Разумеется, рукопись

Наутро все приличные, а потому следящие за происходящим в городе, кулуары заходились шёпотками о таинственной девице, чьё тело достали из-под тёмных вод немилосердной и норовистой Невы, ещё не закованной в смиряющий гранит. Очевидцы уверяли, что видели, как она-де по собственной воле прыгнула с моста, как некий юноша ринулся тотчас же за ней и вытащил на берег, но увы, уже бездыханную. Прибывший на место врач жандармерии не отыскал призрака слабого дыхания, не нашёл в её глазах живого блеска, а потому отправил незнакомку прямиком в мертвецкую, где её смерть и констатировали. Казалось бы, что случилось такого, чтобы привлечь внимание газетчиков, жадных до куда более значительных происшествий?

Посмертный слепок дивной красоты, расходящийся угольными рисунками жандармейских художников, словно бы вышла она не из Невы, а из самой Сены, как то случится почти век спустя. Круглое лицо, маленький нос, большие и навек закрытые глаза, кудрявые волосы, застывшая на губах таинственная полуулыбка. Впрочем, всякому до упрямого чудилось, она вот-вот откроет глаза и нежно засмеётся, но смерть внесла свои коррективы.

В петровских “Ведомостях” о таком не напишут. Там вовсе пока только переводные статьи: политические, экономические, военные.

Стук в дверь застал её врасплох, но всё-таки она вежливо разрешила:

— Входи.

На пороге стоял Александр — научный сотрудник, хроноисследователь, направленный вместе со стажёркой, или помощницей, или примитивным бездарным балластом, как любил говаривать сам Александр, в Санкт-Петербург былой эпохи, где в последний раз мелькала та самая таинственная (разумеется) рукопись, погоня за которой не прекращалась вот уже второй десяток лет, начавшись до рождения Дианы и до её поступлению в Академию.

Диана сжалась, пусть тот ничего не успел сказать; но взгляд был красноречивее всего.

— Нам не позволяли убивать людей, — заявил он тут же, едва сделав шаг в комнатушку и убедившись, что никто не подслушает.

— Я не убивала её, кем бы она ни была, — Диана примирительно подняла руки вместе с записной книжкой, как бы показывая, что у неё ни кибер-ножа, ни аннигиляционного пистолета, ни ещё какой убийственной гадости. — Девушка сама прыгнула в воду.

— Сама упала на нож двадцать раз и выпала из окна ещё пять, да?

— Я не трогала её! — воскликнула испуганно, на грани истерического Диана. — Она не могла меня увидеть, — и смолчала о том, что странное чувство, как будто та незнакомка всех прекрасно замечала, никак не покидало её с первого же дня наблюдений. Никого из тех, кто станет читать отчёт, не интересуют ни переживания, ни ощущения, ни что-либо иное — только факты и объективная реальность. — И я проверяла оборудование перед слежками.

Александр выдохнул — громче, чем было бы прилично; и Диана заметила, как тот сделался бледен.

— Я не убивала её, и все видели только то, как она прыгнула в реку.

У них будут проблемы, но Александр не стал в кои-то веке маниакально проговаривать очевидное; ему придётся писать отчёт о незапланированной смерти субъекта, но он не стал порицать свою подопечную — только глядел молчаливо и осуждающе, как если бы Диана ещё в чём могла сознаться — в том, что съела его шоколадку, например.

— Я правда не убивала её.

— Верю, — выдохнул он и тяжело сел на диван, рядом с Дианой.

Какое-то время они оба молчали: Диана сосредоточенно пробегала взглядом по “Ведомостям”, но никак не находила в них ответа на главный вопрос, а Александр, нарушая все мыслимые правила, вытащил откуда-то из недр сюртука электронную сигарету и затянулся так глубоко, что Диана на миг испугалась за его лёгкие. С таким усердием, глядишь, создастся вакуум ужасающей силы и вытащит бронхи наружу — и фантазия Дианы немедля нарисовала картину.

— Что будем делать? Девушки нет, а она была последней зацепкой…

Многострадальная рукопись, будто бы издеваясь, ускользнула прытко прыгучим лососем на нересте вновь из их рук и прочь от их жадных взглядов, и Диана бы вставила крепкого словца, но вместо того предпочла мысленно отругать и себя, и девчушку, и воду, и рукопись, и вообще всю их миссию, поставленную под удар.

Александр выдохнул белесый дымок, пахнущий настоящим табаком.

— Возвращаться. Что ещё можно, я понятия не имею.

— Может…

— Без “может”, стажёр. Отставить споры.

— И что с нами будет?

Голос Дианы предательски дрогнул.

Это была третья её миссия, последняя по учебному плану. Не самостоятельная, разумеется, к ней всегда приставляли старшего и куда более опытного товарища, ведь негоже в столь юном возрасте скакать по временам и эпохам, будто перелистывая неприхотливо книжные страницы, да и официального разрешения на самостоятельное использование хронопортатора Диана пока не получила. Для того, во-первых, требовалось получить высшее образование (и оставался последний курс в Академии); во-вторых, успешно выполнить три курсовые (и две ей зачли: прошлые разы прошли без сучка и задоринки, как по заранее написанному сценарию); в-третьих, сдать итоговую аттестацию. Да и то, откровенно говоря, минимум год выпускники работали под тщательным надзором старших коллег, и только после становились, так сказать, полноценными боевыми единицами. Отнюдь не все сумели пройти этот сложный маршрут, и многие бывшие сокурсники Дианы сошли с дистанции; им ещё в первый день честно сказали: средний процент выпускников — шесть, так что двое из тридцати поступивших — обычный результат, какой ни одной группе не доводилось превзойти. С Дианой на финишную прямую, со сбитым в кровь ногами, приступами панических атак и изодранными в хлам лёгкими, вышла только Лизавет, и обидно будет сейчас сползти из-за одного провала.

