"Созвездие К +" - Nikolai ERIOMIN - СОЗВЕЗДИЕ К+ Виртуальный Альманах Миражистов Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ Елена КАЦЮБА Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ Николай ЕРЁМИН Александр БАЛТИН Алина ВИТУХНОВСКАЯ - Современная поэзия, Стихи, Философские стихи - Литра.Онлайн - Литературный журнал и сайт авторских произведений. Читать стихи и прозу онлайн современных авторов на нашем литературном портале.

СОЗВЕЗДИЕ К+

Виртуальный Альманах Миражистов
Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ Елена КАЦЮБА Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ Николай ЕРЁМИН Александр БАЛТИН Алина ВИТУХНОВСКАЯ Александр ЕРЁМЕНКО Наталья НИКУЛИНА Михаил БУЗНИК
2022

СОЗВЕЗДИЕ К+

……………………

Автор бренда МИРАЖИСТЫ, составитель и издатель Николай Ерёмин Фото с портала «Мой мир» Кошек нарисовала Кристина Зейтунян-Белоус
© Коллектив авторов 2022г

……………………………..
Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ
Виртуальный Альманах Миражистов «СОЗВЕЗДИЕ К+»- Навстречу славному 80-летию поэта 12 ноября 2022 года

НЕОБХОДИМОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
ПРЕДТЕЧА

Константина Кедрова можно назвать Иоанном Крестителем новой волны метаметафорической поэзии. Его аналитические поэмы не имеют ни начала, ни конца; они как процесс природы и творческого исследования могут быть бесконечно продолжены, обманывая неискушенного читателя юродством и скоморошеством.
Андрей Вознесенский. Предисловие к стихам К.Кедрова в сб. “Транстарасконщина”. Париж, 1989.
***
Konstantin Kedrov
Сегодня, 17:55
Кому:вам
Зачем то мы на свет извлечены
Потом внезапно вдруг разлучены
Как будто кто то разрубил сплеча
Единый луч на сирых два луча
Один лучится а другой погас
По небу скачет пламенный Пегас
О где ты там мой нежный Водолей
Пролей свой свет хоть капельку пролей
Рыдай сильнее смейся плачь или кричи
И я погасну без тебя в ночи
Так опадает осенью пион
В ночи пылает вечный Скорпион
Лучом к лучу слились от счастья млея
В сиянье СкорпионоВодолея
И будем мы сиять во время оно
В созвездье Водолея_Скорпиона
Я верю что в сияющей ночИ
Сольются разлучённые лучи
14июля 2022

Море волнуется
Konstantin Kedrov
Сегодня, 11:55
Кому:вам
Я слышу как море волнуется – раз
Я вижу как море волнуется – два
Сегодня и завтра
Везде и всегда
Не раз и не два
А везде и всегда
Ах море волнуйся не раз и не два
Ах море волнуйся везде и всегда
Когда то мы в море входили вдвоём
Теперь мы вдвоём никогда не войдём
Прибойная пена
Земли окоём
Но море без Лены
Простой водоём
Нет моря без Лены
Нет Лены без моря
Увидимся вскоре
Увидимся вскоре
Ты слышишь как море волнуется раз
Мы оба без моря как море без нас
То море прекрасно как тело нагое
А море без нас это что то другое
15 июля 2022
Отправлено из Mail.ru для Android

Konstantin Kedrov
Сегодня, 12:25
Кому:вам

Остаётся что поётся
Что поётся? Всё поётся
?5 июля
—
Отправлено из Mail.ru для Android

Мы братья

Среди моих бумаг всего роднее
Один из ста автографов Андрея
Написано: «ЕльКедру и КедрЮбе»
Соединенье: «Кедрову— Кацюбе»
Ну ясно: «Константину и Елене»
Писал рукой дрожащей на колене

Из Переделкино приехал в Гнездниковский
Большой Андрей Андреич Вознесенский
Андрюшенька любимый светлый гений
Творец бессмертных видеотворений

Всё отдалённей наше расставанье
Всё ближе в Переделкине свиданье
Хотя тогда ты был официален
И в этом смысле менее реален

Зато в последний раз у Пастернака
Ты был родней всех знаков Зодиака
Мы не прощались зная что прощанье
Всегда грустней любого завещанья

И все таки слабеющим пожатьем
Ты сжал мой локоть прошептав: «Мы братья»
Поэзия всегда сильнее прозы
Я проглотил невидимые слёзы
Ты удалялся под руку со мной
Тропинкой Пастернака в мир иной..

Бетельгейзе звезда Кацюбы
Кедров-Челищев: литературный дневник
Словно Лев Толстой и Гольденвейзер
На рояле шпарят Кальдерона
Умирает в небе Бетельгейзе
Сверхзвезда в созвездьи Ориона

Медленно заметим умирает
Но при этом всё равно сияет
Вагнер сочиняющий Тангейзер
Умер как Толстой и Гольденвейзер

Всё это останется в музее
В доме что напротив Нирензее
Кажется ещё был некий Глезер
Там когда сияла Бетельгейзе

Вознесенскому 89
Кедров-Челищев: литературный дневник
12 мая Андрею Вознесенскому было бы 89 лет. Две бесконечности миновали 88

Здесь посреди постылой вечности
С тобою встретились Андрей
Две вертикальных бесконечности
Твой прошлогодний юбилей

А впрочем что такое вечность
Иди пойди её найди
У нас с тобою бесконечность
И позади и впереди

Уснуть и видеть сны
Konstantin Kedrov
Сегодня, 20:21
Кому:вам

Сон и пробуждение
Заново рождение
Заново родился
Но не пробудился
Я не пробуждаюсь
Я во сне рождаюсь
Снова в унисон
Сон уходит в сон
Пробую родиться
Но не пробудиться
Пусть другой рождается
К жизни пробуждается
Я же в царстве снов
Вечно юн и нов
Снова нов и юн
Вот уже июнь
16 июля 2022
—
Отправлено из Mail.ru для Android

манифест бабочки
Кедров-Челищев: литературный дневник

земля летела
по законам тела
а бабочка летела
как хотела
1995 г

НЕОБХОДИМОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ Источник:
https://stihi.ru/diary/metam/2022-02-17
Космическое зрение Константина Кедрова

Екатерина Соломонова

Константин Кедров, поэт, доктор философских и кандидат филологических наук, лауреат премии Grammy.ru за 2003 и 2005 годы в номинации «Поэзия года» (премия ежегодно присуждается деятелям литературы и искусства по итогам голосования русскоязычных пользователей Интернета), в 2003 году номинировался на Нобелевскую премию в области литературы. Недавно на иврит была переведена поэма Кедрова «Компьютер любви» (переводчик – Феликс Гринберг, друживший с Кедровым с юности); собственно, это обстоятельство и послужило поводом для моего звонка в Москву и нашей продолжительной беседы.

– Константин Александрович, вы поэт, филолог, философ, педагог – ипостасей множество. В этой связи вспоминается старая история об Орсоне Уэллсе, выступающем в захолустье, – в зале почти никого, и он перечисляет свои регалии, – режиссер, актер, сценарист, и кричит в зал: «Теперь вы убедились, как мало здесь вас, и как много меня?» Скажите, все ваши ипостаси мирно уживаются?

– Может, это нескромное сравнение, но я сейчас процитирую Блока, который в своей речи памяти Пушкина сказал следующее: «Мы знаем Пушкина – государственного деятеля, Пушкина-монархиста, Пушкина-революционера, Пушкина верующего, Пушкина атеиста, Пушкина-крепостника, Пушкина – борца с крепостным правом, но все это упирается в одно слово: Пушкин –поэт». Я, конечно, ни в коем случае не претендую на место Пушкина, тем более – при дворе, но, действительно, поэт – очень ёмкое понятие, вбирающее всё, что было перечислено выше. Конечно, я занимался философией – но философией как комментарием к поэзии, не более того, все прочее было невозможно в советских условиях. К тому же у меня особая судьба – 12 ноября исполняется полвека моей поэтической деятельности, я веду отсчет от моей первой публикации, после которой я замолк и не печатался примерно двадцать пять лет. Я, естественно, искал выход для поэзии, и нашел его в филологии, где ещё можно было нечто сказать, – так, мой первый диплом назывался «Хлебников, Лобачевский, Эйнштейн». Мне самому не очень понятно, как я смог утвердить эту тему в Казанском университете, – конечно, то, что я делал, было нежелательным, никому не нужно было возрождение традиций футуризма. К тому же я носил тогда фамилию Бердичевский, а начиналась Шестидневная война, и вместе с ней – новая антисемитская кампания, так что травили по всем линиям.

Все три упомянутых имени (Хлебникова, Лобачевского и Эйнштейна) в 1967 году были не слишком популярны, я могу по пальцам пересчитать тех, кто в то время занимался Хлебниковым – это Н.Харджиев, историк искусства и литературы, Н. Степанов, которому книга о Хлебникове стоила инфаркта (спустя десять лет после моего диплома), и А. Парнис, искусствовед, историк искусства, вот и все, на всю страну. Что касается Эйнштейна, то упоминание его имени, во всяком случае, в хрущевские времена (а Хрущев, как всем известно, был антисемитом) считалось крайне нежелательным; ну а на Лобачевского никакого запрета не было. Вот эти три имени составляли круг моих интересов. Почему? Потому что геометрия Лобачевского и теория относительности Эйнштейна очень близки современной поэзии, и, чтобы как-то заявить о своей поэзии, я говорил о Лобачевском, Эйнштейне и краюшком захватывал Хлебникова. Вот этот прием позволил мне стать сначала кандидатом филологических наук, а затем – преподавателем Литературного института, который был тогда литературным гестапо.

– Насколько я знаю, вас исключали из университета, не пускали в аспирантуру, – а как же вы оказались в Литинституте?

– Это заслуга двух моих учителей. Первый из них – профессор Семен Иосифович Машинский, сделавший чрезвычайно много; его, к сожалению, затравили, и он умер в 58 лет, будучи моложе меня нынешнего на двенадцать лет, хотя тогда он мне казался человеком сверхсолидным. Второй мой учитель, Валерий Яковлевич Кирпотин – человек сложноватой судьбы, в 1919 году он поверил в то, что советская власть покончит с антисемитизмом, и пошёл в Красную армию, стал комиссаром, ну а потом события развивались таким образом, что он оказался при Сталине главным специалистом по литературе. Кирпотин был приставлен к Горькому в качестве секретаря, – причем такого секретаря, который еще диктует, что следует писать, и к сожалению, именно Валерий Яковлевич придумал термин «соцреализм». Он, смеясь, говорил мне, что имел в виду совсем не то, что получилось; он предполагал, что написанный Фадеевым «Разгром» – это первый или пятый класс, но Фадеев и прочие ещё будут учиться у классиков, Толстого и Достоевского, и глядишь – напишут советскую «Войну и мир», и ещё на более высоком уровне, но, увы, все разгромом началось и разгромом закончилось. Именно Кирпотин и Машинский поддерживали меня справа и слева и каким-то образом проволокли в течение почти семнадцати лет, хотя, конечно, каждый год нечто происходило, то меня обвиняли в том, что я рассказываю про Фрейда, то в том, что говорю на лекциях про Бога и про черта, – я не преувеличиваю.

Уже перестройка, уже человеческий фактор, и тут вдруг КГБ распоясался, – меня отстранили от работы в сентябре 1986 года, и, кстати, одновременно началась травля одного известного ленинградского профессора, которого обвиняли в том, что он на своем семинаре по кибернетике использовал «сионистские и масонские знаки». На меня было заведено дело по статье «антисоветская пропаганда и агитация с высказываниями ревизионистского характера», формулировки были такими же, как и в случае Войновича. Такого рода стереотипные дела заводились на деятелей культуры с последующей посадкой или непосадкой, – в моем случае до посадки дело не дошло, поскольку советская власть, слава тебе Господи, рухнула. Но вплоть до 1989 года я находился в безвоздушном пространстве.

– Если не ошибаюсь, в 1989 году вышел ваш первый поэтический сборник, а также монография «Поэтический космос».

– Выход первого сборника «Компьютер любви» был чудом из чудес. Мне разрешили издать его за свой счет, и я, конечно, ринулся в издательство «Художественная литература». Все шло хорошо, но дело-то на меня еще не закрыли, и вдруг все застопорилось. Тогда я обратился к своему другу, редактору «Известий» Игорю Голембиовскому, у которого были хорошие отношения с бывшим редактором той же газеты Ефимовым, возглавлявшим комитет по печати. Ефимов снял трубку – а уже перестройка, 1989 год – и приказал не чинить препятствий. И вот так сборник напечатали, хотя до распространения дело не дошло. Ну а книгу «Поэтический космос» вообще пытались арестовать, перехватить на выезде со склада – тираж был очень приличным, 20 тыс. экземпляров, и его удалось частично вывести в Прибалтику, а оставшуюся часть разослали по каким-то деревням. Должен сказать, что изолировать меня удалось, и последствия этого я до сих пор ощущаю.

– В «Поэтическом космосе» вы излагаете теории метакода и метаметафоры и пишете, что открыли существование единого кода Вселенной. Можно об этом подробнее?

– Как ныне известно, существует генетический код со своими закономерностями, и точно так же имеется культурный код, к этому вплотную подходил Юнг, но он забуксовал на архетипах и каких-то элементах, единых во всех культурах. Оставался еще один шаг до того, чтобы додуматься и понять, что в гуманитарных областях познания и в естествознании просматривается единый код, он присутствует и в теории относительности Эйнштейна, и в Библии, и в Коране, и в Махабхарате. Собственно, этот шаг я и сделал.

– Вы пишете: «человек – это изнанка неба / небо – это изнанка человека». Судя по всему, речь идет о каббалистическом Адаме Кадмоне?

– Да, конечно, и это мое открытие, которое основывается в первую очередь на личном опыте, душевном и поэтическом, и где-то он смыкается с геометрией Лобачевского. Каббалистический Адам Кадмон – это человек – Вселенная, у которого кожа – звезды, а дыхание – пространство; мы можем представить себе великана, разросшегося до пределов Вселенной, но это построение еще доэнштейновское и долобачевское. В геометрии Лобачевского не требуется великан, чтобы охватить всю Вселенную, поскольку эта геометрия – на выгнутых поверхностях, а выгнутое зеркало вмещает целиком и полностью все окружающее пространство, независимо от того, большое оно или малое. Поэтому при выворачивании меньшее охватывает собой большее, – при выворачивании человека, условно говоря, во Вселенную, хотя после выворачивания получается не во Вселенную, а в самого себя, – «человек – это изнанка неба небо – это изнанка человека». Это уже только мое открытие, чтобы его сделать, требовался полет мысли, основывающейся на достижениях новой геометрии и новой физики. Существует, к примеру, частица-Вселенная Фридмана. Это микро-частица, а если взглянуть из другого мира – то это вся Вселенная, все мироздание. Наша Вселенная из другой Вселенной может рассматриваться как микро-частица, – понимаете, речь идет о внутренней и внешней перспективе, которая почему-то человечеству не очень хорошо открывается, в силу, может быть, каких-то особенностей психологического восприятия, или же еще не созрели. Вот это то, что мне удалось открыть, и что я назвал словом «метаметафора».

– Константин Александрович, что служит для вас критерием поэтического, независимо от того, идет ли речь о стихотворном тексте или любом другом?

– Вот, к примеру, Тора – поэтический текст с точки зрения поэта, с точки зрения философа – это философский текст, с чисто религиозной точки зрения – канонический текст, ну а математик обнаружит в нем математическую подкладку. Конечно, я вижу мир поэтически, умом мне до этого не додуматься, у меня нет успехов в математических науках. Пытаясь осмыслить то, что я чувствую, я открываю такие вещи, как метакод и метаметафора, но все-таки главное – как мне удалось это выразить словесно. Если удалось, то это – поэзия. В данном случае я вместе с футуристами, считавшими, что поэзия открывает совершенно другое пространство, другое время, другие миры, мы видим то, что ранее не видели, слышим то, что не могли до этого слышать, и мысль добегает до таких вещей, которых раньше она не касалась; вот это поэзия.

– Точка отсчета для вас – Хлебников?

– Да, Хлебников был точкой отсчета, началом, но с тех пор прошло много лет, и все это время мы не сидели сложа руки и ушли далеко вперед, – как я говорил, исполнилось полвека моей деятельности. В принципе, можно было бы сказать, что Хлебников занимает в моей иерархии первое место, если бы не его утопические проекты всеобщего счастья и не его зацикливание на географических и прочих делах, на материковом и островном мышлении. Мне все-таки кажется, что человек прежде всего существо космическое, а когда открывается космическое зрение, то какие уж там материки, какие острова! Хлебников, родившийся в калмыцкой Ставке, под Астраханью, был немножечко зациклен на буддизме, что дало ему возможность совершить массу открытий, – но у меня более всеохватное сознание, для меня любой мистический, религиозный опыт есть прежде всего проявление метакода. Существуют четыре книги – Тора, звездное небо, человеческое сердце и природа, – и все они говорят об одном, надо только уметь их прочитать, и это уже не мое открытие.

– Насколько я знаю, вы встречались с Бурлюком и с Крученых?

– Да, это два самых близких мне поэта. Бурлюка я впервые увидел, когда мне было лет пятнадцать – моя тетушка, кремлевская учительница (она преподавала литературу Светлане Аллилуевой, а потом учила внучку Хрущева) достала билет на встречу с Бурлюком и взяла меня с собой. И вот мы пришли на эту встречу, и когда я услышал, как Бурлюк читает «сатир несчастный, одноглазый, доитель изнуренных жаб», я сразу почувствовал такую теплоту! До этого поэзия была тем, что меня заставляли любить, – вот люби Пушкина, Тютчева, Есенина, вот надо ямбом, хореем. Освоить эту систему было несложно, но от нее веяло холодком, а Бурлюк оказался живым, и я понял, что стихи могут быть живой человеческой речью. Кроме того, он процитировал Хлебникова «бобэоби пелись губы, пиээо пелись брови», что меня страшно удивило. Получалось, что поэзия – не обязательно то, что понятно, вроде «тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман», а это то, чего я не знаю и что осмыслить сразу не могу. Я сразу почувствовал – именно этим мне хочется заниматься, и хотелось всегда.

– Ну а Крученых?

– «Однажды я беседовал с Крученых вы молоды сказал он вы умны давай пойдем со мною в Дом ученых там было кофе – правда до войны и мы пошли с Крученых в Дом ученых но не было там кофе для Крученых». Этот стишок передает совершенно реальный эпизод; я тогда учился на первом курсе МГУ, откуда меня потом вытурили. Ну что, Крученых не знал, что в Доме ученых кофе нет? Знал, конечно, но ему просто хотелось пройтись и поговорить, его заинтересовали мои стихи и он придумал такой веселый повод, прекрасно зная, что кофе в Доме ученых было до войны. За этим последовала смешная сцена у дверей, когда его не пускали, а он говорил «я ученый», – почти как у Булгакова.

– Не могу не спросить вас еще об одной выдающейся фигуре. На вас, вероятно, оказал влияние Алексей Федорович Лосев, автор фундаментальных трудов по античной философии, с которым вы были близко знакомы?

– Знакомы – не то слово, я и сейчас дружу с его женой, Азой Алибековной Тахо-Годи, мы с ней вместе работали в Литературном институте. Когда я написал свою маскировочную кандидатскую диссертацию, называвшуюся «Эпическая основа русского романа первой половины XIX века», Аза Алибековна показала ее Лосеву, и он страшно заволновался, увидев там сопоставление изображений на щите Ахилла со сменой времен года в романе «Евгений Онегин». С тех пор мы общались, и продолжалось это очень долго, но, конечно, мы друг друга боялись.

– Вы тогда не знали, что Лосев – ученик Флоренского?

– Нет, не знал, он убеждал меня, что он – атеист и материалист. Видимо, он считал, что раз молодой человек работает в Литинституте, значит, ему доверять нельзя. Общались мы главным образом по телефону, он звонил и начинался очень долгий разговор, но как только доходило до религиозных проблем, он мгновенно, в секунду, прерывал беседу. Только в 90-х годах выяснилось, что он – глубоко верующий человек. Лосев, по-моему, не раскрывался даже самому себе. Я не знаю, может быть, отсидка так подействовала, но он был каким-то замороженным, от него тянуло крещенским холодом, вот разговариваешь – и прямо какая-то изморозь, лед.

– Константин Александрович, вы как-то сказали, что вас больше знают за рубежом, чем в России.

– Тут вот какая странность, – по всему тверскому околотку каждая собака знает мою легкую походку. Я семнадцать лет проработал в Литературном институте, студентов у меня были тысячи, потом я работал обозревателем в «Известиях» – с 1991 по 1997 год, сейчас преподаю в московской Академии образования, так что меня знают, но не знают мою поэзию. А в мире – другая ситуация, как выяснилось, там очень хорошо известна моя главная вещь под названием «Компьютер любви». Эта поэма, которая ныне, благодаря Феликсу Гринбергу, существует в ивритском варианте, переведена на множество языков. Она четырежды переводилась на китайский и была напечатана в крупнейших китайских изданиях. Японцы перевели меня в 1995 году, причем, над моим «Поэтическим космосом» трудились пять профессоров, и его издали очень большим для такого рода книги тиражом – 3,5 тыс. экземпляров. «Компьютер любви» я трижды читал во Франции, в Сорбонне, но, понимаете, там знают мою поэзию, а обо мне самом имеют довольно смутное представление.

