— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали! Да, это они про меня, когда я наберусь смелости задать вопрос на уроке. — Четырехглазая! И это. Loozer — написали на моей парте. «Лузер» по-английски пишется не так! — возмущалась я, пытаясь стереть надпись. Меня зовут Варя Васнецова, мне пятнадцать, и мне кажется, что вся моя жизнь — это одна большая ошибка. — Хахаха, так и села! — заржал Перепелкин, когда Варя поднялась и за ее юбкой потянулась длинная жвачка. Сначала она не поняла, над чем все смеются, даже улыбалась, а ей кто-то в ответ улыбался и кивал, но увидев направление взгляда, обернулась и осознала, во что вляпалась. Моя новая юбка, которую мне подарила бабушка на день рождение! Все смеялись вокруг, когда Варя засуетилась, покраснела и стала пытаться отделаться от жвачки, но челка упала ей на глаза, она споткнулась и оступившись, неуклюже схватилась за парту, чтобы не упасть. Я хотела провалиться под землю. Вот прямо сейчас. Дверь класса открылась, и на пороге возникла высокая красивая девушка со светлыми волосами с журналом в руках. Это Анна Викторовна, наша учительница по английскому. Она выглядит едва ли старше нас, но очень справедливая и умная. — Что здесь происходит? — спросила она, но оглядевшись, заметила Варю, которая стояла, втянув голову в плечи, а жвачка тянулась за ней. И она все поняла. — Опять издеваетесь, да? — оглядела она класс строгим взглядом и оставив журнал на ближайшей парте, быстро направилась к Варе. Класс притих, так как учитель это прежде всего учитель. — Я понимаю, что вам не стыдно и нет смысла взывать к вашей совести, но когда я вынесу этот случай на педсовет, ваша совесть сразу проснется. — сказала она и оборвала не побрезговав жвачку, пока Варя продолжала стоять в ступоре. Все сразу возмущенно зашумели, никто не хотел, чтобы подобные новости дошли до чьих то родителей, особенно хорошистов и отличников, а также тех, кто берег свою репутацию. — Да она сама виновата! — А че нельзя было посмотреть своими четырьмя глазами, прежде чем садиться? — В общем, так. — сказала Анна Викторовна, беря Варю за плечо, — Либо признается тот, кто это сделал, либо я выношу это на педсовет. — Вас все равно никто не станет слушать. — сказал Тимур, красивый, но жутковатого вида парень, одетый всегда с иголочки. — Ваш голос не имеет значения, потому что если у класса проблемы, у вас тоже проблемы. Анна Викторовна пристально посмотрела на него, сощурившись и сказала: — Я уже сказала. Когда вернусь — хочу услышать имя того кто это придумал и сделал. Чтобы все сидели тихо. — сказала она, оглядев класс, после чего взяла под руку Варю и повела ее из класса. За спиной я слышала исподтишка их сдавленные смешки. Анна Викторовна отвела меня в туалет, где я разрыдалась и умылась. После она погладила меня по голове, и потом мы вышли. Я сама не знаю как, но рассказала ей обо всем, о своей жизни, и вообще обо всем… Я так долго никому не рассказывала из людей того, что было у меня на сердце, что теперь просто не могла остановиться. Она села со мной на лестницу, и мы потратили целых десять минут от ее урока на разговор. В школе надо мной прикалываются, и все из-за моего внешнего вида, называют пауком и четырехглазой из-за круглых больших очков. Это из-за моего плохого зрения. А из-за того, что мы бедные, мы выбрали самую дешевую оправу, и она просто ужасна. Как и моя одежда, которую я донашиваю за своими двоюродными сестрами. Не люблю все эти зеленые и черные цвета, я люблю розовый, но кто меня спрашивает… В школе я стараюсь учиться, но одноклассники выводят меня из себя, так что мне дается это с трудом. Прихожу домой, родителям на меня плевать. Выглядит наш разговор примерно так: — Привет, мам. — Пришла? В школе поела? — Немного. — Голодная? — Немного. — Иди ешь. — Поем, сейчас. — Как с оценками? — это папа. — Нормально. Вы забыли опять расписаться в дневнике. — Напомни потом, ты же понимаешь, есть вещи куда важнее дневника. «и меня». Вот и весь наш разговор. Их не интересует ничего кроме школы, и я, собственно, тоже. Вася, мой младший брат, опять взял мои фломастеры, и я начинаю ругаться, но мама его защищает, «потому что он маленький». Я закрываю дверь в комнату, чтобы переодеться и это единственные пять минут тишины и мира в этом доме для меня. Потому что через пять минут Вася начинает ломиться, и мне приходится открыть, едва успев натянуть майку, пока мама не