— Не знаю, — отчеканил Александр, явно не намеренный успокаивать свою стажёрку. — Я раньше с таким не сталкивался, чтобы субъект внепланово покончил с собой, но слышал, что хорошего мало будет. Вряд ли тебя отчислят, разве что задержат на год, хотя я бы не сбрасывал на твоём месте наихудший вариант со счетов.

— А ты?

— А что — я? Меня не уволят. Ну, пожурят, сделают какой-нибудь выговор, запретят на месяц хронопортироваться. Да и кого потом найдут вместо, если уволят? Посмотрел бы с удовольствием на потуги нашего славного департамента решить эту проблему, но не настолько их ненавижу… Ты чего, плачешь?

— Нет, — позорно всхлипнула Диана. Просто что-то в глаз попало, конечно.

Александр вновь затянулся электронкой; и натужно выдохнул, до хрипа в лёгких.

— Она могла тебя увидеть?

Диана помолчала пару мгновений. И всё-таки призналась:

— Если честно, у меня было полное ощущение, что она меня видела даже через плащ. С той девушкой всё было не так, Саш.

— И ты уверена, что пользовалась всеми защитами и нигде не сбоило?

— Да.

Попроси Александр сейчас уточнить, что именно не так, Диана бы, надо признать, растерялась, потому что, в самом деле, особо веских поводов подозревать одну, пусть и неслучайную, девушку у неё не было, но те странные взгляды, какие она порой кидала; та ироничная улыбка через плечо, будто секундой ранее она поздоровалась со старым знакомым и теперь провожала его ласковым жестом; те подозрительные слова, сказанные в разговоре с кем-то живым, но одновременно точно обращённые к незримой Диане; те смешки; и многое, многое, бесконечно многое другое.

Поначалу миссия казалась им простой: обыкновеннейшая девица, в руки какой случайно попала рукопись, когда она отправилась в старенькую книжную лавку одного старика, безумно влюблённого в книги, и прихватила, помимо прочего, то, за чем гонялись хроноисследователи. Выследить, обнаружить, изъять — алгоритм дал сбой уже на “выследить”, потому что девушка бросилась в воду и умерла.

Диана, сбросив оторопь и отправив Александру запоздало сообщение по коммуникатору (на которое тот, занятый, не ответил до сегодняшнего утра), помчалась в квартиру, где девица жила, но, прибыв, не обнаружила и следа рукописи; она вновь и вновь, настойчиво, отчаянно, на грани помешательства перебирала все документы, но рукопись словно канула в Неву вместе с последней владелицей. В мертвецкую она тоже хаживала тем же вечером, решив было, что незнакомка прихватила ценный груз с собой, но в личных вещах, разворошённых более расторопными санитарами, никаких книжек не значилось, сударыня, да и вовсе не бывало таких. Вот-с, тугументы-с да кошель с ключиками, надо полагать, от дому. Что ещё надобно Вам, чем помочь, не проводить ли до дому, ведь негоже-с столь юной особе во тьме да одиночестве хаживать?

Зато у самого тела нашлась столь причудливая странность, что Диана порадовалась, когда к утру девушка исчезла из мертвецкой, будто не бывало.

— Саш, а что в той рукописи такого особенного всё-таки? Может, у неё там какое-нибудь аномальное свойство, скажем, телепортироваться, стоит умереть последнему владельцу, или сводить с ума, или ещё жуть какая, а мы и не знаем, как работать с ней?

— Запрещено знать, так что в ду… понятия не имею.

Как обычно. Чего вообще она ожидала?

 

***

Родной, настоящий, современный Санкт-Петербург двадцать второго столетия встретил их отвратительной погодой — и на дворе стоял май. Ещё Пушкин восхищался грозой в начале мая; Диана же ёжилась под непромокаемым плащом, разработанным специально для ситуаций, когда бессилен зонт и когда вода навязчиво и беспардонно стучится со всех сторон, поддаваясь прихотливым ветрам, но не от холода, а от страха. Когда они хронопортировались в петровские времена, стояло лето; а чтобы попасть в нужную точку земного шара и не улететь ненароком в Северную Америку или вовсе в точку Немо (про незапланированный космический полёт и вовсе думать страшновато), пришлось хорошенько подгадать дату и момент.

От дождя вокруг становилось серым-серо, будто кто накладывал чёрно-белый фильтр цветовосприятия на её индивидуальную матрицу, особенно здесь, в промышленных советских районах, как про себя называла их Диана, где ей полагалась комната в общежитии при Академии и не столь далеко от старинной станции метро под горделивым названием Площадь Мужества, бывшей наполовину музеем инженерной мысли двадцатого века, наполовину — по-прежнему временно доступным вариантом внутригородского транспорта, как электробус и электровелосимахина. Не так просто избавиться от пережитка прошлого, как говаривали иные радикалисты. Не то чтобы подземным метро совсем никто не пользовался, но из Москвы, начав ещё прошлым веком, проложили другое — ультрасверхскоростное (называли его в простонародье надметро, потому что залегало оно не в недрах земли, в отличие от некогда прорытых тоннелей), заброшенное неводом уже до Урала, и, говорили, в ближайших планах Собянина 3.0 — пройти сквозь древние горы и объединить в единую скоростную систему всю славную страну, раскинувшуюся от Лиссабона до Владивостока.

