действовать. И решил постараться никогда ни о чем больше не жалеть. Смогу ли я сделать это? Да черт знает, потом как нибудь подумаю об этом. За годы скитаний я понял, я научился думать только о настоящем моменте, а не о ситуации в целом.
Я открыл Гугл планету и принялся вспоминать места в мире, про которые я что то слышал, в которых можно было очиститься. Почти сразу я вспомнил китайскую провинцию Лхасу. Тибет.
Тогда открываю агрегатор, наше путешествие будет состоять из двух основных этапов. Сначала на самолете до Пекина, потом сорокачасовая поездка на поезде до Лхасу. А там уже на местном транспорте, какой бы он не был, до одного из буддийских монастырей. Черт, перелет до Пекина немного дорогой. И шмоток продать у меня не так много осталось. Хотя…
Мотоцикл мне точно в Гималаях не понадобится. А когда еще я вернусь в Москву я понятия не имею. Решено. Сейчас загоню его перекупам. Он хороший, немолодой, но очень хороший, на два билета бизнесом до Пекина хватит. А поезд и жизнь там… У меня остались одни часы. Не Patek Philippe, конечно, но я их купил, когда заключил очень крупный контракт с англоязычной газетой, и у меня буквально сорвало крышу от того, как приятно смотрятся знаки в фунтах в графе ‘salary’. Я тогда просто гулял по городу, спонтанно зашел и купил эти часы. Никогда их особо не носил, но они олицетворяли возможность моего успеха, что я что то могу, что я не совсем конченный человек. В любом случае, Гималаи важнее. Продаю все.
Сейчас семь часов утра. С учетом всех дел, часам к одиннадцати утра я буду готов ехать в общагу. Нужно только подумать, что делать с грибами. Провезти их через границу с Китаем слишком сложно, они не стоят того. Сьем последний сейчас, чтобы были силы и оставлю их в квартире. Все равно хозяин мой друг, он уж придумает, съесть их, продать или выбросить.
Я вышел из метро, иду к общаге Иванны, сумка в руке, другая рука в кармане с левым пропуском студента МГИМО. На самом деле, я думал, что студенческий этого вуза стоит дороже. Есть, конечно, еще одна проблема: узнать комнату, в которой она живет. Ну спрошу у кого нибудь из прохожих.
Черт, Иванна спит еще. Хотя, после вчерашнего и не удивительно, такое можно было предполагать. Ладно, почему бы и не подождать, все равно во второй раз прийти у меня сил не хватит, меня страхи поглотят. Сложные решения нужно сразу принимать и сразу делать, не ожидая. Только спонтанность может спасти.
Я минут тридцать уже сидел у ее кровати, когда вдруг поймал мысль, что испытываю дикое чувство нежности. Просто непреодолимое. Она так мило спала. В ней сочетались незащищенность и сила. В тот момент я очень ясно осознал, что не ошибся. Да, я бросил работу и книгу на полпути, продал вещи, которые были мне дороги, хуже всего этого, что я отсрочил встречу с А. и Д. на совершенно неопределенный срок. Но это того стоило. То, что предстоит мне, и, надеюсь, Иванне, будет великим путешествием. Такое энергетически сильное место, а еще влюбленные. Хоть бы все получилось!
***
Иванна проснулась. Жесть, мне страшно сказать что то девушке. До чего дошел. Так, сейчас аккуратно, не спеша, она только проснулась с бодуна.
– Иваааанн. Ивааанн, привет. Это я, Саша. Только не пугайся. Я по делу.
– Ох блин. Саш, у меня очень болит голова, я очень хочу спать, давай вот дела уж точно потом. Я даже не хочу знать, как ты тут оказался.
– Вот вода. Но я не уйду отсюда. Тебе плохо тут. Тебе очень плохо в универе, тебе не хочется и не нужно тут находиться. Ты никому не говоришь о своих проблемах, но нужно бы сказать. Я хочу помочь нам обоим, нам очень нужно уехать.
– Во первых, вода не очень помогла. Пожалуйста, принеси мне мороженки и я соглашусь выслушать тебя. Идет?
А Иванна неплоха, с юмором. Я тоже люблю мороженое. Сейчас проверим, понравится ей мой любимый вкус или нет.
– Держи, сладкоежка. Мое любимое.
– Твою мать, Саш, у меня аллергия на орехи. Да и сам вкус позорный. Но я сама предложила, так что выкладывай. Только давай коротко, без общих фраз, мне сложно соображать.
– Хорошо. Смотри, тебе не место здесь. Это очевидно даже мне, а мы много лет не виделись. Мне тоже не надо бы так долго находиться в Москве, я работать не могу. У меня есть два билета в Лхасу. Поехали вместе?
– Лхаса?
– Тибет, китайская провинция.
– Я в курсе, энциклопедия ты моя, я пытаюсь думать.
– Смотри, мы же поможем друг другу. Тебе ничего делать не надо, просто приезжай в аэропорт и полетим.
– А тебе это зачем?
– Один я на это не решился бы.
– Знаешь что, Саш, у меня сегодня день рождение в конце концов. Подарок ты предлагаешь не худший, но я не хочу. Меня все здесь устраивает. Уходи.
Наверно, стоило этого ожидать. Ладно, нет так нет. Но до самолета слишком долго, нужно как то продержаться эти часы. Как? Уйду в небольшой грибной трип, это всегда спасает, попробую немного поспать и поработать, записать, что чувствую сейчас.
Ничего не чувствую. Совершенно ничего. Небольшой привкус горечи, но в области сердца ничего. Неужели этот порыв изменить наши жизни так и закончится?
***
Однажды мы завели разговор о том дне, Иванна смогла описать свои чувства. Хочу пересказать их. Это пересказ, но хотя бы чувства ее. И это все, что у меня осталось.
***
Он ушел. Встал со стула и ушел. Почему он так жестоко поступил, оставив меня наедине с его предложением? Потому что я прогнала его. Чего еще я могла ожидать? Конечно, я хотела, чтобы Саша упрашивал меня согласиться. Новые и новые причины, чтобы поехать с ним. Но ведь все причины мира не смогут убедить меня. Доводы родителей незыблемы. Какие могут быть возражения против них? Но эти самые родители не знают меня совершенно, они видят только то, что хотят видеть и знать. Или я и правда такая? Нет. Нет, нет, это будет ужасно. Тогда почему я не согласилась на Сашино предложение? Ведь эта такая возможность: спутник, он за меня уже все решил, горы, романтика. Но как я могу поехать,если не люблю его. Или просто не знаю его теперь? Как же я ненавижу такие моменты, я все подвергаю сомнению. И все из за одного чертова парня, который подумал, что может изменить две жизни. Позвоню ему.
Его голос даже не изменился, когда услышал меня. Хорошо еще, что он номер не сменил за все это время, а то пришлось бы С. спрашивать. Саша сказал, что вылет в одиннадцать вечера. Значит, к восьми в аэропорту. Интересно, он сам то приедет? Наверняка.
Странное чувство. Как будто я не оставляю что то позади, а наоборот, делаю настоящее важнее будущего. Вот сейчас я последний раз вижу свою комнату, тех людей, с которыми жила тут. Я еле еле успела хоть как то закончить дела. И Вите позвонила. Он посоветовал хоть немного поспрашивать у общих знакомых про Сашу.
Ни одна из моих подруг бывших ничего особо хорошего не сказала. Не знаю, зачем я их спрашивала. Конечно, он изменился. Изменился. Он больше не тот ребенок, он повзрослел. Саша изменился! Да, много лет назад он уходил без объяснений. Но сейчас так уж точно не будет.
Вот я и в аэропорту. Даже интересно, приедет он или нет. Или приедет в последнюю минуту? Не хочу ему звонить, пусть сам решит. Если не приедет, будет хорошим уроком, что рыцарь на белом коне не всегда приходит.
***
Не приехал. Больно. Ну, зато урок мне, что если и решать, то нужно быть уверенной в другом человеке. А про Сашу я ничего не знала. Ладно, вернусь к своей прежней жизни. Я же люблю ее. Люблю? Блять, я сейчас расплачусь прямо по дороге домой. Хорошо хоть в общагу, а не к родителям, этого бы я не выдержала.
Вот сейчас, за этой дверью, опять пустота. Как только я могла поверить, что придет герой какой то и изменит мою жизнь? Какая же я дура.
Саша сидит на том же месте, где говорил со мной утром. Господи Боже, да как ему хватило наглости? Это же невозможное хамство. Я даже спрашивать ничего не могла, так я удивилась.
А он спросил, что же я решила, еду или нет.
– Саш, рейс через десять минут
– Иванн, после твоего тона мне даже стало немного не по себе. Но нет, рейс в час ночи, мы успеваем.
– А почему тогда ты мне соврал?! Почему ты решил, что можешь так разбрасываться словами?
– Когда ты позвонила, я подумал, что было бы неплохо, чтобы ты съездила сама сначала в аэропорт, чтобы твое решение было взвешенным.
– Саша! Да как ты не понимаешь? Это гребанное неуважение так играть людьми. Я не могу выразить, что я почувствовала, через что ты провел меня за этот день. Зачем ты появился в моей жизни? – Она подошла и дала мне пощечину. А потом спросила, я хоть собрался, или нам еще придется заезжать за моими вещами. Я смеюсь и вызываю такси в аэропорт.
Никогда не чувствовал такого душевного подьема, когда мы входили в аэровокзал. Я, как будто, видел нас, нашу пару со стороны. Я полюбил ее в тот момент. Я понял, что когда мы идем вдвоем, я себя как то совершенно иначе чувствую. Лучше? Скорее, я просто не ощущаю своих недостатков. И только наслаждение, что Иванна все таки согласилась поехать, что она не послала. Байк и часы я не зря продал, бизнес классом лететь пятнадцать часов в Китай очень приятно. Когда мы проходили на стойку регистрации для бизнеса, Иванна спросила, откуда у молодого писателя деньги на такие билеты. Тогда я отшутился, но про себя подумал, что когда то придется ей сказать, что я живу не по средствам, что из за детской травмы у меня невозможность сказать, что у меня нет денег на что то. Или признать, что в какой то момент придется довольствоваться не лучшим, а средним. Долгов у меня куча. И берусь я часто не за самую интересную работу, если там хорошо платят. Но зато я постоянно развиваюсь. Ну и очень приятно получать лучшее, не правда ли? А вещи, проданные для этого… Что же, путешествие стоит чего угодно.
***
В своей жизни я очень много путешествовал, я кочевник, постоянно летаю. Но этот полет я запомнил навсегда, как бы банально это не звучало. В любом случае, сейчас именно эти воспоминания позволяют мне держаться.
Мы с ним сели в самолет. Поверить не могу, что это было так просто. Мы как будто и вправду пара, вместе приехали, Саша все устроил. А кто он мне? Кто я ему? Мы пара? Или просто путешествуем вместе? Друзья, которые просто пытаются навести порядок в своих душах, и делают это вместе? Или он – мой случайный попутчик, которого я раньше знала?
Я должна признать, я понятия не имею. Просто ничего не знаю и не хочу знать. Саша не задает вопросов. Это хорошо, так я могу подумать спокойно об этом. Не рано ли думать об этом сейчас? Всего сутки назад я, пьяная, завалилась в свою комнату в общаге и уснула. А сейчас уже лечу в Шанхай, а оттуда поеду в Тибет. И с кем? С Сашей? Серьезно?! Нет, это точно была очень плохая идея. Чем я буду заниматься в горах? Жить при монастыре? Или это только начало путешествия? С таким замахом эти поездки встанут в очень кругленькую сумму. Может он решил развести меня на деньги? Хотя он так пренебрежительно говорит о деньгах, что вряд ли. Вообще редко говорит о них.
Что то Саша странно выглядит. Все эти разы, что я его видела за последние месяцы он буквально фонтанировал энергией. Только блеск в глазах какой то странно – неестественный. Переволновался, наверно. Его в сон клонит? Взгляд затуманился. И вправду заснул. А мы как раз взлетели. Ладно, все летают, как привыкли. Спит так спит. Хотя он и так не особо много болтал, что тоже непохоже на него. Он положил мне голову на плече. Все это делают, но почему у него это так мило ощущается? Блин, я сейчас расплачусь. И как тут думать? Мне не нужны ответы, кроме одного. Я смогу полюбить его?
Я не боюсь того, что может произойти дальше, я боюсь, что вернусь к той жизни. Универ, общага, клубы, подруги, парни. Звучит, как мечта, но там так тошно. И эти выхолощенные хлещи, которые говорят только о карьере. Да, это аргумент. Даже если у Саши больше нет денег, у меня осталась какая то сумма, с голоду не умрем. А он хотя бы не такой скучный. Я даже готова примириться с какими то моментами, которые меня напрягают. Красные флаги? За все надо платить, это моя плата за приключения.
***
Кажется, я сплю. Сон очень полный. Точно, я же грибы ел. Здорово, хоть отдохну немного, а то я поспал всего несколько часов, а впереди еще поезд.
Тибет. Горы. Видимо, мы там вместе. С Иванной. Ого, сейчас будет счастливый сон? И вправду, такое спокойствие.
Я лежу в нашей хижине, один, ее нет рядом. Не знаю, как выглядела хижина, не обратил внимания. Дверь открывается, входит Иванна. Она такая свежая, как будто только что искупалась в море. От нее даже пахнет счастьем и здоровьем. Есть запахи разных чувств, разных эмоций. Во сне не было не намека на запах страха, несчастья или злобы.
Иванна подходит к кровати, наклоняется и целует меня. Говорит, что ходила в лес гулять, и спрашивает, когда я должен вставать по режиму сна. Спрашивает, долго ли я буду так жить, ложась в десять, вставать в четыре, а потом до часу дня спать. Я отвечаю, что наше счастье заряжает меня энергией и я должен писать об этом, но я не могу забирать время у нас.
Иванна улыбается и вытаскивает меня из кровати, говоря, что хочет встретиться сегодня с одним из мудрецов, а секс может и подождать.
Я не запомнил, ходили ли мы к этому мудрецу во сне, но ярко помню момент выхода из его хижины. Кажется, мы обсуждали историю черных и белых Бонпо в Российской империи. В какой то момент Иванна посмотрела мне в глаза, и медленно, с расстановкой, произнесла:
– Знаешь, Саш, мне иногда грустно, что я лишилась всех людей, что имела, но в такие моменты, как сейчас, я четко сознаю, что так нужно было. Я знаю, что у тебя это по другому, ты постоянно в разъездах , но вдруг ты чувствуешь то же самое.
Я даже не стал отвечать, только сильно обнял ее и поцеловал. А потом тихо произнес, что это все, о чем я могу мечтать.
А следующим кадром во сне резко шла наша ссора, как она собирает вещи и уходит.
Я закричал. И только потом осознал, что был во сне, а кричал вслух. Для меня это не новое, я часто просыпался после кошмаров, но не в общественных местах. Иванна сильно напряглась, это читалось по ее глазам, она испугалась.
Я тут же заказал себе выпить и вроде бы немного пришел в себя. Но не могу сказать с уверенностью, было ли это стандартным кошмаром, как раньше, или чем то иным.
Немного оклемавшись после такого резкого пробуждения, я подумал, что, кажется, мы с Иванна так и не поговорили ни разу нормально с той ночи, когда я встретил ее на улице у общаги.
Я сказал ей об этом. Она же, заказывая отличную национальную яичницу на завтрак, ответила, что может нам не так уж и нужны сейчас слова, что нам сейчас гораздо важнее про себя обдумать происходящее. Иванна это так сексуально и красиво сказала. Наверно, всю мою жизнь для меня не было ничего сексуальнее запаха, слов и глаз. Слов, которые выговаривал ее рот, которые произносили ее губы.Запах, передающий самого человека тебе. Запах – самое интимное в человеке. Когда человек выбирает духи, он выбирает то, что люди будут думать, слыша этот запах. Но еще интимнее запах живого тела. А глаза наделяют это тело душой. Всей сущностью. Я вспомнил ее запах в ту встречу с С., я признался сам себе, что люблю ее. Нет, я не могу сказать, что любил ее все эти годы, что мы не виделись, это совершенно не так. Но в тот момент, через сорок пять минут после взлета рейса
J2 O21 авиакомпании Air china Москва – Пекин, я влюбился в Иванну. Этот момент я храню у себя глубоко в сердце, и вспоминаю в худшие моменты. Не знаю, где бы сейчас был без них.
Постепенно наступал рассвет 31 июля. Встретили мы его своим первым поцелуем. В тот момент, что я начал тянуться к ней, я машинально отодвинул фонарик ее сиденья. Просто эластичный фонарик, но чувство было, будто коснулся ее волос, настолько она заполняла все вокруг себя своей энергетикой. Тот поцелуй не был прекрасным, как и всегда бывает с первым поцелуем пары, но он передал ее тепло. Мы обменялись энергетикой. Существует версия, что с поцелуем передается часть твоей кармы. Если это так, то наши кармы слились в одно целое в тот момент.
А потом нас все таки прервала стюардесса с вопросом, что бы нам хотелось поесть на завтрак.
Я немного растерялся, уже хотел грубо ответить ей, но Иванна меня опередила. Она громко рассмеялась. Так открыто и так живо. Без единого намека, что стюардесса повела себя не очень корректно.
Иваннин смех открыл мне еще одну истину. Когда я один, а один я всегда был, я борюсь за выживание, я должен бороться. Потому что только с помощью злости, агрессии, я могу за короткое время заставить себя уважать и бояться. Но когда Иванна рядом в этом нет никакой необходимости. Она сильнее меня. Эгоистичная фраза: ‘когда она рядом’. А разве отношения не храм эгоизма двух людей?
***
Нет, это не так. По крайней мере, не должно так быть. Это не анормальность, это другое. Если отношения изначально построены на эгоизме, они должны быть такими для обоих участников. Иначе отношения будут абьюзивнцми. Я всегда старался брать на себя как можно меньше ответственности за других людей. Это никогда ничем хорошим не заканчивалось, это не могло закончиться ничем хорошим. Я ошибался. Сильно и долго.
Это последняя вещь, которую я понял за этот перелет.
Не знаю, чего я ожидал, когда предлагал Иванне поехать со мной. Все как то слишком быстро произошло, я не успел подумать об этом. В любом случае, даже пятнадцать часов полета дали мне то, чего не дала вся предыдущая жизнь. Я полностью успокоился и насладился полетом. Все сознательные годы жизни я куда то бежал. Достигал одного, сразу начинал другое. Что то не получалось, начинал бежать в другую сторону. А может нужно было постоять на том светофоре? Может, нужно было не бросать, когда не получалось, а биться и биться в ту стену?
Почему как только я взошел на борт я как змея сбросил лишнюю кожу? Потому что Иванна была рядом. Эгоистичная мысль проскользнула в моем сознании, что даже ради той эмоциональности, которую я обрел, оказавшись рядом с ней может хватить на новую книгу.
Иванна тоже молчала и, наверняка, думала примерно в том же ключе. Я не спросил тогда, чем она сама аргументировала свое обучение в универе. Как она держалась там. А потом мне не хватило духу заводить об этом разговор.
Вдруг у нее зазвонил телефон, вызов через вай фай самолета. Ее прекрасное лицо исказилось гримасой такой муки, какого то сюрреалистичного кошмара. Она сбросила вызов, резкими, рваными движениями напечатала какое то сообщение и выключила телефон. Мне стыдно, но я тогда не обнял ее. Побоялся, что неправильно поймет. Хотя должен был бы знать, что это ей помогло бы. Я только взял ее руку в свою. Иванна взглянула на меня исподлобья своими прекрасными глазами, и спросила, долго ли нам еще лететь. Часов пять, ответил я. Она кивнула и, откинув кресло назад, уснула.
***
По прилету в Пекин нас ждал часа езды до жд вокзала, а там сорокчасовое путешествие до Лхасы. И в этот час, как только мы приземлились в аэропорту Пекина я испытал огромное облегчение, что отпустил эти месяцы, которые провел в Москве. Мне было одновременно противно, что я их просрал. Просто просрал. Но радостно, что хоть к концу июля я сделал что то хорошее. Вывез Иванну и себя оттуда. Из этого города. Я очень любил Москву, но, видимо, идея жизни в ней была ошибочной. Никогда не знаешь, что ты можешь любить и терпеть короткий срок, но не можешь вынести долго. На какую то долю минуты я возненавидел Москву. Но потом осознал, что возненавидел свое поведение в ней в последние несколько месяцев.
Мы сели в поезд. Еще в Москве я заказал нам отдельное купе первого класса, чтобы мы спокойно наслаждались этими часами спокойствия. Это было мое лучшее решение за всю жизнь. Эта радость предвкушения… Она всегда настраивает на правильный тон. Первые несколько часов поездки мы просто сидели, занимаясь своими делами, любуясь видами и перебрасываясь редкими фразами. Потом сходили у вагон – ресторан перекусить, а когда вернулись. Мы не просто захотели друг друга, мы вспыхнули. Гормоны взяли верх над разумом, и мы любили друг друга. Это было незабываемо. А потом лежали, наслаждаясь плавным движением поезда, прекрасными видами и живым человеком, лежащим рядом. Я закурил электронную сигарету, тут же сработал детектор дыма, в нашу дверь начали ломиться проводники, а мы лежали и смеялись над ними. Смеялись над нами, нашим приключением, нашей любовью и всем миром. Ночью мы спали лишь перерывами, на несколько часов уходя из сознания, но оставаясь вместе. Она разбудила меня и предложила сходить перекусить. Мы направились в вагон ресторан, смеясь так громко, как хотели. Сначала официанты отказались нас обслуживать. Оказывается, персонал поезда действительно обиделся, что мы не открыли им дверь, ведь сработала сигнализация. А мы лишь смеялись. Но когда я предложил двести долларов любому, кто примет и принесет наш заказ, они забыли все свои обиды. Если бы рядом не было Иванну, я бы начал им угрожать и устроил скандал. Но она была не просто рядом, она любила меня, и я изменился. Похоронил старого себя, и начал вместе с ней создавать нового. Деньги решили вопрос быстрее скандала. А еще… Взгляд, которым меня наградила Иванна после ухода официанта… его не описать словами. Я поймал себя на мысли, что так и не был уверен, любит она меня, или просто терпит как попутчика. Но взгляд разрешил все сомнения. До малейших.