пришла. Я быстро ем, и потом закрываюсь в ванной чтобы немного порисовать. По вечерам они уходят гулять, так что квартира остается в моем распоряжении почти на час, так что я просто слишком рада и могу спокойно заниматься тем, что нравится. Или я сама ухожу гулять, где меня на улице никто не будет трогать, правда нужно при этом не наткнуться на одноклассников — это самое неприятное, что может случиться… Она совсем не торопила меня. Когда я закончила, она сказала: — Ты совсем не никчемная, Варя. И ты не должна позволять другим считать тебя такой. Я кивала, а сама думала о том, конечно ей легко говорить, ведь она такая красивая и смелая. А она ответила словно на мои мысли: — Ты наверное думаешь вот я такая смелая, никого не боюсь, не ношу очки, меня никто не обзывает четырехглазой черепахой. — это было больно, — Но я ведь не всегда была такой. И даже если я произвожу такое впечатление, внутри у меня все совсем не так. Я тоже боюсь, я тоже сомневаюсь, я тоже робею. Тебе ведь нравится английский, почему ты так редко поднимаешь руку на уроках? — А вдруг я отвечу что-то не так… — Но это нормально. Все ошибаются. И все твои мучители, они тоже ошибаются. И больше, чем ты. — Только им прощают, а мне — нет… — сказала я и опустила голову. — Потому что они классные и красивые… А я лузерша. — Другие люди не должны влиять на твое мнение о тебе самой. В тебе скрыто возможно даже больше способностей, чем в них, красивых и классных. — Но я ведь живу не в книге, а среди жестоких подростков. — Это правда. Поэтому тебе надо быть сильней, внутри. Когда ты идешь по коридору, представь себя красивой и классной — и ты будешь такой. — Я хожу в зеленых шмо… зеленой одежде и больших очках, как я могу быть классной? Анна Викторовна замотала головой. — Это не имеет значения. Ты должна поверить в себя. И ты станешь лучше их. — Я попробую. — промямлила я, заранее понимая, какая это чепуха. Если бы веры в себя было достаточно, все бы были красивыми и популярными. — Что ж, — Анна Викторовна развернула к глазам свои наручные часы и сказала, — Все же придется вернуться на урок. Но если ты не хочешь, я могу отправить тебя домой, сказать завучу, что ты плохо себя чувствуешь. Я еще была слишком слабой и трусливой, чтобы вернуться туда. — Если можно… Я заметила некоторое разочарование на лице Анны Викторовны, но она спокойно и дружелюбно ответила: — Хорошо. Я принесу твои вещи на вахту. — Спасибо. Я попрощалась с ней, и мы разошлись: она направилась назад к классу, а я стала спускаться по ступенькам, думая обо всем произошедшем. Когда прозвенел звонок я изнывала от ожидания, боясь опять столкнуться с кем-то из одноклассников. Но скоро пришла Анна Викторовна, и протянула мне мой портфель и сменку. — Удачи. — сказала она. — Спасибо. — опять сказала я и мы попрощались. Я сказала ей мысленно спасибо еще раз за то, что она не спросила о том, приду ли я завтра. Я очень хотела бы не приходить. Варя вышла из школы и зашагала как можно быстрее: ей меньше всего хотелось чтобы ее еще кто-то увидел. Она была настолько погружена в свои мысли, что даже не обратила внимание на шорохи, которые свидетельствовали о том, что за ней кто-то следит. Отойдя на значительное расстояние от школы, девушка остановилась, раздумывая, что делать. «Мама дома, и если я вернусь сейчас, начнет вдруг спрашивать? А я не хочу об этом говорить». — И вообще не хочу ни с кем видеться сейчас и разговаривать. — Варя иногда говорила сама с собой вслух, и за это ее тоже дразнили в школе. И девушка шла по пустынной улице, направляясь в парк, где сейчас должно было быть меньше всего людей, потому что большинство уже ушло на работу, в школу или в институт. В парке правда было почти безлюдно, так что Варя наслаждалась первыми лучами солнца после мартовских отголосков зимы и немного походила, глядя на редких птиц и травинки, которые пытали выбиваться из земли несмотря на холод. Девушка остановилась и подумала: «Даже травинки борются… а я что. Хотя и тоже ношу зеленое, даже не сравнюсь с вами». Несмотря на то, что я ушла, я не чувствовала себя спокойной. Сначала я испытала облегчение, но сейчас я чувствовала себя проигравшей. — И почему я такая трусиха? — вздохнула я, садясь на скамейку. — Может, потому что все вокруг тоже трусы? — услышала я голос совсем рядом и повернувшись в сторону увидела как на другом конце скамейки сидит парень, в которого я влюблена и смотрит