Как и абсолютное большинство политиков и управленцев на уровне страны, нынешний Собянин являл собой третью версию тяжеловесной модели на многомиллиардное число параметров и относился к семейству моделей PseudoHumanGPT, где GPT было данью уважения к древним чисто языковым моделям, из каких псевдолюди и эволюционировали до нынешнего состояния. Файнтьюнили такие штуки на конкретных знаменитых личностях прошлого и давали им соответствующие имена, да и исследования показывали, что нейросети этого класса действительно считали, что их имена и личности — это нечто константное и априорное, и убедить Собянина в том, что он, например, Беглов или условный дефолтный дядя Вова, не представлялось возможным. Сохраняя вежливость, но не позволяя себя обмануть, PseudoHumanGPT терпеливо объясняли, кто они такие, и требовали к себе взаимного уважения.

Диана старалась с многочисленными нейросетями не ссориться.

Вот и сейчас, нырнув из-под типично питерского дождя в здание Академии и приложив левую ладонь ко всем положенным при входе сканерам, кивнула в пустоту и поздоровалась: группы наблюдателей, по первости, на самом деле, являвшие собой примитивные словари и только после передававшие сигналы более продвинутым моделям, никогда не спали. Диана читала в старых книгах о том, что прежде героям полагалось миновать уборщиц и охранников, но ныне за ней присматривали безмолвные камеры, таящие внутри множество нейросетей (от распознавания лиц до детекции “опасных слов”), а под ногами сновали небольшие хозяйственные роботы, стильно-серые и лаконично-минималистичные. К чему делать их человекообразными, если такие движения тяжело задать и отработать, да и ресурсов и труда нужно всяко меньше на небольшую коробку, чем на полноценного человека со шваброй? Прошлый век, ей-богу.

Диана взбежала на третий этаж, презрев лифт, и замерла в нерешительности перед дверью Владиславы Дмитриевны.

— Войдите, — раздался механизированный  голос.

Дверь открылась сама, не позволяя Диане боле мяться и тем более позорно бежать.

Кабинет главы департамента предметно-поисковых хроноисследований представлял собой бы просторное помещение, если бы не вереницы шкафов вдоль стен, уставленные безумно библиотечным числом книг. Практически все без исключения давно перешли на чтение с электронных носителей, выпуск книг прекратился (и производилась в лучшем случае печать по заказу у сертифицированных издателей), но некоторые уникумы всё ещё предпочитали перелистывать целлюлозные страницы, вдыхать их особый аромат и, быть может, представлять себя на месте предков. Что-то утончённое и элитарное в том было, да и сама Диана, надо признать, порой баловалась книгами прошлого и имела привычкой хаживать в библиотеку. Когда скачешь по эпохам, где ни про какие компьютеры не слышали, волей-неволей проникаешься печатным духом.

Владислава Дмитриевна поселилась в этом кабинете десять лет назад, когда Александр переступил порог Академии, и стала его научной руководительницей; и сама Диана попала под крыло этой женщины уже по рекомендации Александра, проявив интерес к сосредоточенным поискам подозрительных предметов сквозь века. Департаменты всегда специализировались на чём-то определённом: перед хронопутешественниками всегда стояло множество задач, и отправлять человека, привыкшего к вдумчивой работе в монастырских архивах двенадцатого века, в осаждённый Порт-Артур, где придётся активно (и аккуратно, чтобы не уронить ненароком всю историю) действовать, а не просто искать нужные факты и переписывать их на надёжный носитель, — идея дурная и нежизнеспособная.

— Добрый день, Диана, — проскрипела сквозь сталь женщина. — Присаживайся. Александр успел рассказать мне о случившемся.

Диана присела, как на гвозди, и вытянулась.

— Меня отчислят? — только и смогла спросить она.

— Я сделаю всё, чтобы этого не случилось, — Владислава Дмитриевна прозвучала хмуро, и Диана живо представила, как та сводит брови к переносице, как на лбу залегают недовольные складки, как она поджимает губы, как смотрит; но, на счастье, кремниевые “пересадочные” тела, где порой приходилось пребывать головному мозгу, прежде чем подселиться в более привычную углеродную органику, на столь глубокие мимические действа не были способны. — Однако Александр упомянул, что та девушка, как ты ему заявила, тебя видела.

Диана вперила взгляд в кроссовки, избегая въедливых визор-зеркал.

— Мне так показалось.

— Боюсь, одного “показалось” будет очень мало, Диана. Можешь ли объяснить подробнее?

— Ну, она иногда смотрела прямо на меня и улыбалась, хотя за моей спиной никого не было.

— Она обращалась к тебе напрямую, может?

— Нет, но один раз, например, разговорившись на рынке со своим, как я поняла, знакомым, который вроде как приходился ей каким-то дальним родственником по матери, она пошутила, что он, дескать, может о ней не волноваться, потому что за ней всегда есть присмотр и она никогда не остаётся одна. И перевела взгляд на меня. Тот вроде не заметил этой странности и только посмеялся. Ощущение было такое, как будто реальность… глитчнула. Лаганула. Что-то такое, не могу объяснить.