Мы спокойно поели, на десерт заказали несколько коктейлей. И тут пошло. Мы решили отомстить китайцам из ресторана за то, что не хотели нас обслуживать. У нас впереди было тридцать часов и нашей целью стало выпить всю водку в их баре. Раз уж мы русские, то нужно идти по стереотипным напиткам. После еды Иванна заказала четыре коктейля на водке, а я попросил четыреста грамм разом. Официант немного удивился, но, помня о двух купюрах в его кармане, принес мне алкоголь в пивной кружке. Захлебываясь от смеха, мы выпили все это. И решили сделать небольшой перерыв на секс. Конечно, координация наша уже немного пострадала, но, с некоторыми паузами и небольшим головокружением у нас все получилось. Мы снова лежали в одной постели, наслаждаясь друг другом. Вдруг Иванна предложила сыграть в вопросы. Полностью уверен, что эта игра была как нельзя более кстати, ведь до сих пор мы говорили очень мало. И, как бы нам не было не интересно прошлое друг друга,все равно базовое понятия о нем было бы неплохо иметь.
Я уже не помню самих вопросов, но навсегда запомнил стихи, которые она мне читала наизусть. Ее стихи. Когда Иванна закончила последнее стихотворение, она, смеясь, сказала, что по законам романтики, я должен был бы делать это. Я немного задумался, и предложил компенсировать тем, что отнесу ее на руках до ресторана, где мы еще выпьем. Она, смеясь еще больше,согласилась. Помню ту картину, семь утра, дисциплинированные пассажиры уже завтракают . Обязательно здоровой пищей. А я несу на руках самую прекрасную девушку мира, чтобы прикончить с ней еще одну бутылку водки из бара.
Кажется, в латыни слова влюбленные и безумные отличаются одной буквой. Мы с Иванной смеялись над этим минут десять. Ну правда смешно ведь. А в ресторане мы решили обходить столики, спрашивать у людей откуда они и предлагать им выпить с нами. На основе же их согласия или отказа от алкоголя мы судили по их стране. Кажется, нашелся один мужчина, который согласился выпить. Прекрасный человек. Большой, не толстый, а именно в теле, статный, в костюме. Еще и водку согласился пить в семь утра с какими то фриками. Понятия не имею, откуда он был, но уважаю его до сих пор.
В принципе, эти сорок часов были как будто закольцованны, мы лежали, пили, занимались сексом, и, конечно, разговаривали. А еще нарушали вообще все правила. Оказалось, что для полного счастья не нужно море вещей и постоянная занятость. Только человек рядом, его понимание и готовность развлекаться и Жить. Жить. На одной из длительных остановок поезда к нам вкупе постучались менты местные, и попросили нас не выходить из купе ближайший час, потому что с нами хочет поговорить какой то их босс. Поезд должен был стоять там еще полтора часа. Поэтому мы вылезли через окно и поехали кататься на такси по городку. Ничего особенного там не было, только очень много китайцев на улицах, но было все равно весело. Понятное дело, мы чуть не опоздали на поезд. Последние несколько метров неслись по платформе, когда он уже начал отходить. Я всегда думал, что так можно было делать только в далеком прошлом. Видимо, Китай настолько сепарированная страна, что закрывать двери, когда поезд трогается им не нужно.
В купе нас ждал аккуратного вида китаец, выписавший нам штраф на триста долларов за нарушение общественного порядка. К счастью, нас это никак не остановило. Я еще вполне мог себе позволить не волноваться из за денег и жить на широкую ногу, тем более, что в горах нам явно не понадобится горы денег.
Когда тот мужчина ушел, мы снова легли в кровать, просто полежать и снова и снова ощутить другого рядом. Во время одной из пауз в разговоре, я сказал Иванне, что теперь понимаю, почему поезд считается таким символом романтизма, почему его так часто воспевают. И что если бы мне предложили остаться в каком либо действии навсегда, я бы выбрал поезд предвкушения. У предвкушения совершенно другой вкус, нежели у самого события. Наверно, потому что ожидание, как и мечты всегда идеально, ведь ты рисуешь его самостоятельно.
И все таки мы приехали. Выходя из вагона я не смог не заплакать. Иванна не стала спрашивать. Мне хочется думать, что она поняла причину моих слез. Но, быть может, она просто проявила такт к моим чувствам. В любом случае мы оказались там. Там.
***
Четыре часа утра. Я сажусь за стол поработать. Да, так и было во сне. Я редко его вспоминаю теперь, но иногда проскакивает. Четыре часа совершенно не случайны, уже много лет в некоторые дни я так встаю. Когда ты встаешь в четыре утра, ты счастлив. Безудержно счастлив. Даже если ты знаешь, что ты один на всем свете, ты счастлив. Но какое же другое счастье знать, что в кровати, из которой ты встал лежит самая прекрасная девушка в мире, любящая тебя до умопомрачения.
Два часа работы, потом снова ложусь к Иванна. Стараюсь не приставать, а то в шесть утра у нее почему то нет настроения заниматься сексом. В десять я встаю снова. Очень расслабленный темп, но почему бы лишать себя сна, если произведение идет отлично, 9-17 мне работать пока не надо, а времени с Иванной в течении суток я провожу вполне достаточно?
Иванна встала час назад, сейчас уже на пробежке, через полчаса вернется. Я готовлю нам завтрак, параллельно думаю, на какую тему с нами будет беседовать Зэнзэн. Ее имя переводится как драгоценность, она делится с нами мудростью дважды в неделю. Еще два дня мы проводим с Ионглиангом. Это ее брат, значение его имени – яркость. Еще три дня мы путешествуем по окрестностям. Зэнзэн и Ионглианг близнецы. Мы не случайно выбрали именно их школу. Они выходцы из советского союза, родились в Минске. Уехали из союза в конце восьмидесятых, когда стало понятно, что долго ‘Империя зла’ не протянет. Их дядя тогда ехал в Китай в командировку, каким то образом они смогли выехать вместе с ним. Им так понравилась китайская философия, что они сменили имена, обучались у монахов в горах Тибета, специализированно изучали историю оккультных наук в Третьем Рейхе и в итоге основали собственную школу мудрости, если можно так сказать. Сами Ионглианг и Зэнзэн очень необычны, даже внешне. Ярко рыжие волосы, очень тонкие черты лица, бледная кожа и карие глаза. Зэнзэн даже похожа на ведьму, я ее побаиваюсь. Полностью понимаю средневековых людей, сжигавших рыжих. Однажды я набрался смелости и сказал ей об этом. Она хохотала как безумная, даже позвала брата, и заставила меня повторить.
Наши с ними беседы были, по большей части монологами. Сначала монологом Учителя, независимо, был это день Ионглианга или Зэнзэн. Монолог Учителя или Учительницы должен был настроить нас на тему дня, направить наши мысли в нужном направлении. Потом говорили либо я, либо Иванна. Сперва мне казалось, что Иванне непросто раскрываться передо мной и незнакомым человеком, поэтому я, чувствуя себя рыцарем, говорил первым. В один из дней тема была болезненная для меня, поэтому я не был готов говорить первым из нашей пары, и инициативу взяла Иванна. Тогда я понял, что она себя вполне комфортно чувствовала, просто ей было нужно немного больше времени подумать, поэтому она с радостью выступала вторая. Я просто играл в героя, теша свое эго. В тот день я сказал Иванне об этом, и извинился. Она тепло рассмеялась, и сказала, что понимает мой ход мыслей, это ее нисколько не задевало и ей будет приятно, если я и дальше буду выступать в большинство дней первым.
Темы наших разговоров с Учителями были также разносторонни, как и они сами. Например, Зэнзэн страстно любила азартные игры и стабильно раз в неделю играла со мной и некоторыми другими Учениками в покер целые часы напролет. А Ионглианг страстно любил волейбол, которым увлекалась Иванна. Они даже иногда играли один на один на самодельном поле. Ох не постичь мне этих людей! Хотя однажды они сами сказали разгадку. Мы как обычно пришли к Зэнзэн, это был вторник, наш первый разговор с ней на этой неделе. Она сходу завела разговор о балансе. Конечно, я ее удержался и спросил, к балансу ли в жизни относится их необычные для Учителей хобби? Она гордо выпрямилась, и, громче обычного произнесла, что именно так и есть. Но тут же поникла и тихо сказала, что нам с Иванной тоже нужен баланс в жизни. Что у нас все слишком идеально.
Из за контраста между двумя ее репликами, из за выражения глаз Зэнзэн или из за самого смысла фразы, весь тот день я не мог думать ни о чем другом. Но в конце концов потихоньку забыл предостережение, утопив его в счастье.
***
Я не могу долго описывать наши дни в горах. Они были болезненно похожи друг на друга. Но именно эта рутина и спасала нас, мы наконец то обрели дом. Дом в другом человеке. Зэнзэн и Ионглиан сразу сказали, что будут обучать нас только три месяца, и если по истечении этого времени мы захотим продолжить, они направят нас к другим мудрецам. Третий месяц нашего пребывания там был на исходе. И мы планировали продолжать обучение у других мудрецов.
Седьмого октября я как обычно встал рано утром, сел писать. Ничего не выходило, я не знал, закончить главу, или выжать из нее еще что нибудь. Странно, накануне вечером все шло очень хорошо с книгой, а сейчас появился блок. Я понадеялся на прогулку. Вдруг она даст мне вдохновение. Как минимум прогуляюсь ранним утром. Я вышел на берег небольшого озера, мы часто купались в нем. Но уже наступил октябрь, по утрам было прохладно,поэтому я просто сел на пирс, свесив ноги в воду.
Наверно, я очень далеко уплыл в свои мысли. Наверно, я слишком долго не думал о происходящем. Наверно, я был слишком легкомысленным, не думая о нашем будущем. И вдруг снова. Снова произошло то, о чем я забыл. Что то я упустил из виду. Что то я закинул на самую дальнюю полку своего мозга и игнорировал знаки.
Дереализация. Или деперсонализация.
Ощущение, что ты это не ты, а мир вокруг нереален. У всех это проявляется по разному. Но обычно это ощущение взгляда ‘со стороны’, оторванности от собственного тела. Так и у меня. Я увидел, как мое тело бросается в воду, и начинает тонуть. Оно должно было бы уметь плавать, но оно не умеет. Просто идет ко дну. Я пытаюсь как то взять себя в руки, волевым усилием вернуться в тело. Выплыть. И тут меня относит назад. В воспоминания. Они преследуют нас всю жизнь. Воспоминания – палач и спаситель одновременно. Я заново испытываю, как тонул раньше. Дважды. Сначала в раннем детстве. Меня начало уносить течение реки, меня вытащили тогда. И в подростковом возрасте, мы тогда гуляли с компанией на море, погода стояла отвратительная, волны вздымались огромные. Понятное дело, мы поперлись купаться. Я и одна из девушек решили зайти поглубже, побороться с волнами. Я не помню, как развивались события, но вдруг из шуток той девушки о нашей смерти исчезли веселые нотки. Она вдруг начала кричать, захлебываясь и прося о помощи. Каким то образом оказалось, что и мои ноги не могут больше найти опоры. Я вытащил нас. Было на грани, но море отпустило нас.
На том пирсе я пережил это снова. Детский ужас оттого, что ты бессилен перед стихией. Более взрослое, но отвратительное чувство, что та девушка запаниковала и начала топить меня, в попытке выбраться на поверхность. Мой разум это проходил еще раз. А тело оставалось неподвижным на краю пирса. Вдруг какое то событие перехватило мое внимание и отвлекло. Я вернулся в реальный мир. В меня врезалась какая то птица, не заметив меня в предрассветной тьме. Шатаясь, я попытался встать. Не получилось. Тогда я лег, растянувшись во всю длину тела и попытался проанализировать, в чем заключался триггер приступа дереализации. Я не смог бы здесь описать все мысли, которые приходили мне в голову. Но я нашел наиболее вероятный ответ. Слишком идеальное и красивое счастье. Я просто не могу жить без драмы. Это ужасно. Ужасное чувство, когда ты понимаешь, что вот только только стал счастлив и, неожиданно… Неожиданно все заканчивается. Заканчивается только из за тебя. Твоей натуры.
Мне стыдно за мои действия. Хотел бы я сказать, что действовал сгоряча, но это не так. Наоборот, внешне я был совершенно спокоен. А внутренне… не знаю.
Я пришел и лег спать, как обычно. Когда проснулся, Иванна, как по расписанию была на пробежке. Я приготовил ей завтрак, оставил его на плите. Собрал пару вещей. Сел в такси и уехал. Уехал на вокзал. Даже записки ей не оставил. Не то чтобы погворить. Даже бумажку не написал. Трусливый придурок. Какой тогда был смысл во всех практиках, если в жизни я даже бумажки выдавить из себя не смог?
Глава третья.
Ещё в молодости, до того чуда ,мне поставили несколько наследственных диагнозов. Среди них: высокий процент суицидальных мыслей, паранойя, поиск внешних стимулов, рискованность, цинизм и нейротизм, характеризующийся невозможность контролировать негативные эмоции и порывы, также сильная склонность к депрессии. Пришло это сообщение в очень нестабильный период, когда в одни моменты я ненавидел себя за слабость, а в другие восхищался своим талантом.
Первой мыслью было, что похоже, моя судьба предопределена, и если у меня есть выбор, так это долго страдать, или быстро совершить самоубийство. А потом я подумал, что это наоборот подтверждение моего плана и убежденности, что я долго не проживу. Так почему бы не вложить в эту короткую жизнь как можно больше? Терять мне, очевидно, нечего. Не убью сам себя, меня прикончат болезни. В принципе, это именно то, о чем я мог только мечтать. Знаете все эти сюжеты, когда человек узнаёт, что смертельно болен и начинает делать, что ему только хочется. У меня дедлайн более гибкий. Так это веселее! В итоге я решил для себя, что могу спокойно положить свою жизнь на это. Не бессмысленно же мне умирать, просто получив диагнозы, которых, в принципе, ожидал? Да, я ожидал и подозревал нечто похожее. В принципе, довольно легко привыкнуть к постоянным колебаниям от полной депрессии и отвращения к себе, до абсолютного счастья, и восхищения , как я ещё жив. Сложнее к этому привыкнуть окружающим. И если на отдаленных от меня людей, мне глубоко плевать, то перед близкими я часто испытываю сильное чувство вины. Наверно, врачи, на тот момент, не поставили мне главный диагноз в моей жизни. Биполярное расстройство личности. Чем глубже я загоняю себя в депрессию, чем я более одинокий, чем мне больше хочется никогда больше не вставать, тем продуктивнее моя работа, тем сильнее мой талант. Уверен, у очень многих творческих личностей также. Пожалуйста, не загоните себя такими колебаниями. Загнанные лошади падают замертво. И это ещё довольно быстрая смерть. Тогда, много лет назад, я мог себя контролировать. Считайте это моим самым главным наркотиком. В стадии мании ты гениален. Черт, мозг так быстро соображает, он работает на диких скоростях. Я не испытываю иллюзий, что я гений сам по себе. Мой айкью ниже 170. Но блять, когда я в стадии мании, я себя ощущаю просто богом творчества. Все, кто проходил это, поймут, почему я, почему все мы готовы загонять себя в могилу, прибивать себя все ниже к земле, ради пары часов продуктивной работы в день. И мне очень, очень стыдно перед моими близкими, потому что очень сложно понять и привыкнуть, что рядом с тобой живет два, а то и три разных людей. Когда мне плохо, страшно, я высокомерный кретин, с самомнением больше, чем у сынка аристократа из девятнадцатого века. В стадии мании я боюсь представить свои глаза. Их выражение. Оно даже меня самого пугает. Потому что я знаю, что в них выражается. Дикая надежда, безумная радость и неудержимый страх. Надежда, что никогда не стану нормальной посредственностью. Радость, что, раз я ощущаю все это, я все ещё не посредственность. И страх, что моя болезнь, мой талант, моя жизнь пройдут бесполезно. А в депрессивной стадии, я просто гребаный овощ. Глаза тусклы, черты лица потихоньку стираются.
Я разговаривал со многими парнями и девушками, у которых психические заболевания в гораздо более острой форме, нежели у меня. Не правильно их назвал. Парни и девушки звучит молодо, легкомысленно. Но даже самый молодой подросток с психическим заболеванием прошёл, черт побери, больше, чем пожилой человек, живущий с 9—17. Да, мужчины и женщины. Как они сильны! Зачем не они признаны героями, а медиа персоны? Не медиа персоны двигают процесс ценой своей жизни. Не все люди с расстройствами раскрывают свой потенциал, двигая человечество, но и тех немногих, кто делает это, вполне достаточно. И каждый раз, слушая или читая их историю, мне хотелось плакать и кричать, пытаться что нибудь изменить в этом мире. Почему, почему этих красивых, мучительно красивых людей не воспринимают?
Я пытался поговорить об этом с Л., но она не поняла меня, ей показалось, что в моей голове слишком много странных мыслей и явлений. Откуда она, собственно говоря, знала об этом?
***
‘0.05: до будильника, чтобы встать на тренировку три часа сорок минут. Так мало и так много. Если ещё раз мне кто то скажет, что время одинаковое всегда и для всех линейно, я плюну в его глупую рожу. Если доживу до этого времени.
0.40: почему я так озлобился? Ведь это не усталость, я высыпаюсь, минимизирую глупый расход энергии. Да, нагрузки много, но и раньше такое было. Хорошо, допустим, я измотан, я за последний год четыре раза переехал, повзрослел лет на пять, раза три разбил и склеил своё сердце. Но ведь запасы ещё остались. Или нет?
1.15: несмотря на то, что происходило за этот год, он, наверно, самый счастливый и важный в моей жизни на данный момент. Было очень много важных и счастливых событий в других годах, но тут такая концентрация. Говорят, лсд расширяет сознание. Я ещё успею купить чего нибудь в том баре? Цены там вполне приличные, да и деньги есть. Хорошо бы попробовать продержаться. Снотворного в баре нет уж точно. Да и ложиться спать с такими мыслями чистое самоубийство, даже в моем состоянии это очевидно. Сон как вода. Вымывает, помогает пережить, выводит токсины. Но если они слишком сильны, он убивает.
1.20: всего две тысячи людей в год умирает в России во сне. И все от остановки сердца. Внезапной. Полностью понимаю внезапную остановку сердца, сам наверно свалюсь от неё. Но почему так мало, всего две тысячи? Понятно, это все равно много, но ведь и мало очень. Так то достаточно одной единственной смерти, остальных 1999 можно и оставить жить, но все равно как то мало.
1.55: два часа. В зале они бы пролетели незаметно. Да, расписание, по которому я живу странное. Вставать в четыре утра чтобы покачаться это отдельный вид мазохизма. А разве любить девушку на расстоянии двух тысяч километров – нет?
2.10: ребята в баре хорошо гуляют, некоторые голоса я даже слышал раньше, кажется. Наверняка напиться ещё не поздно. Но этот пожар не залить алкоголем. Вот если бы я редко пил, то хорошая доза помогла бы. Но я писатель, и мой любимый алкоголь абсент. Не хочу ассоциировать его с этой ночью. Издержки профессии. Но вот колёса… хорошая доза лсд бы помогла открыть подсознание. А пару грамм бошек могли бы оформить блаженное расслабление на достаточное количество часов. Но разве я так слаб, что с помощью двух друзей, любви к девушке и блокнота с ручкой не смогу выдержать?
3.00: осталось меньше часа, но эти пятьдесят минут стали пыткой. Тщетно я пытался уснуть. Надо бы вспомнить заключение того психолога. Кажется что то было про задатки шизофрении. Или мне сейчас так кажется из за темноты. В любом случае, галлюцинаций много и они становятся регулярными. Недавно после сложного подхода в зале не мог понять, куда дел блинов на сто с лишним кило. Оказалось, я сидел на них , а сложены они были в виде постамента. Интересно, что думали люди, когда я их складывал так.
3.30 : так немного осталось, но так мучительно. Зачем я говорю так, будто переживу эту ночь. Город старый, закоулков море. А я явно иностранец. Таких тут облизывают на туристических улицах, но не в старом городе. Да, я немного знаю арабский и могу за себя постоять, но против ножа никакое знание языков не поможет. Выгляжу я сейчас непритязательно, волосы наверняка свалялись от холодного пота, мешки под глазами не поддаются описанию, да и одеваться как я привык я точно не стану, если пойду на улицу.
3.40. : все сложнее оставаться в кровати или сидеть за столом. Почему это похоже на ломку? Аддикции к наркотикам у меня нет. А может я аддиктен, зависим от города, который покинул? Но я хочу, я должен завоевать Л., поэтому я должен пять месяцев оставаться тут. Да и жизнь тут уж точно интересная . Вчера вот меня задержала полиция в одном из таких переулков. Или позавчера?
3.45: черт, как больно. Лучше бы уж что нибудь болело физически. Я не продержусь. Так всегда бывает, прямо у цели срываешься. Глаза воспалены. Моргать больно. От слез? Нет, кажется, я не могу заплакать. Или и это галлюцинация. Последние дни не могу остановиться, отдохнуть, чтобы меня не настигли галлюцинации прошлого и будущего. Как плохо. Ладно, черт с этим всем миром. Есть ещё заведение открытое. Я когда то с отцом хозяина работал, он меня помнит хорошо.
