Вчера Ада первый раз плакала.
Нет, у нее и раньше случались младенческие истерики и капризы.
Но вчера она заплакала так, будто впервые столкнулась с несправедливостью жизни.
Мы хотели почистить ей носик от соплей. Ничего необычного. Закапываешь капли из морской воды, скручиваешь ватку, засовываешь в ноздрю, вытаскиваешь “улов”. Вуаля.
Кто кормит грудью часто сталкивается с такими “молочными” соплями.
Все привычно. Рутинно. Да, ребенку не нравится, да, она сопротивляется и возмущается, но без отчаяния и истерик.
А вчера она так усиленно закрывала носик ручками, а я так старалась попасть каплями в ноздри.
Ада посмотрела на меня. Пронзительно. На моем лице читалась жёсткая решимость довести дело до конца.
Короткий обмен взглядами.
Я даже сделать ничего не успела.
Моя девочка поджала губешку и как зарыдала.
Я оставила все попытки. Прижала кроху к себе – как была – без подгузника, совершенно голеньку.
Ее буквально ритмично трясло от всхлипов. Будто она впала в какой-то плачущий транс.
Мне стало страшно и грустно одновременно. Я прокручивал в голове момент с каплями и пыталась понять, не могла ли я чем-то поранить свою малютку. Но в памяти стоял только этот злосчастный обмен взглядами.
Как в замедленной съёмке я снова и снова видела расширяющиеся глаза моей девочки, когда она впервые столкнулась с маминым упорством.
Она растёт. Теперь она стала капельку взрослее. Узнала, что мир не совершенен и научилась на это реагировать. Этот навык – жестокий, но необходимый.
Только почему на долю матерей выпадают такие жестокие уроки?
Ты хочешь защитить свое дитя от всего на свете, но не можешь защитить от себя.
Я одела Аду в пижамку, приложила к груди и малышка, наконец, затихла. Но в ее крохотном тельце ещё долго бились отголоски всхлипов.
Теперь всегда будет так больно?