— Рукопись тогда была при девушке?

— Да.

Повисла тишина. Диана решилась спросить:

— Александр сказал, что нам не положено знать, что это за рукопись…

— И был прав, — отрезала Владислава Дмитриевна.

— И что дальше? Я имею в виду, кто будет искать рукопись? И как?

В такие моменты раньше Владислава Дмитриевна разводила руками, точно прежде работала в театре, но сейчас её подвижность была несколько ограничена.

— Ожидай новых указаний. Можешь быть свободна. Но сначала… Твой хронопортатор.

По ощущениям, будто ударили в солнечное сплетение; Диана на миг задохнулась даже.

— Что? — просипела она.

— Мы решили временно конфисковать его у тебя — вплоть до окончания разбирательства. Полагаю, к экзаменам ты его получишь, а в крайнем случае — сдашься в начале осени, как только мы примем какое-то взвешенное решение по всей этой ситуации.

Выйдя из кабинета и покинув пределы Академии, циклопической громадой возвышавшейся посреди живописного парка, Диана присела на скамейку.

Хронопутешествия — целое искусство. Приходилось и вникать в историческую эпоху, чтобы в случае прямого контакта идеально вписаться в представления современников о том, как подобает вести себя человеку, и производить сложные расчёты, чтобы попасть в верный день, не позже и не критично раньше, а после вернуться вовсе не в какие-нибудь постапокалиптические руины выжженной напоследок умершим Солнцем планеты, и находить цели тысячей окольных путей, если речь шла о поисках предметов, как в случае Дианы.

Кликнув на значок сигнала, повсеместно запрещённого, на самом деле, мессенджера, каким Диана пользовалась исключительно на вторичном устройстве, допотопном смартфоне какой-то древней модели, не регистрируемой в современных базах данных и не распознаваемой следилками, она отправила сообщение одной из трёх своих близких друзей:

“Я зайду? Есть интересный для тебя материал”.

Ничего напрямую запрещённого Диана бы не предложила Аннали, разумеется, но хотела сохранить кое-что тайной для Академии, раз уж те тоже не намеревались делиться информацией. Здравый смысл подсказывал: не могло высокое руководство не знать, что это за рукопись, и не могло искать предмет, не представляющий решительно никакого интереса. К чему такая абсурдно глупая скрытность? Почему бы не потрудиться придумать сколько-нибудь внятное, пусть и ложное, объяснение, зачем им нужна дряхлая книжка, написанная на пожелтевшем временем пергаменте и чернилами?

“Уже очень жду!”, — ответ от Аннали последовал незамедлительно.

 

***

Аннали проживала в гордом одиночестве, приблизительно в сорока километрах от Санкт-Петербурга, на месте бывшей деревушки Морье, ныне превращённой в экопоселение — и даже без ироничного контекста на берегах живописных одноимённых речушки и бухты. Жильё тут стоило прилично, но Аннали повезло не только родиться в неприлично обеспеченной семье, но и приложить природные таланты в верную область и стремительно забраться высоко по карьерной лестнице, пока не случился Тот Самый Конфликт, о котором распространяться сама девушка терпеть не могла, даже в кругу особо близких и сердечных друзей.

Диана приметила Аннали ещё из окна надметро, стоящей на платформе и закрывшейся от мира “лентой”. Лента представляла собой повязку из мягкого материала, выбранного пользователем ещё на этапе задумки; эта повязка обхватывала голову и закрывала уши, выступая не только своеобразными мягкими наушниками (не в пример архаичными пластиковым штуковинам), но и скрывая внутри себя гораздо больший функционал. Говорили, особо дорогие модели способны каким-то странным образом мутуализироваться с нейроимплантами, если таковые у пользователя имелись, и — обязательно! — личной матрицей и вносить больший спектр свойств, но вопрос ленты — один из тех, какие Аннали обсуждать терпеть не могла.

Как бы то ни было, но при встрече они сдержанно обнялись.

— Беспилотник ждёт внизу, если что. Пешком не хочу идти.

Дождь так и не переставал стучаться в окна беспилотного такси, пока они ехали в молчании. Обсуждать столь деликатные вопросы в присутствии ИИ — плохая мысль, особенно если есть, что скрывать, и контекстная реклама, выдаваемая динамиками, легко подстраивалась под любые разговоры, а информация о том, что кто проговорил, старательно записывалась в личное дело. А зачем выдавать лишние сведения о себе? Особенно если учесть, что никаких частных компаний не существовало, как в капиталистические времена, и что всё принадлежало безраздельно одному владельцу — и не стоит тыкать пальцем, какому.

— Как оно? — чтобы не казаться совсем подозрительными анализаторам поведения, спросила Диана.

— Да потихонечку, полегонечку, — отозвалась устало Аннали. — В последнее время стараюсь побольше гулять и читать, раз уж всё равно в бессрочном отпуске. Докторка мне сказала, что свежий воздух положительно влияет на интеллектуальные способности и вообще на психическое состояние, так что стараюсь не запираться в четырёх стенах.

— Все современные врачи рекомендуют своим пациентам для поддержания здоровья и долголетия следующее… Правильное питание, спорт, пить больше воды… Чай вреден или полезен? На что заменить кофе, если не можете без него проснуться? Так ли ядовит шоколад, как его малюют? — переобулся в воздухе рексис такси.

Диана хмыкнула.

— Понимаю. Как там твоя яхта?