3.47: будильник поставлен на 3.55. Там мотивирующая речь. Успеть бы до неё уйти. А то умру со стыда. Черт с ней, надо подняться из кресла и найти хотя бы рубашку и треники. Никогда не позволял себе такой наряд, но и вид у меня сейчас под стать.
3.50: какая, оказывается, сложная задача не включать свет и найти шмотки нужные. Почему так врезается в память что я нашёл именно ту самую рубашку? Черт, я же ее надевал на ту вечеринку. Четыре месяца назад. Как вчера. Так и выглядит старость? Пора выходить. Ещё кое что.
3.52: я заплакал. Господи, какое облегчение. Черт возьми, я заплакал, понюхав те самые духи. Почему русский такой богатый и красивый язык, но слова the в нем нет? Было бы нелишним. Какая разница, столько слов заимствованных. Ещё одно, такое лаконичное и красивое было бы в тему.
3.54: у Булгакова в ‘Мастере и Мараргатире’ когда закричали петухи нечисть тут же скрылась. А если и я через минуту скроюсь? Что, если это и есть моя настоящая сущность? И никакого саморазвития не надо, возьми и исчезни. Или пулю в лицо.
3.55: прозвенел. Повезло.
4.10: пожалуйста, я просто хочу уйти как Хемингуэй. Написать что нибудь стоящее, пройти всю жесть и грохнуть самого себя из любимого ружья.
***
После этого он попал в психбольницу. Сел в такси. Ненавистное для него такси, он всегда не любил их. Он попросил отвезти его на старое мусульманское кладбище. Там вышел из такси, оставил водителю слишком большие чаевые, закрыл глаза и целенаправленно пошел к определенной могиле. Сел, облокотившись спиной на тысячелетние надгробие. Полез в карман пиджака. Водитель, встревоженный адресом, видом пассажира и чаевыми в этот момент подбежал и начал уговаривать его не завершать жизнь самоубийством. Таксист потом описывал взгляд, которым на него посмотрел мой брат. Приехала скорая психологическая помощь, четверо бугаев скрутили его и запихнули в машину. Таксист потом написал мне письмо с извинениями, что не додумался сначала позвонить кому нибудь из его родных или друзей. Я его лишь поблагодарила за небезразличие и выслала ему как благодарность небольшую сумму. А он рассказал мне всю последовательность.
Кстати говоря, приятно познакомиться. Меня зовут Анита Ньюман. Я – двоюродная сестра автора этого произведения, человека, о котором сейчас я буду рассказывать. Родилась я в Германии, в Нюрнберге. До совершеннолетия жила половину года там, половину в Москве. Мы были очень близки с моим братом. Сейчас, когда он попал в психушку, я хочу продолжить историю его и Иванны.
В ту ночь он вспоминал прошедшие события, он очень сильно боялся, что не смог быть хорошим другом для А. и Д. и хорошим парнем для Иванны. Именно парнем, он всегда ненавидел брак, и винил себя, что никогда не сможет дать ей свадьбу и детей. Однажды, совершенно случайно, кто то еще из семьи, рассказал мне, что однажды, в ссоре, он кричал о том, что еле еле может дать Иванне элементарное сожительство.
К сожалению, мне об этом немного известно. Последние годы наши с ним дороги разошлись, больше трех лет назад он уехал из Москвы. Тогда ему разбили сердце недоотношения с подругой. Мне бы хотелось опустить свою роль, но именно я убедила его, что они будут идеальной парой. После их ссоры он, собирая чемодан сказал мне слова, преследовавшие меня все эти годы. Я ненавидела его за них. Его высокомерие. То, как он говорил, будто был моим преподом. У нас разница в возрасте семь месяцев! Но как он постарел после их ссоры!
‘Ани, я не виню тебя в произошедшем. Я сам виноват, что позволил себе слушать тебя тогда. Конечно, мне нужно было понять, что ты думаешь только любовными романами. Прощай. Исполни свою мечту, если тебе хватит сил. И постарайся не слушать семью, они зависли в прошлом.’ Представьте, мне было двадцать. Тогда я возненавидела его, на зло ему осталась в Москве, хотя хотела тогда ехать в университет в Италии. Сейчас мне двадцать три, ему двадцать четыре. Врачи не уверены, что он сможет существовать в реальном мире, что он доживет даже до 25 дня рождения… К нему даже не пускают посетителей, говорят, что он очень опасен. Да, он часто легко воспламенялся, но мы, все четверо уверены, что в душе он слишком ранимый и добрый. Расскажу про его диагноз. Целый букет. Биполярное расстройство с прогрессирующими слуховыми и зрительными галлюцинации, постоянный прогрессирующий страх, мешавший его работе, умственное расстройство, постоянные запои, лишь усиливавшие страх. Сама я могу поверить во все диагнозы, кроме умственного расстройства. Свой мозг он одновременно любил и считал наказанием за свою лень. Но мы все полностью уверены, что он все время был в полном сознании, что его мозг до сих пор действует безотказно, даже после заточения в лечебницу. Только мне внушает беспокойство его лечащий врач. Как будто он заранее уверен, что мой брат никогда не выйдет из стен их заведения, а вообще умрет ещё до наступления его дня рождения. Разве такие диагнозы способны свести в могилу молодого, здорового человека? Он же точно не сможет совершить самоубийство в больнице. Сейчас зима, как так может случиться, что он не проживет каких то пять месяцев до его дня рождения?
Я думаю, я должна продолжить рассказ. Добавить в него письма, которые сейчас приходят от него из больницы. Добавить бумаги в его столе, тех, которые не нашла и не найдёт полиция, всяких обрывков чеков, салфеток, с гербами лучших отелей, просто листов бумаги. На них вся его жизнь с Иванной. Не знаю, как он отреагирует, что я это напишу здесь. Но разве их четверка не заслуживает право на этот рассказ, даже если мой брат, друг А. и Д. и парень Иванны, психически болен? Я расскажу это, даже если он возненавидит меня. Если выживет.
***
‘Ани, все хорошо. По большому счету, содержание приличное. Еда не худшая. Только привязывают.
Я в наблюдательной палате. Это место, куда отправляют буйных новичков. Странно применять слово новичок к себе. Кажется, что все что я мог попробовать, я уже сделал. Лучше опозориться раньше, верно? Медперсонал мне совершенно не нравится. Все поголовно говорят, что я слишком зациклен на своей персоне. Как будто им жить со мной. Разве я просил делать свой психоанализ своей личности? Развелось тут доморощенных Фрейдов. И еще в первую ночь меня ‘свивали’. Так они называют ‘способ лечения’ когда они привязывают тебя к постели. В итоге ты полностью обездвижен на неопределенный срок. Ну, для тебя он кажется неопределенным и бесконечным, а на самом деле, максимум, разрешенный законом- это двадцать четыре часа. Совершенно не могу сказать, сколько я был привязан. Ощущения ужасные: спать невозможно, писать возможности нет, говорить самому с собой скучно, да и сразу прибегает санитар, думая, что у тебя началась активная фаза. Почему они решили, что если я высказываю свои мысли в слух, то через несколько минут начну напрягать все мышцы тела в бессмысленной попытке разорвать гребанные ремни? Никто, кроме тебя, не увидет этого письма. Но если бы была вероятность, что кто то еще это прочитает, я бы посоветовал ему пролежать хотя бы час в кровати абсолютно без движения и без сна. В помещении должно быть светло, чтобы мозжечок работал. Очень светло. Противный, электрический свет. Этот человек бы понял, как это ужасно лежать так двадцать четыре часа. Иногда ты впадаешь в забытьи, но всякий раз ненадолго. Минуты тянутся как часы. Еще за эти сутки пару раз в палату заходят разные санитары, якобы проверить, как ты себя чувствуешь, но я почти уверен в истинной цели. Они сначала дарят своим приходом надежду, а потом убивают ее. Два раза заходили ко мне разные санитары, или мед братья, я не в курсе. И каждый раз я орал, кричал, умолял и угрожал, чтобы они отвязали. В конце концов, любая сила физическая слаба, как ничто другое. Я мог напрягать все мышцы хоть сотню раз в минуту, но толку было также мало. А вот моральная сила сыграла большую роль. К сожалению, еще совершенно необходимо терпение. Чертовски сложно удержаться в сознании, чертовски сложно ничего не делать двадцать четыре часа. Я немного боюсь давать непререкаемые определения, но эти сутки определенно претендуют на одни из худших в моей жизни.
Но когда меня развязали сильно легче не стало. Вставать эти черти не разрешали. Постоянно проводили разнообразные тесты. В тесте Хайера на психопата я набрал 33 балла из 40. С двадцати пяти меня бы признали опасным для общества в Европе, а тридцати в Штатах. Но тест этот очень странный. Иногда мне казалось, что кто то сверху, извне нашептывает мне ответы. Я читаю вопрос, а ответ уже знаю заранее, даже не думая. Ощущения, будто выучил этот тест наизусть и просто по привычке ставлю галочки напротив моего ответа. Возможно, это галлюцинации. Но у меня никогда не было слуховых галлюцинаций. Зато были видения, что рядом со мной лежит Иванна. Может, это ее голос нашептывал?
Я могу понять суть всего персонала, кроме одного человека. Он странный. Не такой, как остальные. Большинство санитаров и медбратьев – просто сельские парни, всю жизнь проведшие на свежем воздухе и нашедшие подработку в большом городе. Есть часть ребят, проходящих альтернативную службу. Женского персонала в моем отделении нет совсем. Понятия не имею, почему. Сексизм? Ну или работа и вправду опасная. Так вот к тому парню. Черт возьми, он как будто добрый, а как будто садист. Глаз его я не видел ни разу: каждый раз он выключает свет. Если можно назвать это светом. Иногда он сильнейший, садисткий, нарпавленный прямо в глаза, а иногда полная темнота. И низкие потолки в палате.
Вот заходит этот парень, и голос у него тихий, похож на текущий ручеек. Но у него такой тон, такие интонации. Я давно уже потерял всякое самообладание, да оно здесь и не нужно. Раньше я бы старался сдерживать свой страх при его появлении. Но теперь я не могу. Просто не смогу. Наступает дикий ужас. Я каждый раз прошу, умоляю кого то наверху, если там кто то есть, чтобы он заходил к другим пациентам, не ко мне.
Но я слышу шаги в коридоре. Чееерт. Ну нет. Нет, пожалуйста, не ко мне. Я накаркал! Нет, умоляю, не он Людой другой. Пусть бы лучше это была пытка, только не он! Выключилась лампочка. Я сейчас предпочту ее свет любой хрустальной люстре. Дверь открывается.
– Ну здравствуй, Алексашка.
– Прошу, не называйте меня так. Мое имя Александр.
– Больше нет! Ты, подонок, носил это имя с честью так мало времени! Тринадцать лет, из отпущенных тебе двадцати семи!
– Откуда… откуда… черт побери, в пятнадцать я повзрослел, вы считаете? И погодите… какие еще двадцать семь? Я не рок звезда. Нет нет нет, я еще поживу.
– Ты заикаешься. Ты так слаб, что даже не можешь ничего выговорить. Раньше в тебе было что то. Какой то шарм. А сейчас ты будешь кататься по земле, если только увидишь мои глаза.
– Да что вы можете знать обо мне? Я может и боюсь вас, но черт с два я позволю тебе так говорить со мной, деревенщина. Ты не понял бы и строчки из моих книг.
– Посмотрим, как ты запоешь завтра! Гордость у него осталась!
Анит, я не знаю, что мне делать с ним. Но я очень прошу, вытащи меня отсюда. Вытащи!’
***
Санитар вышел из наблюдательной палаты номер три, самой старой и, по общему мнению, страшной во всем крыле больницы. Он направился прямо в кабеинет заведующего, длинными, быстрыми шагами, он проходил бесчисленные палаты, хранившие в себе истории разных людей, одни были в списке Forbes, у других просто состоятельные родственники,которые платят за лечение здесь. Один пациенты в прошлом были счастливы, другие просто серыми офисными клерками. Но Санитару было на них глубоко наплевать. На всех пациентов, кроме одного. Александр. По гречески означает защитник людей. Но его сестру он уж точно не защитил. Этот гандон, он ее использовал. Говорит, что любит, убеждал ее сбежать от семьи и, наконец то ‘стать счастливой’. Грязный подонок уговаривал ее бросить всю ‘грязь’ и семью, которая ‘тянет тебя вниз своей застарелостью’. Он тогда уже написал несколько никчемных рассказов, был вполне амбициозным молодым человеком двадцати двух лет. На ее день рождения он подарил ей билет на поезд до Тибета. Сказал, что ‘лучше всего начать с небольшого монастыря с учителями – выходцами из снг’. Она все бросила и поехала. Как она его любила! Ее зовут Иванна. В то время даже я симпатизировал ему, хоть и видел только мельком еще в старшей школе. Этот предатель был привлекателен внешне, а его умение держаться в обществе! Их отъезд был очень внезапным. Сначала она отказалась. Но, подумав еще, согласилась. Поехала к назначенному времени в аэропорт. А его там не оказалось. Он развел ее! А потом извинился. Обычное извинения. И Иванна простила. Зачем? Ну зачем?
Я Виктор, просто Витя. Я обычный парень, а не этот недоделанный сынок культурных родителей. Но я не такой тупой, и я отомщу ему.
Кстати говоря, этот Александр такой придурок слепой. Стоило побриться, и он меня не узнает. Правда, я не уверен, что он видел меня. Вряд ли. Так или иначе, все равно высокомерный урод.
***
Он вышел. Хлопнул дверью. Как же я его ненавижу. Недавно я понял, что полюбил ненависть. Он наверняка мне напоминает кого то из прошлой жизни. Надеюсь, я ошибаюсь.
Единственное хорошее, что я понял в этом месте, это осознание одной очень важной вещи.
Ты никогда не откроешь ничего большего, чем тебе предначертано. В тебе самом уже все есть. Все внешние факторы, все образование может только помочь раскрыть в себе это. Узнать это про себя.
***
doctor-levi@org.com to ani.numan@org.com
‘Анита, добрый день.
Пишу известить вас, что, опираясь на существующие законодательство, касательно психбольниц, срок принудительного лечения вашего брата Александра заканчивается через два дня. Мы не имеем права лечить его больше месяца, так как он все еще дееспособен и отказывается от продолжения госпитализации. Мне очень жаль, что не смогу вам больше ничем помочь. Лично от себя хотел бы сказать, что, если бы вы пригласили Александра жить к себе, это могло бы очень помочь в лечении. Я обязательно упомяну это в карте пациента.
И еще одно. Я хочу сказать как профессионал. Возможно, вам будет интересно узнать, что явилось катализатором проблем. Триггером. С самого начала мы ‘свиваем’ всех агрессивных пациентов. Ваш брат не стал исключением. Это делается не только из соображений безопасности. Но и еще для выявления триггера. Пациенты обычно начинают кричать о каком то одном событии. Может, насилии в детстве, или чем то еще. Но Александр этого не делал. Почти. Однажды он закричал одно имя. Иванна. Оно вам что нибудь говорит? Это было в худший момент, примерно посередине суток, на которые мы ‘свиваем’. Пожалуйста, подумайте об этом.
С уважением, доктор Леви.’
Глава четвертая.
‘Ребят. Я не знаю, что будет со мной, когда это письмо дойдет. Не спрашивайте, почему такой старый и стремный способ. Сообщение дошло бы быстро. Звонок прошел бы еще быстрее. А мне нужно время. Время нужно и событиям, которые я планирую. Ведь меня взяла к себе жить Анита. Рассказ, который я собираюсь поведать грустен и пронизан болью. Но еще надеждой. Невообразимой Надеждой.
Знаете, есть притча, про человека, который каждое утро покупал газеты в одном и том же киоске. Каждую неделю газета немного доражала. Совсем несущественно. Он даже не замечал этого. Но как то раз сдачи с обычной купюры стало совсем мало. Человек спросил продавщицу: ‘Но почему дорожает газета? Она ведь совершенно идентичная, что была год назад’.
А продавщица, женщина бальзаковского возраста, проработавшая в этом киоске всю жизнь, спросила мужчину:
‘А вы читали все эти газеты, что купили за столько лет?’
-Конечно. Зачем бы я тогда их покупал?
– Тогда вот сравните экземпляры прошлогодние, что вы упомянули. И сегодняшние. Разве они идентичны? Новости в сегодняшней острее, опаснее. Вы еще молоды и не замечаете, но с каждым днем планка неприемлемого все более поднимается. Каждую неделю цены повышаются. Несущественно, вы и не замечаете. Но цены пропорциональны новостям, содержащимся в этой газете.
Каждый день, каждую неделю, каждый месяц, каждый год планка все повышается. Но она никогда не опустится снова. Повсюду, начиная с мировых новостей и заканчивая бытовыми ссорами. У нас никогда не будет ретроспективного взгляда на вещи, пока они не станут прошлым. Когда вы садитесь в такси, вам и в голову не приходит подумать о водителе. Как прошёл его день. Выспался ли он. Здоров ли ментально. Который час он на смене. А ведь от этого зависит ваша жизнь. Жизнь человека, близкого вам, если вы едите вместе. Но без этого слепого доверия никуда. С ума сойти можно.
Слабые люди также бессильны в настоящем моменте, как и пассажиры в самолете. Что отличает слабого? Рамки сильнее его. Его собственная мысль подавляет его желания. Его мечты. Но почему кто то слабее, а кто то силен, как черт? Почему один человек продуктивен, а другой прокрастинатор? Почему один плачет в пентхаусе, а другой танцует от счастья в дешевой ночлежке? Расслабьтесь, жизнь просто несправедлива. Да и с хера ли ей быть справедливой? Сами ее стройте, сами подстраивайте под себя. Все субъективно. Никто никогда не поймет и не узнает универсальной формулы. Ее нет. Поэтому даже сами понятия ‘сильного’ и ‘слабого’ некорректны иногда. Простите, я отвлекся. Так вот к истории.
Страдания всегда играют определяющую роль в нашей жизни. Во первых как плата за счастье. Без счастья жизнь пресная и однообразная. Изо дня в день одно и то же. Не думаю, что люди мечтают так жить? Вряд ли. Очень и очень вряд ли. А счастье неразрывно со страданием. Поэтому именно страдания, негатив – наши двигатели. Счастья хочется больше в черной полосе жизни. И мы готовы меняться ради счастья. Мой двигатель имел масштабы поистине гигантские. Все время с моего уходя от Иванны мне на затылок как будто положили кусок гребанного свинца. Я выпрямиться не мог. Но, конечно, страдание дало мне что то. Что? А точнее, сколько? Очень много и очень мало. Я смог понять, каким трусом я был. Как я незаслуженно, наверно, получил счастье с Иванной. Как я мог иметь право на это? Просто чуток экспрессивности и мы с ней в горах. Ну, продал пару шмоток. Часы, мотик? Да какая разница, они ведь не были мне дороги. Но я везучий. Мне дали второй шанс. Кто дал? Стараюсь не думать об этом. Не важно. Правда в том, что он был. Хочу похвастаться: я его не просрал. Я победил сам себя. Вы не знаете эту историю. Я храню ее в самом далеком уголке своего сердца. Но сейчас обычная тяга к тому, чтобы эта история жила сильнее моего разума. Мозгу не сдержать сердце. Мне неизвестно, что с Иванной. Увидите ли вы ее когда нибудь? Вряд ли. Очень и очень вряд ли. Как только я допишу это письмо, на вас ляжет бремя. Бремя смысла моей жизни. Если вы не готовы, не читайте. Правда, я все пойму. Я не имею права требовать этого от вас. Но если не прочитаете, пожалуйста, сохраните его. Вдруг кто то будет готов прочитать его. Надеюсь.
Теперь, когда вы предупреждены, я могу рассказать это. Когда я только вышел из психушки, вы пришли ко мне. Мы говорили о многом, но, в частности я описывал, как мы прощались с Иванной в последний раз. Как я ее видел в последний раз. Но мне не удалось рассказать, что было в промежуток между моим возвращением и нашим прощанием. Наше совместное время заслуживает гораздо больше, чем рассказа в письме. Но это все, что я могу дать.