– Но ведь в России информационной блокады уже нет?

– Есть, ведь в толстых журналах сидят те же люди, что сидели в советские времена, и они не могут пропустить то, что раньше не пропускали. Кроме того, мне кажется, им удалось наладить преемственность – уже появилось множество молодых людей, называющих себя культуртрегерами, очень консервативных в эстетике, хотя и не обязательно консервативных в политике. Но, с другой стороны, благодаря Интернету блокада прорвана, все-таки поэзия пробилась, – об этом говорит присужденная мне премия Grammy.ru.

– Что является для вас движущим смыслом работы?

– Двигатель – я сам, у меня все точно передано в четверостишии: «Земля леТЕЛА/ по законам ТЕЛА / а бабочка леТЕЛА / как хоТЕЛА». Умение писать мне дано, но, главное, удалось это сохранить, что потребовало определенной внутренней настойчивости – все же полвека деятельности или в подполье или в полуподполье, в изоляции или в полуизоляции. Во всяком случае, я понял одну интересную вещь: талант – это еще умение распорядиться своим талантом. Я видел очень много талантливых, на грани гениальности, людей, которые или начали работать на массовую культуру, или занялись политическим конформизмом, или потеряли себя, как Есенин, в угаре пьяном.

– В средствах информации были сообщения, что в 2003 году вас номинировали на Нобелевскую премию в области литературы.

– Началось с того, что мне позвонила журналистка из «АиФ» и спросила, можно ли взять у меня большое интервью. Я ответил, что можно, и тут же сказал жене: «Слушай, не иначе как меня на Нобелевскую премию выставили». – «Да, – задумчиво говорит она, – похоже». Журналистка взяла у меня интервью, и в конце спросила: «А почему вы ничего не говорите про Нобелевскую премию? Вас выдвинули». Потом включаю телевизор – ОРТ, НТВ, ТВЦ, Си-Эн-Эн сообщают, что среди претендентов на Нобелевскую премию по литературе за 2003 год два поэта – живущий в Париже сирийский поэт Адонис и я. Ну а в 2005 году опять по всем средствам массовой информации прошла дрожь. Мои сведения – только из СМИ, я в данном случае зритель. Но, вообще говоря, ведь и Набоков был номинантом, так что я – в хорошей компании.
Израиль, «Вести» (общеизраильская газета на рус. яз.), 11 ноября 2007 г.
Hosted by uCoz

………………………………
Елена КАЦЮБА
Виртуальный Альманах Миражистов «Созвездие К+»

Источник https://45ll.net/elena_katsyuba/stihi/
Ад ос. Ода
(хит с осой – осостих)

Себе нет осы в высоте небес,
не видок осы высоко дивен –
в осе были силы бесов.
Нет осам ума сотен,
у тел сил и взяв, язвили с лёту.
Солистка – факт сил ос –
жуж-
ж-ж-ж-
ала,
жалила ж!
– Да где осоед гад?
– Леди, вон осоед. Где ос он – о! – видел,
согнал фланг ос.
Как ясли в аду делал еду, давился как:
«Я ел, аж жалея,
сор и жир ос».

к списку

Возвращение
(палиндром-триллер)

Мимо длим ход. – Звони! Но вздох – мил дом им.
Жар и вечер – тс! – встрече. Вираж
дорог Азии за город.
Али памяти бит яма пила?
И не триллер зрел – лир тени,
ром армии роз, и зори, и мрамор…
Но вход – вдох вон:
мох, этаж сжат эхом
и тел пепел к свече, в склепе плети.
Навзрыд у дыр зван
ада голос или соло гада?
Кот у стен кричал, и пила – чирк! – нет суток,
кот ужаса жуток.
А ритуал зла у тира.
Али скор у кого курок – сила!
Им я лупила дали пулями,
и
мело праха сахар полем.

Если

Если отвергнешь
холодный транс черёмухи
если балетные позы сирени
тебя не сведут с ума
если сбежишь от жасмина –
в нём осколки фарфора
китайских семейных ссор –
значит жёлтые глаза липы
возьмут тебя в летний плен

Если двери рождают шаги из утробы звука
если стёкла звенят и роняют на пол
квадратный свет
если закат вторгается в окна
режет рамой стены и двери
значит молчаньем минувшему не мешай
но с будущей осенью говори

Если же снова наступит «снова»
если в двери опять постучит «опять»
если уже и «уже» приходит
если ещё и «ещё» требует свою часть
значит зима стоит на пороге –
больше нечего выбирать

Заговор рек

Лагуна Юношеской Близости Илисто Тепла Если
Лоза Южанка Бутылкой Изабеллы Тревожит Ежевечерне
Лидию Юбилейных Бокалов Инспектирует Тресковый Евнух
Дон Радиоволн Уведомит Горизонты
Двина Ревности Утратит Глубинную Ауру
Лодки Юлят Бортами Избегая Траверса Единобрачья
Лопасти Юбок Бьются Из Темноты Едва
Линь Юркий Блеснет Искрами Телесных Единичек
Днепр Речи Утроит Гнев
Днестр Русалок Убежит Где Амазонка
Летит Юзом Бравада И Тяготит Естество
Ласка Ютится Бездонно Иная Теснина Ей
Лиман Юродивых Бережет Их Тайна Есть
Даугава Разгула Уговорит Ганг
Дунай Рук Утратит Границу Антропоморфа
Замбези Африки Громом Охнет Внутрь Омута Рта
Заговор Рек Еле-Еле Терпит

Играю ноктюрн

«на флейте водосточных труб?
Владимир Маяковский

Я узнаю вас позвоночно
флюиды флейты в трубах стока
когда размытое утрило
в дали палитры мокрых окон

Бурливо гулькает в решетках
реки подземное бульканто
и дней закадры завершает
багрово тучное адДанте.

Лев

На берег музыки
выходит разгневанный лев
гриву склоняет, ложится на камни
воду призрачную лакает
и присмирев
говорит с луной языками пламени

На берегу музыки
грохочут волны безмолвия
оглушают молчанием чайки
Здесь убивают любовью
воскрешают отчаянием

Мудрость музыки высока и строга,
Зорким слухом миры прозрев.

Нет у музыки берега
нет у музыки берега…
но есть лев

Меч сна

Меч – палиндром обоюдоострый.
Вертикальный – страж жизни.
В горизонтальном полете – служитель смерти.
Его обивает канат надежды.
Его время – нуль.
Его цвет – лунный.
Его цветы мак и лилия.

Меч, а звон сводов снов зачем?
Меч в ответ: «Идите в сон, но свет. Идите в то, в чём
узором на древе сна титан Север дан морозу.
Я дал нуль лет, ибо во сне Рим смирен – сов обитель, лун ладья.
А Коран сынам боя – обманы сна рока».
Вот сон – улитка, Шиве – лев и Шакти – лун остов.
Лев из яви маками вязи вел.
Лев умен, мак сонлив, слезу в узел свил, но с камнем увел –
зал грез озер глаз.
Вол сном един и демон слов.
От каната снов вон, Сатана! Кто
в окне видел Имя и лилиями – Леди Венков?
Цедив он смолы богам – маг, о былом сновидец,
но свят. Иди, дитя, в сон –
ночемеч он.

Нить Ариадны

тебе – меня плеНИТЬ
раНИТЬ
мне – тебя замаНИТЬ
одурмаНИТЬ
в лабиринте НИТЬ
НИТЬ
НИТЬ
чтобы нас соедиНИТЬ

оборвется НИТЬ
некого виНИТЬ
ничего не измеНИТЬ
только в памяти храНИТЬ
помНИТЬ
НИТЬ
НИТЬ
НИТЬ
помиловать
нельзя
казНИТЬ
Происшествие

В каналы брошенные башни
на части рвутся
морщат окна
куда упала с парапета
та что смотрела в эти окна
на мокром камне поскользнулась
когда задумалась о жутком
и пожалела что сломалась.
На каблука тупую острость
упала солнечная сырость
реаниматор праздный молвил:
«Здесь капельницы не помогут
она обманывала много».
И увеличил жизни скорбность
златой улиткою валторны.

Путь

Кто нашёл
шёл
шёл
шёл
шёл
шёл
шёл
шёлковый путь к сердцу женщины?

Рифма

В горящий закат
вечерний ракат
выпустил рифмы ракет
Только на западе знаки востока
обретают форму и цвет
Рифма блуждает меж языками
рождая словесный кайф –
в русском рифмуются НОЧЬ и НОЖ
в английском NIGHT and KNIFE

* * *

С-л-ЕЗАМ откройся,
дверь сокровищ
сердечных,
а ума палату пусть опечатает сургуч
в окне расплавленного солнца

Свеча

Свеча боится темноты

Чем больше страх свечи – тем ярче свет
Чем ярче свет – тем жизнь свечи короче
Чем жизнь короче – тем сильнее страх
Чем страх сильней – тем ярче свет свечи
Чем ярче свет – тем жизнь короче
Чем жизнь короче – тем сильнее страх…
… ?

Свидетельство Луны

Луна не каждому сестра

Отвара лунных трав не пей
обугленного страхом рта не открывай
когда Луна
сочится ртутным молоком

Не каждому Луна вдова
кто в сердце схоронил себя
молчание – Луны бокал
безмолвие – её вино

Не спрячешь в зеркало лицо
звенят ионы серебра
шпионы лунных вечеров
ведь в каждом зеркале Луна

Не каждому Луна алтарь
для жертвоприношений дней
Они уже давно всегда
нарезаны на диск Луны
а небо – искренний экран
оно – свидетельство Луны

Не всякому Луна верна
кто бродит по ночам во сне

Нет оборотной стороны
ни у Луны
ни у судьбы

Сенсация

В зарослях бузины и шиповника
развалины заброшенного завода
перекошенные ворота
срезанные рельсы
кривые буквы
П_ ОЕЗД ЗА_ РЫТ
Сенсация!
Весь мир содрогнулся!
Найдено неопровержимое свидетельство
жестокости древней цивилизации –
историки доказали, что в далёком 20-м веке
приговорённых к смерти
в конце календарного года собирали в один поезд
и закапывали в землю перед главным храмом
Так совершалось жертвоприношение богу Валу
которое называлось «валовой продукт»
Правда, специалисты по древним языкам
что-то лепечут о стёршихся иероглифах
Но кто их слушает?
Готовится мощная научная экспедиция
А пока решаются проблемы с финансированием
чёрные археологи продают
ржавые болты и гайки
и утверждают
что накануне стихийных бедствий
из-под земли по ночам можно услышать
замогильный перестук колёс и скорбное пение.

* * *

Синяя бутылка
Красный кувшин
Зелёный стакан

Глоток синего света
Глоток красного света
Глоток зелёного света

Синий голос
Красный смех
Зелёный крик

Д Ы Х А Н И Е
П Р О З Р А Ч Н О

След

На Луне тишь
На Земле шум
Во дворе дом
На окне кот
Под землёй крот
Под водой карп
Над рекой мост
На мосту снег
На снегу след
– Кто наследил?
– А кто следил.
– А кто следил?
За Луной луновед
За Землёй землевед
За домом домовой
За котом котофил
За кротом кротофоб
За карпом рыболов
За мостом дорога
За дорогой дом
Крыша в серебре
Дворник во дворе
Он лопатой – ширк-ширк
Он метлой – кыш-кыш
Снега нет
Следа нет
Тиш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-шь
Как на Луне

Школа ласки

Бархат и шёлк обучены обнимать –
есть сеть специальных школ.
Учились там многие,
но по разным причинам отчислены:
мрамор могильно холоден был;
ветер не умел сдерживать страсть –
он и сейчас пиратствует в подворотнях,
задирая-раздувая подолы-рукава;
одеяло оказалось неуклюжим –
его приходилось подтыкать под бока;
простушки простыни, хотя и льнули к телу,
но ложились неумелыми складками;
золото и серебро любили лишь себя;
ожерелья распалялись телесным теплом.
Только тонкие-тонкие цепочки
так ложились на шею,
что по коже бежали нежные мурашки.
Ивы научились обнимать шелестом,
шторы – тишиной,
но золотой диплом получило только небо –
оно всей силой синевы
обнимает землю день и ночь.

Язычные сады

Сад итальянского языка подобен райскому
каждое дерево мужчина – Адам
каждый плод женщина – Ева
melagrano – гранат
melagrana – граната
pero – груш
pera – груша
amareno – вишнь
amarena – вишня
mandorlo – миндаль
mandorla – миндалина
melo – яблонь
mela – яблока

В садах русского языка
от мужчин происходят мужчины
от женщин женщины
гранат – гранат
груша – груша
вишня – вишня
миндаль – миндаль
только от яблони –
нечто среднего рода – яблоко

Впрочем немецкий мужской Apfelbaum
произвел себе подобный Apfel

В англоязычных садах всё – it
итого – полная бесполость

аЗияние

Безумный кузнец созвездий
загородил зверей из бездны
забором гвоздезвездным

Зов муэдзина
алмазным лезвием разрезал
занавес заката

Ознобом звёздным разбежались
заоблачные знаки Зодиака

Закрыты Близнецов глаза:
Азиза и Азиз
измученные розами
забылись

Зуб золотой в зенит вонзился –
Возничий запоздалый,
не задень!

Раздвинуты запретные затворы
звездочасам приказано звенеть:
– Одзин… одзиннадцать… звенадцать…

Шахерезада
казни избежав
из вазы Азии загадочные вензели сказаний
извлекает

Забыты праздники и состязанья
заброшены законы и приказы
в забвении разбойники в зинданах
визирь измаялся бездельем
и заговор задуманный завис

Змеиные зрачки зелёных глаз
гипнозом звёздным связали разум

И сызнова заря зарю узнав
сказала:
– Звеликий зарь, звенец земли,
дозволенное завершаю.
Засни, забот не зная».

Замолкла и зашла за горизонт

Николаю Николаевичу ЕРЁМИНУ Рекомендация на премию Фазиля Искандера

Имя Николая Ерёмина много лет украшает сибирскую корону поэзии. Он ярок, лиричен, ироничен, предельно откровенен. А что ещё требуется поэту?
Однако в недавние годы открылась ещё одна поэтическая чакра этого весьма неординарного автора. Его поэтическая энергия сгустилась в неожиданном издательском проекте “Миражисты”. Одни названия этой сугубо авторской серии альманахов чего стоят: “Пощёчина общественной безвкусице”, “ЕБЖ”, “Новая сибирская ссылка” и т.д. – количество уже перевалило за десять.
Ёмкость и глубина необычайная.
“Сибирская ссылка” вдруг делает классические тексты Радищева не только классикой, но горячей сегодняшней исповедью. Тут рядом имена таких сибиряков, как, скажем, Евгений Попов. И ясно становится, из каких глубин вечной мерзлоты произрастают корни и путешествия Радищева и того же “Метрополя”.
А “Пощёчина общественной безвкусице” разве не рушит все временные барьеры между манифестами футуристов и сегодняшними поэтами авангарда. Глубокие раздумья Льва Толстого о жизни и смерти и его знаменитое ЕБЖ (если буду жив) вдруг становится горячим и актуальным для нынешних русских писателей от Москвы до Парижа.
Николай Ерёмин полифонист. Он владеет самыми разными регистрами от тончайшего лиризма до едкой иронии. От его текстов исходит живительная свобода, как от наших знаменитых шестидесятников.
Я совершенно искренне рекомендую его на премию Фазиля Искандера.
Это пошло бы на пользу всей нашей сегодняшней литературе.
Надо поддерживать тех, кто не вымер в вечной сибирской мерзлоте, а отчаянно трубит, как мамонт, во славу поэзии.

Елена Кацюба (Кедрова) член Русского ПЕН-центра
27 февраля 2019 г.

Город Москва

…………………………….……………………………..
Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ
Виртуальный Альманах Миражистов «СОЗВЕЗДИЕ К+»

Андрей Андреевич Вознесенский о “Компьютере любви” и Кедрове:

— Константин Кедров не просто поэт, поэт герметический, он орган литературного процесса. Я думаю, что если бы его не было, у нас пошло бы на перекосяк
http://video.mail.ru/mail/kedrov42/1/123.html
(ПОСМОТРЕТЬ И ПОСЛУШАТЬ ВИДЕО)

ЭФИРНЫЕ СТАНСЫ

Посвящается Константину Кедрову:

Мы сидим в прямом эфире

Мы для вас как на корриде

Мы сейчас в любой квартире

Говорите, говорите…

Костя, не противься бреду

их беде пособолезнуй

в наших критиках (по Фрейду!)

их история болезни

Вязнем, уши растопыря

В фосфорическом свету

Точно бабочки в эфире

Или в баночке в спирту

Вся Россия в эйфории

Митингуют поварихи

говорящие вороны

гуси с шеей Нефертити

нас за всех приговорили

отвечать здесь

говорите

Не в американских Фивах

Философствуя извне

Мы сидим в прямом эфире

Мы сидим в прямом дерьме

Я, наверно, первый в мире

Из поэтов разных шкал

Кто стихи в прямом эфире

На подначку написал

Иль под взглядами Эсфири

Раньше всех наших начал

Так Христос в прямом эфире

Фарисеям отвечал

Костя, Костя, как помирим

эту истину и ту

Станем мыслящим эфиром

пролетая темноту
1993

Стихотворение прозвучало также на вечере К.Кедрова в салоне “Классики XXI века” (можно посмотреть запись программы канала “Культура” “Другой голос”, 1994 г. 107.9 Mb | avi )

* * *

Настанет лада Кредова

constanta Кедрова

(Опубликовано в «Газете Поэзия» № 11, 1999

г. в в книге К.Кедрова «Инсайдаут». М.,

Мысль, 2001)

ДЕКОобраз

Прометей — вор пламени.

“Митьки” — воры примитива.

Декарт — вор метели.

Кедров — вор дек.

Он крадет для нас у неба источник музыки,

ее древесную деку,

отражатель и усилитель звука.

Я видел в балетном классе в Перми стройные деки, чувственно замершие в стойке

у зеркального барьера.

Все деревянные скульптуры Христа физиономически похожи на Кедрова.

Творчество — вор вечности и наоборот.

В заплечном мешке собирателя — похищенные у неба идеи метаметафоры.

Поэтика мысли его — все сужающаяся и расширяющаяся Вселенная.

Троеперстию темного куклуксклана он противопоставляет двоеперстие своего К. К.

Обороняясь от злобы мира, они или становятся

или прислонились спинами друг к другу. Ж

Прищурьтесь — и вы увидите снежинку.

Снежинка — вор красоты.

К е д р о в — в о р д е К

ДЕКОобраз — декоОБРАЗ
1999

http://video.mail.ru/mail/kedrov42/1/161.html
(ПОСМОТРЕТЬ И ПРОСЛУШАТЬ НА ВИДЕО)

1-й Всемирный день поэзии в театре на Таганке. 21 марта 2000 г. Андрей Вознесеский представляет Константина Кедрова:
– Когда-то было сказано, что Есенин – это орган, орган чувственный, это уже не человек, это орган. Орган поэзии сейчас – это Кедров. Это удивительная личность. Он еще доктор философских наук. По-моему, ни один поэт в России не был таким умным и образованным. Вот сейчас вы услышите «Компьютер любви». Это удивительная вещь, это божественное такое, разложенное на математику, это прекрасно. Я хочу, чтобы вы послушали его и полюбили.

http://video.mail.ru/mail/kedrov42/1/274.html
(ПРОСМОТРЕТЬ И ПРОСЛУШАТЬ НА ВИДЕО)

ДЕМОНСТРАЦИЯ ЯЗЫКА

Константирует Кедров

поэтический код декретов.

Константирует Кедров

недра пройденных километров.

Так, беся современников,

как кулич на лопате,

константировал Мельников

особняк на Арбате.

Для кого он горбатил,

сумасшедший арбайтер?

Бог поэту сказал: “Мужик,

покажите язык!”

Покажите язык свой, нежить!

Но не бомбу, не штык –

в волдырях, обожженный, нежный –

покажите язык!

Ржет похабнейшая эпоха.

У нее медицинский бзик.

Ей с наивностью скомороха

покажите язык.

Монстры ходят на демонстрации.

Демонстрирует ****ь шелка.

А поэт – это только страстная

демонстрация языка.

Алой маковкой небесовской

из глубин живота двоякого

оперируемый МаЯКОВский

демонстрирует ЯКОВА…

Приседает луна в аллеях,

шуршит лириками страна.

У нас нет кризиса

перепроизводства туалетов –

зато есть перепроизводства дерьма.

Похотиливый, как ксендз тишайший,

Кедров врет, что консенсус есть.

Он за всех на небо ишачит,

взвив дымящийся к небу секс

Связь тротила и рок-тусовки

константирует Рокоссовский.

Что, тряся бороденкой вербальной,

константирует Бальмонт

Эфемерность евроремонтов

константирующий Леонтьев

повторяет несметным вдовам:

“Поэт небом аккредитован!”

Мыши хвостатое кредо

оживает в компьютерной мыши.

Мысль – это константа Кедрова.

Кедров – это константа мысли.

2002

Источник https://pitzmann.ru/voznesensky.htm#pochemu
Читает Андрей Вознесенский:

***
Я шёл вдоль берега Оби,
я селезню шёл параллельно.
Я шёл вдоль берега любви,
и вслед деревни мне ревели.

И параллельно плачу рек,
лишённых лаянья собачьего,
финально шёл XX век,
крестами ставни заколачивая.