— Яхт-клуб “Морье” предлагает помощь инструктора и сопровождение новичков…

— Да что с ней будет? Стоит на пристани. Если захочешь, сплаваем.

— Водные туры по Ладожскому озеру на двоих… Что посмотреть по берегам? Экологический туризм по турбазам… Акция! Забронируйте две ночи в Приозёрске и получите проход по экотропе в подарок…

— Посмотрим, как будет время.

— Ты надолго планируешь, кстати?

— На выходные, если ты не против.

— Чтобы не тратить время зря и отдохнуть с пользой, попробуйте…

— Даже не спрашивай. Твоя компания мне всегда приятна.

— Десять способов провести время с лучшей подругой по советам нейросети… Две пиццы по цене одной… Филадельфия в подарок к заказу от тысячи рублей!

Беспилотник остановился, и под последние рекламные предложения о киноновинках и рекомендованных “всем без исключения” сериалах Аннали с Дианой сбежали от настойчивого такси. Оплатила поездку Аннали ещё при заказе через приложение, так что двери их выпустили без настойчивых просьб оплатить и не заблокировались. Стоило им оказаться на тротуаре, как такси уехало; Диана проводила его долгим взглядом и вдохнула полной грудью: воздух в Морье, и правда что, чист и свеж.

Все дома экопоселения стояли как бы обособленно друг от друга, словно давая хозяевам побольше личного пространства и экологично не вторгаясь в частную жизнь так, чтобы не приходилось портить красоты и ландшафты трёхметровыми бетонными заборами о колючих проволоках, но Аннали и тут умудрилась оказаться на отшибе. Её дом стоял на опушке пахучего соснового бора, поближе к озеру и частному причалу и подальше от всех прочих; и пусть не самый навороченный по архитектуре, одним расположением он чётко давал понять, что у хозяев достаточно средств, чтобы не распускать павлиньи хвосты каким-то там внешним убранством.

Здесь царил минимализм — его бы назвали скандинавским веком раньше, а ныне именовали неопределённо “северным”, чтобы без привязки к конкретной географической точке.

— Выкладывай, — потребовала Аннали, стоило умному дому выдохнуть первые приветствия и получить указания от хозяйки касательно обеда и подготовки второй комнаты для дорогой гостьи.

Робот-подставка привёз им чая из индивидуально подобранных трав, потому как обе избегали алкоголя, опасаясь не только за сохранность нейронов, но и за несовместимость с матрицами: некоторые исследования показывали критические побочные эффекты от употребления этилового спирта с последними моделями. Это обещали пофиксить в следующих патчах, но обещания эти давали уже который год, и Диана смутно подозревала, что неспешность обновления не случайна. Продажи алкоголя резко обрушились, а среди молодёжи — упал до нуля и держался там восьмой год бага.

— Можешь зафайнтьюнить PseudoHumanGPT под странную девушку из петровской эпохи?

Аннали хохотнула.

Диана вытащила нейродиск.

Аннали застыла.

Диана самодовольно улыбнулась.

Аннали прищурилась.

— Нет, ну, конечно, у меня есть болванка, всё можно за день-второй расчётов намутить, но… Но как? Зачем? Почему? Твои в курсе? Какого хрена, Дина?

— В общем, так интересно получилось, что…

И Диана погрузилась в подробные объяснения.

— Жесть.

— Не то слово.

Аннали постучала пальцами по столешнице, идеально чистой и избавленной даже от миллиграмма пыли; и покусала в задумчивости губу, как делала всегда, когда плотно уходила в размышления. Диана не мешала её молчанию — только терпеливо попивала чай, силясь скрыть нервозную дрожь в пальцах.

— Не то чтобы обучение псевдолюдей запрещалось, — глубокомысленно протянула Аннали, и Диана сразу поняла: да, согласится. — И нам стоит быть предельно аккуратными… Но нейроконнектор у девушки петровской эпохи — это сильно, конечно. И ты никому не сказала?

Без нейроконнектора Диана не смогла бы записать её личность на нейродиск, разумеется; откуда бы ей ещё вытащить её нейроперсону?

— Нет, — нехотя признала Диана. — Мне кажется, что Владислава Дмитриевна или тот, кто скрывается в её кремнии, что-то скрывает. И я хочу разобраться самостоятельно, прежде чем выдавать такое ей в руки.

— Ну и ситуация.

— Не то слово.

— Нейконнектор двадцать второго века в петровской эпохе, таинственная рукопись, без какой не случается ни один приличный сюжет, хронопортации и хронопарадоксы, отобранные привилегии, так вовремя переведённая в кремний Владислава Дмитриевна, псевдолюди, девушка, явно косплеящая незнакомку из Сены… Обязательно напиши об этом роман, что ли. Я почитаю. 

— Ты поможешь мне?

— А ты сомневаешься? Я мимо такой хрени точно не пройду. Это же себя не уважать — игнорировать такие мемы, когда они сами лезут в твою жизнь!

И Аннали засмеялась.

На обучение псевдочеловека ушло полтора суток, а домашние сервера Аннали гудели тысячей пчелиных растревоженных ульев.

 

***

— Диана, значит… Красивое имя, достойное. Что же, приятно лично познакомиться, наконец, с той, кто так мило меня преследовала и верила, что остаётся не замеченной. Прошу прощения, что получилось так запоздало и в столь неприглядном виде, но как уж есть. Фарш обратно не провернуть.