на меня! Саша. Александр. Ветров. Из параллельного класса. Парень, который мне нравится, самый классный, он играет в футбол, и на гитаре, его лицо идеально, как и фигура, и я могу только мечтать о нем, потому что как такая четырехглазая черепаха как я, может на что-то надеяться?.. Я была почти готова упасть в обморок, чувствовала как горели щеки, но когда я смотрела на него, то забывала обо всем, в том числе и о том, какая я лузерша. «Сказать *привет*, или это слишком банально? Спросить, почему не был в школе? Спросить, о чем читает? Сказать, что это моя любимая книга? Улыбнуться? Не улыбаться?» Но все, что я сказла, было: — Я… не знаю. — Зато я знаю. Сегодня идешь на рисование? Это единственное место, где Варя и Саша встречались не в окружении одноклассников. Правда, все их разговоры были примерно такими: — Ты за какой мольберт хочешь? — Саша. — Не знаю, любой подойдет. — Варя. — Тогда мой — у дверей. — говорил так САша, словно выбирал лучший мольберт. И так оказывалось, что мольберт у окна доставался мне с лучшей точки обзора. Потом я улыбалась когда он не видел, и на этом все. Еще один раз он поднял кисточку, которая у меня упала, и подал ее мне. Это был почти сон, потому что наши глаза встретились, и я быстро забрала ее и отвернулась, чтобы он не видел как я покраснела. Как уже ясно, я люблю рисовать. Но у Саши тоже хорошо получается. Мне кажется, у него хорошо получается все, за что бы он ни взялся. А у меня это только и получается — рисовать, а все остальное — валится из рук. Надо мной даже из-за рисования подшучивали, предлагали нарисовать не только портреты, но и всякие гадости. Но над Сашей никогда. Над ним никогда не шутят, он посмотрит, и хватает одного взгляда, чтобы кто-то замолчал. «Как хорошо, что его сегодня не было в школе, такого позора на его глазах я бы не вынесла» — подумала Варя и ответила, — Не знаю. С одной стороны, после всего произошедшего у меня не было никакого настроения куда-то идти, хотелось просто забиться в угол и плакать, но с другой, он же туда пойдет, как я могу упустить еще один шанс посмотреть на Сашу, пока он рисует? А еще если пойти на кружок, не придется бродить по улицам, пытаясь убить время. — Ну а я собирался пойти. Вот как раз дочитаю главу и пойду. Можем вместе пойти, раз здесь пересеклись. Это решило все. Когда Варя услышала «вместе», все ее «против» исчезли. Но вместо того, чтобы сказать, что-то подходящее, она сказала: — Тогда, да, давай пойдем, раз пересеклись… — Если ты не собиралась… — взглянул Саша на Варю, разведя руками. — Я хотела сама порисовать, но так может быть скучно, поэтому я не против, — сказала Варя. В груди появилось чувство, что я сказала что-то лишнее, так что мне стало не по себе. Я думала, Саша долго будет читать, но он закрыл книгу через две минуты и поднялся, одним движением сунув ее в сумку. — Идем? Я кивнула и пошла. Я чувствовала себя так неловко рядом с ним, но людей вокруг почти не было, и я решила попробовать совет Анны Викторовны — на секунду зажмурилась и представила себя красивой: без очков, с длинными ресницами и красивым лицом, которое мне подруга по переписке делала в фотошопе, и волосы у меня как будто были розовые, а на юбке не было пятна от жвачки, и вообще я была в красивом малиновом платье. Когда я открыла глаза, Саша снова смотрел на меня, но почти сразу отвернулся, и я увидела едва заметную улыбку на его лице. Мне показалось, что и он смеется надо мной, и мне вдруг стало грустно. А Саша улыбался вовсе не потому, что смеялся над Варей, а потому, что она стала именно такой, какой она себя представила, и он с улыбкой ей любовался. А когда она подумала о том, что он над не смеётся, Варя снова превратилась в четырехглазую черепаху с растрепанными волосами.
Автор публикации
все, чего я хочу - зажечь свою свечу творчества среди других свеч.
И чтобы ее сияние видели другие люди, как я вижу сияние их свеч.
Очень интересно.
Рада читать такое
Спасибо тебе. Я надеюсь, что всё хорошо… для продолжения. Будет ли оно?
Я не могу сейчас ничего писать, потому что пытаюсь просто выжить
Выживай вместе со мной! Я постараюсь всё сделать лучше!
Я кстати это заметил. Не знаю почему.
Пожалуйста, отметь своё главное творение. Скажем, на ЛитМаркет. Только то, что ты считаешь достойным почитать. Не детское, и не сказки. Хотя я всё рассмотрю.
Лучше написать мне в лс.
Здесь не знаю как. Я искал тебя и не нашёл данных.