И в городах, и в хуторах
стояли Инги и Устиньи,
их жизни, словно вурдалак,
слепая высосет пустыня.

Кричала рыба из глубин:
«Возьми детей моих в котомку,
но только реку не губи!
Оставь хоть струйку для потомства».

Я шёл меж сосен голубых,
фотографируя их лица,
как жертву, прежде чем убить,
фотографирует убийца.

Стояли русские леса,
чуть-чуть подрагивая телом.
Они глядели мне в глаза,
как человек перед расстрелом.

Дубы глядели на закат.
Ни Микеланджело, ни Фидий,
никто их краше не создаст.
Никто их больше не увидит.

«Окстись, убивец-человек!» –
кричали мне, кто были живы.
Через мгновение их всех
погубят взрывы.

«Окстись, палач зверей и птиц,
развившаяся обезьяна!
Природы гениальный смысл
уничтожаешь ты бездарно».

И я не мог найти Тебя
среди абсурдного пространства,
и я не мог найти себя,
не находил, как ни старался.

Я понял, что не будет лет,
не будет века двадцать первого,
что времени отныне нет.
Оно на полуслове прервано…

Земля пустела, как орех.
И кто-то в небе пел про это:
«Червь, человечек, короед,
какую ты сожрал планету!..»
1983

Миллион роз

Жил-был художник один,
домик имел и холсты.
Но он актрису любил,
ту, что любила цветы.

Он тогда продал свой дом –
продал картины и кров –
и на все деньги купил
целое море цветов.

Миллион, миллион, миллион алых роз
из окна, из окна, из окна видишь ты.
Кто влюблён, кто влюблён,
кто влюблён – и всерьёз! –
свою жизнь для тебя превратит в цветы.

Утром встаёшь у окна –
может, сошла ты с ума?
Как продолжение сна,
площадь цветами полна.

Похолодеет душа –
что за богач там чудит?
А за окном без гроша
бедный художник стоит.

Встреча была коротка.
В ночь её поезд увёз.
Но в её жизни была
песня безумная роз.
Прожил художник один.
Много он бед перенёс.
Но в его жизни была
целая площадь из роз.
1981 Музыка Раймонда Паулса.

***
Поглядишь, как несметно
разрастается зло –
слава богу, мы смертны,
не увидим всего.

Поглядишь, как несмелы
табуны васильков –
слава богу, мы смертны,
не испортим всего.
1977

***
Почему два великих поэта,
проповедники вечной любви,
не мигают, как два пистолета?
Рифмы дружат, а люди – увы…

Почему два великих народа
холодеют на грани войны,
под непрочным шатром кислорода?
Люди дружат, а страны – увы…

Две страны, две ладони тяжёлые,
предназначенные любви,
охватившие в ужасе голову
чёрт-те что натворившей Земли!
1977
Сага

Ты меня на рассвете разбудишь,
проводить необутая выйдешь.
Ты меня никогда не забудешь.
Ты меня никогда не увидишь.

Заслонивши тебя от простуды,
я подумаю: «Боже всевышний!
Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу».

Эту воду в мурашках запруды,
это Адмиралтейство и Биржу
я уже никогда не забуду
и уже никогда не увижу.

Не мигают, слезятся от ветра
безнадежные карие вишни.
Возвращаться – плохая примета.
Я тебя никогда не увижу.

Даже если на землю вернёмся
мы вторично, согласно Гафизу,
мы, конечно, с тобой разминёмся.
Я тебя никогда не увижу.

И окажется так минимальным
наше непониманье с тобою
перед будущим непониманьем
двух живых с пустотой неживою.

И качнётся бессмысленной высью
пара фраз, залетевших отсюда:
«Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу».
1977

1. Читает Андрей Вознесенский.
2. Поёт Николай Караченцов. Звук
***
Не отрекусь
от каждой строчки прошлой –
от самой безнадёжной и продрогшей
из актрисуль.

Не откажусь
от жизни торопливой,
от детских неоправданных трамплинов
и от кощунств.

Не отступлюсь –
«Ни шагу! Не она ль за нами?» –
наверное, с заблудшими, с лгунами…
Мой каждый куст!

В мой страшный час,
хотя и бредовая,
поэзия меня не предавала,
не отреклась.

Я жизнь мою
в исповедальне высказал.
Но на весь мир транслировалась исповедь.
Всё признаю.

Толпа кликуш
ждёт, хохоча, у двери:
«Кус его, кус!»
Всё, что сказал, вздохнув, удостоверю.

Не отрекусь.
1975

***
Друг мой, мы зажились. Бывает.
Благодать.
Раз поэтов не убивают,
значит, некого убивать.
1975
***
Война
С иными мирами связывая,
глядят глазами отцов
дети –
широкоглазые
перископы мертвецов.
1975

***
Есть русская интеллигенция.
Вы думали – нет? Есть.
Не масса индифферентная,
а совесть страны и честь.

Есть в Рихтере и Аверинцеве
земских врачей черты –
постольку интеллигенция,
поскольку они честны.

«Нет пороков в своём отечестве».
Не уважаю лесть.
Есть пороки в моём отечестве,
зато и пророки есть.

Такие, как вне коррозии,
ноздрёй петербуржской вздет,
Николай Александрович Козырев –
небесный интеллигент.

Он не замечает карманников.
Явился он в мир стереть
второй закон термодинамики
и с ним тепловую смерть.

Когда он читает лекции,
над кафедрой, бритый весь –
он истой интеллигенции
указующий в небо перст.

Воюет с извечной дурью,
для подвига рождена,
отечественная литература –
отечественная война.

Какое призванье лестное
служить ей, отдавши честь:
«Есть, русская интеллигенция!
Есть!»
1975

Ностальгия по настоящему

Я не знаю, как остальные,
но я чувствую жесточайшую
не по прошлому ностальгию –
ностальгию по настоящему.

Будто послушник хочет к Господу,
ну а доступ лишь к настоятелю –
так и я умоляю доступа
без посредников к настоящему.

Будто сделал я что-то чуждое,
или даже не я – другие.
Упаду на поляну – чувствую
по живой земле ностальгию.

Нас с тобой никто не расколет.
Но когда тебя обнимаю –
обнимаю с такой тоскою,
будто кто-то тебя отнимает.

Одиночества не искупит
в сад распахнутая столярка.
Я тоскую не по искусству,
задыхаюсь по настоящему.

Когда слышу тирады подленькие
оступившегося товарища,
я ищу не подобья – подлинника,
по нему грущу, настоящему.

Одиночества не искупит
В сад распахнутая столярка.
Я тоскую не по искусству,
задыхаюсь по настоящему.

Всё из пластика – даже рубища.
Надоело жить очерково.
Нас с тобою не будет в будущем,
а церковка…

И когда мне хохочет в рожу
идиотствующая мафия,
говорю: «Идиоты – в прошлом.
В настоящем – рост понимания».

Хлещет чёрная вода из крана,
хлещет ржавая, настоявшаяся,
хлещет красная вода из крана,
я дождусь – пойдёт настоящая.

Что прошло, то прошло. К лучшему.
Но прикусываю, как тайну,
ностальгию по настающему,
что настанет. Да не застану.
1975

***
Дорогие литсобратья!
Как я счастлив оттого,
что средь общей благодати
меня кроют одного.

Как овечка чёрной шерсти,
я не зря живу свой век –
оттеняю совершенство
безукоризненных коллег.
1975

***
Теряю свою независимость,
поступки мои, верней, видимость
поступков моих и суждений
уже ощущают уздечку,
и что там софизмы нанизывать!
Где прежде так резво бежалось,
путь прежний мешает походке,
как будто магнитная залежь
притягивает подковки!
Безволье какое-то, жалость…
Куда б ни позвали – пожалуйста,
как набережные кокотки.
Какое-то разноголосье,
лишившееся дирижёра,
в душе моей стонет и просит,
как гости во время дожора.
И галстук, завязанный фигой,
искусства не заменитель.
Должны быть известными – книги,
а сами вы незнамениты,
чем мина скромнее и глуше,
тем шире разряд динамита.
Должны быть бессмертными – души,
а сами вы смертно-телесны,
телевизионные уши
не так уже интересны.
Должны быть бессмертными рукописи,
а думать – кто купит? – бог упаси!
Хочу низложенья просторного
всех черт, что приписаны публикой.
Монархия первопрестольная
в душе уступает республике.
Тоскую о милых устоях.
Отказываюсь от затворничества
для демократичных забот –
жестяной лопатою дворничьей
расчищу снежок до ворот.
Есть высшая цель стихотворца –
ледок на крылечке оббить,
чтоб шли отогреться с морозца
и исповеди испить.
1974

***
Не возвращайтесь
к былым возлюбленным,
былых возлюбленных на свете нет.
Есть дубликаты –
как домик убранный,
где они жили немного лет.

Вас лаем встретит собачка белая,
и расположенные на холме
две рощи – правая, а позже левая –
повторят лай про себя, во мгле.

Два эха в рощах живут раздельные,
как будто в стереоколонках двух,
всё, что ты сделала и что я сделаю,
они разносят по свету вслух.

А в доме эхо уронит чашку,
ложное эхо предложит чай,
ложное эхо оставит на ночь,
когда ей надо бы закричать:

«Не возвращайся ко мне, возлюбленный,
былых возлюбленных на свете нет,
две изумительные изюминки,
хоть и расправятся тебе в ответ…»

А завтра вечером, на поезд следуя,
вы в речку выбросите ключи,
и роща правая, и роща левая
вам вашим голосом прокричит:

«Не покидайте своих возлюбленных.
Былых возлюбленных на свете нет…»

Но вы не выслушаете совет.
1974

Порнография духа

Отплясывает при народе
с поклонником голым подруга.
Ликуй, порнография плоти!
Но есть порнография духа.

Докладчик порой на лектории,
в искусстве силён, как стряпуха,
раскроет на аудитории
свою порнографию духа.

В Пикассо ему всё не ясно,
Стравинский – безнравственность слуха.
Такого бы постеснялась
любая парижская шлюха.

Когда танцовщицу раздели,
стыжусь за пославших её.
Когда мой собрат на панели,
стыжусь за него самоё.

Подпольные миллионеры,
когда твоей родине худо,
являют в брильянтах и нерпах
свою порнографию духа.

Напишут чужою рукою
статейку за милого друга,
но подпись его под статьёю
висит порнографией духа.

Когда на собрании в зале
неверного судят супруга,
желая интимных деталей,
ревёт порнография духа.

Как вы вообще это смеете!
Как часто мы с вами пытаемся
взглянуть при общественном свете,
когда и двоим – это таинство…

Конечно, спать вместе не стоило б…
Но в скважине голый глаз
значительно непристойнее
того, что он видит у вас…

Клеймите стриптизы экранные,
венерам закутайте брюхо.
Но всё-таки дух – это главное.
Долой порнографию духа!
1974

Сначала

Достигли ли почестей постных,
рука ли гашетку нажала –
в любое мгновенье не поздно,
начните сначала!

«Двенадцать» часы ваши пробили,
но новые есть обороты.
Ваш поезд расшибся, – попробуйте
летать самолётом!

Вы к морю выходите запросто,
спине вашей зябко и плоско,
как будто отхвачено заступом
и брошено к берегу пошлое.

Не те вы учили алфавиты,
не те вас кимвалы манили,
иными их быть не заставите –
ищите иные!

Так Пушкин порвал бы, услышав,
что не ядовиты анчары,
великое четверостишье
и начал сначала!

Начните с бесславья, с безденежья.
Злорадствует пусть и ревнует
былая твоя и нездешняя –
ищите иную.

А прежняя будет товарищем.
Не ссорьтесь. Она вам родная.
Безумие с ней расставаться,
однако

вы прошлой любви не гоните,
вы с ней поступите гуманно –
как лошадь, её пристрелите.
Не выжить. Не надо обмана.
1973

Читает Андрей Вознесенский: Звук
Муравей

Он приплыл со мной с того берега,
заблудившись в лодке моей.
Не берут его в муравейники.
С того берега муравей.

Чёрный он, и яички беленькие,
даже, может быть, побелей…
Только он муравей с того берега,
с того берега муравей.

С того берега он, наверное,
как католикам старовер,
где иголки таскать повелено
остриями не вниз, а вверх.

Я б отвёз тебя, чёрта беглого,
да в толпе не понять – кто чей.
Я и сам не имею пеленга
того берега, муравей.

Того берега, где со спелинкой
земляниковые бока…
Даже я не имею пеленга,
чтобы сдвинулись берега!

Через месяц на щепке, как Беринг,
доплывёт он к семье своей,
но ответят ему с того берега:
«С того берега муравей».
1973

***
Стихи не пишутся – случаются,
как чувства или же закат.
Душа – слепая соучастница.
Не написал – случилось так.
1973
Приглашаю посмотреть моё стихотворение: «Не пишутся стихи».
Песня вечерняя

Ты молилась ли на ночь, берёза?
Вы молились ли на ночь,
запрокинутые озёра
Сенеж, Свитязь и Нарочь?

Вы молились ли на ночь, соборы
Покрова и Успенья?
Покурю у забора.
Надо, чтобы успели.

Ты молилась ли на ночь, осина?
Труд твой будет обильный.
Ты молилась, Россия?
Как тебя мы любили!
1972

Заповедь

Вечером, ночью, днём и с утра
благодарю, что не умер вчера.

Пулей противника сбита свеча.
Благодарю за священность обряда.
Враг по плечу – долгожданнее брата,
благодарю, что не умер вчера.

Благодарю, что не умер вчера
сад мой и домик со старой терраской,
был бы вчерашний, позавчерашний,
а поутру зацвела мушмула!

И никогда б в мою жизнь не вошла
ты, что зовёшься греховною силой –
чисто, как будто грехи отпустила,
дом застелила – да это ж волшба!

Я б не узнал, как ты утром свежа!
Стал бы будить тебя некий мужчина.
Это же умонепостижимо!
Благодарю, что не умер вчера.

Проигрыш чёрен. Подбита черта.
Нужно прочесть приговор, не ворча.
Нужно, как Брумель, начать с «ни черта».
Благодарю, что не умер вчера.

Существование – будто сестра,
не совершай мы волшебных ошибок.
Жизнь – это точно любимая, ибо
благодарю, что не умер вчера.

Ибо права не вражда, а волшба.
Может быть, завтра скажут: «Пора!»
Так нацарапай с улыбкой пера:
«Благодарю, что не умер вчера».
1972

***
Ну что тебе надо ещё от меня?
Чугунна ограда. Улыбка темна.
Я музыка горя, ты музыка лада,
ты яблоко ада, да не про меня!

На всех континентах твои имена
прославил. Такие отгрохал лампады!
Ты музыка счастья, я нота разлада.
Ну что тебе надо ещё от меня?

Смеялась: «Ты ангел?» – я лгал, как змея.
Сказала: «Будь смел» – не вылазил из спален.
Сказала: «Будь первым» – я стал гениален,
ну что тебе надо ещё от меня?

Исчерпана плата до смертного дня.
Последний горит под твоим снегопадом.
Был музыкой чуда, стал музыкой яда,
ну что тебе надо ещё от меня?

Но и под лопатой спою, не виня:
«Пусть я удобренье для божьего сада,
ты – музыка чуда, но больше не надо!
Ты случай досады. Играй без меня».

И вздрогнули складни, как створки окна.
И вышла усталая и без наряда.
Сказала: «Люблю тебя. Больше нет сладу.
Ну что тебе надо ещё от меня»
1971

Правила поведения за столом

Уважьте пальцы пирогом,
в солонку курицу макая,
но умоляю об одном –
не трожьте музыку руками!

Нашарьте огурец со дна
и стан справасидящей дамы,
даже под током провода –
но музыку нельзя руками.

Она с душою наравне.
Берите трёшницы с рублями,
но даже вымытыми не
хватайте музыку руками.

И прогрессист и супостат,
мы материалисты с вами,
но музыка – иной субстант,
где не губами, а устами…

Руками ешьте даже суп,
но с музыкой – беда такая!
Чтоб вам не оторвало рук,
не трожьте музыку руками.
1971

Песня акына

Не славы и не коровы,
не шаткой короны земной –
пошли мне, господь, второго, –
чтоб вытянул петь со мной!

Прошу не любви ворованной,
не денег, не орденов –
пошли мне, господь, второго, –
чтоб не был так одинок.

Чтоб было с кем пасоваться,
аукаться через степь,
для сердца, не для оваций,
на два голоса спеть!

Чтоб кто-нибудь меня понял.
Не часто, ну, хоть разок,
из раненых губ моих поднял
царапнутый пулей рожок.

И пусть мой напарник певчий,
забыв, что мы сила вдвоём,
меня, побледнев от соперничества,
прирежет за общим столом.

Прости ему. Пусть до гроба
одиночеством окружён.
Пошли ему, бог, второго –
такого, как я и он.
1971

Не пишется

Я – в кризисе. Душа нема.
«Ни дня без строчки», – друг мой дрочит.
А у меня –
ни дней, ни строчек.

Поля мои лежат в глуши.
Погашены мои заводы.
И безработица души
зияет страшною зевотой.

И мой критический истец
в статье напишет, что, окрысясь,
в бескризиснейшей из систем
один переживаю кризис.

Мой друг, мой северный, мой неподкупный друг,
хорош костюм, да не по росту,
внутри всё ясно и вокруг –
но не поётся.

Я деградирую в любви.
Дружу с оторвою трактирною.
Не деградируете вы –
я деградирую.

Был крепок стих, как рафинад.
Свистал хоккейным бомбардиром.
Я разучился рифмовать.
Не получается.

Чужая птица издали
простонет перелётным горем.
Умеют хором журавли.
Но лебедь не умеет хором.

О чём, мой серый, на ветру
ты плачешь белому Владимиру?
Я этих нот не подберу.
Я деградирую.

Семь поэтических томов
в стране выходит ежесуточно.
А я друзей и городов
бегу, как бешеная сука,

в похолодавшие леса
и онемевшие рассветы,
где деградирует весна
на тайном переломе к лету…

Но верю я, моя родня –
две тысячи семьсот семнадцать
поэтов нашей федерации –
стихи напишут за меня.
Они не знают деградации.
1967

Тоска

Загляжусь ли на поезд с осенних откосов,
забреду ли в вечернюю деревушку –
будто душу высасывают насосом,
будто тянет вытяжка или вьюшка,
будто что-то случилось или случится –
ниже горла высасывает ключицы.

Или ноет какая вина запущенная?
Или женщину мучил – и вот наказанье?
Сложишь песню – отпустит,
а дальше – пуще.
Показали дорогу, да путь заказали.
Точно тайный горб на груди таскаю –
тоска такая!

Я забыл, какие у тебя волосы,
я забыл, какое твоё дыханье,
подари мне прощенье, коли виновен,
а простивши – опять одари виною…
1967

Бьёт женщина

В чьём ресторане, в чьей стране – не вспомнишь,
но в полночь
есть шесть мужчин, есть стол, есть Новый год,
и женщина разгневанная – бьёт!

Быть может, ей не подошла компания,
где взгляды липнут, словно листья банные?
За что – неважно. Значит, им положено –
пошла по рожам, как бельё полощут.
Бей, женщина! Бей, милая! Бей, мстящая!
Вмажь майонезом лысому в подтяжках.
Бей, женщина! Массируй им мордасы!
За все твои грядущие матрасы,

за то, что ты во всём передовая,
что на земле давно матриархат –
отбить, обуть, быть умной, хохотать, –
такая мука – непередаваемо!

Влепи в него салат из солонины.
Мужчины, рыцари, куда ж девались вы?!
Так хочется к кому-то прислониться – увы…

Бей, реваншистка! Жизнь – как белый танец.
Не он, а ты его, отбивши, тянешь.
Пол-литра купишь. Как он скучен, хрыч!
Намучишься, пока расшевелишь.

Ну можно ли в жилет пулять мороженым?!
А можно ли в капронах ждать в морозы?
Самой восьмого покупать мимозы –
можно?!

Виновные, валитесь на колени,
колонны, люди, лунные аллеи,
вы без неё давно бы околели!
Смотрите, из-под грязного стола –
она, шатаясь, к зеркалу пошла.

«Ах, зеркало, прохладное стекло,
шепчу в тебя бессвязными словами,
сама к себе губами прислоняюсь
и по тебе сползаю тяжело,
и думаю: трусишки, нету сил –
меня бы кто хотя бы отлупил!..»
1964
Автопортрет

Он тощ, словно сучья. Небрит и мордаст.
Под ним третьи сутки
трещит мой матрац.
Чугунная тень по стене нависает.
И губы вполхари, дымясь, полыхают.

«Приветик, – хрипит он, –
российской поэзии.
Вам дать пистолетик?
А, может быть, лезвие?
Вы – гений?
Так будьте ж циничнее к хаосу…
А может, покаемся?..
Послюним газетку и через минутку
свернём самокритику, как самокрутку?..»

Зачем он тебя обнимает при мне?
Зачем он моё примеряет кашне?
И щурит прищур от моих папирос…
Чур меня! Чур!
SOS!
1963

Тишины!

Тишины хочу, тишины!..
Нервы, что ли, обожжены?
Тишины…
чтобы тень от сосны,
щекоча нас, перемещалась,
холодящая словно шалость,
вдоль спины, до мизинца ступни.