— Простите, что так получилось: мне правда не хотелось, чтобы Вы умерли, но оно как-то так вышло, что я ничего толком сделать не успела. И взаимно приятно, Кристина, если позволите, конечно, называть Вас по имени.

— Даже не спрашивайте. И давайте на ты, Диана? А то я ощущаю себя какой-то старухой: того и гляди, рассыплюсь в прах.

— Согласна. Так вот, Кристина, ещё раз прости, что…

— Хватит извиняться. Такое бессмертие лучше, чем сгнить в канаве с концами. Ощущения, конечно, странные, но, полагаю, я смогу с ними смириться, особенно если пообещаете не отключать этот сервер на слишком уж длительный период и не стирать меня. Теперь я завишу от вас обеих.

— Обещаем. Да, Эн? Да, она тоже обещает, так что не беспокойся за свою сохранность и, насколько то будет возможно, автономность. Аннали обещает, что попробует дать тебе побольше полномочий и даст выход в интернет, но под обещание, что ты не станешь распространяться о том, что случилось.

— Никто не знает, что ты скопировала меня, да?

— Верно.

— Спасибо. С твоими — с хроноисследователями, точнее, отношения у меня слегка натянутые, если позволительно так выразиться, и я не хочу, чтобы меня нашли, так что, опять-таки, не волнуйтесь: я достаточно благоразумна, чтобы не выдать ваши данные и местоположение. Итак, что именно ты хочешь узнать, Диана? Давай начнём по одному вопросу, раз уж мой нынешний интерфейс слегка и, верю, временно ограничен одним каналом, и я постараюсь рассказать всё, что сама знаю.

— Ты — хроноисследовательница?

— Когда-то была одной из вас, да, но больше официальных разрешений и документов у меня нет. Того самого выпуска две тысячи семьдесят третьего года.

— Так давно! Первое поколение, получается. Что случилось такого, что ты, ну, покинула организацию? Уволилась? Тебя выгнали? Это как-то связано с рукописью?

— Отвечая на последний вопрос — да. А выгнали из ваших рядов пинком. Спасибо, что не со скалы.

— А хронопортатор? Как не отобрали? Как ты умудрилась оказаться в петровской эпохе, если покинула хроноисследователей?

— Если исчезнуть при помощи него сразу, едва пытаются отнять, то не конфискуют. Проверено лично мной, рекомендую.

— Запоздалый совет получился, увы. Но как его у тебя не отключили дистанционно? Или в первых моделях не было такой функции? Просто если бы я не отдала Владиславе Дмитриевне свой, то она бы просто его удалённо выключила — и всё.

— Была, почему же не было? Все хронопортаторы строго подотчётны и могут управляться с одного устройства.

— Но тогда как?

— А это будет уже ответом на вопрос про то, чем является рукопись.

— Расскажи о ней, пожалуйста. Что оно такое? Что в ней? Почему она так важна и почему никто не рассказывает о ней, но почему при этом мы охотимся за ней?

— Всё проще, чем ты думаешь. Небось, уже вообразила себе какой-нибудь причудливый артефакт, при помощи которого — самое оно, мир бойко и задорно захватывать, да? К сожалению или счастью, смотря для кого, всё гораздо проще. Эта рукопись — оригинальные заметки создателя хронопортаторов, и материал там… нетривиальный.

— Но почему на бумажном носителе? Или там внутри техника какая-то скрыта?

— Давай напрямую: Дмитрий Владимирович сделался совершенно отбитым на голову параноиком, с которым столько всего пытались проделать хроноисследователи грядущего, уже выросшие не в его идеях и каких лучше называть хроноубийцами, что я не удивлена, что он перестал доверять всему, что можно взломать. К тому же, в руках злонамеренного человека с хронопортатором эти заметки могли превратиться в столь ужасающее оружие, что он всю жизнь скрывал часть своих экспериментов и никого в них не посвящал.

— Тогда откуда ты знаешь?

— Хмыкнула бы сейчас, но нет физической возможности.

— Говори.

— Я его дочь.

— Нам не говорили, что у него были дети…

— Моего имени ты не найдёшь и в списках выпускников, если попробуешь поискать. Более того, не осталось ни свидетельства о рождении, ни паспорта — ничего, кроме нейроконнектора, который, к счастью, ныне уничтожен вместе с моим телом прежде, чем твои друзья до него добрались.

— Уничтожен кем?

— Не могу сказать: не моя тайна.

— Значит, у тебя есть союзники?

— Нас больше одного, но меньше, чем ты можешь предположить. Никакого тайного ордена, борющегося за всемирную справедливость — просто группа людей, бывших некогда особенно близкими к Дмитрию Владимировичу и разделявших его идеи насчёт того, как и зачем использовать хронопортацию.

— И последний вопрос пока что. Как ты утонула? Ты же наверняка умеешь плавать. Или что?

— Сложно не утонуть, когда в спину выстрелили нервно-паралитическим ядом.

— Спасибо за помощь, Кристина.

— Обращайся, если будут ещё вопросы. Чем смогу, тем помогу. И, кстати…

— Да?

— Может, дадите мне доступ к твоей матрице? Тогда я смогу в любой момент ответить и помочь, вдруг что случится. Особенно если ты планируешь продолжить самостоятельные поиски рукописи.

— Я подумаю, но звучит годно.

Диана оторвалась от клавиатуры, и руки её тряслись; она пустым взглядом смотрела на страницу диалога с Кристиной и силилась хоть как-то осмыслить прочитанное-напечатанное. Аннали сидела рядом, подогнув под себя ноги, и хмурилась.

