Вероника Тушнова (1911 – 1965)

«Ты, верно, смутный сон. Ты выдумка моя».
— Я та, с которой рай; и та же, что бывало…
«Она, как мудрости коварная змея,
всё знала про любовь и ничего не знала».

— И я приду, когда так холодно, темно,
когда в закрытое стекло ударит вьюга,
когда припомнишь, как немыслимо давно
не согревали легкомысленно друг друга.

«Зачем же ты приходишь, мучаешь меня,
когда твои слова и годы ожиданья
забыты в полусвете пасмурного дня,
как тайна наших встреч с оттенком увяданья».

— Я без тебя училась долго-долго жить,
и в пустоте немой я принялась за дело.
Костёр прощальный ночью я смогла сложить,
но голос ветра стих — гудело, а не тлело.

Любовь жива, как зноя ровная струя,
она живёт во мне. И как мне быть иною?
«Ну, хорошо… Пусть ты и выдумка моя —
твоя любовь как раз не выдумана мною».

И вот, не двигаясь, почти что не дыша,
лежит в моих ладонях, голубя покорней,
тобой стыдливо обнажённая душа.
«И всё же, ты мой сон. Мираж ночной, упорный».

— Не отрекаются любя…

Влад Снегирёв

Кто сказал, что легко любить?

Мне так грустно опять писать «акварелью». Мне так грустно угадывать всё по строкам стихов… Вы когда-нибудь читали биографию, угаданную по стихам, по строчкам рифм? Скорее всего, вы скажете: нет. Вот и я раньше не встречала таких биографий. А теперь приходится писать её самой…

Угадывать, дорисовывать, предчувствовать, предвосхищать. Что же это получается? Незаконченный портрет. Неразгаданная жизнь. Не сложившаяся судьба. А может – сложившаяся, наперекор всему? Ведь судьбы поэтов складывает Бог и сияние звёздных карт в ночном небе. Всё это неподвластно простым человеческим представлениям о счастье.

Вероника Михайловна Тушнова родилась 27 марта 1915 года (дата нового стиля) в Казани в семье профессора медицины Казанского Университета Михаила Тушнова и его жены Александры, урождённой Постниковой, выпускницы Высших женских Бестужевских Курсов в Москве. Профессор Тушнов был на несколько лет старше своей избранницы и в семье всё подчинялось его желаниям и воле, вплоть до подачи на стол обеда или ужина.

Вероника, черноглазая, задумчивая девочка, писавшая стихи с детства, но прятавшая их от отца, согласно его же непререкаемому «желанию» сразу после окончания школы поступила в Ленинградский медицинский институт (семья профессора к тому времени обосновалась там).
Вероника Михайловна проучилась на факультете терапии четыре года, но больше не смогла истязать свою душу, её всерьёз увлекли занятия живописью, да и поэтическое вдохновение не покидало.

В начале лета 1941 года Тушнова поступает в Московский Литературный институт имени Горького. Её желание профессионально и всерьёз заниматься поэзией и филологией вроде бы начинает сбываться. Но учиться не пришлось. Началась война. Отец Вероники Михайловны к тому времени скончался. Осталась больная мать и маленькая дочь Наташа.

Кстати, семейная, личная жизнь Вероники Тушновой — это ещё одна загадка для ценителей её творчества, для литературоведов. Всё скрыто за семью печатями тайн семейного архива, многое не сохранилось, утерялось, о многом – умалчивается… (Впрочем, на это, тактичное или безразличное – другой вопрос, – молчание, родственники Вероники Михайловны имеют, конечно, полное право!)

Используя свои медицинские познания, Тушнова почти все годы войны проработала в госпиталях врачом, – их ведь не хватало катастрофически – выхаживала раненых. Работа тяжёлая, часто и неблагодарная, не оставляющая времени для «возни» с капризными рядами поэтических строчек, но Тушнова во время ночных дежурств умудрялась при свете затенённых ламп, прислушиваясь к сонному дыханию и стонам больных, всё время чиркать что-то в тетради. Её так и звали ласково: «доктор с тетрадкой».

В 1945 году вышли из печати её поэтические опыты, которые она так и назвала «Первая книга». Это был сравнительно поздний дебют – Веронике Михайловне было уже 29 лет, и прошёл он как-то незаметно, тихо.

Вероятно, в год Победы и всеобщего ликования нужно было писать что-то фанфарное, парадное, но Тушнова не умела этого делать никогда. Ей сразу и всегда – замечу особо – была присуща своя нота чистой, пронзительной грусти, элегичности, – то, что лихие «проработчики» от Союза Писателей тут же назвали «пресловутой камерностью», «перепевами надуманных переживаний в духе «салонных» стихов Ахматовой. Знакомые слова, не правда ли? И более того, знакомое отношение к поэзии – отрицания, презрения, почти нелюбви.

Неудивительно, что вторая книга Вероники Михайловны «Пути – дороги» увидит свет только через десять лет, в 1954 году.

Она просто не решалась выпустить её в свет. В основу этой книги легли стихотворения, написанные часто в дороге и навеянные дорожными встречами и впечатлениями, знакомствами с новыми людьми и новыми местами. «Азербайджанская весна» – так называется один из поэтических циклов Тушновой.

Вероника Тушнова вообще всё это «десятилетие молчания» много и упорно работала: рецензентом в издательстве «Художественная Литература», очеркистом в газете, переводила с подстрочников Рабиндраната Тагора, причём великолепно делала это, поскольку была лириком, «по самой своей строчечной сути», как говорила она сама.