Тишины…
Звуки будто отключены.
Чем назвать твои брови с отливом?
Понимание – молчаливо.
Тишины.

Звук запаздывает за светом.
Слишком часто мы рты разеваем.
Настоящее – неназываемо.
Надо жить ощущением, цветом.

Кожа тоже ведь человек,
с впечатленьями, голосами.
Для неё музыкально касанье,
как для слуха – поёт соловей.

Как живется вам там, болтуны,
чай, опять кулуарный авралец?
горлопаны не наорались?
Тишины…

Мы в другое погружены:
в ход природ неисповедимый.
И по едкому запаху дыма
мы поймём, что идут чабаны.

Значит, вечер. Вскипает приварок.
Они курят, как тени тихи.
И из псов, как из зажигалок,
светят тихие языки.
1963

Муромский сруб

Деревянный сруб,
деревянный друг,
пальцы свёл в кулак
деревянных рук,

как и я, глядит Вселенная во мрак,
подбородок положивши на кулак,

предок, сруб мой, ну о чём твоя печаль
над скамейкою замшелой, как пищаль?

Кто наврал, что я любовь твою продал
по электроэлегантным городам?

Полежим. Поразмышляем. Помолчим.
Плакать – дело недостойное мужчин.

Сколько раз мои печали отвели
эти пальцы деревянные твои…
1963

Прощание с Политехническим
Большой аудитории посвящаю

В Политехнический!
В Политехнический!
По снегу фары шипят яичницей.
Милиционеры свистят панически.
Кому там хнычется?!
В Политехнический!

Ура, студенческая шарага!
А ну, шарахни
по совмещанам свои затрещины!
Как нам мещане мешали встретиться!

Ура вам, дура
в серьгах-будильниках!
Ваш рот, как дуло,
разинут бдительно.
Ваш стул трещит от перегрева.
Умойтесь! Туалет – налево.

Ура, галёрка! Как шашлыки,
дымятся джемперы, пиджаки.
Тысячерукий, как бог языческий,
Твое Величество –
Политехнический!

Ура, эстрада! Но гасят бра.
И что-то траурно звучит «ура».

12 скоро. Пора уматывать.
Как ваши лица струятся матово.
В них проступают, как сквозь экраны,
все ваши радости, досады, раны.

Вы, третья с краю,
с копной на лбу,
я вас не знаю.
Я вас люблю!

Чему смеётесь? Над чем всплакнёте?
И что черкнёте, косясь, в блокнотик?
Что с вами, синий свитерок?
В глазах тревожный ветерок…

Придут другие – ещё лиричнее,
но это будут не вы –
другие.
Мои ботинки черны, как гири.
Мы расстаёмся, Политехнический!

Нам жить не долго. Суть не в овациях.
Мы растворяемся в людских количествах
в твоих просторах,
Политехнический.
Невыносимо нам расставаться.

Я ненавидел тебя вначале.
Как ты расстреливал меня молчанием!
Я шёл как смертник в притихшем зале.
Политехнический, мы враждовали!

Ах, как я сыпался! Как шла на помощь
записка искоркой электрической…
Политехнический,
ты это помнишь?
Мы расстаёмся, Политехнический.

Ты на кого-то меня сменяешь,
но, понимаешь,
пообещай мне, не будь чудовищем,
забудь
со стоющим!

Ты ворожи ему, храни разиню.
Политехнический –
моя Россия! –
ты очень бережен и добр, как бог,
лишь Маяковского не уберёг…

Поэты падают,
дают финты
меж сплетен, патоки
и суеты,
но где б я ни был – в земле, на Ганге, –
ко мне прислушивается
магически
гудящей
раковиною
гиганта
ухо
Политехнического!
1962

Антимиры

Живёт у нас сосед Букашкин,
в кальсонах цвета промокашки.
Но, как воздушные шары,
над ним горят Антимиры!

И в них магический, как демон,
Вселенной правит, возлежит
Антибукашкин, академик
и щупает Лоллобриджид.

Но грезятся Антибукашкину
виденья цвета промокашки.

Да здравствуют Антимиры!
Фантасты – посреди муры.
Без глупых не было бы умных,
оазисов – без Каракумов.

Нет женщин – есть антимужчины,
в лесах ревут антимашины.
Есть соль земли. Есть сор земли.
Но сохнет сокол без змеи.

Люблю я критиков моих.
На шее одного из них,
благоуханна и гола,
сияет антиголова!..

…Я сплю с окошками открытыми,
а где-то свищет звездопад,
и небоскрёбы сталактитами
на брюхе глобуса висят.

И подо мной вниз головой,
вонзившись вилкой в шар земной,
беспечный, милый мотылёк,
живёшь ты, мой антимирок!

Зачем среди ночной поры
встречаются антимиры?

Зачем они вдвоём сидят
и в телевизоры глядят?

Им не понять и пары фраз.
Их первый раз – последний раз!

Сидят, забывши про бонтон,
ведь будут мучиться потом!
И уши красные горят,
как будто бабочки сидят…

…Знакомый лектор мне вчера
сказал: «Антимиры? Мура!»

Я сплю, ворочаюсь спросонок,
наверно, прав научный хмырь.

Мой кот, как радиоприемник,
зелёным глазом ловит мир.
1961
Баллада 41-го года
Партизанам Керченской каменоломни

Рояль вползал в каменоломню.
Его тащили на дрова
к замёрзшим чанам и половням.
Он ждал удара топора!

Он был без ножек, чёрный ящик,
лежал на брюхе и гудел.
Он тяжело дышал, как ящер,
в пещерном логове людей.

А пальцы вспухшие алели.
На левой – два, на правой – пять…
Он
опускался
на колени,
чтобы до клавишей достать.

Семь пальцев бывшего завклуба!
И, обмороженно-суха,
с них, как с разваренного клубня,
дымясь, сползала шелуха.

Он с криком эти пальцы ложил,
их красоту, их божество…
И было величайшей ложью
Всё, что игралось до него!

Все отраженья люстр, колонны…
Во мне ревёт рояля сталь.
И я лежу в каменоломне.
И я огромен, как рояль.

Я отражаю штолен сажу.
Фигуры. Голод. Блеск костра.
И как коронного пассажа,
я жду удара топора!
1960

Бьют женщину

Бьют женщину. Блестит белок.
В машине темень и жара.
И бьются ноги в потолок,
как белые прожектора!

Бьют женщину. Так бьют рабынь.
Она в заплаканной красе
срывает ручку как рубильник,
выбрасываясь
на шоссе!

И взвизгивали тормоза.
К ней подбегали, тормоша.
И волочили и лупили
лицом по лугу и крапиве…
Подонок, как он бил подробно,
стиляга, Чайльд-Гарольд, битюг!
Вонзался в дышащие рёбра
ботинок узкий, как утюг.

О, упоенье оккупанта,
изыски деревенщины…
У поворота на Купавну
бьют женщину.

Бьют женщину. Веками бьют,
бьют юность, бьёт торжественно
набата свадебного гуд,
бьют женщину.

А от жаровен на щеках
горящие затрещины?
Мещанство, быт – да ещё как! –
бьют женщину.

Но чист её высокий свет,
отважный и божественный.
Религий – нет,
знамений – нет.
Есть
Женщина!..

…Она как озеро лежала,
стояли очи как вода,
и не ему принадлежала
как просека или звезда,

и звезды по небу стучали,
как дождь о чёрное стекло,
и, скатываясь,
остужали
её горячее чело.
1960

Свадьба

Выходит замуж молодость
Не за кого – за что.
Себя ломает молодость
За модные манто.
За золотые горы
И в серебре виски.
Эх, да по фарфору
Ходят сапоги!
Где пьют, там и бьют –
Чашки, кружки об пол бьют.
Горшки – в черепки,
Молодым под каблуки.
Брызжут чашки на куски:
Чьё-то счастье –
В черепки!

И ты в прозрачной юбочке,
Юна, бела,
Дрожишь, как будто рюмочка
На краешке стола.
Улыбочка, как трещинка,
Играет на губах,
И мокрые отметинки
Темнеют на щеках.

Где пьют, там и льют –
Слёзы, слёзы, слёзы льют…
1959

Осень
С. Щипачёву
Утиных крыльев переплеск.
И на тропинках заповедных
последних паутинок блеск,
последних спиц велосипедных.

И ты примеру их последуй,
стучись проститься в дом последний.
В том доме женщина живёт
и мужа к ужину не ждёт.

Она откинет мне щеколду,
к тужурке припадёт щекою,
она, смеясь, протянет рот.
И вдруг, погаснув, всё поймёт –
поймёт осенний зов полей,
полёт семян, распад семей…

Озябшая и молодая,
она подумает о том,
что яблонька и та – с плодами,
бурёнушка и та – с телком.

Что бродит жизнь в дубовых дуплах,
в полях, в домах, в лесах продутых,
им – колоситься, токовать.
Ей – голосить и тосковать.

Как эти губы жарко шепчут:
«Зачем мне руки, груди, плечи?
К чему мне жить и печь топить
и на работу выходить?»

Её я за плечи возьму –
я сам не знаю, что к чему…

А за окошком в юном инее
лежат поля из алюминия.
По ним – черны, по ним – седы,
до железнодорожной линии
Протянутся мои следы.
1959

Параболическая баллада

Судьба, как ракета, летит по параболе
Обычно – во мраке и реже – по радуге.

Жил огненно-рыжий художник Гоген,
Богема, а в прошлом – торговый агент.
Чтоб в Лувр королевский
попасть из Монмартра,
Он дал кругаля через Яву с Суматрой!

Унёсся, забыв сумасшествие денег,
Кудахтанье жён, духоту академий.
Он преодолел тяготенье земное.
Жрецы гоготали за кружкой пивною:
«Прямая – короче, парабола – круче,
Не лучше ль скопировать райские кущи?»

А он уносился ракетой ревущей
Сквозь ветер, срывающий фалды и уши.
И в Лувр он попал не сквозь главный порог –
Параболой гневно пробив потолок!

Идут к своим правдам, по-разному храбро,
Червяк – через щель, человек – по параболе.

Жила-была девочка, рядом в квартале.
Мы с нею учились, зачёты сдавали.
Куда ж я уехал! И чёрт меня нёс
Меж грузных тбилисских
двусмысленных звёзд!

Прости мне дурацкую эту параболу.
Простывшие плечики в чёрном парадном…
О, как ты звенела во мраке Вселенной
Упруго и прямо – как прутик антенны!
А я всё лечу, приземляясь по ним –
Земным и озябшим твоим позывным.
Как трудно даётся нам эта парабола!..

Сметая каноны, прогнозы, параграфы,
Несутся искусство, любовь и история –
По параболической траектории!

В Сибирь уезжает он нынешней ночью.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
А может быть, всё же прямая – короче?
1959

Последняя электричка

Мальчики с финками, девочки с фиксами.
Две контролёрши заснувшими сфинксами.

Я еду в этом тамбуре,
спасаясь от жары.
Кругом гудят, как в таборе,
гитары и воры.

И как-то получилось,
что я читал стихи
между теней плечистых,
окурков, шелухи.

У них свои ремёсла.
А я читаю им,
как девочка примёрзла
к окошкам ледяным.

На чёрта им девчонка
и рифм ассортимент?
Таким, как эта, – с чёлкой
и пудрой в сантиметр?!

Стоишь – черты спитые,
на блузке видит взгляд
всю дактилоскопию
малаховских ребят.

Чего ж ты плачешь бурно,
и, вся от слёз светла,
мне шепчешь нецензурно –
чистейшие слова?..

И вдруг из электрички,
ошеломив вагон,
ты, чище Беатриче,
сбегаешь на перрон!
1959

«А я читаю им, как девочка примёрзла к окошкам ледяным.» Имеется в виду стихотворение «Первый лёд».
Первый лёд

Мёрзнет девочка в автомате,
Прячет в зябкое пальтецо
Всё в слезах и губной помаде
Перемазанное лицо.

Дышит в худенькие ладошки.
Пальцы – льдышки. В ушах – серёжки.

Ей обратно одной, одной
Вдоль по улочке ледяной.

Первый лёд. Это в первый раз.
Первый лёд телефонных фраз.

Мёрзлый след на щеках блестит –
Первый лёд от людских обид.
1959

***
Памяти Б. и С.
Эх, Россия!
Всё впотьмах.
Пахнет псиной
в небесах.

Мимо марсов, днепрогэсов,
мачт, антенн, фабричных труб,
страшным спутником
Прогресса
носится собачий
труп.
1959

Гойя

Я – Гойя!
Глазницы воронок мне выклевал ворог,
слетая на поле нагое.
Я – горе.

Я – голос
Войны, городов головни
на снегу сорок первого года.
Я – голод.

Я – горло
Повешенной бабы, чьё тело, как колокол,
било над площадью
головой…
Я – Гойя!

О грозди
Возмездия! Взвил залпом на Запад –
я пепел незваного гостя!
И в мемориальное небо вбил крепкие
звёзды –
как гвозди.

Я – Гойя.
1959

***
Сидишь беременная, бледная.
Как ты переменилась, бедная.

Сидишь, одёргиваешь платьице,
И плачется тебе, и плачется…

За что нас только бабы балуют
И губы, падая, дают,

И выбегают за шлагбаумы,
И от вагонов отстают?

Как ты бежала за вагонами,
Глядела в полосы оконные…

Стучат почтовые, курьерские,
Хабаровские, люберецкие…

И от Москвы до Ашхабада,
Остолбенев до немоты,

Стоят, как каменные, бабы,
Луне подставив животы.

И, поворачиваясь к свету,
В ночном быту необжитом

Как понимает их планета
Своим огромным животом.
1958

***
По Суздалю, по Суздалю
сосулек, смальт –
авоською с посудою
несётся март.

И колокол над рынком
мотается серьгой.
Колхозницы – как крынки
в машине грузовой.

Я в городе бидонном,
морозном, молодом.
«Америку догоним
по мясу с молоком!»

Я счастлив, что я русский,
так вижу, так живу.
Я воздух, как краюшку
морозную, жую.

Весна над рыжей кручей,
взяв снеговой рубеж,
весна играет крупом
и ржёт, как жеребец.

А ржёт она над критикой
из толстого журнала,
что видит во мне «скрытое
посконное начало».
1958

Смальта – искусственное стекло. Кусочки смальты являются традиционным материалом для создания мозаичных панно. В России XVIII–XIX века смальтой нередко называли и сами мозаики. В Суздале уцелела смальта «Спас на престоле» из разрушенной часовни Дмитрия Пожарского.
«Америку догоним по мясу с молоком!». Лозунг «Догнать и перегнать Америку по производству мяса, молока и масла на душу населения» был выдвинут Первым секретарем ЦК КПСС Н. С. Хрущевым 22 мая 1957 г.

Песня Офелии

Мои дела –
как сажа бела,
была черноброва, светла была,
да всё добро своё раздала,

миру по нитке –
голая станешь,
ивой поникнешь,
горкой растаешь,
мой Гамлет приходит с угарным дыханьем,
пропахший бензином, чужими духами,
как свечки, бокалы стоят вдоль стола,

идут дела
и рвут удила,
уж лучше б на площадь, в чём мать родила,

не крошка с Манежной,
не мужу жена,
а жизнь, как монетка,
на решку легла,

искала –
орла,
да вот не нашла…

Мои дела –
как зола – дотла.
1957

Речь Андрея Вознесенского в ЦДЛ на презентации “Компьютера любви”

“Это действительно событие огромное, и у меня трепет в руках, когда я это смотрю. Но я думаю, что вот это сочетание «компьютер любви» – это не просто. Это вещь давняя, может быть, но она издана именно сейчас, потому что именно сейчас это сочетание для России точное. Потому что именно, думаю, вот школьники, студенты – они сейчас приникли к компьютеру, и именно сейчас – возраст любви. Перефразирую нашу известную формулу, можно сказать: Россия – это должна быть любовь плюс компьютеризация всей страны. Кедров не просто поэт такой герметический, это орган какого-то литературного процесса. Я думаю, что если бы его не было, у нас все пошло бы наперекосяк… И потом, одно слово, полслова – это минимализм, это образ сжатый донельзя, который и в 21-ом веке останется, а не те тонны слов лишних, которые написаны.”
На презентации книги «Компьютер любви» (с фотографиями
А.Годунова. М., , 1994) в ЦДЛ, 1994 г.

НОВОСТИ МАЯКА. 13.11.02
Полное собрание поэтических собраний сочинений Кедрова озаглавлено “Или” по названию стихотворения, в котором Кедром размышляет над гамлетовским “быть или не быть”. Оба постулата равноправны. Знак равенства – вот это самое “или”, которое читается одинаково и справа налево, и слева направо. Таков поэтический палиндром. В сборнике множество авангардной, философской лирики, поэзии, которая обновляет смысл привычных нам слов. Таковы поиски Константина Кедрова, автора термина “метаметафора”, философских исследований “Поэтический космос”, создателя газеты “ПО” – печатного органа поэтического объединения ДООС (Добровольного общества охраны стрекоз). Вот таков Кедров, и серьезный, и ироничный. На юбилее, который проходил в Университете Натальи Нестеровой, где Кедров создал академию поэтов и философов, Константин Александрович в шутку назвал себя шестидесятником – в честь юбилея. А вот к какому времени относит Кедрова поэт Андрей Вознесенский:
– Он шестидесятник, семидесятник, и восьмидесятник и двухтысячник – что угодно. Он из тех, которые продолжаются, как Пастернак. Он великий человек, и книга его великая. И там любимые мои вещи: и “Тело мысли”, и “Компьютер любви”. Это роскошная, совершенно авангардная во плоти книга, и спасибо что он живет. 60 лет прожил, и еще бы ему 600 прожить.
А сам юбиляр озвучил эпиграф к своему собранию поэтических сочинений:
– Я живу на расстояние
от сияния до слияния.
И эта поэтическая метафора не только девиз, но и старт для будущей поэзии Константина Кедрова.
Тамара Приходько
АРТ-МАЯК. НОВОСТИ КУЛЬТУРЫ. 9.02.03
Небывалый случай – издательство “Мысль” впервые выпустило однотомное собрание поэтических произведений. Впрочем, автор – наш современник Константин Кедров – еще и доктор философских наук, автор книг “Поэтический космос” и “Метаметафора”. Но все-таки главным образом он поэт, создатель поэтического объединения ДООС, газеты ПО, инициатор проведения в Москве Всемирного дня поэзии. Изящный серебристый однотомник, собравший воедино поэтические сочинения Кедрова до 2000-го года, назван лаконично и загадочно – “Или”. Это не просто союз, а наименование очень существенного для Кедрова принципа – постоянного выбора, со- противопоставление явлений и смыслов. А выявил такое содержание Кедров еще в 60-е годы в своей поэме “Ура-трагедия”. Читает автор:
– Спиноза:
Разве разум окинешь взглядом?
Нами правит всемирный разум.
Радищев:
Все мы разумны были,
а я пожалел сироту,
и меня убили.
Лев Толстой:
Рыбы все мы и немы,
а я над собой увидел небо
и услышал ржание конское,
когда убили Болконского.
Бетховен:
Меня оглушили, как карася,
и я пел, на леске вися.
Мальтус:
Вы рождаетесь –
вырождаетесь.
Омар Хайям:
О, время,
ты превращаешь в глину царей
и лепишь царей из глины,
старика безумного пожалей
и дай мне отведать новые вина.
Шекспир:
Быть?
Или быть “или”?
Или!
Среди многочисленных откликов на книгу Кедрова “Или”, пожалуй, самый емкий и оригинальный от известного физика Сергея Петровича Капицы:
– Расширение нашего мыслительного понятия найдено в этих экспериментах над языком, над смыслом, над содержанием. Метаметафора так же есть и метачеловечество,
которое более содержательно, чем любая его отдельная его часть. Только с таких, более широких позиций можно понять то, что нам предложено. Здесь, мне кажется, существует гораздо большая дисциплина ума, чем во многих областях современной литературы, которая, получив по существу свободу, совершенно забыла об ответственности, которая это дело сопровождает.
Если в свое время Эйнштейн говорил, что романы Достоевского дали ему больше, чем многие научные труды, то Капица признал: поэтическое мышление Кедрова сопоставимо с основами квантовой механики и принципом дополнительности. Вот так разрешаются в третьем тысячелетии споры физиков и лириков.
Тамара Приходько

………………………………………………………..
Николай ЕРЁМИН
Виртуальный Альманах Миражистов «Созвездие К+»

Кедровиана
Николай Ерёмин
КЕДРОВИАНА Николай ЕРЁМИН
поэма

ВСТРЕЧА С КОНСТАНТИНОМ КЕДРОВЫМ
И ЕЛЕНОЙ КАЦЮБОЙ В 1991-м году

Я шёл
По улице Воровского,
По направленью ЦДЭЛА…

От кайфа
Лёгкого Московского
Моя душа о чём-то пела:

Та-ра-та-та…
Ту-ру-ту-ту…
И устремлялась в высоту…

А из писательского клуба,
Навстречу мне,
О, Боже мой! –

Шли рядом Кедров и Кацюба…
Да нет! –
Летели над землёй…

Крылом к крылу –
Та-ра-ту-ту…
И мы столкнулись на лету…

И, взяв перо,
Под шелест крыл,
Мне Кедров книжку подарил.

А перед этим надписал.