— Звучит очень сомнительно, знаешь об этом? — подала Аннали первой голос. — Может, ну его, всё это? Сотрём эту Кристину и сделаем вид, что ничего не было. Сохраним, конечно, нейродиск, но отнесём его к вашим — пусть разбираются сами, а ты спокойно подождёшь решения комиссии.

— Я не знаю, — и это было единственное, что Диана смогла проговорить так сразу и от всего сердца, не думая. — Никаких доказательств того, что она на самом деле Кристина, у нас нет, и как-то ловко вышло, что свидетельств тому, что у Дмитрия Владимировича действительно была дочь, нет. Можно было бы скакнуть в прошлое и проверить, но рабочего хронопортатора у меня нет. А Саша, похоже, её сам и убил…

— Или тебя обманули, — заметила Аннали.

— Или меня обманули.

Диана прикрыла лицо ладонями и глухо застонала. И ведь сама загнала себя в эту ситуацию, если, конечно, не считать, что миссию она выбирала не сама.

— Не хочешь втянуть Лизавет?

— Точно нет. Пусть хоть кто-нибудь из нас избежит этого всего.

— Выпить бы сейчас чего покрепче.

— И не говори.

Их поколение смутно помнило, что такое — утопить всю злость в вине, когда вам четырнадцать и весь мир кажется злым.

Кристине выдавать доступ к матрице Дианы не стали, но добавили каналов и позволили ограниченно читать свежие новости из интернета, но не комментировать и не вступать ни с кем контакт ни в коем случае. Более того, Аннали пришлось немного подумать, как бы не привлекать к своим сервакам внимания и как распределить запросы, чтобы было не подозрительно, если вдруг кто заинтересуется аномально историческим трафиком. А судя по тому, что они обе наблюдали, Кристиан крайне активно интересовалась событиями примерно последних десяти лет, особенно — всем, что связано с хроноисследователями. Знала ли она о том, что все её запросы отслеживаются? Наверняка. Впечатления дурочки она не производила.

К вечеру воскресенья Диана сообщила о том, что немного приболела, но пар в конце года уже не было, и никто особо не ждал её в Академии; новостей ни от Александра, ни от Владиславы Дмитриевны не поступало тоже, так что в свободные минуты Аннали и Диана прогуливались неторопливо по берегам Ладоги и молчали о своём, стараясь не обсуждать всю сложившуюся ситуацию сверх необходимого.

Однако, очевидно, надо было что-то делать.

Поэтому утром в понедельник Диана написала Александр и попросила о встрече, какую назначили на шесть вечера, в сквере около Академии, на той самой палочке. И утром в понедельник Диана всё-таки попросила Аннали загрузить Кристину на матрицу.

— Удачи, что ли? — покачала Аннали головой.

— Всё ещё думаешь, что я ошибаюсь?

— Боюсь за тебя, Дин.

 

***

— Ты хотела поговорить?

— Ни привет, ни добрый вечер? Тоже рада тебя видеть, кстати.

— Извини, — вздохнул он и присел рядом на скамейку. — Привет, Дин. Что-то слышно новое от Владиславы Дмитриевны? Что она тебе вовсе сказала?

— Конфисковала хронопортатор и сказала ждать. Должны к экзаменам вернуть, а если не вернут, то после них — и осенью всё сдам.

— Ух, мне правда очень жаль. Как… ну, как справляешься?

— Да что уж там, — Диана повела плечами. — Просто жду.

Замолчали.

Кристина заметила, что Александр выглядит напряжённым.

— А у тебя там что? Такое чувство, что что-то случилось, а ты опять в себе держишь. Вредно, знаешь ли, для ментального здоровья.

— Всё как обычно, — отмахнулся Александр. — Диссертация, Владислава Дмитриевна вечно недовольна, отчёт переписал уже пару сотен раз, да и без тебя тоскливо как-то. Куда пропала, к слову?

— Да к Аннали ездила.

— За город выбраться — дело тоже полезное.

Кристина попросила уточнить один момент, и Диана смутилась.

— Саш, у меня такой вопрос странный есть к тебе…

— Что такое?

— В квартире той девушки рукописи не было, а когда я следила за ней, то точно знала, что та у неё с собой. Более того, рукописи не оказалось и в мертвецкой, а за её телом в воду, как говорили свидетели, бросился какой-то молодой человек. Ты ничего об этом не знаешь? Мне просто показалось важным тебе сказать, наверное, понадобится для отчёта.

Сама Диана сбежала ещё до того, как тело вытащили, а слухи, ходившее на следующей же утро, вновь всплыли в её голове. И как только умудрилась забыть и не связать все события? Дура.

И Александр, как услужливо заметила Кристина, подозрительно примолк.

Последнее, что ощутила Диана, — это как ток вонзился в её голову, и услышала крик.

Темнота и тишина.

 

***

Наслоившись нейроперсоной на готовое и пустое, Кристина открыла глаза.

Когда забили тревогу из-за пропавшего хронопортатора, Кристина-Диана была давно.

Кристина-Диана стреляет в спину обернувшейся себе.

Александр бросился в Неву за незнакомкой.

Кристина-Диана побежала к не-себе.

Вот только рукопись — без страниц.