Эти десять лет были очень трудными для Вероники Михайловны. Она искала свой собственный путь в поэзии. Искала тяжело, мучительно, часто сбиваясь с такта и много теряя и для сердца, и для таланта.

В 1952 году Тушнова пишет поэму «Дорога на Клухор». (Она тоже вошла в книгу 1954 года.)

Поэма эта была очень хорошо встречена критикой и рецензентами, но сегодняшнему читателю в ней отчётливо была бы видна некоторая нарочитость тем, натянутость тона, чуждая поэтессе риторическая экзальтация, тяга к масштабности, ложный пафос: в общем все черты почти забытой ныне «советской поэзии».

Но она так боялась прежних грубых упрёков, насмешек, да и просто «пропасти молчания – непечатания», что предпочитала быть автором, который по выражению одного из критиков: «Не приобрёл своего творческого лица, не нашёл своего голоса», (А. Тарасенков. Рецензия на сборник В. Тушновой «Пути – дороги» 1954 год.)

Грустно писать всё это… и тяжело.

В самом деле, только на последних двадцати страницах сборника, в разделе «Стихи о счастье», поэтесса словно сбросив тяжкую ношу вдруг стала самой собою, зазвучала в полную силу! Возникло вдруг истинное лицо пишущей – любящей, томящейся, страдающей. Временами оно было почти портретно – точным, единственным в своей живой конкретности: «ресницы, слепленные вьюгой, волос намокшее крыло, прозрачное свеченье кожи, лица изменчивый овал», но одновременно это было лицо, подобное тысячам других женских лиц, это была душа точно так же как и они страдающая и любящая, мучимая и где – то мучающая другого, пусть и страстно любимого, человека!

Каждая из читательниц могла почувствовать в строчках Тушновой свою «вьюгу», свои счастливые и горькие минуты и только своё, но такое общее, понятное для всех тревожное ощущение неумолимого бега времени и с упрямой немного странной, обманчивой и наивной верой в счастье. Помните это, знаменитое:

…Я перестану ждать тебя,
А ты придёшь совсем внезапно.
А ты придёшь, когда темно,
Когда в стекло ударит вьюга…
Когда припомнишь, как давно
Не согревали мы друг друга!

После этих строк, выученных и переписанных сотнями читательниц в тетради к Веронике Михайловне пришла известность. Её поэтический голос набрал силу и высоту.

Выпущенная в 1958 году книга «Память сердца» была уже чисто лирической.

Главная тема поэтессы вышла на первый план, потеснив всё остальное:

Любовь на свете есть!
Единственная- в счастье и в печали,
В болезни и здоровии – одна,
Такая же в конце, как и в начале,
Которой даже старость не страшна.
Не на песке построенное зданье,
Не выдумка досужая, она
Пожизненное первое свиданье,
Безветрие и гроз чередование!
Сто тысяч раз встающая волна!

Красивая, черноволосая женщина с печальными глазами (за характерную и непривычную среднерусскому глазу красоту её называли, смеясь, «восточной красавицей»), с мягким характером, любившая дарить подарки не только близким, (Двоюродная сестра Ирина, живущая в Куйбышеве, не успевала получать из Москвы посылки, то с босоножками, то с перчатками, то с книгами!) но и просто друзьям; мчавшаяся по первому зову на помощь в любое время дня и ночи, заражавшая всех смехом, весельем и подлинной любовью к жизни; эта вот красавица – поэтесса, с чьими стихами о любви под подушкой засыпало целое поколение девчонок, – сама переживала трагедию – счастье чувства, озарившего своим светом последние её годы на Земле и давшего мощный поток энергии её творчеству. Любовь эта была разделённой, но тайной, потому что, как писала сама Тушнова:

Стоит между нами
Не море большое –
Горькое горе,
Сердце чужое.

Человек, которого любила Вероника Михайловна, поэт Александр Яшин, был женат, не мог оставить семью, да и кто знает, смогла бы Вероника Михайловна, человек всё понимающий, и воспринимающий обострённо и тонко, – ведь у поэтов от Бога «нервы на кончиках пальцев», – решиться на столь резкий поворот судеб, больше трагический, чем счастливый? Наверное нет. Она называла своё чувство «бурей, с которой никак не справлюсь» и доверяла малейшие его оттенки и переливы своим стихам, как дневниковым строчкам. Те, кто прочёл (изданные уже после смерти поэтессы, в 1969 году!) стихотворения, навеянные этим глубоким и на удивление нежным чувством, не могли избавиться от ощущения, что у них на ладони лежит «пульсирующее и окровавленное сердце, нежное, трепещет в руке и своим теплом пытается согреть ладони». Лучшего сравнения нельзя и придумать. Может быть поэтому поэзия Тушновой до сих пор жива, книги переиздаются, помещаются в интернет-сайты и лёгких, как крылья бабочки, строчек Тушновой, кстати, созданных «в крайнем страдании и острейшем счастье», (И. Снегова) знают больше, чем подробности её сложной, трагической почти, биографии. Впрочем, таковы судьбы практически всех истинных поэтов, на это сетовать грех!

P. S. Умирала Вероника Михайловна в тяжёлых мучениях. Не только от страшной болезни, но и от тоски по любимому человеку, решившемуся в конце концов выпустить горько – грешное счастье из рук. Поэтессы не стало 7 июля 1965 года.

Ей едва исполнилось 50 лет. Остались рукописи в столе: недописанные листки поэмы и нового цикла стихов.

Через три года после своей любимой умер, тосковавший, и мечущийся в этой холодной тоске до последних дней, Александр Яшин. Диагноз звучал также зловеще – «рак»

Как тут не вспомнить классическое: «Бывают странные сближенья!»

Светлана Макаренко