«УТВЕРЖДЕНИЯ ОТРИЦАНИЯ
Николаю Ерёмину с благодарностью
за интерес к моему творчеству.
20 октября 1991г Кедр»

Я много лет её читал…

И перечитываю вновь,
Поскольку будоражит кровь…

Вся – от листа и до листа –
Она – и память, и мечта…

ПОД НОВЫМ ПСЕВДОНИМОМ

На Первом всемирном Дне поэзии ЮНЕСКО
Андрей Вознесенский
Сказал залу:

«У каждого времени
Есть свой орган поэзии.
Когда-то это был Есенин.
Сегодня орган поэзии – Константин Кедров.»

Все верно,
Подумал я,
И этот Орган – оргАн!

ПОЭЗИЯ в ХХ1 веке

В журналах толстых –
Толстые поэты
С рифмованною прозой, как обычно…

Поэзия ж уходит в интернеты –
Космична и
Метаметафорична…

В журнал ПОэтов…
Чтоб в ДООСском клубе
Быть к Кедрову поближе и к Кацюбе…

***
В самолёте
Москва – Красноярск,
На высоте 10 тысяч метров

Я читал «Журнал ПОэтов»,
Расшатывая стереотипы своего мышления
Стихами и статьями замечательных нестандартных мэтров и мэтресс…
И, испытывая вдохновенный поэтический стресс,
Чувствовал себя безразмерным мостом,
Который никогда не пойдёт на слом…

А в иллюминаторы
Заглядывали звёзды
И декабрьский полумесяц…

И летела за мною
Мета-комета Константина Кедрова,
Удивляя своим вечным и бесконечным метаметафорическим хвостом…

Партитура:

«Свершилось чего жизнь хотела
Теперь для памяти запиши:
Душа не знает о смерти тела
А тело – о бессмертии души»
Константин Кедров

Никто
Ничего не знает:
Ни Кедров, ни Кант, ни Сократ…

А жизнь и смерть –
Процветают!
И этому я очень рад…

Ведь в чём мой успех?
Как на грех,
Не знающий я – больше всех!

Аксиома:

«без Я вселенная не Явна
Без НАС вселенная не Ясна»
Елена Кацюба

Максиома:

– Да, с нами лишь она прекрасна!
Хотя бывает и ненастна…

СУДЬБА

«Золотые буквы планет пишут в небе нашу судьбу»
Константин Кедров

Вчера серебряные буквы
Я в книге Космоса
Прочёл…

И понял я, что все мы – куклы…
Что брошены на произвол
Судьбы бессмысленной своей…

Тем – путь короче…
Тем – длинней…

Увы, с рожденья каждый год
Червонным золотом забот
Душой и телом платим ей…

Пока всем кажется: вот-вот
Про нас вдруг вспомнит
Кукловод…

И пожалеет, и спасёт…

КЕДРОМАЙ
«я месяц я семя» Константин Кедров
«Я и ты – бог, эго бытия». Елена Кацюба

Наступил кедромай…
Я гуляю в кедровом бору…

Белки
Прыгают с веток на плечи
– Вай-вай!-
Я их бережно в руки беру…

И они не боятся,
Стихи мне по очереди читают –
Из поэтесс Елену Кацюбу,
А из поэтов Константина Кедрова предпочитают…

И прыг-прыг,
Кедроманки,
Убегают по иглам в свой дом,
В кедровую благодать…

И кричу я им вслед:
– Где вас можно найти опять? –
А они смеются:
– Нигде кроме,
Как в палиндроме! –

До чего ж хорошо поутру
Прогуляться в кедровом бору!

ВСЕМИРНЫЙ ДЕНЬ ПОЭЗИИ

«Я играю на Кедровой скрипке
Вся кедровая – струны из жил»
Константин Кедров
Всё выше
Кедров
С каждым днём!

Стихи –
Как шишечки
На нём…

А рядом –
Девушка
С ведром…

В ведре –
Огромный
Палиндром…

Уж не Елена ли
Кацюба?

Они выходят
Из Пен-клуба –

Журнал ПОэтов
И ДООС –

В сопровождении
Стрекоз…

Им День Поэзии
Принёс,

Ах, миллион
Цветущих роз…

Там пир
Был, право,
На весь мир…

Пел Вознесенский…
Пел Сапгир…

И, душу вывернув,
С изнанки

Там пел Любимов
На Таганке…

И Холин с Парщиковым
Пели…

И выпивали,
В самом деле…

Там пели все,
Стихи ценя…

Ах, только не было
Меня…

Поскольку был
В Сибири я,

В кедровом
Сказочном бору…

И посредине бытия
Стоял,
Качаясь на ветру…

И шишки падали
С ветвей, –

И вне,
И в голове моей…

Я и ТЫ
«Не знаю, что со мной»
Константин Кедров

– Я не знаю, что со мной.
Но я знаю, кто со мной.
Ты, любимая моя!
Ты, хорошая моя!
Ты со мною – ночь и день,
Ты со мною круглый год…
Ты – моя дневная тень,
Свет среди ночных невзгод, –
То небесный, то земной…
………………………………..
Ты лишь
Знаешь,
Что со мной!

ЦВЕТЫ

«Цветы мне говорят: – Прощай!» Сергей Есенин.
«В Китае есть обычай любоваться цветами»
Константин Кедров

Хочу в Китай!
Цветами любоваться…

Мечта, взлетай,
Чтоб там
Метаметаться –

В цветах,
Среди порхающих
Стрекоз,

Рифмующих
и ДАО,
и ДООС…

Пока на ужин
(Хочешь жить – мечтай!)

Рифмую я опять:
Китай –
Минтай…

И – без цветов –
Во сне и наяву –
Вновь жизнью необычною живу…

«Под мраморным небом» №4(66) 2015
***
«Вышли мы все из наркоза
Дети страны ножевой
Но осыпаются розы
Куст остается живой»
Константин Кедров

Вышел нарком из наркоза,
После, увы, передоза,
Всем, кто вокруг, – на беду…

Ножик заточен был остро…
Розы – поэзия, проза –
Благоухали в саду…

Все они –
Память свежа –
Не избежали ножа…

В зоне,
Где высохший сад,
А за одной из оград,

Вновь
К передозу влеком,
Служит, увы, военком…

ЭПИГРАФ к «Журналу ПОэтов» Константина Кедрова «ЖУКОВСКИЙ» №10, 2013г
«При мысли великой, что я человек…»
В.А.Жуковский

Не знаю,
Кто кому был жук,
Когда дружил Жуковский,

Но знаю:
Кедров – есть наш друг
Как Доктор философский.

Всех книжных знает он жуков,
Воскресших из глубин веков…

Ура, ДООСЫ,
Шире круг!
Таковский ли, сяковский,
Степанов – жук,
Ерёмин – жук,
Но главный жук – Жуковский…

И короедам любо,
Что любит всех Кацюба,
Что скоро может –
Нам под стать –
Жуковский
Кацюбинским стать!

РЕСТАВРАЦИЯ
«Поэт с комсомольским задором
Гневно меня клеймил»
Константин Кедров

Нет, увы, не отмерцало
Нашей юности зерцало…
Из него, – Привет, молва! –
Вновь глядит, во всём права
И гневливо не нова,
Комсомола голова …
И священник-пионер
Нам опять во всём пример…
И воюет Украина
«Маво серця половина»
День и ночь – сама с собой…
И звучит призыв на бой,
Чтоб не петь, а отпевать
Всех загубленных опять…
Тут и там из года в год
Реставрация идёт…
А в зерцале – стар, речист –
Капиталлокоммунист

БЫЛО НЕ БЫЛО
«Поэт не сдал “Научный коммунизм”
Константин Кедров
А был ли он –
«Научный коммунизм»?
Был коммунизм, увы, псевдонаучный.
И ложью стольких он людей замучил,
Что восторжествовал
Идиотизм…
Который по России
Полыхает,
Покуда Карл и Фридрих отдыхают…

ЛАБИРИНТ

«В сирийской пустыне мёртвых
Где раструбчатые колонны стоят как пустые соты»
Константин Кедров

Беда, мой друг!
Беда – и там, и тут:
Все лабиринты в Сирию ведут…

Где нас порвать готов –
Такой кошмар! –
У выхода бессмертный Минотавр…

Пора, мой друг!
Пора пуститься вспять,
К табличке «вход», где мир и благодать…

Нам,
Если всё прикинуть по уму,
«Пустыня мёртвых» вовсе ни к чему…

КАРИАТИДА

«Я однажды видел
Кариатиду
Унесли»
Константин Кедров

Было дело:
Среди забот
Рухнул мраморный небосвод…

Не дыша,
Преломилось тело –
И душа
В небеса улетела…

Чтоб на землю
Вернуться вспять –
Ах, – и Кариатидой стать…

И поддерживать небосвод,
Вновь готовый рухнуть
Вот-вот…

В КОНЦЕ КОНЦОВ
«Рык страсти…Крик страха…Оргия игр…
Ор, мор, морг»
Елена Кацюба

Пока царим,
В душе – восторг…
И всё ж, в конце концов,

Дорога в Рим
Приводит в морг,
В обитель мертвецов…

В России – мор:
За гриппом грипп…
Но где же – ор?
Народ охрип…

Безмолвствует…
Ведёт дорога
В Рим
Всех, увы, кто ищет Бога…

Ки-но-ки-но-ки-но-ки-но…

«Всё это было и в последний час
Всё это будет потому что есть»
Константин КЕДРОВ

***
Всё это было,
Было и прошло…
Какое на дворе, мой друг, число?

17? 27?
Ах,
Трын-трава…
Ха…
71… 72…

Вот – наш задор,
Вот – наш кураж,
Вот – старый двор
Московский наш…

Откуда все плывут среди огней –
По Яузе и Волге – в мир теней…

Это было давно и неправда,
Как в ки-но… Как в ки-но… Как в ки-но…

Но –
Всё равно –
Сердце радо!

Нет, не радо, не надо, не надо…
Но…но…но…

…Но мы стоим, хотя и на мели.
А по реке –
Буль-буль –
Плывут нули…
Спасательные – вечности – круги…
И что им все друзья и все враги…

ПРОДОЛЖЕНИЕ РОДА

72=27 ДИФИРАМБ КОНСТАНТИНУ КЕДРОВУ,
моему любимому поэту, которому 12 ноября исполняется 72 года.

Стремительно летят года…
Туда-сюда – и свет, и темь…
Я встретил Кедрова, когда
Поэту было 27…

Тверской бульвар. Летящий шаг.
Как Фигаро – и там, и тут…
Улыбка. Замшевый пиджак.
Литературный институт.

Любимый всеми аспирант.
Но главное – любимец муз –
Студентам и преподам рад,
Он украшал богемный вуз…

И вот, судьбу благодаря,
В стране, где все – на одного –
Из ледяного ноября
Вновь поздравляю я его…

О, брат мой старший, Константин!
Ты – как метаметафорист –
На Космос весь – такой – один,
Поющий в хоре звёзд солист…

Проживший каждый год за два
И вывернувший их в слова…
Где – ах! – 72 в эфире
Звучат как 144…

От всех поэтов-докторов
Прошу: твори и будь здоров!
Ноябрь 2014 г

ПОД ДРУЖЕСКИМ КОНВОЕМ
***

«Под дружеским конвоем»
Константин Кедров
Мы жили все
«Под дружеским конвоем»
Переодетых в штатское бойцов…

И Соловецким пеньем,
Волчьим воем,
Заканчивали путь, в конце концов…

Ах, только соловьём запел поэт,
Шаг влево или вправо
И – привет…

***
« – тоска по свободе…»
Константин Кедров
Из журнала ПОэтов №7-8, 2014г«ПАРУС ПОЭТА»

Мы все плывём
Под парусом –
Космическим – одним…

Кто – трезвый,
Кто – под градусом …
Кто Дьяволом, (Всяк – сам с усам)
Кто Господом храним…

***
«- из наивных маленьких ангелов
вырастают печальные демоны»
Елена Кацюба

Я знаю,
Зачем я не птица…
Мне птицею быть не годится…

О, в масках знакомые лица…
Козёл, и осёл, и ослица…
Любимая мною столица
Пчёл, бабочек, ос и стрекоз…

Ах, кто я?
Хороший вопрос!
Среди палиндромной молвы –
И ангел и демон, увы…

ИЛИ? ИЛИ!

«ИЛИ»
Константин Кедров

Снова Гамлет:
– Быть или не быть?-
Будоражит всех, скажи на милость…

Справедливость
Не восстановить,
Если тут и там – несправедливость.

Вечную проблему –
«Или-или»
Каждый сам решает человек.

Умереть –
Чтоб тут же
Позабыли…

Или –
Тут же –
Вспомнили навек…

КЕДРОВ, ХЛЕБНИКОВ И ЛОРКА –
ПАМЯТНИК ВСЕМУ

«Беспамятство-лучший памятник
всему что забыто»
Константин КЕДРОВ

Кто впал в беспамятство –
Тот счастлив…

А тот, кто выпал из него,
Тот распадается
На части…

В борьбе, где все – на одного,
Увы, то памятники сносят,
То вновь возносят в высоту…

Нет, в пустоту…
Где есть не просят,
Забыв и память, и мечту…

Мой друг
Взошёл на пьедестал –
И грустным памятником стал…

А я по кладбищу гуляю –
Как будто клад ищу –
Гадаю:

Где он?
И почему зарыт?
И засекречен, и забыт…

А надо мною –
Мама мия!
Бессмертия некрофилия…

И я по кладбищу гуляю,
В окаменевшее
Гляжу…

И ничего
Не понимаю,
Когда знакомых нахожу…

Зачем они со мною жили?
Зачем друг друга
Позабыли?

Зачем любили…били….били…
И разлюбили…били…били…
И доживая, жили-были…

Или не жили?
– Или!
– Или…

БЕЗ БЕРЕГОВ

«Есть одни горизонты
и нет никаких берегов»
Константин Кедров
***
Я смог пространство покорить,
Понять, что истинно
И ложно…

Однако
Время повторить
Мне было просто невозможно…

ХОР
«…не дадим умереть…»
Константин Кедров

Все актёры, которые врали
В кинофильмах и в жизни, увы,

Все давно уже поумирали –
Но живут в анекдотах молвы…

Под прикрытием громких имён,
Как правдивые тени времён…

И фактически не разберёшь,
Где – сновидная правда, где – ложь…

И опять я смотрю в небеса,
И опять слышу я голоса:

– Мы тебе обещаем, что впредь
Никому не дадим умереть!

И тебе не дадим… Не дадим…
Вечной жизнью тебя наградим…

***
А в это время
В редакции «Журнала ПОэтов»
Директор О!О!О!
Волшебник и маг
Эльмар Гусейнов
Поздравлял поэтов ДООСА Константина Кедрова, Елену Кацюбу
И примкнувшего к ним Николая Ерёмина
Со званием лауреатов «Золотого Бумеранга» –
1-го, 2-го и 3-го ранга…
И по радио «Эхо планеты»
Звучала песня:
– Прекрасное далёко,
Не будь ко мне жестоко…
Не будь ко мне жестоко,
Жестоко не будь!
От чистого истока
Мы продолжаем путь…

ИДЕЯ ФИКС

«Вознесенский икс несен зов»
Константин Кедров

Вознесенский Икс
+ Кедров Игрек
+ Ерёмин Зет
Идея фикс
Х + У + Z = (Знак бесконечности)+-Z +–У+—Х

***
О, жизнь моя
Мгновенная –
Года умалишённые…

Поэзия –
Нетленная,
Стихи незавершённые…

О, Солнце и Луна…
О, «Бездна,
Звезд полна…»

СКАЗОЧНЫЕ СТРАСТИ

КОНСТАНТИНУ КЕДРОВУ,
Лауреату премий «ВЫСЬ» и «ДОМИНАНТА»

У Кедрова –
За высью – высь,
За доминантой – доминанта…

Ах, век живи и век учись!..
…И он меня учил
Когда-то…

Два раза в год –
То там, то тут:
Сибирь – Москва … Литинститут.

Дом 25, Тверской Бульвар…
У Кедрова –
Спецсеминар

«Ахматова и Гумилёв»
Стихи,
Стихи, без лишних слов…

В них – воплощение таланта,
Высь космоса
И доминанта…

И мы – восторженно-легки,
Случайные
Ученики,

То лаконичны, то речисты,
Его
Метаметафористы…

Недаром,
На язык остра,
У Константина есть сестра…

И я,
Его успехам рад,
Теперь ему – как младший брат…

И где-то льётся нам медаль:
«За глубью – глубь»
«За далью – даль»

***
«Заинька
Кисанька
Боженька»
Константин Кедров
из журнала ПОэтов №8,2013«МОРЕ – СМЕЯЛОСЬ…»

Всё просто.
Всё обыкновенно.

Бог–Сын,
Бог–Дух
И Бог-Отец,

Иду –
Мне Вена
По колена…

Венеция –
Не мой венец…

***
«Ждём мы любви и ласки»
Кира Сапгир
«Мы сходимся, любезно тараторя…»
Кирилл Ковальджи

Если
Был бы я Кирилл,
Я бы Киру покорил!

Подарил бы ей коралл
И всю ночь бы с ней
Кирял…

И,
Купив две пары крыл,
Вместе с Кирой воспарил –

Там,
Где небо высоко…
Там,
Где море глубоко…

А потом бы – стар, устал –
Вместе с ней
Сапгиром стал!

***
«Батискаф золотой всплывает со дна»
«На земле – море Любви»
Елена Кацюба

Батя
Подарил мне батискаф
И сказал:
– Теперь ты – Новый Ной! –

И,
Себе подругу отыскав,
Я поплыл над грешною землёй…

И плывём мы по морю любви –
Пенится шампанское в крови…

И уже не знаем, сколько лет,
Ждём потопа –
А его всё нет…

ЛИРА ЛЮБВИ
Эпиграф:
«Люди буквы любви»
Константин Кедров

***
В сердце – лира
Любви и веры…

Чувство мира,
И чувство меры…

Жаль,
В глазах у моей жены –
Искры ненависти и войны…

А в словах –
Ишь, опять раздрай:
– Ну, чего ты молчишь?
Играй!

ВЕСЕНЯЯ КАПЕЛЬ АКАПЕЛЛА

Эпиграф:
Человек человеку – Чук
Человек человеку – Гек
Человек человеку – чик…
Человек человеку – чек
Константин Кедров

Аква пела
Акапелла…

Терра пела
Акапелла…

Так, что я
От вешних дел

Окосел
И обалдел…

И запел:
– О, нет милей

Акапеллочки
Моей…

ВЗАИМНОЕ СТРЕМЛЕНИЕ

«…Адам стремится к Еве – Ева к Адаму…»
Константин Кедров

За границу стремится Россия,
Там когда-то
Родился Мессия…

Заграница ж
К России стремится,
Но закрыта России граница…

Так,
Что здесь ни родиться Чудак,
Ни воскреснуть не может – никак…

Здесь Его могут только распять…
Да не раз, и не два…
А раз пять…

ЭПОХА
«Он увёл за собой всю эпоху
Тяжело нам она далась
Всем и каждому отдалась»
Константин Кедров

Эпоха была – проституткой
В законе –
Циничной и жуткой…

Под маской – увы – срам и стыд…
А над –
Целомудренный вид –

Для тех, с кем она заодно
Снимала
И гнала кино:

Гоморра, увы,
И Содом…
Кровавый, увы, Волго-Дон…

Свинарка, увы,
И пастух –
Для всех, кто не слеп и не глух –

СУТЬSOSКОРОСТЬЮ МЫСЛИ
«Нас изгнали…»
Константин Кедров 12 января 2016

Все поэты – суть изгнанники…
Ходоки, бродяги, странники –
Из одной страны в другую…

Вот и я – живу, тоскую
Здесь, где горе и беда…
А вернуться некуда…

ПРОСЬБА
Стихозавру ДООСА
Константину Александровичу КЕДРОВУ
От Никозавра Николая Николаевича ЕРЁМИНА

Посвяти меня в ДООС!
А не то в кругу стрекоз
Посреди цветущих роз
Я останусь без волос…

Я охранником родился
И стрекозам пригодился –
Я хранил стрекоз от ран,
Помещая их в спесхран…

Если б Хлебников жив был,
То во имя всех стрекоз,
Демонстрируя пыл крыл,
Он в ДООС меня вознёс…

Купина, и терн, и лавр –
В шелесте весенних струй…
Стихозавр и стрекозавр,
За меня проголосуй!

Слышу звон стихов и проз…
О, святитель Константин,
Посвяти меня в ДООС!
Я ему необходим…

ТРИПТИХ

Константину КЕДРОВУ,
стихозавру «Добровольного Общества Охраны Стрекоз»
и стихозавру в кубе Елене КАЦЮБЕ

«Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?»
Осип Мандельштам

1.Ночь.

Бессонница. ДООС. Елена. Константин.
Журнал ПОэтов я прочёл до половины.
Как хороши стрекоз иные палестины!
Как хорошо, что я сегодня не один!

