Открыл окно. После дождя ароматы костра,
пыли, свежести, угля с Московского вокзала.
Капельки стучат по крыше.
Лето. По вечерам прогулки, а утром обязательно выспаться.
Цветы, виноград, смородина и лимонад.
Поцелуи, вишня, музыка Чета Бейкера и Билли Холидей.
Аромат чернослива от тлеющего табачного листа,
чай с чабрецом и липой,
морожено из Вкусвилл и закаты на Петровской набережной Петроградки.
Бисквитное воображение и облака.
Липкие поцелуи после игристого вина.
Роскошная прохлада летней ночи.
Абрикосовый ликёр. Медный загар. Времени не существует.
Из-за поцелуев я стал опаздывать на работу, задерживаясь в её объятиях.
Опись прошедшего дня:
Рассвет.
В пушистых ресницах плутают солнечные лучи,
точь как средь величавых колонн Казанского.
Ярко-синяя гладь и облака перевалили,
как из ведра, с небес на каналы Санкт-Петербурга.
Жара, духота после ночи, полной ливня, гроз и молний.
Рассекают провода небо, деля на кусочки мякоть.
В Летнем саду сатир гонится за солнечными зайчиками.
Там из фонтанов сладко пить зверям,
сбежавшим с памятника Крылову,
пока тот сам сошёл с престола,
поесть гречневой каши, щей, выпить чаю с коньяком.
На одну счастливую парочку в Санкт-Петербурге больше.
На перекрестках задерживаемся,
дважды ждём зеленый, заобнимавшись.
На Фонтанке Бар «Salone».
Хладные два бокала Мартини Беллини,
украшенные маленькими нежными цветками,
лепестки у которых точь цвет её губ.
Открытка. На ней море.
Подписываю: «Твоё сердце в надёжных руках»,
дарю вместе с поцелуем.
Маникюр цвета голубой эмали, такой яркой,
какой выводил горы Рерих.
Я вглядываюсь в лёд глаз – цвет замёрзшего Байкала –
теперь я в должниках у Бога за знакомство с тобой.
Город радуется нам.
Двум бравым деревянным солдатам у Михайловского замка отныне приказано
беречь наш сон.
Ангел в саду Молодёжного театра
готов дать нам свой зонт,
когда зашумит крупа дождя.
Если, запоздавши, бредём по городу,
за нами тянется жемчужная кавалькада
из 12 ангелов с Соляного переулка в белых тогах,
охраняя и прославляя встречи новоявленных влюбленных.
Когда мне стало труднее всего,
Бог подарил мне её.
Распустились нарциссы в Михайловском саду.
Когда мы молчали,
кажется, я слышал, что лепечет её сердце.
Любовались яблонями и каштанами на тихой Кленовой улице.
Я дивился, она словно звёздочка, на которую я долго любовался,
дотянулся и теперь целую в обе щёчки.
На улице приятная духота и сильный горячий ветер дул в затылок,
трепал волосы. Казалось, зайди сейчас за тот в дали стоящий дом,
увидишь темно-зелёное море с поджаренным на чугунной сковороде песком.
Притомились под широкими лапами дуба.
Божья коровка на волосах.
От её запястий раздавался «Memo Sintra».
Шептали тюльпаны, подрагивали шарики белой гортензии и тихо кивали нам маргаритки в Польском саду.
Голос и звуки гитары уличных музыкантов,
их музыку подхватывали ласточки и на крыльях несли по граду,
передавая волнам;
их пение разносила Нева, как по венам города,
пока растущая луна озаряла наш медленный танец.
Одиннадцать ночи отсчитали колокола
собора в Митрополичьем саду.
Всколыхнулись запылавшие звёзды.
Кораблик с Адмиралтейства поплыл по небу – наступает ночь.
После нас вечно мятые постели.
Аккуратно надкусана клубника в вазе,
которую мы уминали в темноте белой ночи.
Всю ночь целовались,
в перерывах читали Лимонова.
Мои руки тянулись, чтобы засвидетельствовать твоё присутствие,
губы – искали удовольствия.
Погружаясь в поцелуи, я целовал самую яркую звезду на бархате тела,
нанизанную на золотую цепь вокруг шеи.
Нить гирлянды из тёплых огоньков овевала потолок комнаты – над нами сияли небесные тела, пока тихо играла
Каватина Лючии ди Ламмермур в исполнении Евгении Мирошниченко.
Ты поощряла любопытство моих губ.
В вазе цвёл багряным пламенем левкой.
Когда я её обрёл, меня словно поцеловал Бог.
Прекрасно и чувственно.