Так вот. Решить, что мне нужно к ней, конечно, было легко относительно. Ну а дальше? Для начала. Куда мне вообще блять ехать? Где может быть Иванна? Любое место на земле может подойти ей. Я сразу отмел универ. Нет, она не могла туда вернуться. Или могла? Да нет, конечно, нет. Но легче особо не стало. Ладно, выбора все равно нет, попробую тот же монастырь, где мы были. В конце концов, нет лучшего места, чтобы залечивать душевные раны. А место очень важно в этом… Я и поехал. Мне даже не понадобилось лететь, оказывается, есть поезд. Прямо из Красноярска до Лхасу. Может, мое подсознание и не только из за воспоминаний выбрало Южную Сибирь. Но как долго тащился этот гребанный поезд! Просто невозможно. Шестьдесят сраных часов! Какая огромная разница между поездкой с Иванной девятимесячной давности, и сейчас. Буквально после первого часа я пожалел, что не полетел. Денег то хватало; в лесу не особо много трат. Но сыграла какая то сентиментальность. После десяти часов пути, я, уже измученный, решил сходить поесть в вагон – ресторан. Какой это было ошибкой! Совершенно случайно там сомножитель познакомилась девушка. Красивая. И, к сожалению, интересная. Я пытался как то уйти, но все не получалось вежливо это обставить. Да и есть очень уж хотелось. А она подсела ко мне за столик. Столько месяцев одиночества не прошли даром, я не сразу сообразил, что вообще происходит. Но, через некоторое время, взял себя в руки. Собрал всю волю, которую имел, и пустился в борьбу со своей натурой. Убеждал себя,что никто и никогда не заменит мне Иванну. Что она во всем лучше этой незнакомки. Что если меня кто и любит, то только Иванна. Но может, один разок? Просто переспим и все. Ничего общего с обязательствами. Просто так. Нет! Нет и нет. Ты еще не настолько жалкое чмо. Кто бы что ни говорил, а какое то подобие любви, совести, и, в конце концов, самоуважения в тебе есть. Прояви выдержку. И я победил! Сам себя! Я смог. Очень небольшая, но победа. Нет, не такая уж небольшая. Вполне приличная. В общем, я отказался от какого либо дальнейшего времяпрепровождения с незнакомкой. Не очень вежливо получилось, но ничего. Вряд ли мой отказ ее сильно обидел. Но еще несколько часов, заперевшись в своем купе, я очень сильно старался скинуть минимальную мысль о той незнакомке. Нет, не она. Только и только Иванна. Но оставалось еще целых сорок часов. Было два основных варианта: напиться, и тогда станет немного повеселее, или попытаться поработать. На крайняк, почитать. Ведь только чтением я себя и развлекал, живя в лесу. Хотел бы я сказать, что, ради Иванны, я отказался от алкоголя и спокойно себе читал все эти часы. Но нет. Моя зависимость меня победила. Если бы это было не современное письмо, отправленное странным способом, но письмо пару сотен лет назад, я бы сказал что нибудь, по типу: ‘Я был разбит этой дрянной зависимостью наголову.’ Вполне точное определение. Жаль, но я не знаю подобного современного словосочетания.
Напился. Не до скотского состояния, но вполне прилично. Веселее, кстати, не стало. Все равно сидел и читал. Хоть девять часов скоротал: уснул. На утро второго дня опять вышел в вагон – ресторан. Голод после алкоголя давал о себе знать. Хорошо, что я был в таком состоянии, что сил крутить головой, высматривая незнакомку не было. Повезло. Хоть какой то плюс от алкоголя. До прибытия оставалось двенадцать часов. Все еще много. Слишком много. У меня оставалось немного абсента, вот я его и выпил. И снова на десять часов в отрубе. Усталость накопилась, наверно. Ну, хоть выспался. Спустя сраных шестьдесят часов, я приехал. Поел в кафешке на вокзале и, взяв местного таксиста, поехал к тому монастырю. Нашему монастырю. Когда мы туда уже подъезжали, я заметил у ворот усатого человека, садящегося в такси. Он показался мне немного знакомым. Но особо удивляться не следовало: у Зэнзэн и Ионглианга часто останавливались славяне. Мало ли похожих генофондов в снг!
Подходило время к моменту истины. Для начала мне нужно было решить, к кому из Учителей идти. Брат или сестра? Брат. Черт возьми, Ионглианг безопаснее. Но пойду я к Зэнзэн. Во первых, ее нрав был очень крут. А именно жесткость мне и требовалась. А во вторых, Ионглианг мог понять меня как мужчина. Вдруг бы он стал затирать всю эту херь, мол, каждый мужик хоть раз в жизни изменял/бросал, да что угодно! Нет, это я слушать не мог. С Зэнзэн вероятность таких слов была сильно ниже. Ну, влепит мне пару пощечин. Хоть пободрее буду. А если Иванна здесь, то и она добавит парочку следов на мое лицо. Вот и хижина Зэнзэн. Ее дверь. Та самая дверь. Стучусь в нее. Тяну на себя. Не заперто. Странно, обычно Зэнзэн любила уединение. Захожу. А там… Там разгром. Полнейший. Все перевернуто. Судя по уровню пыли, уже давно. И тут…
Я просыпаюсь. Не могу прийти в себя. Какая то чертовщина происходит вокруг. Все трясется, бутылки на столе подскакивают, будильник орет, в дверь кто то натурально ломится. Сука, что за нахер? Ладно, все по порядку. Телефон. Не похоже, что сейчас семь утра. А он был поставлен на это время. Что происходит? Я даже не помню, как нажал на кнопку ‘позже’. Хорошо, его отключил. Ого, уже почти десять. Поезд прибывает в Лхасу в половину одиннадцатого. Но разве я уже не приехал? Сон. Точно, сон. Теперь дверь. Но поезд все еще трясется как последняя тварь. Все купе прыгает, как будто. Так, нужны брюки. Вот, нашел. Рубашка? Да, было бы неплохо. И так весь опухший после запоя, кого угодно напугаю. Кое как застегнул пуговицы. Ненавижу их иногда. Открываю дверь. При этом за нее же держусь. Отвратительные ощущения: голова и так кругом идет с бодуна, так еще и пол пляшет под ногами. За дверью испуганная китаянка – проводница. Что то лепечет. Чертов акцент! Хотя в таком состоянии мне любой язык, даже русский будет непонятен. Попросил ее немного замедлиться. Ну вот зачем азиатам так быстро говорить? Куда они спешат? Ладно, она немного успокоилась. Ее любопытные глаза начали изучать меня, а потом и купе. Ну уж нет, это совершенно не ее дело. Заслонив собой весь проход, я прошу ее рассказать, что происходит. Она сказала, что произошло какое то чп на путях, поэтому поезд так и прыгает. Еще сказала, что нам придется замедлить движение, и сделать экстренную остановку в каком то городишке. К нам на поезд подниматься какие то супер крутые механики. Меня все это совершенно не интересовало. Единственный мой вопрос был в том, насколько задержаться наше прибытие. ‘Как минимум три часа’, пролепетала китаянка. Я поблагодарил ее за информацию и захлопнул дверь прямо перед ее носом. С трудом добрался до кровати. Сел на нее. Твою мать, хорошо, что я выкупил все купе. Ладно, постараюсь собраться с мыслями. Что вообще происходило? До моего пробуждения. Сон. Неужто это кошмар? Ого, прикольно. Блин, голова то как раскалывается. Что еще было в том сне? Какие то иголки. Шприцы. Наркота? Но я уже очень давно не употреблял. А джанки я вообще никогда не был. (Джанки – наркоман, который употребляет наркотики, вкалывая их в вену)
Ну, надеюсь, этот сон не означает, что я в скором времени колоться начну. С другой стороны, меня гораздо больше заботит другая часть сна. Что за разгром в хижине Зэнзэн? Кому могли не угодить милые и безвредные Учителя? Что за усатый человек уезжал оттуда? На первый взгляд он вне подозрений, пыли то много набралось в хижине. Значит, какое то время уже прошло. Но что делал усач в разгромленном монастыре? Даже не настоящем монастыре, если уж честно. Ладно, в любом случае, скоро я сам все увижу. Надеюсь, сон ошибался. Или ошибаюсь сейчас я? И тут я заметил, что весь дрожу. Как то прохладно вокруг. Твою мать! В рот меня! Вот это дыра в окне! Только сейчас я заметил, что окно потрескалось, а в его углу красуется дыра. По диаметру похожа на бутылку. Бутылку из под абсента? Да, кажется, одной не достает. Неплохо погулял, в одиночку то! Ладно, потом уберусь. Сейчас лучше уж посплю. Я уснул тяжелым, довольно противным сном. Без сновидений. Именно забылся сном. Когда я проснулся, я узнал, что мы еще задерживаемся. До прибытия оставалось почти два часа. Блять, Как я устал от этих задержек. Может, переночевать где нибудь, а уж потом поехать к Иванне? Нужно подумать об этом.
Ого, интернет появился. Мы ближе, чем я думал. Времени много, заняться бы чем нибудь. Блин, а вдруг? Чем бы дитя не тешилось. Мне пришла идея загуглить, что значит сон с употреблением наркотиков. Оказалось, существует несколько основных трактовок. Я читал только сонник Филомены и Ванги. Ванга сказала, что такой сон свидетельствует о необходимости разрешить накопившиеся проблемы и перестать отрицательно влиять на окружающих. А Филомена сказала, что это к приходу в жизнь супруги или супруга. Это все, конечно, херня, я в это не верю. Но вдруг? Хоть минимально? В конце концов, в судьбу я обычно верю. Никаких оттяжек! Только к Иванне!
Наконец то поезд приехал. Боже мой, свежий воздух! Ух, немного страшно. Когда то я слышал фразу, что прыгать нужно именно в тот момент, когда страх полностью тобой овладевает. Интересно, относиться ли это к тому, чтобы сесть в такси. Так или иначе, я сел. Всего трясло. Сраный сон. Страшно. Но терять мне нечего. Вот и ворота. Ворота из сна, или из моей прошлой жизни? Вышел, расплатился с водителем. Так, начало неплохое; мужчины из сна нет. Но, когда я взялся за ручку двери, мне вдруг стало еще страшнее. Нет, нет и нет. Суеверному страху меня не победить! Это просто алкогольный кошмар. Такое бывает. Все эти мысли пронеслись ворохом у меня в голове. Поддерживая разговор с самим собой, я попытался понять, сколько времени уже так стою. Взглянул на часы на руке. Дешевая подделка, кстати говоря. Странно, но жизнь в лесу дала свои плоды. Я еще сильнее разочаровался в деньгах. Они удобны, но не необходимы для счастливой жизни. Даже так: они не необходимы для жизни, которой ты хочешь. В конце концов, они лишь инструмент. Так вот. Те самые дешманские часы показывали, что прошло лишь пару минут. Но сколько всего произошло! Я опускался, прямо таки окунался в страх. Я поднимался из него. Я уже мысленно успел немного выпить. Я успел принять колеса.( на сленге так называются таблетки)
Но самое главное- я успел решиться. Не будь шанса, что за этими воротами находится Иванна, я бы умер еще в лесу. Просто в какой нибудь момент воля изменила бы мне, мотивации бы не было совсем. И сейчас я понял. Понял, что ничего больше не занимало мои мысли в эти полгода, кроме Иванны.
Дело не в том, что делал человек, а в том, как он себя ощущал при этом. Один и тот же поступок чувствуется одним как обыденность, а другим чуть ли не великое событие. Нажав на ручку ворот, я почувствовал себя героем. Разве не в этом состоит любовь?
Первым делом я почувствовал облегчение: никаких видимых признаков разрушений не было. Как минимум, на большую часть сон не сбылся. Вот и хижина Зэнзэн. С этой дверью легче. Во второй раз всегда легче. Но как же все таки интересно делать что либо впервые! Стучусь. Знакомый голос предлагает войти. Но это еще не тот голос! Не Иваннин! Ладно, все постепенно. Я вхожу. Ни один мускул на красивом лице Зэнзэн не дрогнул. Она совершенно не изменилась. Я помню ее ровно такой же. Она поразительно владеет собой. Просит меня садиться, предлагает опохмелиться. Говорит, что по мне видно, как сильно я перепил. Все мои хилые возражения она отметает, лишь немного повысив голос. Сразу стало понятно, кто хозяин в комнате. Несгибаемая женщина! Должен признать, пощечины она мне не дала. Зэнзэн всегда была непредсказуема. К счастью, она не стала долго тянуть, сразу перешла к делу. Меня даже немного напугал такой переход резкий. С другой стороны, в стрессе всегда быстрее соображаешь. Начала Зэнзэн свою речь с того, что вполне понимает и представляет, что со мной происходило. Сделала небольшую паузу, и сказала, что я гребаный мудак. Что я не представляю, как плохо было Иванне после моего ухода. Каким я трусом себя показал. Как это было несправедливо по отношению к Иванне. Громкость ее голоса все повышалась. Дошла она и до того, как Иванна справлялась с болью. Какая она сильная девушка. Как Зэнзэн восхищается Иванной. И, в конце концов, прикрикнув, сказала, какой я везунчик.
Я полностью согласен со словами Зэнзэн. Со всеми ее обвинениями. Я заслужил гораздо большей кары, чем ту, которую понес. Уходить всегда легче, чем оставаться. Я так виноват! Но повезло? Почему? Я хотел спросить Учительницу об этом. Впервые в жизни меня подвел мой собственный голос. Мелькнула Надежда. Неужели? Нет, как же это возможно. Правда? Я ведь ехал в никуда. Риск оправдался? Мне повезло?! Мне правда повезло? Иванна здесь? Она осталась? Мы сейчас встретимся?
А вот теперь Зэнзэн как раз сделала то, что я ожидал. Вмазала мне по лицу. Неслабо. Наклонилась ко мне. Тут я вдруг обнаружил, что кресло, на которое она мне указала при входе очень низкое, поэтому я невольно оказался в полулежачем положении. Как много зависит в поведении человека от положения его тела! Но я не смог не восхититься умом и предусмотрительностью престарелой Учительницы. И она наверняка знала, что ее слова будут восприняты мною лучше в таком положении.
Наклонившись, она медленно, с расстановкой произнесла: ‘Александр, это очень и очень серьезно. Не смей обольщаться, что Иванна тебя примет. Я тебе как женщина говорю: шансов у тебя не так много. Но они есть.’
Неплохое напутствие. В конце концов, я должен довольствоваться уж тем, что, благодаря чистому везению Иванна здесь. Или благодаря чистой судьбе? Без понятия.
Я попрощался с Зэнзэн, еще раз поблагодарив ее. На прощанье, уже у двери, эта редчайшая женщина подарила мне улыбку, говорившую, как словами. Улыбку, в которой виделась умудренность опытом, счастье и легкая издевка надо мной. Эта улыбка была одной из самых красивых, что я видел в своей жизни.
Вышев на улицу, я обнаружил, что уже стемнело. И не только стемнело, уже наступила настоящая ночь. Я не думал, что наш разговор длился настолько долго. Но я был рад ночи. Прохладный, горный воздух холодил кожу. После стольких дней в поезде, Гималаи воспринимались как настоящий рай. Этот разреженный воздух! Совершенно логично, почему именно в Гималаях зародилось и до сих пор проживают рекордное количество мудрецов и всевозможных философ. Но, несмотря ни на что, я городской человек. И мне кажется, что мудрец, который смог найти или создать вокруг себя уголок спокойствия в мегаполисе ценнее, чем философы, живущие в уединении гор.
Но все эти мысли имели лишь вторичное значение. Первичным был вопрос, идти ли мне к Иванне сейчас, или переночевать где нибудь, и уже утром идти к ней? Разумеется, я очень соскучился по ней, хотел поскорее ее увидеть. Так считал мозг. Не сердце, мозг. А сердце говорило, что я сейчас отвратительно выгляжу, а главное, отвратительно себя чувствую. Два дня запоя в маленьком, закрытом помещении зря не проходят. Это оставляет отпечаток. В последние часы я почувствовал себя лучше, но не настолько, чтобы быть готовым к любовным передрягам. Хотя, честно говоря, то, что произойдет наверняка больше будет похоже на любовные битвы. Это сложно признать, но любое событие, где замешаны чувства будет битвой. А любовь самое сильное чувство в мире. Второе – злость.
Я решил переночевать, побыть на воздухе, пусть мозг напитается кислородом, а уж утром, со свежей и красивой головой идти к Иванне. Но я забыл попросить Зэнзэн дать мне ключ к какой нибудь их хижин. Больше скажу – мне даже в голову не пришла вероятность того, что я буду ночевать где либо еще, кроме как в хижине Иванны. Ладно, не проблема. Посплю где нибудь на траве. Я и к этому привык за месяцы в тайге.
Наутро я проснулся в каком то странном состоянии. И не сразу понял. Я выспался! И даже счастлив. Господи, такого не было очень и очень давно. Наверно, с тех дней, как мы жили здесь с Иванной. Я решил, что это знак. А потом был еще один. Мне нужен был какой нибудь водоем, чтобы умыться и попить. И вышел я… К тому самому озеру, на котором сидел в то утро, много месяцев назад, принимая решение уйти от Иванны. Но на этот раз я приму правильное решение. И Озеро мне тоже поможет. Уже помогло. Плевать, плевать на последствия, пора идти! Я почувствовал такой прилив энергии. Я снова в своей стихии! Снова рискую! Наконец то! Да, у меня все получится. Я получил очень мощный впрыск эндорфина. Сравнимый с эффектом от кокаина. Господи, хорошо, что я переночевал. Как сильно нам может поднять настроение одна единственная ночь на свежем воздухе в горах! Случайно бросил взгляд на часы. Ахренеть. Восемь утра. Ну это ли не судьба? В восемь тридцать Иванна выходит на пробежку. Откуда то из глубины души шла уверенность, что своего расписания она не изменила. В конце концов, она тут уже девять месяцев. За это время можно привыкнуть. Все, теперь точно пора. Сколько раз в своих снах в тайге я представлял, как открываю эту самую дверь. Дверь нашей хижины. Нашей! И вот она передо мной. Не Иванна, пока только дверь. Но ведь за ней Иванна. К черту, никаких промедлений. Нет, только не думай! Просто открой ее. Твою мать, просто положи руку на ручку и нажми! Я орал сам на себя в собственной голове. Странное ощущение. Когда все чувства напряжены до предела, после такого долгого расслабления. Как будто тебя самого подменили! Улучшили! Да вы и сами, наверно, представляете, о чем я говорю. Вы ведь столько лет вместе.
И я нажал на эту ручку. Ручку в рай, или ад? Рай. Без сомнений, рай.
У человека несколько слоев памяти. Первым делом мы забываем походку другого. Потом изгиб губ и интонации в голосе. Постепенно выражение глаз. Спустя долгое время и сами глаза. И в конце концов у нас остается только моменты. Только они впечатывается в душу. Их почти невозможно забыть. Они уходят в глубь памяти, но остаются.
Меня обожгло моментами, которые мы проживали вместе. Меня обожгло ее глазами. Ведь в той хижине стояла она. Она! Иванна!
Она меня не видела. Надя готовила смузи, танцуя под музыку из наушников. Песня играла настолько громко, что даже с порога я ее услышал. И узнал. Слезы потекли из моих глаз. Слезы долгого ожидания. Слезы счастья. Настоящие слезы счастья! Дорожная сумка упала на пол. Иванна обернулась. Никогда не забуду выражение ее глаз.
Несчастье, боль всегда повторяющаяся. Тогда как счастье наоборот, всегда индивидуальное, разное. Знаете, почему это единственный возможный вариант? Для начала, несчастье – плата за счастье. Плата всегда фиксированная. Это может быть разная валюта. И я сейчас не о деньгах. Это может быть разная сумма. Тоже не про деньги. Если переносить на очень бытовой язык, упрощать до бесконечности, то все мы платим кому то. Не важно,кому , вы сами выбираете. Разные личины, но это существо, если существо, одно и то же у всех. Значит, оно и устанавливает тарифы. Плата всегда одна. А вот на что вы ее потратите, это уже вы решаете. Платите временем и личной жизнью ради карьеры. Отлично. Здорово. Теперь вы успешны и счастливы. Не абсолютное счастье, его не бывает, зато общий уровень радости вашей жизни поднялся. Сильно. Вы платите страданиями и болью, причиненной любимым человеком, получаете счастливые и здоровые отношения. Поздравляю. Далеко немногие проходят этот путь. Платите отщепленностью от общества, не понятием и неприятием его, получаете достижения в вашей творческой, технической, любой другой сфере, в какой у вас талант. Вас и ваши деяния никогда не забудут! Перечислять можно до бесконечности, но суть вы уловили. Все, что есть ценного в нашей жизни мы получаем за плату. Больше, меньше, это все очень субъективно, да и не важно. К чему я все это говорил. Если вдруг вам покажется, что плата затянулась, что вознаграждения не будет, вы не достигнете цели, сдадитесь. Именно в этот момент вы на гребне скалы. Перегните его, перевалитесь, если хватает сил только на это, и дорога немного, по чуть чуть пойдет под уклон, полегче. Никогда нельзя совершать самоубийство, лишать себя жизни, потому что вы несчастливы, потому что вы не справляетесь. У вас могут быть, и будут помешательство в моменте, но вам обязательно, просто необходимо помнить, что у вас есть цель, ваше вознаграждение. Может, товар , за который вы сейчас и платите страданием. Я знаю, какого это быть человеком без корней. Кочевником. Сам я такой с самого раннего детства. Такие люди, мы, гораздо уязвимее, но вместе с тем сильнее и выносливее. Не стремитесь становится таким, если у вас есть место, вещь, бог, а лучше человек, который всегда рядом, то вы огромный молодец. Если же нет, то вам нужно самим себя удержать от критического момента. Самоубийства, да чего угодно. Невозможно сложно, но своей волей вы сможете это сделать. Совсем нелегко, но черт возьми, что вам терять? Сейчас не будет никакого наглядного пособия, по типу, сложите вместе руки, поднимите вверх, подумайте, что вы сделаете это, как только захотите. Нет. Просто делайте, что вам подскажет та часть вашего сердца, которая помнит, хранит в себе счастливые моменты и вашу конечную цель. Вознаграждение
Это все. А. и Д., прощайте, дорогие.’
***
Я закончил. Запечатал письмо. Сходил на почту, отправил. Как я был счастлив! Такого не было очень и очень давно. Наверняка я был единственным посетителем почты за всю ее историю, пришедшим с улыбкой. По крайней мере, мне хочется так думать.
Так вот, я отправил письмо на их домашний адрес. Но ощущения выполненного долга не появилось. Только желание писать еще и еще. Я уж забыл, какой это сильный наркотик. С другой стороны, почему бы и не пойти на поводу у натуры, и не записать еще что нибудь? Может, таким образом я сохраню это? Или оживлю в себе?
Слава богу, у меня есть, что записать. Жизнь я прожил совсем некрасивую. Эффектную, но некрасивую. Только моменты с Иванной в ней были красивыми. Черт, плевать. Напишу, как прошла наша встреча.