2.Время и пространство

Звёзды,
мерцая,
нависли…
Ночь – удивительный вид.
Время со скоростью мысли,
Свет обгоняя, летит…
И замирает пространство
В поисках постоянства…

3.Заявление

Прошу принять меня в колхоз
«ДООС» – охранником стрекоз!
Прошусь по доброй воле,
Не откажите Коле!
Эгоцентавр Николай Ерёмин

г Красноярск 1 июля 2011

КЕДР

Кедр сибирский
Вывезен в Китай…

Кедр ливанский
Завезён в Сибирь…

Не тужи, поэт, живи, мечтай…
У тебя в душе такая ширь,

Что,
Превозмогая боль и грех,

В ней кедровый
Прорастёт орех!
31 -1- 13

***
Кедров – первичен.
Кацюба – первична.
Всё остальное – проблематично…

ОТ И ДО
«Константин Кедров – истинный соловей»
Семён Гурарий
От До-минора
К До-мажору,
Душа стремится, до упору…

И всё-таки
Предела нет
Тому, что нам поёт поэт,
Как соло-вей среди дубрав…

Координатор – гуру –
прав!

ТЕПЕРЬ Я ЗНАЮ

«Теперь я знаю
Псевдоним и имя судьбы»
Константин Кедров

Псевдонимы:
Семён Гурарий
И Вадим Перельмутер.

А имя –
Женского рода –
Его я сохраняю в тайне.

ДОЖДЬ

«- Осторожно иди,
Когда дождь идёт!»
Елена Кацюба

Я
Люблю стоять,
Если дождь идёт…
…………………………….
Ощущая,
Что опять
Посреди земных забот

Льнёт ко мне
Дождинка
Сердца половинка…

Дифирамб Константину Кедрову,
записанный на обложке Журнала ПОэтов № 9, 2012г

МЕТА-КЕДР

Тропою Минотавра
Я шёл среди невзгод,
Вводя в метаметафору
Вселенский метакод
И Ариадны нить
Пытаясь сохранить…

И вышел вдруг на свет
Среди московских гроз,
Где спас меня ПОэт,
Охранник всех стрекоз,
И указал: – Лети
По Млечному пути!-

И я, как Стрекозавр,
Лечу сквозь звёзды лет…
И смотрит Минотавр
Мне с завистью вослед…
А там – из космонедр
Мерцает Мета-Кедр…
И звёздный метакод
Звучит, как септаккорд…
Николай Ерёмин
г Красноярск ноябрь 2012г

ПОЭЗИЯ ДОЛЖНА БЫТЬ!

«Вышел Журнал ПОэтов № 1(67) 2016 “Нам 20 лет”!

– Мне сегодня 20 лет!
Кто я?
Нет вопросов:

Всеми признанный поэт,
Миражист
ДООСА…

Рядом –
фаны клуба:
Кедров и Кацюба.

И Монахов, друг и брат,
И двадцатилетних
Ряд

На метаметафорическом вдохновении –
Лауреаты
Константино-Еленинской премии.

Авторы:
Константин Кедров, Генрих Сапгир, Андрей Вознесенский, Вадим Рабинович, Сергей Мнацаканян, Галина Климова, Сергей Бирюков (Галле), Александр Бубнов (Курск), Владимир Делба, Елена Кацюба, Игорь Балюк, Маргарита Аль, Валерия Нарбикова, Александр Городницкий, Марк Ляндо, Сергей Рыбалкин, Игорь Крестьянинов (Ижевск), Елена Сазина (Галле), Олег Федоров (Тюмень), Валентин Никитин, Александр Добровольский (Смоленск), Рустам Мавлиханов (Салават), Кирилл Ковальджи, Григорий Беневич (Санкт-Петербург), Ксения Атарова, Илья Боровский (Уфа), Елена Атланова (Ташкент), Сергей Самарин, Александр Петрушкин (Кыштым), Леся Тышковская (Париж), Борис Бартфельд (Калининград), Кристина Зейтунян-Белоус (Париж), Ганна Шевченко, Станислав Заречанский (Новосибирск), Кирилл Захаров, Андрей Врадий, Николай Грицанчук, Николай Ерёмин (Красноярск), Артур Вафин, Семен Гурарий (Мюнхен), Андрей Коровин, Владимир Монахов (Братск), Анатолий Кудрявицкий (Дублин), Галина Мальцева, Илья Кутик (Чикаго), Вилли Мельников, Виталий Комар (Нью-Йорк), Кира Сапгир (Париж), Хадаа Сендоо (Улан-Батор), Евгений Степанов, Александра Заболотская (Казань), Вячеслав Куприянов, Ксана Коваленко (Николаев), Юрий Орлицкий, Татьяна Грауз, Виктор Клыков (Вена), Денис Безносов.

Поэзия
Должна быть,
Потому что она всем должна!
21 марта 2016 г

РОЛЕВЫЕ ИГРЫ,
в журнале ПОэтов № 4 (66) 2015 «ПОД МРАМОРНЫМ НЕБОМ»

МРАМОРНЫЙ РЯД
Константину Кедрову
Серый мрамор…
Белый мрамор…
Чёрный мрамор…

В нишах –
Бюстики бессмертные стоят…
Бог ли, полу-бог, увы, с улыбкой замер…

Смотрят молча – ввысь и вдаль – за рядом ряд…
А прислушаешься –
Что-то говорят…

***
– Глянул в небо я – и удивился…

Ахнул, вдохновился, зазвездился…
Между звездных муз
Омолодился…

Боже мой!
Чего там только нет,
В букваре созвездий и планет…

И – одновременно мал и стар –
Вдруг
Метаметафорою стал…

И воскликнул,
Сам себе отец:
– Ай, да Кедров! Ай, да молодец!

ПРЯМАЯ ЗАВИСИМОСТЬ
Елене Кацюбе

Стихи зависят от бумаги…
От поэтической отваги
Того, кто строчки сочинил…

От цвета высохших чернил…
И от того, кто – доброзол –
Их – молча или вслух – прочёл…

ТРАМ-ВАЙ «БАРСЕЛОНА – МОСКВА»
«и я бегу бросаясь под трамваи»
Константин Кедров
Гауди,
Попавший под трамвай,
Только и успел воскликнуть:
– Ай! –
И стояло долго над толпой:
– Ай! Ай! Ай, амиго…
Ой! Ой! Ой….

И в Москве,
Такие, брат, дела,
Аннушка
Вдруг масло пролила…
Поскользнулся Берлиоз, увы,
И остался – Ай!-
Без головы…

И на Патриарших –
Боже мой! –
Долго раздавалось:
– Ой! Ой! Ой…

ЦЕНТР ВСЕЛЕННОЙ

Константину Кедрову
1.
Земля и море – за моей спиной…
А Солнце и Луна –
Передо мной…

И тем безмерно счастлив я вполне,
Что центр Вселенной
Заключён во мне…

А я живу
И сам с собой прощаюсь…
И в центр Вселенной, ах, перемещаюсь…

***
Всё то, что было в памяти моей,
Всё будет вновь,
И нет его милей…

А то, чего там не было пока, –
Связует и пространства,
И века,

Безмолвное беспамятство храня
При помощи Вселенной
И меня…

КЕДР и ДУБ

« – Прожить бы ещё лет 200
Как тот Черешчатый дуб!»
Константин Кедров 9 мая 2016

Кедров хочет дубом стать…
Я мечтаю кедром стать…

Не хочу я дуба дать…
Жить – такая благодать!

Не растут у нас дубы…
Слава Богу! – знак судьбы…

– Кедром стать без лишних слов
Будь готов!

– Всегда готов!
***
Живёт кедр в среднем 350-550 лет, отдельные долгожители – в два раза дольше
***

СТРАНА ПРОСНУЛАСЬ
«Проснись страна от запоя»
Константин Кедров

Страна проснулась от запоя
И удивилась: что такое?
Одни покойники вокруг!
И не понять, кто враг, кто друг…
Вновь – лживые живые трупы,
В партийные собравшись группы,
Газету «Кривда» издают…
И песню старую поют:
«Мы – из ковчега – дети Ноя –
И вышли все мы из запоя,
И к коммунизму держим путь,
Чтоб вновь напиться и заснуть…»
………………………………………

Страна проснулась: – Боже мой! –
Сказала – и ушла в запой…

ПО ТЕЛЕ

«дебил дебила не добил»
Константин Кедров

По теле –
Вот ведь как бывает –
Дебил дебила добивает…

Стреляет метко Бэтээр…
Он всем стреляющим
Пример…

Их
Кроет матом,
Глядя в оба,

Нейтронно-
Атомная
Бомба…

Недаром
Захватили трон
Два брата – Атом и Нейтрон…

– Войны не будет!
Будет пир,
Когда пройдёт борьба за мир!

АЛЬТЕРНАТИВА
«Пожалуй я опять потопал
К себе домой в ХХ-й век»
Константин Кедров

Когда ХХ-й век, устал
И стар,
Быть домом перестал,

Я думал, грешный человек:
Скорей бы
ХХ1-й век!

И вот –
Во сне и наяву,
Я худо-бедно в нём живу…

Трещит по швам моя страна…
Минувшей жизни
Грош цена…

Казарма рушится…
Дурдом –
Социализм – идёт на слом…

Я ж топаю к себе домой –
В желанный век
ХХ11-й…

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ Danse sacrale

«СТРВНСК
ВСН СВЩН»
Константин Кедров

«Весна священная» Стравинского…
Хореография Нижинского…
О, старомолодость моя!

Танцуйте,
Небо и Земля!

И ты со мной,
Моя подруга,
Танцуй! Нет выхода из круга,

Увы, любви
И бытия…

Лишь возвращение назад:
Из Ада в Рай…
Из Рая в Ад…

ДИПТИХ Дважды найдённые

Кнстнтн Кдрв
Оаи ео
Мтмтфр
Еаеаоа

Лн Кцб
Ееа аюа

Плндрм
Аио

***
Нкл Рмн 2016
Иоай Еёи 6102

ПОЭТИЧЕСКИЙ КОСМОС
Константину Кедрову

Гора
Называется
Тайна, –

Здесь
Метаметафор
Родник…
………………………

И я к роднику
Не случайно,
Желая напиться, приник…

О,
Космоса
Радость и грусть!

Всё пью –
И никак не напьюсь…

«СЛОНОЛЁТ»

Окружив аэропорт,
Удивляется народ:
– Что за чудо
К нам спустилось
Из
Заоблачных высот?

Ноги, уши… Вот те на!
И похоже на слона! –

И сказал в ответ пилот:
– Это, братцы, «Слонолёт»!
А точней,
Журнал ПОэтов,
Тот,
Что Кедров издаёт!

Облетели мы весь свет.
Рад читатель нам любой.

Если ж есть средь вас ПОэт, –
Мы его
Возьмём с собой!

ЭМИГРАЦИЯ

« …две истины. Первая – из России нельзя уезжать.
Вторая – в Россию нельзя возвращаться»
Константин Кедров

Эмиграция – мачеха-мать…
Сколько сил в ней,
Чтоб так возмущаться:

– Из России
Нельзя уезжать!
И в Россию нельзя возвращаться…-

Эмиграция – это тупик.
Но
Как много народу в час пик!

ПОЭТИЧЕСКАЯ ПРЕРОГАТИВА

1.
«И вот теперь выясняется,
Что мы, скорее всего, плоскатики,
Наконец-то научившиеся
Мысленным взором воспарить
Над плоской страницей
И прочесть по слогам
Вечную книгу жизни…»
«В млечпуть откинуты все копыта»
Константин Кедров
2.
Давший дуба
Откинул копыта…
Был – и нет…

Или есть?
Шито-крыто…

Спят ли, бодрствуют
На лугу
Люди-лошади?

Ни гу-гу…

Мы ж – поэты,
Плоскатики быта,
Дети Логоса и Математики –

Не желаем
Откинуть копыта
В пору экстра –
И ин-форматики…

И не дуб –
Млечный путь нам
И кедр –

Светят
Вновь
Из Космических недр…

Шлях Чумацкий –
Тень
Леты-реки…

И поэты –
Точь-в-точь
Чумаки, –

Сквозь века,
Не меняя маршрут,
Соль стихов
Или звёзды
Везут…

ЛЮБОВЬ

«На свалке вас ждёт любовь»
Елена Кацюба

Она
Всё время ждёт:
– О, вери гуд, майн гот! –

Но чаще там и тут
Её
Всё время ждут…

И слышу я опять:
– Ну,
Сколько можно ждать?
2016

ЭХО
Эвридика:
– Я и доле милого ли мелодиЯ?
Орфей:
– Я пел, сияя, разом озаряя и слепЯ!»
Елена КАЦЮБА

На Том свете нет звуков, теней…
На Том свете
Одни голограммы…

Но поёт Эвридике Орфей
Палиндромы свои,
Анаграммы…

Так влюблённо, без музыки, ах!
Что беззвучное эхо –
В веках…

НОТА «СИ»
«Ре – форма
Си – содержание»
Константин КЕДРОВ

Си мне сияет в мире звуков…
Симфония – моя стихия,
Где сила – от небесных внуков –
В душе моей…

Спаси, Мессия,
Меня, оркестр и ноту «Си»…
Иже еси на небеси…

КОНСТАНТИН КЕДРОВ В 2013-м году

У Кедрова –
Творческий взлёт:
Король он
И лав-у-реат!

Корейский
И русский народ
Ему
Не жалеют наград.

Чтоб он
Меж космических тел
Над Индо-Китаем летел…

А мы
Удивлялись: – Ого! –
Опять
Каждой строчке его…

***
Я в юности –
И весел, и пригож –
На Лермонтова очень был похож.

Не зря меня мой друг
По мере сил
В Его мундире вдруг изобразил…

И так сказал:
– Ерёмин, не жалей,
Что Лермонтов был копией твоей!

***
В Америке, в Корее
И в Китае
Меня недавно люди прочитали…

И написал мне критик:
– Милый мой,
Как рады все, что ты ещё живой!

Недаром –
Недолёт и перелёт –
Тебя в «ЖурПО» сам Кедров издаёт…

Поэт в России
Должен долго жить –
С Еленою Кацюбою дружить,

Калинку петь,
Малинку собирать,
С Тамарами лезгинку танцевать…

И не хвататься зря
За пистолет,
Пока тебе не стукнуло 100 лет!

***
– На каждого пророка
Есть свой рок
И Демон свой, увы, –

Поэт изрёк.

– Вот почему
В предчувствиях вины
Пути у всех предопределены…

И всё-таки
В любые времена
Поэт лишь прав –

И слову есть цена!

ТРИЕДИНСТВО
«Сова совокупления Мышь мышления Сом сомнения»
Константин Кедров

Тогда
Сом плавал…
Мышь шуршала…
Сова летала надо мной…

А мне всё было мало! Мало…
Я жить хотел в стране иной…

И вот – один,
В плену молвы…
О, мышь, сова и сом, где вы?

МОЙ ОГОНЬ

«Сгорает мир
Но я сгорю быстрее»
Константин Кедров

Я хочу
Не сгорая, гореть –
Разгораясь, а не догорая…

Чтоб со мною
И ныне, и впредь
Грелась Муза моя дорогая…

Неспроста мой огонь
Рядом с ней
Всё сильнее горит и сильней…

ДОКА ТЕМ

«Метакод
Я ПРОЖИЛ ДОЛЬШЕ ЧЕМ РАССЧИТЫВАЛ
ПОСКОЛЬКУ ЗВЁЗДЫ С НЕБА СЧИТЫВАЛ»
Константин Кедров

***
И я работал звездочётом…
Нет, не работал я, чего там!

Баклуши бил, пинал балду
У всей вселенной на виду…

И лишь на год, по мере сил,
Ах, меньше Кедрова прожил…

Нет, прожил… Что за благодать:
Считать нам – не пересчитать!

ПАЛИНДРОМ

Автовокзал…
Причал…
Аэродром…
О, жизнь моя! Ты – вечный палиндром…

И я хочу –
Не много и не мало –
Прочесть тебя
С конца и до начала…

КУМИР

« Ницше:
– БОГ УМЕР
– БОГ УМ МЕР»
Константин Кедров

***
Безмерен Бог,
И он
Не умер!

Он лишь упал
Пред Ницше
Ниц…

Чтоб я воскликнул:
– Вот так нумер!
Где Бог – без мер и без границ?

Нет, Ницше,
Ты не мой кумир…
Кумир – Кручёных: «Дыр бул щыл»!

ВЫВОРАЧИВАНИЕ
«При ВЫВОРАЧИВАНИИ
ЧАСТЬ БОЛЬШЕ ЦЕЛОГО»
Константин КЕДРОВ

Было дело – невыносимо
В Космос вывернулась
Хиросима…

А потом –
Кулаком после драки –
В небо вывернулась Нагасаки…

Стало целое меньше части …
Счастье вывернулось
В несчастье…

Больше целого
Стала часть –
Выворачиваясь и лучась…

Выворачивание
Даже Бог
Неэвклидовым
Сделать не смог…

Что Эвклиду
Не сделало чести…
Продолжается месть –
Бег на месте…

С удивлением смотрит Мессия:
Выворачивается
Россия…

Сединою кладёт на виски
Сирий
Вывернутые пески…

И в гробу неспроста –
Что за вид! –
Выворачивается Эвклид…

Рецензия на «Альманах ебж если буду жив» (Николай Ерёмин)

Хоть я и автор, но, прямо скажу-концепция альманаха ЕБЖ гениальна!!!

Кедров-Челищев 28.07.2016 07:11 •

КРИК ВЕЧНОСТИ
«Крик вечности
И тишина
Мгновения»
Константин Кедров

Крик вечности
+
Тишина мгновения

По Кедрову
Рецепт
Стихотворения…

Читайте,
Люди,
Чтобы вечно жить!

Ты веришь?
Значит,
Так тому и быть…
ПРОДОЛЖЕНИЕ «КЕДРОВИАНЫ»

– Он окончил, ах,
Литинститут!-
Обо мне твердят и там, и тут…

…Мне понятна зависть их
И грусть…
Потому и выдаю секрет:

Что с тех пор
У Кедрова учусь
Вот уж не один десяток лет…

Время и пространство – «до» и «от»
Раздвигая,
Он преподаёт…

Кедров – это Космос,
Я – не я,
И Метаметафора моя…

В хаосе
Гармонии учусь,
И лечу от грусти…и лечусь…
2017

ЛОЭНГРИН

«…Знакомый лектор мне вчера
сказал: “Антимиры? Мура!”
Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ
«Рифмы-Лоэнгрифмы
И миры муры»
Константин КЕДРОВ

***
– Я замурован в мир муры,
Где лживы
Правила игры…

Правдива лишь игра без правил…
Ах, кто меня играть
Заставил? –

Спросил со сцены Лоэнгрин –
И стёр с лица
Фальшивый грим…
2017

ЯМБЫ

Хорошо, что я ещё не слаб!
Мне доступен
Пятистопный ямб…

Четырёх…
И трёх…
И ямб двустопный…

И –
Из стопки хлопнуть –
Одностопный!

В них живёт
Неведомая сила,
Что меня несла и возносила…

Слава Богу,
Что ещё несёт
До космо-классических высот…
2017

НА ПАРНАСЕ

На Парнасе –
Виноградный пар
От поэтов и от поэтесс…

Пьющих:
– О, Божественный нектар!
– Ах, какой пленительный процесс! –

Не случайно –
Глянуть сверху вниз,
Милая, сюда мы поднялись…

Это было ясно
Изначально…
Что глядишь так нежно и прощально?

Да, спускаться вниз –
Всегда
Печально…
2017

***
Боже, как давно
Мы, хмельные в дым,
Мокрое вино
Делали сухим…
От Амурных стрел
Спирт сухой горел…
2017

***
– Моё!
– Моя!
– Мои!
Немыслимая боль…

На радость всей Земли –
Любовь
И алкоголь…

В любые
Времена
За них идёт война…

В дороге
На Тот свет
Непобеждённых нет…

Николай ЕРЁМИН Май 2017 г Красноярск

© Copyright: Николай Ерёмин, 2017
Свидетельство о публикации №117050902056
Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Редактировать / Удалить
Другие произведения автора Николай Ерёмин
Рецензии
Написать рецензию
НАПОР НАС
НА ПАРНАС

Кедров-Челищев 09.05.2017 12:46 • Заявить о нарушении / Удалить
+ добавить замечания
НЕ только…))

Аль Фернис 10.05.2017 02:06 Заявить о нарушении / Удалить
+ добавить замечания

Александр БАЛТИН
Виртуальный Альманах Миражистов «СОЗВЕЗДИЕ К+»

КОСМОС КОМНАТЫ СМЕХА
1
(стихотворение в прозе)
Советская такая, верная радость – вектор её: комната смеха…
Заходили – и тотчас расплющивались, потом вытягивались…
-Смотри, Дим, у тебя голова…
-А сам-то…ха-ха-ха.
Лето.
Парк.
Незыблемость Союза, где совершенно иные, нежели сейчас системы отношений, где всё не так, и комнаты смеха можно найти в любых скверах.
Полированные, выпукло-вогнутые, странные зеркала.
Взрослые, превращающиеся в детей, глядят с не меньшим интересом, рассматривая подробности деформированных внешностей.
Ликующие дети – да ещё вспоминается серия из «Ну, погоди!», где закручен сюжет вокруг оной комнаты.
Прекрасные и грустные воспоминания, связывающие меня с прошлым.
Что же в них грустного, спросите вы?
То, что никогда ничего уже не повторится и всё безвозвратно ушло.

2
Веха смеха в комнате такой
Вспомнится – ты расползался резко,
А затем вытягивался: веха
Детства: шар цветной его, литой.
Комнатою смеха звали зал,
Что был в парках, или скверах… Помнишь?
Помнишь, и накатят грусти волны,
Ибо стар, а этого не ждал.