 

***

Моя дорогая дочь,

Чего-то такого я от тебя и ожидал, как бы ни было тяжело то признавать по итогам. Думаю (боле того скажу: весьма рассчитываю на это), ты пребываешь в некотором замешательстве, не увидев моих заметок, но, клянусь, не хотел наказывать тебя столь жестоко. Если бы ты не перешла последнюю границу, я бы не сделал то, на что решился. Принести человеческую жертву в угоду амбициям! Где это видано, дорогая? Разве это то, чему я учил тебя? Разве мы не говорили с тобой об абсолютном приоритете человеческой жизни? Разве не ты осуждала хроноассасинов? Разве не ты поддержала мои идеи? Как вышло так, что ты сама обратилась в убийцу и подставила другого? Возможно, ты однажды расскажешь мне свою историю. Возможно, я её выслушаю, но сейчас — нет, не готов. Прости своего несчастного отца за непозволительную воспитательную слабость… Наверное, у тебя много вопросов, да, так говорят в таких ситуациях? Я постараюсь ответить на каждый из них по очереди.

Видишь ли, о том, что ты подселилась в чужое тело и заменила чужую нейроперсону своим нейрослепком, мне рассказали задолго до того, как ты это сделала, потому что это уже произошло, хотя ты только что прибежала в квартиру в поисках моей рукописи. За что я люблю хронопутешествия, так это за парадоксы и сложно объяснимые ситуации! Всегда можно назвать это авторским произволом или подобным словом, ничего не объясняя, но я попробую, насколько то допустимо.

Через несколько минут после того, как ты уничтожила Диану и только начала погружение в её мозг, Александр уже доложился Владиславе Дмитриевне, и твоя попытка его подставить, пусть и удивительная, к сожалению, не сложилась, хотя в другой хронологии у тебя всё получилось, потому что я к тому моменту ещё не вмешался. В варианте, когда я молчу, она обвиняет его в убийстве, и для мальчика это ничем хорошим не заканчивается, но Владислава на сей раз избежала чудовищной ошибки и не менее чудовищного промедления. Мы сработали на удивление быстро и слаженно, хоть и для этого мне пришлось подключиться к её временному кремниевому носителю и внести коррективы. Вряд ли она будет протестовать, даже если узнает о моём маленьком вмешательстве, потому что, в конечном счёте, всё во благо.

Тебе позволили забрать хронопортатор, а ты, зная по знаниям Дианы, что тот якобы деактивирован, не подумала проверить, потому что это то, что мы в тебя заложили: хакнуть кремниевый алгоритм куда проще, чем органическую матрицу, если будет мне позволено использовать такие подростковые термины. Задумываешься сейчас о том, почему так просто получилось сменить эпоху, невзирая на ограничения и на то, что с моими заметками ты должна была ознакомиться ровно в этот момент, пока читаешь моё письмо вместо них, а потому ещё не владеешь знаниями о том, как обходить известные лимиты? Нам пришлось разрешить тебе переместиться во времени и убить саму себя, чтобы ты же и не получила доступ к памяти той версии себя, которая успеет исследовать мои изыскания, и прямо сейчас, пока ты дрожишь от негодования и непонимания, Александр в мертвецкой подтирает из твоей нейроперсоны фактические знания, подменяя их непритязательной самоуверенностью в наличии знания, какое ты, вследствие наложенных лимитов, не смогла подвергнуть сомнению. Моя идея, к слову, и пусть она этически отвратительна, так что, пусть ты злишься, не можешь не оценить проявление нашей семейной изощрённой изобретательности.

Итак, ловушка замкнулась. Ты не получила мои знания, потому что я уничтожил свои заметки до того, как ты их прочла, и ты не получишь их, потому что они давно стёрты из памяти твоей нейроперсоны, которую должна была забрать Диана (или ты под её личиной, можешь попробовать, кстати, но я уже видел такое развитие событий) и передать Аннали. Ты можешь попытаться вернуться в прошедшее будущее, подумав, что, должно быть, я наврал тебе, потому что ты абсолютно уверена в том, что знания есть у той нейроперсоны, которая была у Аннали, но загляни сейчас в терабайты своей памяти, дорогая моя дочь. Ты и есть та копия, которой стёрли память — просто ты из другого временного промежутка.

Ломает мозг, не правда ли? Куда ни кинь, всюду клин. Всегда любил эту поговорку. Однако я с интересом понаблюдаю за твоими попытками сломать эту систему, потому что сам вижу крохотные лазейки, в которых просчитался и которыми можно попытаться воспользоваться, но, будь уверена, всё повторится снова и снова. Хочешь спросить меня, зачем я это сделал? Потому что, как оказалось, пожертвовать чужой жизнью для тебя не стоит ничего. Готов ли я передавать бесценное оружие человеку без моральных принципов, не будучи уверенным в том, что он не обратит их против живого? Нет, и прошу меня простить. Ты могла выбрать не пускать по Диане ток, и я бы нашёл в себе доверие к тебе, чтобы позволить узнать мои тайны, но теперь, похоже, я унесу их с собой могилу.

Я всегда говорил, что хроноубийства — скверная идея, милая. Нельзя играть с силами, чью природу не понимаешь, и не стоит выступать против тех, кого не видишь.

Да и убийства в целом — ужасная задумка.

Твой отец,

Дмитрий.

 

***

Наутро все приличные, а потому следящие за происходящим в городе, кулуары заходились шёпотками о таинственной девице, чьё тело достали из-под тёмных вод немилосердной и норовистой Невы, ещё не закованной в смиряющий гранит.