Я вхожу. Она танцует под музыку в наушниках и готовит завтрак. Мне повезло, что она всегда слушала музыку на полную громкость. Я помню, как мы однажды поехали кататься на двухместном велосипеде. Она ехала на переднем сидении, совершенно не крутила педали, и только подпевала песням в наушниках. Я сзади потел, как вол, но на лице была широкая, очень широкая улыбка. Я любил ее. И я любил ее в те моменты, когда она, уходя в привычную музыку, все равно была со мной. Рядом. Так, нет, сосредоточься. Я немного помедлил. Все же взял себя в руки, подошел к ней. Но не посмел прикоснуться. Мне бы не хватило пороха. Ведь я бросил ее. Ушел. Помнишь? Я заплакал. Уронил сумку. Иванна обернулась. Мне показалось, что первой эмоцией на ее лице отразилась какая то странная радость. Радость ли? Или удивление?! Удивление дураку,который бросил ее, не сказав ни слова! Дебилу, который любил ее больше жизни, был с ней счастлив и ушел. Ушел!
Она запустила в меня чашкой. Чашка с отличным кофе. Я увернулся. Чашка ударилась о дверь и разбилась на сотни осколков. Опала на пол. За ней готово было последовать и мое сердце. Иванна подбежала и ударила меня в грудь. Каким то уголком сознания я удивился. Мы ведь почти одного роста, так почему бы не по лицу? Я заслужил! А Иванна продолжала бить меня. Сначала молча. Но потом не справилась с собой. Закричала. У меня сердце до сих пор сжимается, когда я пишу это. Но она кричала, спрашивала, представляю ли я, какую сильную боль я ей причинил. Сколько бессонных ночей она провела, пытаясь понять, что с ней не так. Что? Почему я ее бросил тогда? Почему молча, трусливо убежал? Почему посередине такой счастливой части наших жизней? Представляю ли я, как все мои слова впечатывались в ее душу. Они входили в саму ее плоть! Особенно – те слова, которые я не произнес. Она придумала их. Иванна употребила все самые жестокие слова, что есть на свете, для того, чтобы оправдать мой уход. Но не в положительном ключе. Как бы не так! Не так! Она обличила во всем себя. Умная, красивая, сексуальная и любящая девушка, она всегда имела хорошую, вполне высокую самооценку. Но я настолько подкосил ее. Что она начала искать проблему в себе. Представляю ли я, сколько проблем она нашла? Сколько недостатков она вытащила наружу? Сколько детских событий она перевернула в своей памяти? Сколько раз вспоминала, как мы с ней были счастливы? Как мы любили друг друга? Наше счастье ожидания в поезде? Нашу спокойную и милую жизнь в горах? ‘Какой же ты урод, Саш. Обычный урод!
Стой! Почему ты здесь? Зачем ты здесь? Вернулся? Ты вернулся? Нет, не смей говорить. Молчи! Не открывай своего противного рта! Я не хочу, не хочу тебя слышать. Я люблю тебя! Но никогда, слышишь? Никогда не вернусь к тебе! Ты тот самый ужасный бывший, к которому хотелось бы вернуться, потому что я ему не нравлюсь. Но это не твоя роль! Не твоя, слышишь? Послушай меня. Услышь! Убирайся. И не смей открывать своего рта. Не посмеешь! Зачем ты пришел? Испортить мне жизнь во второй раз? Спасибо большое, с меня хватит!’
Я медленно поднял сумку. Открыл дверь. Шагнул за порог. Бросил взгляд на Иванну. Но нет. Я не смог прочитать в них. Ничего не смог прочитать. Вышел на улицу. Вдохнул свежий утренний воздух. И пошел. Просто пошел. Глаза никуда не глядели, я смотрел только под ноги. Остановился у какого то дерева. На первый взгляд все было очевидно. Снова уезжаю. Пытаюсь жить с этой утратой. Если не получается – застрелюсь. И этого достаточно. Да, это не отвечает планам уйти на пике. Но в конце концов, не все кончается, как хочется. Не все планы исполняются. Но нет. Нельзя так разбрасываться возможностями. Я уже один раз так сделал, просто ушел. Больше я такой ошибки не допущу. Иванна права. Совершенно права. Она имела право высказаться таким образом. Она могла высказаться гораздо жестче. У нее было моральное право. Но есть ли у меня моральное право снова уйти? Нет, совершенно нет. Но что же иначе? Я вдруг понял, на кого сейчас похож. У меня всю жизнь были разные поколения электронных книжек ‘Kindel’. Там на заставке мальчик сидел под деревом и читал. Только наверно мальчик читал какую нибудь книгу о счастливой жизни. Но в реальности все немного темнее. Так, нет. Нельзя сейчас уходить в спасительные воспоминания. Они тебе помогут, но не спасут. Тебя ничего не спасет, кроме решения. Настоящего, волевого и, можно сказать, мужественного решения. Достаточно бегов. В конце концов, я не собака, чтобы в бегах участвовать. Нужно спокойно взвесить все. Что мне осталось? Если я сейчас уеду, я тем не менее буду возвращаться мыслями сюда. И если не застрелюсь, то, наверняка, меня снова сюда потянет. И вот это уже будет по настоящему ужасно. Я один раз уже бросил Иванну. И причинил ей ужасные страдания. Даже хорошо, что она не приняла меня. Очень, очень хорошо. Было бы отвратно, если бы она заткнула свои эмоции, и, бросив всю работу, которую проделала, бросилась бы мне в объятия. Такого бы никогда не случилось. Это не про Иванну. Хоть немного, но я ее знаю. Так бы она никогда не поступила. Не понятно, на что я расчитывал, когда ехал сюда. Но это дело прошлое. Не важно.
И так, все произошло. Я не смог ни слова ей сказать. Вот это плохо. Это очень, очень большая ошибка. Еще одна ошибка. С другой стороны, не первая и не последняя, видимо, ошибка. Бывали и хуже. Да, нельзя уходить. Если я уйду, путь к Иванне закроется навсегда. Уже сейчас у меня есть лишь одна маленькая щелочка. Но я смогу пролезть своими телесами в эту щелочку. Смогу же? Но это потребует больших усилий. Не умею себя сдерживать. А это понадобится. Ведь когда я контролировал свое тело и разум. Получится снова? Должно получиться. Иначе нельзя. В конце концов, приятнее умереть в борьбе. Это ведь всегда приятно. Просто так потратить смерть – почти такое же преступление, как просто так потратить свою жизнь. Смерть ведь тоже только одна. И так, я буду бороться. Я должен бороться. Я хочу бороться. А если не получится… Скажу Иванне, что уезжаю. Что больше она меня не увидит. А сам пойду и утоплюсь в том озере. Черт, смешная смерть. Даже не в борьбе с океаном или морем. Но это будет справедливая смерть. Смешно, стану утопленницей, как у Гоголя. Пытался бороться, но не смог. Хорошо, проигрыш будет таким. А выигрыш? Что, если я все таки выиграю? Для начала, что в моей игре выигрыш? Вполне очевидно. Иванна! Ее любовь. Ее вернувшееся доверие. Ведь на риск нужно всегда идти? Именно. Всегда.
А если я все таки выиграю… То мы уедем отсюда. Жалко сознавать, но место нам дало много. Слишком много, чтобы здесь можно было остаться. И даже если мы снова сойдемся, то нам предстоит очень нелегкое время. Но не здесь. Впрочем, рано об этом думать.
***
Я закончил думать. Распрямился. Потянулся. И только тогда понял, насколько же устал за последние дни. Как сильно меня давит произошедшее. Прямо физически. Спина сгорбилась под тяжестью слов. Слов сильных, опасных. Пропитанных болью. Закаленных этой самой болью. Как и Иванна. Каким стану и я. Все в порядке вещей, Иванна меня снова опередила. Она всегда была сильнее меня. Но сейчас я слишком далеко отстал. Нужно наверстывать. Ведь, по факту, полгода я занимался херней. Пора заканчивать. А то озеро ждет…
Но сначала бытовые дела. Спать на сеновале, конечно, интересно. Но больше бы не хотелось. Значит, надо сходить к Зэнзэн или Ионглиангу, попросить о хижине. И сказать им, что теперь я тоже тут живу. Внести им плату за несколько месяцев. Сходить на местную кухню, попросить какой нибудь еды. В конце концов, поздороваться с поваром. Классный мужик.
А потом? Потом борьба. Длительная, тяжелая и очень неприятная моментами. Но я должен ее пройти. Без нее не будет Иванны. Ее и так нет, если уж честно. Но так не будет ни единого шанса.
Глава пятая.
Я и представить не мог, какое время мне предстоит. Только отдаленные, очень отдаленные предположения. Но, тем не менее, я понимал, что будет трудно. Что иногда мне будет хотеться сдаться. Иногда? Может, и постоянно. Хорошо бы заручиться поддержкой. Она бы очень мне пригодилась. Но, по крайней мере, на этот момент, в начале, у меня была вера, что, может, я могу справиться и сам. Жизнь в лесу требует дисциплины. Без нее я бы даже физически не выжил. Но дисциплина на грани жизни и смерти не одно и то же, как в борьбе за девушку. В лесу я просто делал. Ненадолго отвлекало. Надо признать, ментально я совершенно не справился с разрывом. Но это причина, по которой я здесь! Значит, это хорошо? А удобно я повернул ситуацию. Сам просрал шанс, уйдя от Иванны, сам не смог справиться с этим, не найдя помощи в лесу, но зато, может, это и хорошо.
Черт возьми, достаточно думать! Хватит уже. Ты ведь знаешь, за что борешься. Саш, знаешь? Знаешь!
***
Учителя согласились предоставить мне хижину как обычному клиенту, приехавшему к ним в монастырь. Но Зэнзэн оговорила один важный момент. У меня не будет возможности ходить к ним на разговоры. Они отказываются ??? Вести что то со мной.
Почему? Сказали, что я сам пойму. Смешная шутка. Зато, как бы в компенсацию, сказали, что дадут мне хижину сразу после ремонта. Она, мол, лучше. По моему, не очень равноценный обмен, но да ладно. Все равно их решение не изменить. Так пусть будет так. Мне, например, джакузи в хижине совсем не помешает.
Губу бы закатал я лучше. ‘Хижина после ремонта’ – это запах краски, новый ковер у кровати, такой же холодный пол, и душ, совсем немного лучше, чем в других. И она одноместная. Вот старые пройдохи! Я даже засмеялся от предусмотрительности и эмпатии пенсионеров. Хотя, наверняка я выгляжу довольно паршиво, несложно понять, что Иванна не пригнала меня. Да и иначе бы жили в одной хижине. Ладно, неважно. Хоть есть угол, где по ночам меня не будет будить вой, треск веток, от которого вскакиваешь еще быстрее, вдруг пожар. И солома не будет лезть в рот. Или это сено. Понятия не имею.
Сначала нужно помыться хорошенько. Скрести с себя все произошедшее. И не только произошедшее накануне. Наверно, с самого моего приезда на Гоа. И примерно с того же времени я не чувствовал себя так хорошо, как почувствовал после душа. У меня даже оказалась какая то косметичка в хижине. Класс!
Но теперь снова нужно думать. Иногда это мучительно. Но лишь самую малость. Что мне делать дальше?
Вполне очевидно, что Иванне нужно дать какое то время переварить мое возвращение. Эмоции поутихнут, будет полегче. Или наоборот, они только больше заиграют. Но сколько? Час, день, неделю, месяц? Как бы мне сейчас хотелось получить хоть какую нибудь подсказку! Но нет, такого не будет. Просто никто на целом свете не знает этого. Не знают А. и Д., не знает сама Иванна. Не знаю я. И есть только один вариант узнать. Почувствовать. Я почувствую, когда наступит момент. Это будет первый знак к тому, что мы еще не утратили связи. Да. Конечно! Я уже почти кричал, разговаривая сам с собой. Значит, ждать.
А если не почувствую? Нет, такого не может быть. Я прогнал подальше мысли об этом. Должно получиться. Иначе никак!
И так, нужно ждать. Но что делать в это время? Разговоров с Учителями четыре дня в неделю у меня больше не будет. Совместных поездок по окрестностям с Иванной тоже. Что же тогда останется? По пути сюда я заметил, что местный тренажерный зал работает. Пол года назад он был на ремонте. Тоже вполне себе времяпрепровождение. И потом… Работа? Меня прямо одела эта мысль. Ведь все это время я не работал. Я не мог. Не мог? Или не хотел написать на бумаге то, что и вправду думал о себе? Не важно. Уже не важно. Но сейчас то я здесь. Иванна совсем рядом! Пару минут ходьбы. Надо попробовать. Но это все завтра. Точнее, завтра утром. Сегодня нужно выспаться. И пора восстанавливать режим. В лесу ты живешь по законам природы. Не ты устанавливаешь количество своего сна, и когда он происходит. Это устанавливает Лес. Он же и управляет большинством твоих мыслей. И сейчас мне нужно заново учиться их контролировать сам. Все легче не думать о потерянной любви, когда теряешь сознание от голода, чем когда ты в тепле и достатке. Кстати. Голод. Я понял, что после того запоя почти не ел. И это было очень и очень давно. Пора на кухню. По пути можно заглянуть в зал. Всегда приятно оказаться в такой атмосфере. Очень уж небольшой шанс того, что там со мной захотят много разговаривать. Особенно – если человек тренируется даже в таком месте.
***
И потянулись дни ожидания. Мне всегда было очень сложно проходить путь к цели. Я просто понимал, что это совсем не моя сильная сторона. Иногда мне везло. Даже часто. Но не всегда. И процент неудач рост, когда я давал себе распуститься. Но я понимал, что сейчас уж точно нельзя было давать своей лени волю. Один день я отсыпался. Но уже на следующий наметил себе план. Пытался максимально мало дать себе время, которое можно было бы просрать. В четыре утра подьем. Как раньше. И рано ложился спать.
Еще снова пошел к психоаналитику. Было довольно сложно выбрать. В прошлый раз было как то легче. Я пытался понять по их глазам, кто они. И по описанию, авторами которого были они сами. После долгих часов сравнения получилось.
Но, конечно, главное в моем дне был короткий момент, когда я видел Иванну. Совсем краем глаза. Я выжидал, выжидал и еще раз выжидал. Чувствовал, как во мне все разгорается любовь. Она горела и горела. Но не сжигала меня. Наоборот. Настоящая любовь – топливо. Но запасы его нужно пополнять и пополнять.
***
Прошло полторы недели. Десять дней. Они были очень трудными, но я не могу сказать, что они мне показались таким уж ужасным адом. Только постоянная тяга к Иванне. Но в конце концов мне показалось, что момент настал. Вроде и ее эмоции поутихли, и я сил набрался, чтобы все таки поговорить. Я не знал ее дневного расписания. Поэтому действовал я совсем наугад. Просто однажды в полдень пришел к двери хижины. Кстати, десять дней назад я совсем не заметил этого, но сейчас это всплыло. Действительно ведь странно, что она осталась жить в нашей бывшей хижине. Разве любое воспоминания обо мне не должно было причинять ей боль? Странно.
Я постучал. Ответа не было. Иванны не было дома. Прогадал. Но еще не проиграл.
Иду обратно домой, подождать несколько часов. Как же я себя смог извести за четыре часа ожидания! Просто я хотел, чтобы она наверняка вернулась. В третий раз вернуться бы я уже не смог. Я уже перечислил все возможные варианты, что могло произойти. Конечно, головой я понимал, что, скорее всего, Иванна разговаривает с одним из Учителей сейчас, или просто путешествует. А вдруг нет? Что еще могло произойти? Что еще я упустил из виду? Я сидел на том самом ковре, которым моя комната отличалась от других, и пытался не думать: ‘Только ни о чем не думать. Нет. Нет. Нет. Только мысли о книге! Думай о работе!’. Я сидел, обняв свои колени и старался прогонять мысли об Иванне из головы. О ее волосах. Ее глазах. Цвете ее глаз. Ее голосе. Ее губах. Все это немного притупилось за полгода.
А сейчас вспыхнуло с новой силой! Четыре часа прошло. Я совершенно случайно выбрал это количество часов. Просто я надеялся, что она точно вернется домой. Кое как встал. Колени Оля сильнее обычного. Все же жизнь в лесу оставила свой отпечаток. Решил сначала подойти к зеркалу, хоть причесаться. Разумеется, оперся руками на раковину и взгляд прямо в глаза. Всегда любил это. На меня глянуло тяжелое лицо. Оно и всегда было таким, просто сейчас еще сильнее. Морщины залегли глубже. Мешки под глазами набухли еще сильнее. На панду похож. Только панды милые. И тут вспомнил одну ситуацию из прошлого. Совсем не связанного с Иванной. Когда человека рисуют, художник прежде всего выражает в произведении то, как он видит модель. Черты характера прямо всплывают в рисунке. Ну да, иногда это обусловлено просто талантом художника. Или отсутствием. Мне, например, всегда очень хотелось рисовать. Я пытался. Но всегда выходило отвратительно. Просто не получалось. Но, по стечению обстоятельств, я пошел на профиль по рисованию. Я уже не помню как так случилось, но, наверно, мы рисовали каждого человека по очереди. И когда дело дошло до рисунков меня, я очень удивился. Одна девушка нарисовала меня очень реалистично. Но только смело прибавила мне возраст. Сколько? Пять, десять лет? Не знаю. Тогда было очень сложно сказать. Но на том портрете я выглядел благородно старше. Уже чувствовалось, что я не молод, но еще и не стар, конечно.
При том взгляде в зеркало мне показалось, что я узнал черты портрета. Только чувствовал себя гораздо более усталым, чем хотелось бы. Предвкушения риска больше не было. Зато страха с избытком. Ноги не слушались меня, когда я шел к хижине Иванны. Больно было думать о ней как только об ее хижине. Но нет, достаточно херни. Пора взять себя в руки. Я постучал. Изнутри раздался ее голос. Предложил войти. Только не она предложила. Ее голос.
И так, я захожу. С трудом переступаю через порог. Она переводит на меня взгляд. В ее глазах читается растерянность.
Это мой шанс сказать! Пока она меня слушает! В прошлый раз я протянул время. Но не сейчас.
-Иванн, пожалуйста, просто выслушай меня. О большем я не прошу. Я не уйду, пока ты не выслушаешь. Я не могу и представить, какую боль ты пережила по моей вине. Нет. Какую боль я тебе причинил. Все, что ты говорила десять дней назад – чистая правда. Ты можешь меня ненавидеть. Ты можешь меня сейчас снова прогнать. Только вот я прошу тебя об обратном. Пожалуйста, прости меня. Наверно, бесполезно говорить, что я изменился. Но это так. Черт, это правда так. Ты в праве не верить. И послать меня. Но вдруг…
-Никаких вдруг. Наверно, ты изменился. Я верю. Но, Саш, я не могу тебя простить. И никогда не смогу. Просто уходи. И из моей жизни тоже. Пожалуйста. Прошу тебя!
Дверь закрылась. Не могу с уверенностью сказать, закрыл ли ее я, или Иванна. Не знаю. И не знаю, как дошел до своей хижины. Вряд ли напрямую. Скорее всего, я пошлялся по поселку и до этого. Но хижина не принесла никакого облегчения. Только наоборот. Там мне стало хуже. Я снова сидел на ковре и хотел сосредоточиться на одной цели; удержаться в сознании. Только бы не вырубиться. Это будет означать финал. Если это произойдет, то очнусь я совершенно разбитый депрессией на многие месяцы вперед. Я уже знал, какого это. Нет, нет, только реальность. Но как же мучительно сложно! И постоянно разные мысли лезут в голову! Особенно – совершенно бредовые. Вдруг кто то сейчас зайдет в хижину? Ну что за бред? Дверь заперта. Я никому не нужен. Но все равно этот червячок жил в моей голове. Я уже слышал, как открывается дверь. Вот шаги направляются ко мне. Меня вдруг охватил совершенно детский, беспомощный страх. В сознательном возрасте я такого почти не испытывал. Я ведь всегда так гордился, что могу держать себя в руках в стрессовых ситуациях? А может, просто ситуации были легкими? И это не я гребаный герой, а просто привычный ко всякой херне? И вот сейчас, когда настала действительно сложная ситуация, мой мозг восстает против меня. Он ведь сильнее меня. Сильнее! Что мне с ним делать? Как бороться? Ведь я должен бороться. Я хочу бороться! И тут спасительная мысль пришла в голову. Спасение есть! Где еще можно сражаться с собственным мозгом, кроме как в обители тела? Храме тела? Зал. Качалка! Она меня спасет. В моем сознании не шевельнулось ни одной мысли взять с собой перчатки и бинты, защитить руки. Нет уж. Зачем мне эти предосторожности? Руки привычны к нагрузке. Просто выкину пыл на боксерскую грушу, и станет легче.
Как я ошибался! С первым ударом и вправду стало легче. Но потом… С каждым движением моего тела в сторону мешка я все больше погружался в пучину отчаяния. Я полностью потерял контроль над собой. Я забыл, кто я, где я, почему я бью эту несчастную грушу. Глаза застилали слезы. Если бы меня кто нибудь остановил и спросил причину, почему я так зол, я бы не смог ответить. Мне просто было бы нечего сказать. Память отбило напрочь. Но легче все равно не стало. Облегчение никогда не приходит с забвением. Оно приходит с проживанием.
После очередного удара я обнаружил резкую боль в левом запястье. Плевать. Я же левша, левая рука должна быть сильнее. Пройдет. И тут началось худшее. Как будто с болью физической боль ментальная прорвалась в сознание удвоенным потоком. Но мне и не думалось сопротивляться. Я отдался этому чувству. Какому? Отчаянию. Я наслаждался этим. Наслаждался собственной слабостью. Наслаждался так же, как когда то наслаждался победами над самим собой. Какими они были большими, и какими маленькими они мне показались тогда, в сером свете зала в горах Тибета. Я начал кричать. Не что то определенное, просто произносить нечленораздельные звуки громко и с агрессией. Выплевывая их в мешок. Никогда не любил плеваться, но слова вылетали из меня, как настоящие снаряды. Нет, не слова. Просто звуки. Я потерял дар словесности. Я больше не был его достоин.