* * *
С края виден хобот: он внизу
Изгибается и пропадает.
Черепаха сильно привлекает,
Увеличивая зуд
Постиженья формы бытия,
Что в реальности не существует.
Землю плоскую вдруг вижу я,
И сознанье мало протестует.

* * *
Скажи изюм – во рту не станет сладко…
Как выживешь поэт? Пространства тьма,
И тьма в сознание: жизнь, как опечатка
Судьбы, что сводит медленно с ума.
Дар для чего? Чтоб подыхать от оного,
Не давшего бухгалтером стать, или
Шофёром? Есть оттенок беззаконного
В поэзии, коль стала формой были.
И ничего не ясно… Искра Божья?
Да где она, коль явью уничтожена…

* * *
На выставку хочу, мне легче у фонтанов,
Среди людей и у воды.
Жизнь слишком часто наносила раны в
Глубины сердца, – утомлённый ты
Идёшь к ВДНХ в пределах лета.
Фонтаны будут там освещены.
Игра огней – так интересно это,
Как будто выжгут боль легко они.

* * *
Художник шёл своей дорогой,
Натурщик, с коего писал,
Своей – нелепой и убогой,
И пьяницей корявым стал.
Художник, как искал натуру
Иуды для, в канаве зрит
Простёртого, в грязи, и тут он
Нашёл, что творчество велит.
И не узнать, что Иоанна
Писал с Иуды много лет
Тому назад – так окаянно
Натурщика сплетён сюжет.

* * *
Городские фонтаны,
Городские пруды.
Летом в города странно
Горя ждать, иль беды.
Коли зимнюю вспомнишь,
Загрустишь, и всерьёз.
Опыт копишь, и копишь,
Чтоб пролить суммой слёз.

* * *
Астральные пути, миры, пространства,
А здесь – роскошно летнее богатство.
Не представляя запредельный свет,
Не знаем сами: верим, или нет.
О, как горят огни – прекрасно! Ясно!
Как запредельное вдвойне прекрасно.
Узнали б, устремились все туда,
И схлынула б житейская вода
Гнилая, как беда…

Александр БАЛТИН: АЛЬФА «АЛАВЕРДЫ»

Щедро звучит: Алаверды: щедро, счастьем мира, солнечным отзвуком постижение реальности именно с ракурса праздничности…
«Алаверды» – новый альманах, выпущенный Николаем Ерёминым, сочетает и радость, и боль: пропущенные сквозь фильтры индивидуальных дарований поэтов, организовавших своими произведениями пространство альманаха.
Константин Кедров-Челищев, сопрягая мозаику современности с вектором вечности, закручивает поэтические лабиринты, сквозь которые мерцают звёздные поля и просторы:

Не напрасно я ловил мгновения
Многое осталось тем не менее
Неизвестно что со мною
станется
Но известно многое останется
Что осталось – никому
неведомо
Только слово миру заповедано
Оставайся сам собою будь
Остальное помни но забудь

И великий призыв: часто забываемый и сложно постижимый: Сам собою будь – разносится в поэтическом воздухе: ныне, увы, не так часто соприкасающимся с воздухом обыденности.
…молчание…делается не нужным: если дар, наполняющий душу, играет пространством смыслов, требуя воплощения:

Стих Николая Ерёмина лёгок, полётен: он вьётся, плавно совмещая иронию и метафизику, черпая из современности – чтобы надёжнее получилось и прозвучало послание, отправляемое в вечность…

Эти темы
Мне
Не по зубам!

Эти песни
Мне
Не по губам,

Чистая, нечистая ль в них сила…
Но молчать –
Совсем невыносимо!

Реальность контрастна, поэтому, изучая её стихом, Лада Баламут своеобразно резюмирует:

В рамках запретов, дистанций,
В мире, где знаки и числа –
Боже, как хочется танцев,
Без объяснения смысла!
Хочется просто круженья,
Лёгким пером с небосвода,
В воздухе, без напряженья
Плыть с ощущеньем свободы.

Упруго пульсирует стих Баламут: мыслью, ощущениями, солнечно собранными пригоршнями счастливых минут, что, будучи зафиксированными в слове, остаются таковыми надолго…
…плавно разворачивающиеся строки В. Чижевской стремятся как можно больше вместить в себя – из арсенала мира: избыточно бушующего окрест, такого пространного: пролетающего так быстро, остающегося…столь навсегда:

Утешенья хочу перед вспышкой в погашенном мире,
от которой сознанье ослепнет, но двинется в путь
Дух без тела, и только немного помедлит в квартире,
растерявшись, Душа, никого не желая спугнуть.

Трудно ВОЗЛЕ разбоя, убийств, воровства и притонов
Духу вызнать лазейку и вывести Душу к теплу
(мимо чьей-то вражды, что живёт среди боли и стонов),
где улыбка Джоконды застыла иконой в углу.

Улыбка Джоконды много лучше улыбки чеширского кота, ибо никогда не исчезнет…
«Алаверды» – празднично-поэтическое слово: и, прозвучав, альманах непременно должен получить отклик…хотя бы пространства, ныне слишком искажённого прагматизмом и обыденностью, но…не может же оно быть совершенно равнодушным к слову – искреннему и нежному, философскому и поэтическому, трепетному и глубокому…
г. Москва

…………………………….……………………………..
Алина ВИТУХНОВСКАЯ
Виртуальный Альманах Миражистов «Созвездие К+»

КАЛЬКА СТРЕКОЗИНЫХ КРЫЛЬЕВ
Беседа Алины Витухновской с Константином Кедровым
«Сквозь К». Авторы: Константин Кедров, Валерия Нарбикова, Елена Кацюба. М., ДООС, Издательство Р.Элинина, 2005. Дизайн обложки: Виктор Корольков Дизайн книги: ЯKrasnovsky
21 октября в «Арт Медиа Центре» состоялась презентация сборника «Сквозь К», приуроченного к 20-летию поэтического объединения ДООС (Добровольного Общества Охраны Стрекоз). С основателем ДООСа, номинантом Нобелевской премии 2003 года Константином Кедровым беседует Алина Витухновская.
А.В.: Расскажите, как у Вас родилась концепция к 20-летию ДООСа издать совместный сборник в таком составе: вы, Валерия Нарбикова и Елена Кацюба?
К.К.: Просто ДООС возник первоначально в этом составе. Лера была моей студенткой в Литинституте. И ее первый роман «Сквозь», вошедший в сборник, отражает ту атмосферу, в которой кристаллизовался ДООС. Там действуют Наполеон, Жозефина, другие исторические персонажи, используются мемуары Наполеона, его переписка с Жозефиной, — там ДООС существует еще в цитатном пространстве. Это были цитаты из мировой культуры, с которыми было очень приятно играть, и одновременно это была наша жизнь. Мы решили эту ситуацию воскресить и именно вокруг Лериного романа. Этот ее роман, на мой взгляд, является пост-прустовским, пост-набоковским, но постольку в то время, когда она его писала, в начале 80-х, еще ни Пруста, ни Набокова до читательского сознания почти не дошло, то он воспринимается как роман-полигон. К сожалению, наши надежды на эстетическую эволюцию общества не оправдались. Оказалось, что общество в условиях свободы еще больше деградирует. Запрет на Пруста и Набокова пропал, но эстетическая деградация такова, что не только пост-, но пред-Пруст и пред-Набоков сегодня совершенно не воспринимаются, а если воспринимаются — то только как культовые фигуры.
А.В.: Набоков, по-моему, вполне удобоваримый писатель. Я не могу представить таких времен, когда какая-то часть людей и, причем, не маленькая не воспринимала бы его адекватно. Он в равной степени интеллектуальный и попсовый писатель, и, может быть, только изобилие литературы делает его каким-то аутсайдером. На самом деле это довольно попсовый писатель, что же в нем непонятного?
К.К.: Смотря какого Набокова иметь в виду. Если говорить о «Других берегах» или «Лолите» — то да. А если об «Аде» или «Бледном пламени» — тогда все намного сложнее. Набоков действительно поставил себе цель найти некий средний путь и нашел его — компромиссный между попсой и высокой литературой, и многие понимают его в меру своей испорченности, или, наоборот, в меру своей зрелости. Но даже у Набокова есть вершины, которые сегодняшний читатель не понимает совершенно, например «Бледное пламя» или «Ада», те же самые. Вот такого Набокова я и имею в виду.
А.В.: А что вы думаете о сегодняшнем читателе? Что это такое? На что он способен? Какой от него прок? Стоит ли ради него писать?
К.К.: Нет такого читателя, ради которого стоило бы писать. Я думаю, писатель пишет не ради читателя, а ради самого себя и для себя.
А.В.: Наверное, можно сказать, что писатель творит не ради читателя, но имея в виду читателя.
К.К.: Да. Вот Лера так и сделала. Потому что после романа «Сквозь» она написала массу вещей, имея в виду читателя, и эти вещи получили достаточную известность и популярность.
А.В.: Писатель делает какие-то вещи, имея в виду обывателя, хотя обыватель их тоже не приемлет — он нервничает из-за того, что его считают за дурака. Получается, что имеется в виду читатель, как содержатель невыраженное хаоса, а не просто читатель, подобный писателю, но который не может писать. Такого читателя вы имеете в виду?
К.К.: Будем откровенны, я никогда не подозревал, что столь безграничны возможности деградации читателя. Это не значит, конечно, что в прошлые эпохи все сидели и читали Достоевского или Толстого. Нет, читали по программе, не больше того. Но все-таки я не мог подумать, что окажется востребованным то, что сейчас господствует в литературе. Это ужасно. Я понял, что как бы я не старался представить эту деградацию, сколько бы не вникал в ее, все равно оказываюсь не в состоянии оценить ее масштабы. Поэтому под читателем, я подразумеваю некое дно, бездонное дно.
А.В.: Значит, ваша совместная книга вышла скорее как мистическое или сакральное событие, нежели как книга, предназначенная для продажи и для чтения.
К.К.: Разумеется, как все, что делает ДООС изначально. Но раньше были политический запрет и эстетическая диктатура, что способствовало сакральности и неориентированности на какой-либо спрос. Сейчас чисто формально это, конечно, возможно, но метафизически нет. Хотя, ни в коей мере, ДООСы не жаждут массовых шествий, ни массового понимания — ничего этого мы не ищем. Все, что мы делаем, имеет сакральное или мистическое значение. Поэтому и празднование двадцатилетия ДООСа выглядело как мистерия.
А.В.: Но вы сами говорили по поводу презентации, что на мистическом уровне там все выглядело хорошо, плохо было то, что было мало прессы. Следовательно, вы претендует на массовость с определенными оговорками.
К.К.: Я объясню. Нужна такая массовость, чтобы такие же посвященные в разных точках земного шара, их очень не много, получили послание от очень немногих к очень немногим, от одиночества к одиночеству. Это ни в коем случае не чаяние некого массового спроса или понимания. Так что сакрально ДООС оправдал все мои самые радужные надежды. Другое дело, как это не ужасно, но ДООС не обрел фактически, кроме тебя, друзей.
А.В.: Почему?
К.К.: А нет больше.
А.В.: Но с вами всегда были какие-то люди.
К.К.: Да, в ДООС вступило много людей, но почти все они были и тогда, в 80-е. Вот в чем дело.
А.В.: Но я в гораздо большей степени не ДООС, чем все эти люди. У меня совершенно другие представления изначально.
К.К.: Но ты сакральный друг ДООСа. Наше общество не требует какого-либо согласия и прочих вещей. Тем не менее, есть какая-то метафизическая вибрация, которая одних людей притягивает, а других отталкивает. Это вовсе не принцип согласия или не согласия. Это поверх барьера…
А.В.: Какие еще тексты вошли в книгу?
К.К.: Книга бала задумана, как некая прозрачная среда, как буква «К» — некое преломление в прозрачной среде и отражаемая в ней стайка стрекоз. Естественно имеются в виду я, как основатель ДООСа, подразумевается Кацюба. К сожалению, Людмила Ходынкая, еще одна основательница ДООСА, находится в Нидерландах, и никаких текстов от нее для этой книги мы не смогли получить. Но те три автора, что вошли в книгу, вполне смогли воссоздать живой кристалл ДООСа. Потому и книга представляет собой кристалл, живой кристалл. Вокруг романа «Сквозь» сгруппировались мои поэмы «Заинька и Настасья», «Стулья» и, разумеется, главная моя вещь, которая была отмечена, как поэтическое событие года, — «Компьютер любви». Плюс я напечатал одно из самых последних моих поэтических достижений, почти никем еще не воспринимаемое (кроме ДООСА) — это «Астраль», поэма, написанная названиями созвездий. В ней многое уходит в философию Имени моего старшего друга и единомышленника Алексея Федоровича Лосева, который исповедовал такую религию: «Бог не есть Имя, но Имя есть Бог». Елена Кацюба включила наиболее гностические свои вещи: «Я слышала», «Зола Креза», «Цветные шахматы».
А.В.: Гностические? Меня тоже часто определяю как гностика, или даже анархо-гностика.
К.К.: Это постижение высших истин, минуя религию своим личным путем
А.В.: Может быть, это изначальная психофизиологическая основа творчества?
К.К.: Если быть материалистом, можно и так сказать…
А.В.: Но ведь, гностицизм — это отрицание управляющего бога.
К.К.: Гностицизм — это отрицание того, что бог занимается нашей, человеческой, ерундой. Гностики боролись не против бога, но против штампов и клише Бога, которые навязывали. Богоборчество подразумевает фанатическую веру в бога.
А.В.: Значит, я не гностик и не богоборец.
К.К.: Ты природа-борец.
А.В.: Почему же меня причисляют к этим самым гностикам?
К.К.: Просто гносисом часто называют всякий целостный комплекс космо-астральных идей. Гностики были разные. Своеобразным гносисом руководствовались бонзы Третьего рейха. Общим у них всех было только то, что если Бог — это Свет, то гностики поклонялись Черному Свету, Темному Свету.

Алина Витухновская

Константину Кедрову

Собака Абсолюта.

Собака Павлова – Гамлет Абсолюта.
Тело пистолета, прострелившего неизбежность Предопределенного.
Щебечущий ловкач, опередивший бунтующего человека.
Нищая вечность, как размотанный бинт на траве +
Время Не Быть растеклось, окровавленных губ убиенного бога почти не касаясь.

Гамлет – попытка полета из налганной мглы.
Млечное бегство Туда и Обратно.
Выбор из двух, обещающий равенство боли.
Ибо вопрос – есть повешенность точки.
Казнь окончательна.
Ноль головы укатившихся лун на крючке.
Скучная курочка ада снесла золотое яичко.
Отрубленным солнцем лица принц упал и
скатился изумленно-немыслимо-мимо, отброшенной
тенью отца в запределье пытаясь продлиться.
Гамлет – итог совмещенья мглы и ума.
Наглой яви Онегин.
Дуэль двойников после смерти поэта.
Быть и Не Быть – две медали одной стороны.
Принц из Освенцима вечности
на перекрестном допросе
раздвоенной личности.
“Быть или не быть?” –
Спрашивает Палач
у отрубленной головы,
которая осторожно отвечает ему: “Увы,
быть и не быть одинаково невозможно”.

……………………………………………….
Александр ЕРЁМЕНКО
Виртуальный Альманах Миражистов «Созвездие К+»

Александр Ерёменко:
…Пролетишь, простой московский парень,
полностью, как Будда, просветленный.
На тебя посмотрят изумленно
Рамакришна, Кедров и Гагарин…
———————————————–
(В «Дне поэзии», где в советское время впервые было напечатано это стихотворение,
Кедрова заменили на Келдыша)
* * *

В глуши коленчатого вала,
в коленной чашечке кривой
густая ласточка летала
по возмутительной кривой.

И вылетала из лекала
в том месте, где она хотела,
но ничего не извлекала
ни из чего, там, где летала.

Ей, видно, дела было мало
до челнока или затвора.
Она летала как попало,
но не оставила зазора

ни между Севером и Югом,
ни между Дарвином и Брутом,
как и диаметром и кругом,
как и термометром и спрутом.

Ах, между Женей и Андреем,
ах, между кошкой и собакой,
как между гипер- и бореем,
как между ютом или баком,

как между кровью и стамеской,
как между Богом или чёртом,
не наведённая на резкость,
не опрокинутая в плоскость,

в чулане вечности противном
над безобразною планетой,
летала ласточка активно,
и я любил её за это.

* * *

В густых металлургических лесах,
где шёл процесс созданья хлорофилла,
сорвался лист. Уж осень наступила
в густых металлургических лесах.

Там до весны завязли в небесах
и бензовоз, и мушка дрозофила.
Их жмёт по равнодействующей сила,
они застряли в сплющенных часах.

Последний филин сломан и распилен
и, кнопкой канцелярскою пришпилен
к осенней ветке книзу головой,
висит и размышляет головой,
зачем в него с такой ужасной силой
вмонтирован бинокль полевой?

* * *

В электролите плотных вечеров,
где вал и ров, веранды и сирени,
и деревянный сумрак на ступенях,
ступеньками спускающийся в ров,
корпускулярный, правильный туман
раскачивает маятник фонарный,
скрипит фонарь, и свет его фанерный
дрожит и злится, словно маленький шаман.
Недомоганье. Тоненький компот.
Одна больная гласная поёт,
поёт и зябнет, поджимая ноги,
да иногда замрёт на полдороге,
да иногда по слабенькой дороге
проедет трикотажный самолёт.

* * *

Взлетает косолапый самолётик
и вертится в спортивных небесах.
То замолчит, как стрелка на весах,
то запоёт, как пуля на излёте.

Пропеллер – маг и косточка в компоте.
И крепдешин, разорванный в ушах.
Ушли на дно, туда, как вечный шах,
в себя, как вечный двигатель в работе.

Упали друг на друга без рубах.
В пространстве между костью и собакой
Вселенная – не больше бензобака,
и тёплая, как море или пах.

* * *

Двоятся и пляшут, и скачут со стен
зелёные цифры, пульсируют стены.
С размаху и сразу мутируют гены,
бессмысленно хлопая, как автоген.

И только потом раздвоится рефрен;
большую колоду тасуют со сцены,
крестовая дама выходит из пены,
и пена полощется возле колен.

…Спи, хан половецкий, в своём ковыле.
Все пьяны и сыты, набиты карманы,
как чёрные чашки, стоят океаны,
зарубки на дереве – как на шкале.

* * *

И Шуберт на воде, и Пушкин в чёрном теле,
И Лермонтова глаз, привыкший к темноте.
Я научился вам, блаженные качели,
слоняясь без ножа по призрачной черте.

Как будто я повис в общественной уборной
на длинном векторе, плеснувшем сгоряча.
Уже моя рука по локоть в жиже чёрной
и тонет до плеча…

* * *

И рация во сне, и греки в Фермопилах.
Подробный пересказ, помноженный кнутом,
в винительных кустах,
в сомнительных стропилах,
в снежинке за окном.

Так трескается лёд, смерзаются и длятся
охапки хвороста, и вертикальные углы,
в компасе не живут, и у Декарта злятся,
летят из-под пилы…

* * *

Когда наугад расщепляется код,
как, сдвоившись над моментальным проходом,
мучительно гений плывёт над народом
к табличке с мигающей надписью «вход».

Любые системы вмещаются в код.
Большие участки кодируют с ходу.
Ночной механизмик свистит за комодом –
и в белой душе расцветает диод.

Вот маленький сад, а за ним – огород.
Как сильно с периодом около года
взлетала черёмуха за огородом,
большая и белая, как водород!

* * *

Когда, совпав с отверстиями гроз,
заклинят междометия воды,
и белые тяжёлые сады
вращаются, как жидкий паровоз,

замкните схему пачкой папирос,
где «беломор» похож на амперметр.
О, как равновелик и перламутров
на небесах начавшийся митоз!

Я говорю, что я затем и рос
и нажимал на смутные педали,
чтоб, наконец, свинтил свои детали
сей влажный сад в одну из нужных поз.

* * *

На холмах Грузии лежит такая тьма,
что я боюсь, что я умру в Багеби.
Наверно, Богу мыслилась на небе
земля как пересыльная тюрьма.

Какая-то такая полумгла,
что чувствуется резкий запах стойла.
И кажется, уже разносят пойло,
но здесь вода от века не текла.
– Есть всюду жизнь, и здесь была своя, –
сказал поэт и укатил в Европу.
Сподобиться такому автостопу
уже не в состоянье даже я.

Неприхотливый город на крови
живёт одной квартирой коммунальной,
и рифмы не стесняется банальной,
сам по себе сгорая от любви.

И через воды мутные Куры,
непринуждённо руку удлиняя,
одна с другой общается пивная,
протягивая «ронсон» – прикури!

Вдвойне нелеп здесь милиционер,
когда, страдая от избытка такта,
пытается избавиться от факта
не права-нарушения – манер…

Я от Кавказа делаюсь болтлив.
И, может быть, сильней, чем от «кавказа».
Одна случайно сказанная фраза
сознанье обнажает, как отлив,

а там стоит такая полумгла,
что я боюсь, что я умру в Багеби.
Наверно, Богу мыслился на небе
наш путь как вертикальная шкала.

На Красной площади всего круглей земля.
Всего горизонтальней трасса БАМа.
И мы всю жизнь толчёмся здесь упрямо,
как Вечный Жид у вечного нуля.

И я не понимаю, хоть убей,
зачем сюда тащиться надо спьяну,
чтобы тебя пристукнул из нагана
под Машуком какой-нибудь плебей.

Ночная прогулка

Мы поедем с тобою на «А» и на «Б»
мимо цирка и речки, завёрнутой в медь,
где на Трубной, а можно сказать – на Трубе,
кто упал, кто пропал, кто остался сидеть.

Мимо темной России, дизайна, такси,
мимо мрачных «Известий», где воздух речист.
Мимо вялотекущей бегущей строки,
как предсказанный некогда ленточный глист.

Разворочена осень торпедами фар,
пограничный музей до рассвета не спит.
Лепестковыми минами взорван асфальт,
и земля до утра под ногами горит.

Мимо Герцена – кругом идёт голова,
мимо Гоголя: встанешь – и некуда сесть.
Мимо чаек лихих на Грановского, 2,
Огарёва, не видно, по-моему, – 6.

Мимо всех декабристов (их не сосчитать),
мимо народовольцев – и вовсе не счесть.
Часто пишется «мост», а читается – «месть»,
и летит филология к чёрту с моста.

Мимо Пушкина, мимо… куда нас несёт?
Мимо «Тайных доктрин», мимо крымских татар.
Белорусский, Казанский, «Славянский базар»…
Вот уже еле слышно сказал комиссар:
мы ещё поглядим, кто скорее умрёт…

На вершинах поэзии, словно сугроб,
наметает метафора пристальный склон.
Интервентская пуля, летящая в лоб,
из затылка выходит, как спутник-шпион.

Мимо Белых столбов, мимо Красных ворот,
мимо дымных столбов, мимо траурных труб.
«Мы ещё поглядим, кто скорее умрёт».
– А чего там глядеть, если ты уже труп.

Часто пишется «труп», а читается – «труд»,
где один человек разгребает завал
и вчерашнее солнце в носилках несут
из подвала в подвал.

И вчерашнее солнце в носилках несут,
и сегодняшний бред обнажает клыки.
Только ты в этом тёмном раскладе не туз.
Рифмы сбились с пути или вспять потекли

мимо Трубной и речки, завёрнутой в медь.
Кто упал, кто пропал, кто остался сидеть…
Вдоль железной резьбы, по железной резьбе,
мы поедем на «А» и на «Б».

* * *

О Господи, води меня в кино,
корми меня малиновым вареньем.
Все наши мысли сказаны давно,
и всё, что будет, будет повтореньем.

Как говорил, мешая домино,
один поэт, забытый поколеньем,
мы рушимся по правилам деленья,
так вырви мой язык, мне все равно.

Над толчеёй своих стихотворений
расставит дождик знаки ударений.
Окно откроешь – а за ним темно.
Здесь каждый ген, рассчитанный, как гений,
зависит от числа соударений.
Но это тоже сказано давно.

* * *

Осыпается сложного леса пустая прозрачная схема,
шелестит по краям и приходит в негодность листва.
Вдоль дороги пустой провисает неслышная лемма
телеграфных прямых, от которых болит голова.

Разрушается воздух, нарушаются длинные связи
между контуром и неудавшимся смыслом цветка,
и сама под себя наугад заползает река,
а потом шелестит, и они совпадают по фазе.

Электрический ветер завязан пустыми узлами,
и на красной земле, если срезать поверхностный слой,
корабельные сосны привинчены снизу болтами
с покосившейся шляпкой и забившейся глиной резьбой.

И как только в окне два ряда отштампованных ёлок
пролетят, я увижу: у речки на правом боку
в непролазной грязи шевелится рабочий посёлок
и кирпичный заводик с малюсенькой дыркой в боку…

Что с того, что я не был здесь целых одиннадцать лет?
За дорогой осенний лесок так же чист и подробен.
В нем осталась дыра на том месте, где Колька Жадобин
у ночного костра мне отлил из свинца пистолет.

Там жена моя вяжет на длинном и скучном диване,
там невеста моя на пустом табурете сидит.
Там бредёт моя мать то по грудь, то по пояс в тумане,
и в окошко мой внук сквозь разрушенный воздух глядит.

Я там умер вчера, и до ужаса слышно мне было,
как по твёрдой дороге рабочая лошадь прошла,
и я слышал, как в ней, когда в гору она заходила,
лошадиная сила вращалась, как бензопила.

Переделкино

Гальванопластика лесов.
Размешан воздух на ионы.
И переделкинские склоны
смешны, как внутренность часов.

На даче спят. Гуляет горький
холодный ветер. Пять часов.
У переезда на пригорке
с усов слетела стая сов.

Поднялся вихорь, степь дрогнула.
Непринужденна и светла,
выходит осень из загула,
и сад встаёт из-за стола.

Она в полях и огородах
разруху чинит и разбой
и в облаках перед народом
идёт-бредёт сама собой.

Льёт дождь. Цепных не слышно псов
на штаб-квартире патриарха,
где в центре англицкого парка
стоит Венера. Без трусов.

Рыбачка Соня как-то в мае,
причалив к берегу баркас,
сказала Косте: – Все вас знают,
а я так вижу в первый раз…

Льёт дождь. На тёмный тёс ворот,
на сад, раздёрганный и нервный,
на потемневшую фанерку
и надпись «Все ушли на фронт».

На даче сырость и бардак,
и сладкий запах керосина.
Льёт дождь. На даче спят два сына,
допили водку и коньяк.

С крестов слетают кое-как
криволинейные вороны.
И днём, и ночью, как учёный,
по кругу ходит Пастернак.

Направо – белый лес, как бредень.
Налево – блок могильных плит.
И воет пёс соседский, Федин,
и, бедный, на ветвях сидит.

И я там был, мёд-пиво пил,
изображая смерть, не муку.
Но кто-то камень положил
в мою протянутую руку.

Играет ветер, бьётся ставень,
а мачта гнётся и скрыпит.
А по ночам гуляет Сталин,
но вреден север для меня.

Питер Брейгель

За харчевней вытрезвитель.
А над ним – железный флюгер.
По дороге топал Питер,
по большой дороге Брейгель.

Как на глобусе, наклонна
полупьяная Европа.
С караваном до Лиона,
ну, а дальше – автостопом.

Ну, а дальше – как попало.
Ничего тут не попишешь.
В Антверпене он покакал,
а во Франции пописал.

В голове гуляет ветер.
Дождь на склонах травки вытер.
Хорошо шагает Петер.
Хорошо рисует Питер!

В Нидерландах скукотища.
Книжки жгут – и всем приятно.
А в Италии жарища.
И рисуют – непонятно…

А в Италии рисуют –
как нигде не нарисуют.
Только кто так нарисует,
так, как Питер нарисует!

Дальше к югу – больше перца,
алкоголя или Босха.
Под телегой в поле Петер
засыпает, пьяный в доску.

Он проспит четыре века.
И проснётся – очень трезвый.
И потопает. Со смехом.
По дороге. По железной.

Мимо сада-огорода,
мимо бани-ресторана,
эх, мимо бомбы водородной,
эх, мимо девочек в порту!

* * *

Процесс приближенья к столу
сродни ожиданию пытки.
Сродни продеванию нитки
в задёргавшуюся иглу.

По рельсу, лучу, по ковру,
Ко рву по ковровой дорожке,
– Но только не рвись, пока врёшься.
– О господи, я и не вру.

А мальчик, продолжив игру,
кричит из-за стула: – Сдаёшься!
Но только не врись, пока рвёшься.
– О господи, я и не рву.

* * *

В.Ш.

С кинокамерой, как с автоматом,
ты прошёл по дорогам войны.
Режиссёром ты был и солдатом
и затронул душевной струны.

Я гранат не бросал в амбразуру
и от спирта не сдох на снегу,
но большую любовь образую
перед всем, что осталось в долгу.

В кабаках, в переулках, на нарах
ты беседы провёл по стране
при свече, при лучине, при фарах
и при солнечной ясной луне.

Ты не спел лебединую песню.
Так зачем же, Макарыч, ответь,
вышел ты, как на Красную Пресню,
баррикадами жизни и смерть!

Мы любили тебя – без предела.
И до боли сжимавших сердец,
мы, своими рядами редея,
продолжаем, солдат и отец!

* * *

Сгорая, спирт похож на пионерку,
которая волнуется, когда
перед костром, сгорая от стыда,
завязывает галстук на примерку.

Сгорая, спирт напоминает речь
глухонемых, когда перед постелью
их разговор становится пастелью
и кончится, когда придётся лечь.

Сгорая, спирт напоминает воду.
Сгорая, речь напоминает спирт.
Как вбитый гвоздь, её создатель спит,
заподлицо вколоченный в свободу.

* * *

Цветы увядшие, я так люблю смотреть
в пространство, ограниченное слева
ромашками (они увяли слева),
а справа астры заспанная медь.

По вечерам я полюбил смотреть,
как в перекрестье высохшего зева
спускается на ниточке напева
цветок в цветок. Как медленная смерть.

Тогда мой взгляд, увязнувший на треть
своей длины, колеблется меж нами,
как невод, провисая между нами,
уже в том месте выбранный на треть,
где аккуратно вставленная смерть
глядит вокруг открытыми глазами.
* * *
Человек похож на термопару:
если слева чуточку нагреть,
развернётся справа для удара…
Дальше не положено смотреть.
Даже если все переиначить –
то нагнётся к твоему плечу
в позе, приспособленной для плача…
Дальше тоже видеть не хочу.
* * *
Я добрый, красивый, хороший
и мудрый, как будто змея.
Я женщину в небо подбросил –
и женщина стала моя.

Когда я с бутылкой «Массандры»
иду через весь ресторан,
весь пьян, как воздушный десантник,
и ловок, как горный баран,

все пальцами тычут мне в спину,
и шёпот вдогонку летит:
он женщину в небо подкинул —
и женщина в небе висит…

Мне в этом не стыдно признаться:
когда я вхожу, все встают
и лезут ко мне обниматься,
целуют и деньги дают.

Все сразу становятся рады
и словно немножко пьяны,
когда я читаю с эстрады
свои репортажи с войны,

и дело до драки доходит,
когда через несколько лет
меня вспоминают в народе
и спорят, как я был одет.

Решительный, выбритый, быстрый,
собравший все нервы в комок,
я мог бы работать министром,
командовать крейсером мог.

Я вам называю примеры:
я делать умею аборт,
читаю на память Гомера
и дважды сажал самолёт.

В одном я виновен, но сразу
открыто о том говорю:
я в космосе не был ни разу,
и то потому, что курю…

Конечно, хотел бы я вечно
работать, учиться и жить
во славу потомков беспечных
назло всем детекторам лжи,

чтоб каждый, восстав из рутины,
сумел бы сказать, как и я:
я женщину в небо подкинул –
и женщина стала моя!
Источник: https://45parallel.net/aleksandr_eremenko/stihi/
…………………………………………………………..

Наталья НИКУЛИНА
Виртуальный Альманах Миражистов «Созвездие К+»

В вазе астра
Из книги “Извёстка с Эдемских садов”
***
В вазе астра
распушилась так,
так расправила свои лепестки,
что заняла комнату, дом.
Я взглянула в окно,
а астра – там
и Земля на одном из её лепестков покачнулась.
Астронавты взлетают,
сосед вышел в астрал,
переполненный праной,
астронавты наводят свои телескопы
в центр её соцветия.
И Земля покачнулась на одном из её лепестков,
когда я взглянула в окно.
Луи Армстронг
Астора Пьяццоллу
так играл
для Астрид Линдгрен,
что вернулись на землю все астронавты
и сосед чуть не свалился с дивана,
астрофизики новую открыли звезду,
когда земля покачнулась
на одном из её лепестков.

Утро темнее вечера
***
утро темнее вечера
вечер чернее ночи
ночь мрачней хаоса.
и надо умудриться
не перепутать их
каждый раз
отыскивая себя
среди вчерашних газет
прошлогоднего снега
или вечных истин
перед вратами четвертого времени жизни
со странной аббревиатурой ЗИМА…
Столько счастья дано
***
столько счастья дано!
двумя руками и не поднять,
и не удержать –
рук не хватает;
а счастье всё прибывает и прибывает;
складываю рядом:
на стол, на стулья, на кровать, на трельяж-
куда ни глянешь – кругом счастье –
и впереди, и позади, –
везде счастье,
и в зеркалах, тоже – сразу три счастья отражаются;
а счастье всё валит и валит
так, что складывать больше некуда,
близкие роптать начали,
пришлось взвалить его на себя –
так и хожу день и ночь
со счастьем за спиной,
со счастьем в руках,
со счастьем на груди;
счастливая ты, вздыхают подруги,
счастливая – завидуют кумушки,
счастливая – удивляются знакомые;
а я не понимаю чему они завидуют,
чему удивляются –
тяжёлое оно, счастье-то.

город Обнинск

…………………………………………..
Михаил БУЗНИК
Виртуальный Альманах Миражистов «Созвездие К+»

Михаил Бузник
Быстрая оболочка
сердца отражается
там – где глина
с кровью…
Обратная жизнь
замыкает
плоть исчезающую.

Земное давление
от садов легких
кратко ¬
как забвение,
усопшее в
листьях Нюрнберга.

4.08.2005
***
Внутри судеб ¬
брань…

И белей лезвия
снов ¬
стража.

Время земное
свет теряет.

Звонницы окровавлены:
расстрелян Параджанов.

8.03.2006
***
Петербург. Июнь.
Журнал листаю. Вдруг на соседней скамейке слышу имя отца.

– Как легко писал Христофор Михайлович!
Формулы играли с ним.
– Сегодня на Литейном возле Академкниги будто
бы увидел его.
Он меня разбудил. – Задержаться бы ему на Литейном.
– Как он тяжело умирал.
– Он явлением остался. (Долгое молчание.)
Разумеется.

И вдруг начался ливень. Гром оглушал. Срывал
гнев ветер.
С любящими отца я поневоле разминулся.
Видел же я их впервые.

И вдруг – через бесконечный объем света,
который хлынул к памяти – на небе усыновление
Слова отцом – происходило, с явью слитное.

Знанием становилась вера.
Перекрученная, перегруженная – парабола мгнове-
¬ния, твердила:
отец меня видит, читает, слышит!..

Невероятно, но он в те минуты был совсем рядом,
как и секунды световые.

Пространство удлинялось, расширялось.
Рассветное – златило потустороннее.
***
И я записал:

Залито светом
неосуществившееся.. .

Дальше времени¬-
истонченный смысл бытия.

Неоставленная,
НЕОСТАНОВЛЕННАЯ
энергия Невы-
¬зримый предел
красоты
изводит.

Я был уверен, что Слова мои отцом слышимы,
читаемы…
Души-то рядом.
И теперь я ему писал:
***
Бесплотные лучи
срывают расстояния-
ИСЧЕЗАЮЩИЕ над
Ангелами.

Высмотрели ВРЕМЯ
ОБРАТНОЕ.

Ризы Ангелов-
закладками для неба-
становились.

23.07.2007
***
Плен полнолунию –
горсть зерна
в её руках…

Явное в провиденьи –
страх.

Агония пробирается
к перевёрнутым
пирамидам,
но память –
не найдет.

7.07.2007
***
Подземный холод
неохватный крест
печали
хранит.

В солёной
Вязкости Слов –
прах + весть.

Первозданного сгустки –
временное
исключают.

24.07.2007
***
Пространства Антимиров
ранящим холодом
распределены во Вселенной.

Силовые же их линии,
надеясь на конечность
боли людской
предчувствия сворачивают
в круге быстром
странствий изменчивых.

6.07.2007
***
Тайны – омываемые
жизнью зарождающейся,
были разводом
сил небесных
пропитаны.

Горем людским,
камни, как воск,
умягчались.

5.08.2007
***
МОНАХИ – вырезанные
большевиками, что
глаголы
призывающие.

ТАЙНЫ ДОВРЕМЕННЫЕ¬
завернулись в вертикаль
близости
сверхмирной.

Могилы над крестами
кружат.

25.07.2007
***
В черепах земля
спит?
Радуется?
Чему?

Триллионы
черепов в земле

Не разрывая провиденья
явного ¬
души ушедших
их узнают.
Всегда.

6.08.2007
***
Земля разделена.

Как надгробия плоти
живой – секунды
обездоленные.

В Ираке
в конце июля
гробницу пророка
Даниила
взорвали:
ЦАРЕСЛОВ ВСЕЛЕННОЙ.

3.08.2007
***
Залито светом
неосуществившееся..

ДАЛЬШЕ ВРЕМЕНИ ¬
истонченный свет
бытия.

Неоставленная.
НЕОСТАНОВЛЕННАЯ ¬
энергия Парижа,
зримый предел
красоты
изводит.

22.07.2007
***
Лёгкую,
золотеющую
ткань Покрова¬
ВРЕМЕННЫЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ
АНГЕЛОВ ¬
возносят.

Соразмерность бытия ¬
распятием
сращена.

5.03.2007
***
Сквозь рисунки
историй ¬
коронарных
свиток чисел
группирующих ¬
просвечен.

Словно обратной
съёмкой,
вытолкнуто сердце
из мысли ¬
взрыв
ждущей.

12.03.2007
***
Копии сада Люксембургского ¬
аорту сжали.

Выбеленные
порывы ветра¬
далеки.

ВОЗВРАЩЕННОЕ земное
зрение ДАВНО
УШЕДШИХ ¬
горние силы
множит.

7.05.2007
***
Душа заходила
за пределы
смерти.. .

Каждая секунда
разделяла имена
в исчезающем единстве Ангелов ¬
неприкосновенных.. .

в пространствах
выброшенных ¬
для жилищ жасминовых.
***
Копия взгляда
Helene ¬
изумление
беззащитное.

В радовании
свет густой
Ренуаровский.

Внутри нервов глазных ¬
чистые лучи,
искаженные истоки
неоплаканного
гасили.

25.08.2006
***
На оси бездонной
исчезли
числа…

Предвестие,
что тишиной
наполнено,

как и небо! ¬
над голубем
нерожденным ¬
делимо.

7.03.2006
***
Исход ¬
в непрерывности,
что раздроблена
знаниями Ангелов.

Свет умолкнувшего
от земного
избавляет.

Но в плоских
срезах отражений,
в прикосновении,
мнимости ¬
желания Helene
оцветены.

21.11.2005

***
Скоротечные тропы,
ослабевшие,
парят ¬
когда нет на земле
опоры у жизни
здешней,
обязательной,
а дни матери
уже закончены.

26.01 – 11.08.2005

ССЫЛКИ НА АЛЬМАНАХИ ДООСОВ И МИРАЖИСТОВ
Читайте в цвете на ЛИТСОВЕТЕ!
Пощёчина Общественной Безвкусице 182 Kb Сборник Быль http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=488479
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=496996
ПОЩЁЧИНА ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗВКУСИЦЕ ЛИТЕРАТУРНАЯ СЕНСАЦИЯ из Красноярска! Вышла в свет «ПОЩЁЧИНА ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗВКУСИЦЕ» Сто лет спустя после «Пощёчины общественному вкусу»! Группа «ДООС» и «МИРАЖИСТЫ» под одной обложкой. Константин КЕДРОВ, Николай ЕРЁМИН, Марина САВВИНЫХ, Евгений МАМОНТОВ,Елена КАЦЮБА, Маргарита АЛЬ, Ольга ГУЛЯЕВА. Читайте в библиотеках Москвы, Санкт-Петербурга, Красноярска! Спрашивайте у авторов!
06.09.15 07:07

45-тка ВАМ new
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=580691:
КАЙФ new
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=580520
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=576833
КАЙФ в русском ПЕН центре https://penrus.ru/2020/01/17/literaturnoe-sobytie/
СОЛО на РОЯЛЕ
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=576833
СОЛО НА РОЯЛЕhttp://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=576833
РЕИНКАРНАЦИЯ
Форма: http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=575083
КОЛОБОК-ВАМ
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=573921
Внуки Ра
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=573474
Любящие Ерёмина, ВАМ
Форма: Очерк http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=572148
ТАЙМ-АУТ
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=571826
КРУТНЯК
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=570593
СЕМЕРИНКА -ВАМ
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=569224
АВЕРС и РЕВЕРС
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=567900
ТОЧКИ над Ё
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=567900 http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=565809
ЗЕЛО БОРЗОhttp://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=564307
РОГ ИЗОБИЛИЯ http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=561103
БОМОНД
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=553372
ВНЕ КОНКУРСОВ И КОНКУРЕНЦИЙ
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=549135

КаТаВаСиЯ
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=536480
КАСТРЮЛЯ и ЗВЕЗДА, или АМФОРА НОВОГО СМЫСЛА http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=534005
ЛАУРЕАТЫ ЕРЁМИНСКОЙ ПРЕМИИ http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=531424

ФОРС-МАЖОРhttp://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=527798

СИБИРСКАЯ ССЫЛКАhttp://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=520612

СЧАСТЛИВАЯ СТАРОСТЬhttp://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=520121

АЛЬМАНАХ ЕБЖ “Если Буду Жив”
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=510444

5-й УГОЛ 4-го ИЗМЕРЕНИЯhttp://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=507564

. 2022
СОЗВЕЗДИЕ К+

Автор публикации

не в сети 4 дня

Nikolai ERIOMIN981

80 летДень рождения: 26 Июля 1943Комментарии: 6Публикации: 197Регистрация: 04-05-2022

Поделитесь публикацией в соцсетях:

Автор публикации

Добавить комментарий Отменить ответ