Последнее, что я помню, это неплохой хук правой рукой и еще одна вспышка боли. Мне еще подумалось, что это странно. Ведь, кажется, болеть должна была левая рука.
А потом пустота. Я все же упал туда.
***
Я сломал запястье. А если точнее: сломал основание пястной кости. Это пару сантиметров за большим пальцем. Вроде. Рука забинтована, она сильно опухла, так что я не могу сказать с уверенностью зону повреждения. Из слов местного доктора, я понял, что это перекрестие. Надеюсь, он также квалифицирован, как и смотрится. До сих пор нет предела моему удивлению, как Зэнзэн и Ионглианг создали целую русскоязычную колонию в Лхасе.
Да мне это и не так важно. Сейчас особенно. Вроде бы травма только кисти, а болит все тело. Мне сказали, что меня нашел один из Учеников, или Постояльцев. А точнее, ученица. Девушка просто пришла позаниматься, а увидела полный пиздец. Полный пиздец в виде меня, лежащего на матах рядом с грушей, изменившей даже свою форму от ударов. Мои волосы, длинные после пребывания в лесу, растрепались и лежали бесформенной мокрой кучей. Лицо и тело тоже были все в поту. Но она не заметила, как из внешней стороны ладони выпирала пястная кость. Основание пястной кости. Доктор сказал, что мне так лежать еще две недели как минимум. По его словам, это травма хоть и локальна, но забирает очень много сил всего организма. И поэтому я должен черновых две недели проваляться в кровати?! Мне такой расклад не нравится. Хотя, мне все равно надо очень о многом подумать. Ведь не просто так я отправился избивать несчастную грушу. Ее, кстати, пришлось заменить. Я попросил включить замену в мой счет.
***
Спустя пять дней в постели я достаточно окреп, чтобы врач разрешил мне вставать на прогулки. И тут же меня поразил новый удар. Как будто за первой волной цунами пришла вторая. Гораздо более сильная.
Вышев из своей хижины, я сразу же направился по привычному маршруту. К Иванне. Хоть просто посмотреть на хижину, бывшую нашей, теперь же только ее.
Но там никого нет. Само по себе это не проблема, я и не надеялся, что Иванна дома. Но что то не так. Я это усиленно чувствую. Я даже начал принюхиваться. И только через пару минут до меня дошло. Ее духа здесь больше нет. Нет ощущения, что Иванна где то рядом. Я ведь только за этим и приходил. В конце концов, это единственное, что мне остается.
А сейчас? Где она? Что случилось за эти дни? И еще что то не так с дверью. Ну что? Что? Точно! Красивого красного коврика у двери нет. Мы его покупали вместе, когда только приехали в Горы. И он был символом Надежды. Надежды, что Иванна меня не ненавидит, что она еще сможет полюбить меня. А где он теперь? Пропал. Все пропало! Надежды больше нет.
Но как такое возможно? Наверняка она поехала на экскурсию. Коврик просто выбросила. В конце концов, даже без коврика у меня еще есть шансы. Или нет? Есть. Наверняка есть. Не может быть иначе. Скорее к Учителям! К повару! Да к кому угодно, кто хоть что то знает. Пожалуйста, просто успокойте меня. Прошу! Ближе всего кухня! К ней. Почти бегом, насколько было сил я припустил к кухне. Но ноги мои ослабли. Все таки, проваляться пять дней в кровати, да еще с непривычки побежать… Это слишком большая физическая нагрузка. Все таки я не молодею. Через десяток метров пришлось перейти на быстрый шаг. И все равно я согнулся чуть ли не пополам. Нехватка кислорода разрывала мои легкие. Колени начали болеть. Но это все неважно. Неважно. Совершенно. Главное – чтобы с Иванной все было в порядке. Наконец то я доковылял до кухни. Я запыхался, но пережидать не было времени. Вперед! Внутрь! Повар точно все расскажет. Разумеется,соней все в порядке. Просто моя очередная выходка доконала ее, вот она и выбросила коврик. Все хорошо. Захожу в небольшой сарайчик кухни. Прямо напротив входа стоит повар. Высокий и тощий. Совершенно не похоже, что он каждый день работает с огромным количеством еды. Он, кстати говоря, когда то был очень успешным шефом одного из лучших ресторанов Минска. Но кризис среднего возраста и его настиг. Впрочем, все это не важно. Что то в нем не то сегодня. Он мне ничего не предложил, когда увидел. Вообще будто окаменел. И взгляд… Тяжелый, грустный. Где радость в его лице? Оно как то даже осунулось с момента, как я вошел.
И тут он заговорил… Боже, лучше бы молчал.
-Здравствуй, Саш. Ты попрощаться зашел? Да, конечно, что же еще. Мне очень жаль, что так получилось. Наверно, ты должен понять ее. Да, наверняка должен… Что же тебе еще остается, в конце то концов? Наверно, ты немного того… переборщил тогда. – И только тут он, видимо, заметил мое выражение лица. – О… черт! Ну нет ведь? Нет, пожалуйста, скажи, что ты все знаешь. Не может ведь так получиться, что я первый тебе повстречался. Твою ж дивизию. И что же я такой болтливый? Стой! Ничего не говори! А то я совсем со стыда сгорю. У тебя все и так на лице написано. Сынок, только держи себя в руках, ладно? Ничего не потеряно. Ты молодой, у тебя вся жизнь впереди. Знаешь, это же приходящее и уходящее. Ты главное не волнуйся. – Мое сердце уже чувствовало, что что то случилось. Я даже не мог открыть рот и прервать эти кудахтанья. Губы пересохли. – Мальчик мой, это трудно… Она… Как бы это сказать… она уехала. Да… именно так… Иванна уехала. Три дня назад. На вторые сутки, после… – Я наконец смог прервать его. Сначала только жестом, но все же. Потом все же прошептал слова понимания. Но было ли хоть что то за этим пониманием? Ничего. Абсолютная пустота. Он мне еще в догонку пытался сказать какие то слова сострадания. Но что же с этих слов взять? Всю жизнь я только и делал, что жил словами. Они помогали мне выражать все. Именно, все. Саму свою жизнь. Оказалось, бывают моменты, когда они не помогают. И не только не помогают, они даже не могут выразить чувств. Их могут выразить лишь поступки. И уже тогда, за пол минуты до осознания произошедшего, я принял решение. Об одном действии. Сам не понял этого, но уже решил.
Спустя тридцать секунд меня словно оглушили. И, с болезненной издевкой, слова отражались у меня в голове. Как будто мяч прыгает и прыгает. ‘Иванна уехала’. Уехала? Уехала!
И тут прорвало. Я чуть не закричал. Пришлось зажать рот ладонью, чтобы вопль не прорвался сквозь легкие. Ну как? Как же это возможно? Ведь так не должно быть. Так ведь не может быть. Похоже, может. Как же болит. В ушах звенит. Как будто выстрелили над самым ухом. Этот звон нарастает, но он не справляется с одной – единственной задачей: Остановить пульсацию этих двух слов. Нет, нет, только не снова. Сколько кругов тогда пробежали эти два слова в моем мозгу? Не уверен даже, что знаю такое число. Странно, но продолжалось это недолго. Надежда ведь уже похоронена. Вероятность того, что она уехала не из за меня отмел еще голос, которым говорил повар. Он ведь тоже не дурак.
Удивительно, насколько быстро мой мозг подкинул решение. Наверно, оно уже давно было где то близко к сознанию. Ведь можно просто совершить суицид. Так просто, правда? Столько разных способов. Только не пуля. Эти мозги вокруг. Нет, что нибудь более классическое. Но здесь это делать нельзя. Негоже подставлять невинных Учителей. Они то тут при чем. А китайское правительство наверняка начнет серьезную проверку.
Уезжать. Куда? Странно, как все таки глубоко сидит жажда умереть на месте рождения. Я даже не мог рассматривать какие либо другие места. Да и не хотелось, чтобы после моей смерти кто нибудь парился с моим трупом. Ведь если погибает турист, это всегда геморрой. А так просто гражданин самоубился. Пора лететь обратно. Но ведь я не в Москве родился. В области. Ладно, решу на месте. Денег оставалось чертовски мало. Еще какая то сумма лежит в банковской ячейке в Москве, но вряд ли это уже так важно. Хотя нет, важно. Их можно завещать кому нибудь. Сумма не заоблачная, но я подолгу туда складывал, так что хотя бы небольшую радость она принесет. Жалко только, что я не успел купить виллу на каком нибудь из курортов, что всегда мечтал. Но теперь уже не важно. Денег на билет бизнесом не хватало. Да и какая разница, честно то уж говоря. Смогу уж выдержать паршивую еду и несколько соседей рядом. Все равно никто не захочет со мной разговаривать. Не слишком я сейчас похож на хорошего собеседника. Но снова поезд? Нет, только не это. Меня воспоминания поглотят. Автобус, кажется, есть. Отвратно, конечно, но зато дешевле. Решено. На покупку билетов ушло от силы пятнадцать минут. Я решил не тянуть и выезжать сегодня же вечером. Это означало максимально быстрое избавление от этого места. Места, где моя жизнь болталась между абсолютным счастьем, и ужасной безысходностью. Прощаться ли с Учителями? Нет, я не выдержу разговора. Вообще больше никогда не хочу использовать или слышать слова. Напишу им обоим по записке, что благодарен им за прием, за советы, и что я принял решение уезжать. Вложу сумму побольше. После покупки билетов что то осталось. Мне уж точно эти деньги не понадобятся. Мне нужно то буквально на еду, дотянуть до Москвы и на бензин. Бензин для единственной оставшейся у меня собственности. Когда то давно я случайно купил подержанный, но красивый байк. Очень старый. С техникой я не умею обращаться, к сожалению. Поэтому нанимал механиков, чтобы он был хотя бы на ходу. После последнего ремонта прошло около года, но все это время он стоял в гараже, доставшемся Аните в наследство. Она не возражала, ей он не особо был нужен. Да мот и занимал то меньше метра. Совсем малыш. Но, кажется, у него должен быть приличный двигатель. Такую штуку не продашь перекупу за сколько нибудь приличные деньги, вот он и пережил своих более дорогих собратьев. Хотя их и было то всего два.
Мне нечего особенно сказать про путь до Шереметьево. Большую часть поездки я просто смотрел в одну точку. Картинки сменялись, но преобладали два воспоминания. Как мы поцеловались в самолете. И ее глаза в тот момент, когда я вошел в ее хижину. Когда я вернулся. Только во время поездки я понял, что именно выражение ее глаз давало мне Надежду все это время. Видимо, я ошибся. Но это была последняя ошибка в моей жизни. С меня хватит. Я устал.
***
Странно, но за все часы поездки я только однажды подумал о вероятности того, что Иванна вернулась в Москву. Ну нет, как же это возможно. В универ она не вернется точно. Поедет к родителям? Я бы к родителям ни за что не ехал с разбитым сердцем. И Иванна вряд ли так сделает. Наверняка она поехала отдыхать. Да, как иначе. Именно на райских пляжах лучше всего забывать сумасшедшего бывшего, верно? Впервые я употребил это слово в отношении себя. До этого все надеялся, что это просто перерыв. Пора похоронить это. Мы расстались. Но это совершенно не отменяет того факта, что она точно не в Москве. Та Иванна, которую я знал, так бы не сделала. Она пойдет вперед, а не вернется назад. И именно поэтому мое желание вернуться в Москву чисто символическое. Ведь не за ней же я еду, правда? Каким нужно быть придурком, чтобы преследовать девушку, которая уехала от тебя? Или лучше сказать, сбежала?
И почему именно придурком. Может быть, просто сильно влюбленным, упертым, дисциплинированным? При чем тут дисциплина? Она лишняя. А любовь? Она тоже лишняя? Любовь ведь никогда не бывает лишней. Или это ошибочное суждение?
Так или иначе, я уже не узнаю этого. Да мне и не нужны эти ответы. Только не они!
***
Но была и еще одна мысль, которая подспудно преследовала меня всю поездку. Вопрос, скорее. Как мне совершить суицид? Каким способом? Оружие, прыжок с высоты я сразу отмел. Грязно, скучно и противно. Либо мозги вокруг, либо тело развалившееся на тротуаре. Вскрыть вены? Уже лучше, но тоже как то не особенно. Эта кровь в горячей ванной… Для этого вообще придется квартиру искать с ванной. Да и сколько проблем у владельца будет! Нет, нужен какой то способ на открытом воздухе. Чтобы ответственность пала на администрацию округа. Через какое то время меня осенило. Мот! Отличный способ сам идет в руки. Сколько автомобильных аварий происходит каждый день в Москве и области? Сотни, тысячи, сотни тысяч? Так или иначе, много. Очень. Просто еще один водитель, не справившейся с управлением. Никто даже внимания не обратит.
Как только я прилетел, я поехал в гараж на метро. Слава богу, денег на такси тратить уже не хотелось. Вещей было немного, только одна сумка, так что я мог спокойно ехать на подземке. Был ранний вечер, в метро была довольно тусклая атмосфера закончившегося рабочего дня. Давненько я не ездил так! Ну, в конце концов, тоже приятно вспомнить времена, когда я ездил в метро. Но нечего отвлекаться! Хорошо, что на дне потайного кармана сумки сохранились ключи от гаража. А ключ от мото уже внутри. Выпить, что ли? Да нет, не охота. Еще мороки с этим. Кафе, бар, продуктовый, мне сейчас никуда не хочется. Гараж располагался на окраине города. Тихий, спальный район. Какие то милые мужички бухают у гаражей. Ну нет, с ними уж тем более я общаться не буду. Но они так проводили меня взглядами… Необычно, наверно, выгляжу. В России то весна, вечерами прохладно, а я все теплые вещи, которые использовал в Сибири и иногда в горах, оставил там. Не хотелось их с собой брать. Класть некуда, на себе везти – запаришься. Поэтому, из теплого у меня только шарф. Белые брюки, черная рубашка, шарф, растрепанное каре. Понятное дело, мужики отметили меня. Еще и сумка дорожная. В любом случае, плевать.
Захожу в гараж. Дверь открывается со скрипом. Полоса света от уличного фонаря падает на рабочий стол. Бывший верстак. Анита – немецкая душа, за все годы владения гаражом этот стол был ее единственным изменением. Ей хотелось, чтобы у нее был запасной аэродром. И у меня тоже. А то, что она разрешила мне пользоваться гаражом после нашей ссоры вообще невообразимое везение.
Когда мой взгляд упал на этот стол, я подумал, что будет как то некрасиво уходить из жизни без последних слов. Оставлять записку в кармане нельзя. Во первых, не факт, что ее действительно найдут после аварии. Во вторых, даже если полиция ее найдет, то совершенно не факт, что ее передадут напрямую А. и Д.
А чтобы ее читал какой нибудь мент – бюрократ… Нет, такого я позволить не могу. Поэтому, надо как то отправить им эту записку. Но как? Когда я шел мимо мужиков, я заметил у кпп отделение ‘Почты России’. Конечно, я ею пользовался только забирая посылки с алика. Но ведь она должна и отправлять письма. Адрес, по которому проживают ребята я знаю: заказывал им какую то посылку. А индекс можно легко загуглить. И вот тогда то я и написал это письмо. На обрывке бумаги, нашедшемся на столе и старым карандашом, сохранившимся в сумке.
Отправил, еле успев до закрытия почты. Вывез мото, докатил его до ближайшей заправки, отдал большую часть суммы, которая у меня оставалась на руках. Банк был закрыт, так что взять деньги оттуда я не мог. Да и зачем они мне? На бензин хватило, и хорошо. Все равно в кармане еще пару тысяч лежит. Если захочу поесть – мне хватит. Последнее получение эндорфина перед смертью? Как давали последний ужин. Но я лучше наслажусь красотой ночной Москвы с мотоцикла. Сколько же я не садился за руль! Больше девяти месяцев. Последний раз вел мотоцикл в середине июля. А сейчас уже конец марта. Завтра первое апреля.
Всегда поездка на мотоцикле была для меня чем то особенным. По началу это была молодая жажда риска. И как романтизированна поездка на мото! Но это и правда так, как это описывается. Особенно – вдвоем. С любимым человеком на одном байке. Наверно, это очень круто. У меня такого не было. Все как то не с руки было. А с Иванной в горах не особо покатаешься. Да и мото там, конечно, не было. Ладно уж, в последний раз один покатаюсь. К сожалению, мотоцикл никогда не был для меня стилем жизни, так что и водил его я довольно посредственно. Но ночные дороги не так сложны, уж справлюсь. А направить руль на дерево у обочины не так сложно. Единственное, будет очень обидно, если мот сломается. Вот это будет прям отвратно – чинить то я не умею. Но пока не произошло, нечего и париться.
Глава шестая.
Рев мотора, темнота, красивые виды центра, и главное – самолет в небе. Я уж и забыл какое это счастье – когда шум мотора настолько громче любых твоих мыслей. И да, красота тоже приятна. Даже осужденным на смерть можно наслаждаться красотой. Даже наоборот – особенно осужденным. А я сам себя осудил.
Самолет. Я чуть не по потерял управление раньше времени, засмотревшись на него. Ведь это мог бы быть мой шанс. Шанс на прилет Иванны сюда, или шанс на мой вылет отсюда? По большому счету, неважно. Ничего из этого не произойдет.
Да, во время этой поездки возникли какие то новые мысли, не стоит ли мне еще раз попытаться. Вдруг борьба не окончена.
Но я осознавал, что сил на нее у меня больше нет. Как и желания борьбы.
Конечно, воспоминания захлестывали со страшной силой. Самые разные и неожиданные. Разумеется, с той ночи у общаги МГИМО. Но и более давние. Просто с моментов, когда я был счастлив. А было это, надеюсь, более менее часто.
Но уже подбирался рассвет. Шесть утра, появились первые утренние автомобили. Пора в область. В конце концов, я достаточно покатался. Уже и физическая усталость начала потихоньку сказываться. От постоянной вибрации мотора руки устали, начали дрожать уже и сами по себе, без соприкосновения с рулем. Или это был банальный страх.
Когда я был на пути ко МКАДУ, меня вдруг страшно взбесили мои часы. Те самые, дешевые. Но их проблема была совершенно не в этом. Просто я на них посматривал на каждом светофоре, где был достаточно мощный фонарь. А какая мне разница, сколько времени? Нет, достаточно. В последний раз проявлю жесткость к себе. Я их снял и выкинул к черту.
Уже выехав из пределов Москвы, во мне сыграла малодушная тяга еще немного отсрочить смерть. Тем более, она наверняка будет болезненной. Когда выбирал способ, я об этом как то не думал. А с другой стороны, почему бы смерть не была тяжелой? Это ведь смерть. Я полностью потерял ориентацию по направлению, куда еду. В городе были более менее знакомые места, а здесь все трассы одинаковые. Случайно я заехал в какое то СНТ. Но это очевидно было не место для меня. Сейчас между шестью и семью утра, мотор работает громко. Некоторые люди даже ранней весной бывают на даче. Еще вызовут ментов на меня. А это тогда так затянется. К черту, пора выбираться отсюда. На выезде я заметил машину. В принципе, спрашивать дорогу особого смысла не имело, я бы просто выехал на трассу, а потом довернул бы руль в кювет. Но если бы я всегда делал то, что имело смысл, я бы не оказался сейчас в этом месте. А может, это была последняя попытка отсрочить конец. Я выключил зажигание, оставил мотоцикл, снял шлем, подождал пару секунд, пока ноги придут в себя после стольких часов езды, и направился к машине. У меня довольно плохое зрение. Не люблю очки. Когда то носил линзы, но вскоре перестал. Черт, если бы я видел чуть лучше! Буквально различить цвет! Или буквально чуть лучше разбирался в автомобилях, чтобы определить модель по силуэту. Но всего этого не было. Поэтому я медленно, но верно отправился к автомобилю. Автомобилю, в котором уже как то ездил. По пути меня по большей части занимали мысли, что мне в каком то смысле повезло. Во первых, за месяцы в Сибире я закалился. А во вторых, ночь выдалась довольно теплой. Я даже не особенно замерз. Только ноги не очень хорошо слушаются. А вот из машины раздается гул пьяных и веселых голосов. Но при этом машина стоит на месте. Подхожу, стучу в пассажирское стекло. Просто я подошел с его стороны. Не обходить же. Я был готов увидеть веселых тусовщиков, уставш х к концу ночи, и нашедших место отдохнуть подальше от всей компании. Когда окно опустилось, на меня смотрела обычная красивая и молодая девушка. Ничего особенного. Наверно, университетского возраста плюс минус. Я уже начал спрашивать, в какой стороне шоссе на Москву, но тут водительская дверь раскрылась. Нет, не раскрылась. Она просто вылетела, черт возьми. И примерно на такой же скорости оттуда вылетела… Иванна. Конечно, только она и могла быть водителем светло – синего мини. Господи, какой же я дурак! Как можно было не посмотреть на цвет и модель машины, стоя уже вплотную к ней?!
Первые пару секунд мы просто стояли друг против друга. Между нами лежали небольшой капот автомобиля и огромное количество неисчислимой боли, виновником которой был я. Наконец, Иванна спросила, как я ее нашел. Мне очень хотелось начать оправдываться, что я совершенно случайно, что это все глупое совпадение, что я вообще ехал на самоубийство. А потом немножко подумал… И решил, что шансов у меня так или иначе очень мало, особенно – после ее отъезда из Тибета. Там я себя как то увереннее чувствовал. В память нашего счастья там. Поэтому ложь, наверно, ничего всё равно не изменит, а от лишних вопросов и проблем избавит. Хотя, наверно, я был просто не в состоянии сказать правду. Мне яиц бы не хватило.
И я сказал, что специально приехал за ней. Пару секунд, но мне показалось, что целую вечность она смотрела на меня в упор.
А потом открыла дверь, постучала по крыше машины, и сказала что то людям, находящимся там. Оттуда буквально вывалилось три девушки, включая обитательницу переднего пассажирского сидения. А затем оттуда вышли и пару парней. Конечно, я очень пристально рассмотрел каждого из них, и пришел к удовлетворительному выводу, что вряд ли кто то из этих ребят имел отношение к Иванне. Тем более, их было только двое. Наверно, тесно вчетвером на заднем сидении мини!
Они все как по команде вышли, немного постояли, привыкая к свежему ночному воздуху, а потом направились вглубь дачных участков. Иванна снова перевела взгляда на меня. И задала вопрос, к которому надо было бы быть готовым. Но я о нем даже не думал. Спросила, что тогда произошло в зале, когда я сломал запястье. Мне показалось, что на мгновение ее голос потеплел.
Я растерялся. И все таки решил, что лучше ответить правду. Какая разница? Все равно с окончанием разговора я выеду на трассу, и тут же сверну по направлению к дереву. Тогда я еще верил, что смогу сделать это. И я рассказал ей всю правду. Как мне было больно морально. Как я не замечал боль физическую. А потом применил наставление моего учителя дипломатии из одного курса. Он всегда говорил, что если вам нужно сказать что то важное, а вас не спрашивают, то нужно в своей речи самому задать вопрос, и самому на него ответить. Как же давно это было! Как в прошлой жизни. Когда я закончил говорить о запястье, я сразу же сам задал вопрос. ‘Знаешь, почему я приехал, Иванн? Я тебя люблю. Очень, очень сильно. И ради тебя я бы поехал и куда подальше, чем Москва!’
Да, это была лишь наполовину правда. Я действительно очень сильно люблю ее. Но приехал я, чтобы умереть. И только в этот момент, произнеся эти слова, я понял, что мне нужно бороться. Встреча с Иванной дала мне энергию снова бороться. Я понял, что умирать мн нельзя. Как минимум, пока что.
И снова… Снова этот взгляд! Как же мне было трудно смотреть ей в глаза. Ведь я так любил ее душу! А душа показывается именно в глазах человека! Через какое то время, снова не сразу, она ответила. Предложила мне немного погреться в машине, и уезжать. На мои слова о любви Иванна не ответила. Но, конечно, было понятно, что это снова отказ. Но на этот раз у меня еще больше сил на борьбу! В машину я, конечно, не пошел. Ну что бы мы там делали? Неудобно молчали? Я только попросил ее сказать, сколько сейчас время. А то часы я выбросил, а телефон лежит глубоко в сумке. Иванна посмотрела на часы в машине, и сказала, что сейчас уже семь тридцать. На прощание я хотел обнять ее. Мне так хотелось прикоснуться к ней, хоть на секунду. Ну тактильный я, да.
Когда я сделал шаг к Иванне, она отшатнулась. Не судьба. Но ничего, я справлюсь.
Семь тридцать. Банки открываются в восемь, или девять? Не важно, приеду я все равно к девяти только. И то мне придется ехать по указателям, и по потоку машин. Спросить, где Москва я, все таки, забыл. Больше часа я добирался до города. Утренние пробки уже вовсю пошли. Когда я проехал мкад, встал вопрос, куда мне ехать: в банк забирать деньги, или сначала в хостел выспаться и переодеться. Пары тысяч как раз должно хватить на хостел. Я решил сначала поспать. Да и будет глупо забрать деньги, и поехать в хостел, где будет вероятность, что их украдут. Конечно, можно снять номер в нормальном отеле, но мне почему то не хотелось. Но, когда я приехал в хостел, я сообразил, что планы придется менять. Если верить часам над ресепшеном, было без десяти девять. Заселение с двух. А выезд в одиннадцать. Денег заплатить за две ночи у меня не было.
Поэтому я зашел в туалет, умылся. Достал паспорт и телефон из сумки. Включил навигатор, и поехал в банк. Нужно было подумать о том, как мне узнать новый адрес Иванны. К счастью, очереди в банке уже были довольно большие. Времени предостаточно. Единственное, что приходило мне в голову, это попытаться через соцсети и ее возможных подруг. Или друзей. Лучше подруг. Я не особо ревнивый, но всему есть пределы. Нет, я не смогу общаться с ее подругами. У нас никогда не было хороших отношений ни с кем из них. Многие из них вообще ненавидят меня. Значит, остаются только соцсети.
Я забрал деньги из ячейки. Их оказалось даже немного больше, чем мне казалось. Пообедал, вот и два часа. Все таки я пошел в нормальный отель. Не самый дорогой, но вполне. Сидел за столом и листал соцсети Иванны. Ничего. Фотки с подругами пятидневной давности, когда она только приехала в Москву. Снова пять дней? Как же противно от самого себя. Какой же я жалкий! Два дня я пытался найти хоть какую то геолокацию. Вдруг она с родителями живет? Ну нет, это очень вряд ли. Скорее всего, нет.
Мне трудно сказать, что я тогда чувствовал, как жил. Вся моя жизнь сосредоточилась в телефоне, в ее соцсетях. И я ненадолго забыл, заставил себя забыть то, что не смог даже совершить суицид. Я слаб! Слаб!
***
Однажды ночью, когда я все таки уснул. А это была очень серьезная проблема. Я засыпал по много часов, безуспешно стараясь.
И тут уже на рассвете я вскочил. Сначала даже не понял, что происходит. А через пару минут выглядывание в темноту вспомнил. Да! Наконец то! Как раньше! Я так любил эти моменты, когда с приходом какой то важной идеи мой мозг просыпался, совершенно забивая на сон. Что в этот раз? Отель! Это одно из вероятных мест. Почему? Из глубин подсознания возникли слова Иванны, произнесенные когда то давно. Она говорила, что ей бы хотелось однажды остановиться в отеле в Москве. Чтобы подчеркнуть, что она только турист в этом городе. Сейчас наверняка это самое время! Вперед. Нужно срочно обойти все отели, которые могли ей понравиться! Нет, нет, сейчас пять тридцать утра, меня никто и на порог не пустит. Сон был, конечно, закончен для меня. Что же делать до утра? Точно, составить список отелей в ее вкусе. А каков ее вкус? Какой отель понравится Иванне? Моя Иванна, которую я знал, она бы точно не остановилась в сетевом отеле. Конечно, нет. Она любит индивидуальный подход. Только бутик – отели. Откуда я знаю? Когда мы добирались до Лхасы, она всегда отмечала именно сервис. Не цену, не красоту, а сервис. Вероятнее всего, бутик – отели. Как же, оказывается, их много в Москве! И еще разбросаны по всему центру.
Ну, у меня есть время. Надо только максимально хорошо одеться. Волосы в порядок привести. А то последнее время мне моя внешность была совершенно не важна. Немного запустил себя.
Сейчас одиннадцать утра. Я обошел уже штук пять отелей. Ничего. Единственное обнадеживает, что, даже если мне не давали доступ к именам постояльцев, то соглашались выслушать ее описание, и отвечали, что такая девушка не заезжала. Наверно, мн повезло, что она любит именно небольшие отели. В сетевых бы эта процедура заняла гораздо больше времени. Хотя и это только догадка. Я про ее вкусы.
Я не хочу описывать, как долго я искал. На второй день поисков я отчаялся. Какая стандартная ситуация! В одном из отелей мне отказали в базе данных, но на описание сказали, что есть похожий постоялец. Конечно, это оказалось не та девушка. Меня снова ударило по голове. Я решил попробовать три последних и остановиться на сегодня. Во втором из них я задержался, что бы выпить кофе. Вдруг хоть оно поднимет мне настроение? Уже расплачиваясь, я увидел Иванну. Мне бы так хотелось описать свои чувства при виде нее, но вряд ли получится. Дневной свет так меняет людей! Как будто ночью все скрыто, а днем поднимается на поверхность. Видимо, с плохими людьми лучше общаться ночью. Но не с возлюбленной! Господи, как же она завораживает. Сначала смятение. Потом дикая, неудержимая радость. Я даже чуть не вскрикнул. Любовь заливала меня. Правда, заливала. Как море, она накатывала волнами. В короткие, очень короткие отливы, где то на задворках подсознания мелькнула мысль, что она не хочет меня видеть. Но я отогнал ее. Отогнал! Я любил ее. Так сильно любил! Как же Иванна прекрасна! Те самые маленькие приметы. Движение ноги при ходьбе. Поворот головы. Разворот плеч. Шея. Средние скулы. Невысокие и не низкие. И какие прекрасные! Красивый, небольшой нос. Высокий, выдающий ум, лоб. И глаза… Пронзительные. Милые. Любящие? И… счастливые.
Она зашла одна, села за столик рядом со входом. По привычке, я занял место в глубине зала. У меня было пол минуты, до того момента, как она обведет глазами зал и заметит меня. Заметит? Заметит. Надо собраться с мыслями, с силами, и встать. Нужно опередить! Неожиданность. Еще одна неожиданность. Это – мой последний шанс! Тогда, в то утро, я не был готов ее встретить. Но это не повторится. Я несколько дней только о ней и думал. Как и раньше, честно говоря. Только одно различие. Прошедшие дни я был готов к встрече. Был готов посмотреть ей в глаза. Я смирился с униженным ожиданием момента, когда я снова увижу ее. Я прожил пытку, часами листая сраные соцсети. Вздрагивая, если на телефоне раздавалось уведомление. Бросаясь к нему! Просто летел к нему. Но ни разу это не было сообщение от нее. И я дождался. Дождался! На этот раз все получится! Конечно, получится. Не может не получиться. И я встал. Поднялся из за стола. Не глядя положил купюру на стол. Сейчас все это неважно. Совершенно неважно! Во всем мире существует только один столик на двоих у входа. На двоих! Ворохом промелькнула боязнь, что Иванна кого то ждет. Нет, нет. Тогда бы она не ставила сумку на второй стул. Но зачем? Зачем обо всем этом думать? Достаточно. Доверься чувствам. Доверься сердцу! Как же быстро оно бьется. Все, к столику. Хорошо, что у меня нет никаких вещей с собой. Впрочем, какая к черчу разница? Плевать. Абсолютно. Я двигался медленно. Очень аккуратно, Дудко по опасно тонкому льду.
Так и было. Я балансировал на канате. Или на гране обрыва. Как угодно. Но впервые я не готов был сорваться в низ. Я не хотел этого! Я хотел остаться на месте. Нет, ну какое место? Я хотел взлететь. Взлететь! Только не один. С Иванной. И я впервые был готов к этому. Я знал это. Я ощущал это всем своим телом. Тогда, летом, она любила меня, но я не прошел достаточный отрезок пути. Она – да. Она была слишком сильно взрослее, умнее, осознаннее, если хотите. Но она не поняла, что я не прошел тот путь. И наше расставание, мой уход, это было результатом. Понятно, я конченный мудак. Но ведь все заслуживают второй шанс, нет? Нет! Совсем нет. Большинство не заслуживают. Им не нужно его давать. Они не смогут им распорядиться. Им его нельзя давать. Попал ли я в то меньшество? Надеюсь. Очень, очень надеюсь. Я никогда не был уверен в этом. Но в тот короткий путь до ее столика, я, наконец то, поверил в это полностью. И это был уже наш столик.
***
Я лежу в постели. И не один. С Иванной! Да, да, с ней. В каком то смысле, у нас получилось. Хотя, честно то говоря, это, конечно, только первый шаг в большом пути. Но и что? Сейчас то все отлично! Отлично же.
Иванна согласилась выслушать меня еще раз. Не знаю, как, но мне удалось ее убедить. Нет. Не удалось. Это она согласилась дать мне еще один шанс. Только заслужил ли я его? А вдруг я просто попал в момент, когда ей было плохо? И вот не поймешь. Так или иначе, все равно очень приятно ощущать ее в постели.
Через несколько часов моего забытья Иванна проснулась. Несколько секунд понадобилось ей, чтобы сфокусироваться и понять, где она. В этот момент меня полоснула мысль, всегда ли она просыпалась одна за все это время. Еще с моего ухода. Но какое у меня право? Какое у меня право на ревность? Абсолютно никакого. Да меня это как то и не очень сильно задевает. Ну и хорошо.
А вот Иванна… Как только она сфокусировалась, она попросила меня принести ей воды. Господи, ну конечно. Я же с радостью!
А когда я вернулся, она уже сидела в постели, скрестив ноги. Как она прекрасно выглядела! Счастливая, от нее прямо излучалась свобода и мудрость гор, свежий воздух как будто навсегда сопровождает ее. Я и не замечал, как сильно она отличается всех остальных девушек по духу. Разумеется, она особенная для меня. Но даже дух, на который мое сознание,моя любовь повлиять не могут, даже он особенный от городского. Интересно, замечают ли это другие, общаясь с ней.
Но времени подумать об этом у меня было не так много. Взяв стакан из моей руки, Иванна завела речь. Но я не мог сфокусироваться на словах. Я слышал только тон. И не могу сказать, что я от него расслабился. Наоборот, попытался собраться. Получилось не очень хорошо. Но основное и так было понятно. Этот перерыв, пока я наливал воду, нужен был Иванне, чтобы собраться с духом. И я совсем не заметил этого. Я забыл, что мы слишком мало говорили вчера. Забыл, что мы не поговорили о нашем прошлом и будущем. Единственное, что я смог уловить из короткой речи Иванны, был факт, что мне нужно уйти. А я понял, что мне нужно уехать. Я ведь просто не смогу выносить пребывание с ней в одном городе, и невозможность встретиться. Да и к чему пытаться? Зачем бороться? Все понятно, она проявила слабину однажды, и наутро решила исправить ошибку. Теперь уж точно нет смысла. Я проиграл. Нужно просто признать это. Умирать? Жить дальше? Нужно решать. Но решать не сейчас. Потом, все потом. Сейчас бы какое нибудь легкое, очевидное решение. И оно быстро нашлось. Что может быть легче, чем поехать в Питер? Скататься, как будто на выходные. Только выходные бессрочные.
Я сижу в сапсане. Хорошо, что он сидячий. Так я еще буду держать себя в руках. А вот лежа было бы совсем сложно.
Достаю из кармана телефон. Захожу в записную книгу. Листаю до контакта ‘Иванна. Love?’ Отсутвием смайликов я попытался показать судьбе, что все еще неопределенно, что я не нарываюсь на нее. Я ее так записал перед тем, как идти к ней. В тот день она сказала, что не сможет простить меня. И я взбесился, сломав запястье. Даже не запястье, эту чертову пястну. Но до всех этих событий я записал ее так. Это было важно для меня прост как символ. Конечно, телефоном я пользовался в горах не часто, но все равно. Было так приятно сознавать, что ее контакт снова записан с любовью, а не с отчаянием. И снова мне приходится его менять. Да нет, не приходится. Просто снова это произошло. По другому? Конечно, по другому. Разрыв всегда как в первый раз. Только вот… А разница какая? Несчастье всегда одинаковое? Да, наверно. Наверно, это так.
***
И вот я приезжаю на московский вокзал. Уже хочу заказать такси. Хотя даже не знаю, куда поеду. Достаю телефон. На экране блокировки висит одно – единственное уведомление. Я ведь отключил интернет на нем, был не в силах общаться с кем либо. Даже с А. и Д. Отвратное чувство. Но все таки оказался человек, который прорвался. Прорвался сквозь мою блокаду. Блокаду паршивую, детскую. Иванна написала сообщение. Обычное смс. Попросила вечером приехать к ней. Попросила один только час. Просто поговорить. И все это буквально в нескольких коротких строчках. Разумеется, я сразу бросился к кассам. Спросил, какой ближайший поезд на Москву. Кассир сказал, что через десять минут отправляется. Да! Повезло! Отлично! Пробежка сейчас прям в тему. Я бегом помчался к платформе. Вскочил в вагон за полторы минуты до отправления.
Четыре часа прошли не так плохо. Даже наоборот. Хорошо, что был такой вынужденный отрезок времени, когда я мог подумать. Я не знал, что сказать Иванне. Ведь я все уже высказал. Или нет? Разве я не раскрыл ей всю душу? Или как раз это ей и не надо от меня? Чтоона ждет? Чего она хочет от нашего разговора? Это как с первым сексом. Теряешься в догадках. И решение, как и с первым разом только одно. Спросить. Как спросить? Неужели написать смс? Нет, ну нет. Как это возможно. Мы с ней никогда в мессенджерах не общались. Нам просто не нужно этого было. Мы были либо вместе, либо нам не хотелось разговаривать друг с другом. И что делать? Ведь в переписке так сложно показать настоящего себя. Ведь в смс не вложишь полный спектр эмоций, с которым говоришь ту или иную фразу. Поэтому в отношениях на расстоянии обязательно нужно созваниваться. Да к черту это все. Мне то что делать? Я не уверен, что я приятен в переписке. Я очень очень давно не переписывался с бевушкой, которая мне нравится. Тем более, в такой ответственный момент. Да нет, не очень то давно. Просто так кажется. Ведь до приезда в Москву на год я довольно часто это делал. Столько всего произошло с того момента, что я уже просто не могу считать что то по тому мне. Значит, нужно принять риск, или подождать. Принять! Только принять! Как раньше! Да, да, я снова готов. Как же сильно меня мотает из стороны в сторону. Просто флюгер. Но пока я повернулся в эту сторону, надо действовать.
-Иванн, а можно вопрос?
-Давай. Только почему здесь?
-Не знаю. Не могу уже ничего понять про себя(
-Ладно, хорошо. Саш, задавай)
-Спасибо. Чего… чего ты ждешь от нашего разговора? Что ты хочешь обговорить?
-Саш, я думала, ты понял. Наши отношения!
Чего? Наши – что? Отношения? Аааааааааааа. Это типо значит… что она согласна снова вступить со мной в отношения. Да? Ой, господи. Неужели? Еще несколько минут я не мог даже поверить в это. Мне как будто очень сильные темные очки сняли с глаза. Как будто вынули беруши из ушей. Как будто убрали прищепку с носа. Я вдруг увидел все четче. Я вдруг услышал голоса людей вокруг. Я вдруг почувствовал, что дышу. Почувствовал свое собственное тело. Понял, что я еще могу быть счастливым. Понял, что могу существовать в счастье. И могу это счастье вокруг себя создавать. Долго, больно, тяжело, со слезами и кровью,но создавать счастье.
Только знать бы еще что с этим счастьем делать.
Глава седьмая.
Три часа пятьдесят четыре минуты. Я точно знаю, специально купил часы, проектирующие время на потолок. В течении минуты зазвонит будильник. Но уже не на полную громкость, нет. Во первых, я высыпаюсь, мне теперь не нужно, чтобы меня будила такая громкая херь. А во вторых, и что гораздо важнее. Не хочу разбудить Иванну. Она не очень чутко спит, особенно в последнее время. Она мне рассказывала, как раньше постоянно просыпалась по ночам от кошмаров. Когда мы были в Тибете, она не говорила мне об этом. А я не спрашивал. Очень, очень жаль. Но теперь она чувствует себя в безопасности. Она мне так сказала, и я очень надеюсь, что это правда. Лучше я, пожалуй, выключу будильник до звонка. Зачем он мне, в конце концов? Уже давно он просто для меня прост ознак того, что я иду по пути, которым всегда хотел идти. Которым мечтал идти. Сначала сходить сунуть голову под холодную воду. Интересно, мне никогда не удавалось сосредоточиться, не посмотрев на себя в зеркало. Себе в глаза. Может, это моя высшая форма диалога с самим собой. Может, я просто люблю смотреть на себя. Ну приятно же! Не всегда. Странно, я думал, что человек больше всего стареет от стресса. Я был полностью уверен, что он хуже всего влияет на внешность человека. Уже потом наркотики, алкоголь, недосып. Но сейчас я не употребляю, пью очень умеренно, стараюсь высыпаться, а синяки под глазами все равно растут. Или мне это только кажется? И стресса в моей жизни вроде очень умеренное количество. Я его часто использую как источник адреналина и, соотвественно, более быстрой, сконцентрированной и точной работы мозга. Я ведь могу контролировать уровень стресса в своей жизни?
Какая, все таки, закольцованный жизнь. Уезжая из гор я был уверен, что уже никогда не буду просыпаться с Иванной в одной кровати и садиться работать. А может, и вообще не с одной девушкой. Мне уже трудно вспомнить свои мысли в тот момент. А еще раньше, до этого, мне казалось, что я никогда больше н есмогу пробыть в Москве больше месяца – двух. Но вот мы живем уже целый сезон, и мне здесь хорошо. Как все таки легко меняются ценности, мысли человека.
Не могу знать точно, но мне кажется, что ценности Иванны тоже сильно изменились за это время. Не берусь говорить об этом, но ощущение четкое. Мы оба сильно изменились за три месяца совместной жизни. И нам обоим хорошо сейчас жить в Москве. Я очень люблю весну тут. Наверно, мой любимый сезон. Мне не нравится весна в странах, где она неярко выражена. Но здесь не так. Но уже июнь. Снова июнь… И лето тоже всегда особенное. Как тот так пошло еще с самого младшего возраста. Надо сделать это лето еще более незабываемым. Мы с Иванной это заслужили. Да и наша своеобразная годовщина тоже летом ведь. Мы стараемся обходить стороной скользкие темы. Хотя, чувствую, нам надо бы это обговорить. Мысленно я сделал себе зарубку, чтобы завести об этом разговор. Нужно уже взрослеть! Хотя взрослость тоже бывает очень разной. Ведь дети так наслаждаются жизнью! Нет, это совсем нельзя забывать. А то так недолго стать загруженным хмурым продуктом. А вот взрослое поведение в отношениях с возлюбленной… Это очень нужно нам всем. Значит, нужно не откладывая поговорить с Иванной об этом. И планировать наше путешествие. Пора на отдых. Наверно, примерно неделю назад я нашел свой старый ноут. Решил посмотреть, что я вообще делал в нем, о чем думал, чем жил в тот момент жизни. Хотя, вряд ли уместно называть это моментом. Оказалось, я очень долго пользовался этим ноутбуком. Больше двух лет. Не такой уж короткий момент. И я заметил, какой большой промежуток времени проходил между зарождением идеи, и исполнением ее. Это если она исполнялась. А часто я просто забывал об этом со временем. Конечно, иногда нужно подождать. Иногда не получается выполнить все прямо в моменте. Но часто ли это бывает? Не так уж. А вместе с тем, даже на идеи, на которые у меня уже были ресурсы, я тратил несколько месяцев на раскачку. И это не было так, что я работал в этом направлении. Или что это было что то творческое, совсем нет. Если бы это было так, я бы слова не сказал, и мысли бы не подумал. Но это, в большинстве совсем, были чисто материальные шаги. Например, татуировка. Сколько месяцев я раздумывал, что мне набить. И это не было таким сложным, рискованным шагом, это ведь была не первая татуировка. Сразу после первой татуировки зародилась мысль о второй. Так всегда бывает. Но осуществил я это через год с небольшим. Сколько раз я менял эскизы! Сколько раз оправдывался, что у меня нет времени. Сколько раз говорил, что просто еще не пришло время. И в тот самый день, когда я пролистал ноутбук, понял это, я пообещал себе, что больше никогда не буду откладывать. Разумеется: я не контролирую все, что происходит со мной. Разумеется, бывают моменты, когда правда нужно подождать с получением чего то . Иногда нужно собрать побольше ресурсов, будь то денежных, или каких либо еще. Если это творческая задача, то спешить тем более не надо. И тем не менее. Если я могу. То делаю.
Пришло время выполнять обещание. Именно в маленьких моментах. Если мне утром пришли эти две идеи в голову, нужно прислушаться к ним. Все таки сознание непонятно работает в четыре утра. Значит, спланирую наш сегодняшний день. А потом наш отлет. В конце концов, до второго еще время есть время. Только бы решить, сколько. Но все по порядку. Сегодняшний день. Сегодня шестнадцатое июня. Уже целых четыре часа как. Пусть он будет неспешным и приятным для нас обоих. Наверно, лучше всего заказать еду на завтрак. Вряд ли моих кулинарных способностей хватит, чтобы сотворить что нибудь более сложное, чем яичницу. Все таки не понимаю людей, которые любят готовить какие то нереально сложные блюда. Блин, это же так долго. И сложно. Потом, конечно, приятно, но все равно.
И так, сначала заказать завтрак. Сегодня, кажется обещают дождь. Отлично. Как раз около одиннадцати утра должен начаться. Хоть бы это был приятный летний дождь! Иванна однажды говорила, что любила раньше полежать под дождем. Но сейчас, в Димой, уже давно этого не делала. Никогда не пробовал. Тоже интересно. Где? Наверно, лучше всего в каком нибудь из московских лесов. Там легче всего найти спокойное место, где можно будет спокойно полежать. Только не забыть одежду правильно подобрать. А то будет обидно немного. А потом? Придумал! Мы иногда как раз обсуждали, что нам бы иногда немного драйва в жизнь добавить. Ну что же. Можно и тряхнуть стариной. Стрельбище. Кажется, Иванна никогда не стреляла из настоящего оружия. Думаю, я могу себе позволить украсть эту идею у своего отца. Странно, но так уж проводили свои свидания мои родители. Значит, нужно позвонить и забронировать нам время. Часов, наверно, около двух. Чтобы уж совсем не спешить. А потом… А потом трек. Это уже моя идея. Только вести лучше будет Иванна. Уж больно я паршивый водитель. Это лучше всего сделать уже после обеда, ближе к вечеру. Часов на шесть будет самое то. После этого поужинать в ресторане. А вечером, уже дома, поговорить о наших отношениях. И о том, что было в прошлом, и о том, чего бы мы хотели в будущем. Как же я себя непривычно чувствую, вот так планируя наш день. Не могу понять, что не так, но что то точно ощущается непривычно. Ладно, ответ сам придет. Но как же это приятно! Всю жизнь я старался как можно сильнее обособиться от большей части окружающих меня людей. И это работало. Это было удобно. Мне даже было приятно, когда малознакомые люди считали меня высокомерным и злым козлом. Хотя при чем тут это? А, точно. Я просто раздумывал над тем, что нам нужно проговорить. Мне до сих пор тяжело даются откровенные разговоры. Но держать в себесложнее. Несравненно сложнее.
Но время поджимает. Наверно, сегодня я уже не буду работать, времени нет. А еще… Не хочу запускать мозг. Обойдусь сегодня без него. Пусть говорит только сердце. А сейчас нужно выбрать направление и купить билеты. Недавно как раз пришли гонорары за несколько статей. Я выбрал Исландию. Мы всегда путешествовали по относительно теплым странам. Пора немного охладиться. И пора будить Иванну. Какая же она красивая, настоящая во сне. Только увидев, как человек спит, можно понять его полностью. Хотя нет, какое там полностью. Но на максимальный возможный уровень.
***
Да, день прошёл отлично. Опять же, я боюсь обобщений, но, наверно, это был прям образцовый день. Очень, очень приятный. И неспешный. В нем было достаточно много впечатлений, но не было спешки, не было бега. Я к нему привык, но вряд ли можно реально быть счастливым на бегу.
А вот вечером стало немножко посложнее. Иванна мне очень помогала, но собрать мысли было чертовски сложно. Я думаю, вести тяжелые, важные разговоры с любимой лучше всего после какой то совместной активности. После очень хороших впечатлений. Опьянение счастьем – лучший помощник. И мотиватор. Сев на кровать, готовясь к разговору, перед тем, как начать речь, я сказал самому себе: ‘Если ты хочешь, чтобы каждый, или почти каждый день проходил так, говори. Говори, Саш.’ И правда стало легче! Наверно, всем знакома ситуация, когда очень много мыслей на какую то спорную тему, и в начале разговора они все моментально испаряются из головы. Ничего не можешь вытащить! Пару минут я просто смотрел в одну точку, и тупил. В мозгу у меня в буквальном смысле была пустота. Но, в конце концов, я взял себя в руки и начал речь.
-Иванн, дорогая. Начнем с моего ухода в Тибете? – выражение удивления на ее лице сменяется секундным страхом, но она молча кивает. – Просто мы об этом говорили только там, когда я пытался вернуться, а там все было на эмоциях. Я просто хочу постараться объяснить, что чувствовал тогда. Но это ни в коем случае не оправдание! Я очень виноват! И очень рад, что ты меня простила! – Иванна лукаво улыбается, я звонко целую ее. – Но все же думаю, что правильнее будет объяснить. Конечно, моя память уже обработала это воспоминание, поэтому плохого там по мининимуму. Если тебе покажется, что все доводы, которые я тогда приводил сам себе слишком слабые, ты полностью права, и, одновременно, в корне не права. Аргументов в отношениях нет никаких. Просто быть не может. Каждый будет слишком слабым. Наверно, есть только импульсивность. А права ты в том, что, несмотря на все свои чувства, я не должен был так уходить. Я не имел на это права! Я бы мог расписывать этот поступок со всех плохих сторон очень долго, но вряд ли это как то поможет.
Тогда, на берегу озера, у меня началась паническая атака, что я снова тону. Это было ужасно. С другой стороны, не ужаснее любой другой панической атаки. И мне очень захотелось бежать дальше. Нет, не захотелось. Совсем не то слово. Мне понадобилось бежать. Бежать от счастливой жизни. Бежать от спокойствия. И от ответственности тоже бежать. Поэтому я и испугалася поговорить с тобой об этом. Или, хотя бы, оставить записку.
-Стой, Саш. А ты сейчас захотел поговорить не потому ли, что снова почувствовал эту необходимость бежать?
-Нет, Иванн. Могу тебе торжественно обещать, что нет. Но только это не я должен был бежать. Точнее, не то я. Это дофаминовая зависимость во мне говорила. Все мы так или иначе дофаминовые наркоманы. И, получая этот гормон только из хороших источников, ему их стало не хватать. Ведь привычка никогда не дремлет. Ты можешь бросить, но вернуться будет легко. Слишком легко. А с дофамином сложнее справиться, чем с куревом или алкоголем. Ну, алкоголь я как бы так и не бросил. Но и он меня не гнал подальше от любимой девушкой. А курево… без него можно жить. И жить очень счастливо. А дофамин сложнее. И по структуре, и по технике, как его бросать. Отказываться от него, понятное дело, нельзя. Да и не получится. Он все равно так или иначе выражается нашим организмом. Просто от разных вещей. И бросать нужно именно плохие источники дофамина. Он ведь как еда. Бывает джанковый – фастфуд фуд, и бывает пп.
Один из главных источников дофамина – страсть бежать куда то. Все новое для него – золотой прииск. А главная особенность в том, что новое всегда становится старым. Вот я с ним и не справился.
-Саш, милый, я поняла. Знаешь, наверно и правда важно было объяснить это. Ты молодец. Теперь, наверно, моя очередь? Только я возьму настоящее и будущее, если ты не против. Мои планы. Ты со мной? Ты будешь заниматься этим вместе со мной?
-Иванн, конечно. Расскажи их. И что понадобиться для этого.
-Хорошо. Секунду, дай собраться с мыслями. Ну, с богом. Я хочу открыть арт пространство. Именно здесь, в Москве. Как стартап. Я знаю, что ты привык переезжать, и тебе сложно долго оставаться на одном месте. Но все равно выслушай пожалуйста. Мне очень интересно организовать выставки, пространства, все в этой сфере. Почему в Москве? Я долго думала над этим. Даже кроме организационных вопросов, которые все таки легче на родной почве решать, мне очень нравится Москва. Я люблю ее. Уверена, ты тоже. И мне кажется, она очень развита. Особенно – для современного мегаполиса. В ней правда очень много разных интересных пространств, кафе, мест, выставок, чего угодно. И я думаю, здесь мне было бы интереснее всего работать. В условиях конкуренции. И кстати. Я помню, ты когда то говорил, что хочешь попробовать разные формы искусства. Мне пришла идея в голову, что ценность одного слова в творчестве разная очень. В огромном романе на тысячу страниц она очень маленькая. В маленьком и сильном рассказе побольше. В стихотворении еще больше. В какой нибудь цитате она очень высока. Ведь это часто буквально одно – два предложения. А есть перфоманс. В нем нет слов. Только бэкграунд может помочь передать читателю мысль. Попробуй! Мне кажется, это достаточно новое поприще, чтобы тебе было интересно. И еще… Хотела попросить тебя организовывать все это вместе со мной. Ты согласен? Я знаю, что это большой шаг, это, по факту, определение нашего ближайшего будущего… Но ты готов на это?
-Ух ты, Иванн. Я очень очень рад за тебя. Рад, что ты нашла, отследила направление, которым тебе будет интересно заниматься, которым ты хочешь заниматься. И да. Я согласен. Я готов остаться здесь с тобой, и твоим прекрасным будущим арт пространством. Я тебя люблю, и мы это сделаем вместе.
-О господи. Саш, спасибо. Я боялась, что ты не согласишься, что тебе будет трудно сидеть на одном месте. Что ты не сможешь привязаться к какому то не переносному проекту. Подожди, давай выпьем за это. – Вернувшись с кухни, Иванна разлила вино по бокалам, и вместо первого тоста звонко поцеловала меня в губы. – Дорогой, это наши первые бокалы за новое арт пространство, которое будет называться ‘Лодка’
-Любимая, название прекрасное. За тебя. Не хочешь, кстати, обговорить сейчас организационные вопросы ‘Лодки’? Ведь все это организовать и оформить нелегко. Нужны инвестиции, нужен в принципе начальным капитал. Я не профессионал, но думаю, что кроме проектирования здания, или, как минимум, перепланировки существующего, понадобится еще юрист. И бог знает кто еще. Лично я понятия не имею, как оформлять арт пространство.
-Да, ты прав. Насладиться успехом можно только когда это успех уже есть. Давай же работать! У нас вся ночь впереди.
– Хорошо. Давай тогда начнем с локации. У тебя есть идеи здания? Или, может, просто пустое место застроить?
-Знаешь, наверно, Басманный подойдет. В конце концов, ведь творческие люди должны держаться вместе? Вот. Именно там сосредоточена большая часть искусства Москвы. Я бы хотела Болотный, но мне кажется, аренду места там мы не потянет. В Басманном легче всего, конечно, арендовать здание какого нибудь бывшего завода. Только вот сколько уже таких мест. Разве не приелось?
-Приелось. Это круто и атмосферно, но уже не в тренде. Надо что то другое. Может, чего еще в Москве много, с избытком даже. Чтобы это место ассоциировалось только с обыденностью, а мы бы его превратили в супер оригинальное место.
-Придумала! Саш, придумала. Церковь! Точно, церковь. Сколько лет уже идет новая застройка Москвы церквями? Много ведь уже настроили. А еще больше стареньких, которые уже десятки лет ремонтируются. Арендуем одну из них. Может, получится и ближе к центру.
-Да! Да, Иванн. Точно. Конечно. Только их в Москве больше, чем зимой соли на улицах. Черт, ты права. Какая же ты умная! Наверно, немного развратно будет устраивать арт вечеринки в бывшей церкви. Но плевать! В конце концов, в ‘Лодке’ и смысл том, что ты устанавливаешь правила. Иванн, вдумайся. Ты устанавливаешь правила. Вперед, дорогая! Я верю и люблю тебя!
Силы у нас уже закончились, начало клонить в сон. И вот мы начинаем засыпать в обнимку. И, конечно, пролежали так секунд тридцать; до того момента, пока не стало жарко. Но у нас уже был план. Только одна мысль еще слабо ворошилась в моем мозгу. Где достать деньги? Даже при условии, что мы привлечем инвестиции, нам нужен стартовый капитал, и немалый. Наверно, нелегко арендовать церковь на год. Для этого потребуется подмазать настоятеля, попа, или как он там называется. Для этого потребуется найти хорошего юриста, и, наверно, адвоката, чтобы получилось выиграть суд, если такой прецедент возникнет. И это мы еще даже не дошли до момента наполнения работами ‘…’ Надеюсь, что арт пространство в церкви привлечет внимание, но все равно. И ведь церкви то не очень большие. Видимо, придется начать с арт вечеринок, просто в качестве маркетинга и заработка. Потом, потихоньку, расширяться, арендую новые участки, церкви, вообще что угодно. Только чтобы было оригинально и красиво. И как же я рад засыпать с Иванной в одной постели! Каждый раз новое счастье. И ощущение, что это такая последняя ночь. Ведь вдруг нас разлучат. Но нет. Этого не будет. Никто не сможет этого сделать. И тем более, мы сами этого не сделаем с собой.
***
Весь следующий день прошел прекрасно. Мы почти не вылезали из кровати. Да, такое вот легкое времяпрепровождение. Зато как мы были счастливы! Мы старались не обсуждать ‘Лодку’, зная, что для работы еще придет время. Но еще утром я подсчитал расходы и возможных спонсоров. Ошибка. Поэтому весь день я знал, что нам надо будет как то решать проблему с финансированием проекта, особенно в начале. Вариант, чтобы забить, отказаться от проекта, понятное дело, не существовал. Что же еще? Кредит? Даже если бы банк одобрил, то нет. Никогда. Остается заработать. И тут я остановился в своей мысли. Меня будто кольнуло подых. Что? Заработок? Неужели… Я буквально выдернул эту мысль из головы. Нет, нельзя. Или можно?
Но хотя бы я смог насладиться этим прекрасным днем. У нас было все для жизни. В холодильнике две бутылки холодного вина и немного пива. Там же с десяток прекрасных сыров. Свежий багет. Десяток яиц. Немного ветчины. А еще отличный сочный стейк. Огонь!
И, взглянув на нее тогда, я понял, понял о чем говорили все эти люди, сравнивая своих возлюбленных с прекрасными дикими животными. Ведь в этом и смысл! Животное без контрольно. Ему не нужен контроль. Как и настоящим, подлинным страстям он тоже не нужен. Привычка говорит нам, что контролировать нужно все. Пора ее заткнуть. Иванна была похожа на существо, не подверженное контролю. Отсутствие необходимости контроля, контроля над собой, именно это, наверно, причина сравнивать девушку с животным. Но мне в голову пришло сравнение с греческими богинями. Такими же прекрасными и бесстыжами в своей наготе. Даже ее движения, плавные, размеренные. Но какая скорость, какая сила сквозит в них!
Впервые за очень долгое время я проснулся позже Иванны. Открыв глаза, я встретился с ее неподвижным взглядом. Не мигая, она смотрела на меня. Но в этом взгляде было столько любви! И весь день был пропитан любовью. Я не могу это описывать сколько либо долго. Счастье всегда разное!
Насколько сильно я хотел вставать из кровати последние три месяца, с таким же трудом я вставал из кровати на следующий день. Предчувствие не просто говорило, оно кричало, молило, чтобы я отказался от этой идеи. Чтобы я придумал что нибудь другое. Достал деньги как нибудь иначе. Но мозгом я, конечно, понимал, что это лучший, и почти единственный вариант. Почти? Попросить помощи у кого нибудь из родственников, моих, или Иванны? Нет, никогда. Я слишком чертовски горд для этого. Мое эго слишком раздуто. Не получится. И почему мужчины всегда дырявят свой спасительный плот?
В то же утро я нашел подходящую вакансию в одной из газет на Ближнем Востоке. Повезло, что меня быстро приняли. Вылет следующей ночью. И что же делать? Я не могу вспомнить, как мы провели тот последний день. Это болезненное ожидание. Эти бесконечно повторяющиеся обсуждения. Вдруг есть какой то другой вариант? Нет. Мы не нашли. Хуже всего ощущается время в те моменты, когда ты очень хочешь его остановить, но вместе с тем оно тянется слишком медленно. Ужасно, болезненно медленно. Будто жвачка.
Это так болезненно странно и страшно: чувствовать рядом родного человека, родную душу, родное тело, и ощущать, что человек, может, уже и не такой родной. Или все такой же? Как же часто в тот день я хотел просто подойти, прикоснуться к Иванне, спросить ее шепотом, она ли это, что происходит у нас. Но я делал это так редко! Так чертовски недостаточно. Ведь я боялся. И она тоже так боялась. Ведь это так больно и обидно: бояться вместе, и обоим не знать, что делать. Иногда, буквально на какое то время я пытался натянуть улыбку, чтобы подбодрить ее. Но она получалась такой жалкой, что уже к полудню я перестал и пытаться. А как тяжело было чем то заняться! В интернете сидеть совсем не хочется. Ведь это последний день перед разъездом. Как то нужно провести совместное время. А как? Не знаю. Оба не знаем. Большую часть времени мы старались лежать в обнимку. Но это ощущалось, будто хватаешься за уходящего от тебя человека. Или тонущего. И ты понимаешь, что не можешь ее удержать. Что вода уже поглотила ее. Что она уже ушла. Какое ужасное, отвратительное чувство! На какую то секунду у меня даже промелькнула мысль, что, может, стоило взять билет прямо днем. А после этой вспышки я еще пару часов корил себя, что больше не хочу проводить с ней время. Но ведь это не так! Я люблю Иванну! Но я хочу провести с ней всю жизнь, а не несколько часов перед отъездом. Ближе к вечеру я начал ощущать себя слепым. Будто я ощупываю человека, чтобы увидеть ее. Сколько же мук было пережито до двенадцати ночи. Вылет в 3.30. Около часу мне выезжать в аэропорт. И ту Иванна начал хвататься за меня. Буквально. Стараясь меня удержать, он не отпускала меня ни на шаг. Даже на скнтиметр. Она прижала меня к себе и плакала. Я тоже плакал. Но самое худшее, что я должен был отстранить ее и уехать. Какой ужас! Ведь, наверно, величайшая глупость – уезжать ради любви от любимой. Или нет? Да нет, не может такого быть. Но почему никто никогда не упоминает, как это мучительно?!
Не могу сказать точно, сколько мы прощались. Наверно, это было долго. Наверно, таксист весь извелся. Но какая нахер разница? Ведь мы любим друг друга. А есть ли смысл в встрече, без прощания? Вдруг смысл в этом? Если так, то смысл чертовски болезненный.
***
Улетел. Я улетел. Почти неделю я протянул. Конечно, мы постоянно был на связи. Но привычки создать не получилось. Потом что этого нужно внутренне хотеть. Или, как минимум, быть согласным на несчастливость. Мы не были. Никакие средства, никакие ухищрения не могут этого исправить. Они лишь ненадолго отсрочивают. И ведь как получилось: я больше половины жизни был в разъездах. А с этим не справился. И не должен был справиться. Я должен был справиться со своим эго и попросить денег. Или должен был справиться с желанием побыстрее собрать сумму побольше, и найти работу в Москве.
Получается, наши отношения и меня самого погубило эго и желание поспешить. Искупил ли я свои ошибки? Может быть. Через неделю после прилета пришла та ночь. Та самая ночь. И мусульманское кладбище. И психбольница. А после ничего не было.
Прости, Иванна.